4 Сама не своя

В этот раз мне снится лестница. Десять или двенадцать бетонных ступеней с черными перилами, ведущих вверх между двумя осинами. Откуда посреди леса взялась лестница? И куда она ведет? Я хватаюсь за обшарпанные перила, на которых сквозь отвалившуюся краску проступает ржавчина. Ступени и вовсе заросли мхом. Ступив на лестницу, я замечаю, что на мне черные мамины практичные туфли-лодочки, которые она разрешает мне надевать на торжественные мероприятия.

Между деревьев я различаю силуэт Джеффри. Но рядом с ним, на вершине холма, стоят еще несколько знакомых мне людей: Анджела, мистер Фиббс, Венди. Кажется, они все смотрят на меня, но я не понимаю, почему. Я оглядываюсь, и в этот момент каблук на моих красивых туфлях подворачивается. Но Кристиан снова оказывается рядом и, обхватив рукой мою талию, не дает мне упасть. С мгновение мы смотрим друг на друга. Его тело излучает такое тепло, что мне невольно хочется прижаться теснее.

– Спасибо, – шепчу я.

А потом открываю глаза и впиваюсь взглядом в потолок своей спальни, пока порывы холодного ветра треплют за окном ветви деревьев.

– Ты сама не своя, – говорит Анджела с ртом, набитым салатом из зеленой фасоли.

Субботний вечер. Мы сидим за столиком в закусочной «Рандеву» в Джексоне, куда заглянули после кинотеатра, и едим салаты, потому что это все, что мы можем себе здесь позволить.

– Я в порядке.

– Ну конечно. Ты бы видела себя со стороны.

– Ладно, мне не по себе, довольна? Я просто до сих пор не могу понять, сон ли это был, видение или что-то еще.

Анджела задумчиво кивает.

– Твоя мама как-то говорила, что у некоторых обладателей ангельской крови видения приходят во сне, верно?

– Да, она говорила мне это еще до моих первых видений. В то время она еще делилась со мной хоть чем-то полезным. Вот только все мои видения приходили, пока я бодрствовала.

– И мои, – добавляет Анджела.

– Поэтому я и задумалась, это вещий сон или кошмар, вызванный перееданием чоу мейн[3] за ужином? Это божественное послание или просто мое разыгравшееся подсознание? И что вообще это означает?

– Вот видишь, я же говорю, ты сама не своя. Ты запуталась, Клара. И даже не смотришь на Кристиана во время собраний Клуба Ангелов. Да вы оба старательно избегаете друг друга. Я бы решила, что это забавно, не будь это так грустно.

– Знаю, – говорю я. – И работаю над этим.

Она сочувственно склоняет голову ко мне.

– Мне нравится Такер, Клара. Правда нравится. Он отличный парень, и с этим никто не поспорит. Но ты задумывалась хоть раз, что не должна быть с ним? Что ты должна была остаться с Кристианом? Что он твоя судьба? Что вы должны были улететь вместе в закат?

– Конечно, задумывалась. – Я откладываю вилку в сторону, растеряв остатки аппетита, что не удивительно при таких-то разговорах. – И не понимаю, почему ему на это не наплевать.

– Кому именно? Такеру? Или Кристиану?

– Богу.

Анджела смеется.

– Ну, этого нам никогда не узнать.

– Нет, я к тому, что мне всего семнадцать. Почему его так волнует…

– Любовь, – продолжает она, поняв, что я не собираюсь заканчивать предложение. – Почему его так волнует, кого ты любишь.

Мы замолкаем на минуту, пока официант наполняет наши стаканы.

– Но в любом случае ты должна записать этот сон, – говорит она. – Потому что это может оказаться чем-то важным. Проверь, изменяется ли в нем что-то, как это бывало с твоими видениями. А еще поговори об этом с Кристианом. Вдруг вам снится один и тот же сон. И тогда вам придется разбираться со всем вместе.

Это не такая уж плохая идея. Ну, за исключением того момента, что мне придется рассказать Кристиану, что я вижу сны о нем.

– А что говорит твоя мама? – спрашивает подруга, грызя хлебную корку.

– Я не рассказывала ей об этом.

Она смотрит на меня так, словно я только что заявила, будто собираюсь попробовать героин.

– А зачем мне ей что-то рассказывать? Уверена, даже если я решусь это сделать, она вновь засыплет меня банальностями о том, что мне нужно доверять своим чувствам, слушать свое сердце и так далее. Кроме того, мы еще и сами не поняли, что это, – объясняю я. – Возможно, это просто сон. Людям часто снятся одни и те же сны.

– Решать тебе, – говорит она.

– Давай лучше поговорим о чем-то другом, – прошу я.

Так мы и делаем. Обсуждаем дождь, который, по мнению Анджелы, уж слишком затянулся. Болтаем о Неделе Духа[4] в школе и о том, справедливо ли будет использовать свои способности во время игры в женский американский футбол, которая состоится в среду. Затем подруга рассказывает мне о старинной книге, которую отыскала летом в Италии и в которой, кажется, находился список всех обладателей ангельской крови в семнадцатом веке.

– Мне показалось, что они все объединены в одну группу, – объясняет она. – Congregarium celestial – что дословно переводится как «стадо ангелоподобных». Община. И именно тогда у меня возникла идея создать Клуб Ангелов.

– А что еще интересного приключилось с тобой в Италии? – спрашиваю я. – Ну, скажем, с сексуальным итальянским парнем, о котором ты мне сейчас расскажешь?

Ее щеки мгновенно заливаются румянцем. Она качает головой и утыкается в тарелку, словно увидела там что-то интересное.

– У меня нет парня. Итальянского или какого-то другого.

– Ну-ну.

– Это было глупо, – говорит она. – И мне не хочется об этом говорить. Давай так: я не стану приставать к тебе по поводу Кристиана, а ты не станешь вспоминать о несуществующем итальянском парне.

– Но мы уже успели поговорить о Кристиане. Так что это не очень-то справедливо, – говорю я.

Но, к моему удивлению, в ее глазах отражается такая неподдельная боль, что я решаю закрыть эту тему.

Вот только мои мысли вновь возвращаются ко сну, Кристиану и тому, что он присматривает за мной и поддерживает меня, не давая упасть. Будто он опекает меня. Будто лишь он один не дает мне сбиться с пути.

Вот только мне неизвестно, куда ведет этот путь.

Когда мы выходим на парковку, меня внезапно окутывает скорбь. По крайней мере, мне кажется, что это скорбь. Вот только она не такая ошеломляющая, как в тот день в лесу. Она не парализует меня, как бывало прежде. Вместо этого за несколько секунд мое веселое настроение сменяется желанием разрыдаться.

– Эй, ты в порядке? – спрашивает Анджела, пока мы идем к машине.

– Нет, – шепчу я. – Я чувствую… грусть.

Ее глаза становятся круглыми, словно блюдца, и она замирает. А затем начинает оглядываться по сторонам.

– Откуда? – вскрикивает она. – Где он?

– Не знаю, – отвечаю я. – Не могу понять.

Подруга тут же хватает меня за руку и тянет к машине. Она ускоряет шаг, но при этом старается сохранять спокойствие на лице, словно ничего и не случилось. Даже не спрашивает меня, может ли сесть за руль моей машины, вместо этого идет прямо к водительскому месту.

– Пристегнись, – приказывает она, как только мы забираемся в салон. И быстро заводит машину и выруливает с парковки. – Не знаю, куда ехать, – признается она, но в ее голосе помимо страха слышится еще и возбуждение. – Думаю, нам лучше остановиться в каком-нибудь многолюдном месте. Вряд ли он настолько безумен, что набросится на нас перед толпой туристов. К тому же мне не хочется приводить его домой. – Она быстро проверяет зеркала. – Позвони своей маме. Сейчас же.

Я принимаюсь рыться в сумочке в поисках телефона. А затем звоню маме. Она берет трубку с первого же гудка.

– Что случилось? – спрашивает она.

– Думаю… возможно… мы наткнулись на Чернокрылого.

– Где вы?

– В машине на сто девяносто первом шоссе, едем на юг.

– Езжайте к школе, – говорит она. – Встретимся там.

Кажется, это были самые долгие пять минут в моей жизни. Но наконец мама приземляется на парковке у Старшей школы Джексон-Хоул и забирается на заднее сиденье.

– Как ты себя чувствуешь? – спрашивает она, трогая мою щеку, словно у меня обычная лихорадка.

– Уже лучше. Кажется.

– Вы его видели?

– Нет.

Она поворачивается к Анджеле.

– А ты? Ты что-нибудь почувствовала?

Подруга пожимает плечами.

– Ничего. – В ее голосе слышится нотка разочарования.

– И что же нам теперь делать? – интересуюсь я.

– Давайте подождем, – говорит мама.

Поэтому мы ждем, ждем и еще немного ждем, но так ничего и не происходит. Мы молча сидим в машине, наблюдая, как дворники сметают капли дождя со стекла. Время от времени мама интересуется моим самочувствием, но мне трудно подобрать правильные слова, чтобы описать его. Поначалу я чувствовала дикий ужас оттого, что Семъйяза появится и убьет нас. Затем все сменилось простым страхом, что нам придется собрать вещи и уехать из Джексона, а я больше никогда не увижу Такера. Но еще через пару минут все стало легким испугом. И, наконец, смущением.

– Наверное, это была не скорбь, – признаю я. – Ведь чувство было не таким сильным, как раньше.

– Я бы удивилась, если бы он пришел за нами так скоро, – говорит мама.

– Почему? – спрашивает Анджела.

– Потому что Семъйяза слишком самолюбив, – отвечает мама как ни в чем не бывало. – Клара оторвала ему ухо и вдобавок обожгла руку и голову, и мне не верится, что он захотел бы показаться кому-то на глаза, пока не исцелится. А у Чернокрылых это происходит очень долго.

– Я думала, на них все быстро заживает, – говорит подруга. – Ну, знаете, как на вампирах или ком-то подобном.

– Вампиры, – усмехается мама. – Ну конечно. Раны Чернокрылых заживают долго, потому что они не подпитываются целительными силами этого мира. – Она снова касается моей щеки. – Ты правильно сделала, что, выйдя из закусочной, тут же позвонила мне. Даже если это оказался не Чернокрылый. Лучше перестраховаться, чем потом жалеть о случившемся.

Анджела вздыхает и поворачивается к боковому окну.

– Прости, – посмотрев на маму, выдавливаю я. – Наверное, я слегка перенервничала.

– Не извиняйся, – отмахивается она. – Тебе пришлось многое пережить.

Они с Анджелой меняются местами, и уже через мгновение мама выруливает со школьной парковки и везет нас обратно в город.

– Что-нибудь чувствуешь? – спрашивает она, когда мы проезжаем мимо ресторана.

– Ничего, – пожав плечами, отвечаю я. – Кажется, я просто схожу с ума.

– Не имеет значения, была это ложная тревога или нет. Когда-нибудь Семъйяза придет за нами, Клара. И ты должна быть к этому готова.

Отлично.

– Разве можно подготовиться к нападению Чернокрылого? – саркастично интересуюсь я.

– Можно. С помощью венца, – говорит она.

На лице Анджелы тут же появляется выражение: «Я же тебе говорила».

– Ты должна научиться управлять венцом.


– Привет, кажется, ты сияешь, – говорит Кристиан, невольно пугая меня. – Ты действительно сияешь.

Я резко открываю глаза. Когда я поднялась на сцену и решила попробовать «управлять венцом», Кристиана здесь не было. Но сейчас он сидит за одним из столиков «Розовой подвязки» и с удивлением смотрит на меня, словно я приготовила для него шоу. На долю секунды наши взгляды встречаются, а затем я опускаю глаза и смотрю на свою руку. Но не вижу никакого сияния. И никакого венца.

Видимо, я могу призвать его, только когда оказываюсь в смертельно опасной ситуации.

– Какое сияние? – спрашиваю я.

Один уголок его рта приподнимается в полуулыбке.

– Видимо, у меня разыгралось воображение.

Так я и поверила. Но это не помешало возникнуть еще одному классическому «неловкому молчанию от Кристиана и Клары».

– Прости, что прервал твою тренировку овладения венцом, – прокашлявшись, говорит он. – Продолжай.

Мне следовало закрыть глаза и попробовать еще раз, но я понимаю, что это бесполезно. Мне ни за что не призвать венец, пока он смотрит на меня.

– Боже, как же это бесит! – восклицает Анджела.

Затем захлопывает ноутбук и слегка отталкивает его, а с ее губ слетает долгий и раздраженный вздох. Она просматривала сайты колледжей, пытаясь определить, куда же ей поступить, что для большинства и так не просто. Но для Анджелы все намного сложнее, ведь она считает, что должна учиться в том колледже, кампус которого является ей в видениях. А это то еще давление.

– Не удалось заполучить ту древнюю рукопись, которую увидела на «eBay»? – спрашивает Кристиан.

Подруга сердито смотрит на него.

– Очень смешно.

– Энджи, не злись, – прошу я. – Может, я могу помочь?

– Я вижу не так уж много. Только множество широких ступеней, каменные арки, а еще людей, которые пьют кофе. Это можно найти практически в каждом колледже страны.

– Ищи деревья, – говорю я. – У меня есть отличная книга, где указано, в каких районах произрастают различные сорта.

– Ну, надеюсь, мне удастся что-то разглядеть, – бормочет Анджела. – Просто мне надо подать заявление. И как можно скорее.

– Не переживай, – беззаботно говорит Кристиан, не поднимая взгляда от своей тетради, где, как мне кажется, делает домашнее задание по математике. – Ты все поймешь в свое время. – Он поднимает голову и вновь встречается со мной взглядом.

– И у тебя так было? – Я не могу не спросить, хотя и знаю ответ. – Ты понял все, когда пришло время?

– Нет, – признается он, и с его губ срывается короткий, горький смешок. – Не знаю, зачем я это сказал. На самом деле я вообще в это не особо верю. Просто дядя все время мне это твердит.

Он мало что рассказывал о своем дяде. Или о предназначении, кроме: «У меня были видения о тебе и лесном пожаре, поэтому я думал, что должен спасти тебя. Но теперь уже ничего не понимаю». Однажды Кристиан показал нам, что умеет летать, как Супермен, не хлопая крыльями, и даже продемонстрировал это, пропарив над сценой, словно Дэвид Блейн, пока мы с Анджелой и Джеффри пялились на него с открытыми ртами. И еще время от времени он выдает какой-нибудь неизвестный факт об ангелах, чтобы внести свой вклад в жизнь клуба. Думаю, он знает больше, чем мы, но все же предпочитает отмалчиваться.

– И что теперь? – интересуется Анджела с таким выражением лица, что я начинаю нервничать.

– Ты о чем? – переспрашивает Кристиан.

– Ты ведь не выполнил свое предназначение, верно?

Он молча смотрит на нее.

– Ладно, – говорит она, так и не дождавшись от него ответа. – Но ответь вот на какой вопрос: когда у тебя раньше появлялись видения, это происходило днем или ночью?

Он с минуту рассматривает тени, застывшие в глубине сцены, словно обдумывает, что ей сказать на это, а затем вновь переводит взгляд на Анджелу.

– Ночью.

– То есть ты видел вещие сны?

– Да. Кроме одного раза.

На выпускном. Мы танцевали, и нас в один и тот же момент захлестнули видения.

– Просто у Клары появился новый сон, – говорит Анджела.

Я бросаю на нее свой самый сердитый взгляд, но подруге, конечно же, все нипочем.

– И, возможно, это видение, – продолжает она. – Мы пока пытаемся разобраться.

Кристиан смотрит на меня явно заинтересованно. Оказавшись в буквальном смысле в центре внимания, я спрыгиваю со сцены и иду к ним, чувствуя на себе его пристальный взгляд.

– Что за видение? – спрашивает он.

– Возможно, это просто сон, – отвечает за меня Анджела. – Но сколько раз он уже тебе снился, Клара?

– Семь. Мне снится, как я поднимаюсь на холм в лесу, – объясняю я. – Но он не из моего… нашего видения. На небе ни облачка, а вокруг никакого пожара. Еще я вижу Джеффри, и он почему-то в костюме. И Анджелу… По крайней мере, в последний раз она точно была там. А с ней и некоторые знакомые… – Я колеблюсь на мгновение. – А еще там был ты, – признаюсь я Кристиану.

Но не собираюсь рассказывать, как он взял меня за руку и как я услышала его голос у себя в голове, хотя его губы не шевелились.

– Скорее всего, это обычный сон, – заключаю я. – Будто мое подсознание пытается что-то вытащить на поверхность. Возможно, это всего лишь мои страхи, как бывает, когда тебе снится, что ты пришел в школу голым.

– А как выглядит то место? – спрашивает Кристиан.

– В том-то и дело, что довольно странно. Оно напоминает обычный лес, но в нем есть лестница – несколько бетонных ступеней среди деревьев. И забор.

– А у тебя не появилось каких-нибудь странных снов? – спрашивает Анджела. – Какой-нибудь подсказки, которая хоть как-то объяснила бы это сумасшествие.

Кристиан наконец отводит свой взгляд, чтобы посмотреть на нее.

– Никаких снов.

– Ну, лично мне кажется, что это больше чем сон. – говорит она. – Потому что это еще не конец.

– Ты о чем?

– О вашем предназначении. Мне не верится, что после всего случившегося – видений, пожара и прочего – это закончится вот так. Нет-нет. Должно быть что-то еще.

И именно в этот момент моя эмпатия решает напомнить о себе, обрушив на меня чувства Кристиана. Решимость. Непреклонность. Жгучая тоска, от которой перехватывает дыхание. И уверенность. Чистая, абсолютная уверенность. Что Анджела права. Что это не конец. Что случится что-то еще.

Зайдя в комнату поздним вечером, я замечаю фигуру на карнизе под моим окном. И в это мгновение мамины слова о том, что Семъйяза дожидается своего часа, потому что ранен и самолюбив, чтобы прийти за нами, кажутся пустой болтовней. Значит, именно его скорбь я почувствовала на днях. От этой мысли мое сердце начинает колотиться в груди, а кровь пульсирует в висках. Я бешено оглядываюсь по сторонам в поисках хоть какого-то оружия. Но это бесполезно, потому что моя комната мало чем отличается от спальни обычной девчонки. И даже будь у меня что-то посущественнее пилочки для ногтей, что могло бы защитить меня от Чернокрылого?

«Венец, – понимаю я. – Нужно призвать венец». Но я тут же останавливаю себя, потому что кое-что еще приходит мне в голову: почему он просто стоит там? Почему до сих пор не попытался напасть на «птичку», чтобы прибить ее?

И тут я понимаю, что это не Семъйяза. Это Кристиан. Теперь, когда я достаточно успокоилась, я могу ясно ощутить его присутствие. Он пришел о чем-то рассказать мне. О чем-то важном.

Вздохнув, я натягиваю толстовку и открываю окно.

– Привет, – говорю я, и Кристиан тут же оборачивается.

Он сидит на самом краю крыши, откуда открывается прекрасный вид на горы, белоснежные вершины которых слабо светятся в темноте. Я вылезаю из окна и опускаюсь на козырек рядом с ним. На улице холодно и моросит промозглый дождик. Я обхватываю себя руками, стараясь сдержать дрожь.

– Холодно? – спрашивает он.

Я киваю.

– А тебе нет?

На нем лишь черная футболка и джинсы «Свен», правда, в этот раз серые. Меня тут же охватывает злость из-за того, что я узнаю его одежду.

– Немного, – пожав плечами, отвечает он.

– Анджела считает, что обладатели ангельской крови должны быть невосприимчивы к холоду. Потому что без этого не обойтись при полетах на большой высоте. – Тело вновь сотрясает дрожь. – Но мне, видимо, этой способности не досталось.

Кристиан ухмыляется.

– Возможно, эта способность доступна только зрелым обладателям ангельской крови.

– Эй, ты только что назвал меня незрелой?

– Нет, – восклицает он, и его ухмылка превращается в широкую улыбку. – Я бы не посмел ляпнуть такое.

– Хорошо. Потому что из нас двоих не я подглядывала в чужое окно.

– Я не подглядывал, – протестует он.

Верно. Он пришел рассказать нечто важное.

– Ты, может, на знаешь, но существует одно невероятное изобретение под названием сотовый телефон, – дразнюсь я.

– Знаю, но у нас с тобой всегда такие задушевные разговоры по телефону, – отвечает он.

На секунду воцаряется тишина, а затем мы начинаем дружно смеяться. Он прав. Я не знаю, почему сейчас мне легче с ним общаться, но это так. А значит, мы сможем поговорить. Это настоящее чудо.

Он поворачивается ко мне, и его колено касается моего. В тусклом свете его глаза кажутся темно-зелеными.

– Забор, который ты видела в своем сне, – из сетки и находится справа от лестницы, ведущей на холм, – говорит он.

– Откуда ты…

– Лестница местами заросла мхом, а перила металлические и покрыты черной краской?

Я пристально смотрю на него.

– Верно.

– Слева за деревьями стоит каменная скамья, – продолжает он. – А рядом растет куст розы. Но он никогда не цветет… потому что там слишком холодно.

Кристиан отводит взгляд, и на минуту между нами повисает тишина. Внезапный порыв ветра взъерошивает его волосы, и он тут же откидывает их с лица.

– Тебе тоже снится этот сон? – шепчу я.

– Не так, как тебе. Вернее, мне постоянно снится это место, но… – Он вздыхает и ерзает, словно ему не по себе, а потом вновь поворачивается ко мне. – Я не привык говорить об этом, – объясняет он. – И даже научился мастерски уходить от темы.

– Все в порядке…

– Нет, я расскажу тебе все. Ты должна знать. Но мне не хотелось говорить об этом при Анджеле.

Я прячу подбородок в ворот толстовки и скрещиваю руки на груди.

– Моя мама умерла, – наконец говорит он, – когда мне было десять лет. И я даже не знаю, как это случилось. Дядя не любит говорить об этом, но думаю… Думаю, ее убил Чернокрылый. Просто в один прекрасный день она помогала мне за завтраком подготовить карточки с делением в столбик, отвезла меня на учебу, поцеловала на прощание на виду у всех мальчиков в школе… – Его голос дрожит. Он замолкает и, отведя взгляд, слегка прочищает горло. – А затем меня выводят из класса и говорят, что произошел несчастный случай. И она умерла. Через какое-то время мне все же позволили увидеть ее. Но я ничего не почувствовал. Это было просто… тело.

Он смотрит на меня, и я вижу, как сверкают слезы в его глазах.

– Ее надгробие у скамьи. Белой скамьи под осинами.

От этих слов у меня в голове все туманится.

– Что?

– Это кладбище Аспен-Хилл, – объясняет он. – Это не совсем кладбище… Вернее, там есть могилы, цветы и тому подобное, но это еще и часть леса – прекрасное место среди деревьев, где царит тишина и открывается прекрасный вид на округ Титон. Это, наверное, самое спокойное место из всех, что я знаю. Я прихожу туда иногда, чтобы подумать и…

Поговорить со своей мамой. Он идет туда, чтобы поговорить со своей мамой.

– Когда ты рассказала про лестницу, холм и забор, я тут же узнал это место, – тихо признается он.

– Ты понял, что мне снится кладбище, – говорю я.

– Мне жаль, – шепчет он.

Я смотрю на него, с трудом подавляя крик, пока в голове все складывается в единую картинку: люди в костюмах, мое черное платье, все идут в одном направлении, горе, которое я чувствую, мрачные взгляды, направленные на меня, и утешение Кристиана. У всего этого есть смысл.

И во сне я чувствую скорбь не Чернокрылого, а свою.

Она моя.

А значит, кто-то, кого я люблю, умрет.

Загрузка...