Священная

1 В поисках Мидаса

«Блюбелл» Такера больше не голубой. Огонь окрасил «Шевроле» тысяча девятьсот семьдесят восьмого года в черные, серые и ржаво-оранжевые тона. От жара потрескались стекла, шины сгорели, а салон превратился в тошнотворную массу из коричневой обивки, расплавившейся черной приборной панели и металлического каркаса сиденья. Глядя на него сейчас, трудно поверить, что еще несколько недель назад больше всего на свете мне нравилось кататься на этом старом пикапе с опущенными стеклами. Высунув руку в окно, я наслаждалась бьющим в ладонь ветром и время от времени поглядывала на сидевшего рядом Такера, потому что мне нравилось на него смотреть. И именно на этих обшарпанных, потертых сиденьях «Блюбелла» все и произошло. Именно здесь я влюбилась.

А теперь он сгорел.

Такер с печалью в глазах смотрит на то, что осталось от его пикапа, положив одну руку на капот, словно прощаясь с ним в последний раз. А я сжимаю его вторую руку. С тех пор как мы приехали сюда, он практически не говорил. Всю вторую половину дня мы бродили по выжженному лесу в поисках Мидаса, коня Такера. Если честно, мне не особо понравилась идея отправиться сюда снова, но, когда Такер попросил меня отвезти его, я согласилась. Ведь понимаю – он любил Мидаса не только потому, что выиграл с ним множество родео. Но и потому, что находился рядом, когда тот родился, видел, как конь делает свои первые неуверенные шаги, растил и тренировал его, объездил с ним практически все лошадиные тропы в округе Титон. Неудивительно, что Такер хочет знать, что с ним произошло. Хочет покончить с этим.

И я понимаю его чувства.

Во время поисков мы наткнулись на большую тушу лося, сгоревшую практически дотла, и на одно ужасное мгновение, пока я не разглядела рога, мне показалось, что это Мидас. Вот только больше мы ничего не нашли.

– Прости меня, Такер, – говорю я.

Да, я знаю, что не смогла бы спасти Мидаса: не в моих силах было унести и Такера, и здоровенного коня из горящего леса, но все равно чувствую себя виноватой.

Сжав мою руку, он поворачивается ко мне, и на его лице появляется намек на ямочку.

– Не извиняйся, – просит он.

Я обнимаю Такера за шею, и он прижимает меня к себе.

– Это мне следует извиняться за то, что притащил тебя сюда сегодня. Эта атмосфера угнетает. А мы должны как минимум праздновать. В конце концов, ты спасла мне жизнь. – Он улыбается мне, и на этот раз его улыбка полна искренности, тепла, любви и всего того, о чем я могла лишь мечтать.

Я притягиваю к себе его лицо, пытаясь найти успокоение в том, как его губы скользят по моим губам, в мерном биении сердца под моей ладонью, в абсолютном спокойствии и силе этого парня, укравшего мое сердце. И на минуту позволяю себе потеряться в нем.

Я не смогла выполнить свое предназначение.

И эта мысль никак не хочет выходить из головы. Внутри что-то сжимается. Через мгновение в нас ударяет резкий порыв ветра, а мелкая морось сменяется настоящим дождем. Он не прекращается уже три дня, с тех самых пор, как начались пожары. В такую зябкую погоду не спасает даже теплая куртка. А туман, клубящийся между почерневших деревьев, только добавляет нервозности.

На самом деле это место очень напоминает ад.

Задрожав, я отстраняюсь от Такера. «Боже, мне пора лечиться», – думаю я.

Ага, точно. Представляю, как лежу на кушетке у психотерапевта и рассказываю ему о том, что наполовину я ангел и что у меня, как и у любого обладателя ангельской крови, есть предназначение. Вот только в день исполнения своего предназначения я случайно столкнулась с падшим ангелом, который в буквальном смысле перенес меня в ад минут на пять. И пытался убить мою маму. А я пыталась дать ему отпор с помощью мистического божественного света. Но потом мне пришлось улететь, чтобы спасти от пожара одного парня. Вот только я его не спасла, потому что отправилась на помощь любимому. Но оказалось, что того парня и не требовалось спасать, он ведь тоже наполовину ангел.

Да уж. Не сомневаюсь, что мой первый визит к психотерапевту закончится смирительной рубашкой и комнатой с мягкими стенами.

– Все в порядке? – тихо спрашивает Такер.

Я не рассказывала ему об аде. Или Чернокрылых. Потому что мама утверждает, что как только ты узнаешь о них, то тут же привлекаешь к себе их внимание. И это правда.

Поэтому я о многом не рассказываю Такеру.

– Все хорошо. Я просто…

Что? Не знаю, кто я? Безнадежно запуталась? Облажалась по полной? Обречена навеки?

– Холодно, – наконец добавляю я.

Такер обнимает меня и проводит ладонями по моим рукам, стараясь согреть их. На секунду в его глазах мелькает тревога и легкая обида от понимания, что я не говорю ему всей правды. Поэтому я вновь обхватываю его шею и еще раз целую его, но на этот раз нежно и в уголок рта.

– Давай больше никогда не будем расставаться? – говорю я. – Не думаю, что смогу пережить это.

Его взгляд смягчается.

– Договорились. Больше никаких расставаний. Поехали, – отвечает он, беря меня за руку и отводя обратно к моей машине, которую я припарковала на краю выжженной поляны. – Давай убираться отсюда, черт побери, – усмехается он, затем открывает передо мной дверь и, оббежав машину, усаживается на пассажирское сиденье.

Прикольно, что он упомянул чертей.

Но с меня хватит этого ада.

Вряд ли кто-то сможет узнать в девушке, которая заехала в первый учебный день на парковку Старшей школы Джексон-Хоул на серебристом «Приусе», меня. Во-первых, это блондинка с длинными, золотистыми волосами с рыжеватым оттенком. Она затянула свои волосы в тугой хвост на затылке и надела серую фетровую шляпу, которая, по ее задумке, должна отвлечь внимание от волос своим винтажным и стильным видом. Кожа этой девушки выглядит загорелой, вернее, слегка тронутой загаром и как будто светящейся изнутри. Но дело не только в волосах и коже, которые даже мне кажутся чужими, когда я смотрю на себя в зеркало. А в глазах. В моих больших серо-голубых глазах появился отпечаток знаний о добре и зле. Я стала выглядеть старше. И мудрее. Надеюсь, не только выглядеть.

Я выбираюсь из машины. Небо над головой серое, все еще идет дождь. Не удержавшись, я вглядываюсь в облака и пытаюсь найти в своих чувствах хотя бы намек на скорбь, которая бы подтверждала, что в небе скрывается падший ангел. Хотя мама уверяла, что Семъйяза[1] вряд ли объявится так скоро. Я ранила его, и, по-видимому, Чернокрылому понадобится много времени, чтобы исцелиться, из-за того, что в аду оно течет совершенно по-другому. День там равняется тысяче лет, а тысяча лет – одному дню. Я даже не пытаюсь притвориться, будто понимаю, что это означает. Просто радуюсь, что нам не придется убегать из Джексона, сжигая все мосты. По крайней мере, пока.

Не почувствовав ничего тревожного, я оглядываю парковку в надежде увидеть Такера. Но он еще не приехал. А значит, не остается ничего другого, кроме как отправиться внутрь. Так что я поправляю шляпу в последний раз и направляюсь к двери.

Да здравствует мой выпускной год!

– Клара! – зовет знакомый голос, прежде чем я успеваю сделать несколько шагов. – Подожди!

Я оборачиваюсь и вижу Кристиана Прескотта, который выбирается из своего новенького пикапа, черной громадины на хромированных колесах с надписью «максимальный налог» на боку. Его старый пикап – серебристый «Аваланш», который постоянно появлялся в моих видениях, – тоже сгорел в лесу. Это был не лучший день для пикапов.

Через несколько секунд Кристиан уже бежит в мою сторону. Глядя на него, я чувствую себя странно и нервозно, словно у меня выбивают почву из-под ног. В последний раз я видела его пять ночей назад, когда мы стояли на моем крыльце, промокшие от дождя и перепачканные сажей, пока пытались собраться с духом, чтобы зайти внутрь. Столько всего безумного случилось в наших жизнях, что мы даже не успели в этом разобраться. Правда, стоит признать, в этом нет его вины. Ведь он звонил мне. Постоянно звонил в первые несколько дней. Но каждый раз, когда на экране телефона высвечивалось его имя, что-то внутри меня замирало, как всем известный олень в свете фар. И я не решалась поднять трубку. А когда наконец это сделала, мы не знали, что сказать друг другу. И все свелось к обмену фразами:

– Значит, тебя не нужно было спасать?

– Нет. Да и тебе не требовалась моя помощь.

Затем мы неловко рассмеялись, будто все произошедшее было чьей-то неудачной шуткой, а потом замолчали. Да и что еще можно было сказать? Прости, я все испортила, в том числе и твое божественное предназначение? Приношу извинения?

– Привет, – с трудом дыша, говорит Кристиан.

– Привет.

– Милая шляпка, – добавляет он, но его взгляд скользит по моим волосам, словно каждый раз, когда он видит мой натуральный цвет, это лишний раз подтверждает, что я девушка из его видений.

– Спасибо, – выдавливаю я. – Приходится шифроваться в школе.

– Шифроваться? – нахмурившись, переспрашивает он.

– Ну, знаешь. Скрывать волосы.

– А. – Он приподнимает руку, будто собирается коснуться пряди моих несносных волос, которая уже успела выбиться из-под резинки, но тут же сжимает руку в кулак и опускает обратно. – Почему ты вновь не покрасишь их?

– Я пыталась. – Я отступаю на шаг и заправляю выбившуюся прядь за ухо. – Но краска не держится. Не спрашивай меня почему.

– Магия, – говорит Кристиан, и уголок его рта изгибается в крошечной улыбке, которая еще в прошлом году растапливала мое сердце, словно масло.

Он очень сексуальный. И знает это. А у меня есть парень. И он знает об этом, но все же улыбается мне и флиртует. Это меня бесит. Я стараюсь не думать о сне, который видела каждую ночь на этой неделе. В нем Кристиан кажется единственной соломинкой, не дающей мне потерять рассудок. И стараюсь не вспоминать о словах «Мы принадлежим друг другу», вновь и вновь всплывавших в моем видении.

Я не хочу принадлежать Кристиану Прескотту.

Улыбка исчезает с его лица, а в глазах вновь отражается серьезность. Похоже, он собирается мне что-то сказать.

– Ну, еще увидимся, – быстро выпаливаю я и направляюсь к зданию школы.

– Клара… – Он снова бежит ко мне. – Подожди. Я тут подумал. Может, нам сесть вместе во время ланча в столовой?

Я останавливаюсь и смотрю на него.

– Или не сесть, – продолжает он с той же полуулыбкой.

Сердце вновь начинает колотиться. Меня больше не интересует Кристиан, но, похоже, сердце не получило этого сообщения. Черт. Черт. Черт.

«Некоторые вещи меняются. А некоторые остаются прежними», – думаю я.

Конечно же, все замечают мои волосы. Вот только я надеялась, что это вызовет лишь несколько перешептываний да косых взглядов, а через пару дней все об этом позабудут. Но в начале первого урока французского учитель заставляет меня снять шляпу, и через мгновение следует реакция, похожая на ядерный взрыв.

– Такая милая, такая хорошенькая, – выпаливает мисс Колберт и отводит глаза, чтобы сдержаться и не погладить меня по голове.

А я выдаю заранее придуманную вместе с мамой историю о том, что этим летом она нашла невероятного колориста в Калифорнии и заплатила астрономическую сумму, чтобы он превратил меня из рыжего страшилища в сказочную блондинку. И делаю это на французском, старательно изображая, что владею им лишь на школьном уровне, а не как ангел, в совершенстве знающий все языки. И это самая «забавная» часть утра. Уже в девять мне хочется все бросить и сбежать домой. Но я все же уговариваю себя отправиться на урок математики, где после звонка все повторяется снова. И со всех сторон вновь и вновь мне говорят: «Твои волосы, твои волосы. Они такие красивые». И конечно же все повторяется на третьем уроке, которым у меня стоит ИЗО. Только теперь мне кажется, что все принялись рисовать меня и мои удивительные волосы.

Но хуже всего на четвертом уроке политологии. Потому что в кабинете оказывается Кристиан.

– Еще раз привет, – говорит он, пока я стою в дверях и таращусь на него.

Наверное, мне не следовало удивляться. В Старшей школе Джексон-Хоул учится от силы человек шестьсот, так что вероятность оказаться в одном с ним классе очень велика. Такер тоже должен быть здесь, насколько я помню.

Кстати, а где его носит все утро? Если задуматься, то и Венди нигде не видно.

– Ты будешь заходить? – спрашивает Кристиан.

Я сажусь рядом с ним и принимаюсь рыться в сумке в поисках тетради и ручки. А затем делаю глубокий вдох и медленный выдох, после чего поворачиваю голову из стороны в сторону, пытаясь хоть немного расслабить напряженные мышцы шеи.

– Неудачный день? – интересуется он.

– Ты даже не представляешь, насколько.

В этот момент в комнату влетает Такер.

– Я искала тебя все утро, – говорю я, когда он садится за соседний стол. – Ты только что приехал в школу?

– Да. Проблемы с машиной, – объясняет Такер. – У нас есть старый пикап, который мы используем для работы на ранчо, и он не хотел заводиться утром. Если уж ты считала, что мой пикап был хламом, то даже боюсь представить, что ты подумаешь об этой машине.

– Я никогда не считала «Блюбелл» хламом, – возражаю я.

Он улыбается, а затем прочищает горло.

– Кстати, ты заметила, что в этом году мы ходим на один урок и мне даже не пришлось для этого никого подкупать?

– Ты ради этого дал кому-то взятку в прошлом году? – удивленно спрашиваю я.

– Официально нет, – признается Такер. – Просто мило попросил миссис Лоуэлл, отвечающую за расписание, чтобы она перевела меня на британскую историю в последнюю минуту. Вернее, за десять минут до начала самого урока. И мне помогло то, что я дружу с ее дочерью.

– Но зачем…

Он смеется.

– Ты такая милая, когда тормозишь.

– Из-за меня? Не верю. Ты ненавидел меня. Я же была для тебя лишь какой-то калифорнийской цыпочкой, оскорбившей твой грузовик.

Я в недоумении качаю головой, отчего он только усмехается.

– Ты сумасшедший, ты же знаешь?

– О, а я-то думал, что веду себя мило, романтично и все такое.

– И это тоже. Значит, ты дружишь с дочерью миссис Лоуэлл? Как ее зовут? – спрашиваю я с притворной ревностью.

– Эллисон. Она очень хорошенькая и была одной из девушек, которых я пригласил на выпускной в прошлом году.

– Хорошенькая?

– Ну, у нее рыжие волосы. А мне очень нравятся рыжие волосы, – говорит Такер.

Я шлепаю его по руке.

– Эй. Крутые девчонки мне тоже нравятся.

Я снова смеюсь. А затем чувствую прилив разочарования. И он такой сильный, что невольно стирает улыбку с моего лица.

Кристиан.

Подобное часто случалось в последнее время. Порой, когда я меньше всего этого ожидаю, мне удается невольно проникнуть в чужие мысли. Например, как сейчас. Я настолько остро ощущаю присутствие Кристиана за своей спиной, будто он сверлит меня взглядом. Но я осознаю скорее не то, что он думает, а именно его чувства. Как его злит, что мы с Такером так легко болтаем. Как ему хочется, чтобы я так же шутила с ним, чтобы мы смогли поговорить друг с другом и, наконец, сблизиться. Ему хочется, чтобы я так же смеялась с ним.

И знать подобное полный отстой. Мама называет это эмпатией и говорит, что это редкий дар среди обладателей ангельской крови. Редкий дар. Ха-ха. Интересно, а можно ли от него отказаться?

Такер заглядывает мне за спину и, кажется, впервые замечает Кристиана.

– Как дела? Хорошо провел лето? – спрашивает он.

– Да. Просто волшебно, – отвечает тот, и меня окатывает волной вынужденного безразличия. – А ты?

Они буравят друг друга наглыми взглядами.

– Потрясающе, – говорит Такер, и в его голосе слышится вызов. – Самое лучшее лето в моей жизни.

Подскажите кто-нибудь, я еще могу сбежать из класса?

– Ну, в этом-то и вся суть лета, верно? – через минуту отзывается Кристиан. – Оно когда-нибудь заканчивается.

Я испытываю невероятное облегчение, когда звенит звонок с урока. Но оно длится недолго, потому что мне приходится решать, что делать во время ланча.

Вариант А: поступить как обычно. Сесть за стол Невидимок и поболтать с Венди.

Конечно, она может завести неловкий разговор о том, что я встречаюсь с ее братом-близнецом, или поинтересоваться, что именно произошло во время пожара в лесу, а на это у меня нет ответа. Но она одна из моих лучших подруг, и я не собираюсь избегать ее.

Вариант Б: сесть с Анджелой. Она предпочитает есть в одиночестве, и обычно окружающие ее старательно не замечают. Может, если я сяду с ней, то и на меня перестанут обращать внимание? Но если я это сделаю, мне придется отвечать на вопросы Анджелы и выслушивать теории, которыми она забрасывала меня последние несколько дней.

А есть еще и вариант В (хотя и не самый лучший): сесть с Кристианом. Он стоит в небрежной позе в углу, намеренно отводя от меня взгляд. Он ничего не ожидает и не давит на меня, но я ощущаю его присутствие. Он хочет, чтобы я знала, что он стоит там. И ждет.

Но я ни за что не пойду к нему.

Через мгновение все решается за меня. Анджела приподнимает голову, а затем кивает в сторону пустого стула рядом с собой. Увидев, что я не бегу к ней вприпрыжку, она одними губами властно шепчет:

– Иди сюда.

Так что я направляюсь к ее столу и опускаюсь на соседний стул. Она читала маленькую потрепанную книжку, но тут же закрывает ее и протягивает мне через стол.

– Посмотри, – говорит она.

– «Книга Еноха»? – читаю название я.

– Да. Очень, очень, очень старая копия, так что поаккуратнее с ней. Странички жутко хрупкие. И нам нужно обсудить ее как можно скорее. Но сначала… – Она поднимает голову и громко зовет: – Эй, Кристиан.

О боже. Что она творит?

– Анджела, подожди, не надо…

Она машет ему рукой. И это явно не предвещает ничего хорошего.

– Что случилось? – спрашивает он так же спокойно и невозмутимо, как и всегда.

– Ты собираешься пообедать в городе? – интересуется Анджела. – Ты всегда так делаешь.

Он переводит взгляд на меня.

– Да, я подумывал об этом.

– Хорошо, ну, я не хочу портить твои планы и все такое, но, думаю, нам стоит встретиться с тобой и Кларой после школы. В мамином театре «Розовая подвязка».

На лице Кристиана отражается непонимание.

– Хм, хорошо. Но зачем?

– Давай назовем это открытием нового клуба, – говорит Анджела. – Клуба Ангелов.

Он вновь смотрит на меня, и в его зеленых глазах отражается мое предательство, потому что и ежу понятно, что именно я выболтала Анджеле его самый большой секрет. Конечно, мне хочется объяснить, что подруга напоминает ищейку, когда речь заходит о секретах, но от нее самой практически невозможно чего-то добиться. Вот только это не имеет значения. Что сделано, то сделано. Я киваю на Анджелу.

– Она тоже одна из нас, – просто говорю я, прекрасно осознавая, что Анджела сама хотела рассказать об этом. И мне приятно оттого, что я разрушаю ее планы. – К тому же, как ты догадался, она сумасшедшая.

Кристиан кивает, словно эта новость его не удивляет.

– Ты же тоже будешь в «Розовой подвязке», верно? – спрашивает он у меня.

– Думаю, да.

– Отлично. Я приду, – говорит он Анджеле, продолжая смотреть на меня. – Нам все равно нужно поговорить.

Потрясающе.

– Потрясающе, – озвучивает мою мысль Анджела. – Увидимся после уроков.

– Увидимся, – повторяет он и выходит из столовой.

Я поворачиваюсь к Анджеле.

– Ненавижу тебя.

– Знаю. Но при этом я тебе нужна. Иначе ты никогда не разберешься в случившемся.

– Но это не мешает мне ненавидеть тебя, – ворчу я, хотя и понимаю, что она права.

Отчасти.

На самом деле Клуб Ангелов – это отличная идея, особенно если это поможет мне понять, что теперь ждет нас с Кристианом, раз мы не выполнили свое предназначение, а мама все еще отмалчивается. Анджела прекрасно разбирается во всяких загадках. Если кто-то и сможет понять, какие нас ждут последствия после провала ангельской миссии, то только она.

– О, не ври себе, ты любишь меня, – говорит она, а затем вновь протягивает мне книгу. – А сейчас возьми это и иди обедать со своим парнем.

– Что?

– Иди. Он явно скучает по тебе.

Она жестом указывает нам за спину, где за столиком Невидимок Такер болтает с Венди. И они оба смотрят на меня с выжидательным выражением на лицах.

– Убирайся. Нечего тут сидеть, – выгоняет меня Анджела.

– Заткнись.

Я хватаю книгу и засовываю ее в рюкзак, а затем отправляюсь к столу Невидимок. Ава, Линдси, Эмма и другие девочки-невидимки с улыбками приветствуют меня, а следом за ними и парень Венди Джейсон Ловетт, который, не сомневаюсь, будет весь этот год обедать с нами, а не со своими приятелями – любителями компьютерных игр.

Так странно, что у нас обеих теперь есть парни.

– Что ей надо было? – спрашивает Венди, с любопытством поглядывая на Анджелу.

– Да она, как всегда, в своем репертуаре. Лучше скажи, что сегодня в меню Старшей школы Джексон-Хоул?

– Бургеры с фаршем.

– Объедение, – уныло выдавливаю я.

– Кларе никогда не нравится здешняя еда, – закатив глаза, говорит она Такеру. – Клянусь, она съедает не больше птички.

– Ха, – ухмыляется он, удивленно поглядывая на меня, потому что считал совершенно по-другому.

Рядом с ним у меня всегда волчий аппетит. Я сажусь на соседний стул, и он придвигает меня ближе, а затем обнимает за талию. Отлично, вот и демонстрация чувств. Я практически ощущаю, как по столовой проносится шепоток. Наверное, я отношусь к тем девушкам, которые ходят со своим парнем за ручку по коридорам, украдкой целуются на переменах и в открытую флиртуют в переполненной столовой. Никогда бы так о себе не подумала.

До нас доносится фырканье Венди. Мы дружно поворачиваемся к ней и видим, как она переводит взгляд с меня на Такера и обратно. Конечно же, подруга знает о наших отношениях, но никогда не видела нас вместе.

– Боже, вы отвратительны, – говорит она.

А потом придвигает свой стул ближе к Джейсону и опускает руку в его раскрытую ладонь.

На лице Такера появляется та озорная улыбка, которая мне так хорошо знакома. И я даже не успеваю запротестовать, как он наклоняется и целует меня. Я смущенно пихаю его в грудь. Но через мгновение уже забываю обо всех вокруг и таю в его руках. Наконец, он отстраняется, давая мне отдышаться.

Что ж, быть такой девушкой совсем неплохо.

– Фу, снимите комнату, – с улыбкой возмущается Венди.

Мне трудно понять, как она относится к нашим отношениям, но, думаю, ей просто нравится подкалывать свою лучшую подругу, которая встречается с ее братом, делая вид, что это нечто противное. И, на мой взгляд, так она выражает свое одобрение.

На мгновение в кафетерии воцаряется тишина.

А затем все снова начинают говорить, наполняя столовую гамом и шумом.

– Ты же понимаешь, что теперь нас будет обсуждать весь город, – говорю я Такеру.

С таким же успехом он мог взять черный маркер и написать у меня на лбу большими буквами: «СОБСТВЕННОСТЬ ТАКЕРА».

– Ты против? – подняв брови, интересуется он.

Я тянусь к его руке и переплетаю наши пальцы.

– Ни капли.

Я с Такером. И, несмотря на мое незавершенное предназначение и все остальное, похоже, мне действительно удалось удержать его. Так что сейчас я самая счастливая девушка на свете.