СВР. Из жизни разведчиков

Бангкок, семидесятые… Алексей Полянский

В том, что английский писатель Джозеф Редьярд Киплинг ошибался, утверждая, что Восток никогда не сойдется с Западом, я убедился в 1975 году, приехав в Бангкок в долгосрочную командировку.

В этом городе меня удивило необычное сочетание восточной экзотики и западного модернизма. Архитектура таиландской столицы разнолика и космополитична. Город застраивался в последнее время с помощью иностранных фирм и каждая вносила в архитектуру таиландской столицы что-то свое. Фешенебельные здания из стекла и бетона, шикарные многоэтажные супермаркеты, современные гостиничные комплексы уживались рядом с буддийскими храмами, построенными в традиционном тайском стиле особняками с зелеными лужайками, чисто восточными лавками и базарами, кафе и закусочными на открытом воздухе.

Улицы Бангкока буквально заполонены всевозможным транспортом, и здесь тоже приходится наблюдать контрасты. Современные «мерседесы» и «вольво» медленно двигаются в сплошном потоке с допотопными повозками и велосипедами.

Мне предстояло досконально изучить Бангкок, без этого невозможна работа оперативного сотрудника резидентуры. И знать таиландскую столицу надо несколько иначе, чем знают этот город его жители. Разведчик должен видеть город под совершенно другим ракурсом. Ему нужно подбирать автомобильные и пешие проверочные маршруты, на которых он сможет выявить наружное наблюдение контрразведки, кафе и рестораны для встреч с агентурой и связями, места проведения тайниковых операций и моментальных передач разведывательных материалов и многое другое, необходимое для оперативной работы в городе.

А этой работы было много. Таиланд был «задействован» по двум основным тогдашним направлениям деятельности нашей внешней разведки — американскому и китайскому. Только что закончилась длившаяся более десяти лет вьетнамская война, которая донельзя сблизила Таиланд с США. Американцы построили на территории Таиланда несколько крупных авиабаз, с которых авиация ВВС США совершала боевые вылеты для бомбардировок Вьетнама, в Бангкоке находилось свыше тысячи американских военных советников и специалистов, американское посольство в Таиланде по численности было одно из самых больших в мире. Так что на отсутствие объектов для ведения вербовочной работы среди американцев нашим разведчикам в Бангкоке жаловаться не приходилось.

Китайцы также представляли для нас интерес, по некоторым данным, в Таиланде их проживало около десяти миллионов, у многих были родственники в КНР, которых они посещали. Развивались политические и торговые отношения между Бангкоком и Пекином.

Только что в соседней с Таиландом Камбоджей к власти пришли «Красные кхмеры», устроившие там страшную резню. Страна стала закрытой для иностранных представителей и источником основной информации о положении в Камбодже стал Таиланд, на территории которого было создано несколько лагерей для камбоджийских беженцев.

Одним словом, поле деятельности для наших разведчиков было большое. И я быстро начал включаться в работу…

В 1975 году Таиланд установил дипломатические отношения с КНР. На молодых людях появились майки с тайскими и китайскими флагами и надписями «Китай наш друг», которые бесплатно раздавались на состоявшейся в Бангкоке выставке товаров из КНР. В то же время в местной прессе почти ежедневно публиковались сообщения о подрывной деятельности нелегальной компартии Таиланда, вооруженные отряды которой действовали в отдаленных провинциях страны. Для многих оставалось загадкой, кто является «спонсором» этой компартии. Пекин в последнее время начисто открестился от своих тайских единомышленников, хотя в пятидесятые и шестидесятые годы не скрывал связей с таиландскими коммунистами. Теперь китайское руководство, клянясь в любви и дружбе Таиланду, заверяло, что не имеет никакого отношения к таиландским «красным» и намекало, что те через Ханой получают помощь Москвы. И мы, и вьетнамцы опровергали подобные домыслы. Одним словом, никому не хотелось быть причастным к осуществляемому компартией Таиланда террору. Некоторые газеты сообщали, что в Таиланде независимо друг от друга действуют две компартии — пропекинская и промосковская, или провьетнамская.

Но подобного рода информация не воспринималась реальной силой таиландского общества — высокопоставленными военными. Генералы, главная поддержка королевской семьи, были уверены, что Китай никогда не прекращал поддержку таиландской компартии и продолжает связи с ней, чтобы при случае использовать ее как рычаг давления на правительство Таиланда. К мнению военных прислушивался и сам король. Это никак не устраивало китайское руководство и его лоббистов в Таиланде. Нужно было во чтобы то ни стало доказать обратное…

С Утаем[1], малоизвестным местным журналистом, я познакомился на приеме в одном из тайских министерств. Тогда ему было около пятидесяти. Журналистикой занимался всю сознательную жизнь. Работал во многих газетах, одно время даже сам издавал небольшой журнал. На визитке, которую я от него получил, он значился главным редактором газеты, которую я потом ни в одном справочнике по прессе так и не нашел. Позднее мне удалось выяснить, что он живет главным образом за счет переводов с английского на тайский, которые делает для бюро АПН в Бангкоке.

Утай позвонил мне через несколько дней после нашего знакомства и сказал, что со мной хотят встретиться его друзья. Я ничего уточнять не стал, назначил им встречу у себя дома на утро следующего дня.

Тогда я не мог предположить, что эта. встреча !будет столь неординарной. Просто полагал, что Утай попросит меня порекомендовать кого-то из его друзей на работу в одно из совучреждений в Таиланде или обратится еще с какой-нибудь просьбой подобного рода. Поэтому я не стал сообщать резиденту о предстоящей встрече.

Около десяти утра я увидел из окна, как к моему дому подъехал темно-синий джип. Из него вышло трое тайцев, одним из них был Утай. Поприветствовав гостей, я предложил им расположиться на веранде. В декабре в Бангкоке по утрам не так жарко и приятно провести встречу на открытом воздухе. Тут же Утай представил мне своих спутников. Одному из них, смуглому и похожему на малайца, на вид было немногим за тридцать. Позднее мои предположения подтвердились. Касем, под таким именем его представил мне Утай, был мусульманином, выходцем из приграничной с Малайзией тайской провинции Яла. Другой товарищ Утая, имени я его тогда не запомнил, внешне напоминал китайца. В разговор, который шел по-английски, он не вступал, скорее всего, не владел этим языком. Создавалось впечатление, что этот человек был телохранителем Касема.

— У вас есть возможность довести информацию, которую я сейчас сообщу, руководству Советского Союза?

Меня словно ударило током. Я явно не ожидал такого вопроса. Немного собравшись, сказал Касему.

— Прежде всего, мне бы хотелось узнать, с кем я имею дело, а потом уже отвечать на ваши вопросы.

— Я лидер промосковского крыла компартии Таиланда.

Утай, заметив мой растеряный взгляд, закрыв глаза, несколько раз медленно кивнул головой, подтверждая сказанное его приятелем.

Мне нужно было выиграть время, чтобы немного успокоиться. Я достал пачку сигарет и предложил закурить своим собеседникам. Сигарету взял только «телохранитель».

Контакт с одним из лидеров подпольной компартии мог закончиться для советского представителя выдворением из страны со всеми вытекающими из этого последствиями. Моя только начавшаяся карьера разведчика могла на этом закончиться. Конечно, можно было попросить их удалиться, сказав на прощание, что вмешательство во внутренние дела страны пребывания не входит в мои служебные обязанности. Но тут уже во мне заиграл какой-то охотничий азарт. Деятельность компартии Таиланда тогда очень интересовала резидентуру и любая информация по данной тематике обязательно направлялась в ЦК КПСС. А тут такой случай. Промосковское крыло компартии! Ведь на этом можно было отличиться. Одним словом, я решил продолжить беседу, вернее, выслушать Касема без каких-либо комментариев с моей стороны. В душе я благодарил себя за то, что усадил своих гостей на веранде. Конечно, «жучки» могли быть и здесь, например, в столе или стульях. Но на веранде я почти ни с кем не беседовал. С гостями всегда проводил время в холле и, вероятнее всего, техника могла быть именно там. А запись подобного разговора в моем файле в контрразведке мне была ни к чему. Я сразу попал бы в «черный список» таиландских спецслужб, если, конечно, они сами не подослали ко мне эту компанию.

— Слушаю вас, — сказал я Касему после нескольких затяжек сигаретой.

— Но я все-таки хотел бы получить ответ на мой вопрос.

— Информацию, поступившую от деятеля нелегальной компартии, я обязан доложить руководству посольства. А сообщать ее нашему правительству или нет, решать не мне. Так что в этом дело я просто исполнитель.

Видимо, поняв, что других обязательств я на себя не возьму, Касем начал свой рассказ. По его словам, после установления дипотношений с Китаем в руководстве компартии, куда входил и сам Касем, произошел раскол. Часть влиятельных лидеров коммунистов возмущена тем, что Китай значительно сократил помощь партии и отказался принять в Пекине для переговоров ее руководителей. Эти лица решили порвать с маоистами и, считая себя истинными марксистами-ленинцами, хотели бы установить связи с Москвой.

Тут я сразу же попытался уточнить, что Касем и его соратники считают связями. Выяснилось, что они хотят получать от нас деньги и оружие на продолжение борьбы с правительством, поскольку, по словам Касема, его группировка, т. е. промосковская фракция таиландской компартии, сможет поставить под ружье около пяти тысяч повстанцев. Тогда, по нашим данным, все боевые отряды компартии Таиланда составляли не более черырех тысяч человек. Поэтому такое заверение Касема меня несколько насторожило.

— Лучше деньги, на них в Таиланде купить оружие не проблема, а на доставке его из России можно попасться, — говорил Касем, вытирая платком пот со лба. Видимо, он тоже нервничал. — Но никаких вьетнамцев, мы не хотим иметь с ними дела, так же как и с китайцами. Теперь наш ориентир Советский Союз, скоро все тайские коммунисты придут к этому заключению.

Сообщая о новой фракции в таиландской компартии, Касем назвал имена нескольких партийных руководителей. Запомнить мне их было трудно, а писать тайские имена и фамилии под диктовку — дело неблагодарное, их можно здорово исказить. У меня не оставалось другого выхода, как дать моему собеседнику блокнот и попросить написать по-английски фамилии и должности его соратников. Касем без колебаний согласился сделать это, похоже, что он не опасался оставлять улик?

— Как мне найти вас, Касем? — сказал я, принимая блокнот от своего нового знакомого.

— Мы будем поддерживать связь через Утая. Если захотите встретиться со мной, сообщите ему место и время. До конца месяца я буду в Бангкоке.

На этом мы распрощались. Я проводил гостей до машины, в которой заметил сидевшего там шофера, пожилого седого тайца. На всякий случай запомнил, чтобы потом записать, номерной знак джипа. Дома несколько минут сидел в кресле, пытаясь собраться с мыслями.

«Что это? Инспирированная китайской агентурой провокация местных спецслужб или встреча с реальным лидером тайских коммунистов, который разочаровался в маоизме и ищет теперь новых покровителей?»

Но я понял, что вряд ли смогу ответить на этот вопрос. Решать, что делать дальше, будет Центр, и. наверняка по согласованию с инстанциями. Для меня главное — не допустить ошибок.

Тут я взглянул на лежавший рядом блокнот. Касем сделал записи мелким почерком на одной страничке и ее надо доставить в посольство. Дипломатическим иммунитетом я не пользовался и меня могли остановить и подвергнуть обыску. Спрятать листок на себе или закамуфлировать его в какойнибудь предмет? Но это рассчитано только на ленивого контрразведчика. Если это провокация спецслужб, то они знают, что листок у меня и обязательно его найдут.

Случись это через год или полтора, когда за это время я перетаскал на себе и секретные документы, и агентурные сообщения, мысль, что делать с каким-то несчастным листком бумаги, вряд ли бы пришла мне в голову. Я бы просто сунул его в карман и повез в посольство. Но тогда у меня еще была психология слушателя нашего института и я хорошо помнил приводимые нам там примеры бесславной участи тех разведчиков, которые пренебрегали конспирацией и поэтому становились легкой добычей коварных спецслужб противника. Листок с записями Касема хоть и не раскрывал меня как разведчика, но уличал в связях с подрывными элементами. Пришлось тут же разработать «систему» его быстрого уничтожения в случае опасности.

Сев в машину, я выдвинул пепельницу и сунул туда листок, а рядом положил зажигалку. Все двери в машине закрыты, и если меня попытаются взять, то небольшой кусок рисовой бумаги сгорит очень быстро. Всю недолгую дорогу до посольства я нервничал, пытался выявить за собой наблюдение. Но было спокойно, и я благополучно достиг цели.

Потом я долго не мог вспомнить без улыбки поставку своего первого «разведывательного материала». Но в таком деле лучше перестраховаться даже до смешного, чем потом дать возможность посмеяться над тобой контрразведчикам.

Резидент внимательно выслушал мое сообщение. Но каких-то радостных эмоций оно у него не вызвало. Видимо, опыт подсказывал ему, что это дело может не кончиться добром. Это даже не шпионаж в полном смысле слова, а подрывная деятельность, выраженная в поддержке подпольных антиправительственных организаций, а такое чревато международным скандалом. К тому же, здесь была большая вероятность провокации.

— Подготовьте телеграмму, — сказал он. — Посмотрим, что ответит нам на это Центр.

Ответ на телеграмму пришел через два дня. Центр по этому поводу высказывался очень сдержанно. О моем контакте доложили председателю КГБ и получили санкцию на его развитие. Инструкции Центра были очень обтекаемыми. Мне предписывалось при контактах с лицами, «представляющимися членами компартии Таиланда», не выходить за рамки своего прикрытия, не принимать от них никаких документальных материалов, не давать каких-либо обещаний и обязательств. Единственное, что мне разрешалось, это получать устную информацию о деятельности данных лиц. Сообщался перечень интересующих Центр вопросов.

Положение у меня было сложное. Образно выражаясь, игру разрешали, но только в одни ворота. Примут ли ее мои партнеры и станут ли терпеливо отвечать на мои вопросы? Настораживало нас и еще одно указанное в телеграмме центра обстоятельство. За последние годы ни в разведывательной информации, ни в данных, полученных по линии ЦК КПСС, а также в сообщениях печати, среди руководства таиландской компартии не фигурировал мусульманин из южных провинций Таиланда. Кроме того, Касем указал известных деятелей компартии Таиланда, некоторые из них, по московским данным, умерли или уехали из страны. Это поставило нам много новых вопросов. Но трудно было предположить, что у спецслужб не было точных данных о руководстве компартии, если Касем выступал в роли провокатора.

— Не прячьтесь с ними по темным углам. Встречайтесь днем, но не у себя дома. Лучше всего в кафе какого-нибудь кинотеатра, —напутствовал меня резидент.

В этот же вечер из телефона-автомата я позвонил Утаю и сказал, что жду его друга в кафе кинотеатра «Метро». Назвал дату и время.

Я усиленно готовился к предстоящей встрече, тактически это было мое первое серьезное оперативное мероприятие. Мы отработали с резидентом различные варианты бесед с Касемом, линий моего поведения на случай провокации или какой-либо еще кризисной ситуации. Звукозаписывающей техникой на встрече решили не пользоваться, хотя в информационном плане это в значительной степени могло облегчить мою работу. Но в случае провокации и моего захвата магнитофон стал бы уликой против меня. Теперь предстояло задать Касему где-то дюжину вопросов о деятельности компартии, запомнить многие детали и цифры, а также столь трудные для иностранца тайские имена и фамилии. Делать в ходе беседы записи мне тоже запретили.

Кинотеатр «Метро» находился на одной из центральных улиц Бангкока Петбури. Встреча была назначена на двенадцать часов дня. После тщательной полуторачасовой проверки на маршруте я запарковал машину на платной стоянке одного из магазинов. К кинотеатру подошел через торговые ряды. До встречи оставалось десять минут. Кафе находилось на втором этаже. Я остановился внизу у кассы, делая вид, что интересуюсь расписанием сеансов.

— Здравствуйте, — услышал я сзади чей-то голос. Повернулся и увидел мужчину в светло-сером костюме сафари и в темных солнцезащитных очках. С трудом узнал в нем Касема. Мы быстро поднялись по лестнице и вошли в небольшое уютное кафе.

Я хотел заказать еду, но Касем отказался, сказав, что недавно перекусил. Решили ограничиться кофе и сладостями. Как только принявший заказ официант отошел от нашего столика, Касем наклонился в мою сторону и тихо спросил:

— Вы говорили с послом?

— Да, доложил ему о беседе с вами и ваших предложениях. Но нам нужна дополнительная информация об организации, которую вы представляете. Пока у нас нет реальной картины о том, что же произошло в компартии. Пока мы не узнаем некоторые подробности как о самой партии, так и о ее фракции, никаких решений принято не будет. Поэтому я должен задать вам несколько вопросов.

Касему это явно не понравилось, но он все же попытался изобразить на лице улыбку и в знак согласия слегка кивнул головой. Где-то около получаса я вытягивал у него сведения о таиландской компартии и ее «промосковской фракции». От ответов на некоторые мои вопросы Касем ловко уходил, ограничиваясь общими рассуждениями. Ему не понравились вопросы об источниках финансирования партии и ее международных связях. Некоторые моменты создания фракции Касема и ее деятельности были неясны. Не удалось мне уличить Касема и в неточностях, которые он допустил, составляя список руководства компартии. Он доказывал, что один из руководителей, вопреки нашим сведениям, жив и здоров, а двое других действительно уезжали за границу, но к настоящему времени вернулись.

В завершение нашей беседы Касем сказал, что «промосковским» коммунистам срочно нужны деньги. Они, по его словам, отделившись от компартии Таиланда, остались без продовольствия, оружия и боеприпасов.

— Если вы не поможете моим людям, фашистский режим Кыкрита Прамота[2] уничтожит их, — сказал он. — Чтобы спасти тайских патриотов, нужно не менее ста тысяч долларов. Тогда мы сможем вооружиться и создать опорные базы. Поставьте этот вопрос перед Москвой. Когда вы сможете дать мне ответ?

— Я не могу назвать вам какой-то срок. Свяжемся снова через Утая.

На телеграмму резидентуры Центр ответил только через неделю. Мне рекомендавали в ходе последующих встреч с Касемом уходить от обсуждения финансовых вопросов, ставили новые информационные задания, призывали к тщательному соблюдению конспирации. Встречу с Касемом я запланировал на пятницу. В среду хотел позвонить Утаю. Но…

Во вторник около девяти вечера я услышал треск самло[3] у своего дома. Скрипнула калитка и я увидел во дворе человека под зонтом. Это был Утай.

Включив музыку в холле, я предложил гостю виски с содовой. Он удобно устроился в кресле и с удовольствием пригубил напиток. Потом достал из папки блокнот и стал быстро писать по-английски. Закончив, протянул мне его. Я прочитал:

«Касем хочет срочно видеть вас. У него к вам срочное дело. Сейчас он находится в доме наших друзей. Это в районе Национального стадиона. Ждет вас. Давайте поедем к нему сейчас, на вашей машине».

Я улыбнулся. Такой ход событий нас совершенно не устраивал. При данном варианте, в случае провокации, мое положение было очень уязвимым. Да и пойти на это без разрешения резидента я не мог. В том же блокноте я написал:

«Нет. Сегодня встречи не будет. Жду его завтра в час дня в кафе гостиницы „Виктори“.

Прочитав мою запись, Утай взял со стола зажигалку и сжег в пепельнице лист бумаги. Вежливо попрощавшись со мной, он быстро вышел из дома.

Предложение Утая о срочной встрече с Касемом насторожило резидента. Он долго молчал, потом стал прохаживаться по кабинету. Видимо, решал, выходить мне на встречу или нет.

— Все-таки надо встретиться, — наконец сказал он. — Выясните, в чем дело, выслушайте его внимательно. В беседе следуйте указаниям Центра.

— Наверное, эта встреча будет последней. Дело рискованное и никакой перспективы.

— Посмотрим. Вы только будьте осторожны. Не допустите провокации.

Ровно в час Касем уже сидел в кафе и, заметив меня, помахал рукой. Я увидел, что рядом с ним лежит толстый пакет из плотной бумаги, на котором было написано название одного из тайских издательств. В таких пакетах здесь обычно рассылают почтой книги подписчикам.

Поздоровавшись, Касем сразу же спросил меня, решен ли вопрос о предоставлении его организации финансовой помощи. Я ответил, что ему вряд ли стоит надеяться на получение от нас денег и попросил больше не касаться этой темы. Но, к моему удивлению, столь категоричный ответ ничуть не расстроил Касема. Он взял в руки пакет и тихо произнес.

— Здесь все о моей, партии. Копии организационных документов, списки активистов и прочее. Сюда я вложил письмо к вашему правительству с предложениями о сотрудничестве.

Я опешил. Такой «наборчик» не сулил мне ничего хорошего, попади я с ним в контрразведку. Чтобы немного успокоиться и отвлечься, я стал рассматривать посетителей кафе. За одним из столиков заметил знакомое лицо. Сидевший в компании трех крепких парней человек тоже взглянул на меня и улыбнулся. Я узнал «телохранителя» и кивнул ему.

Заметив это, Касем сказал.

— Вы, наверное, узнали Чавалита. Он отвечает у нас за вопросы безопасности. Я приказал ему сегодня «прикрывать» нашу встречу.

— Боитесь, что мы вас похитим и отправим в Москву?

Касем рассмеялся.

— Я был бы доволен таким исходом.

— Зачем же тогда здесь Чавалит и его ребята? Если кто-то из ваших проинформировал полицию, что вы собираетесь передать советскому представителю документы, полностью раскрывающие возглавляемую вами партию, то вряд ли группа Чавалита сможет что-то сделать.

Касем был явно не готов к такой реакции с моей стороны.

— У нас нет предателей, — резко сказал он.

— Надеюсь, что это так. Но, тем не менее, я не могу подвергать риску ни себя, ни вас. Если что-то случится и документы попадут в полицию, это не только поставит под удар вашу партию, но и скомпрометирует мою страну.

— Вы зря беспокоитесь, ничего не случится. Возьмите документы.

С этими словами он подвинул пакет в мою сторону. Я поднялся из-за стола и сказал.

— Вынужден закончить нашу беседу. Этот пакет вы сможете передать в посольство, в частности, через Утая, который часто приходит туда за литературой.

Касем заметно нервничал, но больше не сказал мне ничего.

— Стопроцентная провокация, — заключил резидент, выслушав мой рассказ. — Им нужно было захватить вас с этими документами. Сначала хотели заманить в какой-то дом, а затем попробовали всучить их вам в кафе.

Такое же мнение высказал и Центр, который сделал вывод, что Касем и Утай являются агентами таиландской контрразведки и приказал мне прекратить контакты с ними. Но они и сами к этим контактам больше не стремились. Утай при встречах со мной вежливо раскланивался, но не пытался завести разговор. Мне казалось, что он ждет, когда я сам подойду к нему и попрошу организовать встречу с Касемом.

Я уже стал понемногу забывать об этих беспокойных днях, но через несколько месяцев увидел в газете фото Касема. Сообщалось, что он баллотируется в парламент от одной из партий левого толка. Я не мог ошибиться, это был действительно он. Только на этот раз у него были другие имя и фамилия. Подтвердилось и мое первоначальное предположение, что он мусульманин и выходец с таиландского юга. Такое резкое изменение в политической карьере моего знакомого наводило на мысль, что этот человек мог вполне быть агентом местных спецслужб, действовавшим в левом движении.

Но это только домыслы и предположения. С тех прошло больше двадцати лет и я часто задавался вопросом: что это были за люди? Настоящие коммунистические повстанцы, полицейские провокаторы, аферисты-вымогатели? А может быть они действовали во всех этих ипостасях?

Окутанные дымом танки и бронетранспортеры стальным полукругом блокировали здание штаба сухопутных войск таиландской армии. Люди прижимались к металлической ограде, на которую забрались несколько операторов с телекамерами и фотоаппаратами. Они выбрали самое удобное место для съемки участников столь традиционного для Таиланда «осеннего» военного переворота, который пришелся на этот раз на сентябрь 1985 года.

Полицейские, журналисты, попавшие в эту западню случайные прохожие и просто зеваки, стали медленно отходить от ограды и ложиться на газон, видимо, полагая, что мятежники могут в любую минуту открыть огонь.

Так оно и случилось. Один из танков стал медленно поворачивать башню, а потом неожиданно дал залп шрапнелью, то ли для того, чтобы пригрозить офицерам штаба и заставить их сдаться, то ли чтобы разогнать неугомонных операторов и фоторепортеров. Но шрапнель ударила не только по кронам деревьев. У ограды стали падать люди…

Из сообщения ТАСС:

9 сентября 1985 года в Таиланде была предпринята попытка государственного переворота. Группа таиландских военных во главе с бывшим главкомом Вооруженных сил генералом в отставке Семом Нанакомом объявили себя «революционной партией» и попытались захватить власть. Они воспользовались тем, что премьер-министр Таиланда Прем Тинсуланон находился в Индонезии, а нынешний главком Вооруженных сил генерал Атит Камлангек был в Западной Европе. Но верные им силы восстановили порядок. Путчисты сложили оружие.

Мятежники вывели на улицы двадцать два танка и до батальона солдат ВДВ. Четыре человека убито, пятьдесят девять ранено. Среди убитых два иностранных журналиста…

Когда диктор программы «Время» назвал имя и фамилию одного из погибших, я вздрогнул. Потом быстро пододвинул к себе телефон и набрал номер.

— Саша, ты смотришь «Время»?

— Да, но об этом я знал уже днем. Получили телеграмму из Бангкока о его гибели. Хотел сообщить тебе, да закрутился с отправкой почты. Так что, старик, прими мои соболезнования. Хороший был парень. Мне от души его жаль, хотя и не был с ним знаком.

Я достал из серванта небольшую деревянную статуэтку Будды. С минуту смотрел на нее, потом поставил на место. Сразу же вспомнились события почти десятилетней давности. Бангкок, весна 1976 года. Клуб иностранных корреспондентов. Несколько слов об этом клубе, поскольку дальше он будет часто упоминаться.

Клуб иностранных корреспондентов Таиланда — один из старейших и известных в Азии. Создан он был в конце пятидесятых годов и объединял тогда около тридцати корреспондентов иностранных агентств и изданий, которые собирались в одном из баров на улице Патпонг. Постепенно число участников клуба увеличивалось, они стали делиться на рабочих и ассоциированных членов. Первыми могли стать только аккредитованные в Таиланде иностранные журналисты. Для ассоциированных членов не было ограничения на профессии. Ими становились, главным образом, дипломаты, местные и иностранные бизнесмены. Одним словом, те, кто заинтересован в общении и личных встречах, Разница между этими двумя категориями заключалась только в том, что ассоциированный член не имел права давать рекомендации для вступления в клуб и быть избранным в его руководящие органы. В клуб входили очень многие проживавшие в Бангкоке европейцы и американцы. Членство давало возможность покупать со скидкой выпивку и холодные закуски в баре клуба, раз в неделю бесплатно посещать кинопросмотры и получать приглашения на участие в проводимых клубом различного рода мероприятиях, например, встречи с государственными и политическими деятелями Таиланда, послами иностранных государств, видными бизнесменами, посещающими бангкок писателями и актерами.

На одном из таких мероприятий, а именно обеде с министром иностранных дел Таиланда, где-то в апреле 1976 года я познакомился со Стивом Джексоном, корреспондентом американского информационного агентства «X». До этого я видел его несколько раз в клубе в компании журналистов но не знал, кто он. На этот раз нам достались места за одним столиком, мы быстро разговорились и обменялись визитками.

Тогда Стиву было около сорока, но выглядел он значительно моложе. Он был высокого роста, спортивного телосложения. Его внешность располагала к себе. У него были голубые глаза, слегка вьющиеся русые волосы.

В ходе разговора выяснилось, что он уже лет пятнадцать работает в «X», успел побывать за это время во многих странах Азии и Африки. Оказалось, что в Бангкоке мы жили с ним по соседству, в одном квартале.

Через неделю я позвонил Стиву и пригласил его поужинать в один из бангкокских ресторанов. Для встречи нужен был какой-то повод. В это время закрывались американские военные базы на территории Таиланда. Я подготовил несколько вопросов по данной проблеме. Это позволяло также определить уровень его осведомленности.

Результаты превзошли все мои ожидания. Он чуть ли не полчаса рассказывал мне о проблемах американо-таиландского военного сотрудничества. Дважды упомянул, что та или иная информация исходит от солидного американского источника, но не назвал его имени.

После этого я стал регулярно встречаться с ним как в корреспондентском клубе, так и в городских кафе и ресторанах. Мы обсуждали политические проблемы и Стив всегда демонстрировал прекрасные знания проблем региона.

— А что может в этом случае предпринять твое правительство? — спросил я как-то Стива в ходе одной из бесед, имея в виду американскую администрацию.

— Мое правительство в Веллингтоне, — с улыбкой ответил мне Стив, — и вряд ли ему есть до этого дело.

Я удивленно посмотрел на него. До этого был абсолютно уверен, что Стив американец.

— Так ты что, новозеландец?

— Да, но даже многие американцы считают меня земляком. Ведь я почти двадцать лет работаю в американской прессе.

Стив вкратце рассказал мне о себе. Окончив колледж в Веллингтоне, он пошел работать в небольшую столичную газету. Вскоре познакомился с аккредитованным в Новой Зеландии корреспондентом одной американской газеты. Это был добродушный сорокалетний американец, ветеран второй мировой войны, личная жизнь у которого так и не сложилась и он оставался холостяком. У этого журналиста был один существенный недостаток — он крепко выпивал. Иногда по нескольку дней не мог выйти из запоя. В эти периоды он просил Стива выручить его и подготовить материал, приплачивая ему за это, а потом сделал внештатным корреспондентом газеты. Вскоре редакция газеты выгнала этого журналиста за пьянку и он уехал на родину, а Стиву предложили стать штатным корреспондентом.

Ни Новая Зеландия, ни Австралия не были богаты на события, и Стив, жадный до журналистской работы, упросил редакцию разрешить ему летать в командировки в ЮАР. Оттуда он писал интересные репортажи. Но газета платила мало и Стив еле-еле сводил концы с концами.

В Претории он стал также подрабатывать репортажами для американского информационного агентства «Вега». Стив с детства увлекался фотографией и сделал для агентства ряд интересных фоторепортажей. Вскоре его пригласили туда на постоянную работу.

В ЮАР и сопредельных странах он проработал несколько лет, в агентстве им были очень довольны и поэтому, когда во Вьетнаме начались военные действия, его направили на работу в Сайгон. Он объездил весь Индокитай, а в 1975, после окончания войны, стал корреспондентом «Беги» в Таиланде.

— Так что теперь, к сожалению, с родиной я потерял связи, — сказал Стив, заканчивая свое повествование. — Мать и отец давно умерли, а с родственниками я отношений не поддерживаю. Превратился в американца, о чем очень жалею.

Тогда я не обратил внимания на его высказывание. Вспомнил я об этом только потом, через несколько месяцев.

Нашей службе Стив Джексон не был известен, ранее на него за границей не выходил никто из наших сотрудников. У него были хорошие разведывательные возможности и поэтому Центр поддержал предложение резидентуры о его дальнейшей оперативной разработке.

Мы предприняли меры по проверке Стива путем получения «втемную» характеризующих его сведений через агентуру и связи.

Получили данные о том, что Стив является одним из наиболее осведомленных иностранных журналистов в Бангкоке, располагающим хорошими связями в американском и других посольствах западных стран. Он жил на широкую ногу и ему постоянно не хватало денег. Мог, например, за свой счет слетать на три дня к любовнице в Париж, прокутить с друзьями за один вечер крупный гонорар, а потом занимать деньги до следующего заработка. Идеологические разногласия между Западом и Востоком его не интересовали. Был он добрым отзывчивым человеком, имел много друзей. Но очень независимым, поэтому в свои зрелые годы так и не обзавелся семьей.

Как-то раз Стив появился в клубе корреспондентов с хорошенькой молодой китаянкой.

— Лин Джексон, — сказала она, протягивая мне руку.

— Мы поженились две недели назад, — вступил в беседу Стив. — Свадьба была в Тайбее.

Потом с улыбкой добавил:

— Пригласить тебя не смог. Сам знаешь, получить визу на Тайвань тебе вряд ли бы удалось.

— Причем здесь виза, — усмехнулся я. — Дело в угощении, а от него ты не отвертишься. Я обязательно должен выпить за ваше счастье.

Через несколько дней вместе с супругой я сидел в небольшой, но очень уютной квартире Джексонов. Лин приготовила несколько необычных и вкусных китайских блюд. После пары тостов она откровенно сказала:

— Первый раз встречаюсь с русскими. Честно говоря, беспокоилась, ожидая вас. Тайвань, наверное, самая антикоммунистическая страна в мире. Как ни парадоксально, но наш нынешний президент Дзяндзинго долго жил в России, был коммунистом и жена у него русская. Но все равно мы жили и живем в страхе перед коммунистами и я их боялась с детства и, естественно, до этого никогда не встречала. А теперь вижу, что вы даже очень милые и приятные люди.

Стиву, видимо, не понравились столь откровенные высказывания жены, и он перевел разговор на другую тему.

После десерта вместе со Стивом я вышел покурить на лоджию.

— С Лин я познакомился год назад, когда ездил в командировку на Тайвань. Она работала в пресс-отделе МИД, где я получал временную аккредитацию. А ее отец — начальник департамента в одном из тайваньских министерств.

На одной из встреч Стив сказал, что в ближайшие дни он вместе с Лин улетает на неделю на Тайвань погостить у ее родителей. Я понял, что этот момент следует использовать в целях дальнейшей разработки Стива.

— Ты, конечно, знаешь, Стив, что на Тайване нет ни одного советского представителя, не говоря уже о журналистах. И МИД, и ТАСС, и другие ведомства интересует информация о некоторых вопросах внешнеполитической деятельности этой страны. У меня есть связи в одном нашем закрытом правительственном вестнике. Там бы неплохо заплатили за информацию о позиции правительства Тайваня к проблемам Камбоджи и двух Корей. Идет?

— А деньги неплохие?

— Гонорары шикарные. Сам должен понимать, издание распространяется только среди членов правительства. Но не обижайся, четвертую часть возьму за посредничество.

— Это само собой разумеется. А информацию опубликуют под моим псевдонимом?

— Вообще без подписи. Даже никто не будет знать, что ты ее подготовил. Достаточно, что источники рекомендую я, человек, который сотрудничает с этим изданием несколько лет.

Стив замялся. Чувствовалось, что его что-то смущает.

— Понимаешь, мне, американскому журналисту, как-то неудобно получать деньги от советского издания, да еще и неофициальным путем. Я подготовлю материал для тебя, чисто по-дружески. Мне это не трудно. Но получать деньги не хочу.

— Пойдет и такое. Отправлю этот материал как свой, а на часть гонорара куплю тебе подарок. Безусловно, это дело мы еще и обмоем. За мой счет, разумеется.

— Хорошо, — сказал Стив, весело улыбнувшись мне.

Вскоре по возвращении с Тайваня Стив на очередной встрече передал мне небольшой запечатанный конверт.

— Мне кажется, что это интересная информация. Кое-что мне рассказал тесть, но в основном здесь сведения хорошо знакомого мне чиновника тайваньского МИДа. Он хорошо осведомлен и знает эти проблемы не хуже, чем его министр. На Тайване у меня есть кое-какие связи.

Информация Стива получила высокую оценку Центра и мне была санкционирована выдача ему денежного вознаграждения.

Я купил дорогой набор из двух авторучек «Паркер», пригласил Стива в ресторан и там вручил ему подарок. Он был очень доволен. Я также сказал ему, что материал получил хорошую оценку в правительственных кругах и выразил надежду на дальнейшую помощь со стороны Стива. Тут же я попросил его собрать информацию по одной важной теме, как бы невзначай, заметил, что было бы неплохо, если он даст ответы на некоторые интересующие вестник вопросы. Стив достал блокнот и стал делать для себя пометки. Главный этап был пройден, журналист пошел на сотрудничество с мифическим суперсекретным советским изданием.

За информацию он получал от меня ценные подарки. Как-то раз в кассе одного крупного магазина я увидел подарочный купон с отрывными талонами. Его владелец мог приобретать на него любые товары, но только в этом магазине. Купон стоил где-то около ста долларов, был упакован в красивый конверт и перевязан ленточкой. Нужно было переходить к передаче Стиву денег, подбирать ему подарки стало трудно, да на этом можно и засветить разработку, например, если он проговорится кому-то, что какую-то вещь он получил от меня в качестве презента. Купон может стать хорошим переходом от подарков к деньгам. И действительно, после подарочного купона Стив стал принимать деньги.

Вопрос получения от Стива информации за денежные вознаграждения был решен. Но как выяснить источники этой информации? По существующей у иностранных журналистов этике такие источники нельзя раскрывать ни при каких обстоятельствах. А нам необходимо знать, от кого поступает информация.

Я высказал свои пожелания Стиву. Как и ожидал, он отказался раскрывать свои источники. Тогда я предложил ему после каждой информации ставить латинские буквы, обозначающие источник, а мне сообщать его позиции. Например, А — американский дипломат, В — таиландский военный и т. п. Стив согласился. Потом он все-таки стал называть свои источники, видимо уже понимал, что имеет дело с разведкой и утечка его сведений маловероятна. Короче говоря, он стал доверять мне. Об этом свидетельствовал следующий случай.

На одной из встреч Стив спросил меня, знаком ли я с американским дипломатом (условно назовем его Дональд). Я сказал, что познакомился с ним на дипломатическом приеме и мы немного поговорили. Оказалось, что Дональд является приятелем Стива. Они познакомились, работая вместе в Сайгоне. Два дня назад Стив был у него на дне рождения. Тот, немного подвыпив, сказал, что офицер безопасности американского посольства, заметив его разговор с Тимофеевым на недавнем приеме, попросил записать содержание беседы.

— Наверное, этот Тимофеев из КГБ. От него надо держаться подальше, а то можно написать целый файл на самого себя, — с улыбкой сказал Дональд гостям. По словам Стива, при этом разговоре он не подал вида, что знаком со мной.

У меня не было оснований сомневаться в искренности Стива. Он не афиширует знакомство со мной перед своим окружением, что может свидетельствовать о понимании им конфиденциального характера наших отношений. Это давало возможность использовать Стива для изучения его связей, в частности, Дональда. Я, пользуясь случаем, расспросил его об американце и получил некоторые интересные сведения. Стив, в частности, аргументированно доказал, что его приятель не имеет отношения к американским спецслужбам. Это подтверждалось и имеющимися у нас данными. В дальнейшем Стив дал нам много полезных характеристик на представляющих интерес иностранцев, главным образом журналистов. На некоторых вышли наши оперработники и стали проводить их изучение. Информация Джексона по политическим проблемам, как правило, была актуальной и нередко шла на «самый верх».

Стив довольно-таки часто посещал клуб иностранных корреспондентов и у него было много знакомых, в том числе и второй секретарь посольства США в Бангкоке Бернар Браун. Об этом человеке стоит поговорить отдельно.

Тогда Брауну было лет тридцать пять. Но, несмотря на сравнительно молодой возраст, он уже успел проявить себя на многих поприщах. В конце пятидесятых вместе с родителями жил в Бангкоке, отец служил в американской военной миссии. Бернар увлекался фотографией и совмещал учебу в английском колледже с работой внештатного фоторепортера одного американского информационного агентства. Потом служба в армии, участие в войне во Вьетнаме в войсках морской пехоты и демобилизация в чине капитана. А дальше Бернар связывает свою судьбу с разведкой. ЦРУ направило его в Пномпень под дипломатическим прикрытием, а в семьдесят пятом, когда перед захватом «красными кхмерами» камбоджийской столицы американцы эвакуировались оттуда, Браун был переведен в посольство в Бангкоке, а также в резидентуру ЦРУ.

Это был надменный и нагловатый тип. Весьма аккуратный и педантичный. Он любил подшутить над людьми, даже с некоторой издевкой, часто высмеивал нашу действительность. В его взгляде просматривалось презрение ко всем и казалось, что за людей он считает только американцев.

Бернар развил активную деятельность по установлению связей с советскими гражданами в Бангкоке, вступил в клуб иностранных корреспондентов, в котором был одним из завсегдатаев. Особое внимание Бернара привлекали сотрудники наших учреждений в Бангкоке, которых ЦРУ подозревало в принадлежности к разведке. К сожалению, к этой категории относился и я. Должность, которую я занимал по прикрытию, использовалась разведкой КГБ длительное время и некоторые мои предшественники успели «проколоться». Да и мой режим дня, о котором было известно тайским спецслужбам, а значит и американцам, коренным образом отличался от образа жизни «чистых», то есть не работающих в разведке сотрудников советских учреждений.

Но почему-то самым «любимым» у Брауна советским сотрудником был «чистый» дипломат Юрий, которого мы использовали в качестве доверенного лица для работы по иностранцам. Ему Браун буквально не давал прохода, все время приглашал на конфиденциальные встречи. Юрий докладывал нашему резиденту о всех контактах с Брауном, из чего явствовало, что американец пытается вести его активное изучение. Поэтому руководство резидентуры решило осуществлять через Юрия встречное изучение американского разведчика. Я, естественно, в соответствии с существующими нормами конспирации, не знал о нашей игре с Брауном.

Как-то в клубе иностранных корреспондентов Браун подсел ко мне и сам завел разговор о положении в Камбодже. Имея опыт работы в этой стране в бангкокском дипкорпусе, он считался экспертом по камбоджийской проблематике. В этой связи меня интересовали беседы с ним на данную тему. Американец начал давать довольно-таки интересные оценки одному недавно происшедшему в Камбодже событию, но тут же, взглянув на часы, сказал:

— Извини, Василий, мне сейчас надо идти. Послезавтра я уезжаю, а завтра, в семь вечера, приглашаю тебя к себе. Посидим и обсудим столь важные и интересные проблемы в непринужденной обстановке.

Резидент изменился в лице, когда услышал мой доклад о приглашении Брауна.

— Это они хотят нам проверочку устроить, — сказал он. — Дело в том, что Браун в этот же день на восемь вечера пригласил Юрия, которого мы, уже теперь я должен сказать тебе, ему «подставляем».

Им нужно убедиться, работает Юрий под нашим контролем, или нет. Если кто-то из вас сообщит Брауну, что не сможет придти к нему в гости, у црушников будут серьезные подозрения, что Юрий наш парень. Но и «светить» его перед тобой нет смысла. У них, наверное, все-таки есть надежда, что Юрий не сообщает нам о. встречах с Брауном. Для нас твой контакт с Юрием в доме американца тоже нежелателен. Тогда его надо выводить из игры. К сожалению, ЦРУ подозревает тебя в принадлежности к разведке и будет уверено, что о посещении Юрием дома Брауна нашей резидентуре станет известно.

— А может быть Юрию стоит опоздать минут на тридцать-сорок, ведь в пятницу в городе такие заторы?

— Нет, это тоже может их насторожить. Поезжай к семи к Брауну, не спеши уходить и не нервничай. Думаю, что где-то около восьми он сам намекнет тебе, что пора уходить.

Так оно и получилось. Я старался вести себя непринужденно, делая вид, что рассчитываю скоротать вечер в уютном доме Брауна, задавал ему много вопросов по Камбодже, подхваливая выставленное хозяином французское вино.

Где-то без двадцати восемь Браун немного забеспокоился. Минут через пять он извинился передо мной и сказал, что ему пора собираться в дорогу…

Я давно обратил внимание на то, что в корреспондентском клубе Джексон и Браун практически не контактируют и при появлении там американского дипломата становится заметным, что у Стива портится настроение. Я понимал, что они должны быть хорошо знакомы друг с другом, поскольку года два, а то и больше, проработали вместе в Пномпене.

Наша «игра» с Брауном нуждалась в дополнительной информации о нем и резидент был уверен, что Стив может знать что-то интересное об американском разведчике. Поэтому во время одной из встреч со Стивом я спросил его о Брауне.

— Мерзкий тип, — сразу же ответил он. — Типичный црушник. Надменный, наглый, считает, что ему все дозволено.

— Откуда ты знаешь, что он из ЦРУ? — спросил я с наигранным удивлением.

Стив хитро улыбнулся, а потом сказал:

— У меня был не очень приятный опыт общения с ним. Если интересно, расскажу.

Браун приехал в Пномпень в пятьдесят втором году. Стив уже работал там два года, периодически выезжая в сопредельные страны — Южный Вьетнам, Лаос, Таиланд. Видимо, журналистские возможности Джексона посещать различные районы Вьетнама, Лаоса и Камбоджи заинтересовали Брауна и его хозяев.

— Говорят, ты контактируешь с лаосскими партизанами? — спросил Браун, встретившись со Стивом на одном из приемов, после того как два дня назад в американской прессе появилась информация агентства «X» на данную тему.

— Я даже не знал, что ты так хорошо осведомлен о моей работе, мне льстит это, — с иронией ответил ему Стив.

Браун улыбнулся и сказал:

— Давай поужинаем завтра, есть разговор.

Во время ужина Браун долго выяснял, в какие в последнее время районы ездил Стив и куда еще собирается, а потом совершенно бесцеремонно менторским тоном стал ставить ему задания.

— Ты понимаешь, нам, дипломатам, в этих районах Камбоджи и Лаоса не очень хорошо появляться, сразу же узнают «красные» и в Ханое, и в Москве. Шум в прессе и прочие нехорошие вещи. А на журналистов никто не обращает внимания. Гонорар будет приличный, информация обязательно должна быть в письменном виде.

Стиву тогда очень захотелось отчитать нахала, который даже не соизволил вежливо попросить его об услуге. В последнее время его раздражало высокомерие и наглость американцев, которых он считал главными виновниками конфликтов в Индокитае. Если бы не они, южные и северные вьетнамцы давно бы договорились между собой и прекратили эту многолетнюю кровавую бойню. Стиву также захотелось высказать Брауну все, что думает об американцах, но он сдержался. Работая в американском информационном агентстве, было бы глупо портить отношения с ЦРУ — могущественные руководители Брауна легко могли найти возможность смешать с дерьмом простого журналиста Джексона, да еще и не американского гражданина. Поэтому, изобразив на лице учтивую улыбку, Стив сказал:

— Хорошо, я постараюсь все это сделать.

Но стараться он не стал. После посещения одного из отдаленных районов Камбоджи, где он имел интересные встречи с местными полицейскими, располагавшими интересной информацией о деятельности повстанцев, Стив передал Брауну небрежно подготовленную писульку, содержавшую общеизвестную, много раз публиковавшуюся в печати информацию и потребовал за нее денег. Американец разозлился и сказал, что «эта ахинея» стоит не больше доллара.

— Согласен, по крайней мере бумага окупится, — сказал Стив.

Браун с усмешкой, покопавшись в бумажнике, достал долларовую купюру и положил ее на стол.

Вскоре Стив уехал на несколько месяцев в Лаос, вернулся в Пномпень в самом начале семьдесят пятого, когда «Красные кхмеры» уже подступали к городу.

С Брауном, к своему великому огорчению, снова встретился в Бангкоке. Подходов со стороны ЦРУ к Стиву больше не было, ждал каких-то подвохов, но не замечал. Црушников в Бангкоке он знал почти всех, со многими общался на нейтральной основе, но никакого интереса к нему не проявил. Наверное просто потому, что американская разведка чувствовала себя в Таиланде как у себя дома и услуги Стива ей были просто не нужны.

Негативное отношение Стива к американцам и к ЦРУ, в частности, позволило нам активно использовать его по этой линии. От него поступала довольно-таки интересная как политическая, так и оперативная информация, включая сведения, характеризующие сотрудников посольства и резидентуры ЦРУ.

За работу, которую мы делали вместе со Стивом, меня неоднократно поощряли и повысили в должности. Командировка подходила к концу и пришло время передавать его другому нашему оперативному работнику. Было грустно расставаться с ним, поскольку я считал его не столько нашим агентом, сколько своим другом.

Видимо, ему тоже было грустно. На нашей последней встрече он подарил мне статуэтку и сказал:

— Пусть она всегда будет напоминать тебе о наших встречах и работе. Дай Бог, еще когда-нибудь встретимся.

Тогда я очень пожалел, что не захватил с собой сувенир для Стива…

В Центре я стал заниматься другим участком работы, к Таиланду отношения не имел. Слышал, что Стив продолжает хорошо работать с нами, у него все в порядке. И это меня всегда радовало.

В начале июня 1956 года на приеме, кажется, в агентстве Рейтер, я обратил внимание на пожилого низкорослого мужчину в очках с сильными диоптриями и одетым в изрядно поношенный популярный в жарких странах костюм сафари, рубашку навыпуск и брюки из легкой ткани.

Это заметил стоявший рядом со мной немецкий журналист и сразу же спросил меня:

— Знаешь, кто это такой?

Узрев в моих глазах, что я не имею никакого представления о данном субъекте, он сам же ответил на свой вопрос:

— Француз. Большой специалист по Камбодже. Прожил там более двадцати лет. Хорошо знал и Сианука и Лон Нола, и вообще вращался в правительственных кругах. А год назад еле унес из Пномпеня ноги. Теперь перебивается в Бангкоке.

Положение в захваченной полпотовцами Камбодже нас очень интересовало. Полпотовцы хозяйничали в стране больше года, но с нами они не спешили устанавливать дипотношения и резидентуры в Пномпене у нас не было. Поначалу, видимо, в Москве полагались на информацию из Ханоя. В конце семьдесят пятого я законтачил с одним американским корреспондентом, который постоянно посещал лагеря камбоджийских беженцев в Таиланде. Он сообщал мне полученную от них информацию. По его данным, «красные кхмеры» устроили страшную резню в стране. Он передал мне некоторые подробности этой трагедии, сославшись на конкретные беседы с беглецами.

В резидентуре —мы подготовили информацию по данному вопросу и направили в Центр. Через неделю пришел очень расстроивший нас ответ. Был сделан вывод о том, что американцы подбросили нам дезинформацию с целью дискредитации патриотических сил Камбоджи, свергнувших проамериканский режим в стране и стоящих на марксистских позициях. Эти сведения полностью опровергались данными вьетнамских коллег, которые утверждали, что в Камбодже торжествуют законность и революционный порядок, и Пол Пот и его единомышленники координируют свои действия с Ханоем. Мне было рекомендовано проявлять определенную осторожность в контактах с упомянутым американским журналистом, поскольку он может быть связан с ЦРУ.

Однако уже в начале следующего года нам стали приходить из Центра запросы о положении в Камбодже, из содержания которых можно было сделать вывод, что у вьетнамцев явно не ладились отношения с Пол Потом и на их информацию нельзя было ориентироваться.

С Сержем Жоелом, скажем, так звали француза, я познакомился на этом же приеме. Жоел дал мне визитную карточку, где было указано, что он свободный журналист. Он оказался общительным и очень разговорчивым человеком. Сразу же сказал, что любит играть в шахматы и ищет партнера.

Шахматист я очень и очень средний и уже забыл, когда последний раз двигал фигуры. Но, тем не менее, я согласился на приглашение Жоела придти к нему в гости для игры в шахматы.

Француз снимал маленькую квартиру в непрестижном районе Бангкока. Вся обстановка в ней была какой-то казенной и чем-то напоминала номер дешевой гостиницы. Играл он в шахматы здорово и где-то за час я успел проиграть ему две партии. От третьей я отказался и Жоел пошел на кухню варить кофе.

— К сожалению, могу угостить вас только этим, — сказал Жоел, ставя на стол початую бутылку весьма посредственного ликера.

— Всего лишь два года назад в моем доме в Пномпене не переводились лучшие французские коньяки, вина, шотландские виски самых престижных сортов. У меня был не только великолепный дом, но и прекрасная семья. Но я потерял все…

Жоел отхлебнул из чашечки кофе, закурил сигарету. После некоторой паузы, слегка успокоившись, он поведал мне свою грустную историю.

В начале пятидесятых годов лейтенант Серж Жоел в составе французских войск воевал в Индокитае. Потом переселился в Камбоджу, женился на кхмерке. У них родилось двое сыновей. Через несколько лет Серж в совершенстве овладел кхмерским языком, но камбоджийское подданство не принимал, оставаясь гражданином Франции. Сначала работал в местной франкоязычной газете, потом, несмотря на статус иностранца, стал чиновником пресс-отдела одного из министерств. По его словам, был вхож в королевские и правительственные круги. Он также сказал, что почти всю жизнь занимался филателией, собрал коллекцию марок, которая не раз была представлена на международных выставках и оценивалась экспертами в сто пять — сто десять тысяч долларов. Это целое состояние, и о судьбе четырнадцати альбомов с уникальными марками ему ничего не известно.

Его жена и сыновья имели торговую фирму и успешно занимались бизнесом. У них был двухэтажный дом, каждый член семьи имел по машине.

В 1970 году был свергнут Сианук. В Камбодже активизировались коммунистические повстанцы, так называемые «красные кхмеры» во главе с Пол Потом. В 1975 году они вошли в Пномпень и устроили там кровавую бойню. Уничтожались не только состоятельные, но и образованные люди. Практически все городское население сгонялось в сельскую местность для принудительных сельскохозяйственных работ.

Три дня Жоел со своей семьей отсиживался дома, надеясь, что все-таки настанет конец этой кровавой вакханалии. Потом он, захватив с собой французский паспорт, решил выяснить обстановку и отправился в город. Его тут же схватили, зверски избили и хотели повесить как шпиона. Уже привязали на дерево петлю, но вдруг на мотоцикле подъехал какой-то чин из «красных кхмеров» и сказал, что иностранцев убивать нельзя. Тогда его отправили во французское посольство, где были интернированы все находившиеся в Пномпене иностранцы. Через две недели их переправили в Таиланд.

Так Жоел оказался в Бангкоке без денег и работы. Надо было где-то искать средства для существования. А это далеко не просто в шестьдесят два года. Как бывший офицер французской армии, он пытался через посольство оформить себе пенсию. Но его документы затерялись в архивах и дело затянулось. Пришлось снова заняться журналистикой. На постоянную работу его нигде не брали и он стал, как свободный журналист, сотрудничать с несколькими западными информационными агентствами. Писал для них материалы о текущих событиях в Камбодже, используя для этого сообщения радио «красных кхмеров» и беседы с камбоджийскими беженцами, находившимися в лагерях в приграничных районах Таиланда. Доход от этого позволял ему лишь сводить концы с концами.

Из всего сказанного можно было сделать вывод о том, что мой знакомый заинтересован в дополнительном заработке и недвусмысленно намекает мне об этом.

Но я не подал виду, что понял это. Просто сказал на прощанье, что у меня есть возможность через дипвыписку посольства пополнить его бар хорошими напитками.

Возможности Жоела заинтересовали нашу резидентуру. Из Москвы о нем пришли весьма нейтральные сведения. Некоторые наши сотрудники были знакомы с ним по Пномпеню, но не могли сообщить о нем что-либо заслуживающее внимание. Только по данным одного из наших работников, французское посольство в Пномпене в то время избегало контактов с Жоелом и его даже никогда не приглашали на приемы.

У нас не было сомнений в том, что Жоел согласился передавать нам информацию по Камбодже за денежные вознаграждения. Но получать то же самое, что он пишет для иностранных информационных агентств, нам, естественно, не хотелось, а радиопередачи «красных кхмеров» нас и вовсе не интересовали. Поэтому мне предстояло провести с Жоелом обстоятельную беседу, точно определить какая информация нам необходима и избежать дубляжа. Мы, конечно, понимали, что эти беседы вряд ли окажут на него существенное значение, все проявится на практике. И уже тогда мы сможем убедиться в целесообразности его дальнейшего использования.

При следующем его посещении я презентовал ему по паре бутылок дорогого французского коньяка и шотландского виски. Взглянув на эти дары, он хитро подмигнул мне, явно намекая на то, что со мной можно иметь дело.

Беседа с ним не составила большого труда, он практически был готов для вербовки. Сказал, что в беседах с беженцами, в том числе и с теми, которых он знал по Пномпеню или имел с ними общих знакомых, он получает информацию, которая «нужна не агентствам, а посольствам». Я попытался уточнить, что он имеет в виду. Он сказал, что для агентств дает, главным образом, информацию событийного характера — о карательных акциях полпотовцев, о положении в «трудовых коммунах», куда насильно согнано городское население и т. д. А вот о том, как чувствуют себя в Камбодже вьетнамцы, о начинающемся засилии там китайцев, о проявлении интереса США и Таиланда к событиям в этой стране, он не сообщает журналистам. Здесь можно и «засветить» источники, и попасть в немилость властей Таиланда, где он находится, так сказать, на птичьих правах. Хочу отметить, что впоследствии, анализируя сообщения иностранных информационных агентств из Таиланда о положении в Камбодже, мы убедились, что это действительно так.

Через несколько встреч, которые теперь уже начали проводиться с соблюдением норм конспирации в бангкокских кафе и ресторанах, мы убедились, что имеем дело со старательным и добросовестным человеком. Он предоставлял нам очень интересную информацию о положении в Камбодже, собирая ее по крупицам в лагерях беженцев и встречаясь с осевшими в Бангкоке камбоджийскими эмигрантами.

Как-то на одной из встреч он передал мне письменное сообщение и несколько фотографий. Меня это заинтересовало, и я прочитал сообщение. Жоел писал там, что при посещении одного из лагерей кампучийских беженцев он зафиксировал автомашину с дипломатическим номером американского посольства, на которой приехали двое американцев. Под видом съемок лагеря ему удалось незаметно сфотографировать и их. Он покрутился возле них и смог подслушать часть их разговора, что и изложил в своем сообщении.

Я, поблагодарив Жоела за проделанную работу, порекомендовал ему вести себя в таких случаях более осторожно, чтобы не навлечь на себя подозрения спецслужб.

На фотографиях мы узнали установленных нами ранее сотрудников ЦРУ из американского посольства. Судя по записанным Жоелом фрагментам их беседы, можно было сделать вывод о том, что они в этом лагере кого-то разыскивали.

Вскоре в развитие данной темы Жоел сообщил нам, что ему через свои связи среди камбоджийских эмигрантов удалось выйти на группу лиц из их же числа, которые создали что-то наподобие комитета по воссоединению камбоджийских семей. Туда входило человек пятнадцать. Они вели переписку с камбоджийцами, успевшими покинуть родину до захвата власти полпотовцами и обосновавшимися в США и странах Западной Европы, ездили по лагерям и разыскивали там их родных и близких или же собирали какие-либо данные об их судьбе. Дело благородное. Но вот что смущало Жоела и нас. Многим участникам этого комитета удалось выбраться из лагерей и беспрепятственно получить вид на жительство в Таиланде, что было непростым делом. Обосновались они в Бангкоке неплохо, снимали хорошие квартиры, имели машины. Мы попросили Жоела подключиться к работе этого комитета, тем более, что семья Сержа пропала в Камбодже, хотя, по его же собственному признанию, он располагал данными о том, что жене и сыновьям не удалось вырваться из Пномпеня и они были убиты в то время, когда он находился во французском посольстве.

Жоел начал работать с этими людьми и вскоре раздобыл сведения о том, что эта организация была создана и финансировалась ЦРУ, а входящие в нее лица использовались для сбора информации по Камбодже. Американцы разыскивали в лагерях свою бывшую агентуру и связи, селили их в Бангкоке и продолжали работу указанным образом. Этим объяснялся и приезд двух сотрудников ЦРУ в лагерь беженцев, который ранее зафиксировал Серж.

Мы сориентировали его на то, чтобы он глубоко не залезал в работу этого комитета, не выполнял серьезных заданий, опасаясь, как бы американцы не перевербовали его. Но все равно ему удавалось получать для нас интересную политическую и оперативную информацию.

Жоел охотно сообщал нам сведения о французской колонии Бангкока. Только ни об одном французском дипломате сведений мы от него так и не получили, он их просто не знал. По его данным, резидентура СДЕСЕ в Бангкоке состояла из нескольких проживавших там французов, он назвал нам их имена. Его аргументы были настолько убедительными, что создавалось впечатление, будто он, кроме как слежкой за этими людьми, ничем и не занимался. Но трудно было поверить в то, что шпионажем в пользу Франции занимаются добродушный толстяк, владелец французской пекарни, семидесятилетняя врач-акушерка и примерно ее ровесница — преподавательница французского языка элитарного детского сада. Но информацию Жоела мы ничем не могли опровергнуть, да и нам не нужно было делать этого, чтобы не остудить его пыл к разведывательной работе. А инициативу в этом вопросе он проявлял большую и со знанием дела.

Например, камуфлировал свои сообщения в сувениры и книги и передавал их мне на встречах, сам подбирал хорошие проверочные маршруты. Его письменные сообщения были составлены профессионально, информация подготавливалась отдельно от оперативных сведений, источники указывались под псевдонимами. Где он мог получить такую подготовку? Этот вопрос нас в определенной степени беспокоил.

Правда, по его словам, литературой о шпионаже и разведкой он интересовался со школьных лет. Он говорил мне, что в Пномпене у него была целая библиотека о разведке и шпионаже, свыше трехсот книг. Он также собирал журнальные и газетные вырезки на эту тему, чуть ли не наизусть знал истории известных разведчиков и агентов, постоянно читал детективы о шпионаже. Возможно, на этой литературе он теоретически познал азы разведки, а теперь применял их на практике.

Но, тем не менее, подозрения о том, не является ли Жоел двойником, присутствовали и в резидентуре, и в Центре.

— Вашего француза надо проверять, в Центре есть насчет него некоторые сомнения, — сказал мне резидент, откладывая в сторону только что полученную шифротелеграмму.

— Но его сведения проверялись и анализировались в Центре. В них нет дезинформации.

— Это ни о чем не говорит. Вряд ли он подставлен нам в качестве дезинформатора или провокатора. Но вполне вероятно, что он работает и на нас, и еще на кого-то, но ни одной из разведок не открывается, что сотрудничает с другой, просто дублирует материалы.

— Но такого двойника очень трудно выявить.

— Трудно, но можно. У меня есть кое-какие мысли, как проверить его при помощи оперативной техники.

Но проверить мы его так и не успели. На встречу Жоел пришел веселый и возбужденный. Два дня назад из французского посольства пришло уведомление, что принято решение о предоставлении ему пенсии.

— Теперь я поеду на родину к сестре. Буду жить в доме родителей. В середине шестидесятых, после смерти матери, я отказался от наследства в пользу сестры, тогда я был состоятельным человеком и мне это было ни к чему. А когда произошла моя трагедия, она писала мне, приглашала к себе. Но не мог же я жить за ее счет, а теперь у меня есть пенсия.

И он долго рассказывал мне о небольшом доме под черепичной крышей в пригороде Страсбурга, где прошли его детство и юность. Мы тепло попрощались с ним, пенсионер во французской провинции нас не интересовал. Для меня так и осталось загадкой, работал ли Жоел только на нас или у него были еще и другие хозяева. Но даже и при последнем варианте он принес нам большую пользу, именно от него мы узнали многое о том, что происходило в закрытой тогда для всего мира Камбодже.

У этого человека была незаурядная биография. Швейцарец по национальности, он всю жизнь провел за границей. С юных лет плавал матросом на торговых судах, потом в Германии выучился на капитана. Он создавал впечатление образованного человека, хорошо разбирался в политике, интересовался историей, литературой, музыкой, знал семь иностранных языков и даже немного понимал по-русски. Когда-то у него была семья — жена-американка и двое сыновей. Но он с ними расстался и отношений не поддерживал. Вместе с братом открыл фирму, занимающуюся транспортными и коммерческими посредническими операциями. Сначала они работали в Индонезии, Камбодже, а потом обосновались в Таиланде.

Его звали Хорст Фриман. В 1975 году, когда я познакомился с ним на одном приеме, ему только что исполнилось пятьдесят лет. Это был очень общительный и приятный человек, любил компании, никогда не скупился на угощение и вел, так сказать, светский образ жизни.

Фримен был завсегдатаем клуба иностранных корреспондентов и Морского клуба при бангкокском порте. Морской клуб располагал хорошим пятидесятиметровым бассейном и, по словам Хорста, он каждое утро проплывал его двадцать раз. Фриман любил похвастаться своим здоровьем, говорил, что за всю жизнь не чувствовал никаких недомоганий, хотя, на всякий случай, ежегодно проходил осмотры врачей, и те удивлялись хорошим показателям его организма. Правда, такие оценки не вполне сочетались с его внешним видом. Взглянув на Фримана, нельзя было сказать, что этот человек пышет здоровьем. По морщинистой, обвисшей на лице коже, мутным глазам можно было предположить, что он много курит и увлекается спиртным. Это и соответствовало действительности.

Его можно было часто увидеть в компании друзей в немецкой пивной «Биарштюбер», а иногда и в престижном швейцарском ресторане «Чарли», названном по имени владельца, большого приятеля Фримана. Хорст часто устраивал у себя дома рауты, приглашал много гостей и выставлял хорошие закуски и дорогую выпивку. Но что характерно, в его компании почему-то никогда не было американцев.

Фирма Фримана называлась «Суис-тревел» и размещалась в одном из самых больших и престижных отелей Бангкока «Дуситтани». Там, кроме Хорста, работало где-то пять-шесть тайских сотрудников и Вивьен, его заместитель, миловидная француженка средних лет. Поговаривали, что он взял ее к себе на работу в Пномпене и она была какое-то время его гражданской женой. Потом они расстались, но деловые отношения сохранили. Иногда в Бангкок приезжал младший брат Хорста, Вальтер, сорокалетний холостяк атлетического телосложения с перебитым носом и огромной челюстью, внешне напоминавший или профессионального боксера или гангстера из американских боевиков. Он возглавлял отделение этой же фирмы в Джакарте.

«Суис-тревел» обеспечивала клиентам транспортировку их товаров из стран Юго-Восточной Азии по всему миру, организовывала посреднические коммерческие операции. Своей собственности не имела. Но многие бизнесмены почему-то морщились при упоминании об этой фирме, а кое-кто из них и задавался вопросом, как она вообще может существовать при ее столь низкой деловой активности.

Особый интерес «Суис-тревел» проявляла к советским коммерческим организациям в Таиланде — торговому представительству, Аэрофлоту, Морфлоту и отделению совместной таиландо-сингапуро-советской пароходной компании ТАСОС. За несколько лет Фриману так и не удалось совершить с ними ни одной сделки, но зато он хорошо знал практически всех сотрудников этих организаций. Хорст также не упускал возможности познакомиться и развивать отношения с нашими дипломатами и журналистами, используя для этого клуб иностранных корреспондентов, различные приемы и мероприятия. С советскими работниками он был очень внимателен и любезен, приглашал в рестораны и угощал даже тех, кто совершенно не был нужен ему по бизнесу. В разговорах с собеседником любил как бы невзначай выяснить дату его рождения, а потом, в этот день, присылал с шофером корзину цветов и подарок, как правило, набор недорогих спиртных напитков французского или швейцарского производства. У некоторых сотрудников резидентуры сложилось впечатление, что Фриман ведет целенаправленное изучение советских представителей, пытается найти у них какие-либо изъяны в характере и поведении. Но для кого он мог это делать?

Совершенно очевидно, что швейцарским спецслужбам и в голову бы не пришло заниматься разработкой советских граждан в Таиланде. Но такой разработчик, как Фриман, вполне бы устроил ЦРУ. У него была надежная «крыша» в виде небольшой фирмы, которая вполне могла быть «построена» для него и американцами, что позволяло ему, не вызывая особых подозрений, контактировать с совершенно различными людьми и по заданию ЦРУ изучать и перепроверять их. Но это все были наши подозрения, и считать Фримана установленным сотрудником или агентом иностранных спецслужб пока не было оснований.

По данным Центра, Фриман в Индонезии не устанавливал отношений ни с кем из наших сотрудников, но зато в Пномпене в начале семидесятых годов был знаком почти со всеми совпредставителями и действовал по той же схеме, что и сейчас, в Бангкоке.

Меня он тоже не обошел своим вниманием. Сначала как бы случайно подсаживался в корреспондентском клубе, угощал пивом и заводил разговоры на нейтральные темы. Потом попросил достать ему записи русских народных песен, а когда получил от меня кассету, приподнес в знак благодарности бутылку, как потом оказалось, очень приятной на вкус швейцарской грушевой водки «Вильямс». А когда я собрался в очередной отпуск, попросил привезти ему открытки или слайды с видами Москвы, города в котором он давно мечтает побывать, но не может сделать этого из-за страшной загруженности по работе.

По возвращении я подарил ему книгу о Москве на английском языке с цветными иллюстрациями и пару наборов открыток. Просмотрев все это, он изобразил на лице безумный восторг и, доставая бумажник, сказал:

— Василий, сколько это стоит, сто, двести долларов? Возьми, я не бедный человек и не хочу, чтобы ты тратился на меня.

Я сказал, что мои расходы были не столь значительны, купил я эти вещи ему в подарок, поэтому упоминание о деньгах меня даже немного обижает.

Хорст сразу же извинился и предложил мне в знак благодарности поужинать за его счет в ресторане. Он пригласил меня в свой любимый «Чарли» и хорошо угостил. Вел себя как рубаха-парень. Много рассказывал о себе, не забывая при этом интересоваться и моей биографией. Причем вопросы задавал осторожно, делая сначала для этого базу. Например, ему очень хотелось узнать, служил ли я в армии. Он вспомнил демонстрировавшийся когда-то в клубе иностранных корреспондентов дублированный на английский язык какой-то наш фильм на военную тему, то ли «Освобождение», то ли «Отец солдата», и стал спрашивать какие в советской армии офицерские звания и каковы знаки различия на их погонах. Здесь я посчитал возможным удовлетворить его любопытство. Потом он аккуратно начал интересоваться сроками присвоения очередных воинских званий, оплатой за «звездочки», т. е. вопросами, ответить на которые могут квалифицированно только кадровые военные.

Я, в соответствии со своей легендой, сказал ему, что имею присвоенное мне после окончания института звание лейтенант запаса, в армии не служил и не собираюсь делать этого и вопросы служебного роста офицеров и их зарплаты меня никогда не интересовали. А потом, как бы успокаивая Фримана, в шутку сказал, что, если он даже и захочет принять наше гражданство, то призыв в армию ему не грозит по возрасту.

Хорст рассмеялся и предложил мне выпить за горячо любимый им советский народ и его героическую армию, разгромившую фашизм. Я с удовольствием поддержал его тост.

Соблюдая этикет, я ответил на приглашение Хорста, но позвать его в ресторан типа «Чарли» не мог себе позволить. Поэтому мы встретились с ним в уютной «Биарштюбер», которой также владел знакомый Фриману швейцарец.

Все наши последующие встречи показали, что Фриман очень осторожно изучает меня, пытается узнать мое отношение к марксизму, к тогдашнему советскому руководству, выясняет материальное положение в Бангкоке и перспективы работы в Москве после возвращения из командировки, интересуется родом занятий моих родственников и родственников жены.

В ходе одной из наших бесед он стал говорить мне, что вынашивает планы восстановить свой бизнес в Камбодже, надеясь на возможную либерализацию экономики «красными кхмерами» и привлечение ими иностранного капитала. Для этого он скрупулезно изучает ситуацию в Камбодже и не жалеет денег для получения информации от источников. Сейчас у него в сейфе лежит целая стопка обезличенных документов одного из посольств, которые содержат очень интересную информацию о положении в Камбодже.

Я внимательно слушал Фримана и, как бы одобряя его усердие в познании камбоджийской действительности, слегка покачивал головой. Он явно ожидал мою реакцию и даже сделал небольшую паузу, внимательно посмотрев на меня. Так и не дождавшись проявления интереса с моей стороны, он все-таки решил пойти в наступление и сказал:

— Тебя это интересует? А то могу дать их почитать, но только у меня в офисе.

— Спасибо. Но для чтения мне вполне хватает газет. К тому же обезличенные документы — это, по-моему, что-то вроде голого на улице, пытающегося доказать прохожим, что он полицейский.

Резидент был полностью согласен со мной, что Фриман связан со спецслужбами, скорее всего с американскими, и по их заданию проводит изучение совпредставителей. Личные встречи было решено с ним прекратить и я стал под различными предлогами уходить от приглашений Фримана. Но полностью отвязаться от него никак не удавалось, поскольку я все время попадал в компании с ним на различных мероприятиях, главным образом в журналистском клубе.

Фриман, скажем так, был большим жизнелюбом. Он рассказывал, что любит ходить в турецкие бани и массажные, под такими вывесками в Таиланде действуют публичные дома. «Девушки» из баров при его появлении бросались ему на шею, он всегда их угощал и щедро платил. Но вдруг у него завелась постоянная пассия.

Это была стройная, красивая местная китаянка лет двадцати двух. Ее звали Муан. Он стал появляться с ней на многих мероприятиях, в том числе и в журналистском клубе.

Там, как и во всех подобных заведениях, были свои завсегдатаи. Одним из них был англичанин Герберт Хиндл, пожилой холостяк, осуществлявший в Таиланде пропагандистскую программу ООН по борьбе с выращиванием наркотических средств. Видимо, эта борьба не занимала у него много времени, поскольку его почти всегда можно было застать в клубе. Хиндл был хорошо осведомлен о многих членах клуба, в том числе и о Фримане, с которым поддерживал дружеские отношения.

— Хорст совсем лишился ума от своей секретарши, — сказал, подсев ко мне, Хиндл, кивая на уединившихся за дальним столиком Фримана и его подругу. — Он потерял не только чувство меры, но и не заботится о самосохранении.

— Почему?

И Хиндл, придвинувшись ко мне, стал с интригующим видом рассказывать любовную историю своего приятеля.

Муан по конкурсу прошла на работу в «Суис-тревел», видимо, очень понравилась шефу и он вскоре сделал ее своей секретаршей, а потом, по ее просьбе, взял шофером и ее мужа, положив ему очень хорошую по местным стандартам зарплату.

Муан не любила своего маленького и щуплого супруга и даже на людях относилась к нему с пренебрежением. Она стеснялась, что он малообразован, еле-еле говорит по-английски. По китайской традиции, их сосватали родственники, и она была вынуждена находиться с ним в браке. Он же очень любил свою красавицу-жену и полностью подчинялся ей. Это настолько распустило ее, что она даже не считала нужным скрывать от мужа своей любовной связи с Фриманом.

— Ты представляешь, до чего доходит, — говорил мне с возмущением Хиндл. — Сейчас они развлекаются в клубе, а парень сидит в машине и ждет их. Да это еще что! Хорст сам рассказывал мне, что иногда после работы шофер привозит их к нему домой. Фриман говорит, что ему нужно показать Муан кое-какие документы, ведет ее в дом и там они занимаются любовью. А муж в это время сидит в машине и терпеливо ждет, пока освободится его жена.

— А может быть, он смирился с этим. Фактически продал жену Фриману. Ведь ты мне сам сказал, что Хорст платит ему хорошие деньги.

— Нет, это не так. Сам Хорст говорил, что парень ревнует, злится, но ничего не может поделать. Он под каблуком у жены, да и боится лишиться хорошей работы.

— Тогда я не понимаю, почему Хорсту в этой ситуации грозит какая-то опасность.

— Ты просто плохо знаешь китайцев. А я работаю в Юго-Восточной Азии почти тридцать лет, жил и в Гонконге, и на Тайване, и в Сингапуре. Дело в том, что исторически жизнь приучила китайцев быть терпимыми ко всему, но они очень мстительны, страшно злопамятны и никогда не прощают обид и унижений, особенно европейцам. Китаец долго может делать вид, что не держит на кого-то зла, и даже демонстрировать расположение, а то и дружелюбие к этому человеку, но уже при первой же возможности жестоко отомстит ему, сделав это скрытно, аккуратно, без последствий для себя…

— Эй, что вы там шепчетесь, — раздался голос подвыпившего Фримана, — присоединяйтесь к нам, есть о чем поговорить.

Пришлось пересесть за столик Хорста и его подруги. Тот быстро заказал всем по порции виски.

— Может быть, нашей фирме здорово подфартит, — сказал с довольной улыбкой Фриман. — Конгресс США на днях принял решение об оказании гуманитарной помощи камбоджийским беженцам в Таиланде на колоссальную сумму. Морем из Америки будут поступать продукты, медикаменты, одежда, посуда и прочее. Дороги в тех местах плохие, поэтому автоперевозки стоят очень дорого. Местные транспортные компании уже начали рвать друг другу глотки. Но напрасно.

— Почему? — спросил его Хиндл.

— А потому, Герберт, что эксклюзивное право на это дадут «Суис-тревел» и ее здешним подрядчикам, владельцам грузовых автомобилей. Да и фрахтовать суда процентов на тридцать будем тоже мы. За меня «Красный крест», не зря же я за бесценок перевозил посылки беженцам от их родственников-эмигрантов.

— Опасное дело, Хорст, — снова перебил его Хиндл, — тайские транспортные компании — это такая мафия!

— Да это я и без тебя знаю. Но они никуда не денутся. Американцы тоже склоняются в мою сторону. Нужна только простая формальность, слетать в Вашингтон и уладить кое-какие вопросы с представителями конгресса. У меня уже есть билет на завтра…

В номере люкс фешенебельной вашингтонской гостиницы в креслах у журнального столика расположились двое мужчин респектабельной внешности. Один из них достал из папки бумаги и передал другому. Тот быстро пробежал их глазами и стал подписывать. Потом на столе появился небольшой атташе-кейс. Первый открыл его, а второй, отложив в сторону бумаги, стал пересчитывать лежавшие там пачки долларов. В этот момент распахнулась дверь и в номер ворвалось несколько человек в штатском, полицейские, фоторепортеры. Двое респектабельных мужчин быстро оказались в наручниках.

Этот короткий сюжет об операции ФБР, заснятый скрытой камерой, передали все крупные телекомпании мира. Снимки данной сцены с обширными комментариями обошли многие крупные газеты, в том числе и таиландские. Взятку давал Хорст Фриман, а принять деньги намеревался член конгресса США, отвечающий за осуществление гуманитарной помощи камбоджийским беженцам в Таиланде.

По делу конгрессмена началось расследование, а Фриман недели через две после этого случая прибыл в Бангкок. Все понимали, что провести эту операцию ФБР смогло только при его содействии.

В клубе иностранных корреспондентов он появился в субботу, через несколько дней после приезда. Немецкий фоторепортер Ганс Венцель, известный пьяница, шутник и хулиган, увидев Фримана, сразу же захлопал в ладоши. Его поддержало еще несколько человек. Потом Венцель громко выкрикнул:

— Слава борцам с коррупцией!

Фриман при этом изобразил на лице изумление и не спеша подошел к большому круглому столу, где обосновались Венцель и компания, поздоровался и подсел к ним.

— Мы гордимся тобой, Хорст, расскажи подробнее, как все было, — обратился к нему Хиндл.

— Вы это о чем, ребята?

— Как о чем? Весь мир знает о том, что ты разоблачил крупного взяточника, — сказал Хиндл и, вытащив из блокнота газетную вырезку, передал ее Фриману.

Тот, изобразив на лице изумление, стал читать, а потом сказал, еле сдерживая улыбку:

— Странно. Этот мой однофамилец чертовски похож на меня. Чудеса природы.

Все громко рассмеялись, но вопросов к Фриману больше не последовало.

В одной из местных газет появилось сообщение, что в связи со скандалом в Вашингтоне, в котором была замешана «Суис-тревел», эксклюзивное право на доставку гуманитарной помощи будет предоставлено одной крупной сингапуро-таиландской транспортной компании. Но вскоре эта информация была опровергнута. В печати сообщили, что это право все же официально получила «Суис-тревел». Фриман добился своего. Но приступить к долгожданной работе он так и не успел…

В этот день я собирался в командировку в северные провинции Таиланда. Утром заехал в госпиталь «Сант луи» оплатить счет за лечение ребенка.

Во дворе я увидел мертвенно-бледного задыхающегося Фримана, которого вели под руки Вивьен и шофер.

— Что случилось? — спросил я Вивьен.

— С ним стало плохо в офисе, начал задыхаться….

В этот момент санитары подкатили к ним кресло.

О смерти Фримана я узнал через неделю, когда, вернувшись из командировки, зашел в клуб. Хорст умер в госпитале через час после того, как его туда доставили. По заключению врачей, причиной смерти стала острая сердечная недостаточность. Тело его почему-то не стали отправлять на родину, похоронили в Бангкоке на лютеранском кладбище. Из родственников на похороны приехал только Вальтер, хотя Хорст когда-то говорил мне, что кроме жены и сыновей в Америке, у него в Швейцарии несколько братьев и сестер. Вальтер сразу же после похорон уехал в Джакарту, а Вивьен начала закрывать «Суис-тревел» и увольнять персонал, объяснив это тем, что без Фримана фирма функционировать не сможет.

На моей памяти это был первый случай кончины члена клуба иностранных корреспондентов. Поэтому в субботу, когда там традиционно собралось много народа, на этот раз было тихо. Даже заядлые выпивохи умерили свои дозы.

— Загадочная смерть, просто сюжет для Агаты Кристи, — произнес после некоторого раздумья Хиндл. — Эта его Муан в тот день неожиданно заболела и не вышла на работу, а любимый Хорстом жасминовый чай по особому китайскому рецепту заварил ему шофер. А через пять минут с Хорстом случился приступ.

— Шофер сказал, что Хорст после бассейна выпил в баре Морского клуба стакан апельсинового сока со льдом, в машине ему стало не хватать воздуха. Он якобы сам попросил шофера подняться с ним в офис и приготовить чай, — вмешался в разговор корреспондент немецкой газеты Вольфган Редел.

— А что показало вскрытие? — спросил я.

— Причем здесь вскрытие! — раздраженно сказал Хиндл. — Когда наши с вами предки, простите, лазили в шкурах по пещерам, китайцы уже успели изобрести сотни видов ядов и противоядий. Я-то знаю…

— Опять ты за свое, Герберт, — перебил его добродушный весельчак Клод Девье, французский дипломат. — Просто Хорст не рассчитал свои силы, думал, что ему еще двадцать четыре, а не пятьдесят четыре года. Проплывать каждое утро по километру, выпивать каждый день по бутылке виски и выкуривать по две пачки сигарет, да еще и иметь молодую любовницу! Какое сердце тут выдержит?

— Зачем ты так о нем, — тихо сказал Хиндл. — Просто у Хорста не было инстинкта самосохранения, он всегда и во всем рисковал, был бесстрашен и обожал авантюры. Считал, что, если что-то и случится, то только не с ним. Он прожил хоть и беспокойную, но, наверное, очень интересную жизнь. А теперь пусть хоть его душа успокоится.

Он жил или работал где-то в моем районе, потому что я часто видел его за рулем синей «тойоты» на улицах Силом и Саторн. Но познакомиться мне с ним так и не доводилось.

Потом я узнал, что в клуб иностранных корреспондентов вступил местный бизнесмен Конрад By, китаец по национальности. Это казалось странным, By, прожив в Бангкоке почти тридцать лет, только теперь решил стать членом клуба, да и взносы заплатил только за полгода, пожадничал из-за пятидесяти долларов, что нетипично для бизнесмена.

Тогда ему было под шестьдесят, среднего роста, полноватый, с отекшим лицом и мешками под глазами. Бывший офицер гоминьдановской армии, он в сорок девятом бежал из Китая в Таиланд. Открыл собственное дело, небольшую фирму по торговле с Тайванем. Установление Таиландом дипломатических отношений с КНР подорвало бизнес By. Тайваньские товары обложили высокими пошлинами, и, видимо, теперь уже коммерческие дела не отнимали у него много времени. By с грустным выражением лица часами просиживал в клубе, медленно потягивал пиво и просматривал газеты на китайском языке.

Он, видимо, тоже знал меня в лицо и как-то раз, когда я вошел в зал клуба, поприветствовал как старого знакомого, пригласил за свой столик и стал угощать пивом. Сначала разговор носил общий характер, потом он стал интересоваться моей жизнью а Бангкоке, биографией, проявляя со своей стороны стремление развивать со мной отношения. Такая категория лиц в Таиланде нас мало интересовала. Средние бизнесмены из числа таиландских китайцев, к которым принадлежал и By, как правило, были слабо информированными людьми. Они не были вхожи в высшие круги таиландского общества, дипломаты из посольства КНР с ними тоже не контактировали. Поэтому я не стал назначать ему специальные встречи в городе, но в клубе все равно приходилось общаться с ним.

Как-то вечером в пятницу я застал By на его обычном месте в углу зала, он махнул мне рукой, приглашая составить ему компанию. Он начал рассказывать мне о последних событиях в Китае, но не сообщил ничего интересного, пересказывая, в основном, газетные статьи.

— А кто у вас в посольстве занимается Китаем? — вдруг спросил он.

Вопрос прозвучал неожиданно для меня и давать на него ответ не хотелось. Поэтому я сказал:

— Все занимаются. Но почему это вас интересует?

— Просто я хотел бы встретиться с таким человеком и переговорить по очень важному для вас вопросу.

— Считайте, что этот человек перед вами. Слушаю вас.

В это время за соседний столик сели трое моих знакомых журналистов и я перекинулся с ними несколькими фразами.

By сначала покосился на них, а потом посмотрел на меня и тихо, почти шепотом сказал:

— Это место не подходит для столь серьезной беседы. Давайте встретимся завтра в девять вечера в ресторане «Дао». Вы знаете, где он?

— Конечно.

Мой доклад резиденту о By не занял много времени и не очень впечатлил его.

— Скорее всего, хочет, чтобы вы пролоббировали ему какую-нибудь сделку. Наверное, уже совался в торгпредство и получил отлуп! Наобещает с три короба, а потом его и не сыщешь. И ни в коем случае не бери от него никаких материалов, вдруг провокация.

В резидентуре никому этот человек не был известен. На всякий случай послали запрос в Центр, но было мало надежды получить о нем сведения.

Старый китайский ресторан «Дао» находился на улице Сукумвит. By ждал меня в холле, сразу же повел в небольшой кабинет, где два официанта уже расставляли на столе тарелки. By не спешил переходить к интересующему меня разговору, и мы приступили к еде. Наконец, вытерев салфеткой рот и руки, он тихо произнес:

— У меня есть секретные, даже сверхсекретные документы, которые я могу продать вам.

— Что это за документы? — спросил я, почувствовав сильное волнение.

— Документы генерального штаба Народно-освободительной армии Китая.

В нашем разговоре наступила пауза. Секретная информация о положении в Китае тогда нас очень интересовала, даже устная, отрывочная, не говоря уже о документальной. В условиях Бангкока получить какие-то секреты из Китая было очень сложно, несмотря на огромную и очень влиятельную местную китайскую общину. Посещавшие КНР китайцы из Таиланда, главным образом бизнесмены, были ограничены там как в контактах, так и в передвижении. Поэтому на их использование на получение информации из Китая мы не могли делать ставку. К посольству КНР в Бангкоке найти подходы было очень трудно. Режим пребывания китайских госслужащих за границей был крайне строгим и напоминал наши правила для загранработников в сталинские времена. Китайские дипломаты, торгпредские работники и журналисты находились в Таиланде без семей, жили коммуной в здании посольства, в город выходили только группами. Даже на приемах они стояли парами, так и вели беседы с приглашенными. Поэтому оперативная разработка реального секретоносителя китайского госслужащего в Таиланде была практически невозможна. А тут такое…

— Откуда они у вас? — спросил я, едва сдерживая сильное беспокойство.

— Какая разница.

— Извините, но, если я начну говорить на эту тему с нашими, скажем так, заинтересованными лицами, такой вопрос сразу же зададут и без ответа на него никто уже не будет дальше со мной разговаривать. Дело застопорится, поскольку никто не воспримет всерьез, что у самого обыкновенного таиландского бизнесмена могут оказаться столь важные документы.

By на минуту задумался. Потом стал тихо и медленно говорить. По его словам, в Бангкок из Тайбэя на несколько дней приехал его старый друг, с которым они когда-то вместе служили в гоминьдановской армии. Этот человек долгое время проработал в военной разведке Тайваня, дослужился до полковника и через несколько месяцев уходит в отставку. Перед демобилизацией он решил заработать и переснял на пленку около тысячи полученных недавно тайваньской разведкой секретных документов генштаба китайской армии, включая мобилизационный план. За все это он просит пятьдесят тысяч долларов. Пленки проявлять не стал и держит их в пластмассовой коробке. В случае опасности достаточно открыть коробку, чтобы избавиться от улик. Полковник понимает, что эти сведения могут купить только русские или американцы. Но последним он не доверяет и опасается, что они «сдадут» его дружественным тайваньцам. К тому же эти документы могут уже быть у американцев, поскольку тайваньская военная разведка обменивается информацией со своими коллегами из Вашингтона. Но на Тайване нет советских представителей, и полковник решил выйти на них в Бангкоке, подключив к этому довольно-таки опасному делу своего старого друга, которому за посредничество он пообещал пять тысяч долларов. Коммерческая деятельность By в настоящее время оставляет желать лучшего и эти деньги были бы ему как нельзя кстати.

Имя полковника и гостиницу, где тот остановился, By категорически отказался назвать мне, сославшись на обязательства, данные своему другу.

Я не мог на этой встрече сообщить Ву что-то конкретное на его предложение. Сказал, что мы смогли бы обсудить этот вопрос на следующий день, назвал место и время встречи. By заметно расстроился, очевидно он ожидал несколько иной реакции на свое предложение. Он сказал, что надо спешить, поскольку отпуск у полковника заканчивается и через три дня тот должен быть в Тайбэе. By также подчеркнул, что полковник согласится отдать пленки только после получения всей запрошенной им суммы.

— Ловко придумано, — сказал, выслушав мой отчет, резидент. — Подсунет моток засвеченной пленки, а потом скажет, что мы ее испортили. На это дело мы не пойдем. Из Центра только что пришла телеграмма. Наши действия одобряют, но призывают к большой осторожности. Рекомендуют получить пока часть пленки. Проявим, если материалы действительно ценные, купим все остальное.

— Но, по словам By, полковник через два дня уедет.

— Столь сжатые сроки обычно предлагают аферисты, надеясь на то, что мы в спешке не успеем распознать их «липу». И вообще мне кажется, что нет никакого тайваньского полковника, просто этот By хочет надуть нас.

После предложения By прошло всего несколько часов. Все это время я находился в сильном нервном напряжении. На провокацию это не походило. В случае успеха нас с резидентом наверняка ожидали правительственные награды. Да и для всей разведки это был бы большой успех, столь ценные документы достаются нам не так уж часто. Поэтому, рассчитывая на удачу, я с нетерпением ждал следующей встречи с By, надеясь на то, что мы все-таки получим от него на проверку пленку.

Но мои надежды не оправдались. By не принял наши условия, заверяя, что его друг не согласится на это. Правда, он сказал, что возможен некоторый компромисс, например, предоставление части материалов за аванс в десять тысяч долларов. В этот же день вечером он приносит какую-то часть пленки и отдает ее мне в обмен на деньги. Я не был уполномочен принимать какие-либо варианты By, к тому же прекрасно понимая, что резидент не согласится на подобную авантюру. Поэтому я продолжал настаивать на высказанном ранее By предложении. Просил поговорить на эту тему с полковником и попытаться убедить его.

By был явно недоволен таким оборотом дела. Он насупился, взял у меня сигарету, хотя до этого я никогда не видел его курящим.

— Я, конечно, попробую уговорить его, но боюсь, что у меня ничего не получится. Скажу вам откровенно, молодой человек, мой друг считает, что я вышел не на тех людей, говорит, что то ли им не нужны его документы, то ли они просто-напросто неплатежеспособны.

Я назначил By встречу на следующий день, в субботу. В знак согласия он слегка кивнул головой и сухо попрощался со мной.

В субботу я больше часа ждал By в уютном немецком ресторанчике «Вейнерволд», выпил пару кружек пива и от волнения выкурил не меньше десятка сигарет. Забыть о встрече или перепутать место By не мог. Значит, все сорвалось…

Вечером я несколько раз звонил ему домой, но никто не снимал трубку. Без ответов остались и мой воскресные звонки. Я подумал, что, скорее всего, неисправен телефон.

В понедельник утром я позвонил ему в офис. Женский голос сообщил мне, что фирма By уже больше месяца не арендует это помещение. Нужно было выяснить, что же случилось с By и я направился по его адресу.

Консьерж многоэтажного дома сказал мне, что занимавший ранее седьмую квартиру господин Конрад By в воскресенье утром улетел в Гонконг на постоянное место жительства. Семью вместе с пожитками отправил туда неделю назад. Видимо, этот негодяй решил перед отъездом надуть нас и, играя на интересе, который мы в то время проявляли к Китаю, продать нам за солидную сумму пустые фотопленки.

Что поделаешь. Работая в разведке, приходится сталкиваться с самыми разными людьми, в том числе, к сожалению, с проходимцами.