* * *

Куда бы человек ни смотрел, он обязательно что-нибудь увидит.

На пляже у «Нептуна» я могла бы стать свидетельницей супружеской сцены. Законная супруга в элегантной пляжной хламиде пыталась бить по головам сложенным пляжным зонтом попеременно то супруга, то разлучницу. Поскольку действовать ей приходилось на ограниченном пространстве, окруженной плотным кольцом сопереживающих зевак, её удары каждый раз приходились по какому-то необычайно косматому коротышке восточного вида, который, вместо того чтобы сбежать, принялся вырывать зонт из рук разъяренной дамы. Однако лишь когда к баталии подключилась массивная баба — в её клубничный мусс насыпали песка! — мужу с разлучницей удалось найти спасение в морских волнах, благо оба были в купальных костюмах. Тогда пылающая жаждой мести жена схватила их одежду и скрылась. Очень неплохая месть. Всю эту сцену в тесной толпе любопытных наблюдала Кася, моя знакомая, и потом в подробностях мне описала.

Могла бы я увидеть и мальчика, который на мелководье наткнулся на крупную, давно сдохшую рыбину. Ребенок помчался к родителям и с торжеством положил находку на спину загорающего папочки. Под воздействием осязания и обоняния папочка вскочил как ошпаренный, и на отлетевшей в сторону рыбине поскользнулся пожилой джентльмен, целенаправленно пробегавший трусцой по кромке воды. Джентльмен со всего размаху приземлился на заднюю часть — потом не мог встать без посторонней помощи, а рыбой с радостными возгласами занялась стайка детей. Заинтригованная все усиливающимися криками, долетавшими с другого конца пляжа, я потом узнала подробности от знакомого издательского бухгалтера.

Я могла бы стать свидетельницей отчаянного поединка двух юношей за обладание манерной местной красоткой. Оружием бойцам служил туго надутый, словно каменный, волейбольный мяч. В разгар боя пущенный с огромной силой мяч угодил в желудок пробиравшейся к раздевалке матроне в накинутой на мокрое тело купальной простыне. Простыня слетела, а скрытые под ней прелести ненадолго привлекли внимание окружающих. Об этом происшествии поведала мне Данка, моя давняя сослуживица.

Могла бы я увидеть и то, как симпатичный карапуз осторожно тащил из моря большой целлофановый пакет с морской водой и тремя крупными медузами, и пакет разорвался как раз в тот момент, когда пыхтящий карапуз переносил его над головами усевшегося подкрепиться многочисленного семейства в возрасте от нудя до ста лет. Рассказала мне об этом Агата, дочка моей давней приятельницы Боженки. Агату чрезвычайно интересовало все, связанное с детьми, ибо своих была целая троица.

Все описанное выше я могла бы увидеть собственными глазами, но я была в другом месте и видела совсем другое.

К расследованию я приступила с самого утра. В укромном месте у Дома художника дождалась я момента, когда крупнокалиберный босс покинул свой номер, и вошла в здание. Определив номер его апартамента, я рассказала девушкам из бюро обслуживания сказочку. Оказывается, встретился мне здесь знакомый, фамилию которого я по склеротичности забыла. Он ко мне с открытой душой и «Иоанночка», а я, склеротичка старая, ни имени, ни фамилии человека не помню. Не могу же в ответ на сердечное обращение отделаться официальным сухим «проше пана». А проживает он у них в Доме творчества, сам говорил, в восемнадцатом номере.

Девушки посмеялись и охотно назвали фамилию и имя искомого. Пожалуйста, некий Бертель. Станислав Бертель.

Поскольку эта фамилия ничего мне не говорила, я разыскала сержанта и передала её ему. Полиция располагает возможностями, пусть узнает, у меня таких возможностей нет. А приехал Бертель из Варшавы, это я узнала. После чего, видимо, растеряла остатки разума, так как отправилась на пляж.

Жара наступила страшная, редко на Балтике сталкиваешься с такими тропиками. Переполненный пляж вызвал отвращение, ступить было негде, в море на мелководье сплошь клубились дети. Меня просто отбросило от пляжа при виде этого кошмара, и я решила ехать в Лесничувку, там наверняка пляжи не так забиты.

Когда покидала пляж, мне бросился в глаза высокий бородатый мужчина, мчавшийся по песку, перепрыгивая через тела загорающих. Вот, интересно, промахнется и все-таки на кого-нибудь наступит? Нет, к моему разочарованию, прыгал ловко, никого не придавил, добрался на свободный участок на склоне дюны, надо же, повезло! И плюхнулся на песок рядом с каким-то отдыхающим, который выставил на солнце незагорелую спину, закутав голову и вытянутые вперед руки большим платком. Прыгун уселся чуть не на этот платок, спиной опираясь о выброшенный штормом большой пень. Этот пень я, можно сказать, знала в лицо, часто сидела на нем, когда приезжала сюда ранней весной, тогда на песочке не посидишь.

Вместе со своим имуществом я оказалась рядом, чуть повыше по склону дюны. Имущества была пропасть: уже наполовину надутый матрас — страшно тяжелый и неудобный, вечно выскальзывал из-под мышки, — снятое с себя платье и тяжеленная сумка. В ней, кроме обычного пляжного барахла, был ещё термос с чаем, книга и черт знает что еще. Сандалии я несла отдельно, и ничего удивительного, что уронила-таки их. Одна сандалия воспользовалась случаем и покатилась вниз по склону. Слава Богу, далеко не укатилась, застряла, зацепившись за упомянутый пень. Пришлось спускаться за ней.

Наклонившись над пнем, я явственно расслышала обрывки разговора бородатого и лежащего. Шепотом общаться они никак не могли, учитывая царящий на пляже шум. Еще бы, по одну сторону от них играли в мяч, по другую разрывался магнитофон, а все покрывал оглушительный детский визг. Опять же, шептаться они не решились — общались, делая вид, что незнакомы. Бородач внимательно глядел в море, тот, под платком, вообще не шевелился, загорал себе. О том, что они разговаривали, можно было узнать, лишь вплотную приблизившись к ним.

— ..а если выживет? — поинтересовался бородач. Из-под платка послышался ответ:

— Сдохнет от нанесенных травм. А теперь отваливай.

Бородач послушно встал и побежал дальше, все так же перепрыгивая через тела пляжующихся. Меня, похоже, не заметил, даже не глянул в мою сторону, ну да я старалась не привлекать к себе внимания. Осторожно прихватив сандалию, я не торопясь поднялась на самый верх дюны и только там обернулась. Бородатого уже не было видно, а лежащий сидел, вытирая лицо платком, так что разглядеть его не было возможности. Видимо, платок играл немаловажную роль.

Злая как сто чертей, все ещё мечтающая окунуться в прохладное море в недалекой Лесничувке, я тем не менее села не в машину, а на скамейку недалеко от стоянки. Мне просто жизненно необходимо было понять, что же такое меня беспокоило из только вот происшедшего. Закрыв глаза, чтобы не отвлекаться ничем, я принялась фрагмент за фрагментом вспоминать сцену на пляже.

Понадобилось несколько минут, чтобы понять, что же показалось мне странным. Бородач мчался по песку, перепрыгивая через тела лежащих... Мчался, мчался... И перепрыгивал.., и делал это с легкостью восемнадцатилетнего юноши, можно сказать, юность мчалась и прыгала вместе с ним. И когда приблизился, когда я смогла увидеть его лицо, оказалось, человеку не меньше сорока. Тоже не старость, но ведь и юным его не назовешь! Вот этот контраст и не давал мне покоя. Поняв, в чем дело, я открыла глаза и подняла голову.

По тропинке, ведущей через дюны к стоянке, шел тот человек, с которым разговаривал бородатый. Теперь на этом человеке были брюки и рубашка, а также темные очки на лице, но я его сразу узнала. Узнала по платку, который мужчина нес в руке, ибо размеры не позволяли затолкать его в карман. Платок я опознала по расцветке. Колористика всегда была моей сильной стороной, можно сказать, моим специфическим хобби, цвета я распознавала безошибочно вплоть до малейших оттенков и сразу запоминала. Видимо, ещё там, на пляже, не отдавая себе отчета в этом, подсознательно отметила очень приятную расцветку платка: по бежевому полю деликатные, ненавязчивые акценты цвета киновари. Платок разительно выделялся на общем пляжном фоне с его кричащими расцветками, безвкусной пестротой: агрессивными красными полыханиями или ядовитой зеленью, ненормальной желтизной и убийственно мертвенными синими или фиолетовыми тонами, от которых просто болели зубы. Спокойная и вместе с тем эффектная раскраска платка изливала бальзам на душу.

Вот я и опознала этого типа, невзирая на очки. Они помогли ему как мертвому припарки.

Долго ещё сидела я на лавочке, оцепенев от ужаса. Под платком скрывался, оказывается, холерный Болеков босс, личность которого я установила сегодня утром, и, значит, разговор они вели о Болеке. Ну конечно же, тощий, бородатый... А я собственными ушами слышала, что кто-то сдохнет от полученных травм.

И выходит, тот, кто сдохнет от нанесенного его здоровью ущерба, — Болек!

Загрузка...