Свидетели истории

В старой бабушкиной шкатулке среди пуговиц и ниток мальчуган нашел монету — большую, тяжелую, из красной меди. И хотя герб на ней наш, советский, и хотя написано «5 копеек», он никогда такой не видел. Сжав в кулаке находку, мальчик побежал к отцу. Тот посмотрел и пожал плечами: «Не знаю, мне и самому такой раньше видеть не приходилось».

В жизни мы мало внимания обращаем на денежную мелочь. Можем легко, на ощупь, только по размерам, определить номинал монеты, но не всегда помним, что на ней изображено, какие есть надписи, когда родилась она и чем отличается от предшественниц. А между тем монеты — это свидетели истории. Они могут рассказать немало увлекательного, напомнить о событиях и делах давно минувших дней.

Давайте же посмотрим на мелочь не глазами покупателя, получившего сдачу, а глазами историка или просто любознательного человека. И для начала зададим себе вопрос, который, может быть, у нас раньше не возникал:

Человек несведущий, немного подумав, ответит: «Такая форма наиболее удобна в обиходе». Что ж, согласимся с этим, но для проверки повторим свой вопрос нумизмату. И может статься, он, в свою очередь, спросит: «А вы уверены, что все они круглые?»

За долгую историю цивилизации в качестве монет люди использовали предметы самых различных форм, изготовленные из самых разных материалов.

На острове Яи (архипелаг Каролины) до сих пор возле хижин местного населения лежит около 7 тысяч каменных дисков. Вытесаны они из известкового шпата и в течение многих столетий служили островитянам в качестве платежных средств. Из употребления эти каменные монеты вышли только в начале нашего века. Впрочем, и сегодня аборигены считают, что для хорошего подарка нет ничего лучше старых денег. Одаренный уже сам решает проблему, что ему делать — оставить каменную монету на старом месте или катить ее к своей хижине. А дело это, между прочим, нелегкое: некоторые монеты в поперечнике превышают три метра!

В трех географических регионах — в Океании, Африке и Америке — долгое время в роли денег выступали экзотические раковины тропических моллюсков. Особой известностью пользовались ракушки улитки нассы. Поскольку стоимость отдельной раковины была крайне малой, их сотнями нанизывали на длинные нити, с которыми, например, аборигены Соломоновых островов ходили на торги.

В Африке долгое время в качестве денежных знаков обращались раковины улитки оливы. Их собирали на одном из островов неподалеку от устья реки Конго. Теперь такого рода монеты и здесь уже не в ходу. А вот экзотические раковины многих моллюсков ципрей до сих пор кое-где еще выполняют роль мелких монет. Один из моллюсков этого рода даже в своем латинском названии содержит слово «монета».

В 1895 году в Уганде вышли в обращение знаки почтовой оплаты, номинал которых выражался в раковинах каури. Филателистический каталог «Липсия» (ГДР) указывает, что 40 каури были равны одному золотому пфеннигу. Введенная в обращение с октября 1972 года разменная монета Гвинейской Народной Революционной Республики также получила название в честь раковин, некогда игравших роль монет, — каури.

Да и не только в экзотических странах раковины выступали в качестве монет. В XII–XIV веках они имели хождение и на Руси. До сих пор в древних кладах археологам попадаются раковины. В разных местах Руси они именовались по-разному: жуковина, жерновка, ужовка и даже змеиная головка.

— Камни, ракушки, — может возразить читатель, — все это не монеты в полном смысле этого слова.

Согласимся с возражением и, чтобы больше не возникало недоразумений, условимся о терминах. Существуют разные определения понятия «монета». Но мы будем считать, что это общегосударственный металлический платежный знак, несущий на себе символы державной принадлежности и обозначение достоинства в денежных единицах страны. Особо важно выделять в монете ее общегосударственную платежную функцию, поскольку существует немало монетовидных платежных знаков, имеющих специальное назначение. Это так называемые жетоны. Например, жетонами в определенный период оплачивался проезд в Московском и Ленинградском метро. В Венгерской Народной Республике в телефоны-автоматы для оплаты разговора опускаются не монеты, а специальные жетоны — тантусы.

Так вот, зная, что такое монета, мы опять же можем сказать, что форма у нее может быть самой различной.

На Руси рубль в древние времена выглядел бруском серебра определенного веса. Русские средневековые денги и копейки — «чешуйки» — имели форму то капли, то тыквенного семечка, то овала.

Русские общегосударственные монеты в 1726 году выпускались в виде так называемых плат. Это были прямоугольные бруски меди, по углам которых чеканились царские гербы, а в середине, в круге, выбивался номинал монеты, дата и место чеканки. Например: «Цена рубль. 1726. Екатеринбург» или «Цена гривна. 1726. Екатеринбург». Размеры плат были весьма внушительными. В среднем у гривны — 6×6 сантиметров, полтины — 10×10, рубля — 19×19.

В Китае долгое время в обращении находились бронзовые деньги овальной формы. В середине таких монет имеется квадратное отверстие. Кстати, такое отверстие служило характерным отличием китайских монет в течение по меньшей мере двух тысячелетий. Дырка давала возможность нанизывать деньги на бамбуковую палочку или шнурок и обходиться без кошелька. Не менее оригинальны по форме китайские монеты второй половины II тысячелетия до нашей эры. Их отливали из бронзы в виде привычных крестьянам предметов рыночного обмена — лопат (мотыг), ножей, колокольчиков. В уделе Чу обращались монеты в виде музыкальных инструментов.

Нумизматы знают, что индийская серебряная рупия одно время выглядела прямоугольной. Шведские серебряные монеты номиналами в 4, 8 и 16 эре имели ромбическую форму.

И сегодня в целом ряде стран выпускаются монеты с отверстием посередине. Это филлеры низших достоинств в Венгрии и су — во Вьетнаме. В Индии чеканится четырехугольная монета достоинством в пять пайсов. Правда, углы у нее закруглены, но бóльшая часть периметра монеты приходится на прямые линии. Для нас такая форма непривычна, а вот для жителей страны с недостаточно развитой грамотностью геометрические формы металлических денег служат хорошим ориентиром. Уже никто, даже не глядя на цифры номинала, не спутает прямосторонние пять пайсов с десятью пайсами, которые имеют форму розетки.

Хотя в европейских странах круглая форма монет преобладает, и здесь встречаются исключения. 50 центов Великобритании имеют форму семиугольника.

И все же ответ человека несведущего, но умудренного опытом был по-своему правильным. Круглая монета, а это проверено практикой, более удобна в быту и обращении. Она не рвет наши кошельки и карманы, не колется, как остроугольная. Сама монета меньше истирается по ребру. Она хорошо работает в различных торговых автоматах и при диаметре, равном сторонам квадрата, требует на изготовление меньше металла.

Писатель В. Гиляровский, описывая чаепитие в трактирах старой Москвы, привел такую сценку: «Садятся трое, распоясываются и заказывают: „Два и три!“ И несет половой за гривенник две пары и три прибора… И вот за этим чаем, в пятиалтынный, вершились дела на десятки и сотни тысяч».

Далеко не каждый, кто сегодня читает эти строки, легко поймет, о чем идет речь. Слова «гривенник» и «пятиалтынный» почти выпали из лексикона современного русского человека, хотя еще совсем недавно они были обычны в повседневной речи и обозначали десяти- и пятнадцатикопеечные монеты.

Кстати, почти в любом языке денежные знаки, помимо официальных названий, имеют и народные прозвища.

Лобанчиками именовали в России иностранные золотые червонцы. Арапчиками звали у нас голландские дукаты, на которых изображался некто в латах, признанный русскими за арапа.

На золотых французских монетах XIV века чеканилась надпись «Франкорум рекс» — «король франков». В народе их стали звать франками. Вполне понятное название. Но удивительнее всего, что и в других странах монеты, достоинством примерно равные французскому франку, тоже стали называться франками. Истории известны франки Албании, Бельгии, Гвинеи, Бурунди, Конго.

В названиях и прозвищах монет — отсветы истории. О многом могут сказать они пытливому исследователю.

Драхма — современная греческая монета — получила название еще в те времена, когда платежным средством служили железные стержни. Шесть штук их, зажатые в ладонь, именовались горстью — драхмой. Лепта, сотая часть драхмы, — самая мелкая разменная монета Греции. «Внести свою лепту». Не правда ли, это русское выражение нам хорошо известно? Только вошло оно в наш язык из греческого. Это достоверный факт.

Луидор — монета, известная всем любителям французских романов. На русский ее название переводится как «золотой Луи». И в самом деле на лицевой стороне монеты изображался портрет короля Людовика XIII.

Соверен — золотая английская монета была названа так в народе тоже из-за портрета монарха — суверена, — изображавшегося на ней. Наполеондор — золотая монета с изображением императора Наполеона.

Не знать истории названий иностранных монет немудрено. А вот все ли мы задумывались над тем, что и советские монеты — да, те самые, которые лежат перед нами на бумажном листе, — носят названия, полученные многие века назад? И потому-то многое из того, к чему мы привыкли и перестали замечать, при внимательном рассмотрении открывает немало интересного.

Возьмем слова «деньги» и «гроши» из нашего лексикона. Каково их происхождение?

«Танка» — так называли свои монеты жители древней Индии. «Танга» или «теньга», говорили кочевники-тюрки, потряхивая серебром. «Денга» — так именовалась в XV веке древнерусская монета. В XVIII веке слово несколько осовременили и стали писать «деньга».

Множественное число слова «деньга» — «деньги» — со временем стало понятием собирательным.

Слово «грош» произошло от латинского «гроссус» — большой. Впервые монету с таким названием отчеканили в XII веке в Генуе, Флоренции, Венеции. Позже название перешло к большим серебряным монетам во Франции, Чехии, Венгрии, Польше. И по сей день в Австрии разменная монета именуется грошем. В России в 1654 году появился медный грош, приравненный к двум копейкам. После реформы 1839–1843 годов грошем стали называть деньгу. Постепенно слово «грóши» стало синонимом слова «деньги», а «гроши» означает крайне малую сумму наличности, заработка и т. д.

У названия «копейка» интересная и долгая история. В XVI веке на Руси чеканились серебряные монеты, на которых изображался всадник, или, как тогда говорили — «ездец». По размерам они были малы — с ноготь мизинца взрослого человека. Коллекционеры их иногда называют «чешуйками». Но в свое время каждая такая чешуйка была монетой и называлась денгой.

В Московском государстве было несколько монетных дворов — в Москве, Пскове, Новгороде, Твери. И монеты выпускались ими непохожими одна на другую. На московских и близких к ним тверских денгах ездец держал в руке саблю. На новгородских и псковских — копье. И называли в народе монеты по-разному. Московку именовали «сабельной» или «мечевой денгой», новгородку — «копейной денгой», «копейкой».

После денежной реформы 1535 года, которая сделала монетную систему государства единой, в России стали чеканить только денгу с изображением всадника на коне с копьем в руках. С тех пор название «копейка» прочно заняло место в нашем словаре.

«Копейка рубль бережет», «без копейки и рубля нет», «копеечная душа» — эти образные выражения прочно вошли в русский язык. Копейка даже сумела уравнять себя в некоторых правах с собирательным словом «деньги». Вспомним такие выражения: «знать цену копейке», «ни копья за душой» и т. д.

Три копейки интересны тем, что народные названия с давних пор преувеличивают их официальное достоинство. Самое старое из таких названий — алтын.

«Алты» — по-тюркски значит «шесть». Общаясь с племенами степняков, русские купцы именовали шесть русских денег словом «алты» — алтыном. После денежной реформы 1535 года новая русская копейка стала весить в два раза тяжелее прежней денги. И выходило, что на три копейки можно было купить товар, стоивший прежде алтын. Так три копейки присвоили себе имя, вдвое превосходившее их номинал.

А вот медная монета 1839 года с вензелем императора Николая I. На ней надпись: «3 копейки серебром».

Именно к этому периоду относится новый псевдоним, который приобрел алтын. Поскольку на монете красовалась надпись «3 копейки серебром», цена нового алтына в копейках старого образца поднялась до 10. И стали в народе алтын именовать гривенным. Сегодня слово уже вышло из употребления, но, читая старые книги, не следует путать «гривенный» с «гривенником». Гривенник — монета серебряная, достоинством в 10 копеек. Гривенный — медная, трехкопеечная. Было даже выражение — «не гривенничай», то есть не скупись, не торгуйся по мелочам. Сравните с выражением «копеечная душа».

С выпуском медных монет, названных официально «серебряными», связано и одно из старых названий двухкопеечника. Поскольку после 1839 года он равнялся семи копейкам прошлых лет, монету стали называть «семичником» или «семишником». Как свидетельствует словарь В. Даля, на Смоленщине эту монету называли «семичка», в Калужской губернии — «семиток», в Пермской — «семак».

А вот пять копеек всегда оставались пятаком, пятачком, пятикопеечником. Пятак чужой славы не искал. Ему своей хватало.

Все монеты от полушки до пятака, а сейчас от копейки до пяти в народе объединены общим названием «медь», «медяки».

Десять копеек поначалу не несли на себе цифрового обозначения. Они впервые появились в обращении в 1701 году с надписью «гривенник». Только в 1797 году на монетах впервые выбили цифру 10. Но название «гривенник» кое-где употребляется и в настоящее время.

Пятнадцать копеек появились в 1764 году и сразу получили в народе наименование «пятиалтынный», то есть содержащий в себе пять трехкопеечников — алтынов. Сейчас в обиходе монету чаще всего называют «пятнашкой».

Двадцать копеек — двугривенный. И монета и наименование вошли в обиход в 1764 году.

Слово «рубль» имеет возраст почтенный и, видимо, старше других, доживших до наших дней названий монет. Оно родилось в XIII веке. До первой половины XV века рубль выглядел как брусок серебра массой около 200 граммов. Другие его названия, такие, как целковый, целковик, употреблялись не менее часто, но они значительно моложе возрастом. В Сибири ходило слово «целкач». На юге России — «карбованец». В старой Москве — «монет, монета». Дело в том, что на рублях одно время была надпись: «Монета рубль».

В «Толковом словаре» В. Даля есть объяснение: «Рубль и тин — одно и то же». Отсюда название — полтина. С XIII века полтина, полтинник — это монета стоимостью в половину рубля. В 1924 году были выпущены в обращение советские монеты с надписью «один полтинник». Цифрового обозначения номинала на них не имелось.

Известны попытки переименования русских денег. Подготавливая денежную реформу 1897 года, министр финансов России С. Витте предлагал ликвидировать рубль. Не без самолюбования он вспоминал: «…я рубль хотел заменить „русью“, даже образцы такой монеты уже были отчеканены». К выбору нового названия министра подтолкнула аналогия: во Франции — франк, в России — русь. Правда, на пробных монетах, подготовленных на утверждение царю, было выбито не «русь», а «рус».

После Великой Октябрьской социалистической революции, когда в Народном комиссариате финансов РСФСР обсуждался вопрос о выпуске твердой советской валюты, также была сделана попытка дать деньгам новые, «революционные» названия. Их было предложено три: федерал, целковый и червонец. Прошло одно — червонец. Но и старичок рубль, проходивший вне конкурса, сохранил свои позиции. Больше того, после реформы 1947 года червонец ушел со сцены, оставив свое место рублю.

У монеты, как и у медали, две плоскости. А названий у них много. С античных времен было принято считать сторону, на которой чеканилось изображение божества или правителя, лицевой. Естественно, сторона, которая несла вспомогательные сведения, получила название оборотной. «Аверс» — лицевая, «реверс» — оборотная. Так, прибегая к латыни, именуют стороны монет и медалей в научных работах.

Русские люди в стародавние времена различали на монетах «копье» и «решку». Копье — лицевая сторона, на которой выбивался ездец. Решка — синоним решета. Так обозначали оборотную сторону копейки. Видимо, надписи на монете, которая и размером и формой походила на ноготь мизинца, малограмотным и неграмотным людям напоминали переплетение нитей, образующих решетку сита. И стали они называть эту сторону решеткой, решетом, решкой.

Со времен Петра I обязательной принадлежностью русских монет стал двуглавый орел. И постепенно в народном сознании он начал ассоциироваться с одной из сторон монеты. «Орел» и «решка» хорошо знакомы каждому из нас с детства.

«Лицевая» и «оборотная» — так именуют стороны монеты авторы работ по советской нумизматике, хотя с бóльшим правом их стоит называть «гербовая» и «лицевая».

Государственный герб Советского Союза является обязательным элементом графического оформления наших монет. Сторона, на которой он помещен, независимо от того, занимает ли изображение все поле или только часть его — гербовая.

На другой плоскости обычно помещаются обозначения номинала, изображения и символы, понятные всем нам. Эта сторона — лицевая.

Кроме двух сторон-плоскостей, у монеты есть образующая поверхность — ребро. На него в целях предохранения денег от подделки и порчи наносятся специальные защитные знаки — гурт. И хотя словарь современного русского языка перед этим словом делает пометку «устарелое», термин продолжает жить и используется во многих трудах по нумизматике.

У большинства советских тиражных монет гурт рубчатый. Исключение составляют некоторые разновидности 1, 2, 3 и 5 копеек 1924 года с гладким ребром. При этом более редки 1 и 2 копейки без гурта и 3 и 5 копеек с гуртом.

На рублях 1921, 1922, 1924 годов, а также на полтинниках 1921–1927 годов гурт выполнен в виде надписей, извещающих о содержании серебра в монетах. Здесь же помещены инициалы начальников смен монетных дворов, производивших чеканку полтинников и рублей.

С 1962 года на тиражных монетах рублевого и пятидесятикопеечного достоинства гурт сообщает их номинал (прописью) и год выпуска. 1 рубль и 50 копеек 1961 года имели гладкое ребро.

На ребре олимпийских рублей выбиты дважды повторенные слова «один рубль». Гуру юбилейного рубля 1970 года выполнен в виде пятиконечных звездочек.

Появление гурта на монетах — мера вынужденная. История знает немало любителей поживиться за счет государства. Они портили монеты, спиливая часть золота с незащищенного ребра. Потому-то состоянию гурта казна всегда придавала важное значение. В «Московских ведомостях» 1760 года писалось: «Учинили определение, чтоб червонцам, у которых не имеется гуртиков, не ходить, но оные сдавать в лом». И сегодня бдительные кассиры бросают взгляд на гурт рублевиков — есть ли на нем охранные знаки.

«Надо же, — говорит человек, заглядывая в свой кошелек, — одна медь осталась и совсем нет серебра».

Фраза понятна каждому, хотя ни серебро, ни медь уже давно в нашей стране не употребляются в массовом монетном производстве. Впрочем, в повседневной жизни нас и не интересует особо, из какого металла сделана монета. В современном обществе она представляет собой лишь знак, обмен которого на товар согласно номиналу гарантирует государство.

Однако так было далеко не всегда. В древности роль платежных средств выполняли драгоценные металлы. Платежеспособность денег зависела от их веса. Чтобы убедиться в отсутствии обмана, люди взвешивали металл, пробовали его на зуб — не олово ли, проверяли, звенит ли серебро?

В наше время не только золото, но и серебро уже не могут обеспечить потребности рынка в разменной монете. Металла на эти цели просто-напросто не хватило бы. Добыча и производство золота и серебра заметно отстают от растущих потребностей общества. Например, в 1972 году в Канаде, Перу, США и Мексике было добыто 7560 тонн серебра. А потребление этого металла промышленностью (без нужд монетного производства) составило около 13 тысяч 140 тонн. Все больше серебра требуют радиоэлектроника, химия, фотография, космонавтика. По оценкам экспертов, к 2000 году его мировое потребление (без монетного дела) может в 2 раза превысить запасы, которыми располагает человечество.

Жизнь серебра, более трех тысячелетий служившего для чеканки металлических денег, подходит к концу. Подобная же участь ждет и чистую медь в государствах, где из нее еще чеканят монету.

Выбрать материал для монетного производства, особенно в таком государстве, как Советский Союз, дело далеко не простое. Металл нужен легкий, износоустойчивый, недорогой в производстве, у него должны быть постоянные химические и механические свойства, привлекательный внешний вид, пластичность, обеспечивающая высокое качество чеканки.

Кроме того, всегда приходится иметь в виду, что деньги из дорогих материалов неизбежно уходят из сферы обращения, вытесняются монетами из менее ценных материалов. Это явление, впервые подмеченное еще Николаем Коперником, позже было сформулировано английским финансистом Т. Грешемом в экономический закон денежного обращения, который известен как закон Коперника — Грешема.

Куда же исчезают монеты из более ценных металлов? Оказывается, они оседают в сейфах богачей в виде сокровищ, остаются у ювелиров как материал для производства украшений. Спекулянты вывозят их в страны, где цены на драгоценные металлы выше, и таким образом зарабатывают на перепродаже. История знает множество случаев такого рода.

В начале 80-х годов правительство Франции приняло решение об изъятии серебряных монет из обращения. Было установлено, что в связи с ростом цен на серебро на мировом рынке спекулянты стали в массовом количестве скупать десятифранковые монеты, а затем перепродавать их не менее чем за 100 франков.

Аналогичное положение сложилось в США с медными центами. Эти монеты вошли в обращение здесь в 1793 году. Монетные дворы производят их до 60 миллионов штук в день. Но центов все равно не хватает. Причину удалось обнаружить. Оказалось, что предприимчивые американцы копят монеты в надежде на то, что цены на красную медь поднимутся. Тогда на каждом центе можно будет что-то заработать. Дело дошло до того, что разменной монеты в стране стало очень мало. В качестве эксперимента один из банков пообещал платить по доллару двадцать пять центов за каждые сто медяков. В короткий срок на этих условиях банк скупил более чем на 10 тысяч долларов одноцентовиков. Один янки привез на продажу целую тачку меди — на 1200 долларов. Что делать: бизнес есть бизнес.

Короче, не так-то просто найти металл, который бы надежно обслуживал денежное обращение, не уходил из него на посторонние цели.

За свою историю человечество перепробовало немало разных материалов. Вначале был «электр» — природный сплав золота и серебра, который добывался в долине реки Пактола, в горах Тмола и Сипила в Малой Азии. Из него изготовлены многие античные монеты. Применялись для чеканки также золото, серебро, медь, бронза, железо, никель, цинк, алюминий, мельхиор. В России с 1828 по 1845 год выпускались платиновые монеты.

Самыми неудачными в этом длинном списке оказались железо и цинк. В музейных собраниях и коллекциях нумизматов можно увидеть отлично сохранившиеся серебряные монеты древних Афин и Древнего Рима. А вот найти железные деньги, выпущенные в Болгарии в 1941 году и сохранившие хороший вид, очень трудно. Монеты проржавели, истерлись, потеряли привлекательность. Так же быстро окисляются и цинковые деньги.

Разменную монету из алюминия в наши дни тиражируют многие страны. В их числе Венгрия, Вьетнам, ГДР, Куба, Польша, Чехословакия. Однако один из первых опытов чеканки алюминиевых денег, предпринятый в Болгарии в 1923 году, кончился неудачно. Произошло это по той причине, что не был учтен уже упоминавшийся нами закон Коперника — Грешема. А случилось вот что. Едва в обращение были пущены алюминиевые монеты достоинством в один и два лева, болгарские ремесленники подсчитали, что изготовленные из них ложки будут стоить дороже монет, истраченных на их производство. Новинка быстро исчезла из обращения, зато на рынке появились алюминиевые ложки. Сейчас болгарский алюминий 1923 года относится к коллекционным редкостям. В наше время монеты тоже нередко исчезают из обращения и перепродаются как ценный металл.

Советские рубли, полтинники, 10, 15, 20-копеечники с 1921 по 1931 год делались из серебра разных проб. С 1931 года по настоящее время эти монеты изготовляются из белого металла — сплава никеля и меди. Монеты достоинством 3 и 5 копеек 1924 года, 1 и 2 копейки 1924–1925 годов — из красной меди. Из нее же были полукопеечные монеты. С 1926 года по настоящее время деньги достоинством от копейки до пяти тиражируются из сплавов типа бронзы.

В собраниях нумизматов и в коллекции Монетного двора можно увидеть монеты, исполненные в алюминии, мельхиоре, сплаве мантуа. Эти деньги в обращении не были. Они являются пробными образцами.

Впрочем, какие бы металлы ни шли на производство мелочи, она сохранила за собой традиционное право делиться на две категории: медь и серебро.

На первом этапе развития монетных систем номинальная нарицательная стоимость денег определялась массой ценного металла, заключенного в монете. Из глубины веков до нас дошло слово «талант». С греческого и латинского оно переводится как «вес». Именно такое название носила в Древней Элладе наибольшая весовая и денежно-счетная единица. Талант не имел монетной формы, он использовался как весовой показатель при исчислении крупных сумм. При мелких покупках в качестве платежных средств употреблялись монеты, части частей таланта. Последний делился на 60 мин, каждая мина — на 100 драхм, драхма — на 6 оболов. Со времен Александра Македонского талант имел вес 25,9 килограмма. Иногда в исторической литературе встречается выражение «его состояние оценивалось в десять талантов». Оно неправильно. В Древней Греции обязательно бы сказали, каких именно талантов — золотых или серебряных. Ведь у одного и того же веса этих металлов стоимость была различной.

Вспомним слово «фунт», которое означает одновременно и меру веса, и денежно-счетную единицу в целом ряде стран. Например, фунтом именуются денежные знаки в Австралии, Великобритании, Гане, Ирландии, Египте, Израиле, Нигерии, Новозеландии, на Кипре и еще во многих других государствах.

В такой же мере в средние века слова «марка» и «гривна» одновременно означали меру веса и название денежно-счетных единиц.

С давних пор государство строго определяет, какое количество монет должно быть изготовлено из слитка металла установленной массы. Эта норма именуется «монетной стопой». Так, из пуда меди (то есть из 16,4 килограмма) в России в одно время дозволялось чеканить разменной монеты на 16 рублей. Легко подсчитать, что кошелек, наполненный пятаками на рублевую сумму, весил один килограмм.

В 1748 году М. В. Ломоносов был удостоен премии в 2000 рублей. Выдали ее ему медью. Чтобы доставить премию домой, потребовалось несколько телег.

Медные платы, о которых мы уже упоминали, изготавливались по норме — десять рублей из пуда металла. Рублевая плата, таким образом, весила свыше 1,6 килограмма, полтина — 800 граммов, полуполтина — 400.

Для советских денег в 1924 году была установлена норма — 50 рублей из пуда меди. На рубль, как говорили, стало приходиться немногим более 320 граммов пятаков.

В наши дни пятикопеечная монета весит 5 граммов. Значит, сто пятаков тянут на полкило. Снижение веса по сравнению с прошлыми временами заметное, однако груз, оттягивающий наши карманы, все еще велик.

Если взять среднее число работавших в нашей стране в 1983 году — 116 миллионов человек — и предположить, что у каждого из них было в карманах в одно и то же время по пять пятаков, то общий вес монет составил бы 2900 тонн.

Только за один день Московское метро перевозит в среднем 7,5 миллиона пассажиров. Если каждый из них опускает в кассовый автомат свои пять копеек, то вес прошедших через кассы монет достигает 37,5 тонны!

Теперь нетрудно понять, почему стремятся снизить вес монет, почему не прекращается поиск новых сплавов, отвечающих самым строгим требованиям производства и обращения.

Кстати, умело подобранные весовые характеристики разменной монеты позволяют считать ее с помощью весов. Так, масса одной копейки равна одному грамму, двух копеек — двум, трех — трем, пяти — пяти. В любом наборе медь суммой в один рубль будет весить сто граммов. Это позволяет также использовать монеты как разновесы при определении массы небольшого количества веществ, например, при составлении фотохимикатов.

Если учесть, что диаметры 1, 2, 3 и 5 копеек равны соответственно 15, 18, 22 и 25 миллиметрам, при отсутствии линейки можно измерить небольшие расстояния с помощью монет. Стоит лишь помнить, что двести пятаков — это килограмм, сорок — один метр.

Говорят: «Без копейки и рубля нет». Это выражение кажется нам настолько очевидным, что мало у кого возникнет сомнение в его точности. Между тем рубль может жить и без копеек. Сам по себе. И это подтверждено историей. В частности, наши советские рубли родились намного раньше советских копеек. Первый бумажный расчетный знак Республики Советов появился в 1919 году, а медную копейку с гербом СССР население увидело лишь пять лет спустя — уже после образования братского союза республик.

Как же люди обходились без копеек, без разменной мелочи? Оказывается, очень просто. Рубль жил и работал самостоятельно, являясь и мерой денежного счета, и средством размена.

В 1922 году никто не удивлялся, если человек доставал из кармана денежную бумагу и просил кассира: «Разменяйте десять миллионов по пять тысяч». Вполне понятно, что все цены того времени назначались только в целых рублях, а посему нужды в копейках не было.

Такая ситуация вытекала из общего положения страны. Дезорганизованную войной сферу обращения заполняла огромная и разнородная масса бумажных денег. К 1 января 1918 года на руках у населения находилось 27 миллиардов 313 миллионов рублей. Это в 17 раз превышало общую сумму денег, имевшихся в стране перед войной — к началу 1914 года.

Цены стремительно росли. Денег все ощутимее не хватало. Роль платежных средств все чаще исполняли самые непохожие по виду и происхождению знаки. Оставались в ходу кредитные и банковские билеты царского образца достоинством от одного до пятисот рублей. Принимались в платежи «думские» деньги Временного правительства. Носили люди в карманах пачки неразрезанных купюр типа почтовых марок большого формата — керенок.

По стране катилась волна обесценивавшейся с каждым днем бумаги. Золотая и серебряная монета из обращения исчезла начисто. Она осела в кубышках и тайниках людей имущих, которые сохраняли ее на черный день. Постепенно исчезали и деньги царского образца крупных достоинств. Кое-кто припрятывал их в надежде, что возвращение монархии сразу сделает владельцев «портретных» купюр богачами.

Наличие крупных денежных сумм у представителей отстраненных от политической власти классов создавало для Советов серьезную опасность. Хозяева старого мира, хорошо зная силу денег, видели в них оружие, более того, хорошо им владели.

Чтобы обезоружить буржуазию экономически, овладеть финансами государства, большевикам пришлось выдержать острую и напряженную борьбу.

Вот три одинаковые темно-коричневые купюры. В тяжеловесной архитектурной композиции, чем-то напоминающей гробницу, помещены надписи, которые сообщают: «Государственный кредитный билет. Один рубль. 1898». Подлинность денежных знаков удостоверяют подписи управляющего Государственным банком И. Шипова и кассиров.

Глядя на серии, опытный коллекционер определит, что одна из купюр сошла с печатного станка еще во времена императора всея Руси Николая II, другая — в 1917 году при Временном правительстве, третья — в первые годы Советской власти и выпущена финансовыми органами РСФСР. Да, именно так. Никаких ошибок нет.

В условиях гражданской войны правительство РСФСР для покрытия государственных расходов вынуждено было продолжать выпуск денег старого, царского образца. И на всех стояла фамилия Шипова. Оставался он управляющим Государственного банка и 25 октября (7 ноября) 1917 года, то есть в день начала Великой Октябрьской социалистической революции.

Новую власть Шипов встретил в штыки. Впрочем, определение это не очень точное. В штыки встретили революцию царские генералы — Корнилов, Алексеев, Деникин, Колчак, Юденич. Шипов избрал иной путь.

Деньги — нерв хозяйства и обороны. Шипов считал, что его положение позволяло парализовать все начинания революции.

Человек умный, математически точный, Шипов обладал опытом не только финансовым, но и политическим. Он быстро ориентировался в обстановке и так же быстро принимал решения.

Временное правительство князя Львова, а за ним Керенского Иван Павлович Шипов принял без колебаний. Царя не стало, но у руля все свои. А свои — это те, в чьих руках капитал, заводы, земля, нефть, уголь, железо…

Сохранить капиталы хозяевам, задушить власть Советов безденежьем — вот путь, который без колебаний избрал Шипов. Средством достижения цели он считал банковский саботаж.

Над Петроградом взвилось красное знамя, и сразу Шипов собрал в банке своих заместителей — товарищей, как их называли в те времена, и членов правления. Им он изложил четкую программу саботажа:

— Мы заблокируем все выплаты — кредиты, зарплату, пенсии. Ни одного рубля из наших сейфов не попадет в руки красных комиссаров. Служащие должны объявить забастовку. Ведь это именно то оружие, которым пользовались сами большевики, не так ли? А чтобы все выглядело для комиссаров законно, к забастовке призовет Банксоюз — профсоюз банковских служащих.

Кто-то услужливо поддакнул управляющему:

— Временное правительство большевики смогли арестовать. Для этого потребовались солдаты и винтовки. Но наладить работу банка без специалистов невозможно.

Образ комиссара-братишки в кожанке с маузером на боку не всегда исторически достоверен. Творцы научного коммунизма, а также те, кто привнес теорию марксизма в рабочее движение, были людьми высокообразованными, творческими, обладали блестящими качествами политиков и организаторов. Многоизвестный киногерой Максим, пришедший с мандатом революции в Госбанк, остался в памяти многих поколений. Но это только киногерой.

В действительности по мандату Военно-революционного комитета важная миссия была поручена Вячеславу Рудольфовичу Менжинскому — комиссару при министерстве финансов, юристу, большевику-подпольщику, имевшему опыт работы во французском банке «Лионский кредит». Именно ему пришлось лицом к лицу встретиться с саботажниками, выстоять и победить.

Кстати, для большевиков сопротивление тех, кто распоряжался деньгами, кто владел казной, неожиданностью не было. «Деньги, бумажки, — предупреждал В. И. Ленин, — все то, что называется теперь деньгами, — эти свидетельства на общественное благосостояние, действуют разлагающим образом и опасны тем, что буржуазия, храня запасы этих бумажек, остается у экономической власти. Чтобы ослабить это явление, мы должны предпринять строжайший учет имеющихся бумажек для полной замены всех старых денег новыми».

Выполнить эти задачи можно было, лишь овладев банковским делом. Между тем чиновники — от управляющего до счетовода — бастовали.

Совет Народных Комиссаров требовал срочно открыть в Петроградской конторе Госбанка текущий счет для Советского правительства.

Чиновники саботировали распоряжение.

— Мы категорически отказываемся выполнять указания вашей власти, — отвечал комиссару Менжинскому Шипов.

— Господин Шипов, — предупреждал Менжинский, — ставлю вас в известность, что прекращение работы мы будем рассматривать как злостный саботаж. И примем решения, которые вытекают из чрезвычайных обстоятельств.

— А кто вам сказал о прекращении работы банков? — недобро усмехаясь, спрашивал управляющий. — Они работают. Но для получения денег нужны законные основания.

— Основания есть. Выдачи на нужды правительства должны производиться по ассигновкам, которые подписывает Председатель Совнаркома Ленин. Вот заверенные образцы подписей для оформления операций. Надеюсь, вам достаточно?

— Конечно, господин комиссар. Для технического оформления выдач с текущего счета таких документов вполне достаточно. Но где ваш счет?

— Его надо открыть.

— Не можем. Государственный банк имеет право открыть счет только в законном порядке. Мы связаны соответствующими предписаниями. А они говорят о том, что сметы и текущие счета на нужды правительства открываются лишь по ассигновкам министерства финансов на основе росписи расходов Государственного бюджета.

Ох, как лукавил, как самозабвенно привирал в ту минуту Иван Павлович Шипов! Уж он-то знал, что русская казна всегда была подручной кормушкой дома Романовых. Являясь первыми помещиками России, обладая огромной земельной собственностью, приносившей миллионы рублей доходов, царь и его родня постоянно запускали руку в казну, минуя «роспись расходов», утвержденную бюджетом на финансирование двора.

Царствующий император распоряжался денежными средствами государства по своему произволу, и никакой Шипов не напоминал ему о законе.

Вот как описывал отношение Николая II к финансовым органам известный деятель царского правительства С. Витте:

«…Ко мне вдруг явился генерал свиты его величества барон Мейндорф и заявил, что он приехал ко мне от государя императора с повелением, чтобы ему была выдана ссуда из Государственного банка в 250 тыс. руб. Я сказал генералу Мейндорфу, что мне высочайшее повеление могут передавать или статс-секретарь его величества, или генерал-адъютант, и так как он ни то и ни другое, а кроме того, дело, которое он мне передает, лично и непосредственно его, Мейндорфа, касается, то я, конечно, никакого высочайшего распоряжения исполнить не могу, доколе не получу от государя приказа.

Через несколько дней я получил от его императорского величества записку о выдаче ссуды. Хотя выдача этой ссуды совершенно не соответствовала уставу Государственного банка, тем не менее ввиду резолюции его величества, конечно, она была немедленно выдана…»

Управляющий банком в то время был Э. Плеске, один из предшественников Шипова. Иван Павлович, человек очень близкий к Витте, не мог не знать такого рода историй и сам не раз в них бывал замешан. Но после революции речь шла о другом. Нажим на параграфы законов свергнутого правительства делался с одной целью: заблокировать выдачу денег Советской власти.

Внешне позиция Шипова, требовавшего соблюдения закона, была неуязвимой. Поскольку СНК РСФСР собственный бюджет не утвердил и росписи доходов и расходов не существовало, то ассигновать средства для открытия счета банк не мог.

— Взрывайте сейфы, — издевательски подсказывал способ действия управляющий. — У вас сила, у вас — динамит. Грабьте, вывозите. Другим образом вам денег не получить.

Кстати, мысль о том, что сейфы можно и нужно взорвать, приходила и некоторые деятелям, считавшимся «революционерами», — эсерам, троцкистам, анархистам. Легко представить, как это было бы использовано врагами Советской власти.

Не показывая раздражения, Менжинский продолжал разговор с управляющим спокойно и веско:

— Вы с кем-то нас путаете, господин Шипов. Взрывать сейфы — это метод грабителей. Законная власть открывает их ключами.

— Не знаю такой власти! — отрезал Шипов.

— Придется узнать. Она всерьез и надолго. И замки у сейфов ей портить незачем. Они еще послужат нам. Что касается денег, то банк их выдаст по закону. Да, да, по тому царскому, на который вы только что ссылались. Вот, читайте…

Менжинский подвинул к управляющему толстый том свода законов Российской империи, раскрытый на нужной странице.

— Ассигнования на чрезвычайные нужды могут открываться сверх установленной росписи расходов бюджета за счет резервных фондов…

— Вы и законы знаете? — усмехнувшись, сказал Шипов. — Только и это вам не поможет.

Банк продолжал саботаж. Положение в хозяйстве усложнялось. У правительства отсутствовали наличные деньги для выплаты зарплаты рабочим, жалованья солдатам, матросам, служащим.

30 октября Совнарком издал декрет об открытии банков. «В случае, если банки не будут открыты и деньги по чекам выдаваться не будут, — предупреждало правительство, — все директора и члены правлений банков будут арестованы».

В соответствии с этим декретом заместитель народного комиссара по министерству финансов Р. Менжинский специальным приказом предупредил чиновников, что в случае продолжения забастовки начальники учреждений будут немедленно арестованы. Подлинник приказа завизировал В. И. Ленин.

Шипов и его сообщники, привыкшие к тому, что заявления с трибун далеко не всегда подкреплялись решительными действиями, просчитались. У революции слово не расходилось с делом.

Поскольку саботаж продолжался, настала пора действовать.

12 ноября в газете «Известия» опубликовано постановление правительства об увольнении И. Шипова — управляющего Государственным банком — без права на пенсию за отказ признать власть Совета Народных Комиссаров. В том же номере сообщалось об увольнении заместителей («товарищей») министра финансов — М. Фридмана, С. Шателена, А. Хрущова, В. Кузьмилского, управляющего Главным казначейством Н. Петина и других высших чиновников — вдохновителей саботажа.

Все уволенные чиновники лишались пенсий и других льгот, в том числе права на казенную квартиру и отсрочку от мобилизации в армию.

Партия нашла замену саботажникам. 15 (28) ноября В. И. Ленин подписал предписание, в котором Военно-Морскому революционному комитету давалось задание предоставить в распоряжение комиссара Государственного банка десять «энергичных товарищей» для выполнения ответственных поручений.

Сейчас, без малого семьдесят лет спустя после бурных событий, особенно заметна та терпеливая настойчивость, с которой партия большевиков вела работу в области финансов. Казалось бы, решения правительства давали возможность для самых крутых мер. Тем не менее делалось все, чтобы сохранить опытных финансовых работников для Советской власти. И это дало полезные результаты.

Среди младшего и среднего персонала банков и министерства финансов нашлось немало честных людей. Некоторые из них были аполитичны, но убедившись, что Советская власть с первых же шагов поддерживает строгий порядок в денежных делах, что она ценит опыт и добросовестность, дали согласие на сотрудничество.

Постепенно удалось наладить и нормализовать очень важную сферу экономики — денежно-финансовое хозяйство. И немало для этого было сделано теми, кто невольно оказался в рядах саботажников.

Разглядывая денежные знаки Советского правительства 1919, 1922, 1923 годов выпуска и сравнивая их с царскими кредитными билетами, невольно обращаешь внимание на одинаковые подписи кассиров.

14 (27) декабря 1917 года ВЦИК РСФСР принял декрет о национализации банков. Этот акт дал немалый выигрыш трудовому народу. Одна лишь ликвидация Дворянского земельного и Крестьянского поземельного банков освободила российское крестьянство от полутора миллиардов рублей задолженности землевладельцам.

Национализация банков подорвала экономическую силу капитала.

В повестку дня встал вопрос о создании собственных денег Советской власти.

Революция, свергнув старую власть, не затронула на первых порах денежного хозяйства России. На рынках покупатели доставали из карманов и портфелей, из-за пазух и голенищ сапог раскидистые купюры с портретами Петра Первого — «пятисотрублевки», Екатерины Второй — сторублевые «катеньки», пятидесятирублевые ассигнации с портретом императора Николая Первого. Были среди них потертые, видавшие виды и не в одних руках побывавшие деньги, но больше все же попадалось новеньких — только что сошедших с печатного станка. И это никого не удивляло. Только с 1 ноября 1917 года по 1 мая 1918-го их было изготовлено и брошено в обращение на сумму в 19 миллионов рублей.

Однако подготовка к выпуску собственных, советских денег уже велась. Инициатором ее стал Владимир Ильич Ленин.

Можно лишь восхищаться той широтой забот, с которыми каждодневно приходилось иметь дело вождю революции, и его энергией.

Вспомним историю. Июль 1918 года — один из наиболее тяжелых месяцев в судьбе молодой Советской власти. Вокруг республики сжималось кольцо фронтов. Белыми взята Самара. В разгаре мятеж частей Чехословацкого корпуса. В руках интервентов Закавказье. То и дело в городах Центральной России вспыхивают белогвардейские мятежи. Колчак наступает с востока. На Северном Кавказе, Дону, Украине собирает силы деникинщина.

Характеризуя обстановку тех дней, В. И. Ленин писал Кларе Цеткин:

«Мы теперь переживаем здесь, может быть, самые трудные недели за всю революцию. Классовая борьба и гражданская война проникли в глубь населения: всюду в деревнях раскол — беднота за нас, кулаки яростно против нас. Антанта купила чехословаков, бушует контрреволюционное восстание, вся буржуазия прилагает все усилия, чтобы нас свергнуть».

Строки, полные горькой правды и драматизма. Но нет в них и ноты отчаяния. Письмо полно спокойствия и уверенности в победе. В приписке В. И. Ленин сообщает: «Мне только что принесли новую государственную печать. Вот отпечаток. Надпись гласит: Российская Социалистическая Федеративная Советская Республика. Пролетарии всех стран, соединяйтесь!»

Один из рабочих дней В. И. Ленина — 12 июля.

С утра он подписывает положение «О Социалистической академии общественных наук» и пишет письмо «К питерским рабочим». Просматривает множество документов.

В 10 часов у Ленина беседа с секретарем комиссии по снятию старых и сооружению новых памятников. Затем он принимает представителей Архангельского губисполкома, занимается военными вопросами.

В тот же день Владимир Ильич председательствует на заседании Совета Народных Комиссаров. Здесь обсуждался целый ряд жизненно важных для молодой республики проблем: о вывозе нефти из Грозного, об ассигновании Академии наук одного миллиона восьмисот тысяч рублей сверх сметы, о ходе расследования убийства германского посла Мирбаха и другие.

На заседании Ленин пишет и передает народному комиссару финансов И. Гуковскому записку. Предыстория ее появления такова.

Наркомату финансов несколько раньше было дано задание подготовить проект денежных знаков, которые по своему внешнему виду отвечали бы новому государственному строю, возникшему в России. Однако дело тянулось и проекта все не было. Оказалось, что у работников наркомата расходились мнения по самым мелким проблемам. Спорили, как назвать советские деньги, какие у них должны быть номиналы, как оформлять знаки графически, какие надписи на них делать.

Это все и заставило Владимира Ильича послать наркомфину записку такого содержания:

«Ряд жалоб, что Вы (Ваш Комиссариат) все еще не дали заданий

1) полный текст

2) надписи на всех языках и т. п.

Насчет рисунка новых денег.

Я уже заказывал это. Ведь это мелочь.

Сделайте или поручите сделать завтра утром».

Но и после этой записки Наркомат финансов медлил. Не могли прийти к мнению, оставлять ли на банкнотах старые тексты или делать новые — советские. Отвечая на этот вопрос, Ленин писал Гуковскому: «Советскую надпись сделайте».

В августе, опять же на заседании Совнаркома, В. И. Ленин послал наркомфину новую записку:

«Дали наконец предварительный текст новых денег?»

На это Гуковский ответил так:

«Сегодня коллегия, обсудив всесторонне вопрос, постановила отложить его решение до получения необходимых справок».

Бюрократическая позиция, занятая Наркоматом финансов, вынудила Владимира Ильича писать записку члену Высшего совета народного хозяйства Ю. Ларину. В ней он указывал на необходимость безотлагательной подготовки проекта новых советских денег. Ларин тоже не проявил достаточной заинтересованности в важном государственном деле. Ссылаясь на «объективные» причины, он писал:

«Ранее конца недели это не может быть сделано. Надо выработать:

1) точный текст всех кредитов,

2) пропорцию ширины и длины,

3) самые размеры».

Записка вызвала возмущенную реакцию Ленина. Он тут же написал Ларину ответ:

«*) Это я три недели тому назад заказал Гуковскому.

**) Дело девятое и смешно даже 1 час над этим думать!!

***) Тоже».

Ответ Ленин дал на самой записке Ларина, дописав свои реплики против списка «трудностей», которые называл член ВСНХ.

Здесь же приписано энергичное ленинское требование: «Нетерпимо мешкать!»

Дело сдвинулось с мертвой точки. Подготовка к выпуску новых денег началась.

Уже 20 августа В. И. Ленин послал телеграмму в Петроград комиссару финансов Северной области А. Потяеву: «Переданные вам… образцы и доклад перешлите немедленно мне с надежнейшей оказией».

1919 год стал годом рождения первых денежных знаков Советской власти. 4 февраля Совнарком после обсуждения финансовых вопросов принял специальное постановление. «Ввиду наблюдаемого недостатка в народном обращении кредитных билетов мелких достоинств, — говорилось в постановлении, — Совет Народных Комиссаров признал необходимым выпустить в обращение денежные знаки 1, 2 и 3-рублевого достоинства упрощенного типа».

Далее следовало разъяснение о том, почему новые денежные знаки названы упрощенными. Дело в том, что они не имели привычного для населения России вида, который долгое время придавался кредитным билетам в стране. Раньше каждый номинал денег имел собственные размеры, на каждом билете печатался номер серии, размещались подписи управляющего Госбанком и кассиров. «Упрощенные» знаки имели один и тот же малый формат — размером со спичечную коробку, и больше походили на крупные почтовые марки, чем на деньги.

Новые расчетные знаки Советского правительства сразу же получили в народе название «совзнаки». Историческое значение их преуменьшить нельзя. Это были первые денежные знаки Советской России. Они несли на себе лозунг «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!». На них изображались основные элементы нового герба Российской Федерации.

Расчетные знаки 1919 года печатались по 25 штук на одном листе. Таким образом, лист рублевок содержал 25 рублей, трехрублевок — 75, пятирублевок — 125 рублей. При желании от любого листа отрезалось необходимое количество знаков и пускалось в оплату покупок. Потому сегодня в коллекциях можно увидеть и отдельные совзнаки «россыпью», и полные их комплекты, отпечатанные на одном листе.

«Если купить на рубль настоящего угля, от него будет больше проку, чем от миллиона генеральских рублей, брошенных в топку».

Эту фразу однажды в разговоре произнес старый инженер, работавший в годы революции на электростанции в Прибалтике. Речь шла о плохом по качеству угле, который завезли на нашу ТЭЦ, и потому главное — презрительно низкую оценку качества топлива — я уловил. А вот «генеральские рубли» оставил без внимания, как деталь второстепенную, прибавленную ради красного словца. Лишь значительно позже я узнал, что опыт сжигания денег в топке электростанции существовал и что именно его имел в виду старый энергетик.

Вот история, которой без малого семьдесят лет. Место действия — Прибалтика. Время — период гражданской войны.

Генерал от инфантерии чувствовал себя на коне. На торжественно белом, парадном. Впервые за долгие годы службы, которая тянулась без блеска и особенных взлетов, к нему в руки сама — легко и охотно — шла великая слава.

Генерал, поскрипывая блестящими сапогами, ходил по кабинету от стола к окну и обратно. Немного ныла поясница, болело и пощелкивало колено — что поделаешь, пятьдесят семь — это возраст почтенный, но сегодня ничто не могло испортить генералу хорошего настроения.

Все началось вроде бы с мелочи. Выходя из машины, чтобы пройти в штаб, генерал понял, что его узнают обыватели. «Это Юденич, — услышал он за спиной мужской голос. — Николай Николаевич. Поверь мне, Лизонька, он обуздает большевиков».

Генерал не стал оборачиваться, он не видел, кто произнес похвалу в его адрес, но на душе стало тепло и приятно: его узнавали, в него верили.

Затем на заседании «Правительства Русской Северо-Западной области», когда он вошел, все вежливо встали. Это тоже было хорошим признаком. Значит, записные болтуны, привыкшие красоваться на ораторских кафедрах, наконец-то поняли, что сила не в словах, она в оружии. Не им, трепачам и пустословам, дано сломить силу большевистской власти, а ему, генералу от инфантерии Юденичу, уготована роль спасителя России. Ему и только ему.

Последней каплей радости того дня стал разговор с начальником снабжения генералом Яновым. Он вошел в кабинет без доклада, весь блестящий, сияющий. Опытным взглядом Юденич определил, что Янов «под мухой». Но что поделаешь — пьян, да умен. Такой хитрой бестии, способной из каждого пустяка делать деньги, не сразу сыщешь.

Янов подкрутил усы и разгладил холеную раздвоенную бородку.

— Вот, Николай Николаевич, — пробасил Янов, — спешу вас порадовать. Вот…

Он раскрыл папку и положил ее на генеральский стол поверх оперативных сводок и карт.

Юденич подошел к столу и взял из папки одну из бумажек. Это была тысячерублевая купюра, новенькая, только что сошедшая со станка. Она остро пахла краской и ломко хрустела в руках.

Генерал видел проект денег, сам утверждал его, но это была уже настоящая банкнота, его собственные деньги.

Вот справа изображен гордый орел, сжимающий распластанную на скале змею. А внизу размашистая, намеренно крупная подпись: «Генерал от инфантерии ЮДЕНИЧ». На оборотной стороне снова орел, на этот раз двуглавый, правда, лишенный корон и регалий. Тем не менее как намек на связь прошлого и его, Юденича, будущего геральдический щит с изображенным на нем Медным всадником — памятником Петру I.

Генерал Юденич хорошо умел считать. Под его командой двадцать шесть пехотных и два кавалерийских полка, а это значит — тысячи штыков, сотни сабель, пулеметов. Кроме того, четыре бронепоезда, шесть самолетов, шесть танков, чего у большевиков не было и в помине.

Генерал умел считать, но не в силах был разобраться и понять социальный смысл военной цифири. Свою силу он исчислял в штыках и саблях, не задумываясь особо над тем, в чьих руках эти штыки и сабли, и готовы ли те, кого он своим приказом бросал в бой, биться за белое дело так, как бьются за дело красное большевики, защищающие Петроград.

Точно так же было и с деньгами. Юдендч знал, что на Стокгольмском монетном дворе по его заказу отпечатано купюр разных достоинств на общую сумму в 1 миллиард 200 миллионов рублей. Тяжелые тюки новой валюты будут доставлены в Петроград, который скоро возьмет его Северо-Западная армия. И тогда кредитки с подписью генерала от инфантерии Юденича станут полноценной всероссийской валютой, деньгами России «единой и неделимой». Но генерал, исчислявший свою финансовую мощь в своих рублях, еще не отдавал себе отчета в том, что его «богатство» — всего лишь красочные, никому не нужные бумажки.

Ни у так называемого «Правительства Русской Северо-Западной области», ни тем более у генерала от инфантерии Юденича не имелось собственных активов. Все, что ели и пили члены «правительства», чем стреляли в революцию подчиненные Юденичу войска, — было приобретено за счет чужих денег, на те подачки, которые они получали от своих западных хозяев. Ведь и армия, и сам Юденич, и его «правительство» полностью принадлежали англичанам, и шефом их был заморский генерал Марш. Именно он решил сделать ставку на монархиста Юденича и подобрал ему соответствующее «правительство».

Вся комедия с образованием новой «Российской власти» даже по тем смутным временам выглядела жалкой и позорной одновременно.

Генерал Марш собрал в английском консульстве в Ревеле большую группу эмигрантов — политиков и военных. Им было предложено сразу же, не оставляя помещения, образовать «северо-западное правительство». Генерал Марш выдал участникам совещания список «членов кабинета», который он сам же заранее составил.

Заметив, что собравшиеся вот-вот начнут спорить из-за несуществующих портфелей, Марш посмотрел на часы и предупредил: «Сейчас восемнадцать двадцать. Если к девятнадцати часам правительство не будет создано, всякая помощь союзников будет немедленно прекращена. Мы вас бросим».

Кто-то из эмигрантов, пытаясь выгадать время, заявил, что неизвестно, как программу правительства воспримет генерал Юденич.

— В таком случае, — грозно предупредил Марш, — у вас будет другой главнокомандующий.

Такова была цена «новому правительству» и самому диктатору — Юденичу.

В обмен на послушание пешкам, которые вдруг ощутили себя фигурами, английские хозяева стали отпускать денежные средства. На завоевание Петрограда. На вооружение. На обмундирование войск. Часть этих средств быстренько осела в карманах «политиков» и генералитета, остальные потратили на армейские нужды.

В условиях отсутствия активов обеспечение валюты «полевого казначейства Северо-Западного фронта» осуществлялось самыми что ни на есть авантюристическими методами. Адмирал Колчак в целях «всемерного содействия успешному завершению борьбы с большевизмом в Петроградском районе» дал указание министру финансов «Омского правительства» перевести Юденичу 260 миллионов рублей золотом. Вообще-то Колчак, прикарманивший народное достояние — золотой запас бывшей Российской империи, позволял себе любые траты без счета и расчета.

Но что такое 260 миллионов рублей золотом, предназначенные для обеспечения 1 миллиарда 200 миллионов рублей? Это две десятых копейки на рубль. Значит, с самого начала рубль генерала от инфантерии недобирал до номинала 99,8 процента стоимости. Но и это не все.

Радея «за успехи Петроградского района», Колчак перевел в Лондонский банк на обеспечение денег Северо-Западного фронта вместо обещанных 260 миллионов рублей всего пять. Пойди они на обеспечение денег Юденича полностью, и цена каждого его рубля равнялась бы четырем тысячным копейки. Следовательно, 25 тысяч рубликов «полевого казначейства Северо-Западного фронта» по золотому содержанию выходили на уровень одного довоенного рубля. Однако даже такого обеспечения у них не было. Золото, переданное Колчаком Англии, осело в подвалах британского имперского банка.

Призрачная надежда фантастического превращения бумаги в деньги связывалась со столь же призрачной надеждой на взятие Петрограда.

Подготавливая успех «последнего и решительного» наступление на город — колыбель революции, Юденич санкционировал образование подпольного «Петроградского правительства». Оно должно было организовать восстание в тылу красных и тем самым обеспечить успех Юденичу на фронте.

Председателем «Петроградского правительства» был утвержден профессор Технологического института кадет А. Быков. На должность министра финансов назначили некоего С. Вебера. Именно ему в случае успеха войск Северо-Западного фронта предстояло превратить генеральские бумажки в «полноценную» валюту.

Центральной фигурой антисоветского заговора был полковник В. Люндеквист — бывший начальник штаба 7-й армии (красной). Зная планы красного командования, он разработал свою тактику, о которой сообщил Юденичу.

В октябре 1919 года войска Северо-Западного фронта начали наступление. И сразу органы ВЧК ощутили активизацию вражеского подполья. О том, что оно имеет широко развитую сеть, чекисты догадывались давно. Теперь пришла пора действовать.

Еще до начала белого наступления чекисты нащупали важную ниточку, ведущую во вражеский стан. Один из военнослужащих Ораниенбаумского воздушного дивизиона сообщил, что начальник дивизиона Б. Берг дает доверенным летчикам задание перелетать фронт и доставлять разведывательные данные войскам Юденича. В числе завербованных Бергом состоял и летчик, сообщивший органам ВЧК о предательстве командира. За изменником установили наблюдение. В результате удалось задержать М. Шидловского, которого Берг собирался переправить к Юденичу.

Изобличенный фактами, Шидловский признался, что является главным агентом разведки белых в Петрограде. В итоге операции удалось раскрыть сеть английской разведки. Чекисты вышли и на «Петроградское правительство». Все члены его были арестованы, в том числе несостоявшийся «градоначальник Петрограда» Люндеквист и министр финансов Вебер.

Красная Армия в ожесточенных боях сдержала натиск белых и сама перешла в наступление. Войска Юденича дрогнули. Целые подразделения сдавались в плен, остальные бежали. В Эстонии их разоружали и интернировали. В один миг диктатор Юденич стал частным лицом в чужом государстве и превратился в эмигранта с прошлым, но без всякого будущего. А бумажки его так и не стали деньгами. Изъятые из владения бывшего «полевого казначейства Северо-Западной армии», они были конфискованы правительством буржуазной Эстонии и отправлены на электростанцию в Нарве. Там огромные тюки распаковали и бросили в топку.

— Плохо горели, проклятые, — вспоминал знакомый энергетик. — Одно мучение. Лучше купить на рубль настоящего угля, чем жечь миллионы генеральских рублей. Возни и хлопот — масса, дыму — много, а тепла и пользы — не очень.

Сегодня в коллекциях некоторых собирателей редкостей рубли «полевого казначейства» занимают видное место. Как-никак немногие уцелели, избежав огня. Но по существу бумажки эти никогда настоящими деньгами не были, более того, не могли ими стать.

Такова сила логики жизни. Такова сила истории.

Второго августа 1918 года в устье Амура проследовала японская эскадра. Несколько транспортов в сопровождении четырех миноносцев подошли к Николаевску-на-Амуре. На берег высадились солдаты в мундирах цвета хаки. Над городом был поднят белый флаг с красным кругом в середине. Армия Страны восходящего солнца вступила на землю советского Дальнего Востока, полная уверенности и больших надежд.

Глава крупной торговли и механических мастерских японец Симада буквально преобразился. Он приказал над своими магазинами вывесить японский флаг. Сам встречал и провожал только офицеров императорской армии. А ведь совсем недавно Симада делал все, чтобы его национальность поменьше бросалась в глаза. Он даже принял православие и русское имя — Петр Николаевич.

Стараясь завоевать симпатии покупателей, Симада обычно внимательно относился к клиентам, выделяя в первую очередь владельцев тугой мошны. Публикой попроще занимались приказчики, среди которых были и русские. Как-никак хозяин — Петр Николаевич! Но главную роль в деле играли японцы. Коренастые, крепкозубые, прекрасно знавшие русский язык, они тем не менее говорили на японский манер, заменяя звук «л» на «р»: «Добро пожаровать, господина. Товара хоросо! Товара много. Бери — не хосю!» И низко кланялись посетителям, прижимая руки к груди.

Польщенный таким вниманием «господина», добытчик пушнины или старатель, сам порой не умевший расписаться, поглядывал на приказчика свысока и уже не задумывался, что тот легко и просто может обвести его вокруг пальца.

В магазинах Симады, любил говорить сам хозяин, «можно достать все, но только за деньги». В кредит здесь не торговали. Об этом извещало специальное объявление:

Для удобства расчетов в золотом исчислении Симада выпустил собственные разменные знаки. Купюры пяти различных достоинств были отпечатаны на мягкой рисовой бумаге за морем, в переплетной мастерской господина Масимото в Токио.

Симада сделал все, чтобы его «валюта» выглядела солидно и респектабельно. На лицевой стороне в овальном медальоне красовался портрет самого Петра Николаевича. Главное место в центре занимало изображение флага Страны восходящего солнца, обрамленного лавровым венком. Внизу помещалась надпись: «Магазин Петра Николаевича Симады в Николаевске-на-Амуре». Внизу обозначение достоинства: «один рубль», «три рубля», «пять рублей»… Чуть правее — дата «1919».

На оборотной стороне знаков отпечатана расписка: «Предъявитель сего талона имеет право получить в магазине П. Н. Симады товары на сумму „один рубль“» (или на другую сумму в зависимости от достоинства бумажки). И подписи. Симада расписался по-русски, размашисто, четко. Рядом — неразборчивая завитушка, поставленная кассиром.

Не обошлось и без курьезов. Наборщик господина Масимото выхватил из кассы-реала не ту литеру и перекрестил Симаду в Николаевича, а слово «кассир» набрал как «кассйр».

Поначалу недоверчивые покупатели не желали брать в размен рисовые бумажки. Таким, держа в руке талон с портретом хозяина, приказчики терпеливо разъясняли:

— Ему все равно как зорото. Рубрь господина Симада крепкий. Это как кинка — зоротой японски монета. Вы нам — зорото. Мы вам тоже зорото.

Остроумные николаевцы вмиг окрестили деньги Симады «рублями Петра Четвертого». Были и другие названия — «пиколайки», «симадки», «рубли Петруши» и даже просто «петрушки». Короче, предприимчивый коммерсант открыл остроумцам простор для устного творчества, причем самый широкий.

В магазинах Симады торговали не только товарами. Здесь «продавали» также самые свежие новости, точнее слухи. Обслуживая клиента, приказчики льстиво улыбались и как бы между прочим доверительно сообщали:

— Ниппонски генерар Оой держит фраг в Урадзио-сутоку. Теперь рубрь господина Симада крепкий, как крейсер «Ивами». Очень крепкий.

В любых вариациях в торговом квартале Симады утверждались два факта: непобедимость японской армии и надежность «рублей Петруши».

— Генерар, Оой, крейсер «Ивами», рубрь господина Симада — все очень крепки. Очень!

Маломальские успехи японских войск, любое их передвижение на Дальнем Востоке разъяснялись быстро и активно:

— Генерар Оой завоевар Хабарофусуку. Рубрь господина Симада стал еще крепче, чем доррар!

Конечно, среди покупателей встречались и такие, что спрашивали любезных приказчиков: «А ваши здесь долго будут?»

И торговцы вежливо отвечали!

— Тепер навсегда. Ваша люди порядок держать не могу. Наши люди держать порядок могу хоросо. Крепко.

Торговля шла. Спрос на товары Симады был высокий. Из-за прилавков магазина в обмен на золото выдавали красивые свертки, а на сдачу рисовые бумажки разменных талонов.

Истины ради надо заметить, что в стране, разорванной на части, наполненной множеством ничего не стоивших денег, талоны Симады были хорошо обеспечены товарами. И это давало торговцу немалые выгоды. Золото, попадавшее в его кассу, уходило в «надежное» место — за море. На всякий случай. Петр Николаевич знал русских чуть лучше, чем его покровители в Токио. Потому он строго придерживался чужой для него мудрости: «Подальше положишь, поближе возьмешь». А бумажки, те, что были отпечатаны в Японии, жалеть не приходилось. Ведь рубли Симады, «крепкие, как японский генерал Оой», вне стен его магазина оставались всего лишь мягкими рисовыми бумажками…

Флаг империи восходящего солнца не долго держался на советской земле. 29 февраля 1920 года в Николаевск-на-Амуре вошли красные партизаны. Двенадцать дней спустя японцы, обещавшие соблюдать нейтралитет, внезапно напали на штаб красного отряда. Завязался жестокий бой, в котором гарнизон майора Исикавы был наголову разгромлен. На помощь своим пришли по Амуру японские корабли. Партизанам пришлось отступить.

Но чашу весов революции уже не могли перевесить ни корабли адмирала Като, ни рисовые рубли торговца Симады. 22 сентября 1922 года над Николаевском-на-Амуре взвился красный флаг. Теперь навсегда!

Гражданская война породила огромную массу разных бумажек, претендовавших на место и название денег. Чего только не встретишь, перебирая кучу привлекательной для коллекционера макулатуры: расписки еврейской общины в Дунаевцах, банкноты Малинского общества взаимного кредита, квитанции Яновского кооперативного кредитного товарищества, гарантийные чеки генерала Шкуро, знаки китайского театра Хау Ю-Утай во Владивостоке… Разные названия, разный цвет и форматы… Как напоминание о прошлом, когда белый флаг с красным кругом посередине пытался утвердиться на земле моего детства — на Дальнем Востоке. Его вывешивали и охраняли солдаты, вооруженные винтовками Арисаки. Его изображения вручал своим покупателям вместе со сдачей любезный Петр Николаевич. Расчет во всем был глубокий и тонкий. Японская оккупация — это надолго. Может быть, навсегда.

Не вышло!

По долинам, по взгорьям вперед шли полки и дивизии Красной Армии. Шли, с боями освобождая Приморье, — последний оплот белой армии и интервенции. В составе отдельной кавалерийской бригады закончил на Тихом океане большой поход мой отец — Александр Александрович.

Он видел, как оставляли советскую землю последние подразделения японской армии, приведенные в нашу страну «крепким» генералом Оой.

Он видел, как с Владивостокского рейда снимались и уходили в морскую даль «крепкие» японские крейсеры.

Не знаю, как для кого, а для меня мягкий рисовый рубль магазина Симады — красноречивый свидетель истории. И урок. Потому теперь лежит «временщик Петрушка» в окружении настоящих денег, на которых изображены РАБОЧИЙ, КРЕСТЬЯНИН, КРАСНОАРМЕЕЦ.

Год тысяча девятьсот девятнадцатый.

Июль.

С раннего утра собрался и толчется народ на Сухаревке. Здесь главный московский рынок, известная на всю страну барахолка. Где все продается, все покупается. Важно денег с собой иметь мешок или товар ходовой, спросом пользующийся.

Кто только не побывает здесь за день! И красноармеец в выцветшей гимнастерке, и приезжий провинциал в линялой рубахе: с мануфактурой в стране не просто — идет война. Здесь встретишь и крестьянина в сапогах, намазанных дегтем, и москвичей — в картузах и шляпах, чинных, деловых, по-столичному важных.

На барахолке — не в магазине. Здесь сразу ничего не продают и не покупают. Сначала продавец оглядывает покупателя, а покупатель изучает товар. Оба думают, примеряются. Потом торгуются упорно и рьяно — один боится продешевить, другому кажется, что он переплачивает.

Вот рабочий в пестрой рубахе, подпоясанной витым шнурком, торгуется с сапожником. Сапоги вроде бы хорошие, но дороговаты. Каждый ведет борьбу за свой рубль напористо и горячо. Наконец ударили по рукам. Покупатель полез за пазуху, вынул деньги. Пачка толстая, бумажки в ней новые, еще краской пахнут. А продавец вдруг отшатнулся и не берет.

— Мы ж договорились! — удивился покупатель.

— Не, хозяин, таких мне не надо, — ответил ему продавец.

— Почему?!

— Фальшивые это деньги, — пояснил продавец и стал свой товар в холстину завертывать. — Право слово, фальшивые.

В глазах покупателя появились растерянность и сомнение.

— Как же так? Мне их в кассе выдали. На заводе…

— А вот так и фальшивые, — терпеливо объяснял сапожник. — Мне третьего дня сват десятку показывал. На ней так прямо и написано: «Деньги для дураков». Это, значит, сперва их большевики с такой надписью выпускать собирались, да потом спохватились. Только поздно. Правда — она на свет вышла.

Рядом с беседующими оказался гражданин в шляпе-котелке. Прислушался, заговорщицки подмигнул сапожнику. Спросил, кивая на рабочего:

— Не верит товарищ? Мы его убедим.

Придвинулся, достал из кармана купюру. Развернул на ладони.

— Читай!

— Мать честная! — И в самом деле бумажка была точно такая, что в кассе мастерской выдавали, но на ней черными буквами начертано: «Деньги для дураков».

— Возьми, если хочешь, — предложил господин в котелке и объяснил: — Дурят вас, мужиков. Теперь ведь всем известно, на кого большевики работают. На германца! Настоящие царские денежки прикарманивают, а народу дают взамен свои, фальшивые. Потом с богатством в Германию умотают, а Россию по ветру пустят…

Трудно сказать, как бы разговор пошел дальше, но приблизились двое.

— ВЧК, — сказал один спокойно и строго. — Предъявите документы, граждане.

Котелок было рванулся в сторону, да его взяли за локоток. Тихо, но очень крепко.

— Спокойно, гражданин. Вам придется пройти с нами.

В отделе, куда доставили задержанного, с ним беседовал молодой комиссар с усталым лицом и покрасневшими от недосыпания глазами.

— Значит, вы, — сказал он, просматривая документы задержанного, — Яичников Степан Арсентьевич. Мещанин.

— Так точно-с.

— И на Сухаревке вы были по делам? Это ваши деньги?

Следователь указал на толстую пачку кредиток, изъятых у задержанного при обыске. Перетянутая красной резинкой, она лежала на столе.

— Так точно-с, мои.

— Сколько тут?

— Ровно тысяча…

— И вам не хватило их, чтобы купить собаку?

— Какую собаку? — деланно удивился Яичников. — И в уме не держал покупать.

— Тогда почему вы решили, что на эти деньги не купишь ее?

Следователь взял в руки пачку десятирублевых купюр, снял с них резинку и вынул из середины одну бумажку.

— Читайте.

Задержанный опустил голову.

— Не хотите? — спросил следователь. — Тогда могу я. Вот: «На эти знаки теперь не купишь и собаки». Остроумно, верно? Подобных купюр в пачке сорок шесть. Это ваше творчество?

— Нет.

— А чье?

— Не знаю.

Запирательство не помогло. Изучая факт за фактом, чекисты доказали, что Яичников не случайно заблуждавшийся обыватель, а тайный агент ОСВАГа.

Была в годы гражданской войны такая контрреволюционная организация — деникинское «Осведомительное агентство». Его специально создали для ведения подрывной пропаганды против Республики Советов и Красной Армии.

Чем только не промышляло агентство! В его типографиях печатали фальшивые номера «Правды», «Известий», «Бедноты». Там же изготавливались подложные издания законов РСФСР, подделывались и распространялись лживые «приказы» по Красной Армии.

По методам и патологическому антисоветизму писаки из ОСВАГа были прямыми предшественниками фашистских пропагандистов. Именно в ОСВАГе решили использовать в контрреволюционных целях денежные знаки РСФСР. На них типографским способом делались дурацкие по смыслу надпечатки вроде: «Теперь на эти знаки ты не купишь и собаки», или «Эти деньги то же, что фальшивые», или «Комиссары набивают свои карманы настоящими деньгами, а народу дают такие, которые нигде не будут приниматься».

Печатную продукцию такого рода переправляли через фронт и темные личности — кто за плату, кто просто из ненависти к Советам — пытались распространять ее в народе.

Господин Яичников был врагом идейным. Поняв, что ему не уйти от ответа, он сбросил маску:

— Все одно, граждане комиссары, вам не удержаться. И деньги ваши — фук! — Яичников дунул на ладонь, будто сдувал с нее что-то. — Нечем вам обеспечивать их силу. Нет у вас золота. Оно в надежных руках.

— Надежные руки — это Колчак? — спросил следователь.

— Так точно, Колчак. Александр Васильевич. Его признали Англия и Америка…

— Добавьте Японию и Чехословакию, — иронически посоветовал следователь.

— Добавлю, — согласился Яичников. — И еще скажу, что у Александра Васильевича золотой запас России. Это сила особая. Вы ее еще узнаете.

Адмирал Колчак, на которого делали главную ставку силы контрреволюции и правительства стран-интервентов, был убежденным монархистом. Его верховную власть признали Деникин, Юденич, Миллер, Дутов и другие белые генералы. Особый вес Колчаку придавало то, что в его руках оказался золотой запас царской России, который был захвачен в кладовых Казанского банка. Общая стоимость ценностей — золота, платины, серебра, ценных бумаг — составляла 651 532 117 рублей 86 копеек.

Под крики о том, что «большевики продают Россию немцам!», Колчак направо и налево разбазаривал народное достояние.

Одним из первых своих декретов Колчак признал все прошлые долги царского и Временного правительств и обязался их выплатить. Сумма задолженности исчислялась в 16 миллиардов рублей.

И как повеселели, как оживились те, кто привык видеть в России объект наживы и грабежа!

Японская газета «Ници-Ници» в ноябре 1918 года писала: «В силу сложившихся обстоятельств Япония должна взыскать как можно скорее все долги, в частности — с России 300 млн. Если Россия не может уплатить сейчас наличными, то Япония должна настоять на каком-либо другом виде расчета».

В Сибирь, на Дальний Восток ринулись хищные первопроходцы бизнеса. Японцы добились права строить железные дороги на Дальнем Востоке, начали переговоры об использовании угля с копей Сахалина, и Черемхова. Центром закабаления Сибири стал штаб японских войск во Владивостоке. Здесь в начале 1919 года состоялось совещание представителей крупнейших токийских фирм. Они обсудили вопрос о создании «Синдиката освоения Сибири». Ни больше ни меньше!

В США в начале 1918 года возникла специальная компания — «Русское отделение военно-промышленного совета». Вот лишь три фамилии учредителей и руководителей этой монополии: Мак-Кормик, Штраус, Диринг. Думается, их достаточно, чтобы понять, какой дух витал в «русском» отделении. Мысли членов правления были заняты одним: как побольше урвать от богатств России.

«Американцы, — писала в то время одна из газет США о своих соотечественниках, — едут в Сибирь не для торговли, не для работы и помощи русскому населению, а для быстрого обогащения и легкой наживы. Пароходы фрахтуются один за другим в Ном и Анадырь. Большей частью это подонки американцев, неудачные дельцы, прогоревшие содержатели притонов, сыщики, пьяницы, старые золотоискатели с прошлым…»

Кто же позволял иностранцам с беззастенчивостью и легкостью грабить Россию? В первую очередь те, кто именовал себя ее «спасителями». Колчак, другие деятели его правительства делали все, чтобы угодить своим зарубежным хозяевам. Угодить любой ценой. За оружие и другие поставки колчаковцы платили странам Антанты золотом, которое выгребали из золотого запаса, попавшего в их руки. В 1919 году Англии было передано 46 тонн золота, Японии — 43, США — 84, Франции — 20 тонн.

Всего колчаковцы за короткий срок правления растратили 184 тонны золота — 11,5 тысячи пудов!

Потоками текли народные денежки в карманы русских промышленников, купцов, финансистов. Колчаковская администрация выдавала им субсидии, компенсировавшие потери, нанесенные революцией. К 1 августа 1919 года на эти цели было истрачено 750 миллионов рублей. Колоссальные суммы получали частные банки. Их капитал быстро рос. Если на 1 января 1919 года он составлял 328 миллионов рублей, то к 10 мая уже подскочил до 552 миллионов. Особенно много перепадало так называемому Русско-азиатскому банку, член правления которого фон Гойер был назначен министром финансов колчаковского правительства.

Как это не похоже на то, что делала в самые трудные для страны годы Советская власть, всеми силами старавшаяся сберечь народное достояние.

Вот лишь некоторые ее шаги в этом направлении.

22 января 1918 года ВЦИК РСФСР принял декрет об аннулировании государственных внутренних и внешних займов царского и Временного правительств.

22 июля были запрещены скупка, сбыт и хранение драгоценных металлов в сыром виде, в слитках, в монете.

2 декабря СНК издал постановление о ликвидации в пределах РСФСР иностранных банков.

12 сентября 1919 года специальным постановлением запрещен вывоз денежных знаков во враждующие государства, в том числе в местности РСФСР, занятые врагом.

Эти меры были направлены на сохранение народного богатства. А вот одна из статей расхода Советской власти.

17 мая 1918 года Председатель СНК РСФСР В. И. Ульянов-Ленин подписал декрет об ассигновании 50 миллионов рублей на оросительные работы в Средней Азии. Декретом предусматривалось орошение Голодной степи Самаркандской области, Уч-Курганской — в Ферганской области, устройство водохранилища на реке Зеравшан.

Колчак — значит, хромой, колченогий. Его детище — Колчакия — было безногим вообще. Оно держалось только на штыке и кнуте. Военное положение «Верховного правителя Российского государства» ухудшалось с той же быстротой, что и финансовое.

Когда в конце лета 1919 года один из членов правительства спросил министра финансов, есть ли основания беспокоиться о возможности финансового банкротства, тот ответил коротко и предельно ясно:

— Беспокоиться не о чем, мы уже обанкротились.

В январе 1920 года Колчак публично признал свою несостоятельность и сложил полномочия «Верховного правителя». Право на власть он передал генералу Деникину, которого Красная Армия била на юге страны. На Дальнем Востоке Колчак назначил главнокомандующим белыми войсками атамана Семенова.

Сделавшись «частным лицом», адмирал-монархист тем не менее продолжал сохранять надежды на будущее. Его личный вагон прицепили к поезду, в котором белые пытались увезти золотой запас России. Для того чтобы придать поезду вид экстерриториальности, украсили его флагами иностранных государств — американским, английским, французским, чешским, японским.

Однако номер не прошел. Когда поезд прибыл на станцию Черемхово, местный ревком потребовал, чтобы к вагону Колчака приставили бойцов рабочей дружины. По прибытии в Иркутск «Верховный правитель» и его премьер-министр были интернированы. Не смогли спасти союзники своего ставленника. Горела земля и под их ногами. Более того, и золото, которое им так хотелось увезти за океан, не попало в их руки — руки врагов революции.

Поезд с двадцатью девятью вагонами золота и семью вагонами серебра железнодорожники загнали в тупик. Рабочие депо все время держали под парами специальный паровоз, который должен был врезаться в эшелон, если белочехи вдруг решили бы вывести его на главный путь.

6 февраля ревком разослал по всей линии Забайкальской железной дороги приказ местным Советам, ревкомам и штабам партизан. В нем писалось: «Ни в коем случае не допустить движения по линии Забайкальской железной дороги на восток от Иркутска поезда с золотым запасом России, кто бы его ни сопровождал. Портить путь, взрывать мосты, туннели, уничтожать средства передвижения, открытым боем вырвать эти ценности из рук шайки грабителей, кто бы они ни были».

1 марта командование Чехословацкого корпуса передало представителям Иркутского военно-революционного комитета «золотой эшелон». В нем находилось 5143 ящика и 1678 мешков с золотом и другими ценностями общей суммой на 409 625 870 рублей 86 копеек.

Обратим внимание — миллионы сумел размотать Колчак, до 86 копеек не добрался.

На эшелоне сделали надпись: «Дорогому Владимиру Ильичу от иркутских трудящихся». И поезд пошел на запад.

С такой же самоотверженностью большевики Дальнего Востока спасли золото, находившееся в кладовых Владивостокского отделения банка. Там хранилось 35,2 тонны (2200 пудов) золота в слитках, самородках и изделиях, 2,5 миллиона золотых рублей в монетах, без малого тонна (60 пудов) платины и другие ценности.

3 марта 1920 года Дальбюро ЦК РКП (б) переправило ценности в Благовещенск, подальше от японцев. Люди мужественные и самоотверженные сумели изъять из хранилищ банка, которые охранялись самураями, 718 ящиков ценностей и вывезли их из города.

Гражданская война в нашей стране окончилась полной победой сил революции. Убрались с советской земли восвояси англичане, американцы, французы, японцы, итальянцы, немцы. Бежали с нее генералы, еще недавно выпускавшие собственные «настоящие» деньги. Не помогло им ни заморское оружие, ни украденное у народа золото. Оружие пришлось сложить, золото, точнее, не промотанную его часть, вернуть подлинным хозяевам.

Таков был финал, который не предвидели, а может, просто боялись предвидеть претенденты на восстановление монархии в нашей стране.

Гражданская война оставила победителям разруху и финансовый кризис. Пришедшее в запустение хозяйство не позволяло обеспечить спрос населения на товары. Недостававшие средства восполнялись чрезвычайно просто: станки, печатавшие деньги, работали без перерыва.

Вполне понятно, что одновременно с ростом бумажно-денежной массы, не имевшей надежного обеспечения, рубль обесценивался не по дням, а по часам. Если первые бумажные деньги Советской власти («совзнаки», как их называли в народе) в 1919 году имели номиналы в 1, 2 и 3 рубля, то уже к 1921 году в обращение были выпущены «Обязательства Российской Социалистической Федеративной Советской Республики» достоинством в 10 миллионов рублей. Появление купюр такого номинала было вызвано прямой необходимостью. Идти с мешком денег на базар было куда неудобнее, чем с одной бумажкой. Чтобы понять обстановку тех лет, надо иметь в виду, что в 1921 году пуд ржаной муки в среднем стоил 140 тысяч рублей, картошки — 20 600 рублей. За проезд от остановки до остановки в московском трамвае надо было заплатить за билет 500 рублей, за проезд двух остановок — 900 рублей. Номер газеты «Правда» продавался, газетчиками всего за каких-то 2500 рублей!

Интересная деталь: дневной денежный оборот Сухаревского рынка в Москве достигал двух миллиардов рублей. Даже в купюрах по 50 и 100 тысяч вес такого количества денег превышал сорок килограммов.

Выступая на IV Конгрессе Коминтерна в 1922 году, Владимир Ильич Ленин говорил: «Я думаю, что можно русский рубль считать знаменитым хотя бы потому, что количество этих рублей превышает квадриллион».

Позже, когда появилась возможность более точного подсчета наличности, отягощавшей сферу денежного обращения Республики Советов, было установлено, что она равнялась 1 994 464 460 000 000 рублям, то есть без малого двум квадриллионам.

Надо ли объяснять, что в условиях того времени роль разменной монеты выполняли рубли, а копейки и всякая другая мелочь исчезли из обращения и о них не вспоминали.

Осенью 1921 года началась подготовка к проведению денежной реформы. Все старые бумажные деньги, допущенные Советским правительством к обращению в республике, обменивались на новые по курсу один к десяти тысячам старых. С 1 января по 1 октября 1922 года огромная и разнородная масса денег — от царских кредиток до совзнаков прошлых лет — из сферы обращения была изъята. Однако всех задач создания устойчивой денежной системы социализма первый этап реформы решить не мог. Чтобы поднять покупательную способность рубля, сделать его устойчивым, надо было восстановить золотое обеспечение денег. Это требовало проведения целого ряда государственных мероприятий.

В октябре 1922 года Совет Народных Комиссаров РСФСР предоставил Государственному банку право выпустить банковские билеты в золотом исчислении. Принятию этого решения предшествовало обсуждение названия новых денег. После обсуждения приняли решение именовать новую валюту червонцем. До революции этим словом в России называли сначала голландские дукаты, которые чеканились из высокопробного червонного золота, потом золотые царские монеты, содержавшие 3,4 грамма металла.

В отличие от совзнаков 1922 года, червонцы выпускались не для покрытия бюджетного дефицита, а в целях стабилизации и регулирования денежного обращения. Поэтому на каждом банковском билете помещалось уведомление, что бумажные червонцы обеспечены «в полном размере золотом, драгоценными металлами, устойчивой иностранной валютой и прочими активами Госбанка». Государство гарантировало их обмен на золото в соотношении 8,60 грамма чистого металла за один бумажный червонец. Это была первая конвертируемая валюта в истории советской денежной системы.

В октябре 1922 года было принято решение о выпуске золотых червонцев в виде монет. Вначале предполагалось выпустить несколько типов, отличных один от другого по рисунку лицевой стороны. Один тип должен был отразить рабочую тематику — мастера у станка, второй — крестьянина на фоне фабричного города. Особый рисунок предполагалось сделать на червонцах, предназначенных для Закавказья. Однако утвержден был всего один тип монеты. На лицевой ее стороне было изображение крестьянина-сеятеля с лукошком на фоне фабричного города. На гербовой — герб РСФСР и лозунг «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!».

Автором проекта монеты стал главный медальер Монетного двора А. Васютинский. Моделью для рисунка лицевой стороны ему послужила скульптура И. Шадра (И. Иванова) «Сеятель».

Кстати, с именем А. Васютинского связано немало достижений в развитии советского медальерного и монетного искусства. Многие работы Васютинского отображают жизнь нашего народа, стали частью его истории. Так, первый значок ГТО был выполнен по модели, которую лепил Васютинский. Ему принадлежит окончательная отработка ордена Ленина. К большому сожалению, специальной справки об этом человеке нет в наших энциклопедиях.

Червонец «Золотой сеятель» стал первой металлической монетой Страны Советов. Сегодня он считается большой нумизматической редкостью.

После образования СССР было решено отчеканить новый тип червонцев с гербовой стороной, отражающей новую геральдику Советского Союза. Но проект этот не осуществили.

У денежной реформы было еще два этапа. Сначала денежные знаки 1922 года, сыгравшие роль промежуточного обменного эквивалента, были заменены на новые. Обмен шел по курсу 100 рублей знаками 1922 года за один рубль 1923 года.

Поскольку население хорошо знало цели и методы ранее проведенной деноминации, оно отнеслось к государственному мероприятию с пониманием. Для удобства пользования новыми деньгами на них помещалась такая надпись: «Один рубль 1923 г. равен одному миллиону рублей дензнаками, изъятыми из обращения, или ста рублям дензнаками 1922 года». Пояснение помогало людям перестроить себя в счете и уйти от некогда привычных «лимонов» и «лимардов» к новым рублям.

Однако быстро справиться с инфляцией, придать бумажным деньгам высокую покупательную способность в условиях нехватки товаров было не так-то просто. Совзнак образца 1923 года, с которым правительство связывало определенные надежды, начал быстро обесцениваться — падать. Например, если в середине февраля 1924 года в обмен за один червонец просили 140 тысяч рублей совзнаками, то к концу первой недели марта эта сумма выросла до полумиллиона рублей.

И вновь со всей остротой в государстве встал вопрос о том, как сделать советские деньги «твердыми».

Деньги — центральное звено в цепи кругообращения товар — деньги — товар. Выбей его, и начинаются в обществе трудности, которые и придумать непросто.

«Куда чаще всего ходят рубли?» — спрашивала народная загадка. И сама же отвечала: «На базар». Поскольку мы изучаем деньги, придется и нам, в который уже раз, пойти на торжище. Благо оно шумное и большое.

Представим 1921 год. Ростов-на-Дону: город — перекресток торных дорог, которые ведут из центра на юг, с юга — в центр. Ни проехать город, ни обойти. В таких удобных местах даже малый базар становится большой ярмаркой. И вот мы в толпе торгующих и покупающих. Денег, которые охотно бы приняли разборчивые торговцы, у нас нет. Зато есть две пачки спичек. Невелик товар, но все же товар. Верно?

Подходим к первому же продавцу, перед которым лежит пестрый ситец старого довоенного производства. Нас это интересует.

— Торгуем? — задаем первый, прощупывающий почву вопрос.

— Торгуем и помениваем, — прибауткой отвечает продавец. — Что угодно?

— Ситчик угодно. Почем?

— По деньгам! — острит продавец. Ростовцы — народ до шутки быстрый, на язык острый и любой предлог могут использовать для подковырки.

— А без денег? Что возьмешь за аршин? (Здесь для тех, кто не помнит, скажем, что аршин — это примерно семьдесят один сантиметр длины.)

— Что возьму? — спросил продавец и чешет за ухом. — Мне фунт гвоздей нужен. Тащи гвозди — меняю баш на баш.

— Но я могу предложить спички…

— Русским языком сказано, за гвоздем приехал.

Как поступать в таких условиях? Точнее, как поступали в те времена люди?

Отвечаем: поступали по-своему. Следили за конъюнктурой, составляли меновые таблички, без которых на базаре и делать было нечего. Сегодня, заглядывая в такие таблички, мы можем представить, что сколько стоило в прямом обмене.

Вот как выглядели обменные эквиваленты ростовского рынка в 1921 году:

1 аршин ситца = 20 фунтам зерна.

(Кстати, скажем, что русский фунт тянул 409 граммов. Английских фунтовых гирек в России не употребляли: было бы себе в убыток. Там, на острове за Ла-Маншем, фунт тянул 453 грамма.)

1 пуд (16 кг) мыла = 13,5 пуда зерна,

1 пачка спичек = 13,5 фунта зерна,

1 ведро крашеное = 60 фунтам зерна,

1 пуд ковочных гвоздей (ухналей) = 27 пудам 7 фунтам зерна.

Теперь каждый может и самостоятельно прикинуть, что поменять на две пачки спичек.

Кто-то может сказать: мало ли какие чудачества проявлялись на «вольном» рынке. Ведь потому он и «вольный», что каждый может свои требования выставлять. Суждение верное, но нужно учитывать, что для рынка торговать на деньги удобнее и проще. Натуральный обмен возникает, когда деньги теряют свою твердость, то есть надежную обеспеченность товарами. По этой самой причине натуральные отношения в стране поддерживало само государство.

В натуральной форме брались сельскохозяйственные налоги. Натурой выдавалась преобладающая часть заработной платы рабочим. Первые государственные займы имели натуральную форму. Так, в мае 1922 года вышел краткосрочный хлебный заем на общую сумму до 10 миллионов (160 тысяч тонн) ржи в зерне. Заем также погашался натурой. В ноябре 1923 года был объявлен государственный краткосрочный сахарный заем на один миллион пудов (16 тысяч тонн) сахара-рафинада.

Деньги родились в глубокой древности, когда людям удалось обнаружить универсальный товар, который обеспечивал посредничество при любом обмене, — золото. И в какой бы форме этот металл ни выступал в обмене — в виде слитков, золотого песка, самородков, — он уже выполнял функцию денег.

Вместе с золотом на рынки за добычей вступили аферисты. Они стали ухудшать драгоценный металл дешевыми добавками. Сколь глубоки корни преступного искусства, можно судить по такому факту. В одном из древних захоронений в Фивах нашли папирус с надписью: «Держи в тайне». Должно быть, это соответствовало принятому в наши дни грифу «Совершенно секретно». Рукопись содержала 101 рецепт фальсификации золота.

В противовес действиям злоумышленников начало развиваться пробирное искусство. О нем уже имели представление и в Древнем Египте, и в Вавилоне, Греции, Риме. В создании способов разоблачения жуликов участвовали самые крупные ученые того времени. Так в историю вошло создание Архимедом гидростатических весов, назначением которых была проверка качества ценных металлов.

Рассказывают, что однажды сиракузский царь (а было это, по крайней мере, 2200 лет назад) обратился к Архимеду с просьбой определить, сделали ли ему заказанную корону из чистого золота или добавили к драгоценному металлу «злой примес». Подумав, Архимед создал специальные весы. Они выглядели как коромысло с равными плечами, к концам которых были приделаны чашки. На одном плече ученый нанес деления и прикрепил скользящий грузик. Качество золота определялось в два приема.

Сначала на одну чашку весов клали испытываемый предмет и уравновешивали его золотыми разновесами. Затем оба груза вместе с чашками погружали в сосуды с водой. По закону физики при равенстве масс больше воды вытеснит предмет с большим объемом. С помощью передвижного грузика Архимед уравнивал чашки и мог сказать, состоял ли испытуемый предмет из чистого золота или нет.

Корона оказалась с брачком — в нее изготовители подмешали изрядную долю серебра.

В 1121 году были созданы гидростатические весы, получившие название «весы мудрости». Они позволяли определять удельный вес металлов с точностью, близкой к современной. Опознание поддельных изделий из драгоценных металлов стало делом несложным. Тогда же и появились в европейских странах клейма, удостоверявшие качество — пробу — золота и серебра.

Важным шагом в развитии денежных систем стало появление монет. Они решали сразу несколько сложных проблем. Во-первых, монеты фиксировали в удобной форме строго определенную массу металла. Во-вторых, как бы давали государственную гарантию качеству металла, содержащегося в монете. В-третьих, незаметно для самого общества и тех, кто монеты изобрел, подготавливали почву для нового посредника в купле-продаже — для денежных знаков, которые поначалу выступили в виде монет из неполноценных металлов, затем — в виде бумажных денег.

Ученые считают, что первые шаги на пути к замене полноценных денег знаками стоимости торговля сделала, начав принимать в платежи стершиеся в обращении монеты. Если бы их платежную способность продолжали проверять на весах, то сразу бы обнаружили, что реальное содержание металла в такой монете не соответствовало ее номиналу. Однако пришло время, когда вес монеты уже перестал волновать и продавца и покупателя, знавших, что главное для них — номинал, обозначенный на диске при чеканке.

Вторым шагом стал выпуск монет из неполноценных металлов, в том числе из удешевленных сплавов серебра. Процесс привыкания населения к такого рода знакам был долгим и часто сопровождался взрывами народного негодования.

Понять такое негодование нетрудно. Люди знали, сколько сил и средств тратило государство на борьбу с теми, кто понижал качество золотых и серебряных монет, с какой жестокостью велась эта борьба на протяжении долгих веков. И вдруг… само государство начинало портить монету…

Любые новшества в области денежного обращения пробивались в жизнь с трудом. Привыкание к обычным для нас вещам требовало от предков долгого времени. В свете этого можно лишь удивляться терпению обычно резкого в своих реформах Петра I. Бороды он начал обрезать одним махом. Не стесняясь, ввел налог для небритых. Но он же, проведя в 1700 году денежную реформу и введя в обращение монеты новых, крупных размеров, еще многие годы сохранял старинную серебряную копейку — «чешуйку», которую сам презрительно именовал «вошью». Народ постепенно привык к новым деньгам. «Чешуйка» умерла как бы сама собой.

Тем не менее когда после смерти Петра I А. Меншиков пытался выпустить в обращение гривенник «новой инвестиции» — 42-й пробы, это вызвало столь сильное возмущение в обществе, что был отдан приказ уничтожить весь тираж монеты. В переплавку сбросили без малого 300 тысяч новеньких монет.

Еще труднее прививались бумажные денежные знаки. Впервые об их введении заговорили в царствование Елизаветы Петровны. Практическую попытку выпуска ассигнаций сделали было при Петре III, но вышли бумажные деньги лишь при Екатерине II.

29 ноября 1768 года императрица подписала манифест. Он должен был объяснить народу, почему власть вместо монет решила предложить бумажки. Сам стиль документа того времени представляет для любителей истории несомненный интерес.

«Удостоверились мы, — гласил манифест, — что тягость медной монеты, одобряющая ее собственную цену, отягощает ее ж и обращение; во-вторых, что долгий перевоз монеты всяким многим неудобностям подвержен…

Итак, с 1 января 1769 года устанавливается здесь, в С.-Петербурге и в Москве, под покровительством нашим два банка для вымена государственных ассигнаций… Сим государственным ассигнациям иметь обращение во всей империи нашей наравне с ходячею монетою… Сверх того, повелеваем, чтоб все частные люди, которые будут впредь чинить денежные платежи в казенные сборы, взносили бы неотменно в числе каждых 500 рублей государственную ассигнацию в 25 рублей».

Как видим, убеждение в полезности бумажных знаков сразу же подкреплялось и мерой принудительной — в казенные платежи вносить и бумажные деньги. Поначалу обмен ассигнаций на медь осуществлялся без ограничений и задержек. Семнадцать лет спустя после введения ассигнаций — в 1786 году — казна перестала обменивать их на монету. И сразу курс бумаг стал падать.

В конце XVIII века серебряный рубль ценился на сорок копеек дороже, чем ассигнационный. Таким образом, за товар, за который надо было отдать 30 серебряных рублей, покупателю приходилось платить ассигнацией в 50 рублей. Значительная потеря на разнице курсов!

Вопрос придания бумажным денежным знакам «твердости», обеспечения их покупательной способности как дамоклов меч висел над любым правительством, которое решало вопрос об эмиссии — выпуске денег. Напечатать красочные бумажки с любыми цифрами — дело для любой типографии несложное. Но вот что будут стоить эти знаки на рынке? Что на них можно будет купить? И возьмут ли их продавцы вообще?

В 1918 году в Астраханской губернии возникла острая необходимость в денежных знаках малых достоинств. Быстро получить требуемое из Москвы не было возможности. И тогда Астраханский Совет принял решение выпустить на время свои собственные разменные деньги. Сказано — сделано. Тираж отпечатали и стали выдавать знаки в зарплату. Но, к удивлению членов Совета, торговцы на рынке отказывались брать незнакомые бумажки, которые им предлагали в обмен на товары.

Тогда в Совете приняли «по-революционному» радикальное решение. Раз не берут — значит, контра затеяла саботаж. И на рынок для убеждения торговцев направили автомобиль с пулеметом.

После грозного требования представителя Совета, обращенного к торгующей части рынка, пулемет нацелился на ряды…

Обеспечение, если верить очевидцам, было весьма грозным, но далеко не таким, которое могло создать бесперебойную торговлю. Кое-что кое-кому на бумажки, выпущенные Советом, продали. Но на другой день базар был пустым.

Выходит, «броневая» подкладка под бумажные деньги не делает их «твердыми». Положение в губернии спасло прибытие денег из Москвы. Неудавшиеся местные бумажки собрали и уничтожили.

Рассматривая боны, рожденные в годы гражданской войны, мы можем заметить, что в виде активов, которыми обеспечивалась платежеспособность знаков, выступали самые разные ценности.

В 1918 году в Семиречье, то есть на территории, занимавшей большую часть нынешней Киргизской ССР, Алма-Атинской и Талды-Курганской областей, часть Джамбулской и Семипалатинской областей Казахской ССР, существовали свои собственные кредитные билеты — Семиреченские энаки. К их обеспечению здесь подошли серьезнее, чем в Астрахани. На купюрах значились подписи комиссара финансов и военного комиссара края. Кроме того, специальная надпись объявляла:

Опий — дорогостоящее лекарственное вещество, которое вырабатывается из специальной культуры мака. Ее издавна выращивали в Семиречье. Чтобы сделать текст более воспринимаемым, художник изобразил на денежных знаках цветки и созревшие коробочки мака.

В том же году эмиссию собственных местных кредиток осуществило Екатеринодарское отделение Государственного банка. Здесь их украсили такой надписью: «Бон обеспечен обязательством Северо-Кавказской Советской республики под поступления табачного акциза».

Скажем прямо, это было довольно слабым обеспечением. Тем не менее весьма оригинальным. Знаки вошли в историю под названием «табачных денег».

Заботились об обеспечении частных денег, выполнявших разменные функции, и мелкие хозяйчики, владельцы магазинов, аптек, ресторанов. Широко известная до революции торговая фирма «Кунст и Альберс», существовавшая на Дальнем Востоке, выпускала чеки с гарантийным текстом такого содержания: «Взамен сего в магазине Т. Д. (то есть „торгового дома“. — А. Щ.) Кунст и Альберс во Владивостоке выдается товаров на сумму 50 копеек» (или рублей, в зависимости от достоинства чека).

Поскольку торговые точки у фирмы были и в других городах, там ходили чеки, заверенные специальным штампом. Например: «Настоящее обязательство действительно до 1 мая 1919 года. Т. Д. Кунст и Альберс в Хабаровске».

Во Владивостоке существовал ресторанчик «Америкэн грил». (Гриль — решетка для жарения мяса над угольями.) Здесь тоже шли в ногу со смутным временем и выпустили свои боны. Они выглядели как простые квитанции без названия, даты и номеров. На одной стороне текст, написанный по-русски, на другой — по-английски. В легендах имелась «небольшая» разница. Если по-русски значилось: «Имеет получить пять рублей», то по английски пояснение было другим: «Это ни на что не годно».

Нередко, как вспоминали очевидцы, именно желание получить диковинную бумажку привлекало иностранцев в этот ресторанчик. Разве не оригинально, как свидетельство пребывания в «дикой» России где-нибудь в Сан-Франциско показать друзьям знак, который ни на что не годен и тем не менее у русских ходит вместо денег?

Твердый советский рубль родился в 1924 году. Метрическим свидетельством о его рождении стало постановление Центрального Исполнительного Комитета и Совета Народных Комиссаров СССР от 5 февраля. Оно предупреждало население, что в целях создания устойчивых денег достоинством менее одного червонца в обращение поступают государственные казначейские билеты достоинством в 1, 3 и 5 рублей.

В марте 1924 года был окончательно завершен переход к устойчивой советской валюте. Совзнаки образца 1923 года выкупили у населения из расчета один рубль новых в казначейских билетах за 50 тысяч старых рублей.

Итог деноминациям, проведенным в ходе денежной реформы, подвести нетрудно. В их ходе возник стабильный советский рубль, равный 50 МИЛЛИАРДАМ рублей периода до 1922 года.

Сбылось предвидение Владимира Ильича Ленина, который говорил, что, если государству удастся стабилизировать рубль, «тогда все эти астрономические цифры — все эти триллионы и квадриллионы — ничто. Тогда мы сможем наше хозяйство поставить на твердую почву и на твердой почве дальше развивать».

Миллионы людей, испытавших на собственном опыте все трудности, вызванные в обществе отсутствием надежно обеспеченных денег и развившимся в результате натуральным обменом, встретили новорожденного с большой радостью. Поэты слагали в его честь оды, писатели писали статьи.

Конечно, все узнали — В. Маяковский. Это подпись под агитплакатом Наркомфина, который доносил до населения весть о рождении новых, надежных денег.

Но у Маяковского есть и более капитальные стихотворения, написанные в связи с событием, — настоящие гимны советским твердым деньгам. Название одного из этих стихотворений агитационное, броское:

Михаил Кольцов, как и подобает фельетонисту, отслужил панихиду по ушедшему с арены совзнаку: «Смерть подкосила тебя, совзнак, вкрадчиво и неожиданно, во дни астрономического расцвета, накануне нового этапа, когда ты собирался даровать жизни новое слово „триллион“.