СВР. Из жизни разведчиков

Олдрич Эймс — птица высокого полета Сергей Дивильковский

21 февраля 1994 года оказалось черным днем для ЦРУ.

Именно в этот день был арестован Олдрич Эймс — «крот», который под крышей ЦРУ почти десять лет работал сначала на КГБ, а затем и на российские спецслужбы. Вместе с ним была арестована и его жена — Мария дель Розарио Касас.

23 февраля 1994 года, когда вся Москва, как и вся Россия, праздновала, разделившись надвое, кто день Защитников Отечества, а кто, по старой памяти, день Советской Армии, эта новость уже облетела все информационные агентства.

Естественно, что и в Америке по всем каналам радио и телевидения, во всех газетах муссировали сенсацию: разоблачен очередной «советский шпион».

То есть разведчиков разоблачали по обе стороны океана, но чтобы шпионский бизнес стал семейным подрядом? Это был, конечно, сюрприз для обеих стран.

Со времен дела Розенбергов Америка не знала подобного скандала.

В день своего ареста Олдрич Эймс как раз собирался куда-то лететь — на совещание по борьбе с наркомафией.

Но сотрудники ЦРУ и ФБР были начеку.

Чуть свет и Олдрич, и его жена были уже в наручниках.

Им было предъявлено обвинение в шпионаже в пользу России.

По данным министерства юстиции, супруги Эймс вели шпионскую деятельность против Соединенных Штатов Америки, начиная с 1985 года.

Все средства массовой информации многократно повторяли, уточняли и комментировали сообщение об аресте американского разведчика и его супруги.

Олдрича Хайзена Эймса, бывшего высокопоставленного сотрудника советского отдела ЦРУ, назвали «агентом, нанесшим самый большой ущерб национальной безопасности США».

Писали о «серьезнейшей реакции» Белого дома и лично президента Билла Клинтона на случившееся.

И о «буре негодования», которая поднялась в связи с «его многолетней деятельностью в пользу советских и российских спецслужб».

Государственный департамент США уполномочил заявить свои протесты в Москве по поводу разоблачения шпионской четы.

Аналитики не уставали повторять, что дело Эймсов наверняка негативно повлияет на дальнейшее развитие российско-американских отношений.

Эксперты все думали-гадали, кто, как и почему «прозевал» двойного агента, или «крота», в ЦРУ?

Никто не знал, кто же и как в итоге его «вычислил».

Словом, как всегда в таких случаях, возникла масса вопросов, на которые никто не давал ответа.

Журналисты состязались, кто придумает более броский заголовок и не жалели эпитетов: «Самый крупный провал разведки США»; «Крупнейший в американской истории шпионский скандал»; «Кошмар для ЦРУ» и т. д.

Лондонская газета «Таймс» назвала сотрудничество Эймса с КГБ «одним из самых сенсационных событий в истории шпионажа».

Конечно, в поднятой шумихе заключалась изрядная доза политиканства.

Республиканцы в конгрессе намеревались посильнее «лягнуть» президента-демократа, а Клинтон стремился продемонстрировать твердость — был задет его политический авторитет.

ЦРУ и ФБР выясняли отношения друг с другом.

ФБР считало, что провал с Эймсом — это провал ЦРУ в целом.

И так далее.

Те, кто были настроены против России, не преминули воспользоваться случаем и с ностальгией вспоминали эпоху холодной войны.

Олдрич Эймс не был, конечно, первым из американских разведчиков, не говоря уж из американских граждан, кто, как выяснилось впоследствии, тайно работал на «главного противника».

В связи с провалом Эймса и его жены вспоминали многих агентов.

Некий офицер ЦРУ выдал секреты своего ведомства советским разведчикам в Индонезии.

Другой «цэрэушник» продал чертежи американского спутника-шпиона сотрудникам КГБ СССР.

В 1985 году по обвинению в шпионаже в пользу Советского Союза были арестованы граждане США Эдвард Говард, Рональдо Пелтон, Джон Уолкер.

Как отмечала 17 апреля 1994 года газета «Вашингтон пост», «дюжина или более американских чиновников из самых различных правительственных ведомств сотрудничали с советской разведкой на протяжении последних двух-трех десятилетий».

Однако все эксперты и комментаторы в один голос утверждали: никто из вышеперечисленных агентов не мог сравниться с Олдричем Эймсом ни по положению в иерархии главного разведывательного ведомства США, ни по уровню собственной осведомленности и, следовательно, объему и значению информации, передававшейся «противнику».

В 1985 году, наладив контакты с КГБ, Олдрич Эймс занимал в ЦРУ должность руководителя одной из контрразведывательных групп «советского отдела».

Он знал едва ли не все секреты об операциях «гражданских» и «военных» разведывательных ведомств Соединенных Штатов против СССР и России, или, как заявил один из бывших руководителей Центрального разведывательного управления Д. Джеймсон, «Эймс знал практически все».

К тому времени, когда закипели страсти вокруг этого «шпионского скандала», меня волновали совершенно иные проблемы.

Незадолго до этого меня „отправили в отставку с должности консультанта Международного отдела ЦК КПСС по распоряжению «архитектора перестройки» Александра Николаевича Яковлева, не дав дослужить до пенсии.

Распался «великий могучий» Советский Союз, канула в Лету КПСС — «руководящая и направляющая сила».

Но летом 1996 года мне случайно попалась на глаза «Независимая газета», где было опубликовано интервью с отставным полковником КГБ Виктором Черкашиным.

Я начал бегло просматривать этот материал, а потом увлекся.

Оказалось, что некий Ричард Уэллс, с которым я довольно тесно, хотя и недолго, общался в Вашингтоне в 1984-85-е годах, и ставший теперь мировой знаменитостью сотрудник ЦРУ Олдрич Эймс — это одно и то же лицо!

Причем мы с ним встречались незадолго до того, как он явился в апреле 1985 года в советское посольство и предложил свое сотрудничество…

Мне показалось, что и я некоторым образом причастен к делу Эймса, и что я, может быть, поспособствовал его решению работать на нашу страну.

Новость эта, естественно, заставила меня изменить отношение к «делу Эймса».

Я припоминал детали своего знакомства и общения с ним, и мне захотелось узнать побольше о нем и его биографии.

Ведь все-таки этот человек был далеко не рядовым разведчиком.

В течение девяти лет он сообщал контрразведкам СССР и России едва ли не обо всем, что замышляли против них американские спецслужбы.

Непродуманная, поспешная и заранее обреченная на неудачу «афганская кампания», предпринятая советским руководством во главе с престарелым Леонидом Брежневым, накалила политические страсти.

Особенно истерически вели себя правые радикалы, которые пытались похоронить идею «разрядки» в советско-американских отношениях.

В ноябре 1980 года на президентских выборах в США победил Рональд Рейган, ярый антикоммунист, автор концепции «СССР — империя зла».

В начале 1980-го года меня отправили в Нью-Йорк на должность советника Постоянного представительства СССР при ООН. При этом мне поручили параллельную работу советника по международной информации отдела ЦК КПСС.

Кроме обычной дипломатической работы, я еще должен был поддерживать контакты с довольно широким кругом американцев, по возможности, из числа наиболее информированных и влиятельных.

Среди моих многочисленных знакомых оказался некий субъект, высокий, худой, лет пятидесяти.

Его мне представили как Алекса Ньюсэма.

Даже на фоне весьма «подкованных» представителей дипломатического и журналистского корпуса, с которыми мне приходилось общаться в Нью-Йорке, «Алекс» вполне мог сойти за эксперта-международника достаточно высокого класса.

Он прекрасно разбирался в истории советско-американских отношений и внешней политике США.

К тому же, он явно не понаслышке знал политическую кухню официального Вашингтона и мог вполне грамотно комментировать внутреннюю политику вашингтонской администрации.

Я поначалу принял нового знакомого за отставного чиновника госдепартамента.

Однако вскоре по ряду признаков догадался, что, скорее, имею дело все же с «цэрэушником», притом достаточно высокого ранга.

Избегать дальнейших контактов тем не менее не стал.

Что-то подсказывало мне, что эта «ниточка» ведет к тайным пружинам вашингтонской политики и по большому счету даст нам скорее выигрыш, чем проигрыш.

Спустя полтора десятка лет Алекс вновь напомнил мне о себе как один из ключевых персонажей в истории Олдрича Эймса.

Из ряда публикаций я узнал, что тогда в Нью-Йорке познакомился и впрямь с высоким чином из ЦРУ — главой нью-йоркского отделения контрразведки «по связям с иностранными источниками» Родни Карлсоном.

Его работа со мной, кажется, официально называлась «развитием дружеских отношений».

И я готов подтвердить, что в этом направлении Алекс достиг вполне весомых результатов: в чисто человеческом плане он всегда производил на меня благоприятное впечатление.

Кроме того, и он, и его ближайшие друзья и приятели, с которыми я общался, вели себя в высшей степени корректно.

Никто из них ни разу не обращался ко мне с предложением работать на них. Ни разу не возникало даже отдаленного намека на подобную перспективу.

Так что мы уже не просто контактировали, но и отчасти подружились.

Часто мы встречались в нью-йоркских ресторанах — либо за ланчем, либо за ужином. И подолгу беседовали.

Естественно, каждый из нас так или иначе потом докладывал об этих беседах своим соответствующим ведомствам.

На основании бесед с Алексом и его друзьями я написал ряд справок и аналитических записок, которые направил в отделы ЦК КПСС и МИД СССР.

Мы по преимуществу беседовали о советско-американских отношениях и о проблемах разоружения.

Впрочем, нередко обсуждали и вечный вопрос: каковы достоинства и недостатки наших двух систем — капитализма и социализма. Немало мы спорили и об американском и советском образах жизни, свободе и социальной справедливости, которую каждый из нас трактовал по-своему.

И хотя часто затрагивались острые и даже болезненные темы, наши дискуссии никогда не выходили за рамки корректности.

Обстановка на политическом Олимпе тогда казалась очень напряженной.

Рейган объявил антикоммунистический «крестовый поход» и довольно недвусмысленно высказывался в адрес «империи зла».

Начинался новый виток гонки вооружений.

Все усилия нашей страны договариваться с США на основе достигнутого ценой неимоверных усилий и жертв паритета пошли насмарку.

Но Советский Союз был ядерно-космической сверхдержавой, и многие на Западе опасались, что «ковбойская» политика вашингтонской администрации приведет, в конце концов, к военному конфликту.

Тогда весь мир будет объят пламенем ядерной войны.

В подобной ситуации нелегко было избежать нарастания массовых алармистских настроений.

В Нью-Йорке в июне 1982 года состоялась гигантская — до 1 миллиона участников, по данным американской прессы — антивоенная манифестация граждан, съехавшихся со всех концов страны.

Они требовали от правительств СССР и США прекратить гонку вооружений и запретить атомную бомбу.

Немало политиков, специалистов по вопросам разоружения, бизнесменов, религиозных деятелей, представителей интеллигенции в Европе и Америке высказывались в пользу достижения компромисса между Москвой и Вашингтоном в области ограничения вооружений, что никак не укладывалось в амбициозные планы рейгановской администрации, задумавшей покончить с «тоталитарной советской империей».

Я без устали убеждал Алекса и его друзей в том, что планы уничтожения «империи зла» опасны для всего человечества, призывал своих приятелей-«цэрэушников» к доброму или хотя бы терпимому отношению к Советскому Союзу и тем ценностям, за которые мы тогда выступали.

Я уповал на то, что эти беседы не пройдут даром.

Тогда я , конечно, еще не знал, да и не мог знать, что, оказывается, в самом ЦРУ велись баталии между «левыми» и реакционными правыми силами.

Не знал я еще и того, что Олдрич Эймс и Родни Карлсон уже тогда, в начале 80-х, были друзьями.

Биография Олдрича Эймса — биография не просто кадрового, но и потомственного американского разведчика.

Рик, как его называли в семье, родился в городке Ривер Фоллз, штат Висконсин, в 1941 году.

В ту пору его отец Карлтон Эймс преподавал историю и социологию в местном колледже, а мать учила детей английскому языку в школе по соседству.

Предметом поклонения в доме всегда были книги. Особенно в семье любили английскую и русскую классическую литературу.

Эта любовь к литературе осталась у Олдрича навсегда.

Немногие офицеры-разведчики держат дома библиотеку в две тысячи томов, — именно столько насчитали сыщики-фэбээровцы, когда описывали имущество Рика при его аресте в 1994 году.

В 1951 году отец Эймса защитил докторскую диссертацию, посвященную борьбе за независимость бывшей британской колонии Бирмы.

Случайно или нет, эта работа попала в руки одному из сотрудников Центрального разведывательного управления и произвела на него неизгладимое впечатление.

И вскоре созданное незадолго до этого для «борьбы с коммунистической угрозой» ведомство завербовало Карлтона Эймса.

В 1954 году его отправили в Бирму якобы для продолжения научной работы, в действительности же — для выполнения секретных заданий ЦРУ, в штат которого он был зачислен.

В Бирму поехала вся семья.

Юного Рика пленила романтика путешествия и экзотика Востока.

К тому же, ореол секретности, окружавший деятельность его отца, манил его.

Возможно, отчасти поэтому сын и выбрал ту же карьеру, что и отец, бывший ученый и почтенный преподаватель — Эймс-старший.

Как бы то ни было, Олдрич начал помогать «фирме», в которой трудился Карлтон, еще в школьные годы: на каникулах они вместе с отцом подшивали служебные бумаги в штаб-квартире разведуправления в Лэнгли, под Вашингтоном.

В 1967 году Рик получил степень бакалавра искусств, окончив факультет истории в столичном университете Джорджа Вашингтона.

И поступил на курсы подготовки младших офицеров ЦРУ.

Кстати, в том же году его отец вышел в отставку.

Он не очень преуспел на новой стезе и даже начал потихоньку спиваться.

А Олдрича судьба привела сразу по окончании курсов в «советский» отдел разведуправления. Пробыв несколько месяцев на «штабной» работе в Лэнгли, он был затем командирован в качестве оперативного работника разведки «под крышу» посольства США в Анкару.

Перед ним была поставлена задача: вербовать находившихся в Турции советских граждан. К тому же, в соответствии с установкой американской администрации, разведчики обязаны были по всему миру «усиливать противодействие враждебной деятельности СССР».

Возможно, эту установку Рик Эймс воспринял чересчур буквально.

Он бегал по Анкаре, расклеивая на стенах домов антисоветские листовки, написанные якобы от имени турецкой общественности.

Но в выполнении основной своей обязанности — вербовке агентуры — он не продвинулся ни на шаг. Ему не удалось заполучить никого из советских граждан.

Так что Рика затем упрекнули в отсутствии должного «рвения», что и было отмечено в его служебных характеристиках, отправившихся в Лэнгли сразу вслед за его возвращением в родные пенаты.

Шел 1972-й год.

Несмотря на нелестные отзывы о профессиональных качествах Эймса-младшего, поступившие от его непосредственного начальства в Анкаре, дома судьба вновь благоволила Рику: в Лэнгли он был зачислен на курсы по изучению русского языка.

Это сулило в дальнейшем почти неизбежное продвижение по службе, притом на самом «престижном» для разведчика направлении.

И уже вскоре Эймс был зачислен в состав группы, которая курировала деятельность ЦРУ по вербовке агентов из числа граждан СССР и восточноевропейских стран.

Несколько лет Рик проработал в штаб-квартире Центрального разведуправления, занимаясь анализом и обобщением информации, поступавшей от советских агентов.

В 1976 году его послали в Нью-Йорк с тем, чтобы он сам попытал счастья в поисках изменников среди находившихся там граждан СССР, главным образом сотрудников ООН.

По утверждениям некоторых биографов, Олдрича Эймса в ту пору не очень-то жаловали его сослуживцы в Лэнгли.

Они считали, что он неряшлив и не прочь выпить.

К тому же, многие полагали, что он чересчур себе на уме и слишком высокомерен.

Однако в Нью-Йорке его выделили и обласкали.

Его новый босс — глава местного отделения «по работе с иностранными источниками», оценил новичка как «интеллектуала, у которого в голове кое-что поважнее, чем костюмы и галстуки», и одарил его личной дружбой.

Босса звали Родни Карлсон, он же — Алекс Ньюсэм.

В Нью-Йорке Рик вновь не преуспел на поприще вербовки агентуры, чего, впрочем, новый его начальник от него, кажется, и не ждал. Эймсу дали возможность проявить аналитические способности. Он составлял сводки и отчеты по донесениям уже завербованных до него агентов.

Как раз тогда он обрабатывал информацию, которую поставлял в ЦРУ советский перебежчик — Аркадий Шевченко, бывший заместитель Генерального секретаря ООН.

Так что некоторое время Олдрич Эймс вел в Нью-Йорке вполне беззаботное существование и успешно продвигался вверх по служебной лестнице.

Ему по-прежнему покровительствовал его непосредственный начальник Родни Карлсон.

К тому времени ЦРУ возглавил Уильям Колби. И наступил момент, когда от Эймса все-таки потребовали конкретных результатов работы — нужны были новые источники информации, новые агенты. А по этой части Эймс не был силен.

К тому же, ему дважды предлагали выехать на оперативную работу за рубеж — первый раз в Лагос, в Нигерию, во второй раз — в Москву. Однако по семейным обстоятельствами он отказался от этих предложений.

Его первая жена Нэнси не склонна была покидать Соединенные Штаты и жертвовать своей работой ради мужа.

Но когда поступило третье предложение — на этот раз Эймсу предлагали должность офицера разведки «под крышей» американского посольства в столице Мексики, — Рик уже попросту не счел возможным его отклонить: в противном случае под угрозой могла оказаться вся его карьера.

Итак, в октябре 1981 года Олдрич Эймс, оставив жену в Штатах, прибыл на работу в Мехико-сити.

В силу ряда причин, в первую очередь из-за своего географического положения, Мексика, соседствовавшая с революционными Кубой и Никарагуа, была одной из «горячих точек» в противостоянии разведок двух миров.

Именно отсюда начинались многие тайные операции ЦРУ против режима Кастро на Кубе и сандинистов в Никарагуа.

Здесь перекрещивались пути и судьбы десятков тайных агентов, заброшенных отовсюду в страны Латинской Америки.

В Мексике велась интенсивная вербовочная «дуэль».

Впрочем, если судить по опубликованным в США материалам о «деле Эймса», ему и здесь не удалось снискать лавров удачливого вербовщика.

Зато он преуспел в другой сфере.

Он сначала подружился, а потом и сблизился с двадцатишестилетней Марией дель Розарио Касас, атташе по культуре посольства Колумбии.

Рик совершенно позабыл о своих непосредственных служебных обязанностях.

Он влюбился без памяти, ухаживал за Марией и добился взаимности.

В 1985 году Олдрич Эймс женился на Марии дель Розарио Касас.

Развод с Нэнси он оформил годом раньше.

В конце 1983 года Рик вернулся в Соединенные Штаты.

Как утверждают его биографы, он опять предстал перед руководством в Лэнгли с не очень-то лестными оценками служебных достижений и к тому же с упрочившейся репутацией офицера, злоупотребляющего спиртными напитками.

Но Рик все-таки оказался настоящим баловнем Фортуны.

Его вновь определили в советский отдел ЦРУ, да к тому же в службу контрразведки, которую теперь возглавлял не кто иной, как получивший повышение и переведенный из Нью-Йорка в Лэнгли Родни Карлсон.

На этот раз«Алекс» поручил Рику возглавить группу, в задачи которой входило «повышение уровня противодействия оперативной деятельности советских разведчиков» на территории США и в «третьих» странах.

Уж в чем-чем, а в теории противодействия Эймс был силен.

Особенно он отличился в «разработке новых схем и методик разрушения замыслов советских разведывательных служб».

Вскоре Рик настолько преуспел на своем новом поприще, что ему предоставили доступ к ежедневным сводкам о результатах вербовки агентуры, досье на всех завербованных агентов из числа граждан СССР, а также к материалам о «глобальных операциях», стратегии и тактике всех разведывательных служб США в противоборстве с КГБ и советской военной разведкой.

Весной 1984 года сфера деятельности Рика Эймса расширилась.

Его включили в состав группы оперативных сотрудников ЦРУ, которым было разрешено вести, параллельно с работниками ФБР «разработку» и вербовку граждан, работавших в посольстве СССР в Вашингтоне.

Эймс, видимо, наконец, решил оправдать звание разведчика и перейти от теории к практике.

Теперь уже все чаще о Рике положительно отзывались руководящие эшелоны ЦРУ. И, как когда-то в Нью-Йорке, он опять часто беседовал со своим боссом за рюмкой водки.

Семейная жизнь с Марией складывалась удачно.

Вскоре после его возвращения в Вашингтон Мария переехала к Рику, вышла за него замуж, приняла американское гражданство и навсегда обосновалась в Штатах.

У них были общие интересы. Как и он, она любила литературу, увлекалась также лингвистикой и философией.

Мария была дочерью известного колумбийского ученого и политика.

Она готовилась к защите докторской диссертации о философии Хайдеггера в Джорджтаунском университете.

Оба они мечтали о ребенке.

Единственной тенью, несколько омрачавшей их счастливую семейную жизнь, была стесненность в материальных средствах.

Эймс потратился на развод с Нэнси. И на то, чтобы обустроить новый дом, нужны были немалые деньги.

К тому же, Мария едва ли не ежевечерне звонила в Боготу, где после недавней кончины ее отца тосковала в одиночестве мать — Сесилия Касас.

Жалованье, которое Рик получал в ЦРУ, не могло покрыть все эти расходы.

Впрочем, как признавался сам Эймс уже много позднее, проблемы эти, в сущности, были вполне разрешимы.

Он мог бы, к примеру, взять кредит.

Но Олдрич Эймс слишком драматизировал ситуацию и все сильнее тяготился своим финансовым неблагополучием.

В первое время после ареста Олдрича Эймса в феврале 1994 года многих волновал вопрос: кто и как сумел завербовать американца, который сам проработал в разведке три десятка лет и занимал весьма высокий пост?

Один из московских журналистов предположил: «Вероятно, Эймс попался на крючок, и его перевербовал какой-то классный советский профессионал» («Известия», 24 февраля 1994 г.).

Тему «вербовки Эймса» комментировал Белый дом: по информации тех же «Известий», пресс-секретарь Белого дома 23 февраля 1994 года заявил журналистам, что президент Клинтон выразил недовольство по поводу того, что русские, оказывается, занимались вербовкой столь высокопоставленного должностного лица США, нарушая тем самым некую взаимную договоренность, достигнутую ранее.

Но все эти слухи и домыслы оказались весьма далеки от действительности.

На самом деле Олдрича Эймса никто не «вербовал» — он вполне добровольно, «в здравом уме и трезвой памяти» изъявил желание сотрудничать с Комитетом государственной безопасности СССР, а в дальнейшем — со Службой внешней разведки Российской Федерации.

В апреле 1985 года Олдрич Эймс переступил порог особняка на 16-й стрит в Вашингтоне, где размещалось посольство СССР, и вручил дежурному секретный пакет на имя резидента КГБ.

Так, во всяком случае, описывают события многие американские авторы.

К тому времени я уже вновь работал на Старой площади в Москве, в Отделе международной информации. И я тогда, конечно, не мог знать про явку американского разведчика в советское посольство — меня в подобного рода события не посвящали.

Но судьба распорядилась так, что самый первый «подход» со стороны Эймса был адресован именно мне.

Моя же роль состояла в том, чтобы своевременно сообщить «кому следует».

В конце 1982 года меня перевели в Вашингтон на должность советника по информации и руководителя пресс-группы посольства СССР в США.

И «Алекс Ньюсэм» на некоторое время исчез с моего горизонта.

Но в 1984 году, кажется, уже осенью, он позвонил в посольство, и, как в прежние времена, предложил встретиться и вместе пообедать.

Во время беседы мы, как обычно, обсуждали самые разные темы.

Затронули и злободневные вопросы американской и советской политики и отношений между нашими странами.

На прощание Алекс сообщил мне номер телефона в Вашингтоне, по которому я мог бы при желании с ним связаться.

Поскольку это могло означать, что в дальнейшем наши контакты с ним будут «развиваться и углубляться», я доложил об истории своей дружбы с «цэрэушником» советскому послу и резидентуре и, заручившись их согласием, через некоторое время позвонил «Ньюсэму».

Когда мы с Алексом договаривались о следующей встрече, он спросил, не буду ли я возражать, если он приведет с собой на ланч «еще одного своего друга».

Я не возражал.

Мы встретились в одном из дорогих ресторанов в самом центре Вашингтона.

Алекс представил мне Ричарда Уэллса, аналитика разведывательной службы при Национальном совете безопасности США. Так отрекомендовался новый знакомый, оказавшийся, как выяснилось спустя двенадцать лет, Олдричем Эймсом.

Потом мы встречались с Риком еще несколько раз.

Сами американцы по-разному трактуют завязку «дела Эймса».

Прежде всего, многих авторов волнует вопрос — какие цели преследовал Эймс (или какие задачи перед ним ставились), когда он устанавливал контакт с советником посольства СССР.

ЦРУ и ФБР на этот счет придерживались разных версий.

Пит Эрли в книге «Исповедь шпиона» считает, что Олдрич Эймс выполнял поручение Родни Карлсона «завербовать Дивильковского». А поручение это, в свою очередь, исходило от ФБР.

Но, как пишет Эрли, Дивильковский «сорвался с крючка» и подсунул вместо себя другой «объект» — советника посольства по вопросам разоружения Сергея Чувахина.

Лично я не исключаю, что ФБР затевало вокруг моей персоны какую-то возню, — в этом состоит, в конце концов, их работа.

Но в данном случае все получилось с точностью до наоборот. Как в русской пословице, пошли за шерстью, а вернулись стриженными.

В книге Питера Мааса «Шпион-убийца» вся ответственность за случившееся возложена на Родни Карлсона. Мало того, что он содействовал Эймсу в зачислении в свою группу в Лэнгли, так он решил оказать приятелю еще одну услугу.

Питер Маас считает, что дело обстояло следующим образом.

Как-то за ланчем Родни Карлсон изложил Рику Эймсу «свежую идею».

Вспомнив, что находясь в Нью-Йорке, он работал с советским дипломатом из ООН по фамилии Дивильковский (Маас почему-то называет меня «Дивокульским»), Карлсон сказал примерно следующее: «Этот человек не из КГБ и не из ГРУ, но он разбирается в вопросах контроля над вооружениями. А почему бы тебе, Рик, не пообщаться с ним? Кто знает, какую информацию удастся выудить и что из этого всего получится? Это ведь не кабинетная, а оперативная работа, и начальство наверняка высоко оценит твою инициативу».

Вслед за чем Родни Карлсон и познакомил меня с Олдричем Эймсом.

После нескольких наших встреч я сообщил, что скоро возвращаюсь на родину и предложил ему в партнеры вместо себя другого специалиста по разоружению — Сергея Чувахина. А именно к следующей, так и не состоявшейся встрече со мной Рик, дескать, и решил выдать КГБ кое-какие секреты.

Такова версия, изложенная в книге Питера Мааса.

А как обстояло все на самом деле?

Разумеется, я не осведомлен о том, кто и какие задания давал Эймсу (и давал ли вообще) перед тем, как он «вышел на связь» со мной, придя вместе с Алексом на ланч в ресторан.

Знаю лишь, как он на самом деле вел себя во время наших встреч и о чем мы с ним беседовали.

Надо отметить, что в общем все беседы дипломатических сотрудников советского посольства с американцами проходили примерно по одному и тому же сценарию.

Каждый разъяснял и защищал позицию своего правительства по нескольким важным проблемам, которые являлись ключевыми в пропагандистских баталиях между Москвой и Вашингтоном.

К тому времени — в ноябре 1984 года Рональд Рейган был избран на второй срок и продолжал осуществлять свой курс на уничтожение «империи зла».

Нормальные контакты почти во всех областях взаимодействия двух стран были свернуты; женевские переговоры о контроле над вооружениями зашли в тупик.

Белый дом откровенно делал ставку на достижение военного превосходства, наращивая ракетно-ядерный потенциал и грозя Москве «звездными войнами».

В соответствии с линией, предписанной советской дипломатии еще при Юрии Андропове, нашим дипломатам надлежало демонстрировать ответную твердость СССР по принципиально важным для нас вопросам, прежде всего — относительно сохранения паритета в области ракетно-ядерной мощи.

В то же время мы настаивали на принципе недопустимости военного конфликта и стремились найти компромиссные решения по проблеме ограничения и сокращения ядерных вооружений двух «сверхдержав».

В беседах с «Уэллсом» я излагал нашу доктрину и полагал, что он, как человек, причастный к военно-политической элите, сможет донести эти принципы до сведения тех, кто задает тон в Белом доме.

Советское руководство не одобряло действия Соединенных Штатов, направленные на блокаду Кубы, и тайные операции в поддержку «контрас» (против Даниэля Ортеги) в Никарагуа.

Не могло, конечно, наше правительство согласиться и с политикой потакания мятежному движению «Солидарность» в Польше.

Одним из основных пунктов расхождений было также положение диссидентов в Советском Союзе.

Словом, в наших беседах с Уэллсом мы затрагивали самые болевые точки.

Обсуждали мы и вопросы преемственности власти.

После кончины наших лидеров в 1982-84 годах и избрания престарелого, совершенно недееспособного Константина Черненко, который умер в марте 1985 года, было ясно, что у нас в стране назревала смена поколений «в верхах».

И всех «советологов» в Вашингтоне занимал вопрос, кто придет на смену «геронтократам» в Кремле и как это отразится на внутренней и внешней политике Советского Союза.

Рику, конечно, было небезразлично мое мнение по этому поводу.

Разумеется, мы говорили не только о политике. Порой обсуждались и семейные, и личные дела.

Олдрич Эймс, надо отдать ему должное, всегда вел себя со мной в высшей степени корректно.

Прежде всего, он ни разу не попытался «завербовать» меня.

Он вполне покорно сносил мои атаки на администрацию Рональда Рейгана и даже не пытался возражать или оправдывать линию поведения высших американских эшелонов власти.

Он с пониманием и даже с благожелательностью выслушивал мои аргументы в пользу советской стороны.

Во всяком случае, я, понимая, что имею дело с разведчиком и должен быть начеку, где-то внутренне был спокоен. Я был уверен с самого начала, что общение с этим человеком не должно повредить нам, а, наоборот, может даже в чем-то помочь.

И оказался прав.

Десять лет спустя в беседах с Питом Эрли Олдрич Эймс назвал меня «своим другом».

«Уэллс» вполне откровенно обсуждал со мной деятельность спецслужб США. Никаких «секретов» он при этом не выдавал.

В частности, он объяснил мне, несведущему, чем занимаются ЦРУ и Национальное агентство безопасности США, как разграничены сферы их влияния.

Рик проявлял особый интерес к тематике разоружения.

Он охотно и подробно комментировал позиции двух правительств — Вашингтона и Москвы — по проблемам, которые рассматривались на прерванных женевских переговорах об ограничении и сокращении стратегических вооружений и об ограничении ядерных вооружений в Европе.

При этом он даже пытался направить разговор в более «профессиональное» русло.

Он, например, упомянул про какой-то тип вооружений, по которому СССР не представил американской стороне (как он утверждал) требуемых, согласно предыдущим договоренностям, сведений.

Мне подобные дискуссии оказались «не по плечу», в чем я и признался «Уэллсу»: я просто не владел в достаточной мере необходимой информацией, чтобы поддержать разговор в этом направлении.

Уже после второй или третьей нашей встречи с «Уэллсом» я решил, что должен передать эту «связь» в более профессиональные руки.

Американец подавал сигналы «доброй воли» или даже готовности к сотрудничеству. Контакты с человеком, который не скрывал, что занимает высокое положение в иерархии спецведомств, конечно, были бы очень полезны нашей контрразведке.

Следовало бы свести Рика и с нашим специалистом-«разоруженцем».

«Уэллс», как мне показалось, много размышлял о возможных выходах из тупика, в который зашел советско-американский диалог о контроле над ядерными вооружениями. Так, по крайней мере, я тогда расценил его интерес к этой тематике.

Но я, конечно, не мог оценить, насколько он компетентен и искренен, и не знал, нужен ли советской стороне такого рода помощник?

Было бы намного полезнее, на мой взгляд, чтобы с Уэллсом побеседовал специалист по проблемам ограничения и сокращения ядерных вооружений, хорошо владеющий материалом, досконально знающий советскую позицию по этим вопросам, знакомый с историей всех дискуссий по этой теме на советско-американских форумах.

К тому же приближалось время моего окончательного возвращения в Советский Союз, и мне следовало так или иначе «закруглять» свои служебные и дружеские контакты с американцами.

Я пришел к послу СССР в США Анатолию Добрынину (кажется, это было в январе 1985 года), и сообщил ему о своих соображениях по поводу «Ричарда Уэллса». О наших беседах с ним уже знали и в резидентуре разведки «под крышей» посольства.

Посол посоветовал мне «передать» Эймса советнику посольства по вопросам разоружения Сергею Чувахину.

Получив это указание, я сказал Уэллсу, что после моего отъезда он сможет обсуждать проблемы ограничения и сокращения вооружений с нашим дипломатом, компетентным в этих вопросах, и сообщил ему координаты Сергея.

Чувахину я, в свою очередь, сообщил имеющуюся у меня информацию об «Уэллсе» и попросил его поддерживать контакты с этим разведчиком.

С тем и покинул вскоре Вашингтон.

И поскольку Уэллс был далеко не единственным из массы знакомых и приятелей, которых я обрел за время своего пребывания в Америке, я, признаться, довольно скоро позабыл о нем.

Дальнейшие события, связанные с деятельностью Олдрича Эймса, весьма широко, если не сказать детально, освещены в многочисленных книгах и статьях, опубликованных в последние годы в США и отчасти переведенных в России.

Из этих публикаций следует, что в апреле 1985 года, не дождавшись встречных сигналов, Эймс сам явился в советское посольство в Вашингтоне и, передав пакет через дежурного, вступил в доверительную связь с представителями советской разведки, предложив им свои услуги.

Так что наши беседы о проблемах разоружения принесли свои плоды.

«Уэллс», он же Олдрич Эймс, он же «Колокол», стал добровольным поставщиком разведывательной информации для Первого главного управления КГБ СССР, а в дальнейшем — для Службы внешней разведки России.

С апреля 1985 года и почти вплоть до своего ареста Рик практически ни на день не прекращал своей работы в пользу СССР и России.

Рискуя собственным благополучием, свободой и даже жизнью, он тайно собирал, копировал, а при необходимости обобщал, комментировал и переправлял к нам в Центр через советских и российских связных ценнейшую, с точки зрения наших государственных интересов, секретную и совершенно секретную информацию.

Пользуясь тщательно отработанной методикой и профессиональными приемами, он собирал информацию, сперва находясь в Вашингтоне, с мая 1986 года — в посольстве США в Риме, куда его направило ЦРУ для работы в качестве офицера разведки, а с лета 1989 года — опять в Вашингтоне.

После итальянской командировки Эймс до конца 1991 года занимал различные ответственные посты в контрразведывательных подразделениях «советского», а затем и «русского» отдела ЦРУ в Лэнгли.

В ноябре 1991 года он был переведен в Центр по борьбе с наркобизнесом Центрального разведывательного управления.

Разные источники по-разному оценивают объемы и качество информации, которую Олдрич Эймс тайно переправил в Москву за время своего сотрудничества с КГБ и Службой внешней разведки.

По данным, приведенным генеральным инспектором Центрального разведывательного управления США Ф. Хитцом, советские и российские службы получили от Эймса досье более чем на 30 агентов, завербованных в разное время среди граждан СССР, а также некоторых других стран американскими разведывательными центрами.

Эймс передал также сведения о более чем 50 тайных операциях шпионских ведомств Соединенных Штатов.

Другие источники оценивали деятельность Олдрича Эймса значительно выше.

Когда Олдрич Эймс уже находился в тюрьме, корреспондент телекомпании Си-Эн-Эн спросил его: «А правда, что вы скомпрометировали, возможно, сотни операций?»

Рик ответил: «Наверняка».

Некоторые авторы утверждают, что в последний период своей работы на российские спецслужбы он порой просто не успевал (или не хотел) подробно знакомиться с материалами, которые оказывались у него в руках.

Он проникал в компьютерные сети ЦРУ, Пентагона и Госдепартамента и буквально все, что ему удавалось раздобыть, переправлял в Москву.

Все эксперты сходятся в одном: в течение без малого десяти лет от «крота», затаившегося в недрах ЦРУ, в Москву поступала «шпионская» информация, из которой наша контрразведка вовремя узнавала едва ли не обо всех операциях, намеченных американскими спецслужбами.

Кстати, немалое число операций, направленных против национальных интересов СССР и России, разрабатывались и готовились самим Эймсом или при его непосредственном участии.

В этом заключалось своеобразное шпионское чувство юмора, которым Олдрич Эймс, несомненно, был щедро наделен.

В интервью французскому журналу «Нувель обсерватер» в феврале 1995 года по этому поводу он высказался так: «Выполняя свои обязанности в ЦРУ, я тщательно готовил операции против КГБ, но каждый раз я их об этом предупреждал, и они успевали принять защитные меры…»

Олдрич Эймс делился с Москвой и эксклюзивной информацией — о закулисной стороневнутренней деятельности ЦРУ.

Как утверждалось в «обвинительном заключении» правительства США, направленном в суд в феврале 1994 года, Эймс сообщал в Москву сведения, касающиеся ЦРУ и других разведведомств, «включая информацию о бюджетах, структуре, персонале, моральном состоянии, стратегии и других вопросах, затрагивающих СССР и Россию».

Подсчитывая ущерб, нанесенный Соединенным Штатам действиями Олдрича Эймса, судебные инстанции подчеркнули тот факт, что «крот» «снабжал американскую администрацию дезинформацией относительно военного потенциала СССР».

Советская разведка, утверждали они, поставляла в тот период в Вашингтон через внедрявшихся с помощью Олдрича Эймса «двойных агентов» «дезу», которая в конечном итоге обернулась «огромными неоправданными расходами США на новое вооружение».

Самый компетентный эксперт по делу Эймса — директор ЦРУ Джеймс Вулси, вынужденный покинуть этот пост под давлением разгневанных конгрессменов в ноябре 1994 года, заявил, что Олдрич Эймс нанес «непоправимый ущерб оперативной деятельности американской разведки, направленной против СССР, а затем и России».

По сути дела, почти вся агентурная сеть ЦРУ, РУМО (военная разведка США) и прочих спецведомств, внедрявшаяся ими на протяжении многих лет в нашей стране, оказалась в те годы раскрытой, что, по утверждению Вулси, «лишило США чрезвычайно ценных разведывательных материалов на многие годы вперед».

Среди раскрытых Риком агентов были и те, которыми спецслужбы США особенно дорожили. В их числе — генерал Дмитрий Поляков, инженер-электронщик Адольф Толкачев.

Первого из них Джеймс Вулси назвал «самым ценным агентом времен „холодной войны“, потеря которого нанесла непоправимый ущерб США».

Генерал Дмитрий Поляков с конца 1960-х годов снабжал ЦРУ (где ему дали прозвище «Цилиндр») совершенно секретными сведениями о вооруженных силах и вооружениях, в том числе некоторых их новейших видах, разработанных СССР и его союзниками, передавал американцам не подлежавшие огласке документы и материалы, касавшиеся политической и военной стратегии командования вооруженными силами СССР.

Всего, по свидетельству американских экспертов, Поляков передал в Лэнгли такое количество секретных материалов, что они заняли 25 ящиков на полках хранилищ ЦРУ.

Скромный инженер Адольф Толкачев с 1977 года поставлял посольству США в Москве суперсекретную информацию о достижениях советской оборонной промышленности и о новейших научных открытиях, которые использовались в интересах ВПК.

Недаром ЦРУ выплатило Толкачеву более двух миллионов долларов.

«Ничтожная сумма в сравнении с миллиардами долларов, которые пришлось бы потратить на исследовательские работы, не сэкономь их Толкачев американским налогоплательщикам», — комментирует в своей книге Пит Эрли.

Шпионская деятельность Адольфа Толкачева в немалой степени содействовала тому, что Соединенные Штаты начали выигрывать у Советского Союза гонку вооружений.

Тот же Пит Эрли цитирует в своей книге «Исповедь шпиона» признание Олдрича Эймса, считающего, что благодаря переданной Толкачевым в ЦРУ информации о наших открытиях в области развития военной авиационной техники «Соединенные Штаты имели бы над СССР бесспорное преимущество в воздухе, если бы в Европе началась война».

Наряду с этими «китами» или, скорее, акулами шпионажа против России и ее союзников, Рик разоблачил целый «косяк» более мелкой вредной рыбешки: среди них Моторин и Поташев, Гордиевский и Южин, Варенников и Мартынов.

В одном только небезызвестном «институте Арбатова» выявили в ту пору сразу двух агентов.

Они стригли долларовые купоны, а Пентагон наращивал преимущество в создании арсеналов вооружений.

Когда в 1983 году Олдрич Эймс занял свой пост в щтаб-квартире ЦРУ и получил доступ к ключевым досье, он, по его собственному признанию, «увидел реальную картину во всем ее объеме».

А картина была такова: благодаря завербованным американскими спецслужбами агентам Соединенным Штатам удалось достичь «драматических успехов».

Агентура была внедрена в различные, в том числе и весьма высокие сферы советского общества; и ею эффективно манипулировали.

Немалую роль сыграли агенты ЦРУ и в развале Советского Союза, и в развале нашей экономики.

Олдрич Эймс и об этом сообщал в КГБ.

Тогдашний председатель КГБ В. А. Крючков докладывал высшему партийному руководству и в том числе лично Михаилу Горбачеву, что действия российских «реформаторов» во многом инициированы ЦРУ, которое «покупало влияние среди советской интеллигенции и реформаторов, платя им огромные суммы за их статьи и лекции» («Айриш Таймс», 25.02.94).

Проникновение с помощью Олдрича Эймса в самые сокровенные тайники ЦРУ «означало, что Кремль почти наверняка имел доступ к самым секретным сделкам между Вашингтоном и всплывшими на поверхность в СССР реформаторами и националистами», — пишет «Айриш Таймс».

Но «высшее партийное руководство» не сделало каких-либо серьезных выводов из получаемой от «крота» в ЦРУ информации.

Так все-таки, кто же он такой — Олдрич Эймс, и почему именно незадолго до крушения Советского Союза он решил перейти на нашу сторону?

Многие средства массовой информации на Западе, да и у нас, утверждают, что Эймсом двигали исключительно меркантильные, корыстные соображения.

Мол, не удержался от тяги к «красивой жизни».

И решил «продать товар», которым в избытке владел, найдя в лице КГБ щедрого покупателя.

Я не вполне согласен с этой версией.

При этом я вовсе не собираюсь изображать Эймса святым или спартанцем, равнодушным к материальной стороне жизни и ее радостям.

Напротив, из опыта моего знакомства могу засвидетельствовать, что Рик высоко ценил благополучие и комфорт.

Он, например, питал явную слабость к красивым автомобилям.

Многие считают, что история «предательства» Олдрича Эймса и началась с его пристрастия к дорогим развлечениям, в том числе и к шикарным автомобилям.

И в самом деле, однажды, когда мы с ним вышли из ресторана, «Уэллс» не без гордости показал на припаркованный неподалеку «ягуар» красного цвета и сказал, что это «его колымага».

Он предложил подвезти меня на ней до посольства.

Но поскольку 16-я стрит находилась всего в двух-трех кварталах, я предпочел пройтись пешком, лишив себя таким образом удовольствия прокатиться в автомобиле будущей «знаменитости».

Далеко не каждый рядовой разведчик может себе позволить «колымагу» типа «ягуар».

Его жена Мария дель Розарио покупала одежду только у самых дорогих европейских кутюрье и ездила на «хонде». Ее учеба в Джорджтаунском университете стоила 25 тысяч долларов в год.

Для сына Пола держали гувернантку, которая обходилась семейному бюджету в 11 тысяч долларов.

Семья часто путешествовала.

Они купили собственный дом в богатом вашингтонском районе Арлингтон.

Словом, семья Эймсов явно тратила больше, чем официально зарабатывала.

Наверное, Олдрич Эймс за услуги, оказанные им нашим разведслужбам, действительно получил крупное вознаграждение — до двух с половиной миллионов долларов, как утверждают американские источники.

Видимо, он и вправду жил на широкую ногу и щедро тратил деньги на себя и на свою семью. При этом он нередко забывал о соображениях конспирации.

Дом Эймсов в Вашингтоне стоил, как утверждают многие, почти полмиллиона. И все же, полагаю, «не в том суть».

«Я — человек беззаботный и неорганизованный», — так охарактеризовал себя Олдрич Эймс.

Он не раз отвечал следователям и журналистам, что принял решение о сотрудничестве с советской разведкой после того, как вернулся из Мексики, когда впервые испытал серьезные денежные затруднения.

В «Исповеди шпиона» он говорил Питу Эрли: «Я испытывал отчаяние, меня душили финансовые проблемы. Где взять 47 тысяч долларов, которые я задолжал?»

Однажды, рассказывает Эрли, возвращаясь в Вашингтон из служебной поездки в Нью-Йорк, Эймс подумал даже, а не ограбить ли ему банк? И тут же он вспомнил, как слышал от одного из своих коллег в Мексике, что русские предлагали тому за сотрудничество 50 тысяч долларов.

Вот тогда-то Рику и пришла в голову мысль сообщить советским разведчикам кое-какие сведения, взамен попросив у них как раз эту недостающую сумму.

Ну и так далее. Казалось бы, все ясно.

Но послушаем, что говорят близко знавшие его люди.

Олдрич Эймс никогда не придавал большого значения деньгам как таковым; он не был сребролюбцем, — так считают практически все, начиная от школьных друзей и заканчивая сотрудниками ФБР, которые расследовали его «дело».

«Рик и Нэнси вели довольно скромный образ жизни в Нью-Йорке и никогда не зацикливались на деньгах», — свидетельствует один из родственников Рика.

И кстати, разводясь с Нэнси, Эймс фактически «махнул рукой» на немалую часть причитавшейся ему доли при разделе имущества, лишившись огромной суммы.

Многие считают, что Эймса толкнула на преступление его вторая жена — Мария.

Дескать, это она с ее якобы необузданной жаждой приобретения и накопительства толкала супруга на новые «предательства», поторапливая, если он мешкал с передачей очередной порции информации и получением «денег от КГБ».

Не могу судить, была ли Мария «соучастницей» Эймса в его шпионской деятельности.

Но и Марию все, кто ее знает, характеризовали как натуру, больше приверженную идеям, чем материальному комфорту.

Трудно поверить, что эта утонченная женщина» воспитанная на общении со «сливками» колумбийской интеллигенции (в их доме в Боготе бывал, например, писатель, нобелевский лауреат Габриэль Гарсия Маркес), владевшая пятью языками и готовившая докторскую диссертацию по философии Хайдеггера, похожа на приземленную мещанку, какой ее изобразил, например, Питер Маас «с подачи» рывшихся в ее шкафах при обыске фэбээровцев.

Олдрич Эймс пошел на сотрудничество с советскими разведчиками явно не потому, что был «жаден на деньги»..И не потому, что «жадной на деньги» оказалась его жена, а он был «у нее под каблуком».

Он, конечно, испытывал чувство вины перед ней за то, что обрек ее на прозябание в отнюдь не интеллектуальной среде офицеров ЦРУ и их супруг. Ведь в самом начале он ее обманул, выдав себя за дипломата, и пытался компенсировать моральные издержки материальной роскошью, которой старался ее окружить.

Но деньги были не основным, по крайней мере, не единственным стимулом для Олдрича Эймса.

У него были и моральные соображения.

Изначально этому человеку были чужды мещанская ограниченность и корыстная приземленность.

Он с юношеских лет отличался широтой и непредвзятостью взгляда на мир, интересом ко всему, что его в этом мире окружало, независимо от того, имело л и это «практическую ценность» лично для него или нет.

Он всегда был готов увидеть что-то позитивное в чужом опыте.

Американский образ жизни не казался ему вершиной его идеалов. Ему претили пресловутая «масс-культура» и ковбойские нравы части его соотечественников.

Он очень любил театр и не прочь был приобщиться к профессиональному театральному искусству.

«Он потрясающе всех изображал, умел прикидываться и импровизировать», — отмечал один из школьных приятелей Эймса.

Рик и сам не отрицает, что любил кого-нибудь разыграть.

Но только ради «потехи», «чтобы развлечь друзей и знакомых».

Он не считал возможным притворяться и обманывать ради целей мелочных и корыстных, например, — для продвижения по служебной лестнице.

«Мне никогда не давалось искусство обмана для карьерного продвижения в ЦРУ, — признавался Эймс Питу Эрли. — Я не „обхаживал“ начальство, никогда не фамильярничал с ним… У меня с начальством вечно возникали проблемы».

«Проблемы с начальством» возникали, видимо, и в связи с некоторыми особенностями характера Олдрича Эймса.

Он был, с одной стороны, несколько замкнут, «неконтактен» (кое-кто из сослуживцев считал его «высокомерным»), а с другой стороны, он всегда отличался ярко выраженной независимостью взглядов и суждений.

«Никогда не любил, чтобы мне что-то приказывали или заставляли что-то делать, — говорит Рик. — Я не спорил, я просто не делал того, что мне не нравилось, не задумываясь обычно над последствиями своего „непослушания“.

После ареста Эймса кое-кто в ЦРУ попытался изобразить его как «недалекого чудака», серую и бездарную личность.

Но Олдрич Эймс, безусловно, личность незаурядная и яркая, обладающая недюжинными интеллектуальными способностями. Иначе он не справился бы со своими профессиональными обязанностями.

Вот характеристика, которую дал ему генеральный инспектор ЦРУ Ф. Хитц: «Эймс успешно и эффективно выполнял те поручения, которые требовали аналитических способностей, он мог сопоставлять огромное количество фактов, обладал интуицией, изобретательностью, умел четко и кратко излагать свои мысли. Ему были присущи гибкость ума и интеллектуальная любознательность, желание заниматься самообразованием, причем в областях, выходивших за рамки его непосредственных служебных задач».

Эймс-старший когда-то внушал юному Рику, что жить нужно «по правде» и солгать можно только «во имя добра, ради высокой цели».

Олдрич Эймс впоследствие сам себя часто называл идеалистом.

Об этом упоминают и некоторые его сослуживцы.

Например, Джин Верфей, которая сыграла едва ли не главную роль в поисках «крота» в ЦРУ в 1993-94-х годах, отмечала: «Он любил поговорить об идеях».

Размышляя о причинах своего «грехопадения» весной 1985 года, Эймс говорит Питу Эрли: «Итак, почему я это сделал? Было ли дело только в деньгах? Или же мотив получения денег просто в какой-то степени подтолкнул меня к тому, к чему я давно уже готовился? Я действительно испытывал отчаяние, потому что нуждался в деньгах. Но почему я решил сразу же, что должен совершить нечто противозаконное? Я ведь даже и не подумал о том, чтобы посовещаться с консультантом по вопросам кредитования. Почему я сразу предался размышлениям о том, чтобы изменить своей стране? Почему так легко далось мне это предательство?»

И фактически Эймс сам отвечает на им же поставленный вопрос: «Меня огорчают попытки упрощенно воспринимать мои поступки. На самом деле причин было много, и в итоге получился целый клубок причин… Если же говорить о той „питательной среде“, в которой созрело мое решение, то она была вполне благоприятной. А вообще мною двигали по большей части мои идеи и мой опыт. К тому же, возникло почти уникальное стечение благоприятных обстоятельств. И тогда я решился на измену».

Подобные признания Олдрич Эймс делал не только в беседах с Питом Эрли.

Например, корреспонденту газеты «Вашингтон пост» в интервью от 4 мая 1994 года Эймс также признался в том, что «на сотрудничество с Советами он был готов в силу сложившихся у него убеждений».

Итак, идеи, умонастроения и опыт подтолкнули Олдрича Эймса к тому, чтобы бесстрашно, фактически на глазах у агентов ФБР, отправиться в советское посольство и предложить свои услуги в качестве поставщика ценнейшей разведывательной информации.

Питер Маас в книге «Шпион-убийца» приводит беседу, состоявшуюся между Олдричем и допрашивавшим его непосредственно после ареста в феврале 1994 года агентом ФБР Гэрином.

«Гэрин спросил: „Рик, если бы тебе пришлось начать все сначала, что бы ты выбрал: ЦРУ или КГБ?“

Ни секунды не колеблясь, Рик Эймс ответил: «КГБ».

Так мог ответить только человек, руководствовавшийся в своих поступках достаточно твердыми идейными установками.

Что же за «идеи и опыт» имел в виду Эймс?

Вспомним: тезисы о «красной опасности» или «советской угрозе» десятилетиями внушались рядовым американцам.

Лозунг «лучше быть мертвым, чем стать красным» призван был внушить всей Америке определенные стереотипы мышления.

Юность Рика Эймса пришлась как раз на ту пору, когда разгоралась «холодная война» и в Америке шла маккартистская «охота на ведьм».

А Олдрич Эймс не очень верил в «советскую угрозу».

Отец его еще в детстве привил сыну иммунитет от психоза страха и ненависти, внушив ему, что люди есть люди — неважно, где они живут — в Америке или в России.

Так что Олдрич рано отринул идеологические шоры и взглянул на мир непредвзято.

Эймс изучал Советский Союз и Россию не понаслышке, а вполне профессионально.

Будучи профессиональным «советологом» высшей квалификации, разведчиком, специализировавшимся «на Советах», он постоянно сравнивал СССР и США.

Он, верно, не стал «поклонником советской системы», увидев в нашей тогдашней действительности большие недостатки и пороки.

Но он понял главное: «сатанинский образ» СССР, рисуемый американской пропагандой, насквозь фальшив. И тезис об «агрессивных намерениях» СССР — чисто пропагандистский трюк, придуманный чиновниками и бюрократами ради своих узкокорыстных цеховых интересов.

Таким путем Олдрич Эймс приходил к выводу об аморальности внешней и военной политики Вашингтона.

Он вообще довольно критически относился к своей собственной стране, а точнее — к ее политическим институтам и лидерам.

«Я никогда не гордился тем, что я американец, —. говорил он в интервью корреспонденту газеты „Фигаро“ в июле 1994 года. — Я уважаю мою страну, но это не относится к ее институтам. Я никогда не испытывал чувства лояльности и по отношению к ЦРУ».

А в интервью «Нью-Йорк таймс» в ноябре 1994 года Эймс сказал: «Мы тешили себя иллюзиями относительно нашей миссии по защите мира от коммунизма. Это оправдывало подавление внутри США движений за экономическую и социальную справедливость. Внутренний и внешний враги соединялись…»

Вполне вероятно, что подобные, явно «диссидентские», с точки зрения «лояльного американца», взгляды сформировались у Эймса не в последнюю очередь под влиянием его контактов с советскими людьми, с которыми ему приходилось по долгу службы общаться в Нью-Йорке и Вашингтоне.

Как отмечалось в уже упомянутом докладе Ф.Хитца, «к занятию шпионской деятельностью Эймса, по его признанию, кроме отчаянного финансового положения, подтолкнули и переоценка ценностей и изменение отношения к работе в ЦРУ вследствие продолжительных бесед с советскими представителями».

Немалую роль в формировании негативного отношения Рика к политике США и «американскому образу жизни» сыграли и его двухлетнее пребывание в Мексике и близость с колумбийкой Марией дель Розарио Касас. Как и большинство латиноамериканцев, она относилась к «янки» с некоторым скептицизмом.

А ее мать — Сесилия Касас — одно время примыкала к «левым» и возглавляла отделение Общества друзей Кубы имени Хосе Марти (прокастровская организация) в Боготе.

Как Эймс неоднократно подчеркивал, из Мексики он вернулся в Вашингтон «абсолютно другим человеком». И застал «другую Америку».

Пока Олдрич служил в Мексике в 1984-85 годах, у власти в США закрепилось правоконсервативное крыло республиканской партии.

Рональд Рейган трансформировал термин «советская угроза» в еще более пугающий обывателя миф об «империи зла».

Надежды на установление «контроля над ядерными вооружениями» были надолго похоронены.

Рейган инициировал «стратегические оборонные инициативы», которые назывались «программой звездных войн».

По свидетельству Пита Эрли, еще в марте 1983 года один из сослуживцев в Мехико после резких высказываний Эймса в адрес своего ведомства и начальства пришел к выводу: «Циничное отношение Рика к ЦРУ уже переросло в откровенную ненависть не просто к людям, на которых ему приходилось работать, но к самому этому учреждению и ко всему, что с ним было связано».

В своей речи в суде в пригороде Вашингтона Александрии в апреле 1994 года Олдрич Эймс сказал:

«Я был не согласен с усилением крайне правых сил в политическом спектре нашей страны в то время, а также с американской политикой в области обеспечения национальной безопасности на международной арене. Вираж вправо, взятый властями в нашей стране в 80-е годы, для меня оказался невыносимым».

Узнав, что я уезжаю из Вашингтона, Эймс прислал мне книгу «Смертельные гамбиты. Администрация Рейгана и тупик в контроле над ядерными вооружениями».

Эту книгу написал известный американский журналист Строуб Тэлботт, ставший позднее, при Билле Клинтоне, заместителем государственного секретаря США.

В этой книге Тэлботт утверждает, что окружение Рейгана и пользовавшиеся его благорасположением «ястребы» вынудили американских дипломатов разыгрывать за переговорным столом в Женеве нечестную «партию» в надежде добиться от СССР односторонних уступок.

Это, по мнению автора книги, привело к опасному витку событий и угрозе ядерного конфликта.

Судя по надписи на титульном листе подаренного мне экземпляра книги, Эймс разделял позицию ее автора. Вот что он мне написал: «Сергей! Вот хороший, хотя и безрадостный отчет об итогах последних нескольких лет. Нам нужен подлинный синтез».

И подписался: «Рик, февраль 1985 года».

Что он подразумевал под выражением «подлинный синтез»?

Об этом можно только строить догадки.

Возможно, он мечтал о куда более разумном и безопасном, чем нынешний, «новом миропорядке», объединяющем позитивный опыт Запада и Востока.

Но Советский Союз в ту пору, по словам Эймса, стал подобен «куску швейцарского сыра, вдоль и поперек изрешеченного дырами, которые прогрызли „кроты“-шпионы». И мог в любой момент рухнуть под бременем предательства.

И именно он, Олдрич Эймс, знал наперечет этих шпионов и агентов. Именно он мог помочь — и помог выявить и разоблачить их.

«Я выровнял площадку, на которой велась игра», — заявил он на суде.

Олдрич Эймс выбрал себе псевдоним — «Колокол».

В беседах с Питом Эрли он объяснил: «Я хотел уподобиться русскому демократу-просветителю Александру Герцену, который через свой журнал „Колокол“ будил русскую мысль и, обращался в России с предупреждением».

За это желание Олдрич Эймс заплатил очень высокую цену.

Как я уже упоминал, об истории «разоблачения» Олдрича Эймса — советского и российского «агента» написано множество статей и книг.

И самые фундаментальные из них книги — «Исповедь шпиона» Пита Эрли и «Шпион-убийца» Питера Мааса.

До сих пор не вполне ясно, как контрразведка США вышла на след Эймса.

После серии провалов американской агентуры в СССР в 1985-86-х годах ФБР, как уверяют упомянутые авторы, было начеку.

А уже в 1993-94 годах Эймс оказался на крючке: его неизменно «пасли».

Фэбээровцы проверяли банковские счета и квитанции Эймса и его жены. Увы, по признанию самого Рика, он действительно грешил порой «легкомыслием и безалаберностью» в денежных делах, помогая тем самым сыщикам.

Что ж, может быть, и впрямь с 1986 по 1994 годы ФБР и ЦРУ искали в своих недрах «крота».

И все-таки самая правдоподобная версия была высказана в день, когда Эймса арестовали.

Средства массовой информации США тогда растиражировали сообщение «надежных источников» о том, что весной 1993 года спецслужбами США была получена информация из Москвы от бывшего сотрудника «коммунистической разведки».

В этом донесении «крот», обосновавшийся в ЦРУ, был описан так достоверно и подробно, что его просто невозможно было не вычислить.

Эту версию позднее подтвердил в своем публичном докладе и генеральный инспектор ЦРУ Ф.Хитц. Впрочем, прозвучал и несколько видоизмененный вариант этой версии: доносчиком, раскрывшим «Колокола», дескать, был не «сотрудник российской разведки», а некий «бывший коммунистический чиновник», который выдал при этом также кого-то еще, тайно работавшего на российскую сторону.

Этой версии придерживалась, например, газета «Вашингтон пост» в публикации от 6 апреля 1994 года.

Так или иначе, «Колокола» выдал американским спецслужбам кто-то из российских граждан.

Пит Эрли считает, что трагическая участь Олдрича Эймса напрямую связана с крахом Советского Союза.

По его словам, осенью 1991 года, воспользовавшись неразберихой и смятением в рядах работников «реформируемого» КГБ, Центральное разведывательное управление и Федеральное бюро расследований США предложили вознаграждение в 5 миллионов долларов тому, кто раскрыл бы личность «крота», который, как они предполагали, действовал в недрах американского разведывательного сообщества.

Предложение это было передано ряду работников российских спецслужб, которые, по мнению американцев, могли обладать соответствующей информацией. Ни один из тех, кому адресовалась супервзятка, на это предложение не откликнулся.

Однако, если верить гипотезе Питера Мааса, в начале 1993 года «последний фрагмент мозаики» был все же дописан.

«После крушения коммунистического режима был наконец-то найден кто-то, у кого был доступ к досье Первого главного управления КГБ».

И этот «кто-то» сообщил информацию об агенте по имени «Колокол». Так что сотрудники ФБР уже без труда вычислили Олдрича Эймса.

Итак, Олдрич и Мария Эймс были арестованы 21 февраля 1994 года. В конце апреля состоялся суд над Риком. Марию судили позже — в октябре того же года.

Олдрич Эймс полностью признал свою вину и согласился сотрудничать со следствием в обмен на обещание смягчить участь его жены.

Его осудили на пожизненное заключение без права на помилование и заточили в одиночную камеру Алленвудской федеральной тюрьмы в штате Пенсильвания.

Мария дель Розарио как «сообщница» своего мужа получила «минимальный» в подобных случаях срок — 63 месяца тюремного заключения.

Их сыну Полю в момент ареста родителей было шесть лет.

Трудно представить, как сложится в дальнейшем жизнь этих двух людей, что будет говорить Розарио сыну, а сын ей о несчастном узнике, которому уже не суждено, наверное, увидеть над своей головой вольное небо. Хочется, однако, что это всегда будут только слова любви и поддержки.