Своевременные мысли о Российском парламенте

Предисловие

В 1918 году последнее свободное издательство Петрограда опубликовало небольшую, но вскоре ставшую сенсационной книжку Максима Горького «Несвоевременные мысли». Поистине горько переживая происходящие события, автор «Буревестника» в несвойственной ему манере живого свидетеля и публициста запечатлел ужасные сцены петроградской действительности, которая определялась приходом к власти большевиков. Эти разрозненные мысли в совокупности своей — отчаянный крик боли, особенно тревожно прозвучавший в устах человека, только вчера провозгласившего: «Пусть сильнее грянет буря».

Но ведь не самой же бури испугался Горький. Непоколебимого оптимиста привела в ужас перспектива ее дальнейшего развития. Впервые в жизни его одолели сомнения относительно светлого будущего России, которое, как увидел вдруг писатель, вряд ли можно построить на кошмаре петроградских событий. Прочитав книжку своего друга еще в рукописи, Владимир Ильич Ленин написал на ее полях знаменательные слова: «Несвоевременные мысли». Это ленинское определение автор иронически использовал в качестве названия своей книги.

Сегодня, с позиции исторического опыта, уже очевидно, что мысли Горького, высказанные им в 1918 году, были глубоко своевременны. И дальнейшее развитие политической, государственной и общественной жизни следовало бы осуществлять не на основе ленинской уверенности, а с позиций горьковских сомнений. И в этом случае, вероятно, обошлось бы и без кровавой гражданской войны, и без чудовищного красного террора, и без уничтожения религии, церквей и священнослужителей, без голода, коллективизации, сталинщины, ежовщины, бериевщины, уничтожения генофонда российского народа.

Впрочем, сакраментальная идея о несвоевременности мыслей не только залегла в основание последующих репрессий, но и стала важным повседневным инструментом подавления. В те редкие минуты, когда официальная ложь была уже исчерпана, а правда, преодолевая исступленный пропагандистский вопль, становилась вдруг очевидной и осязаемой, запускали последний аргумент: «Мысль верная, но несвоевременная. Не время произносить ее вслух». И так десятилетиями держали в узде, используя этот последний аргумент. А варианты его изложения были разные: «Наш дом еще в строительных лесах, он не достроен», «Мы на этапе», «Плод еще не созрел» или «Нас с вами не поймут» и т. п. Так и прожили всю жизнь — не по закону «Правдива ли мысль?», а по рецепту «Она несвоевременна».

По существу, этот нелепый постулат отрицал и мысль и время. Но ведь есть вещи, которые запретить нельзя. Закабаленные мысли и порабощенное время отомстили нам. И потому скажем сегодня — «Мысли всегда своевременны». Именно такая постановка вопроса определяет видение драматических событий, которые происходили на внеочередных съездах народных депутатов России. Возникшие при этом мысли и составляют содержание нашей книги.

Мысль по природе своей не может быть ограничена протоколом, а, как правило, сопровождается ассоциациями, обобщением, экстраполяциями, реминисценциями, подобно тому как спичка, зажженная в темноте, не только освещает собственные пальцы, но и выхватывает из окружающей тьмы отдельные предметы. Это не мешает протокольной достоверности остаться незыблемой, помогая оценить не только события, но и участвующих лиц, с тем чтобы сегодня со всей определенностью сказать — кто есть кто. А сказать это нужно срочно, теперь, в свое время.

Изложенные в книге мысли принадлежат не только отдельным событиям и персонажам, но и времени, поэтому они не подлежат редакции с позиции завтрашнего дня, ибо эти мысли, эти настроения, объединяя людей, нередко становились поступками. И если сегодня не каждый согласится с первой строкой известной песни Высоцкого «Судный день — это сказка для старших», то со второй строкой солидарны многие россияне: «Просто землю вращают, куда захотят, наши сменные роты на марше».