Свободные навсегда

Глава двенадцатая МЫ ЕДЕМ В СЕРЕНГЕТИ

Теперь надо было спешить, чтобы не мучить львят. Джордж остался дежурить, а я поехала в лагерь, подняла всех на ноги, и мы мигом собрали вещи. Как только рассветет, поставим клетки на грузовик.

Медленно померкла луна, начинался новый день — день, которому предстояло во многом изменить нашу жизнь.

Когда все было готово, мы подогнали к клеткам пятитонный «бедфорд». Джордж мне рассказал, что Джеспэ быстро пришел в себя, утихомирился и до утра просидел спокойно в своей клетке. Эльса-маленькая последовала его примеру, и только Гула еще долго бушевал. Теперь он злобно ворчал на боев, которые собирались поднять клетки в кузов.

Мы просили местных жителей не подходить слишком близко, но нас все-таки скоро окружила шумная толпа. Гула перепугался, начал биться и сломал три доски в потолке, причем одну совсем вышиб. Мы тотчас наложили брезентовую заплату, укрепив ее железными скобами и канатом. Теперь можно поднимать клетки. Каждая из них весила почти четыреста килограммов. Африканцы обычно сопровождают всякую работу ритмичными криками, и, конечно, львята испугались еще больше. Когда тяжелые клетки закачались в воздухе на талях, звери начали метаться взад и вперед, усиливая качку. Сначала погрузили Эльсу-маленькую, ее клетка стала вдоль борта и заняла половину ширины кузова. Рядом поставили клетку Гупы, обе были обращены дверцами к кабине. Джеспэ поместили поперек в конце кузова. Львята отлично видели друг друга, их разделяли только прутья, можно было без труда добраться до Джеспэ, чтобы при случае попытаться извлечь стрелу. Сейчас об этом не могло быть и речи, он был слишком возбужден.

Львята отказывались от пищи, поэтому мы не могли дать им успокоительное. Хорошо, что они как следует поели ночью. В каждую клетку мы положили мясо и поставили миски с водой, потом накрыли клетки брезентом, чтобы львят не задевали ветки на нашем пути.

Можно было отправляться. Я еще раз все осмотрела. Сердце у меня разрывалось при виде грустной морды Джеспэ… И вот караван тронулся в путь, оставив позади шумную толпу. Первым шел мой лендровер, дальше грузовик со львами, за ним «бедфорд», в который мы погрузили лагерное снаряжение, несколько коз и большую клетку. Джордж замыкал колонну на своем лендровере.

Первые двадцать километров дорога была прескверная. Машины тряслись на камнях, пробираясь среди кустов. И все же львята лежали смирно.

Река еще не вошла в старые берега, но ее уже можно переехать. Мой лендровер и грузовик со львами переправились благополучно, однако сильно изрыли берег, и следующие машины пришлось вытаскивать на буксире. Иногда они катились обратно, поднимался крик, но львята переносили все это кротко.

Отовсюду надвигались дождевые тучи, нас окружила грозная, черная стена. Около ста километров мы мчались по грязи наперегонки с грозой и опередили ее, как говорится, на полколеса. В сумерках добрались до резиденции администратора, оставили ему записку с доброй вестью и поспешили дальше.

Я вздохнула полной грудью, когда мы пересекли границу округа. Здесь смертный приговор был недействителен… Глядя на догоняющий нас ливень, я поняла, что мы ускользнули от него в самый последний миг. Наводнение задержало бы нас.

Всего нам надо было проехать около тысячи километров, в основном по нагорью, высотой около двух тысяч двухсот метров. Вскоре мы уже достигли двух тысяч метров. Мы отчаянно зябли, хотя находились у экватора. Высоко над нами вонзались в небо покрытые льдом вершины горы Кения, которая подымается на пять с лишним километров. На ее склонах громоздились тяжелые тучи, они побрызгали на нас дождичком.

До сих пор наша маленькая колонна держалась сплоченно. Если какая-нибудь машина отставала, остальные дожидались ее. Но тут мы потеряли из виду грузовик, взятый напрокат у компании «Кер-Дауни Сафари». Джордж вернулся проверить, в чем дело, а мы доехали до небольшого поселка, где жил ветеринар, которому мы хотели показать Джеспэ.

Добрались мы туда уже в девять вечера, но, несмотря на позднее время, Джон Бергер тотчас согласился извлечь стрелу. К сожалению, у него ничего не вышло. Вид чужого человека привел Джеспэ в ярость, он не подпустил его, не дал даже сделать укол. Ветеринар успокоил меня, он сказал, что через две-три недели стрела сама выйдет. Рана неглубокая, только шкура повреждена, воспаления нет, и никакой помехи для жизненных функций. На всякий случай Джон Бергер снабдил меня длинным зондом и обеззараживающими средствами. Может быть, Джеспэ потом позволит нам провести операцию. Тут подоспел Джордж, и мы с удовольствием приняли предложение ветеринара выпить чашечку кофе, так как с утра ничего еще не ели.

Согревшись, мы поехали дальше. Погода ухудшилась, дождичек перешел в ливень. Было очень холодно. Мы то и дело останавливались, чтобы укрепить брезент на грузовике со львятами. Бедняги, они так жались по углам, спасаясь от дождя. Всю ночь мы ехали на высоте около тысячи пятисот метров, и я боялась, как бы львята не заболели воспалением легких. Дважды нас останавливала местная полиция — искали какого-то преступника. Нам не сразу удалось убедить их, что мы никого не прячем, только трех львов, которые в жизни не причинили зла ни одному человеку.

В три часа утра мы прибыли в Найроби и подъехали к бензоколонке. Заспанным дежурным, наверное, показалось, что они видят сон. Я представляла себе, что будет, если мы станем провозить львят через города днем.

Предрассветные часы оказались для всех нас особенно трудными. На плато Каджиадо нас встретил порывистый ледяной ветер и ливни. Водители совсем измучились, силясь удержать машины на скользком полотне дороги. У Джорджа слипались глаза, и я сменила его за рулем. Наверное, для львят этот этап тоже был пыткой.

Утро застало нас в нескольких километрах от Наманги, на границе Танганьики. Мы позволили себе короткую передышку и согрелись чаем. Обессиленные львята лежали в полной апатии, их шерсть была взъерошена от трения о прутья клеток. Мясо в клетках явно испортилось, мы попробовали вытащить его специально припасенными железными скребками. Но туши были слишком крепко привязаны к прутьям. Тогда мы предложили львятам свежего мяса, сменили воду. Они отнеслись к этому безучастно.

Чтобы поменьше мучить львят, я решила побыстрее добраться до Аруши (до нее оставалось около полутораста километров), известить о нашем прибытии директора Национального парка и узнать, где именно в Серенгети можно выпустить львят. (Предупредить его телеграммой мы не могли, так как выехали в субботу.) А Джордж поедет со львятами помедленнее и подождет меня где-нибудь за городом, чтобы не собирать зевак.

Утро выдалось ясное. Ночные тучи рассеялись, и над утренней дымкой открылась вершина Килиманджаро. На рассвете шапки свежего снега казались невесомыми. Мне не верилось, что я смотрю на увенчанный ледником вулкан. Я часто издали любовалась Килиманджаро, сама поднималась на вершину, но в этот день она больше, чем когда-либо, казалась мне олицетворением красоты, вознесенной над неспокойным миром человека, частицей неиспорченной природы, к которой принадлежат и животные. Как же грустно было увидеть всего трех жирафов да нескольких антилоп импала на равнинах, где еще несколько лет назад кипела жизнь. Движение машин по гудронированному шоссе распугало животных. В этот миг и я вносила свою лепту в губительный процесс. Меня по крайней мере оправдывало то, что я старалась спасти львят, устроив их в таком месте, где им не надо опасаться человека. Но ведь работа национальных парков, в которых находят убежище дикие животные, зависит не только от доброй воли и усилий нескольких энтузиастов, нужна поддержка всех, кто живет в Африке, независимо от их национальности. И я должна использовать весь доход от своих книг на отряды, которые будут перевозить обреченных животных в заповедники, и на другие мероприятия в этом же роде. Хотелось верить, что разосланное нами обращение тоже позволит собрать средства.

Подъезжая к Аруше, я в просвете между облаками заметила вершину Меру и вспомнила, что у кратера этого конического вулкана на высоте четырех с половиной тысяч метров один наш знакомый встретил носорога. На Килиманджаро нашли скелет леопарда на высоте около шести тысяч метров. А на горе Кения я сама видела череп буйвола на высоте пяти тысяч метров. Что заставляет животных подниматься в заоблачные выси?..

Директор Национального парка принял меня очень радушно и поздравил с благополучным прибытием. Я выразила ему благодарность за предложение перевезти львят в Серенгети. Директор спросил, известно ли в печати о нашем переезде. Я ответила, что в последние дни мы просто не могли связаться с газетами, но они, конечно, в курсе дела. Разумеется, мы готовы сделать все от нас зависящее, чтобы гостеприимство Национального парка Серенгети было наилучшим образом освещено в печати.

Дальше речь пошла о том, где выпускать львят. К моему удивлению, директор предложил Серонеру. Там помещается главная контора и живут сотрудники парка, и там же находится туристский центр, где то и дело садятся самолеты с гостями и грузами. Мы всегда стремились оградить львят от общения с людьми, и я попросила отвести нам более глухой уголок. Директор согласился, назвал место поблизости от непересыхающей реки. Он любезно вызывался предупредить по радио одного из тамошних инспекторов, чтобы тот встретил нас и проводил. И вообще директор обещал всяческую помощь.

Напоследок он вручил мне экземпляр воззвания, рассылаемого от имени Национального парка Танганьики. В смущении я объяснила, что все свои средства вкладываю в «фонд Эльсы». Ведь и дикие животные повсеместно нуждаются в охране, так что, по-моему, чем больше воззваний, тем лучше.

Через пять часов я догнала Джорджа, который ждал меня с грузовиком в ста километрах от Аруши. Ближе к городу не оказалось места, где можно было найти и тень, и уединение. Да, неудачно, теперь мы уже не попадем до ночи в Серенгети. Нам предстояло ехать через горы, где ночью довольно холодно. И мы решили, что лучше заночевать у подножия горы Маньяра, на высоте около тысячи метров. Привал устроили возле деревушки Мту-Ва-Мбу — Комариный ручей. Очень меткое название…

У львят был совсем жалкий вид — морды исцарапаны, бока взъерошены. Мясо в клетках привлекало полчища навозных мух, которые облепляли ссадины. Тщетно львята прятали морды в лапах. Мне было больно смотреть на них.

Мы все одинаково устали и решили не ставить палатки, а спать под открытым небом. Джордж и я подвинули свои кровати поближе к клеткам. Всю ночь я слышала, как мечутся львята, и, едва рассвело, объявила подъем. Пусть мои спутники будут недовольны, но надо поскорее закончить этот мучительный переезд.

Поднимаясь по крутому склону, мы увидели дотоле скрытое большим девственным лесом озеро Маньяра. Это одна из главных достопримечательностей Танганьики. Здесь, на отмелях, много фламинго и других птиц, из дебрей приходят на водопой слоны, буйволы, львы.

Но нам некогда было любоваться видами. Небо хмурилось, и частые дождички напоминали, что могут начаться ливни. Поскорее бы подняться на Плато Великих Вулканов. К сожалению, дождь сократил видимость до нескольких метров, не пришлось нам увидеть вулканов и Нгоронгоро — крупнейшего в мире кратера, около пятнадцати километров в поперечнике. О крутизне склонов, по которым извивалась дорога, можно было судить только по торчащим у самого ее края макушкам огромных, в три метра, лобелий.

Чем выше мы забирались, тем гуще становился туман. Холодная влага пропитывала одежду. Наши африканские помощники, которые никогда еще не бывали в таких горах, буквально посинели. Помет на дороге свидетельствовал о том, что по ней поднимаются не только туристы, но и буйволы, слоны и другие дикие звери. В одном месте мы резко затормозили, чтобы не наскочить на вынырнувшего из зарослей слона.

Вот и край кратера. Прошлый раз я видела внизу, метрах в пятистах, стада пасущихся животных. Сегодня видны только клубящиеся тучи. Несколько километров мы ехали очень тихо по скользкой дороге вдоль кратера. Вдруг туман исчез, словно кто-то поднял занавес, и далеко внизу мы увидели залитую ярким солнцем равнину Серенгети.

От множества ярко-желтых крестовников волнистые склоны впереди казались отлитыми из золота. Среди цветов паслись стада зебр, гну, газелей Томсона, а также скот, принадлежащий масаи. Странно было видеть бок о бок диких и домашних животных. Такое соседство оказалось возможным только потому, что масаи не охотятся на копытных.

Мы быстро спустились до тысячи пятисот метров. Сразу стало теплее, можно было сбросить часть одежды. Миновали знаменитое ущелье Олдовай. Теперь нам оставалось немногим больше ста километров. До сих пор дорога была хорошая, но тут она резко ухудшилась. Глубокие выбоины заполняла вулканическая пыль, и, ныряя из ямы в яму, наши машины вскоре окутались густым облаком.

Жара вынудила нас снять брезент с грузовика, чтобы львята не задохнулись. Но теперь их ссадины покрывались пылью. Вообще львятам досталось как следует, их бросало из одного конца клетки в другой. То и дело приходилось останавливаться, чтобы вытащить машину из выбоины, заменить лопнувшую рессору. Не знаю, что было хуже для львят — холод и сырость, оставшиеся позади, или адский зной и отвратительная пыль, которые изматывали нас на протяжении следующих восьмидесяти километров. С опозданием на два часа мы достигли Нааби-Хилл, где была назначена встреча с инспектором. Он терпеливо ждал нас, приметив еще издали, как наша колонна ползла по дороге, волоча за собой хвост пыли.

Нельзя было тратить много времени на приветствия. В небе громоздились тучи, а нам предстоял еще немалый путь. И если развезет здешние почвы, тут застрянешь. Мы проезжали через огромные стада гну и зебр, а ведь это были только передовые отряды, первые ласточки ежегодной миграции. Но и такого количества диких животных никто из нас прежде не видел. Петляя между стадами, огибая заболоченные участки, мы под вечер прибывали к месту, где предстояло выпустить львят на волю.