Святая невинность

Глава четырнадцатая

Бретт понял, что попытка изменить мнение девушки относительно его сексуальной направленности не увенчалась успехом.

Джоанна стала замкнутой и осмотрительной, от прежней раскованности не осталось и следа. Она больше не разваливалась на софе в ночной рубашке, читая журналы. Исчезли спонтанные улыбки и восторженные рассказы обо всем показавшемся ей безумно интересным.

Стив Купер однозначно отошел на второй план, но на смену ему пришли Кайлы, Адамсы и Камероны. Настали дни, когда ее присутствие в доме ограничилось просто ночевками и необходимой личной гигиеной. Они не садились вместе за стол, с тех пор как двенадцать дней назад его угораздило поцеловать девушку в прачечной. А единственным, что она говорила, когда они сталкивались друг с другом, была фраза: «О, привет, я уже ухожу».

Бретт убеждал себя, что ему наплевать. У него хватало забот и без того, чтобы еще думать, чем там занимается Джоанна. Сегодня состоялась генеральная встреча в агентстве, на которой потребовалось его присутствие, поскольку Меган снова улетела в Лондон. Затем позвонил его юрист и сообщил, что парочка, продающая недвижимость, на которую Бретт положил глаз, решила развестись и одна из сторон вроде бы отказывалась продавать дом. И для завершения картины его восемнадцатимесячный контракт с одним сетевиком находился под угрозой. Накануне подписания договора на создание программы «Стиль жизни» Бретт обнаружил, что менеджер сети намерен взять под свой контроль не только прием на работу персонала, но и вообще все производство программы.

Нет уж, увольте, решил он, заходя в темный дом после очередного бесполезного ужина с сетевиком, только полуголой, будоражащей его гормоны Джоанны ему и не хватало для полного счастья.

Сначала Бретт собирался прямиком направиться в спальню, но, подумав немного, остановился на баночке пива и просмотре ночного спортивного шоу по телевизору. Часом позже, когда Бретт подошел к двери прачечной, чтобы проверить, заперта ли она, он заметил одинокую фигурку, сидящую на заднем дворике.

— Джоанна, это ты?

В куртке и джинсах она сидела на земле, обхватив руками колени, а прибрежный ветер трепал ее черные волосы, откидывая их с лица.

— Ты чего сидишь тут в темноте, здесь ведь можно зажечь свет, вот так, — сказал он, поворачивая выключатель. — Тебе повезло, что я не успел запереть дверь.

Ему показалось, будто Джоанна пожала плечами, но это могла быть и простая дрожь. Глядя в сторону пляжа, она ответила:

— Не волнуйся. Я за собой закрою.

Девушка явно давала понять, что хочет побыть одна, но Бретт сделал вид, что ничего не заметил.

— Но почему, скажи на милость, ты сидишь здесь, в полном одиночестве? — спросил он.

— Думаю.

Односложный, безжизненный ответ, определенно наполненный болью.

Невольно ощутив, что девушке нужна поддержка, Бретт присел рядом на земляную площадку. Джо никак не отреагировала, поэтому ему ничего не оставалось делать, как только присоединиться к ее молчаливому созерцанию горизонта.

Просидев так минут пять, Бретт начал испытывать отвращение к своему пафосному жесту и решил, что пора убираться отсюда. Но стоило ему подняться на ноги, он услышал слабый голосок девушки:

— Я так надеялась, что она меня простила… Думала, со временем она успокоится и… и поймет: я вовсе не пыталась отвергнуть ее образ жизни, просто хотела пойти своей дорогой.

— Ты говоришь о своей сестре… — Его голос потерял обычную уверенность. Он боялся спугнуть девушку каким-нибудь неосторожно сказанным словом и заставить ее снова уйти в себя.

— Она ненавидит меня, Бретт, — прошептала та. — А ведь, кроме нее, у меня никого нет. У нас не осталось других родственников, родители давно умерли, а Вера… не хочет иметь со мной… ничего общего… — Ее голос перешел в сдавленные рыдания.

Бретт не мог вспомнить, прижал ли он ее к своей груди, желая успокоить, или она сама прильнула к нему, но это уже не имело значения. Главное, он крепко обнимал Джоанну и молился, чтобы Бог наделил его способностью исцелить ее неизбывное горе.

— Я писала ей каждый день, хотела все объяснить. — Слезы, бегущие ручьями, мешали ей говорить. — Даже когда надежды на ответ уже не оставалось, все равно продолжала писать… А сегодня… сегодня у нее день рождения, и я… я позвонила ей, чтобы… поздравить… и… и…

— Тише, родная, тише. — Бретт нежно убаюкивал девушку, слегка поглаживая по голове. — Успокойся…

Он почувствовал, как Джо качает головой, зарывшись в его грудь.

— Я думала, что все… наладится. Но ничего не вышло… Вера никогда меня не простит, никогда…

Бретт, конечно, не знал всех подробностей, приведших сестер к такому разрыву, но одно знал наверняка: Вера отказалась от Джо, когда та больше всего нуждалась в поддержке и была особенно ранима. Хотя, в этом-то и заключалась основная проблема: доверчивое сердечко Джо навсегда останется ранимым, будет ей двадцать два года или девяносто два.

Они просидели так неопределенное количество времени. Бретт просто обнимал ее, что-то нашептывал и даже произносил какие-то банальные фразы, не требующие ответа. Теми же самыми словами многие годы назад он утешал Меган, но как тогда, так и сейчас они не могли заглушить его собственную боль переживания за них. Большинство мужчин раздражают женские слезы, а Бретт, наоборот, не мог оставаться к ним равнодушным.

Когда рыдания перешли в икоту, Джоанна снова обрела способность говорить:

— Мне казалось, что если бы не родители, то мы с Верой могли бы вдоволь смеяться и радоваться, как настоящие сестры, ходить в кино или путешествовать на каникулах… Прошло время, но ничего не изменилось. За исключением того, что Вера начала мной командовать. Учить меня вместо родителей, что хорошо, а что плохо и как следует думать… Тогда я поняла: если не сумею за себя постоять, то навсегда упущу возможность начать нормальную жизнь. Мне хотелось быть похожей на своих сверстниц, красиво одеваться и встречаться с парнями… Поэтому во время рождественских каникул, когда один мальчик из моего класса начал поглядывать на меня всякий раз, как приходил в магазин, я не игнорировала его… — Здесь она остановилась и перевела дыхание. — Мы начали встречаться каждый день, во время обеденного перерыва, в отгороженной специально для обеда комнате. Однажды он осмелился меня поцеловать, и я не стала сопротивляться. Никто раньше не целовал меня, даже родители.

Бретта поразили ее слова. Господи, какими же черствыми людьми должны были быть ее родители, если они ни разу не поцеловали своего ребенка!

— На самом деле это был всего лишь по-детски невинный поцелуй, — продолжала Джо. — Но мне хорошо запомнилось то, что случилось потом. С дикими воплями Вера ворвалась в комнату и, угрожая вызвать полицию, если он еще раз приблизится ко мне, волоком втащила меня в магазин. Последующие три дня она заговаривала со мной только для того, чтобы процитировать Писание и в сотый раз прочитать лекцию о грешной плоти. — Джо вздохнула. — А затем она отвезла меня в Брисбен и записала в школу-интернат.

Бретт воздержался от комментария, что разлука с сестрой пошла Джо на пользу.

— Когда я окончила школу и вернулась домой, я точно знала, что не смогу жить как Вера. Пыталась объяснить ей, что чувствовала, но она не хотела слушать и твердила лишь одно: тщеславие и эгоизм греховны, а мой долг перед Богом и семьей — работать в магазине. И тогда я твердо решила уехать, как только удастся скопить достаточно денег… Потом я встретила Эндрю.

Джоанна замолчала. И от ее глубокого вздоха Бретт почувствовал, как нежная волна прокатилась по его телу.

— Он был торговым представителем в тракторной компании и имел здесь квартиру, где мог остановиться, когда приезжал в командировку. Знаю, Эндрю держал меня за дурочку, но я понятия не имела, что он был еще и женат. До тех пор, пока его жена с сыном не появились на пороге, когда Эндрю в очередной раз уехал.

Гнев наполнил все существо Бретта. Слово «негодяй», с шипением вырвавшееся через его стиснутые зубы, было недостаточно грубым эпитетом для такого мерзавца.

— Не знаю, страдала я больше из-за разбитого сердца или из-за пережитого унижения, но все-таки вернулась домой, надеясь, что Вера меня примет и поймет. — Джоанна зло усмехнулась. — Надо же было быть настолько глупой.

— Это совсем не глупо — ждать, что люди, которых ты любишь, ответят тебе тем же, — проговорил Бретт, с трудом подбирая слова.

— Звучит как-то по-дурацки, — уныло сказала она, — но я знаю, что не совершаю преступления, желая быть счастливой и стараясь найти свое место в жизни, если это не приносит вред другим, разумеется.

Может, я эгоистична и думаю только о себе, Бретт, но я отказываюсь винить себя за то, что стремлюсь к достижению своей мечты.

— Джоанна, дорогая, — нежно произнес Бретт, — никогда не вини себя… Поверь, ты заслужила счастье, как никто другой.

— Бретт… — раздался ее голос после небольшой паузы.

Да?

— Поцелуешь меня?

Бретт уставился на девушку:

— Поцеловать тебя?

Она кивнула. Причем выглядела так спокойно и непринужденно, как будто только что попросила чашечку чая, а он лишь поинтересовался, добавить ли ей молока.

— Но… почему? — задал Бретт дурацкий вопрос и тут же подумал, что они, наверно, оба сошли с ума.

— Потому что в прошлый раз я тебя разозлила. А потом ты разозлил меня, понимаешь? С тех пор я все время думаю, а как бы это было, если бы мы не разозлили друг друга.

Бретту срочно потребовались дыхательные упражнения, когда он почувствовал, что тонет в бирюзовом океане ее глаз. Он сделал пару контролируемых вдохов и выдохов и сказал:

— Это был бы… самый горячий… и самый страстный поцелуй, Джо. Я целовал бы тебя намного дольше, чем ты можешь себе представить… И никто не в силах был бы нас остановить.

— Я поняла… — Ее взгляд опустился на его шею. — А я представляла наш поцелуй мягким… и очень, очень нежным… И никто не в силах был бы нас остановить.

Именно сейчас Бретт понял, что это любовь. Он любил ее всю. Любил ее непосредственность, ее красоту, ее наивность, он любил все, что имело к ней отношение.

Бретт думал, что ему придется сдерживать себя, но этого не потребовалось. Нежность к любимой женщине наделила его таким терпением, какого он не замечал в себе раньше. Всепоглощающая страсть уступила место трепетному восторгу. Он нежно коснулся ртом ее губ и легким, словно перышко, движением прошелся вдоль них языком. И его терпение было вознаграждено. Бретт ощутил, как руки Джо обвились вокруг его шеи, но это было еще не все… Ее ротик приоткрылся, приглашая его зайти глубже.

В порыве бушующей страсти и безграничной нежности молодые люди повалились на землю. Бретт полностью растворился в том, что можно назвать первым, настоящим поцелуем в его жизни. Но даже в потоке бьющих через край эмоций, когда он почувствовал ее возбужденный язычок, Бретт не забывал о нежности. Нежность была на первом месте.

Бретт потерял счет времени. Но в следующий раз, когда он запустил свои пальцы в волосы Джо, они были влажными. И только тогда Бретт понял, что капает мелкий дождь. Будь это лето, теплый, приятный дождик вряд ли смог бы помешать влюбленным, но прохладный зимний воздух взывал к здравому смыслу.

Бретт неохотно прекратил поцелуи и посмотрел в глаза Джо, которые снова сменили окраску, превратившись из ярко-бирюзовых в дымчато-темные, цвета чирка. Правда, на этот раз они изучали его с чувственной томностью.

Улыбаясь, Бретт провел пальцем по ее носику:

— Дорогая, идет дождь.

— Ничего страшного, у меня непромокаемая куртка.

— Но, к моему глубочайшему сожалению, я уже вымок, — весело сказал Бретт, восхищаясь ее готовностью отдать себя целиком во власть удовольствия.

Быстро поднявшись на ноги, Бретт помог встать и ей. Взявшись за руки, они поспешили в дом. Однако мысли Бретта путались, и он не представлял себе дальнейшего развития событий.

Признаться Джоанне сейчас Бретт не мог, потому что он полюбил женщину, которой еще так много нужно повидать, чей жизненный опыт слишком мал.

Он находился в весьма затруднительном положении. Поэтому решил, что самым мудрым и безопасным решением будет отложить признание, пока он не разберется во всем сам.