Свистопляска

* * *

Зигмусь весь изнервничался в ожидании меня, не мог стоять на месте и в самом деле, притопывая от нетерпения, бегал вокруг моей машины.

Первым делом он, по своему обыкновению, попытался схватить меня в объятия, но руки у него дрожали, он зацепился чемоданчиком за уличную урну, и мне удалось избежать высокой чести.

— Такое несчастье, такое несчастье! — кричал на всю улицу взволнованный кузен. — Такие осложнения!

— Говори тише! — попробовала я утихомирить кузена. — Нам нельзя привлекать внимание. Что случилось?

— Нога-нога в гипсе! Пан Яцек сломал ногу-ногу!

Прежде чем я вспомнила, что Яцек — это Болек, у меня чуть сердце не остановилось. Не хватало нам ещё и Яцека в гипсе!

Уведомив Зигмуся, что о переломе мне известно, и заверив его, что перелом чистый, без смещений, я постаралась довести до сведения огорченного кузена очень важную мысль: пан Яцек нуждается в покое. Надеюсь, дошло, какое-то время Зигмусь перестанет приставать к Болеку со своим творчеством.

Успокоившись немного относительно «пана Яцека», Зигмусь перешел ко второму вопросу. Положив чемоданчик на багажник машины, он раскрыл его и вытащил из вороха бумаг драгоценную записную книжку.

— Вот оно, вот оно! Чернявый идет, раскуривает наконец сигарету, подходит-подходит незнакомый, просит-просит прикурить, становятся к ветру задом-задом, но я все отлично слышу-слышу. Вот их разговор: незнакомец, грубо: «Товар где?» Чернявый, неуверенно, смущенно: «Должен быть у Выжиги». Так сказали, такое словечко, что поделаешь, отбросы-отбросы общества...

— Да ладно, — перебила я, — не смущайся, все повтори, как они сказали. Что дальше?

— Незнакомец, тоном приказа: «Отобрать!» Чернявый: «Как?» Незнакомец: «Твое дело». И пошли-пошли, ничего не слышно...

— Куда пошли?

— На стоянку у пансионата «Пеликан-Пеликан». Тут выходит прекрасная дама-скелет с медведем-медведем. Оба останавливаются, чужой: «Стерва!» Извини-извини, такой невоспитанный народ, такой грубый, но ты велела-велела все, как есть. Чернявый: «Спокойно, там ничего нет». Дама уже далеко, скрылась за углом, эти пошли дальше. К центру-центру. Идут быстро, но я нагнал. Слышу: «Общие знакомые, явитесь с визитом''.

— Кто сказал?

— Незнакомец. «Явитесь с визитом. Жду через полчаса». Чернявый исчезает...

— То есть как исчезает? — удивилась я. — Испарился?

Зигмусь опять разнервничался.

— Группа-группа, кто попало, ролики-ролики, молодежь-молодежь, толкаются, ругаются, какие-то претензии, необоснованные-необоснованные...

Ага, понятно. Невезучий Зигмусь в пылу преследования опять на кого-то наскочил, и его обругали. Ну, это неважно.

— И что дальше?

— Незнакомец идет-идет, я за ним, за ним, хотя нога болит-болит.

— А чернявого нет?

— Чернявый исчез-исчез, но я твердо иду за незнакомцем, ведь слышал — «через полчаса, через полчаса», вот я и держался за ним, за ним.

Ну что за умница, а я ещё сердилась на кузена! Пожалуй, надо будет как-нибудь позволить схватить себя в объятия...

Зигмусь продолжал рапортовать:

— Идем-идем, уже виден порт-порт, по дороге вилла-вилла, незнакомец вошел-вошел, я жду-жду на улице. Спросил, кто хозяин, вот записал-записал, некий Кендзерек, не правильно образована фамилия, грамматика польского языка требует-требует...

— К черту грамматику, сейчас не время заниматься ею, говори, что было дальше.

— Дальше появляется чернявый и тоже входит-входит. Там и остались!

— Незнакомец! — потребовала я.

И опять убедилась, что в наблюдательности Зигмусю не откажешь, он мне выдал полный портрет незнакомца:

— Лет пятьдесят. Волосы с проседью, впереди лысина. Президентские усы. Средней упитанности. Общее выражение лица — глуповатое. Четкие брови. Угрюмый. Следует установить наблюдение, своими ушами слышал — «товар-товар», значит, произвели ограбление!

Кузен рассуждал логично, ведь он по моей просьбе отслеживал потенциальных грабителей и, услышав, что уже получен товар, должен был прийти к выводу о состоявшемся ограблении. Какое задание теперь дать человеку, чтобы и избавиться от него, и пользу извлечь? Ведь вот как, оказывается, пригодились его наблюдения!

Однако прежде чем я выдумала новое задание, Зигмусь, полистав свои записи, снова принялся зачитывать. Оказывается, это ещё не все!

— Недолго-недолго, — информировал он.

— Что «недолго»?

— Недолго пробыли в той вилле-вилле, минут через десять-десять вошли ещё двое, пол мужской, одна борода. И вскоре вышли-вышли, с ними чернявый-чернявый, явно-явно знакомы, идут под ручку, под ручку, я за ними, за ними, они садятся в «мерседес», водитель: очки, кепка, борода. Уезжают.

Все закрутилось у меня в голове, такая поднялась свистопляска, что отдавалось в затылке. Не знаю, как ещё хватило сил спросить, в какую сторону они поехали.

Обстоятельный кузен огляделся по сторонам, посмотрел на небо и только после этого информировал: на восток. Туда, дальше по перешейку, к русской границе. И честно добавил, что за дальнейшее не ручается, потому что ехали они быстро и он скоро потерял их из виду, могли и свернуть.

— И ещё машины-машины, — оправдывался он. — Движение оживленное, плохо видно, плохо.

Я попыталась собраться с мыслями. Хорошие знакомые, под ручку идут, как же! Похитили Северина! Что теперь делать?

Но Зигмусь ещё не кончил.

— Номер третий-третий, — забубнил он.

— Что «номер третий»?

— Вдруг бежит-бежит. Меня толкнул-толкнул, не извинился, плохое воспитание, я всегда говорю...

— Оставь в покое плохое воспитание! Куда бежал третий номер?

— К машине-машине, торопился-торопился. Сел и уехал.

И не дожидаясь моего вопроса, по собственной инициативе добавил:

— Тоже на восток.

На этом у Зигмуся кончилась информация и начались предположения. То есть Зигмусь принялся горячо высказывать собственные соображения относительно того, как теперь следует действовать в создавшейся обстановке. Перебить его не было никакой возможности, так что я оказалась в самом дурацком положении. Надо было срочно вернуться к Болеку и рассказать сообщникам о важных открытиях кузена, но как избавиться от него самого? Во-первых, никакого нового задания не приходило мне в голову в сумятице чувств, охватившей все мое существо, во-вторых, Зигмусь просто бы меня не услышал за собственными высказываниями. А тут ещё ветер немилосердно трепал одежду и волосы и с грохотом гонял по тротуару пустую консервную банку.

— Подожди меня, — не придумала я ничего лучшего. — Я сейчас.

И, оставив Зигмуся с раскрытым ртом, кинулась в подъезд дома. Там я столкнулась с хозяйкой.

— Что это вы все бегаете? — удивленно поинтересовалась женщина. — Только что ваши мужчины меня чуть с ног не сбили, теперь вот пани...

У меня потемнело в глазах.

— Да я ничего, — попыталась я оправдаться, — просто думала, они меня ждут. Так, говорите, бежали? Не знаете, что случилось?

— Нет, не знаю, только очень торопились. Бедный инвалид чуть костылей не поломал, с трудом влез со своим гипсом в машину.

— Так они на машине уехали?

— На машине.

— Мне бы позвонить...

— Пожалуйста, войдите.

В спешке я набрала не тот номер. Была уверена, что звоню майору, но в трубке услышала голос Яцека.

— Холера! — приветствовала я его. — Ты где? Куда я попала?

— В «Пеликане». Что случилось?

— Чепе! Только пока не знаю, в чем оно заключается. Надо найти майора, но я забыла номер его телефона. Надо немедленно встретиться! Еду к тебе!

И опять бегом вернулась к машине, села, ни слова не говоря, и попыталась уехать. Зигмусь с другой стороны дергал дверцу. Пришлось открыть ему, он втиснулся рядом. Кажется, что-то говорит?

— Сержант! — перебила я кузена и продолжила в присущем ему телеграфном стиле:

— Доложить немедленно! Надо торопиться!

— Да-да-да! — обрадовался Зигмусь. — Номер первый. «Альбатрос». Немедленно обыск!

Вот он и сам подсказал мне, как от него избавиться. И я приказала:

— Подежурить у двери. Понаблюдать!

— Какая-какая дверь?

— В Доме художника, последний сегмент первого этажа. Надо знать, кто туда войдет, не препятствовать, пусть входит. У нас аврал, как хочешь, но помочь обязан!

Видимо, Зигмусь уже давно решил, что причастен к выдающимся, если вообще не эпохальным событиям, и не просто причастен, играет решающую роль. Я показала ему окно Бертеля, и тут подъехала машина Яцека. Зигмусь вышел из моей, Яцек на ходу притормозил, опустил окошко и, крикнув мне «За мной», помчался дальше. Я взревела мотором, Зигмусь лишь рот раскрыл. Не попрощавшись с кузеном, я рванула следом. Надеюсь, кузен заступил на вахту у Дома художника. Когда мы оказались у моего дома, оба остановились, я оставила свою машину и пересела к Яцеку.

— Все в Лесничувке, — сообщил по дороге Яцек. — Кажется, сержанту удалось подслушать много интересного. Приедем узнаем.

В свою очередь я рассказала Яцеку то, что удалось увидеть Зигмусю.

— Как вы сказали? Глуповатая морда, спереди лысый и валенсовки под носом?

— Это не я сказала, а Зигмусь.

— И назвал кличку Выжига?

— Да, а что?

— Ну, значит, у них земля горит под ногами и все рушится. Выжига — это кличка Бертеля, а лысый и глуповатый...

Яцек остро срезал поворот при подъезде к порту в Лесничувке и закончил:

— Не такой уж он и глупый, только вид делает. Ну, они где-то здесь.

И Яцек нажал на тормоз. Я схватилась за радиотелефон и от волнения вспомнила номер майора.

— И теперь хоть убей меня, не знаю, что делать. Пан майор, это вы?

Майор в трубке бешеным голосом велел мне: скрыться к чертям собачьим куда подальше и не лезть на глаза, не приставать к сержанту, оставить его, майора, в покое и вообще хоть минутку посидеть тихо.

Ну ладно... Я тут же выбила номер Болека, вовремя вернулась ко мне память на номера.

— Ты где?

— Здесь, — чрезвычайно довольный, ответил Болек. — А, в Лесничувке, меня из жалости привезли, прогуливаюсь для тренировки.

— И что там видишь?

— Много зелени. Мокрой.

Чуть не лопнув от злости, я проскрежетала в трубку:

— Постарайся увидать больше, пойди прогуляйся в другом месте.

— Сейчас, развернусь только. Эх, третьей руки не хватает, черт бы побрал эти костыли. О, холера!..

Мы тоже услышали выстрелы. Правда, донеслись они откуда-то издалека, к тому же их заглушали вой ветра и рев моря, но это были выстрелы, никакой ошибки. Не было поблизости детей с их пистонами, не могла выстрелить выхлопная труба автомашины — не было машин поблизости. Это было огнестрельное оружие, точно. Яцек направил машину в ту сторону, откуда раздались выстрелы. Мы мчались куда-то резко вниз, без дороги, подскакивая на корнях деревьев и выбоинах. Яцек притормозил у сторожевой будки бывшего погранпоста, ибо тут стояли на полянке три автомашины.

— Не на поляну, сверни в сторону! — прохрипела я.

Яцек резко свернул, мокрый песок брызнул из-под колес. Теперь нас прикрывал кустарник. Выстрелы продолжали греметь, прямо канонада! Между деревьями мелькнула фигура человека и сразу скрылась.

Болек стонал в телефонной трубке:

— Тут такое, такое... О, опять... Да они же друг дружку... Черт бы побрал этот гипс!..

Что-то оглушительно грохнуло. Болек замолк. Я замерла с трубкой у уха. Яцек выскочил из машины.

Я выскочить не могла, просто окаменела. Оказывается, иногда это к лучшему, ибо снова смогла услышать Болека. В трубке жутко трещало, сквозь треск донесся его голос:

— ..холера и сто тысяч.., не по.., алло, пани ещё здесь?

С трудом удалось подтвердить — здесь я.

— Вот и хорошо, а то я в какую-то яму свалился. Этот гипс, чтоб ему! О, да это к лучшему, отсюда все видно!!!

— Что тебе видно?!

— Бертеля вижу, чтоб ему, хотелось бы увидеть что поприятнее, прямо скажу — не очень приятное зрелище. А ещё один лежит чуток подальше, отсюда не разберу, кто это. А наш майор аж двоих держит на мушке!

— Кого держит?! — дико завыла я.

Ну почему мне так не повезло? Кроме мокрых кустов, ничего не вижу, а там такое!.. Яцек исчез, боюсь, парень вмешается сейчас в опасное дело. Что же там происходит?!

Болек ответил на вопрос:

— Один мой опекун, другой неизвестный мне. Да, да, я его не видел до этого. О, вот и пан Северин появился!

И тут я и сама увидела Северина. Прячась за деревьями, он пробирался к дороге. Теперь я могла хоть приблизительно определить местонахождение Болека. Правда, пока толку от этого мало. Наверное, и майор с его пушкой недалеко. А Северин.., а Северин уже близко, и какой-то он медлительный, не понимаю. Вот снова сделал два шага и вдруг свалился в мокрую траву. Чего уж тут непонятного...

Внезапно рядом с Северином я увидела Яцека. Не очень осторожно подняв Северина, закинул его на плечо и опять же не очень деликатно поволок к своей машине. Без церемоний затолкал Северина на заднее сиденье, сам сел впереди.

Вот таким образом я стала свидетельницей весьма необычного допроса.

— О Господи, что с пани? — кричал в трубку перепуганный Болек. — Пани Иоанна, где вы? Почему не отвечаете, вы же на проводе? Пани Иоанна, да отзовитесь же, вы хоть живы? Я же не могу сам выбраться, не могу к вам мчаться, ответьте. О Езус Мария!

Я слышала тревожные выкрики Болека, парень мог кричать до Судного дня, но ответить я была не в состоянии, хотя и не отнимала от уха онемевшей руки с трубкой. Просто вторым ухом я слушала Яцека с Северином.

— Отвали! — устало попросил Северин. — Не видишь, меня обработали профессионалы. Яцек не знал жалости.

— Плевать мне на тебя и твоих профессионалов. Кто велел прикончить отца?

— Не знаю.

— Знаешь! Ты, гнида, их всех знаешь. А не знаешь, так догадываешься. Говори, иначе — не сомневайся, и от меня получишь.

— Бобак, — прошептал Северин. — Ну и что тебе это даст? Вон он валяется. Этот больше всех боялся.

— Он один?

— Ковальский его поддержал.

— А ты об этом знал?

Ответа не последовало, из чего стало ясно — знал. Яцек раскалялся, он излучал силу, способную выбить показания и из бесчувственного пня. Ненависть переполняла автомашину, даже мне трудно было дышать. Северин не выдержал.

— Можешь верить или нет, но я считал это ошибкой. Мне соврали — только попугают. И Шмагер поверил этому.

— А когда правду узнал?

— Только когда сюда приехал.

— Врешь! Вспомни курьера, ведь это ты его нашел?

— За курьера должен был расплатиться Выжига, он всем поперек горла встал, мечтали избавиться от него...

— А отец разгадал ваши планы и вы боялись огласки?

Столько ярости и бессильного гнева прозвучало в голосе Яцека, что даже я содрогнулась. Северин не ответил, да и что было отвечать? Вопрос чисто риторический, и без того все ясно.

Итак, произошло то, чего я никак не могла предположить, — вот эта бойня, прямо сцена из фильмов о Диком Западе. А майор наверняка ожидал нечто подобное и подоспел на место разборки между двумя враждующими мафиозными группировками. В прежние времена парни в мундирах, независимо от цвета последних, под руководством мудрого майора переловили бы всех членов этой теплой компании и отправили бы компаний за решетку, а её имущество конфисковали. А теперь-.

А теперь в распоряжении мудрого майора не было парней в мундирах, разве что один сержант Гжеляк, а у его противника не было имущества. Да, да, у всех этих миллиардеров, разбогатевших на грабеже нас с вами, нет ни гроша! Эти опытные ворюги заблаговременно пристроили награбленное у родственников, близких и дальних, у них же самих ничего нет. А почему бы, спрашивается, и у родичей не конфисковать, если известно, откуда оно у них? Вот ведь кто наверняка знал о незаконном происхождении «подаренного» им имущества. А то ведь у нас как бывает? Купил человек машину, заплатил кровные денежки и ни сном ни духом не знал, что она краденая. А по нашим законам её отбирают у ни в чем не повинного человека. Если желает, пусть потом, чтобы вернуть потраченные деньги, на свой страх и риск гоняется за продавцом, обманувшим его. Так вот, почему-то наши законы без зазрения совести обирают такого неудачливого покупателя и защищают родственников богатых мошенников, хотя в последнем случае гораздо больше шансов, что они знают о незаконном происхождении доставшегося им имущества. Где смысл, где логика? Нет, в который раз убеждаюсь — вряд ли где на свете найдется ещё столь же глупый документ, как наш Уголовный кодекс...

Все эти мысли пронеслись в голове, как только ко мне вернулась способность соображать. Несвоевременные мысли, ничего не скажешь. Усилием воли загнав их подальше, я вернулась к реальности. И первым делом проворчала Болеку в трубку: «Заткнись» — Правда, Болек уже давно перестал взывать ко мне, а только стонал и кряхтел. Но, услышав мой голос, тут же радостно отозвался:

— О, слава Богу! А я уже боялся... Сейчас, минуточку, я к вам доберусь.

И в тот же момент я увидела и самого Болека. Правда, всего на мгновение, он промелькнул в чаще и скрылся за деревьями, но белый гипсовый куколь я разглядела отчетливо.

С Болеком я разъединилась. Что теперь? Памятуя жесткий приказ майора, я побоялась связаться с ним или с сержантом, мне же ясно сказали — оставить его в покое, видимо, занят делом. Очень может быть, я позвоню, а он как раз душит очередного злоумышленника, и рука дрогнет при звуке сигнала радиотелефона. А потом мне опять достанется от майора.

Тем временем Яцек выскочил из машины и помчался к месту событий. Я видела, как по дороге он на секунду задержался рядом с Болеком, кажется, в чем-то ему помог, ага, вон и костыль подал, а потом исчез между деревьями.

Болек наконец с трудом выбрался на дорогу, костыли очень мешали передвигаться бедняге, то и дело зарывались в мягкую песчанистую почву приморского леска. Вот он дохромал до нас. Нажав на какую-то кнопку, я по ошибке открыла сразу все окошечки в Яцековой машине.

— Похоже, проклятая яма спасла мне жизнь, — проговорил Болек, подходя поближе. — Вовремя подвернулась! Я загремел в неё как раз в тот момент, когда у меня засвистело над головой, и я вовсе не уверен, что в меня целились по ошибке. Вы как думаете? Никого рядом не было, а пули свистели рядом, значит, в меня, только вот понятия не имею — зачем?!

— Для того, наверное, чтобы ты посмеялся, — предположила я.

— Вот я и смеялся, да гак, что от смеха совсем ослабел, наверное, потому и выбраться сразу не мог.

Тут только Болек заметил на заднем сиденье машины Северина и, похоже, настолько обалдел — видимо, все-таки вредно оказаться под пулями, — что инстинктивно сделав шаг назад, склонился в вежливом полупоклоне и поздоровался:

— О, добрый день. Приветствую пана.

— Рад вас видеть, — вежливо отозвался Северин. Я уже давно заметила, что умственное расстройство — заразно. Вот, пожалуйста, яркий пример, развели Версаль в такую минуту.

А Болек, повиснув на своих костылях, замер, не в силах отвести взгляда от избитого Северина на заднем сиденье автомашины. Тот, хоть и побитый, первым пришел в себя.

— Не понимаю, как я сразу не догадался, — проворчал он, с отвращением глядя на Болекову ногу в гипсе. — Хотя, с другой стороны... Благодаря вашей сломанной ноге рассеялись последние сомнения.

Я обрадовалась так, что ко мне сразу вернулись утраченные было способности соображать и двигаться. А Болек — тот прямо расцвел! Наверное, мысленно сам хвалил себя за выдержку и благоразумие, ведь мог же в той яме наплевать на соблюдение камуфляжа и сбросить проклятый гипс. И выскочить из ямы этаким бодреньким спортсменом, пользуясь всеми руками и ногами. Нет, он до конца был верен принятому нами решению и вот, пожалуйста, теперь мог пожинать плоды примерного поведения.

Ни Болек, ни я не знали толком, о чем можно, а о чем нельзя говорить с недавним противником, поэтому мы на всякий случай просто молчали, и вот весь комплект — мы с Северином в машине и Болек на дороге рядом — стал медленно погружаться в пропасть какой-то беспросветной тупости. Невыносимое ощущение. Нет, надо срочно что-то предпринять, но что? Может быть, Болеку следует поблагодарить Северина за то, что тот выразил ему признательность?

За меня, к счастью, решили другие. Внезапно у стоявших в отдалении машин вдруг заклубилось множество людей, так и не заметила, откуда они набежали. Все наши были там: майор, сержант, Яцек. А рядом с ними два типа в наручниках и двое других без.

Сидеть безучастно было свыше моих сил! И я не выдержала. Поручив Болеку оставаться у машины (тихо надеясь на то, что побитый Северин не попытается сбежать, а если и попытается, Болек догадается, что надо делать), я выразительно взглянула на парня, а тот, умница, не выходя из образа хромоногого, понял меня и приблизился к машине на расстояние вытянутого костыля. Успокоенная, я выскочила из машины и помчалась к группе на полянке.

Мне навстречу поспешил Яцек.

— Притворяйтесь посторонним лицом, — бросил он мне вполголоса, но я виновато возразила:

— Боюсь, уже поздно, Вежховицкий знает, что мы с Болеком знакомы.

— Боюсь, он знал это с самого начала, ведь этот недоделанный Болек часто бывал у вас, да и в городе вы встречались, а он не глуп. Да к тому же прежняя дружба между этими негодяями уже немного нарушилась, думаю, до конца дело не дошло только из-за погоды.., нелетной.

Возможно, он и прав, вон, опять припустил дождь. Ветер, правда, вроде немного ослабел.

— Выходит, простой метод устранения нежелательных элементов ничего хорошего им не привес, — заметила я. — Теперь понятно, почему до этого они прибегали к таким изысканным способам! А теперь уже никто не сможет списать все на несчастный случай или какое природное явление. А хоть кого-нибудь прикончили насмерть или вот так без толку все и закончилось? Неужели никого так и не убили?

— Три штуки, — не скрывая удовлетворения, ответил Яцек. — В том числе и Бертеля. Кое-кто будет чертовски рад.

Мы отошли в сторону, потому что приехала полиция в лице одинокого коменданта. Он вышел из полицейской машины, и они с майором удалились в лесную чащу. Стеречь задержанных остался сержант. По всему было видно, что к своей задаче он отнесся со всей ответственностью: прислонился спиной к стволу дерева, пушку навел на подопечных и не спускал с них бдительного взгляда. Кажется, даже старался не моргать.

В Морскую Крыницу мы вернулись в облегченном составе — всего-навсего Яцек, Болек и я. Северина комендант забрал в свою машину.