Провернув операцию с переселением, Яцек мог приступить непосредственно к делу. И приступил.
— Значит, так, думай, — сказал он Болеку. — Есть такая улица, Ананасовая...
— Есть, — с готовностью признал Болек, чрезвычайно довольный переездом. Сняв гипс, он с наслаждением растирал освобожденную ногу.
— И на этой улице строится вилла, — продолжал Яцек. — Большая, недоконченная, но часть её уже полностью отделана.
— Точно! — подтвердил Болек. — А остальное так и стоит недостроенное.
— Так и стоит.
— А в целом вилла предназначена для размещения крупной фирмы и жилых апартаментов владельца.
— Все правильно.
— И что с ней сейчас делается?
— А ничего. Или много, это как посмотреть.
— Говори толком, терпение мое кончается!
— Если хочешь, можешь дать мне по морде, — благодушно предложил Болек, видимо рассматривая это как справедливую компенсацию за счастье покинуть больницу и снять гипс. Нет, я ошиблась, ибо Болек пояснил далее:
— Пусть это будет рука судьбы, таких кретинов учить надо. Ведь я, как последний дурак, один там вкалывал, всю проводку им сделал, всю электронику, а там этого прорва. И ещё удивлялся: как же так, отделку конторы завершили, а апартаменты оставили недостроенными? Нет, потом я понял, что владелец и инвестор в одном лице получает денежки именно за простой, а не существующее официально здание использует в своих интересах эта обезьяна.
— Назови обезьяну!
— Там я его только в лицо знал, фамилию уже тут установил. И то не я, а пани Иоанна. Таинственным боссом, который устроил себе притон в той вилле, является некий Станислав Бертель. Близко я с ним не знаком, ничего больше о нем не знаю. Подчиненные боятся его как огня.
— Вот именно! — в ярости выдохнул Яцек и опять разложил на столе чертеж Гавела. — Это тебе что-нибудь говорит?
Болек взял чертеж в руки и стал со вниманием рассматривать, а майор с сержантом, сидя рядком на постели, со вниманием рассматривали Болека.
— Все сходится, — после непродолжительного молчания сказал Болек. — Вот это уже готовая часть дома, его контора, а вот здесь ещё ласточки могут вить гнезда.
Яцек пояснил присутствующим:
— Отец любил всякие ребусы и загадки, вот и здесь в такой форме изобразил постройку, наверняка она является важным невралгическим пунктом всей аферы, без крайней нужды отец бы не стал заниматься графикой. Там есть какой-нибудь сейф или что-нибудь в этом роде?
— Есть, конечно, я сам его и устанавливал, напичкал электроникой.
— А ты что, разбираешься в этом?
— Еще бы не разбираться, ведь я же электронщик. Люблю свою работу. И вечно выдумываю всякие такие интересные дополнительные штучки.
Они замолчали, я же очень нехорошо подумала о себе. Ведь эту записку Гавела, вернее, чертеж, перерисовав, я давно таскала в сумочке, и надо же, даже в голову не пришло, что это неумело начертанный план какого-то здания. Идиотка безмозглая! И в дорожных знаках тоже разбираюсь, могла бы и улицу вычислить. Ну да ладно, Яцек своего отца лучше меня знал...
Майор взял мою копию записки и принялся её изучать.
— Так вот, значит, это место, — бормотал он. Яцек уверенно перебил:
— Вот к каким выводам я пришел. Четверо негодяев, а возможно и пятеро, надумали отмочить номер с крупной партией русских алмазов. Вместо того чтобы делить прибыль на сорок частей, решили разделить только между собой. Дельце поручили провернуть типу с Ананасовой. Болек видел типа, выходит, Бертеля. А коррумпированная мафия на всякий случай отправила сюда Вежховицкого, штатного посредника, не исключено, он же и привез сюда сокровища. И сдается мне, Бертель решил самолично денежки прикарманить, имитируя пропажу сокровищ.
— И прибавьте к этому ещё одно звено, — вмешался майор. — Курьера он выбрал не случайно...
— Кто выбрал? — не понял Яцек.
— Вежховицкий. Вот его.
И майор мотнул головой в сторону Болека.
Теперь Болек не понял.
— Этот ваш Северин меня выбрал? Да я же его не знаю! И он меня тоже не знал.
— Неважно, вас знали другие. Сколько вы времени корпели над электроникой? Три года?
— Три с половиной. Почти четыре.
— И за это время вы успели прослыть как замечательный мастер и на редкость трудолюбивый недоумок, уж вы простите меня за солдатскую прямоту. Не скажу, что приобрели европейскую известность, но прославились в наших масштабах, факт. Вот один прохиндей и передает вас другому как талантливого мастера и законченного идиота. Такого, что работу сделает на совесть, а платить ему не обязательно. Неужели вы до сих пор ни разу не задумались, как получается, что при вашей постоянной занятости и таком количестве заказов вы сидите без денег?
— Я думал — мне просто не везло, — жалобно ответил несколько ошарашенный таким натиском Болек.
— А вот негодяям и мошенникам почему-то везет, — поучающе закончил майор. — Вас же передавали с рук на руки хорошим знакомым по принципу «услуга за услугу».
На Болека жалко было смотреть. За одну секунду на его лице сменились все цвета радуги. Бедный парень лихорадочно искал аргументы, оправдывающие его. И нашел.
— Так ведь я же не закончил! — возмущенно крикнул он.
— Что с того? Остались такие мелочи, о которых смешно говорить. Их закончит любой неуч, за десятую часть платы. И ещё похвалят вас — отлично сделана работа, все подведено, куда надо, только подключить осталось. Да, надо признаться, такие лопоухие в наше время нечасто встречаются.
Яцек, сержант и я с интересом наблюдали за Болеком — сколько правды о себе он в состоянии вынести? Майор не знал жалости, за что лично я была ему глубоко признательна. Должен же кто-то доходчиво объяснить парню настоящую причину его «невезения», для его же пользы! Так ему и надо! Когда я сама пыталась растолковать Болеку причины его постоянных неудач, он только нетерпеливо отмахивался. Я же давно чувствовала что-то подозрительное в этой череде, в этой длинной цепи вечной невезухи, да только не располагала такими сведениями, какие мы получили сейчас.
Болек встал, вышел на середину комнаты и сделал несколько приседаний на одной ноге, после чего пощупал обе и пожаловался:
— Опять забыл, которая у меня сломана. Мы молчали и только улыбались. Надо дать парню время переварить отеческий, но все равно неприятный, выговор майора. Даже прямолинейный и суровый Яцек тактично не нагнетал. Я решила сменить тему, направить разговор в другое русло.
— Ну, хорошо, — обратилась я к майору, — а зачем им это вообще понадобилось?
— Что понадобилось? — не понял майор.
— Ну, этот трудолюбивый недоумок. Тьфу! Прикусила язык, да словечко вылетело, вот так сменила тему! Ну да слово не воробей, надо брести дальше. И я пояснила:
— Зачем им чужой, своих исполнителей, что ли, не хватает?
— В том-то и дело, им нужен был посторонний, случайный человек. Постоянный, опытный курьер разбирается в ситуации, его на мякине не проведешь, сразу почувствует — все эти нетипичные требования опасны, что-то тут не так. А такой новенький, неопытный — просто находка. Он всему вериг, никаких неудобных вопросов не задает. Думаю, Вежховицкий разгадал планы Бертеля, знал о наличии второго медведя и был начеку, не спускал с него глаз.
— Вот почему так разъярился, когда кокетливая Выдра выхватила медведя и выскочила с ним из «Альбатроса»!
— Вот именно! Ведь ему надо было притворяться, что он ни о чем не знает, ни о чем не догадывается, и к медведю не приближаться, чтобы у Бертеля не возникло подозрений. Бертель не знал, что Вежховицкий знает, чувствовал себя уверенно и не остерегался его.
Сержант вполголоса заметил:
— Кажется, парень малость оклемался. Я решила дать Болеку ещё немного времени и обратилась к майору с бестактным вопросом:
— Откуда вы все это знаете, пан майор? Майор, напротив, проявил тактичность и вежливость, не стал крутить пальцем у виска, как ему хотелось, а лишь вздохнул и напомнил:
— Видимо, вы забыли, пани Иоанна, кто я по специальности. И что работаю в этой области уже двадцать лет. И что в мои обязанности входит не только знать как можно больше о всевозможных преступлениях и махинациях, но и о людях. Я и в самом деле знаю много. Уже завтра мы можем посадить всех этих так называемых бизнесменов с их помощниками, всех скоррумпированных высокопоставленных чиновников. На основе неопровержимых доказательств. Да и не только их. Не будем говорить о принявших грандиозные размеры кражах автомобилей. А вот приходилось ли вам слышать о больнице, весь персонал которой до последнего человека работает на то, чтобы все их пациенты отправлялись на кладбище?
— Приходилось, — ответила я не очень уверенно. — Вроде бы в городе Радоме...
— Ладно, одна больница весны не делает. Возможно это исключение, подтверждающее правило. Мне известно, что тем не менее почти везде находятся люди порядочные и честные. К сожалению, они немного могут сделать. В нашем ведомстве тоже. Сил у нас мало, но вот такой силой являются наши знания, мы их собираем по крупице. Сохраняем и доказательства, не даем их уничтожать. И на пана Роневского заведена документация, много её накопилось, знаем, что он не преступник, но вот его партнеры — совсем другое дело. А вы, пан Яцек, с ними тесно связаны. Ну как же мне не знать о них? Разумеется, не все и не сразу доходит до нас, но постепенно первоначальное неясное ещё подозрение обрастает дополнительными доказательствами и подозрение сменяется уверенностью. Пример — эта история с алмазами. О них мы давно знали, но далеко не все, а идея о мошенничестве в самой сердцевине скоррумпированной клики никому из нас и в голову бы не пришла. Вот эта записка, — майор постучал пальцем по лежащей на столе копии записки Гавела, — для нас важное доказательство, и мне бы хотелось сохранить её.
— Пожалуйста, берите.
— И ради Бога, не заставляйте меня больше произносить такие речи, надеюсь, до вас дошло, а в случае чего — откажусь от каждого слова!
В признании майора Болек, видимо, услышал что-то родственное и, сделав ещё несколько приседаний, совсем успокоился.
— Ладно, согласен, я полный кретин. Выходит, не Бертель их напустил на меня, а этот ваш Вежховицкий?
— Все так. И тут нам весьма пригодились излияния приятельницы пани Иоанны, этой, как её, Беаты Помет...
Я поправила:
— Только не Помет, пан майор! Кретинка не любит своей фамилии и называет себя не иначе, как «доктор Пометская». За Помета обидится на вас...
Майор не возражал.
— Как ей угодно, пусть Пометская. Так легкомысленно выболтать пани всю подноготную о своих взаимоотношениях с Вежховицким! При нормальном следствии мы бы немедленно составили официальный протокол с её показаниями, прослушали бы женщину официально и поприжали Вежховицкого...
— В нормальном следствии фиг бы она вам сказала, — фыркнула я. — Никакого протокола бы не получилось!
— Левковский звонил, — перебил нашу ссору сержант. — На долларах выявлены отпечатки пальцев.
— Ну вот, пожалуйста! — совсем расстроился майор. — Будь у нас коррупция подсудной — доказательство первый сорт, достаточное основание для ареста. Атак мы можем этими отпечатками.., можем их в сортире на гвоздик повесить...
— Минутку! — вдруг сказал Яцек. — Я вот все думаю, хотя вы мне здорово мешаете. И у меня получается — не было никакого получателя. Я имею в виду — на море не было, и твое гениальное изобретение, — обратился он к Болеку, — где-то до сих пор в волнах плещется. А получатель, возможно их постоянный партнер, должен был дожидаться на немецкой границе. Посредник, идеальный дебил, — опять кивок в сторону Болека, — не имел права добраться до него. Отсюда и задуманная катастрофа, дебил должен потерять и товар, и жизнь, что же поделать, несчастный случай, такое бывает, тут уж никто из них не виноват. И вот этот гениально задуманный план лопнул, как мыльный пузырь! Из-за непредвиденной малости — курьер сломал ножку и уже никуда не поедет. Мне кажется, тебе надо все-таки натянуть гипс, мало ли чего... А хочешь, я тебе раздобуду инвалидную коляску? Очень впечатляет. Хочешь?
— Не хочу! — твердо заявил Болек.
— Дело твое. Потом же появился второй медведь, набитый чем надо, каждый дурак поймет, в чем дело. Вопрос: опознал ли Вежховицкий того, кто сбежал с мешком, вылетевшим из медведя? Думаю, от этого будет зависеть дальнейшее развитие событий.
Я и сама уже интенсивно размышляла над этой проблемой, но мне сильно мешали думать остальные, то и дело сбивая мысли. И все-таки вспомнились мне слова пана Януша.
— Воломинская мафия? — ненавязчиво поинтересовалась я.
Майор сначала кивнул головой утвердительно, потом покачал ею отрицательно.
— Только в определенной степени. Когда я ехал сюда, о Бертеле знал совсем немного, только теперь оценил его по заслугам. Этот человек держит в руках обе стороны, верх и низ, в том числе, разумеется, и воломиискую мафию. Именно у них или с их помощью выискивает исполнителей. Но окончательно в этом я уверюсь лишь после визита на Ананасовую.. — В таком случае там его должны застукать ваши люди, а не Болек, — укоризненно заметила я. Майор опять разозлился.
— А с какой стати мне гонять своих людей по незаконченным строительным объектам, если у меня нет необходимых данных?
Очень ему досаждали любители, сразу видно. И наверное, для успокоения нервов профессионал обратился к профессионалу:
— Янек, кто у тебя вырвал мешок? Бертель?
— Мне показалось — он, — подтвердил сержант догадку майора. — Собственной персоной.
Майор по своему обыкновению принялся рассуждать вслух:
— Одно не укладывается у меня в голове: как он мог допустить, чтобы медведя вынесли из дому? Понимаю, выпотрошить панду он не имел возможности, Вежховицкий не спускал с него глаз, но позволить сокровищу улетучиться... Вы считаете, пани Иоанна, та женщина...
— А кто же еще? Подождите до утра, пан майор, и я все узнаю. Частным образом, в дружеской беседе. Думаю, Выдра расскажет, в конце концов, у нас ещё не запрещается бегать с игрушечными медведями, статья ей не грозит.
— Какая статья! Ей премия полагается! Наверное, оба, и Вежховицкий и Бертель, пытались незаметно прихватить медведя, не привлекая к себе внимания. Дипломатично.
— Вот и вышла им боком эта дипломатия, — неожиданно обрадовался Болек. — Жаль, что меня там не было.
Майор не отреагировал на эмоции, не дал себя сбить с темы, последовательно раскручивая нить рассуждений:
— Теперь в их муравейник воткнули палку, они обязательно закрутятся, занервничают, а это вода на нашу мельницу. Вот так, дорогие мои. А у меня нет людей, работать приходится, по всему видно, исключительно с помощью общественности, втайне от собственного ведомства. Увы! В нормальных условиях я окружил бы сейчас их такой стеной — муха не пролетит!
Присутствующая общественность явно была тронута безграничной тоской, прозвучавшей в голосе профессионала. Несчастный человек, столько мог бы сделать, а у него связаны руки! Как ему помочь?
Болек первый откликнулся.
— Пойду сбрею бороду! — пылко воскликнул он.
— И что? Подарите её мне? — не понял майор.
— Да нет же! Без бороды они меня не признают, и я смогу проследить за ними.
Неплохая мысль, я согласилась с парнем.
— Правильно, они привыкли видеть тебя с бородкой, а теперь ещё и непременно на костылях, без бороды и костылей нипочем тебя не признают. Только надо будет потом бороду опять приклеить, когда будешь показываться на людях. У меня как раз есть подходящий клей, для приклеивания искусственных ресниц. Мне-то он ни к чему, захватила по ошибке, а теперь вот пригодится. Раз ресницы приклеивает, думаю, и бороду возьмет. Правда, немного его, быстро измажешь.
— Нет проблем, — вмешался Яцек, — раздобуду новый.
Майор растерянно как-то оглядел нас и поинтересовался:
— Случайно зеркальца ни у кого не найдется? У меня такое ощущение, что я прямо на глазах седею.
— Если и так, пан майор, это не бросается в глаза, — вежливо успокоил его младший по званию.
Все-таки ограниченный народ эти специалисты! Что с того, если наше производственное совещание Проходило не так, как это принято в некоторых серьезных ведомствах? Зато продуктивно и с толком. А он, видите ли, истосковался по своему аппарату.
— Уже полчетвертого, — заявил вдруг майор, наверное не выдержав больше. — Предлагаю отдохнуть. Янек, а ты останься, — это сержанту.
— Холера! — вырвалось у Яцека, и он взглянул на меня.
— Да ладно уж, — нетерпеливо отозвалась я, моментально поняв, в чем дело. — Я с ней поговорю, ведь она же не кретинка...