Священник

Глава первая

Когда Аарон опустошил форму и отложил в сторону подсохший кирпич, он почувствовал чье-то присутствие. От страха мороз пробежал по коже, но когда он поднял голову и оглянулся, то увидел, что рядом никого нет. Стоявший поблизости надсмотрщик-еврей следил за погрузкой кирпичей в тележку: это была очередная порция, идущая на строительство города, где будут складировать запасы фараона Рамсеса[1]. Стерев пот с верхней губы, Аарон снова наклонился над кирпичами.

Вокруг загорелые, уставшие от работы дети носили солому женщинам, которые сначала забрасывали ее в яму, наполненную жидкой глиной, устилая, словно покрывалом, а потом втаптывали в глиняную жижу. Взмокшие от пота мужчины наполняли глиной бадьи и, сгибаясь под их тяжестью, переливали содержимое в формы для кирпичей. Работа шла от рассвета до заката, оставляя им всего несколько свободных часов во время сумерек. В это время они обрабатывали свои маленькие наделы земли и пасли скот — все это позволяло им хоть как-то поддерживать свое существование.

«Где же Ты, Бог? Почему Ты не поможешь нам?»

— Эй, ты! Давай работай!

Аарон еще ниже склонил голову, стараясь не показать кипевшую внутри ненависть, и взялся за следующую форму. Колени ломило от долгого сидения на корточках, спину — от таскания кирпичей, шею — от бесконечных наклонов. Он укладывал кирпичи в штабель для грузчиков. Лежавшие вокруг карьеры и равнины походили на людской муравейник. Воздух был настолько удушлив и вязок, что Аарон с трудом вдыхал это зловоние людских страданий. Иногда смерть казалась лучшей участью, чем это невыносимое существование. Разве есть какая-нибудь надежда для него и его народа? Бог оставил их. Аарон вытер пот со лба и вытащил из формы уже высохший кирпич.

Вдруг, кто-то заговорил с ним. Голос был тише шепота, но от него кровь быстрее заструилась по венам, а волосы на голове почти встали дыбом. Слегка подавшись вперед, Аарон замер и прислушался. Огляделся. Рядом никого не было, никто не обращал на него внимания и даже не смотрел в его сторону.

Наверное, во всем виновата жара. Да, скорее всего. С каждым годом ему становилось все труднее, работа казалась все более невыносимой. Ему уже восемьдесят три — позади долгая жизнь, а из благословений одни лишь несчастья.

Аарон поднял дрожащую руку. Подбежал мальчик с бурдюком воды. Аарон выпил залпом, но от теплой жидкости внутренняя дрожь не исчезла, как, впрочем, и то ощущение, что за ним кто-то наблюдает, будучи так близко, что он чувствовал на себе взгляд. Это было странное чувство, пугающее своей остротой. Аарон опустился на оба колена, мечтая укрыться от солнца и немного передохнуть. Он тут же услышал окрик надсмотрщика: это означало, что если он сейчас же не начнет работать, то отведает кнута. Даже такие, как он, старики должны были выполнять каждодневную непосильную норму, делая кирпичи. А если не выполняли, их за это наказывали. Его отец Амрам умер от того, что надсмотрщик-египтянин свалил его на землю вниз лицом и ногой вдавил его голову в жидкую грязь.

«Где Ты был тогда, Господа? Где Ты был?»

Он ненавидел надсмотрщиков-евреев так же сильно, как египтян. Но он был благодарен за это чувство, потому что ненависть придавала ему сил. Чем скорее он выполнит свою норму, тем скорее сможет идти выгонять на пастбище своих коз и овец, а его сыновья — возделывать клочок Гесемской земли, дающий им пищу к столу. «Египтяне пытаются нас убить, но мы продолжаем жить. Нас становится все больше. Но что в этом хорошего? Мы видим только страдания».

Аарон опустошил еще одну форму. Капельки пота скатывались с его лба на затвердевшую глину, оставляя пятна на кирпиче. Все египетские здания были пропитаны потом и кровью евреев. Ими были пропитаны все статуи Рамсеса, его дворцы, хранилища, весь город. Правитель Египта любил называть все вокруг в свою честь. Сама Гордость восседала на египетском троне! Старый фараон пытался утопить еврейских сыновей в Ниле, а теперь Рамсес хочет уничтожить всех израильтян. Аарон поднял готовый кирпич и добавил его к дюжине остальных.

«Когда же Ты избавишь нас, Господи? Когда Ты снимешь ярмо рабства с наших шей? Разве не наш прародитель Иосиф спас эту отвратительную страну от голодной смерти? И посмотри, как с нами теперь обращаются! Фараон использует нас как вьючных животных для строительства своих городов и дворцов! Боже, почему Ты покинул нас? Как долго, о, Господи, сколько еще ждать, прежде чем Ты избавишь нас от египтян, которые до смерти изматывают нас работой?»

— ААРОН.

Голос шел снаружи и изнутри, на этот раз отчетливый и ясный, он заглушал все мысли Аарона. Старик так явственно чувствовал Присутствие, что все другое отступало на второй план; чьи-то невидимые руки заставили его замереть на месте, лишая дара речи. Этот Голос нельзя было спутать ни с чем. Само естество Аарона узнало Его.

— ПОЙДИ НАВСТРЕЧУ МОИСЕЮ В ПУСТЫНЮ!

Присутствие рассеялось. Все вернулось на круги своя. Его снова окружали звуки: чавкание глины под чьими-то ногами, стоны мужчин, поднимающих бадьи, возгласы женщин, просящих еще соломы, поскрипывание песка от приближающихся шагов, грубый окрик и свист хлыста. Аарон вскрикнул, когда боль полоснула спину. Он низко наклонился и прикрыл голову руками, боясь надсмотрщика куда меньше, чем Назвавшего его по имени. Удар хлыста ранил его плоть, но Слово Господа заставило раскрыться его сердце.

— Поднимайся, старик!

Если ему повезет, он теперь умрет.

Аарон снова ощутил сильную боль. Какое-то время он слышал голоса вокруг, потом стал проваливаться в темноту. И неожиданно он вспомнил…

Сколько лет прошло с тех пор, когда Аарон последний раз думал о своем брате? Он решил, что, тот умер, а его иссохшие кости затерялись где-то в пустыне. Первое детское воспоминание Аарона — ужасные, мучительные рыдания матери, накрывающей плетеную корзину, которую она как следует осмолила. «Амрам, фараон приказал, чтобы мы отдавали наших сыновей Нилу, и я сделаю это. Да хранит его Господь! Да будет Он милостив!» — сказала она.

И Бог смилостивился, позволив корзине приплыть в руки дочери фараона. Восьмилетняя Мариам шла следом, наблюдая, что станется с ее малюткой-братом, а потом у нее хватило смелости сказать египтянке, что той понадобится кормилица. Когда Мариам послали найти кормящую женщину, она побежала за матерью.

Аарону было тогда всего три года, но он прекрасно помнил тот день. Мать высвободила свою руку из его ладошки.

— Хватит держаться за меня, мне надо идти! — крепко взяв его за руки, она отстранила его от себя. — Возьми его, Мариам.

Аарон завопил, когда мама вышла из дома. Она оставляла его.

— Тише, Аарон, — Мариам крепко держала его. — Слезы тут ни к чему. Знаешь, Моисею мама нужна больше, чем тебе. Ты большой мальчик. Ты можешь помогать мне ухаживать за огородом и пасти овец…

И хотя мама каждый вечер возвращалась с Моисеем домой, этот младенец занимал все ее внимание. Каждое утро, подчиняясь приказу принцессы, она относила ребенка во дворец и оставалась неподалеку, на случай, если ему что-нибудь понадобится.

Шли дни, и рядом с Аароном была только сестра; она утешала его:

— Знаешь, я тоже скучаю по ней, — однажды сказала она, смахивая со щек набежавшие слезинки. — Моисею она нужна больше, чем нам. Его еще не отняли от груди.

— Хочу маму.

— Знаешь, хотеть и иметь — это две разные вещи. Хватит хныкать.

— Куда мама ходит каждый день?

— К верховью реки.

— Вверх по реке?

Она показала рукой направление.

— Во дворец, где живет дочь фараона.

Однажды, когда Мариам ушла пасти их небольшое стадо, Аарон улизнул из дома. Несмотря на предупреждения, он пошел вдоль Нила, по течению реки, и деревня скоро осталась позади. В воде обитали опасные, злые существа. Тростник был высоким и острым, он оставлял мелкие порезы на руках и ногах Аарона, когда тот пробирался вперед. Он слышал вокруг шорохи, тихое рычание, пронзительные вопли, яростные удары крыльев. В Ниле жили крокодилы. Мама рассказывала ему.

Вскоре он услышал женский смех. Пробираясь через тростник, Аарон подполз поближе: сквозь стену зеленых стеблей его взгляду открылось каменное патио, в нем сидела египтянка с младенцем на коленях. Покачивая ребенка, она что-то шептала ему, потом поцеловала в затылок и подняла к солнцу, словно подношение. Когда малыш заплакал, египтянка позвала:

— Иохаведа! — Аарон увидел, как мама поднялась со своего места неподалеку и спустилась по ступеням. Улыбаясь, она взяла ребенка, который, как теперь знал Аарон, был его братом. Две женщины обменялись немногими словами, и египтянка вошла во дворец.

Аарон поднялся во весь рост, чтобы мама смогла его увидеть: он надеялся, что она посмотрит в его сторону. Она не посмотрела. Ее взгляд был обращен только на младенца, лежащего на ее руках. Мама кормила Моисея и напевала. Аарон стоял в одиночестве, наблюдая, как она нежно гладит брата по голове. Он хотел позвать ее, но в горле пересохло. Когда мама закончила кормить малыша, она встала и повернулась спиной к реке. Прижимая Моисея к груди, она пошла вверх по ступеням, возвращаясь во дворец.

Аарон снова опустился в грязь, спрятавшись за высоким тростником. Вокруг жужжали комары. Квакали лягушки. Другие звуки, более зловещие и страшные, раздавались из глубины вод. Если бы его укусила змея или набросился крокодил, маме было бы все равно. У нее был Моисей. Сейчас она любила только его. Напрочь забыла о своем старшем сыне.

Аарон страдал от одиночества, и его детское сердце горело ненавистью к брату, отнявшему у него мать. Он жалел, что корзинка не утонула тогда. Жалел, что Моисея по пути не сожрал крокодил — так же, как всех других младенцев, которых съедали эти чудовища. Он услышал какой-то шорох в тростнике и попытался спрятаться.

— Аарон! — внезапно перед ним появилась Мариам. — Я повсюду тебя ищу! Как ты здесь оказался?

Когда он поднял голову и посмотрел на нее, ее глаза наполнились слезами.

— Вот оно что, Аарон… — она тоскливо посмотрела в сторону дворца. — Ты видел маму?

Он всхлипнул и кивнул. Худые руки сестры обняли Аарона, она притянула его к себе.

— Я тоже скучаю по ней, Аарон, — прошептала Мариам дрожащим голосом. Он прижался к ее груди. — Но нам надо идти. Мы же не хотим доставить маме неприятности?

Ему было шесть лет, когда однажды вечером мама вернулась домой одна. Она была печальна. Она могла только плакать и говорить о Моисее и дочери фараона.

— Она любит твоего брата и будет ему доброй матерью, — поведала она со слезами. — Мне надо успокоиться и забыть, что она язычница. Она воспитает его. Он вырастет, чтобы однажды стать великим человеком. — Иохаведа скомкала свой платок и, раскачиваясь взад-вперед, прижала его к губам, заглушая рыдания. — Когда-нибудь он к нам вернется.

Она любила это повторять.

Аарон надеялся, что Моисей никогда не вернется. Он надеялся, что никогда больше не увидит своего брата. «Я ненавижу его, — хотелось крикнуть Аарону. — Ненавижу за то, что он отнял тебя у меня!»

— Мой сын будет нашим избавителем, — она не могла говорить ни о чем другом, как только о своем драгоценном Моисее, спасителе Израиля.

Горечь разрасталась в сердце Аарона, и настал момент, когда он уже не мог спокойно слышать имени своего брата.

— Зачем ты тогда вообще вернулась? — яростно выкрикнул он однажды, задыхаясь от слез. — Почему ты не осталась с ним, если так сильно его любишь?

Мариам шлепнула его, заставляя замолчать.

— Придержи язык, или мама подумает, что в ее отсутствие ты совсем одичал без присмотра.

— Ей наплевать на тебя и на меня! — завопил он в ответ и снова повернулся к матери. — Наверно, ты даже не плакала, когда отец умер… когда он задохнулся лицом в грязи! Что, разве нет?

Увидев выражение лица матери, он выбежал прочь. Он бежал всю дорогу до глиняных ям, где, каждый день разбрасывал солому, чтобы другие втаптывали ее в глину и делали кирпичи.

По крайней мере, после этого случая мама стала реже говорить о Моисее. Теперь она вообще почти не разговаривала.

Болезненные воспоминания рассеивались, Аарон приходил в себя. На него падала чья-то тень, но даже сквозь опущенные веки он видел жгучее солнце. Кто-то смочил его губы несколькими каплями драгоценной влаги. Прошлое все еще эхом отдавалось в его сознании. Он чувствовал себя сбитым с толку, в голове смешались картины прошлого и настоящего…

— Иохаведа, послушай! Даже если река не заберет его, он все равно будет обречен на смерть: ведь если кто-то увидит, что он обрезан…

— Я не буду топить своего сына! Я не подниму руку на собственного ребенка, и ты этого не сделаешь! — плакала его мать, укладывая в корзину спящего младенца.

Наверное, в тот день Господь посмеялся над египетскими богами, потому что сам Нил — жизненная сила Египта — принес его брата в руки и сердце дочери фараона, того самого властелина, который повелел бросать в реку всех новорожденных еврейских мальчиков. Египетские боги, затаившиеся вдоль берегов Нила в образе крокодилов и гиппопотамов, не смогли выполнить приказ фараона. Однако никто не смеялся. Слишком много детей уже погибло и продолжало умирать день за днем. Иногда Аарону казалось, что этот указ в конце концов отменили только потому, что побоялись: а вдруг фараону не хватит рабов, которые будут делать ему кирпичи, обтесывать камни и строить города?

Почему же его брат оказался единственным мальчиком, который выжил? Может, Моисей действительно должен стать избавителем Израиля?

Даже после того как мать вернулась домой, Мариам продолжала управлять жизнью Аарона. Она защищала брата, будто львица своих детенышей. Несмотря на невероятные события, связанные с Моисеем, жизнь Аарона никак не изменилась. Он научился пасти овец. Носил солому к ямам, наполненным глиной. В свои шесть лет он заливал в бадьи глину, которую зачерпывал из ямы.

А пока Аарон жил как раб, Моисей рос во дворце. Когда Аарона воспитывали тяжелым трудом и бичами надзирателей, Моисей учился читать, писать, говорить и жить, как египтянин. Аарон ходил в лохмотьях. Моисей носил изящную одежду из тонкого полотна. Аарон ел безвкусные лепешки и то, что его матери и сестре удавалось вырастить на их маленьком клочке сухой земли. Моисей набивал пузо едой, подаваемой рабами. Аарон работал на солнцепеке, стоя по самые колени в грязи. Моисей восседал в прохладных каменных комнатах, и с ним обращались как с египетским принцем, невзирая на его еврейскую кровь. Вместо тяжкого труда он вел праздную жизнь; был свободным, а не рабом, жил в роскоши, а не в нужде. Аарон же, рожденный рабом, знал, что рабом и умрет.

Если только Бог не избавит их.

«Моисей — Твой избранный, да, Господи?»

Зависть и обида терзали Аарона почти всю его жизнь. Но был ли виноват Моисей, что его забрали из семьи и воспитали идолопоклонники-чужестранцы?

Аарон не видел Моисея много лет, пока тот однажды не появился на пороге их дома. Мать с криком вскочила на ноги и бросилась обнимать сына. Аарон не знал, что думать или делать, не знал, чего ожидать от брата, который выглядел как египтянин и совсем не знал еврейского языка. Аарону не нравился Моисей, а еще он был сбит с толку желанием брата породниться с рабами. Моисей мог приходить и уходить, когда ему вздумается. Почему он решил прийти в землю Гесем и жить в ней? Он мог ездить на колеснице и охотиться на львов с другими юношами при дворе фараона. Чего он хотел добиться, работая бок о бок с рабами?

— Ты ненавидишь меня, правда, Аарон?

Аарон понимал египетский, хотя Моисей не понимал иврита. Вопрос давал ему некоторую паузу.

— Нет, не ненавижу, — он действительно не чувствовал ничего кроме недоверия. — Что ты здесь делаешь?

— Здесь мой дом.

Аарон поймал себя на том, что ответ Моисея его разозлил.

— Разве все мы рисковали жизнью для того, чтобы ты умер в яме с глиной?

— Если я должен освободить мой народ, разве мне не нужно сначала узнать его?

— Ах, как благородно…

— Вам нужен лидер.

Мать защищала Моисея, как только могла:

— Не говорила ли я, что мой сын выберет свой народ, а не наших врагов?

Но разве от Моисея не было бы больше пользы, находись он во дворце, где говорил бы от имени евреев? Неужели он думает, что заслужит уважение фараона, работая бок о бок с рабами? Аарон не понимал брата, к тому же после стольких лет неравенства он не был уверен, что тот ему нравится.

Да и почему Моисей должен ему нравиться? Что на самом деле нужно этому юноше? А вдруг он шпион фараона, посланный разузнать, не планируют ли эти презренные евреи объединиться с врагами египтян? Подобные мысли действительно приходили в голову израильтянам, но они понимали, что под гнетом филистимлян им лучше не станет.

«Где Бог, когда Он нам так нужен? Он очень далеко, слеп и глух к нашим мольбам об избавлении!»

Хотя Моисей и ходил по величественным залам дворца как приемный сын дочери фараона, он все же унаследовал кровь и характер левита[2]. Однажды увидев, как египтянин бьет раба-левита, Моисей решил сам рассудить их. Аарон и несколько других израильтян были свидетелями этой сцены: они с ужасом смотрели, как он убил египтянина. Все кроме Аарона поспешили скрыться, а Моисей стал торопливо закапывать тело в песок.

— Кто-то должен защищать вас! — сказал он брату, помогавшему ему спрятать следы преступления. — Подумай, что будет, если тысячи рабов восстанут против своих надзирателей. Вот, чего боятся египтяне, Аарон. Вот, почему они угнетают вас и пытаются до смерти нагрузить работой.

— Так вот, каким предводителем ты хочешь быть? Хочешь убивать их так же, как они убивают нас?

Разве таков их путь к спасению? Разве их избавитель должен быть воином, который поведет их на войну? Разве он должен дать им в руки меч? Ненависть, скопившаяся за годы рабства, переполнила Аарона. О, как же легко поддаться ей!

Известия разносились быстро, как мелкий песок, гонимый ветром по бескрайней пустыне, пока не докатились и до самого фараона. На следующий день, заметив, что евреи ссорились друг с другом, Моисей попытался остановить их, но неожиданно услышал в свой адрес:

— Кто поставил тебя начальником и судьей над нами?

— Не думаешь ли ты убить меня, как вчера убил египтянина?

Израильтяне не желали видеть его своим избавителем. Для них он был человек-загадка, ему нельзя было доверять.

На этот раз дочь фараона не смогла спасти своего приемного сына. Что остается делать человеку, которого ненавидит и преследует сам правитель, а соплеменники относятся с завистью и презрением?

Моисей исчез в пустыне, и о нем больше никто ничего не слышал.

Он пропал так быстро, что даже не успел попрощаться с матерью; она не переставала верить, что ее сын рожден освободить Израиль от рабства. Материнские надежды и мечты Моисей унес с собой в пустыню. Не прошло и года, как она умерла. Никто не знал, какая судьба постигла принцессу-египтянку — приемную мать Моисея, но фараон продолжал жить и строить города для своих запасов, возводить здания, и памятники, и собственную гробницу — свой самый величественный монумент. Однако не успели еще завершить усыпальницу, как саркофаг с набальзамированным телом властелина уже отправился в Долину Царей. Многотысячное шествие несло золотых идолов, вещи фараона и запас еды для его загробной жизни, которая, по их ожиданиям, будет еще более грандиозной, чем земная.

Теперь корона, украшенная головой змеи, покоилась на голове его преемника Рамсеса, равно как и меч, всегда занесенный над головами израильтян, находился в его руках. Жестокий и высокомерный, он предпочитал давить своих рабов ногами, вместо того чтобы убивать мечом. Когда Амрам, упав в глиняную яму, не смог подняться, его вниз лицом вдавили ногами в жижу, заставив там задохнуться.

Аарон был восьмидесяти трех лет и худой, как тростник. Он знал, что скоро умрет, а потом и его сыновья, и их сыновья, и так поколение за поколением.

Если только Бог не избавит их.

«Господи, Господи, почему Ты оставил Свой народ?»

Аарон молился от отчаяния и безысходности. Это было единственное право, которое у него осталось, — взывать к Богу о помощи. Разве Господь не заключил завет с Авраамом, Исааком и Иаковом? «Господи, Господи, услышь мою молитву! Помоги нам!» Если Бог есть, то где же Он? Видит ли Он кровавые полосы на их спинах, потускневшие взгляды их усталых глаз? Слышит ли Он вопль сынов Авраама? Отец и мать Аарона держались веры в невидимого Бога. «Где нам взять надежду, Господь? Как долго, о, Господи, как долго еще ждать? Когда Ты избавишь нас? Помоги нам! Боже, почему Ты не помогаешь нам?»

Родители Аарона уже давным-давно похоронены в песках. Аарон выполнил последнее желание отца и женился на Елисавете из племени Иуды. Она подарила ему четырех прекрасных сыновей, а потом отошла в мир иной. Бывали дни, когда Аарон завидовал мертвым. По крайней мере, они были в покое. По крайней мере, их бесконечные молитвы, наконец, закончились, и Божье молчание больше их не беспокоило.

Кто-то приподнял его голову и дал напиться.

— Отец…

Аарон открыл глаза и увидел над собой своего сына Елеазара.

— Господь говорил со мной, — голос Аарона был еле слышен.

Елеазар наклонился ниже.

— Я не расслышал, отец. Что ты сказал?

Аарон плакал, не в состоянии вымолвить больше ни слова.

Господь, наконец, заговорил, и Аарон знал, что его жизнь уже никогда не будет прежней.

Позвав своих четырех сыновей — Надава, Авиуда, Елеазара и Ифамара и сестру Мариам, Аарон сказал им, что Бог повелел ему пойти навстречу Моисею в пустыню.

— Наш дядя мертв, — возразил Надав. — Это солнце говорило с тобой.

— Отец, прошло сорок лет, и от него не было ни одного известия.

Аарон поднял руку.

— Моисей жив.

— Отец, откуда ты знаешь, что это Бог говорил с тобой? — спросил Авиуд. — Ты целый день провел на солнцепеке. Это из-за жары, ведь не в первый раз тебе голову напекло.

— Аарон, ты уверен? — Мариам подперла руками щеки. — Мы так долго надеялись.

— Да. Я уверен. Никому не может померещиться подобный Голос. Не могу объяснить, да и нет времени пытаться. Вы все должны мне поверить!

Они заговорили разом:

— За границей Египта живут филистимляне.

— Отец, ты не выживешь в пустыне!

— Что мы скажем другим старейшинам, когда они спросят о тебе? Они захотят узнать, почему мы не удержали нашего отца от такой глупости.

— Тебя задержат, тебе не дадут даже дойти до торгового пути.

— А если и дойдешь, как ты собираешься там выживать?

— Кто пойдет с тобой?

— Отец, тебе же восемьдесят три года!

Елеазар положил руку ему на плечо.

— Я пойду с тобой, отец.

Мариам топнула ногой и прервала спор:

— Довольно! Дайте сказать своему отцу!

— Никто не пойдет со мной. Я пойду один, и Бог позаботится обо мне.

— Как ты отыщешь Моисея? Пустыня огромная. Как ты найдешь воду?

— И еду? Да ты не унесешь столько еды, чтобы хватило на такой долгий путь!

Мариам поднялась.

— Вы что, хотите отговорить отца выполнить Божье повеление?

— Сядь, Мариам. — Слова его сестры только добавили смущения, ведь Аарон мог все сказать и сам. — Бог призвал меня идти туда. Значит, Бог и укажет мне путь.

Разве он не молился все эти годы? Может быть, Моисей что-то знает. Наверное, Господь наконец-то собирается помочь Своему народу.

— Я должен верить, что Бог Авраама, Исаака и Иакова направит меня.

В его словах было больше уверенности, чем в сердце: их вопросы вызывали в нем тревогу. Почему они сомневаются в его словах? Он должен выполнить Божье повеление и идти. И скорее, пока смелость не покинула его.

Аарон вышел до восхода солнца, взяв с собой бурдюк с водой, семь пресных ячменных лепешек и посох. Он шел весь день. Он видел египтян, но они не обращали на него внимания, и, проходя мимо них, он заставлял себя идти твердо и уверенно. Господь дал ему цель и надежду. На него больше не давила усталость, его не удручало безысходное отчаяние. Шагая, он чувствовал себя обновленным. «Бог существует. Бог заговорил». Бог сказал ему, куда идти и кого встретить — Моисея!

Каким окажется его брат? Провел ли он все эти сорок лет в пустыне? Есть ли у него семья? Знает ли он, что к нему идет Аарон? Говорил ли с ним Бог? Если нет, то что Аарон скажет ему, когда отыщет? Несомненно, Бог не отправил бы его так далеко без конкретной цели. Но какова эта цель?

Эти вопросы заставили Аарона задуматься о многом другом. Его охватило беспокойство, и он замедлил шаг. Уйти оказалось так просто. Его никто не остановил. Он просто взял свой посох, взвалил на плечо бурдюк с водой, торбу с лепешками и отправился в пустыню. Может, надо было позвать с собой Мариам и сыновей?

Нет, нет. Он должен делать все в точности так, как сказал Бог.

Аарон шел весь день, потом еще несколько дней; ночами спал под открытым небом, глядя на звезды, совсем один в полной тишине. Никогда он не был так одинок или, быть может, не чувствовал себя так одиноко. Мучимый жаждой, он сосал плоский камешек, чтобы во рту не пересыхало. Как было бы здорово, чтобы по мановению его руки к нему бы прибежал мальчик с бурдюком воды. Хлеб почти закончился. Желудок издавал голодное урчание, но Аарон боялся съесть остатки хлеба, ведь он не знал, сколько еще ему предстоит пройти и хватит ли пищи, чтобы продержаться до конца. Он не знал, чем он мог бы еще питаться в пустыне. Ловить и убивать животных он не умел. Усталый и голодный, Аарон уже стал задумываться, действительно ли он слышал голос Божий или ему это все померещилось? Сколько еще дней пути? Как далеко? Солнце палило нещадно, и он, измученный и выбившийся из сил, стал искать убежище в расселинах скал. Теперь он уже не мог вспомнить, как звучал голос Бога.

Может быть, это все его фантазии, порожденные годами невзгод и умирающей надеждой, что, наконец, придет спаситель и освободит от рабства? А что, если правы были его сыновья и он просто перегрелся на солнце? Вот сейчас зной его действительно доконал.

Нет. Он слышал голос Бога. Ему и раньше приходилось бывать на грани изнеможения или солнечного удара, но это было что-то совершенно иное. Он никогда не слышал подобного голоса: «Пойди навстречу Моисею в пустыню. Иди. Иди».

Он снова отправился в путь. Он шел, пока не наступила ночь, и стал подыскивать место для ночлега. Невыносимая жара сменилась холодом, который пробирал до костей. Ему снилось, как он сидит за столом со своими сыновьями. Они смеются, а Мариам подает хлеб и мясо, финики и вино. Он проснулся в отчаянии. По крайней мере, в Египте Аарон знал, чего ожидать. Один день был похож на другой, и его жизнью управляли надзиратели. Он часто испытывал жажду и голод, но такое с ним было впервые — когда вокруг ни души и неоткуда ждать помощи…

«Господь, Ты привел меня в пустыню, чтобы погубить? Здесь нет воды, только бескрайнее море камней».

Аарон потерял счет дням, но уповал на то, что каждый день ему как раз хватало воды и пищи, чтобы продолжать путь. Он направился на север, затем на восток в земли Мадиама, делая передышку возле редких оазисов. С каждым днем он все сильнее опирался на посох. Он не знал, как далеко зашел или как долго еще идти. Он знал только, что лучше умрет в пустыне, чем теперь повернет назад. Все оставшиеся у него надежды были сосредоточены на поисках брата. Он жаждал увидеть Моисея так же, как ему хотелось сделать большой глоток воды и съесть хороший ломоть хлеба.

Когда воды осталось всего несколько капель, а хлеба не было вовсе, он оказался в большой долине, которая заканчивалась скалистой горой. Что это там, осел и небольшой шатер? Аарон стер пот со лба и прищурился. У входа в шатер сидел человек с посохом в руке. Он поднялся, повернулся лицом к Аарону и пошел ему навстречу. Надежда заставила Аарона позабыть о голоде и жажде.

— Моисей! — «О, Господи, Господи, пусть это будет мой брат!» — Моисей!

Человек бежал к нему с раскрытыми объятиями.

— Аарон!

Казалось, он слышит голос Божий. Смеясь, Аарон, у которого силы обновились, как у орла, спускался вниз по скалистому склону. Он почти бежал к брату. Они крепко обнялись.

— Моисей, меня послал Господь! — смеясь и плача, он расцеловал его. — Бог послал меня к тебе!

— Аарон, брат мой! — Моисей плакал, крепко обнимая брата. — Бог сказал, что ты придешь.

— Сорок лет, Моисей. Сорок лет! Мы все думали, что ты мертв.

Ты радовался моему уходу.

— Прости меня. Я рад видеть тебя сейчас, — Аарон не мог насмотреться на своего младшего брата.

Моисей изменился. Он больше не одевался как египтянин. На нем были длинные темные одежды, на голове — подобие покрывала, как у кочевников. Загорелое, коричневое от солнца лицо избороздили морщины, черная борода была с проседью — он выглядел чужим и смиренным после многих лет, проведенных в пустыне.

Аарон никогда еще не был так счастлив видеть кого-либо.

— Моисей, ты же мой брат… Я так рад видеть тебя живым и здоровым! — Аарон плакал о долгих утраченных годах.

В глазах Моисея появились слезы, его взгляд смягчился.

— Господь Бог так и сказал мне. Идем, — он взял Аарона под руку, — тебе надо передохнуть, поесть и попить. Ты должен познакомиться с моими сыновьями.

Им прислуживала жена Моисея — темнокожая чужестранка Сепфора. Гирсам, сын Моисея, сидел вместе с ними, а Елиезер лежал на соломенном тюфяке у дальней стены шатра бледный и в поту.

— Твой сын болен.

— Два дня назад Сепфора сделала ему обрезание.

Аарон поморщился. Имя Елиезер означало «мой Бог мне помощник». Но на какого Бога возлагал надежды Моисей? Сепфора, опустив темные глаза, сидела подле сына и прикладывала влажное полотенце ему ко лбу. Аарон спросил, почему Моисей сам не сделал этого, когда его сыну было восемь дней от роду, как поступали все евреи со времен Авраама.

Моисей наклонил голову.

— Знаешь, Аарон, куда проще помнить, как поступает твой народ, когда живешь среди них. Когда я сделал обрезание Гирсаму, то оказалось, что мадианигяне считают этот обряд отвратительным, а Иофор, отец Сепфоры, священник мадиамский… — он посмотрел на Аарона. — Из уважения к нему я не стал обрезать Елиезера. Когда Господь заговорил со мной, Иофор благословил меня, и мы ушли из поселения мадианитян. Я знал, что мой сын должен быть обрезан. Сепфора не соглашалась и спорила, и я откладывал, не хотел навязывать ей свои взгляды. Я не считал это бунтом против Господа, пока Сам Господь не захотел умертвить меня. Я сказал Сепфоре, что, если знака завета не будет на теле обоих моих сыновей, то я умру, а Елиезер будет отрезан от Бога и Его народа. Только после этого она сама обрезала крайнюю плоть нашего сына.

Моисей обеспокоено посмотрел на больного Елиезера.

— Мой сын никогда бы не вспомнил, как этот знак появился на его теле, если бы я послушался Бога. Но вместо этого я подчинился людям. Теперь он страдает из-за моего непослушания.

— Он скоро поправится.

— Да, но я всегда буду помнить, какую цену нам всем пришлось заплатить за мое непослушание.

Взглянув на горы, видневшиеся за открытым пологом шатра, Моисей сказал Аарону:

— Когда ты отдохнешь, мне придется столько всего тебе рассказать.

— Когда я увидел тебя, силы вернулись ко мне.

Моисей взял посох и встал, Аарон двинулся следом за ним. Выйдя из шатра, его брат остановился.

— Бог Авраама, Исаака и Иакова явился мне на той горе в пламени куста, — произнес он. — Он увидел страдание Израиля и пришел избавить их от власти египтян и вывести в землю, где течет молоко и мед. Он посылает меня к фараону вывести Его народ из Египта, и они совершат Ему служение на этой горе.

Опираясь лбом на сложенные руки, сжимавшие посох, Моисей пересказывал все слова, услышанные им на горе от Бога. Сердце подсказывало Аарону, что эти слова — истина, и он впитывал их, как воду. «Господь посылает Моисея освободить нас!»

— Я молил Господа послать кого-то другого, Аарон. Я спросил, кто я такой, чтобы идти к фараону. Я сказал, что мой народ не поверит мне. Я сказал Ему, что никогда не был красноречив, тяжело говорю и косноязычен. — Моисей медленно вздохнул и повернулся к Аарону. — И Господь — Его имя Я ЕСМЬ Сущий — сказал, что вместо меня говорить будешь ты.

Аарон ощутил внезапный приступ страха, но произнесенные только что слова были ответом на молитву всей его жизни, и страх тут же утих. Господь услышал стенания Своего народа. Избавление близко. Господь увидел их страдания и собирается положить этому конец. Аарон был слишком взволнован, чтобы говорить.

— Ты понимаешь, о чем я говорю, Аарон? Я боюсь фараона. Я боюсь своего собственного народа. Поэтому Господь послал тебя быть рядом со мной и говорить вместо меня.

Невысказанный вопрос повис в воздухе. Захочет ли он стать бок о бок с Моисеем?

— Я твой старший брат. Кто еще сможет быть твоими устами, если не я?

— А ты не боишься, брат?

— Ты знаешь, что значит в Египте жизнь раба, Моисей? Что такое моя жизнь? Да, я боюсь. Я боялся всю свою жизнь. Гнул спину на надзирателей и получал кнутом, если только осмеливался поднять голову. Я довольно смело говорю в стенах своего дома и среди моих соплеменников, но от этого нет никакой пользы. Ничего не меняется. Мои слова — все равно, что ветер. Я думал, и молитвы тоже. Но теперь я знаю, что это не так. На этот раз все будет по-другому. Из моих уст услышат слова не раба, а Слово Господа, Бога Авраама, Исаака и Иакова!

— Если они не поверят нам, Бог дал мне для них знамения, — и Моисей поведал Аарону, как его посох стал змеей, а рука покрылась проказой. — А если и этого будет недостаточно, то я зачерпну воды из Нила, и она превратится в кровь.

Аарон не стал просить показать эти знамения.

— Они поверят так же, как и я.

— Ты веришь мне потому, что ты мой брат, и потому, что Господь послал тебя ко мне. Ты веришь, потому что Господь изменил твое сердце. Ты не всегда относился ко мне так, как сегодня, Аарон.

— Да, мне казалось, что между нами есть разница — ты свободен, а я нет.

— Я никогда не чувствовал себя во дворце фараона как дома. Я хотел быть со своим народом.

— А мы презирали тебя и отвергли. — Наверное, Моисей стал таким смиренным из-за того, что жил среди двух разных народов и ни один из них его не принял. Так или иначе, он должен выполнить повеление Господа, или евреи навсегда останутся рабами: будут гнуть спину, добывая глину и делая кирпичи, будут умирать лицом в грязи. — Моисей, Господь избрал тебя, чтобы освободить нас. Так и будет. Что бы ни сказал тебе Господь, я произнесу это. Если мне придется кричать, я заставлю людей слушать.

Моисей посмотрел на гору Господню.

— Утром мы пойдем в Египет, — сказал он. — Соберем старейшин Израиля и перескажем слова Господа. Затем мы все пойдем к фараону и скажем ему отпустить Божий народ в пустыню, чтобы принести жертвы Богу, нашему Господу, — он поморщился, словно от боли.

— В чем дело, Моисей? Что случилось?

— Господь ожесточит сердце фараона и поразит Египет знамениями и чудесами. И когда мы выйдем, то не с пустыми руками, а со множеством даров из серебра и золота и одежд.

Аарон горько рассмеялся:

— Господь опустошит Египет так же, как они разорили нас. Никогда не думал, что увижу, как восторжествует справедливость. Это будет радостное зрелище!

— Не желай увидеть их разрушение, Аарон. Они такие же люди, как и мы.

— Не такие.

— Фараон не уступит, пока не умрет его первенец. Только тогда он отпустит нас.

Аарон слишком долго был под гнетом египетских начальников и слишком часто получал удары кнута, чтобы жалеть египтян. Однако он видел, что брат думает иначе.

Они отправились в путь на рассвете. Сепфора вела осла, нагруженного пищей, который тянул за собой носилки. Елиезер выздоровел, но все же не достаточно, чтобы идти самому вместе с матерью и братом. Аарон и Моисей шли впереди, каждый опираясь на свой посох.

Направляясь на север, они двинулись через пустыню Сур по торговому пути, соединяющему Египет с южным Ханааном. Этот путь был более коротким, чем через пустыню: он проходил сначала на юго-запад, потом на север. Аарон хотел услышать все, что Моисей слышал от Господа.

— Расскажи мне все еще раз. С самого начала.

Как бы ему хотелось быть там вместе с Моисеем и самому увидеть горящий куст! Он познал, что значит услышать голос Божий, но быть в Его присутствии — это даже невозможно себе представить.

Когда они пришли в Египет, Аарон привел Моисея, Сепфору, Гирсама и Елиезера в свой дом. Моисей был безмерно счастлив — его обнимала сестра Мариам и окружали сыновья брата. Аарон даже немного жалел Моисея, которому еврейские слова все еще давались с трудом, поэтому говорил вместо него:

— Бог призвал Моисея избавить наш народ от рабства. Господь сотворит великие чудеса и знамения, чтобы фараон отпустил нас.

— Наша мать молилась, чтобы ты был Божьим избранником, — Мариам снова обняла Моисея. — Когда тебя спасла дочь фараона, мама была уверена, что Бог сохраняет тебе жизнь для какой-то великой цели.

Темноглазая Сепфора сидела рядом со своими сыновьями, взволнованно наблюдая за происходящим из угла комнаты.

Потом сыновья Аарона обошли всю землю Гесем — часть Египта, отданную евреям несколько веков назад, где они теперь жили в рабстве. Они сообщили старейшинам Израиля, что Бог послал им избавителя и они должны собраться, чтобы услышать слово от Господа.

В это время Аарон и Моисей разговаривали и молились. Аарон видел, как его брат старается побороть страх перед правителем Египта, своим народом и Божьим призванием. Моисей почти ничего не ел, и с утра он выглядел более уставшим, чем вчера, когда отправился спать. Аарон, как только мог, старался его ободрить. Теперь он не сомневался, что именно ради этого Бог послал его навстречу Моисею. Аарон любил своего брата. Его присутствие давало ему силы и желание служить.

— Моисей, ты скажешь мне слова, которые Бог говорит тебе, и я произнесу их. Ты не пойдешь к фараону один. Мы пойдем вместе. И, конечно, Сам Господь Бог будет с нами.

— Но как ты не боишься?

Не боится? Может быть, просто не так сильно. Моисей рос во дворце, не страдая от физического насилия. Он не знал, что значит жить, только и мечтая о том, чтобы Господь вмешался, как обещал. Он не жил в окружении других рабов и близких, которые искали поддержки друг у друга, помогая один другому прожить очередной день. Чувствовал ли Моисей когда-нибудь, что он любим, кроме первых лет своей жизни у материнской груди? Сожалела ли дочь фараона, что усыновила его? Какие последствия принесло ей неподчинение фараону, и как это отразилось на Моисее?

Аарон понял, что, будучи в плену собственных переживаний, мелких обид и детской зависти, он никогда раньше об этом не задумывался. В отличие от Моисея, он не рос приемным сыном дочери фараона и не жил среди презиравших его людей. Может быть, Моисею пришлось научиться держаться в тени и мало говорить, для того чтобы выжить? Аарону не приходилось жить между двумя мирами, ни один из которых не принимал его. Ему не приходилось искать принятия и любви своего собственного народа и встретить их ненависть. Ему не довелось убегать от обоих народов — египтян и евреев, ища прибежища среди чужого племени, чтобы остаться в живых. Он не проводил долгие годы в одиночестве в пустыне, пася овец.

Почему он никогда раньше об этом не задумывался? Неужели только сейчас он смог понять умом и сердцем, какой была жизнь Моисея? Теперь Аарона переполняло сострадание к брату. Он жаждал помочь ему, подтолкнуть к выполнению Божьего поручения. Ведь сам Господь Бог сказал, что Моисей будет избавителем Израиля, и Аарон знал, что Бог послал его быть рядом с братом и сделать все, что тот не сможет сделать сам.

«Господь, Ты услышал наш вопль!»

— Знаешь, Моисей, я провел всю свою жизнь в страхе, кланялся и расшаркивался перед надзирателями и начальниками, всегда получал кнутом, если работал не слишком быстро. А сейчас, впервые в жизни, у меня появилась надежда. — Слезы ручьем потекли из глаз Аарона. — Знаешь, брат, надежда изгоняет страх. У нас есть обещание Господа, что день спасения близко! Люди будут радоваться, когда услышат об этом, а фараон будет в страхе перед Господом.

В глазах Моисея застыла печаль.

— Он не послушает.

— Как он может не послушать, когда увидит все эти знамения и чудеса?

— Я вырос вместе с Рамсесом. Я знаю его, он высокомерный и жестокий. А теперь, когда он на троне, он верит, что он бог. Он не послушает, и многим придется страдать из-за него. И наш народ, и египтяне — все будут страдать.

— Фараон увидит истину, Моисей. Он узнает, что Господь есть Бог. И эта истина сделает нас свободными.

Моисей плакал.

Когда израильтяне собрались, Аарон пересказал им все слова, которые Господь сказал Моисею. Люди реагировали по-разному: кто-то тихо сомневался в услышанном, кто-то громко насмехался:

— Это же твой брат, который убил египтянина, а потом сбежал. И это он должен избавить нас от египтян? Ты что, выжил из ума? Бог не стал бы использовать такого человека, как он!

— Что это он снова здесь делает? Да он больше египтянин, чем еврей!

— А теперь он мадианитянин!

Некоторые откровенно смеялись.

Аарон чувствовал, что еще немного и он взорвется.

— Покажи им, Моисей! Дай им знамение!

Моисей бросил посох наземь, и тот превратился в огромную кобру. Стоявшие вблизи с криками разбежались. Моисей нагнулся, протянул руку и схватил змею за хвост: она тут же опять стала посохом. Притихшие люди осторожно начали подходить ближе.

— Есть и другие знамения! Покажи им, Моисей.

Моисей положил руку за пазуху и сразу же вынул. И вот, рука побелела от проказы. Раскрыв рты от удивления, люди отпрянули назад. Тогда он снова положил руку за пазуху и тут же вынул. Рука опять стала чистой, как кожа новорожденного младенца. Раздались радостные возгласы.

Дотрагиваться посохом до воды Нила и превращать ее в кровь Моисею не пришлось. Народ уже радостно восклицал:

— Моисей! Моисей!

Не выпуская посох, Аарон поднял руки и воскликнул:

— Хвала Богу, услышавшему наши молитвы об избавлении! Вся слава Богу Авраама, Исаака и Иакова!

Народ вторил ему. Упав на колени, они низко кланялись и прославляли Бога.

Когда же израильских старейшин попросили пойти к фараону, они отказались. Аарон и Моисей должны были идти одни.

Пока они шли по городу фараона Фивы, Аарон чувствовал, как с каждым шагом он становится все меньше и слабее. У него никогда не было причин приходить сюда, в эту стремительную суету рынков и запруженных улиц, расположенных в тени огромных каменных зданий, в которых жили фараон, его советники и боги Египта. Всю свою жизнь Аарон провел в земле Гесем: здесь он работал на начальников и старался выжить, собирая урожай и держа овец и коз. Кто он такой и почему решил, что сможет предстать перед великим правителем и произносить слова вместо Моисея? Все говорили, что даже в детстве Рамсес, как и его предшественники, был высокомерным и жестоким. Кто осмелится противоречить правящему богу всего Египта? Особенно такой восьмидесятитрехлетний старик, как он, да его младший брат восьмидесяти лет от роду!

— Я ПОСЫЛАЮ ТЕБЯ К ФАРАОНУ. ТЫ ВЫВЕДЕШЬ МОЙ НАРОД, ИЗРАИЛЬ, ИЗ ЕГИПТА.

«Господь дай мне смелости, — молился про себя Аарон. — Ты сказал, что я буду говорить вместо Моисея, но я вижу вокруг только врагов, только богатство и силу, куда бы я ни посмотрел. О, Боже, Моисей и я в этом городе как крошечные букашки, которые решили явиться ко двору великого царя. Фараону ничего не стоит раздавить нас! Как я могу ободрять Моисея, когда мне самому не хватает смелости?»

Он чувствовал горький запах пота Моисея. Это был запах ужаса. Перед тем как предстать перед своим народом, его брат из-за страха почти не спал ночь. Теперь они были в городе с многотысячным населением, гигантскими зданиями и огромными, величественными статуями фараона и египетских богов. Они пришли, чтобы говорить с фараоном!

— Ты знаешь, куда идти? — спросил Аарон.

— Мы почти пришли, — ответил Моисей и не произнес больше ни слова.

Аарон хотел подбодрить его, но как, если он сам боролся с давившим на него страхом? «О, Боже, смогу ли я говорить, когда мой брат, который знает куда больше меня, дрожит рядом со мной, как надломленный тростник? Господи, не позволь никому сломить его. Что бы ни случилось, дай мне сил говорить и твердости выстоять».

Он почувствовал запах ладана и фимиама и вспомнил, как Моисей рассказывал об огне, который горел, но не сжигал куст, и о том, как величественный Голос заговорил с братом прямо из пламени. Аарон вспомнил этот Голос. Страх стал улетучиваться. Разве посох Моисея не превратился у него на глазах в змею и рука не покрылась проказой? Вот какова была сила Господня! Он вспомнил возгласы народа, крики благодарности и ликования, что Господь призрел на их страдания, послав им избавителя Моисея.

И все же…

Аарон посмотрел вверх на громадные здания с массивными колоннами и подумал, как же сильны те, кто их задумал и построил.

Моисей остановился перед огромными каменными воротами. На обеих створках были высечены дикие животные, каждое из них раз в двадцать выше Аарона — они стояли на страже.

«О, Господи, я просто человек. Я верю. Правда! Избавь меня от сомнений!»

Аарон старался не смотреть по сторонам, пока они шли к величественному зданию, где был престол фараона. Аарон заговорил с одним из стражников, и их проводили внутрь. Гул множества голосов разносился среди громадных колонн, подобно жужжанию пчел. Стены и потолки были разрисованы яркими картинами из жизни египетских богов. Люди глазели на него и Моисея, морщились от отвращения и сторонились, перешептываясь.

Аарон так крепко держался за свой посох, что ладонь стала мокрой. Его длинное одеяние, подпоясанное плетеным ремнем, и запылившаяся с дороги тканая накидка на голове, сразу бросались в глаза. Среди мужчин, облаченных в короткие, подогнанные по фигуре, туники и искусной работы парики, они с братом выглядели нелепо. На других египтянах были длинные тупики, узорчатые одежды и золотые амулеты. Такое богатство! Такая красота! Аарон никогда не мог даже представить себе ничего подобного.

Когда же он увидел восседающего на троне фараона, а по обе стороны от него две огромные статуи Осириса и Исиды, он мог только изумленно взирать на величие этого человека. Все вокруг провозглашало его силу и богатство. Властелин презрительно взглянул на Аарона и Моисея и что-то сказал своему стражнику. Тот выпрямился и произнес:

— Зачем вы явились к могущественному фараону?

Моисей, дрожа, потупил взор и не произнес ни слова.

Аарон услышал чей-то шепот:

— Что здесь делают эти старые вонючие еврейские рабы?

От этого оскорбления кровь прилила к его щекам. Он выступил вперед, снимая с головы покрывало.

— Вот, что говорит Господь, Бог Израиля: «Отпусти сынов Моих, чтобы они совершили Мне служение в пустыне».

Фараон рассмеялся:

— И это все? — его смех подхватили остальные. — Взгляните на этих двух старых рабов, стоящих предо мной и требующих, чтобы я отпустил их народ, — свита хохотала. Фараон сделал движение рукой, словно отмахивался от назойливой мухи. — И кто такой Господь, чтоб я послушал Его голос и отпустил Израиля? Отпустить вас? Почему я должен это делать? А кто будет выполнять работу, для которой все вы были рождены? — он сухо усмехнулся. — Я не знаю Господа и Израиля не отпущу.

Аарон чувствовал, как в нем нарастает гнев.

— Бог евреев призвал нас, — провозгласил он. — Отпусти нас в пустыню на три дня пути принести жертву Господу, Богу нашему. Если мы не сделаем этого, Он поразит нас язвой или мечом.

— Ну и что мне смерть нескольких рабов? Евреи плодятся как кролики. Умерших от чумы заменяют другие, — советники и гости хохотали, пока фараон продолжал издеваться.

Лицо Аарона раскраснелось, сердце стучало, как молот.

Он смотрел прямо на фараона, и глаза правителя сузились.

— Я слышал о вас, Аарон и Моисей, — повелитель Египта говорил тихо и угрожающе.

Аарон похолодел от мысли, что фараон знает его по имени.

— Да кто вы такие, — закричал фараон, — чтобы отвлекать людей от работы?! Возвращайтесь к своим делам! Смотрите, в Египте полно народа, а вы мешаете им работать!

Стражники приблизились к ним, и Аарон крепче сжал посох. Если кто-то попытается схватить Моисея, отведает палки.

— Мы должны идти, Аарон, — прошептал Моисей. Аарон подчинился.

Снова оказавшись под палящим египетским солнцем, Аарон покачал головой.

— Я думал, он нас послушает.

— Я же говорил тебе, что этого не будет, — Моисей медленно перевел дух и опустил голову. — Это только начало наших несчастий.

Вскоре от начальников пришел приказ: впредь не давать евреям соломы для изготовления кирпичей: пусть они сами ее находят и собирают. И урочное число кирпичей не уменьшать! Им разъяснили, почему фараон принял такое решение. Правитель Египта считает их лентяями, потому что Моисей и Аарон просили отпустить всех евреев в пустыню принести жертвы их Богу.

— Мы думали, ты освободишь нас, а ты просил только о том, чтобы нам разрешили уйти на несколько дней принести жертвы!

— Уходите от нас!

— Из-за вас нам стало еще хуже!

Надзирателей из сыновей Израиля стали избивать, если вовремя не было готово нужное количество кирпичей, поэтому они пошли к фараону молить о справедливости и милости. Моисей и Аарон отправились им навстречу и встретили их, выходивших из дворца. Надзиратели были в крови. Казалось, все стало хуже, чем было до их визита к фараону.

— Из-за вас фараон считает нас лентяями! От вас одни проблемы! Вы навлекли на нас гнев фараона и его помощников. Да покарает вас Бог! Теперь они могут убить нас — у них есть повод!

Шокированный их словами, Аарон ответил:

— Господь избавит нас!

— О, да, Он избавит нас. Тем, что отдаст в руки фараону!

Некоторые из них, уходя, плевали в Моисея.

Аарон совсем пал духом. И все-таки он верил, что Бог говорил с Моисеем и пообещал освободить Свой народ.

— Что мы теперь будем делать? — спросил он в замешательстве. Он думал, что все будет легко. Одно Божье слово, и падут оковы рабства. Почему Бог снова наказывает их? Разве их недостаточно наказывали все эти долгие годы жизни в Египте?

— Я должен помолиться, — тихо сказал Моисей. Он выглядел таким постаревшим и растерянным, что Аарон испугался. — Я должен спросить Господа, зачем Он вообще послал меня к фараону говорить от Его имени, ведь Он только сделал хуже этому народу и ни от чего их не избавил.

Те, кого Аарон хорошо знал всю свою жизнь, теперь пристально смотрели на него и перешептывались, когда он проходил мимо.

— Лучше бы вы помалкивали, Аарон. Твой брат слишком долго прожил в пустыне.

— Он разговаривает с Богом! Да кто он такой?

— Да он просто свихнулся. Аарон, ну ты-то должен был это понять!

Бог говорил и с ним. Аарон знал, что слышал голос Бога. Он знал. Никто не заставит его сомневаться в этом!

Но почему Моисей не бросил наземь свой посох и не явил фараону чудеса и знамения? Он спросил брата об этом.

— Господь скажет нам, что говорить и что делать, и Он скажет, когда мы не должны делать ничего другого.

Удовлетворенный ответом, Аарон ждал и, игнорируя насмешки, охранял молящегося Моисея. Аарон слишком устал, чтобы молиться, однако мысли о том, что делать с народом, беспокоили его. Как ему убедить их, что Бог послал Моисея? Как ему заставить их слушать?

К нему подошел Моисей.

— Господь снова заговорил со мной. Он сказал мне: «Теперь ты увидишь, что Я сделаю с фараоном. Почувствовав Мою крепкую руку, он отпустит их. На самом деле, он будет так рад избавиться от них, что сам выгонит их из своей земли!»

Аарон собрал народ, но они не хотели слушать. Моисей пытался было говорить, но из толпы стали кричать на него. Начав заикаться, он замолчал. Аарон же выкрикивал в ответ:

— Господь избавит нас! Он заключит с нами завет, чтобы дать нам землю Ханаанскую, землю нашего странствования. Разве не этого мы ждали всю жизнь? Разве мы не молились, чтобы пришел избавитель? Господь услышал наши стенания. Он вспомнил о нас! Он — Господь, и Он выведет нас из-под ига египтян. Он избавит нас от рабства и спасет нас мышцею простертою и судами великими!

— Ну и где Его простертая мышца? Не вижу ее!

Кто-то толкнул Аарона. Из толпы крикнули:

— Если вы еще что-нибудь скажете фараону, он убьет всех нас! Но сначала мы убьем вас!

Аарон увидел ярость в их глазах: он всерьез испугался.

— Отошли Моисея обратно, откуда он пришел! — прокричал кто-то другой.

— Как только здесь появился твой брат, начались все неприятности!

Отчаявшись, Аарон перестал с ними спорить и пошел вслед за Моисеем в землю Гесем. Он был рядом, но не слишком близко, внимательно вслушиваясь, не услышит ли он Божий голос. Но он слышал только тихий шепот Моисея, молящего Бога об ответах. Аарон покрыл голову и сел на корточки, положив посох на колени. Как бы долго это ни длилось, он дождется брата.

Моисей встал, глядя в небо.

— Аарон…

Аарон поднял голову и заморгал. Уже смеркалось. Он выпрямился, взял посох и встал на ноги.

— Господь говорил с тобой, — сказал он.

— Мы должны снова идти к фараону.

Аарон мрачно усмехнулся.

— На этот раз… — он постарался придать уверенность своему голосу. — На этот раз фараон прислушается к словам Господа.

— Он не послушает, пока Господь не приумножит Свои знамения и чудеса. Бог прострет руку на Египет и выведет Свой народ судами великими.

Аарон был обеспокоен, но старался этого не показывать.

— Я произнесу все слова, которые ты мне скажешь, Моисей, и сделаю все, что бы ты ни сказал. Я знаю, что через тебя говорит Бог.

Он знал, но поймет ли это когда-нибудь фараон?

Вернувшись домой, Аарон поведал их семьям, что они опять пойдут к фараону.

— Люди забьют нас камнями! — возражали Надав и Авиуд. — Ты давно не делал кирпичей, отец. Ты не видел, как они обращаются с нами. Из-за вас нам станет еще хуже!

— Фараон не стал вас слушать в прошлый раз. Почему вы думаете, что он послушает теперь? Все, что его заботит, — это кирпичи для строительства его городов. Вы думаете, он отпустит своих рабочих?

— Где ваша вера? — разозлилась на них Мариам. — Мы ждали этого дня с тех пор, как Иаков ступил на эту землю. Египет — это не наша земля!

Вокруг Аарона кипел спор, но он заметил, как жена Моисея тихонько отозвала брата. Сепфора тоже была печальна и говорила шепотом. Притянув к себе сыновей, она опустила голову.

Мариам вновь напомнила сыновьям Аарона, как Господь спас Моисея в реке Нил, о том чуде, когда его нашла и усыновила родная дочь старого фараона.

— Я была там. Я видела руку Бога на нем с самого его рождения.

Авиуд никак не сдавался:

— А если фараон и на этот раз не послушает, что тогда с нами будет?

Надав раздраженно вскочил и добавил:

— Половина моих друзей теперь со мной вообще не разговаривает!

Аарону стало стыдно, что в его сыновьях совсем нет веры.

— Господь говорил с Моисеем, — сказал он.

— А с тобой Господь говорил?

— Господь сказал Моисею, что мы должны пойти к фараону, и мы пойдем к нему! — он махнул рукой. — Уходите все отсюда! Идите присмотрите за скотом.

Вместе с ними молча вышла Сепфора, ее сыновья шли рядом с ней.

Моисей сел за стол рядом с Аароном и сложил руки.

— Сепфора возвращается к своему отцу и забирает с собой моих сыновей.

— Почему?

— Говорит, что ей здесь не место.

Аарон почувствовал, как кровь прилила к щекам. Он заметил, как Мариам относилась к Сепфоре; он уже говорил об этом с сестрой.

— Позволь ей помогать тебе, Мариам, — предложил он ей тогда.

— Мне не нужна ее помощь.

— Ей надо что-то делать.

— Пусть делает, что угодно, и идет куда хочет.

— Она жена Моисея и мать его сыновей. Теперь она наша сестра.

— Она не наша сестра. Она чужестранка! — прошипела Мариам. — Она одна из мадианитян.

— А мы кто такие? Рабы. Моисею пришлось бежать из Египта и уйти из земли Гесем. Ты что, ожидала, что он никогда не женится и у него не будет детей? К тому же она дочь священника.

— И поэтому она нам подходит? Священника какого бога? Не Бога Авраама, Исаака и Иакова.

— Бог Авраама, Исаака и Иакова призвал сюда Моисея.

— Жаль, что Моисей не оставил жену и детей там, где им самое место, — сказав это, она встала и отвернулась.

Рассердившись, Аарон тоже встал.

— А где твое место, Мариам? Женщина без мужа и детей, которые заботились бы о тебе?

Она повернулась к нему, ее глаза покраснели от слез.

— Это я следила за Моисеем, пока он плыл по Нилу. Это я заговорила с дочерью фараона, и наш брат был с матерью, пока его не отняли от груди. А если и этого мало, то кто заменил мать твоим сыновьям после смерти Елисаветы? Не забывай, Аарон, я твоя старшая сестра, первый ребенок Амрама и Иохаведы. Я достаточно много для тебя сделала.

Иногда его сестру было невозможно переубедить. Лучше было дать ей время самой все обдумать, чтобы сохранить мир в семье. Пройдет время, и Мариам примет если не жену Моисея, то хотя бы его сыновей.

— Моисей, я еще раз поговорю с Мариам. Сепфора твоя жена. Ее место рядом с тобой.

— Дело не только в Мариам, брат. Сепфора боится нашего народа. Она говорит, что они вспыльчивы и переменчивы, как ветер. Она уже видела, что люди не слушают меня. И что они не собираются слушать и тебя. Она понимает: я должен выполнять то, что говорит мне Господь, но боится за наших сыновей и думает, что ей будет безопаснее в шатрах ее отца, чем в домах Израиля.

Неужели удел их женщин создавать неприятности?

— Она просит тебя вернуться вместе с ней?

— Нет. Она только просит моего благословения. И я его дал. Она заберет моих сыновей, Гирсама и Елиезера, обратно к мадианитянам. Она провела всю свою жизнь в пустыне. Они будут в безопасности с Иофором, — его глаза были полны слез. — Если есть на то Божья воля, то они вернутся ко мне, когда Израиль выйдет из Египта.

Из слов брата Аарон понял, что худшее впереди. Моисей посылал Сепфору домой к ее народу, туда, где она будет в безопасности. Аарон не сможет позволить себе такой роскоши. Мариам и его сыновьям придется остаться и вынести все тяготы. У евреев не было выбора — только надеяться и молиться, что скоро наступит день избавления.