Скарлетт


Отправляясь на войну, нужно соблюдать три очень простых правила:

1. Знай своего врага

2. Будь готов пожертвовать собой.

3. Всегда надевай качественную обувь

В конце концов, месть – это блюдо, которое лучше всего подавать, будучи обутой в туфли на шпильках.

У меня глаз наметан, и ничто не встанет у меня на пути.

Даже Рори «Святоша» Бродрик.

Он полный дурак, если думает, что в состоянии изменить меня. Когда я закончу с ним, я превращу его мафиозные игры в детскую забаву по сравнению с моей изощренной игрой.

Готов встать у меня на пути, мистер Бродрик?

Тебе стоит постараться обмануть свое сердце и надеяться на быструю смерть.

Рори

Я - боец. Жулик. Бандит.

Я повидал немало на своем веку.

Но я никогда не встречал на своем пути никого подобного ей.

Она – красавица, у которой сердце чудовища. Она – отравленное яблоко, вкус которого так и манит меня. И ей в след увязываются те, кто жаждет пасть пред ней ниц.

Но чего она точно не знает, так это то, что мне дикарки по душе.

Приручать их для меня намного интереснее


СВЯТОША

Серия «Преступный мир Бостона», книга 4

А. Заварелии


Перевод: Лена

Редактор: Alteplaza

Вычитка: Ms.Lucifer & Ведьмочка

ГЛАВА ПЕРВАЯ


Рори


Ботинок в третий раз толкает меня в бок, и раздается стон. Я верю, что это исходит от меня, но об этом можно только догадываться.

— Отвали.

— Ты сказал мне разбудить тебя.

Голос Конора сейчас для моих ушей, как будто кошки скребут когтями холщовый мешок, пытаясь его тщетно разорвать.

— Я ничего подобного не говорил. А теперь отвали и дай мне поспать.

Раздается вздох. Удаляющиеся шаги. На минуту мне кажется, что парень действительно собирается сделать, как ему велели. Пока ледяная вода не ударяет мне в лицо, и я не стряхиваю остатки сна, раскачиваясь.

Мне не удается огреть его, так как Конор защищен от моих ударов спинкой дивана. А рядом эта женщина, которую я привел домой прошлой ночью, так как она вдобавок ко всему еще и отрубилась.

— Ты настоящий джентльмен, - говорю я парню. — В том, как прячешься за леди.

Он корчит гримасу, когда его взгляд блуждает по обмякшей фигуре блондинки с глазами как у енота и приоткрытым ртом, пока она храпит. Ее зовут Айви, так она сказала.

— Ага, настоящая леди, — усмехается Конор.

Голос парня при этом жесткий, лишенный всякой сладости. Конор никогда не бывает жестким и озлобленным, на самом деле, большую часть времени он ведет себя как клинический тупица. Вот откуда я знаю наверняка, что мои подозрения насчет этой девушки были верны.

— Я привел ее домой для тебя, ты, гребаный идиотина, - говорю я ему. — Я видел, как ты строил ей глазки всю ночь напролет. Но потом ты исчез и не потрудился вернуться сюда, чтобы уладить все с ней.

Он отводит взгляд, и вот он снова становится самим собой. Неуклюжим, неловким парнишкой, которого я впервые встретил, когда он решил отправиться на Дикий Запад в составе команды «Ленокс Хилл». Думал, что он уйдет в сиянии славы, но вместо этого он стал работать на нас. Он уже должен был знать меня достаточно хорошо, чтобы понять, что такой  поворот событий совсем не в моем вкусе.

— Приготовь ей завтрак, а потом подбрось ее домой, - ору я, идя по коридору.

— Тебе нужно быть в церкви через сорок минут, - говорит он. — Не опаздывай, или Кроу подарит нам обоим яйца.

Прямо сейчас я испытываю приступ ненависти к этому парню. Но парень прав.



Единственный раз, когда вы увидите целую толпу мафиози в церкви, - это либо что-то грандиозное, либо что-то очень плохое.

Свадьбы, похороны, покаяние.

Сегодня мы все собрались здесь на крещение Кивы.

Младшая дочь Кроу, которая только что вступила в жизнь, защита которой получше, чем у самого президента.

Кива - милая маленькая девочка с внешностью, доставшейся ей от ее матери Мак. И это причина, по которой мы все здесь, в церкви, в воскресенье, вместо того, чтобы страдать от похмелья в «Слейнте», как обычно.

Поскольку Кроу теперь босс ирландского синдиката, в нашей команде нет ни одного парня, который не был бы здесь сегодня. Мы все пришли, чтобы выразить свое уважение и поддержку.

Семья - это очень важно. Семья - это все.

А, не считая моей мамы, эти ребята - единственная семья, которая у меня есть. Мои братья. Нет ничего такого, чего бы я не сделал для них. Это кодекс, по которому мы живем. Мы будем вместе до конца, и ничто этого не изменит.

Но я вбил себе в голову, что когда-нибудь хотел бы обзавестись собственной семьей. Эта мысль приходит мне в голову только тогда, когда я вижу Кроу и Мак вместе. Даже Ронана и Сашу. Все ребята достигли того возраста, когда они остепеняются и меняют свой привычный образ жизни. По крайней мере, в том, что касается жизни за пределами синдиката.

У меня хорошая жизнь. Я делаю то, что у меня получается лучше всего. Суета и драки. Я провожу свои дни с парнями, разгребаю дерьмо, а ночи провожу с любой горячей штучкой, что приглянется мне.

Но прямо сейчас, сидя на этой скамье, с бодуна и жутко голодный, я вдруг получаю озарение. Этот голод внутри меня - эта пустота – они жаждут нечто большего.

Я представляю, как когда-нибудь буду стоять во так же. Как сейчас Кроу, держащий на руках свою дочь. И когда я представляю свою жену рядом со мной, на ум приходит только одно лицо. Это могла быть только она.

Женщина, которая всегда в моих мыслях.

Женщина, которую я не видел несколько месяцев.

Женщина в таких чертовски прочных доспехах, что мне нужно брать с собой весь свой арсенал, чтобы просто поговорить с ней несколько минут. Кроу нравится дразнить меня из-за этого. Говорит мне, что я хочу только того, чего не могу получить. Но дело не в этом.

Когда я встретил Скарлетт, я похищал ее и держал под прицелом… только непродолжительное время. По крайней мере, до тех пор, пока не была улажена вся эта ситуация с Мак. У меня не было никаких дурных намерений в отношении нее, но я знал, что это не имеет значения. Это было не первое мое родео. Большинство женщин в такой ситуации сдались бы. Сломались и впали бы в истерику. Но только не она.

Мало того, что она, блядь, ударила меня ножом - боевой шрам, который я до сих пор ношу на руке, - но она не проронила ни единой слезинки. Она была холодной, как камень, и чертовски твердой. И вот тогда я понял, что она была цыпочкой а-ля «Прокатись или умри».

Лети к моему Дому.

Я жестко набросился на нее, и она не съежилась в моем присутствии. Она бросила мне вызов.

Я принял решение прямо там о том, что это была та женщина, которая была мне нужна рядом со мной.

Единственная проблема в том, что Скарлетт смотрит на это иначе. Она играет роль одной женщины, и она не собирается уступать место кому-то еще ни на своей сцене, ни в своей жизни.

Мне ли этого не знать.

Но когда я слышу мягкий стук каблуков позади себя, я остро осознаю все, что происходит в комнате. Тяжесть чьего-то присутствия рядом со мной на церковной скамейке. Мягкое облако меда, карамели и мышьяка.

Энергия грубая и темная, сила, с которой нельзя не считаться. И у меня нет никаких сомнений в том, что сатана только что вошел в святую землю.

В висках стучит, а кулаки сжимают деревянную скамью подо мной.

Я хочу взглянуть, но я знаю лучше. Она - Медуза, и если я посмотрю в ее карие глаза, со мной будет покончено раз и навсегда.

Она ядовитая. Она яд.

Но я никогда не хотел ощутить вкус собственной смерти так сильно, как хочу ее.

Она - звезда моих самых мрачных фантазий. Центральная обложка на каждой странице моей любимой книги. Даже сейчас, когда я сижу здесь, в церкви, я думаю о том, чтобы бросить ее на пол и съесть. Наклоняю ее над скамьей и избавляюсь от симптомов своего безумия раз и навсегда.

Подозреваю, что Скарлетт понравилась бы эта порочность. Потому что она реально сумасшедшая. Как и чертовски сексуальная.

Господи Иисусе. Я не хочу смотреть. Потому что я не смогу перестать пялиться на нее. Это последнее, что ей нужно от меня. И именно этого она от меня хочет.

Ей нравятся эти игры.

И какое-то время это было весело.

Пока ее не забрал мясник. Именно тот факт, что она связана с нами, стал причиной того, что она оказалась в лапах мясника. Это снова причинило ей боль.

Он прикоснулся к ней. Разрезал ее грудь, словно тыкву.

Я не могу выкинуть этот гребаный образ из головы. И теперь я одновременно думаю о том, чтобы трахнуть ее и убить каждого парня, который когда-либо прикасался к ней.

Я виню себя в том, что произошло, даже если она ведет себя так, как будто этого никогда не происходило. Ее поступок, достойный Оскара, легко забыть.

Она пробуждает во мне все плохое.

Но у меня такое чувство, что она высвечивает плохие стороны большинства парней.

Сначала мой взгляд опускается на туфли. Красная замша на широкой платформе с крошечными ремешками, которые обхватывают ее изящную лодыжку. Все это уравновешивается изящной шпилькой. Я понятия не имею, как она в них ходит, но она знает, что я неравнодушен к ее туфлям на каблуках.

Если бы я когда-нибудь допустил возможность трахнуть ее, я бы заставил ее не снимать их.

Осторожно, насколько я могу справиться с приливом крови, который сейчас направляется строго на юг моего тела, я перевожу взгляд вверх по ее подтянутым ногам на подол ее платья. Взгляд скользит вверх по ее бедру, когда она скрещивает ноги, открывая легчайший намек на кружево в верхней части чулок.

Настоящая гребаная пытка - вот кто она такая.

Я убежден, что эта женщина действительно сатана в юбке. Я знаю, что не могу быть единственным мужчиной, который добровольно собрал бы вещички и отправился прямиком в ад, если бы она стояла на коленях и поклонялась мне во время моего нисхождения.

Я слегка поворачиваю голову, и знаю, что она в курсе хода моих мыслей. Потому что она смотрит прямо на меня.

Ее красота хрупкая, но сильная как граната.

У Скарлетт лицо в форме сердца с веснушками вокруг носа. Изящные, тонкие черты лица и знойные губы она всегда красит в красный цвет. Ее глаза похожи на ее характер. Хамелеоны. Всегда переменчивы. Временами они могут быть кошачьими, теплыми, как бренди. Но они могут быть и очень темными, цвет проваливается в бесконечную пустоту. Особенно когда она жаждет мести. Что бывает крайне часто.

Сегодня они мягкого янтарного цвета, я бы поклялся в этом. Переходящие в черный цвет в тон ее платью. Ее темно-шоколадные волосы собраны в элегантный пучок, скрывающий золотистые тона, которые я так люблю. Такая прическа ей не подходит, но все же.

В Скарлетт есть природная грация, которая укоренилась в ней. Она не может этого скрыть, независимо от того, сколь долго она провела на улице. Это заставляет меня усомниться в ее происхождении. Я хочу знать, что движет хитрой маленькой лисой. Что привело ее к изоляции от общества. Причина, по которой она прикидывается дурочкой, хотя на самом деле я знаю, что она всегда самая умная женщина в комнате.

Вытянуть из нее эти ответы невозможно. И я не собираюсь снова идти по этому пути. Я пытался уже. Я пытался ей помочь. Чтобы остановить ее от безрассудства. Я вложил в нее время и энергию, чего никогда не делал ни с одной другой женщиной.

И все, что она когда-либо делала, это отказывалась от этого. Тыкала меня этим в лицо.

Я не забуду этого. Даже когда она сидит рядом со мной и источает райские ароматы. Ее кожа нежная и увлажненная, чистая, как фарфор. Во всем, что она делает, есть какая-то чувственность. Даже простое прикосновение ее ноги к моей заставляет мой член разрывать шов моих джинсов. В отчаянном желании вырваться на свободу и погрузиться в нее.

Она женственна. Соблазнительная. И, без сомнения, смертельно опасная.

Потому что Скарлетт ничего не чувствует. Она не проявляет никаких эмоций. Она холоднее, чем гребаный кусок льда, хотя выглядит совсем не так.

И мне нужно помнить об этом. Даже когда она смотрит на меня так, как сейчас. Как будто она скучала по мне.

Боже правый.

Происходит какое-то движение, когда вся церковь встает, а я пропустил последнюю половину церемонии. Скарлетт тоже встает, но на каблуках ей удается встретиться с видом моей груди. Она миниатюрная и соблазнительная, и все внутри меня хочет выдернуть ее из этой церкви и затащить обратно в мою пещеру, чтобы оттрахать ее до беспамятства.

Вместо этого она приподнимается на цыпочки и касается моего лица.

— Привет, старина, - говорит она почти застенчиво. — Скучал по мне?

Я не собираюсь снова делать то, что мне велят.

— Как проходит битва? — парирую я.

— Почему бы нам не обойтись без любезностей, - улыбается она. — Я обнаружила шкаф для одежды по пути сюда.

Я потакаю ей и играю в ее игру, хотя это меня чертовски бесит.

— В церкви, Скарлетт? - интересуюсь я. — Ты, должно быть, и правда дьявол.

— Никогда не утверждала обратного.

Она наклоняется, чтобы прошептать мне на ухо, ее рука скользит вниз по моей руке и касается моих пальцев.

— И, может быть, я хочу, чтобы ты делал со мной все нечестивые вещи.

— Я не скажу, что я не испытываю искушения, - шепчу я в ответ в ее волосы, вдыхая ее аромат. — Но не сегодня.

Она замолкает, как обычно, и я знаю, что не должен, но сделаю, как мне велят. Снова.

— Сходи со мной на свидание.

— Трахни меня, — возражает она.

Расстояние между нами всего несколько дюймов, но с таким же успехом оно может быть и милями. У меня похмелье, я измотан, и с меня хватит этой игры.

— Я не позволю тебе ненавидеть меня, — наконец говорю я.

Она моргает, глядя на меня, пораженная моим наблюдением. До сих пор все это было забавой и играми. Большинство людей считают, что у меня не так уж много здравого смысла, потому что я все время болтаюсь без дела. Я всегда отпускаю шуточки, веселюсь, всегда готов посмеяться. Но не сегодня. Не сейчас и не с ней.

— Это то, чего ты хочешь, не так ли? Ты хочешь, чтобы я трахнул тебя, чтобы ты мог свалить меня в кучу плохих и сказать, что я такой же, как все остальные.

Она перемещает свой вес и скользит взглядом по моему лицу, теперь острым и режущим. Но не таким резким, как ее слова.

— О, Рори. Она проводит рукой по моей щеке, и она холодная. — Разве ты еще не понял этого? Я уже ненавижу тебя.

Я делаю глубокий вдох и подавляю желание наброситься на нее. Сказать что-нибудь столь же ядовитое, а это именно то, чего она хочет.

— Не принимай это близко к сердцу.

Она снова уходит в свою раковину, и мои легкие снова начинают гореть.

— Я ненавижу всех.

— Уже уходишь?

Я ловлю себя на том, что спрашиваю, когда она ускользает все дальше.

— Ты же знаешь, я не занимаюсь всей семьей. Я просто пришел на церемонию.

Я наклоняюсь и хватаю ее за руку, чтобы остановить. Но слова, которые я ищу, не находят меня. Какая-то часть меня всегда хочет сказать ей, чтобы она никогда не возвращалась. Но есть и другая часть меня, которая беспокоится о ней.

Думаю, Скарлетт чувствует это во мне.

Моя враждующая ненависть и желание к ней.

Я никогда не знаю, кто из них победит, пока слова не слетят с моих губ.

— Пойдем пообедаем со мной. Никакого свидания, только еда. Всем нужно есть.

Она улыбается, этой мягкой и смертоносной улыбкой. Печаль слегка просачивается в ее черты, прежде чем она маскирует ее очарованием. Она приподнимается на цыпочки и целует меня в щеку.

— Я не могу быть твоей Дейзи, - говорит она. — Так что не проси меня об этом.

— Немедленно прекрати, - говорю я ей.

Скарлетт всегда говорит загадками. Вероятно, строит из себя слишком умную для таких, как я или кто-либо еще в этой комнате. Но она не часто показывает эту свою сторону. Только в такие спокойные моменты, как этот.

И я, как школьник, напряженно жду, когда она объяснит, как устроен ее ум. Если бы мне когда-нибудь посчастливилось иметь в школе такую учительницу, как Скарлетт, я, возможно, действительно обратил бы на это внимание.

[1], - говорит она. — Я бы сказала, книга, но в последнее время фильм стал очень модным. Видел его?— Великий Гэтсби

— Нет, - говорю я ей.

— Она разрушила его, — говорит она мне. — Гэтсби. Пустота морального разложения. Пустая оболочка, движимая материализмом и социальным статусом.

— Скарлетт.

Иногда ее загадки очень милы. В такие моменты, как сейчас, они раздражают меня до чертиков.

— Тебе действительно стоит прочитать эту книгу.

Она отстраняется. Не ради себя. Она делает это для меня.

Потому что она думает, что прогнила насквозь.

И прежде чем я успеваю сказать ей обратное, она уходит.

Точно также она делает всегда.


ГЛАВА ВТОРАЯ


Скарлетт


Некоторые девушки сделаны из сахара, пряностей и всего, что есть хорошего. Некоторые сделаны из яда и греха. Как только вам представится возможность заглянуть в их сердца, вы не найдете там абсолютно ничего.



Мои глаза прикованы к цели, за которой я слежу, и не вижу преград.

Проработка трюка - это искусство. Это не просто выбор самого легкого клиента. Речь идет о необходимости докопаться до самой сути. Необходимости немного замараться, пробираясь через дюжину неудачников, которые часто посещают подобные бары. Когда мне скучно, и я не ищу представителя голубой крови, который затесался в моем списке, все до крайности просто.

Я принимаю решение еще до того, как вхожу. Сегодняшняя задача - найти парня, который косится на обладательницу женских прелестей в радиусе шестнадцать километров.

И я обнаруживаю свою цель еще до того, как успеваю насладиться своим первым напитком.

Этот парень - придурок высшего порядка, и он определенно знает толк в зубоскальстве. Парень настолько претенциозен, что свое бахвальство носит словно король, а на море женских тел взирает так, словно он снизошел до толп челяди. За те десять минут, что я наблюдаю за ним, он уже успел облапать пару женских попок и бросил три недостойные внимания фразы.

Ты такая горячая, детка.

Ты слишком сексуальна, чтобы прозябать в этом баре одной, детка.

У меня тут номер наверху. Хочешь насладиться вкусом роскоши?

Две из его потенциальных жертв отшивают парня прежде, чем он успевает начать действовать, а третья - девушка из Огайо - слишком вежлива, чтобы отказать ему, поэтому она терпит его неудачную попытку затащить ее в постель целых десять минут, прежде чем ретироваться.

Если бы это был театр, он бы назывался «На Бис», потому что я смотрю одно и то же шоу каждый вечер. Эта история стара как само время. Представители высшего общества обожают издеваться над всеми, кто ниже их по положению. Иногда это делается во имя некой цели, но в основном, думаю, они делаю потому, что способны делать это.

Эти люди... эти биржевые брокеры и финансисты, юристы и руководители маркетинговых компаний. И все они имеют одинаковый склад ума.

Они - хлеб, масло и даже гребаный торт. С посыпкой сверху.

Дело в том, что торт через некоторое время надоедает. Вечеринка теряет свою привлекательность. А приторность сахара? Кайф, который некогда я ловила, пожирая их души? Его больше нет. Он давно закончился.

Но, как и в случае с любой зависимостью, я не могу освободиться от этих оков. И хотя с каждым провернутым трюком возбуждение становится все слабее, это все еще единственное, что меня волнует.

Пока я сижу здесь и наблюдаю за человеком напротив бара - без волнения - меня неожиданно осеняет. Я уже видела его лицо раньше. На самом деле, я встречалась с ним раньше. Его зовут Рикс. Да, серьезно. И он думает, что это круто, и он думает, что он крут, и его родители были на короткой ноге с Каррингтонами, так что я была уверена, что он также должен знать Александра. Но как я ни пытала его, он так и не сдался.

Полагаю, урок так и не был усвоен.

Сделала с ним все, что на что была способна. Помню, пришлось провернуть сложную схему с париком, гримом и всем прочим. Но проблема с ним заключалась в том, что у него не было ни одного профиля в социальных сетях.

Ни в Facebook, ни в Twitter, ни в Instagram (типа @посмотритенамоюрасточительнуюжизнь). Поэтому мне пришлось отказаться от самого важного шага. Пристыдить парня в том меcте, где была сконцентрирована сознательная жизнь.

На этот раз я не повторю эту ошибку.

Я быстро осматриваю себя в компактном зеркальце, которое всегда ношу с собой, а затем отправляюсь на охоту. Мои правила поведения очень просты, как, впрочем, и принцип подбора гардероба. Мужчины живут ради двух цветов. Им не нужны юбки с ананасами или ультрамодный пиджак из осеннего каталога. Им нужно МЧП.

Маленькое черное платье.

Единственное исключение из этого правила - маленькое красное платье, которое ассоциируется у мужчин с одной вещью.

Красный цвет означает секс. Красный ассоциируется у них с ураганом в постели. Дикая. Неприрученная. Красный цвет просто кричит «плохая девочка».

И я такая же плохая, как и все остальные.

Я не маскируюсь и очень редко меняю что-то в прическе или макияже. Волосы растрепаны так, как будто я уже повалялась в постели. Они все клюют на это дерьмо. Смоки айс с черной подводкой и красная помада.

Этот образ - классика. Этот образ никогда не подводит.

Конечно, всегда есть шанс, что у кого-то из этих придурков проклюнутся мозги, и этот, в частности, может даже помнить меня. Если я все сделала правильно, он определенно должен меня запомнить. Но все также зависит от того, какие наркотические средства я использовала, чтобы вырубить его.

В любой хорошей схеме вначале всегда предполагается небольшая кривая обучения. Мне потребовалось время, чтобы понять, что лучше всего работает. И если мне не изменяет память, этот парень был одним из моих подопытных кроликов.

Обычно, если я сталкиваюсь с бывшим клиентом, я просто иду в другую сторону. Это случается нечасто, поскольку я редко посещаю одни и те же места дважды.

Это рискованно и безрассудно.

Но чем дольше я играю в эту игру, тем больше меня привлекает безрассудство. Выброс адреналина, который нуждается в постоянной подпитке. Необходимость встряхнуться. Вот почему я временно отложила свою месть на второй план, чтобы заняться более неотложными делами.

Например, человеком, который послужил причиной вегетативного состояния Кайли. Ее, подключенную к аппаратам, которые дышат за нее, поддерживая активность мозга, который, скорее всего, никогда не восстановится.

Мы с Кайли не были особенно близки. Учитывая, что я вообще не люблю людей, а список тех, кому я доверяю, равен нулю, у меня не так много друзей. Мак – единственная с кем я когда-либо подумала бы об использовании термина «дружба», и то только потому, что я знаю ее так долго, и она еще ни разу не подвела меня.

Но с Кайли мы виделись каждый день на улице. Она тоже работала на улице. Конечно, ее работа была не такой веселой, как моя. Ей приходилось трахаться со своими грязными клиентами. А мне просто нравилось их трахать.

Кайли была милой девушкой. Типичная история. Беглянка. От жесткой семьи. Она слишком молода, чтобы ее жизнь оборвалась так быстро.

И я взяла на себя ответственность сделать все правильно для нее.

Потому что кто, черт возьми, еще это сделает?

Я бы сделала это независимо от того, знала я Кайлу или нет. Каждый день недели и дважды по воскресеньям. Но когда ее подруга рассказала мне, как выглядит Джон, правила игры для меня изменились.

Она сказала, что у него шрам в форме полумесяца над губой. Я чуть не потеряла голову, будучи уверенной, что она издевается надо мной.

Но нет.

Чем больше она описывала Джона, тем больше в глубине души я понимала, что это правда.

Александр в Бостоне.

Я все еще не хочу в это верить. Даже после всего, что я знаю, что это правда. Когда складываешь два и два, всегда получается четыре. И небо чертовски голубое, потому что оно априори голубое. И Александр был плохим, даже если я никогда не хотела этого признавать. Даже если я до сих пор не хочу это признавать.

В моей голове звучит заезженный саундтрек.

Он не был бы плохим, если бы не они.

Это была не его вина.

Мы все иногда лжем самим себе.

Потому что ложь сладка, а правда зачастую бывает горькой. А я никогда не пробовала столь горькой пилюли, как Александр гребаный Каррингтон.

Его биография настолько типична, насколько это возможно в старом мире. Ребенок с папиными деньгами из трастового фонда. Престижные школы, быстрые тачки и мягкие руки, потому что ему не пришлось работать ни дня в своей жизни. В таком мире я выросла. Это люди, с которыми ассоциировали и меня. А теперь я ненавижу их больше всего на свете.

Я дала себе зарок, что он будет последним в моем списке. Потому что я не могла позволить себе сомневаться в пяти годах тщательного планирования.

Не зря же я наблюдала, как одна за одной падают костяшки домино.

Делишки Итана всплыли наружу. Империя Куинна рушится на глазах. До Дюка дошло, что его давняя подружка все это время трахалась с его братом. А Трип, ну, с ним все было просто. Мне даже не пришлось поджигать его идеально выстроенный мир. Он сам зажег фитиль своими многочисленными пристрастиями.

Но Александр - другая история.

Он тот, кого я так долго ждала. Тот, кого я так и не смогла выследить. Он словно растворился в воздухе после скандала с его отцом.

Я уже начала терять всякую надежду.

Пока подруга Кайли не упомянула о шраме в форме полумесяца на его причинном месте.

Это не может быть он.

Я все еще не верю в это, и все же я здесь, пятую ночь подряд обследую один и тот же бар. Я не в силах сопротивляться этому. Эта навязчивая идея проросла корнями внутри меня, заражая мой разум, словно яд.

Я должна найти его.

И мне нужно решить раз и навсегда, действительно ли эта тропа войны, на которой я нахожусь. Готова ли я вступить в бой и позволить пустить себе кровь в погоне за местью.

А до тех пор я буду довольствоваться пешками. Как та, от которой я сейчас нахожусь всего в двух шагах. Ему стоит только повернуть голову, и он заметит меня. В этом я уверена.

Запомнит ли он меня?

Я сижу и жду. Я подзываю бармена.

К тому времени, как он доберется до нас, тупица будет спрашивать, может ли он угостить меня выпивкой.

«Конечно», - отвечу я ему. А потом, когда он отвернется, я подсуну ему бензодиазепин. Максимум пять минут, и я предложу нам найти место потише. Например, подняться в мой номер наверху.

Вот как это обычно происходит.

Только сегодня все иначе.

Потому что Джон меня не замечает. Даже когда бармен подходит ко мне, чтобы спросить, не хочу ли я чего-нибудь выпить. И когда я поворачиваюсь, чтобы посмотреть, что может быть таким ослепительно захватывающим, я нахожу именно то, что не хочу видеть.

Она на другом конце бара, в тени. Сегодня вечером на ней короткий черный парик и единственное оружие, которое ей нужно. Лукавая улыбка, мановение пальца - и он у нее в руках. Крючок, леска и грузило.

Не назвала бы наверняка ее своим заклятым врагом. Или даже соперницей.

Я не претендую на свою территорию. За исключением тех случаев, когда кто-то задает жару. Именно этим и занимается эта девушка с тех пор, как появилась здесь два месяца назад.

На улице ее зовут Сторм, но имена для нее все равно что сумочки. У нее разные имена на каждый день недели, чтобы соответствовать маскировке.

Сучка сумасшедшая. Еще более безумная, чем я.

И она делает мою игру похожей на детскую забаву по сравнению с тем, что она делает со своими игрушками. В ней есть что-то такое, что немного пугает даже меня. Я уже наблюдала за тем, как она работает раньше, и надо отметить, что она не делает из этого какую-то рекламную кампанию. Она делает все просто, и это работает. Причем это работает так хорошо, что она даже не приближается к своим целям, прежде чем заманить их в ловушку.

Она стоит в тени, бросая робкие взгляды через плечо. Это действительно все, что она делает. В ней есть некая тайна, наличие которой даже я не в силах отрицать. И я не скажу, что не восхищаюсь ее мастерством, потому что у нее природный талант к тому, что она делает.

Но уважение - это улица с двусторонним движением.

Как я уже говорила, я не фанатка людей. Так что обычно я не лезу не в свое дело.

Но сегодня вечером она пересекает двойную сплошную. И ей об этом прекрасно известно, когда встречается со мной взглядом и улыбается.

Тупица встает со своего табурета и идет прямо навстречу своей гибели, как щенок, гоняющийся за костью. Я иду в пяти шагах позади него.

Сторм регулярно пользуется теми же отелями, что и я, поэтому я не удивляюсь, когда она ведет его в одну из комнат наверху.

Я хватаю нож и кредитную карточку, готовясь разобраться с замком, но в этом нет необходимости. Она оставила дверь приоткрытой для меня.

К тому времени, как я открываю дверь, она уже уложила тупого барана под наркотой на землю без сознания. Она на секунду встречается со мной взглядом и быстро отстраняет меня, прежде чем приступить к разрезанию его одежды.

Если бы я не знала ничего лучше, я бы подумала, что она изучала мой план действий.

— Этот был моим, — говорю я ей.

— Неужели?

Она не отвлекается от своей текущей задачи.

— Потому что я почти уверена, что он пришел сюда по собственной воле. Не думаю, что он даже заметил тебя сегодня вечером. Без обид, куколка.

Что ж, в этом она действительно права. Но все же я не собираюсь пускать все на самотек.

— Я уже имела счастье встречаться с ним.

— Тогда, думаю, ты недостаточно хорошо поработала, — утверждает она. — На этот раз я постараюсь сделать все правильно.

— У меня не было его адреса.

— Ну, не волнуйся. Я… у меня он был. Вместе с именами его жены и детей, ждущих его дома.

То, как Сторм скривила губы, когда произносила «жена и дети», говорит именно о том, что я хотела о ней узнать. У каждого из нас есть спусковой крючок. Что-то, что заставляет нас тикать, или от чего нам становится плохо... неважно. Вот откуда ее ярость. Это измена, из-за которой она так себя ведет.

Она молода, ей, наверное, не больше двадцати четырех, но она жесткая. Жесткая, как стерва. И я бы рискнула предположить, что она уже была замужем.

Все это очень увлекательно, правда. Но я не Фрейд, и я обнаружила, что меня это слишком будоражит, поэтому я взяла себя в руки и перешла прямо к делу.

— Понимаю, что ты здесь недавно, — говорю я. — Но я думаю, нам нужно прийти к какому-то консенсусу. Ты привлекаешь слишком много внимания. Парни, которых я наебала, возвращаются в свои пентхаусы с поджатыми хвостами и доживают свои дни в сожалениях и паранойе. Что до твоих, то они идут прямиком в полицию. А теперь еще и федералы здесь что-то вынюхивают.

Сторми достает вещмешок, не похожий на мой собственный, и извлекает татуировочный пистолет. Она вся погружена в то, чем занимается, и я даже не уверена, что она меня слышала, когда она надевает латексные перчатки и протирает его грудь спиртовым тампоном.

— Послушай, Скарлетт...

На этот раз она смотрит на меня.

— Так ты говоришь людям, как тебя зовут, верно?

— Так меня зовут.

— Конечно, это так.

Она закатывает глаза.

— Точно так же, как меня зовут Сторм. Давай на минуту будем честными друг с другом. Ты мне не нравишься, и я тебе не нравлюсь. На самом деле, я думаю, мы очень похожи в том, что мы оба ненавидим каждого, кто трахается. Но нам приходится делиться нашими игрушками. Так уж повелось. Так что, ты волнуйся о себе, а я буду волноваться о себе. А пока ты можешь посмотреть, как я его хорошенько трахну, если хочешь.

Думаю, в конце концов, мое любопытство побеждает. Потому что я сажусь на кровать и делаю именно то, что она предложила.

Я наблюдаю.

Она права в том, что мы с ней похожи. Может быть, именно поэтому мое любопытство берет надо мной верх. Это на меня не похоже. Я не объединяюсь ни с кем. Меня не интересуют истории других людей. Их мысли, их страхи, что угодно.

Но не часто я натыкаюсь на кого-то такого же трахнутого на всю голову, как я. Итак, эта девушка, она очаровывает меня.

Ее лицо опущено вниз, когда она приступает. Сторм будто в трансе, нанося те самые необратимые повреждения, которые она оставляет на всех своих игрушках. И только теперь, когда я нахожусь в непосредственной близости, я могу это увидеть.

Причина, по которой она прячется в тени.

Ее рука представляет собой беспорядочное месиво из кусков плоти и шрамов, как и правая сторона ее лица. Они хорошо замаскированы под макияжем и черным париком. Но под мягким светом лампы они очевидны так, как я никогда не замечала их в темном баре.

Ожоги.

Она была обожжена.

Сильно, судя по всему.

Она смотрит на меня и ловит мой пристальный взгляд.

— Ты почти закончила? Я не обязана позволять тебе смотреть, ты же знаешь.

Ответом мне служит кивок и новая лазерная фокусировка на выбранном ею холсте. Но в моей голове все еще крутятся шестеренки.

Я могу только представить, каково это - носить на себе настолько заметные шрамы. Люди все время смотрят. Молча строят предположения. Приходят к собственным выводам. Молча осуждают тебя и жалеют одновременно.

Мое уважение к ней только растет в этот момент уязвимости, которым она поделилась со мной. Позволила мне увидеть ее так близко. Это не было случайностью или спонтанным решением.

Ум этой девушки - это шахматная доска, и каждый ее ход тщательно продуман.

Она работает быстро и эффективно. Татуировка грязная и глубокая. Слишком глубокая. Этот парень никогда не сможет вывести ее клеймо лазером со своей кожи. До конца жизни. Когда он будет смотреть в зеркало, он будет видеть это слово, взирающее на него.

Двуличие.

Я знаю из новостных статей, которые начали появляться, что она использует другие слова. Неверность. Жадность. Похоть. Зависть. Обман.

Все это название грехов, но теперь они имеют для меня новое значение. Забавно, как меняется полотно, когда встречаешь художника. Все начинает обретать смысл. Или нет. В данном случае ее слова описали полный круг. Загадка не в разных грехах, а только в одном.

Неверность.

Все остальные грехи - лишь поверхностная имитация. Другой путь к одной и той же цели.

Все эти мужчины - изменщики. И когда они возвращаются домой после измены, невозможно скрыть то, что они сделали. Они признаются и на коленях просят прощения у своих жен, в то время как Сторм продолжает жить, как будто этого никогда не было.

Но она не ограничивается только татуировками.

Когда она заканчивает с его грудью, она портит его лицо. И я имею в виду, действительно портит. Ожогами от сигарет и следами от ножа.

Мое лучшее предположение на этот счет? Она хочет, чтобы он был таким же уродливым снаружи, как и внутри.

Или, может быть, таким же уродливым, какой она сама себя ощущает.

Если бы я могла сопереживать кому-то, я бы остановила Сторм. Но я не могу. Я испорчена по-своему, и слезы богатеньких парней - мой любимый опиат.

Когда все сказано и сделано, я ничего не чувствую, когда смотрю на него.

Когда Сторм убирает вещи и собирает сумку, я не чувствую ничего, кроме пустоты. Она идет к двери, и я думаю, что она собирается уйти. Но сначала она бросает мне гранату.

— Тебя зовут Тенли. Тенли Олбрайт.

Вздрагиваю, делая это непроизвольно.

Сторм улыбается.

— Как...

— Не волнуйся, — говорит она. — Твой секрет не уйдет дальше меня. Но на улице поговаривают, что один коп неравнодушен к тебе, милая. Так что, может, тебе стоит сделать одолжение всем остальным и держаться подальше от дороги.

С этим прощальным подарком девушка покидает меня. А я все еще смотрю на дверь и думаю, не было ли все это галлюцинацией. И не накачала ли она меня наркотиками.

В этот момент клиент решает пробормотать связную мысль.

— Тот парень.

— Какой парень?

— Фотография, — стонет он. — Однажды ты показала мне фото этого парня.

Теперь мысль работает на полную катушку. Встаю с кровати и двигаюсь к нему. Он отшатывается, но деваться ему некуда.

— Пожалуйста, — умоляет он. — Я пытаюсь дать тебе то, что ты хочешь.

— Как, блядь, его зовут?  — требую я.

— Не знаю, — изрыгает он. — И никогда не знал. Но я думаю, что он полицейский. Я видел как он околачивается поблизости.

— Где именно?

— В том баре внизу, — говорит Джон. — Он обследовал это место. Но не допоздна. Он всегда там после десяти, когда я его вижу. Я слышал, как парень спрашивал о тебе. У него был твой фоторобот, он говорил людям, что вот так ты можешь выглядеть сейчас.

Обдумываю слова Джона, пока взглядом буравлю его лицо. Все кажется слишком простым. И это не имеет смысла. Не может быть, чтобы Александр был копом.

— Если ты мне лжешь...

— Клянусь, — говорит он. — Я не лгу. Я просто хочу, чтобы ты и та другая психичка оставили меня в покое. Пожалуйста.

Я улыбаюсь, прежде чем повернуться на пятках и направиться к двери. Похоже, этот мудак наконец-то усвоил урок.

И в кои-то веки я рада услужить.


ГЛАВА ТРЕТЬЯ



Скарлетт


Не хочу быть дурой. Даже очень красивой.



Часы на плите светятся неоново-зелеными цифрами, когда я выбираюсь из постели. Уже одиннадцатый час. И я стала вампиром. Теперь официально, хотя я и не уверена, когда именно это произошло. Я охочусь всю ночь и дремлю днем, оживая только с заходом солнца.

Пока я сижу за стойкой и потягиваю свой кофе, вокруг царит тишина. Тишина. Всегда тихо. Никакого телевизора. Никакой музыки. Только тишина.

То, в чем я одновременно нуждаюсь и что ненавижу больше всего.

Я гиперчувствительна по своей природе, и мои ночи шумные и хаотичные. Подавляющие. Свет и шум - это кислота, разъедающую мою психику, но я терплю. Это мое наказание за игру.

Когда моя кружка пуста, я надеваю старую футболку, пару леггинсов и зашнуровываю кроссовки - в стиле кроличьих ушек. Потом еще одна чашка обычного кофе. Невроз.

Приборы на первом месте. Я вынимаю вилку из розетки и проверяю их снова, а потом еще пятьдесят раз, просто чтобы убедиться. Потому что может случиться пожар, и тогда животные в здании могут оказаться в ловушке, потому что днем не все находятся дома. И я считаю ручки на плите, потому что никогда не пользуюсь ею, но знаете... Может, одна из них сбилась. А может, я включила ее, когда хотела проверить, выключена ли она. Весь этот парад безумия обычно занимает у меня около пятнадцати минут или около того.

Когда ухожу, я закрываю все шесть замков на своей двери. А потом пересчитываю их. А затем снова запираю их, потому что, возможно, я пропустила один.

Третий и последний шаг моего компульсивного расстройства - задержаться в коридоре, как какая-то сумасшедшая, которой я, по сути, и являюсь, сопротивляясь желанию вернуться в дом и все перепроверить. Я говорю себе, что все в порядке. Я говорю себе, что все сделала правильно.

А потом я делаю шаг. И еще один. И, в конце концов, мне становится легче уйти, сделав несколько глубоких вдохов.

Кот миссис Роджер, Виски, сидит в конце коридора, когда я выхожу на лестничную клетку. Я знаю имя своей соседки только потому, что иногда она приходит постучать в мою дверь, чтобы обвинить меня в краже Виски.

Я иногда пускаю Виски в дом. Он хороший. И он кот, а не человек, так что технически мне позволено его любить. Но он может приходить только ненадолго. Потому что в этой жизни я ни к чему и ни к кому не привязываюсь.

Этот рыжий кот - самое близкое мне исключение, которое я когда-либо сделаю. Я протягиваю руку, чтобы погладить его царственный зад, и он несколько раз тыкается  головой о мою ногу, прежде чем начать мурлыкать.

Я думала, что у котов должно быть хорошее чутье на людей. Но у Виски, видимо, оно отсутствует. Он не знает, что я мертвая внутри. Что я не гожусь для этого. Типичный нарцисс, он все равно требует внимания.

Так что, возможно, коты похожи на меня. Их не волнуют ваши проблемы. Они просто хотят того, чего хотят, и все.

Я глажу его в последний раз, а затем бросаюсь вниз по темной лестнице здания, которое я называю домом с тех пор, как приехала в этот город. В нем нет ничего особенного, и моя мать, увидев его, сжала бы свои жемчужные четки. Но для меня это дом. Знакомая земля.

Далеко от всего, что я когда-то знала.

[2]. Начинается растяжка на моем обычном месте, на фоне здания.Я вылетаю на тротуар и с радостным вздохом вдыхаю выхлопные газы. Это Бостон. Нама-бля-сте

Затем я начинаю бежать.

Сильно. Быстро. Жестко. Наказание не прекращается, пока я физически не могу больше продолжать. Хождение на каблуках сегодня для меня станет сущим адом. Но я справлюсь. Я всегда справляюсь.

Я хромаю, когда возвращаюсь в свою квартиру, и Виски ждет меня у двери. Сегодня я не могу отгонять его. Поэтому я позволяю коту зайти, пока провожу обычную проверку безопасности.

В этой жизни никогда не знаешь, кто может преследовать тебя дома. Я почти всегда ожидаю, что это будет один из моих клиентов. Но Мясника я так и не дождалась.

В тот день история повторилась.

И хотя у меня был мой нож - тот самый, который я никогда не снимаю - он сумел удивить меня. И одолеть меня.

И утащить меня обратно в ад.

Это был сигнал к пробуждению, если он вообще был. Все годы, проведенные на улицах, много чему меня научили. Потому что каким-то образом я всегда становилась жертвой таких мужчин.

Все мои мысли о том, чтобы оставить эту жизнь позади, увяли после того дня. Омертвение вернулось. А вместе с ним и ярость.

У Вселенной был забавный способ напомнить мне, почему я занимаюсь тем, чем занимаюсь.

В течение двух долгих месяцев я каждую ночь трахалась с каким-нибудь случайным мужиком. Заставляя его расплачиваться за грехи всех остальных до него.

Для меня это не имело значения.

Единственное, что имело значение, это игра. Возмездие.

И сейчас, когда я сижу здесь, в своей затемненной квартире, и только Виски составляет мне компанию, пока я готовлю ужин, а по телевизору что-то орет, все вернулось на круги своя. Мои пальцы перебирают лица в моем альбоме, и иногда снова появляется эта мысль. Что я могу отпустить это.

Меня тошнит от того, насколько эти мысли ничтожны.

Неужели Мясник ничему меня не научил? Неужели Александр и его друзья ничему меня не научили?

Это не может продолжаться вечно. Это вечное состояние чистилища. Я могу так долго играть с ними, пока они не поймут.

Больше всего на свете я хочу, чтобы их не было. Но что-то меня сдерживает. Я знаю, что как только я переступлю эту черту, возврата не будет.

А также знаю, что не могу сделать все в одиночку.

Именно здесь мой план становится немного неясным. Есть ключевой игрок, который нужен мне в моей команде, а это значит, что мне придется затащить его с собой в ад.

Рори Бродрик. Более известный, как Святоша.

Он боец. Аферист. И мафиози.

Он похитил меня. А потом попытался утешить в момент слабости. Он видел мою панику, когда прижимал меня к стене. И каким-то образом Рори вбил себе в голову, что его цель меня спасти.

Я ненавидела его за эту сладкую ложь.

Но еще больше я ненавидела его за то, что он испортил признание Тедди.

Он не знает, что я веду счет его проступкам. Что он разжигает фитиль моей ярости каждый раз, когда я вижу его лицо.

Делает вид, что хочет встречаться со мной. Делает вид, что я ему не безразлична. Рори хуже, чем все остальные вместе взятые, потому что он ведет себя крайне убедительно.

Рори понятия не имеет, с кем связался.

Он думает, что все еще имеет право голоса в нашей игре.

Но Рори узнает, что я та, кто придумал правила этой игры.


ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ



Рори


— Что за дерьмовый день.

Я вытираю кровь со своего пистолета и засовываю его обратно в кобуру.

— Да, — соглашается Ронан рядом со мной. — Верно.

Перед нами целая куча трупов. Еще одна низкоуровневая банда пыталась напасть на один из наших складов.

Они никогда ничему не научатся.

И мне никогда не становится легче, когда я вытираю кровь с рук.

Думаю, никому из нас и не станет.

Кроме Ронана, наверное. Парень с головой не в ладах, но он порядочный парень.

Конор подходит и бросает в кучу брошенный ботинок, прежде чем повернуться и подождать его дальнейших указаний.

Парень прошел долгий путь.

Его даже больше не тошнит от запаха крови. Он даже прикончил нескольких из этих парней сегодня вечером, проделав все в одиночку.

Я горжусь им, но никогда не скажу ему об этом.

Конор прошел путь от того, что ему не ради чего было жить, до того, чтобы стать одним из моих самых близких братьев.

— Как блонди? — интересуюсь я.

Он отводит взгляд и пожимает плечами.

— Без понятия.

— Чушь собачья, ты заливаешь.

Я тыкаю в него пальцем.

— На прошлой неделе моему дивану было ужасно одиноко. Дивану Кроу тоже, — говорит он. — Так что ты, должно быть, у кого-то ночуешь.

— Да, хорошо, — соглашается со мной Конор. — Между нами было кое-что. Но потом Кроу пошел и нанял ее танцовщицей.

Конор сжал челюсть, и парень явно взбешен. Но я могу только смеяться.

— В этом весь Кроу.

Жнец кивает в знак согласия.

— Похоже, он пытается подтолкнуть тебя в правильном направлении.

— Просто сделай как Фитци, — говорю я ему. — Утащи ее со сцены затащи в подвал, чтобы показать ей, кто здесь хозяин.

— Не говори так о моей жене, — предупреждает меня Ронан.

Я поднимаю руки в знак капитуляции, но даже Конор уже смеется. Мы все делали ставки на то, сколько времени пройдет, прежде чем Фитци окончательно сломается. Теперь Кроу, похоже, снова затеял интригу на этот раз с Конором.

Он любит говорить, что его люди работают лучше всего, когда у них дома есть теплая постель, но я думаю, что в душе он просто романтик.

Мой телефон пикает, и это сообщение от самого Кроу. Наверное, у него уши чешутся.

— Пора бежать, ребята, — говорю я им. — Я нужен Кроу в «Слейнте». Вы разобрались с этим, или вам нужно, чтобы я прислал помощь?

— Мы все уладили, — отвечает мне Жнец.

— Хорошо, ребята. Словимся.



— Это больше не повторится, — говорит мне парень. — Пожалуйста.

— В этом ты прав, — соглашаюсь я. — Но мне все равно придется сломать тебе руку.

— Меня дома ждут жена и дети, — умоляет он.

— Тогда ты будешь для них так же бесполезен, как и сейчас.

Чертов мудак.

— У меня есть немного денег, — говорит он. — Все, что ты захочешь. Вот, возьми мои Rolex.

— Мне не нужен твой чертов Rolex, — говорю я ему. — Я хочу, чтобы ты уважал правила этого заведения, чего ты явно не сделал. А теперь тебе нужно перестать ныть, и просто принять это как мужчина.

Я хватаю парня за руку, а он пытается вырваться.

— Тогда ты предпочел бы потерять несколько пальцев? — интересуюсь я.

— Я ничего не сделал!

— Ты засунул руку ей в трусики. У нее нет причин лгать об этом.

— Мне жаль, — говорит он. — Я и не подозревал, что это не такой клуб. Она стриптизерша… так что я просто подумал...

— Просто подумал, что она бесплатно прокатится на твоем члене, потому что ты ей об этом сказал, верно?

— Все совсем не так.

— Вот как все происходит, — говорю я ему. — Ты пришел в наш клуб. И ты прикоснулся к одной из наших женщин без ее разрешения. А эта стриптизерша? Она к тому же мать. Причем весьма хорошая мать. Она надрывается, чтобы у ребенка была еда на столе, хочешь верь, хочешь нет. Это не из любви к члену.

— Я ничего такого не имел в виду.

Парень просто не понимает этого, но они никогда этого не понимают.

Если есть что-то, чего я не буду никогда делать, так это подобного рода дерьмо. Моя мама воспитала меня так, чтобы я уважал женщин. Даже несмотря на то, что мой отец был совсем другим. Я не поддерживал этого тогда и не собираюсь поддерживать сейчас.

— Послушай, у тебя есть два варианта, — объясняю я ему. — Пальцы или рука. Рука, в конце концов, заживет. Но ты не сможешь отрастить пальцы обратно.

Парень не отвечает мне, и я уже устал от него. Так что я хватаю его за руку и на этот раз дергаю, что есть силы. Кость разламывается надвое, с изрядным визгом с его стороны.

— Все улажено. Спасибо, что заглянул.



Когда я вхожу в офис, там Кроу со своей женой и маленькой дочерью. Я стаскиваю Киву с бедра Мак, чтобы немного пообнимать ее.

— Заведи себе собственного ребенка, — говорит мне Мак.

— Нет, мне нравится этот. Думаю, я просто оставлю ее у себя ненадолго.

— Как все прошло? — спрашивает Кроу.

— Все улажено, — говорю я ему.

Несмотря на то, что Мак заслуживает доверия, и она замужем за боссом, мы все равно не обсуждаем детали при ней. Чем меньше жены знают, тем лучше. Для их собственной защиты.

Я сажусь на диван и качаю Киву на руках, пока она пытается схватить меня за нос. И Мак, и Кроу наблюдают за нами, как и большинство родителей, с глупыми улыбками на лицах.

— Ты готов на следующей неделе немного поработать няней? — спрашивает Кроу. — Мак добивалась, чтобы я пригласил ее на свидание.

— В любое время, — говорю я им.

Хотите верьте, хотите нет, но я нанимаюсь к брату в няньки. Я не возражаю против этого. Они знают, что со мной их дети в большей безопасности, чем где-либо еще.

В дверном проеме возникает тень, и в этом нет ничего необычного, так как в кабинет Кроу всегда кто-нибудь заглядывает. Но когда я поднимаю глаза, то не ожидаю увидеть Скарлетт. Я потираю затылок и внимательно изучаю ее. Должно быть, что-то не так.

Она приходит сюда не часто, если вообще приходит.

Взгляд Скарлетт перемещается прямо на меня и ребенка у меня на коленях, прежде чем она сглатывает, как будто рот Скарлетт наполнен битым стеклом.

— Из всех заведений во всем мире, где подают джин... — произносит она. — Кроу приглашает Скарлетт войти, но она отказывается. — У тебя найдется минутка, Мак?

— Конечно.

Они выходят в коридор, и Кроу бросает на меня странный взгляд. Он, наверное, задается тем же вопросом, что и я.

Когда Мак приходит через несколько минут, она забирает Киву у меня из рук.

— Она быстро ретируется через черный ход, — говорит она мне. — Тебе лучше пойти за ней, если ты хочешь поговорить с ней.

Я не хочу, чтобы это было так чертовски очевидно, но они оба просто смотрят на меня, как будто уже знают, что я собираюсь сделать в любом случае.

Итак, я иду за Скарлетт.

Прямо через заднюю дверь и в раздевалки, которые, я знаю, она считает запретной территорией.

— Петух в курятнике, — говорю я дамам, проходя мимо. — Лучше прикройте то, что не хотите выставлять напоказ.

—  Не то чтобы ты не видел этого раньше, — говорит Селена, разгуливая по комнате с обнаженной задницей.

Я даже не удостоил ее второго взгляда, потому что у меня на уме только одна задница. И я вижу, как эта задница оглядывается на меня через плечо, когда находит дверь на противоположной стороне комнаты.

Она, как всегда, в туфлях на каблуках, и, Господи, она быстра для такой маленькой штучки, но я ловлю Скарлетт на улице, на парковке, прежде чем она успевает убежать.

— Куда ты так спешишь, дьяволица?

Скарлетт улыбается мне, и ее взгляд настоящий кремень. Кроме того, кажется, что она воздвигла вокруг себя еще одну стену, которой не было во время нашего последнего разговора, и я не могу понять почему.

— Привет, Туз, — застенчиво говорит она.

— Если ты продолжишь так на меня смотреть, куколка, я могу получить обморожение.

Еще одна улыбка.

— Разве ты не в курсе, что дьявол играет с огнем, а не со льдом?

— Что ты здесь делаешь? — спрашиваю я ее снова.

— Просто пришла повидаться с Мак.

Это похоже на ложь, но почти все, что говорит женщина, - ложь.

— Ну, теперь ты здесь, так что проходи и выпей со мной.

— На самом деле это не мое, — говорит она.

— Тогда в чем твоя фишка?

— Ты смотрелся очень мило, — Скарлетт отводит взгляд. — С ребенком. Ты хорошо с ними обращаешься. Когда-нибудь тебе стоит обзавестись парочкой собственных деток.

— Я собираюсь, — говорю я ей. — Что думаешь насчет трех?

Скарлетт в ужасе от этой идеи, а я смеюсь. Не часто мне удается вывести из себя эту цыпочку, но дети - это то, что нужно. Она их боится, и я не могу понять почему.

Ее неуверенность длится недолго. Скарлетт никогда не позволяет ни одному мужчине взять верх. Она использует лучшее оружие, имеющееся в ее распоряжении, чтобы вывести меня из равновесия, медленно приближаясь, проводя одной рукой по моему бицепсу и вниз, чтобы поиграть с моими пальцами.

— Я всегда хотела сделать это в темном переулке, — шепчет Скарлетт, и ее голос, словно приторный мед.

— Прости, милая, — мой собственный голос звучит слишком грубо. — Сначала мне нужно отвезти тебя обратно к себе. Потому что, как только я доберусь до тебя, я не захочу останавливаться.

— Никто и не говорит тебе делать это.

Скарлетт улыбается, но все это гребаная ложь.

Я хотел, чтобы в ее глазах было искреннее желание, но единственное, что там есть, - это разрушение. И я не стану еще одной из ее игрушек.

— Скарлетт? — шепчу я на ухо девушке, наклоняясь и ощупывая ее аппетитную задницу.

— Да? — бормочет она.

— Тебе пора домой.


ГЛАВА ПЯТАЯ



Скарлетт


Один. Два. Три. Четыре. Я объявляю вам кровавую войну.



Мне нужно протереть глаза отбеливателем.

[3]Теперь все сливается воедино. Одно гигантское море цвета и размытых лиц. Голоса и обрывки разговоров. На бирже NASDAQ

Господи, была причина, по которой я оставила все это позади.

Я ничего не понимаю.

Дюк должен был быть здесь, среди всех этих лиц, болтать о делах с большой толстой сигарой во рту. Но я его не вижу, Дюк опаздывает уже больше чем на час; у меня голова раскалывается, когда я изо дня в день слушаю эту херню.

Я хочу уйти. Пойти домой и делать то, что делают нормальные люди. Влезть в пижаму, почитать хорошую книгу и посмотреть что-нибудь из трендов в Twitter, а затем отправить одну из моих собственных уникальных мыслей о том же, о чем все остальные уже говорят.

Потому что такова поп-культура.

Рядом со мной в баре сидит женщина, и она произносит отвратительную обличительную речь, которая отдает чувством собственной важности, в адрес того, кто, как я могу только предположить, является ее кавалером.

Она заявила ему, что говорит на шести языках.

И она путешествовала по миру, и это такая романтическая идея, и она хочет, чтобы все знали об этом, когда рассказывает ему о странах, в которых «чувствуешь себя как дома».

И очевидно, что женщина действительно погружена в пучину собственных мыслей и слов. А любовная интрига, которой она поддалась... это любовь к самой себе.

Я не могу больше выносить этого.

Но когда я собираюсь сделать шаг на свободу, меня поражает присутствие мужчины напротив бара. В тени, скрытый в тусклом, романтическом свете, за который люди выкладывают небольшие состояния.

Его взгляд устремлен на меня, и в нем есть что-то знакомое, даже в темноте. Дрожь пробегает по позвоночнику, и я потираю руки, уверенная, что это не что иное, как холод.

Инстинкты подсказывают мне, что нужно уходить.

Только я не могу. Потому что я действую на саморазрушение. Мышь, которая жаждет сыра, припасенного в мышеловке, и что-то кажется неправильным, но при этом она все равно движется к нему.

Это все так хорошо отрепетировано, то, как он выходит из тени на свет. Он явно готовился к этому торжественному выходу некоторое время. Делает это хорошо. Идеально. И это ужасает, именно так, как он задумал.

Мои руки липкие, спина прямая, будто стальной трос, и я вся дрожу.

Это происходит наяву.

Воздух в моих легких закончился, я не могу дышать, а он еще даже не приблизился ко мне. Так не должно было случиться. Прошло слишком много времени. У меня были годы, чтобы сшить разбитые части своей души воедино, и теперь нить кажется слабой, изношенной и запутанной, даже когда она обвивается вокруг моего сердца и сжимается.

Вот он стоит. Кошмар внутри кошмара. С иголочки, опрятный и повзрослевший. Он другой, но вместе с тем и тот же самый, когда улыбается. Ему нравится, когда я смотрю на него, и он всегда любил быть в центре внимания.

Сторм была права. Коп или нет, но Александр искал меня.

Все это время я охотилась за ним. Замышляла, планировала и плела интриги за кулисами, только чтобы узнать, что это я - чертова марионетка. Сюрприз должен был быть на моей стороне. Он был моим, и я сделала его своим, но все это не имеет никакого гребаного смысла.

Что еще он мог хотеть от меня после стольких лет?

Это не искупление.

И не сожаление, которое я вижу в этих глазах. В глазах, которыми Александр бродят по изгибам моего тела, как будто у него все еще есть на это право.

Вы никогда не догадаетесь, что его семья потеряла все. Он все еще одевается соответственно. Дорогие брюки и рубашка-поло, которую он, вероятно, наденет только один раз. Лоферы и серебряные часы. Он - ходячее, дышащее клише, и от него за километр несет отчаянием.

В этом-то все и дело. Это спусковой крючок, который возвращает мне здравый смысл и напоминает, кто здесь главный.

Теперь у меня на уме только один вопрос.

Играть или не играть.

Я бросаю робкую улыбку в его сторону и пожимаю плечами, как бы говоря, что меня поймали, и что теперь? Он заглатывает наживку и жестом салютует бокалом в мою сторону.

Хочешь один?

Мгновение я колеблюсь, прежде чем уступаю и двигаюсь в его направлении. Александр пользуется тем же одеколоном, и меня тошнит, когда я чувствую его запах, но сажусь за стойку и задерживаю дыхание. Вблизи его лицо кажется более угловатым, чем я помню, а глаза темнее. Но под поверхностью он все тот же мальчик, которого я когда-то знала. Утонченный. Умный, наблюдательный и острый, как бритва. Все, что моя мать всегда хвалила в нем, выставлено на всеобщее обозрение прямо сейчас. Его лучшие черты. «Идеальная пара для тебя», — сказала тогда она.

Мои руки лежат на коленях, и мне нужно отпустить свою ярость, взять себя в руки и не думать ни о чем, кроме как превратить его в свою сучку. Я буду обращаться с ним соответственно шаг за шагом. С интервалом в пять секунд. И на этот раз я выиграю.

Это мои улицы. Моя территория. И моя игра.

Может, Александр и полицейский, но он не знает, как здесь все устроено. Он никогда не знал. Александр не погрузился в этот мир так, как я. Он прожил это не так, как я.

Я осторожно наблюдаю за ним и прокручиваю в уме список вопросов.

Это он причинил Кайли боль?

И что ему от меня нужно?

Эти вещи очень важны. Мне нужно знать их, чтобы победить.

Он жестом указывает на бар, и там уже стоят два свежих напитка. Один для него, один для меня.

— Я уже однажды играла в эту игру, — говорю ему. — В прошлый раз у меня все вышло не так хорошо.

— Это было глупо с моей стороны, — говорит он. — Я мог бы заказать тебе еще один.

— Или ты мог бы перейти прямо к делу.

— Я Ройс.

Слова скатываются с языка Александра, словно мед.

— А как тебя зовут, красавица?

Я смеюсь.

Он свирепо смотрит на меня, и я снова смеюсь. Люди пялятся, и он смущен, но я больше не дебютантка, и он должен это знать.

— Так вот как ты собираешься играть в это, да? Мы просто пара незнакомцев, впервые встретившихся в баре.

— Обычно так и происходит.

На его лице ни тени юмора или сарказма, и я понятия не имею, что он здесь имеет в виду, но я не позволю этому вывести меня из себя.

Меня так и подмывает выдумать что-нибудь столь же нелепое, как Ройс, но я этого не делаю. Я называю ему название своей улицы, которое, я не сомневаюсь, он уже знает.

— Скарлетт.

— Как Скарлетт Йоханссон, — замечает он. — Ты похожа на нее.

— Мило.

Он всегда так говорил. Хвастался перед друзьями своей горячей девушкой, похожей на знаменитость. А потом они спрашивали, трахался ли он со мной еще, и я позволяла ему лгать об этом, потому что он хотел сохранить лицо.

Телефон звонит, и меня раздражает, что он считает что-то еще достойным его внимания в этот момент. Как будто он не охотился за мной. Как будто я собираюсь сидеть здесь и ждать его, как раньше.

— Скарлетт. —  Александр постукивает ладонью по стойке, как будто разговаривает с собакой. — Прошу прощения, мне нужно ответить на звонок. Я только на минутку.

— Конечно, чемпион.

Мудак.

Он уходит и исчезает из комнаты, а я пытаюсь выработать стратегию, когда мгновение спустя в моем ухе раздается другой голос. Другой голос. Хриплый голос.

— В чем проблема, милая? — спрашивает меня Рори. — Ты планируешь налажать  с этим придурком сегодня вечером или как?

— Какого черта ты здесь делаешь? — шиплю я.

Он кивает в сторону другого парня через барную стойку. Однозначно русский парень, которого я уже видела раньше.

Алексей.

Он сидит с двумя другими русскими парнями, и с каких это пор гребаные воры проворачивают здесь свои делишки?

Моя паранойя крепчает, и я раздражена, и прямо сейчас все идет не так, как должно быть.

— Тебе нужно уйти, — говорю я Рори. — Сейчас же.

Вместо этого он садится рядом со мной. На место Ройса. А Ройс - федерал, и Рори нельзя видеть здесь со мной прямо сейчас, и... черт.

— Милая? — спрашивает он. — Ты в порядке? Ты побелела как полотно.

— Нет, не в порядке, — рявкаю я на него. — Тебе нужно уйти. И сейчас самое время. Иначе ты все портишь.

Он хватает мой стул и подтягивает его ближе к себе, зажимая меня между своих ног.

— Я больше не хочу, чтобы ты занималась этим дерьмом, — говорит он.

Его голос низкий, от былого юмора ни следа. Это не первый раз, когда Рори пытается заставить меня остановиться. Но Рори меня не знает. Он ничего обо мне не знает. И даже если он один из немногих людей, с которыми я действительно могу иметь дело в небольших дозах, прямо сейчас он собирается облапошить нас обоих.

Александр всегда был конечной целью. Кульминацией моих усилий и моей мести. Я ждала этой возможности. Я пожертвовала собой и пролила кровь ради этой возможности. А Рори собирается разрушить все мои усилия пяти секундами своей глупости.

— Если ты не собираешься уходить, —говорю я, вставая. — Тогда это сделаю я.

Он хватает меня за руки и притягивает еще ближе, вдыхая мой запах. Рори  кайфует от меня, когда делает это, и мне никогда этого не понять.

—Перестань быть такой сукой, — шепчет он. — Ты же знаешь, мне это нравится.

— Нет, как-то не в курсе.

Вена на его шее пульсирует, а бицепсы напряжены, и вот почему я знаю, что Рори лжет. Но когда я наклоняюсь и хватаю его член через джинсы, он достигает точки кипения.

— Ты, блядь, ненавидишь это, — говорю я ему. — Ты так ненавидишь тот факт, что сидишь здесь со мной, зажатой меж твоих ног, что твой член даже не встал. Итак, скажи мне еще раз, как сильно тебе это нравится.

Рори хватает меня за запястье и отводит руку от себя, прежде чем отпустить меня. И, как я и надеялась, я разозлила его до такой степени, что возврата уже не будет.

— Иди на хуй домой, Скарлетт, — приказывает он. — Хоть раз в своей чертовой жизни подумай о ком-то, кроме себя.

Его слова ранят меня, но я не даю Рори понять этого. И когда он уходит, моя паника уходит вместе с ним. Но это длится недолго.

Потому что, когда я бросаю взгляд через бар, Александра все еще здесь нет.

И я нигде его не вижу.

И все из-за гребаного Рори и его ошибочных попыток поухаживать за мной, как в гребаном рыцарском романе восемнадцатого века.

Пошел он!

Заеби его карась.

Я хватаю свою сумочку и выбрасываю все, что связано с этим баром, или с моей местью, или с чем-то еще сегодня вечером. Сейчас нет никого другого, кто мог бы удовлетворить демона внутри меня. Не после того, как я увидела Александра и он ускользнул у меня прямо из рук.

Я поднимаюсь в лифте на свой этаж и захожу в комнату, где спрятала сумку. Я вставляю ключ в замок и вхожу внутрь, но потом останавливаюсь.

Что-то здесь не так.

Занавес задернут так, как я его оставила, но свет падает не так, как я его оставила. Мои инстинкты снова кричат мне, и на этот раз я прислушиваюсь к ним.

Или, по крайней мере, я пытаюсь это сделать.

Я поворачиваюсь на каблуках и тянусь за ножом, но когда поворачиваюсь к двери, рядом со мной мелькает чей-то силуэт. Что-то тянется, запутывается в моих волосах и ударяет меня головой о стену. Мне достаточно одного раза, чтобы бросить нож.

Еще раз, и я в отключке.



Когда я просыпаюсь, мое тело кулем привязано к стулу. Ноги свисают с края, туфли небрежно отброшены на пол подо мной.

В голове пульсирует, а на коже что-то засохшее, покрытое коркой. Кровь, я полагаю, но я жива, так что все должно быть не так уж плохо. Тем не менее, каждая часть моего тела воспринимается так, словно меня ударили кирпичом, и меня тошнит, но моя одежда цела.

Когда я провожу рукой по бедру, ножа, который всегда был там, на этот раз нет.

детка, — Александр растягивает это слово так, как может только придурок. — Пришлось отобрать твою игрушку. По крайней мере, на какое-то время.— Прости, 

Его лицо появляется брызгами в поле моего зрения, когда он садится на кровать напротив меня. Он слишком близко, и я все еще чувствую его запах ‒ этот одеколон от Armani ‒ и я правда думаю, что меня сейчас вывернет.

Мои глаза бегают по комнате, так я пытаюсь найти утешение в знакомой обстановке.

В этом гостиничном номере я всегда держала себя в руках.

Мне нужен этот контроль. Я жажду его.

Но прямо сейчас у меня его нет.

Александр улыбается мне и салютует стаканом скотча, который держит в руке, в качестве тоста за воссоединение. Он хрустальный, и это чертовски смешно, потому что я знаю, что стаканы в номере не предусмотрены, и мне интересно, какой еще реквизит он принес с собой сегодня вечером.

Он всегда был старательным.

— Позволь мне начать с того, чтобы представиться должным образом, — говорит он мне. — Теперь меня знают, как Ройса. Ройса Кэррингтона. И я агент федерального бюро расследований.

Он показывает мне значок, который ни хрена не значит для меня с моим осоловелым взглядом, и ждет, что я что-нибудь скажу. Он хочет, чтобы я впечатлилась. Нервничала. Испытывала страх.

Только вот я ничего не чувствую, потому что он так чертовски сильно ударил меня по голове, что я не могу ясно мыслить. Мое зрение идет пятнами, когда я закрываю глаза и делаю вдох, и Ройс вздыхает.

— Нечего сказать, Скарлетт? Серьезно? После времени, что прошло.

Я моргаю, смотря на него и прищуриваюсь, фокусируя свое зрение на лице этого мудака. Теперь он больше похож на себя самого. В этой комнате и в этот момент. Того мальчика, которого я когда-то знала, так отчаянно нуждающегося в одобрении окружающих.

Александр может размахивать своим значком и выдавать себя за другого человека с другим именем, но он все тот же мальчик-первокурсник. Он все еще Александр Каррингтон.

Это было высечено на камне еще до того, как у меня появился шанс узнать его получше. Наши родители решили наши судьбы задолго до того, как мы смогли это сделать, столкнув нас вместе. Моя мать сказала мне, что нам суждено пожениться. А мне было четырнадцать, и я понятия не имела, какое мороженное мне больше по вкусу, не говоря уже о том, чего я хотела от будущего мужа.

Я протестовала против этого, и сказала ей, что никогда не соглашусь с этим.

Но, как и во всем, что касалось моей матери, в конце концов, я смирилась. Александр включился в игру. Он все сделал правильно. Он сопровождал меня на первый бал. Он носил мои книги и говорил все, что я хотела услышать. Он кормил меня дерьмовой едой с ложечки, и я проглотила его наживку, как глупая девчонка, которой я и была.

До той ночи. До той ночи, когда все пошло наперекосяк.

— Я вижу вопросы в твоих глазах, — говорит он. — Избавлю тебя от хлопот, Тен. Это же я. Твои глаза тебя не обманывают. Тем не менее, должен признать, я подумал, что мои определенно меня обманывали, когда я впервые увидел твое фото. Я не мог в это поверить. Нет, пока не увидел тебя во плоти. Но это действительно ты. Ты действительно жива.

Улыбка Александра лишена приятных воспоминаний. Она искаженная, мрачная и точная копия той же улыбки, что была на его лице в ту ночь. Когда он и четверо его братьев по обществу безвозвратно изменили мою жизнь. Мне хотелось верить, что это все из-за наркотиков. Или алкоголя.

Или что-нибудь другого, а не из-за правды.

Он ненавидит меня. Всегда ненавидел меня. Но он хорошо это скрывал. Единственное, чего я никогда не могла понять, так это почему.

Мой голос хриплый, в голове все еще туман, но я больше не та девушка, и он должен это знать.

[4].— Удивлена, что ФБР впустило тебя в свои ряды, — говорю я ему. — Учитывая гигантскую финансовую пирамиду твоего отца. Полагаю, это основная причина столь яркого твоего имени, верно? Могу только представить, как хорошо это восприняли дома. — Александр кривит губы, и я явно оставляю неприятный привкус у него во рту, что очень приятно. Я продолжаю. Потому что я никогда не умела подчиняться. — Держу пари, ты больше не сможешь показаться в Верхнем Ист-Сайде. Трагично, на самом деле. Что тебе пришлось переквалифицироваться в «синие воротнички». Знаю, что ты всегда мечтал получить наследство своего папаши. Но я думаю, что тюрьма не столь гламурна, как список Fortune 500

Злобная реакция Александра не должна была стать для меня неожиданностью, но некоторые вещи никогда не меняются. Он дважды бьет меня наотмашь, а затем хватает за горло, выбивая из меня воздух, и наклоняется к моему лицу.

— Ты была единственной, кто не мог снова показать свое истинное лицо, — рычит он. — Моя идеальная маленькая подружка-шлюха. Мусорный контейнер для спермы для лучших учеников Марквардта. Тебе понравилось, когда эти члены были внутри тебя, принцесса? Потому что я уверен, что собрать банду снова не составит труда. В память о старых временах.

Я вцепляюсь в пальцы Александра, пока он с отвращением не отталкивает меня.

Этот мудак опрокидывает остатки своего виски, пока я перевожу дыхание и представляю, как вонзаю свой нож ему промеж глаз. Теперь у меня в голове нет никаких вопросов.

Я была права с самого начала.

Он не сожалеет. Никто из них не сожалеет, и все они придурки, и все они должны умереть.

— Я уже некоторое время наблюдаю за тобой, Тен, — говорит он мне, когда успокаивается. — Наблюдаю за тем, как ты действуешь.

Не хочу ему верить. Потому что это означало бы, что я упустила свою цель номер один. Высматривая хищников.

А этот человек - худший вид хищника.

Тот самый мальчик, который привел меня к моей гибели той ночью. Я была той дурой, что держала его за руку, когда он вел меня на погибель.

Годы не изменили Александра. Он не играет по правилам бюро, будь он агентом ФБР или нет. И мне не нужно быть экстрасенсом, чтобы понять, что это плохо. Действительно плохо.

Александр берет со стола папку и вытаскивает фотографию, вертя ее между пальцами. Это же я. Прошлая неделя. Я направляюсь за Сторм и моей целью в гостиничный номер, где она пытала и набила ему ту самую татушку.

Я сглатываю, но комок в горле все еще стоит.

— Полагаю, мне не нужно говорить тебе, сколько преступлений вы совершили той ночью, — говорит он. — А я?

Никаких переговоров с террористами не веду. Но на данный момент он не оставляет мне выбора.

— Чего ты хочешь?

— Этот человек был сыном сенатора, — отвечает он. — Ты знала?

Я этого не знала.

Черт возьми.

— Ты умная девочка, Тен. Или лучше звать тебя Скарлетт сейчас? Это имя тебе идет. Оно идеально подходит уличной шлюхе, в которую ты превратилась.

Александр делает паузу, ухмыляется и ждет моей реакции. Но к черту его и его грязное досье, а мне нужно убираться к черту из этой комнаты. Он берет другой лист бумаги из папки и пробегает его глазами, считывая информацию на ходу.

— В средствах массовой информации был бы настоящий разрыв. Учитывая фамилию твоей семьи, твое происхождение и социальный статус. Лучшая подготовительная школа, в которую могли запихнуть тебя мама и папа. Судя по всему, девушка на пути в Гарвард. Безупречная успеваемость - до твоего исчезновения. А твои внеклассные занятия выставляют мать Терезу бездельницей. Итак, надеюсь, ты можешь представить, сколько рекламных проспектов хотели бы поместить этот заголовок на своих первых страницах. Пропавшая девчушка по имени Деб выкидывает фортели в захудалом бостонском подполье. Они, вероятно, выставили бы тебя наркошей, чтобы усилить драматический эффект. Спекулируя на имени твоей семьи и твоем безоблачном детстве, чтобы разорвать твой гребаный мир на кусочки.

Александр улыбается, и его зубы такие белые, что мне становится жутко. Видно не менее двадцати штук в его поганом рту.

— Чего ты хочешь? — повторяю я за ним.

Александр вздыхает и отбрасывает газету рядом с собой, откидываясь назад, чтобы рассмотреть меня.

— Я скажу тебе, чего я не хочу, Тен. Я действительно не хочу говорить сенатору Уинслоу, что ты та девушка, за которой сейчас бегают по пятам многочисленные детективы. Потому что мы с тобой знаем, что тогда произойдет. Между ним и преторианцами... Честно говоря, я не уверен, что хуже.

У меня пересохло во рту, а сердце бьется слишком быстро, и теперь я знаю, в каком направлении он движется со всем этим.

[5], — цитирует Александр Роберта Фроста, потому что он гребаный мудак, и он знает, что мне нравилось это стихотворение, и он хочет испортить его прелесть для меня, как он испортил все остальное.— Две дороги разошлись в желтом (осеннем) лесу

— Какой из них ты выберешь, Скарлетт?

— Просвяти меня, какие у меня есть варианты.

В его глазах и улыбке сквозит победа, но он еще не победил.

— Итан, Трип, Куинн и Дюк. Ты ведь помнишь их, верно?

— Как я могла о них забыть?

Его челюсть слегка подергивается, и это не совсем сожаление, а что-то иное.

Ревность?

— Уверен, что они хотят, чтобы прошлое осталось похороненным так же сильно, как и ты, — говорит он мне. — Теперь, когда они стали по-настоящему успешными членами общества. Итак, вот в чем дело. Ты уходишь от меня сегодня, и каждый из них, вместе с сенатором Уинслоу, получает твое имя и адрес из рук в руки к концу дня. Если тебе повезет пережить эту неделю, я привлеку тебя к ответственности за многочисленные уголовные преступления, которые окружной прокурор с радостью предъявит тебе на основании моего расследования всех твоих действий.

Ни во рту, ни в голове у меня не осталось слов. Только вопросы. Отчаянный поиск ответов. Но нет времени на вопросы и ответы, потому что он еще не закончил.

— Вариант второй. Я думаю, тебе больше понравится второй вариант, Скарлетт. Понимаешь, если проиграется он... ты будешь жить.

— И дай-ка мне угадать, что ты получишь от этого, — усмехаюсь я.

У Александра снова сводит челюсть. Его глаза - бездонные провалы, они ничего не выражают. Внутри него нет ничего, кроме тьмы, и я хочу кричать на этого мудака, потому что он заразил этой тьмой и меня.

— Ты уничтожила меня, — говорит Александр. — Ты была моей, Скарлетт. МОЕЙ.

— Видимо, это шутка такая? — интересуюсь я. — Потому что ты не смотрел на меня так, когда позволил всем своим приятелям напасть на меня.

Александр пожимает плечами и снова возвращается к повседневному тону. Невозмутимый.

— Брейк, милая, — говорит он. — Ты осознавала, что нужно идти на жертвы. Я сделал только то, что нужно было сделать. И это сработало. Я попал в общество преторианцев, а ты - в «Птицы пера». И если бы ты осталась на гребаном курсе, как и предполагалось, ты бы уже стала выпускницей Гарварда с нашим первенцем под сердцем. Вместо этого ты не более чем обычная уличная шлюха.

Александр встает и расхаживает по комнате, разглагольствуя, и он еще более чертовски заблуждается, чем я когда-либо могла себе представить.

— Естественно, ты же не думаешь, что я все еще собираюсь жить с тобой.

Он делает паузу, на его губах появляется мерзкая улыбка.

— Что я думаю... — отвечает он. — Это то, что ты будешь делать все, что я тебе скажу. Потому что, какой у тебя еще есть выбор?

Здесь не о чем спорить. Он, блядь, федеральный агент. Что, я ни на секунду не сомневаюсь, что это был продуманный стратегический шаг с его стороны. Александр планировал это годами. Даже десятками лет. И я ничего не могу сделать прямо сейчас, кроме как убраться отсюда и обдумать какие у меня есть варианты.

— Как ты узнал? — интересуюсь я.

Он на мгновение замолкает, задумавшись. Не уверена, как много он готов мне рассказать. Но мне нужно понять его мотивы, прежде чем я смогу спланировать контратаку.

— Я вернулся, — говорит он. — Несколько дней спустя. Я не мог...

Его голос теперь смягчается, и на секунду Александр снова кажется почти человеком.

— Я не мог думать о тебе, лежащей там в таком состоянии. В этой куче листьев и грязи, пока животные обгладывали твое тело.

— Тогда, думаю, тебе не следовало оставлять меня там.

Маска снова падает на его лицо, и глаза Александра становятся пустыми, когда он встречается со мной взглядом.

— Мы с парнями согласились, для нашей же безопасности, что тебя нужно похоронить. Но тебя там не было.

Впиваюсь пальцами ног в ковер, чтобы успокоить нервы. Если они знали, что я жива, то была большая доля вероятности, что они готовились к моему возвращению.

— Я не мог им рассказать, — отвечает Александр на мою невысказанную мысль. — Я хотел оставить это при себе. Просто мысль о том, что ты где-то там… Мне она импонировала. Поэтому я сказал им, что похоронил тебя. И никто никогда не найдет тебя снова.

— Кроме тебя, — шепчу я.

— Кроме меня, — соглашается он.

— Скажи мне, чего ты на самом деле хочешь.

— Несмотря на то, что я сказал ранее, я действительно хочу, чтобы ты вышла из тени. Чтобы показать миру, что Тэнли Олбрайт не мертва, а жива и здорова. И ты сделаешь это под моим крылом. Как моя невеста. Мы наймем публициста, который раскрутит эту историю. Мы заставим все это скрыть.

Он делает жест рукой, как бы охватывая весь Бостон. И теперь все это имеет смысл. Его безумная просьба. Эта жалкая попытка воссоединения. Его преследование меня, его шантаж и угасающий огонек надежды в его глазах.

Он здесь не для того, чтобы искупить свою вину.

я - его искупление.Он думает, что 

— Ты хочешь вернуться, — бормочу я.

А потом смеюсь. Я смеюсь слишком сильно, потому что это так чертовски жалко, и я ничего не могу с собой поделать, и он злится, и мне действительно нужно остановиться... но какого хрена реально?

— Полагаешь, этим поступком склонишь их на свою сторону, — говорю я. — Из-за того, что сделал твой отец. Ты изгой. Ты был изгоем все эти годы и все еще пытаешься вернуться обратно?

— Пошла ты, — бросает Александр, сплевывая. — Ты понятия не имеешь, что произошло, потому что ты не смогла проникнуть в этот мир. Ты сбежала, ударила меня по голове и бросила всех, кто когда-либо заботился о тебе.

— А теперь ты хочешь заручиться моим покровительством на пути обратно в тот мир. Используешь имя Олбрайт и рекламу, чтобы отполировать свою новую блестящую репутацию.

Александр снова бросается на меня, и его ярость выглядит отвратительно. Он дергает меня за волосы, откидывает мою голову назад и сжимает лицо в ладонях. И теперь я это вижу. Что он раздавил бы меня, если бы мог. Если он не планировал использовать мое имя, чтобы вернуться, на этот раз он сделает это правильно.

Я бы при этом осталась мертвой.

— Я скажу тебе, как все будет, ты, маленькая сучка. Ты заслужишь от меня эту маленькую милость, и ты встанешь передо мной на колени. Ты будешь моей женой или тебя ждет смерть. Вот твой единственно верный вариант.

Он ждет, что я отвечу. Вероятно, ожидая, что я буду спорить. Когда я ничего не говорю, Александр встряхивает меня.

— Ты, блядь, понимаешь меня?

— Я прекрасно тебя понимаю, — огрызаюсь я на него.

Александр закрывает глаза и зарывается носом в мои волосы, втягивая в нос мой запах. У меня сводит живот, потому что его твердая длина упирается в меня прямо через брюки, и я знаю, что он не уйдет отсюда, не будучи удовлетворенным. Это человек, который получает удовольствие от насилия. Человек, занимающий влиятельное положение. Опасное сочетание.

— Только между нами, Тен, — Александр понижает голос. — Ты изменила меня так, что я никогда не смогу вернуться обратно. С той ночи это все, о чем я могу думать. Твое лицо в грязи, звуки всех этих членов внутри тебя. Я получаю удовольствие от гребаных грязных шлюх. И я всегда вижу твое лицо, когда сношаюсь с ними.

—  Отвали.

Я плюю этому уроду в лицо, и он бьет меня ладонью по переносице. Боль настигает мгновенно, а кровь фонтаном льется по моему лицу и по губам.

Мое тело все еще вялое, болтается, как безвольная кукла, когда он поднимает меня за волосы и швыряет об стену. Руками Александр скользит по платью, поднимая его выше на бедрах и прижимаясь ко мне, пока зажимает мою задницу в своей лапище.

— Ты тупая гребаная пизда, — рычит он. — Ты понятия не имеешь, с кем связываешься. Ты действительно думаешь, что кто-нибудь когда-нибудь поверит хоть одному твоему слову против моего? Ты, никчемная уличная шлюха, а я… честный агент. Я мог бы затрахать тебя до смерти, и они даже не моргнули бы дважды, услышав твою душещипательную историю. Так что тебе не мешало бы почаще вспоминать об этом с этого момента и впредь. Когда я велю «прыгай», ты спрашиваешь, как высоко. Когда я скажу тебе встать на колени и отсосать мой член, ты сделаешь мне лучший гребаный минет, который у меня когда-либо был в жизни.

Александр хватает меня за волосы на затылке и впивается пальцами в мое горло.

— Все ясно?

Я ничего не говорю, и Александр впечатывает меня лицом в стену. Все вокруг разом чернеет, и я на грани обморока, и у меня нет выбора, потому что я не могу позволить этому случиться снова.

— Да, — говорю Александру. — Я понимаю.

Он отпускает меня, и я оседаю на пол. Его дыхание прерывистое, а глаза возбужденные. Живые.

Он расстёгивает молнию, а у меня сводит живот.

Александр снова хватает меня за волосы и пытается поставить на колени. Когда мои колени не слушаются, он пинает меня в икру, чтобы убедиться, что они слушаются.

А потом он достает свой член и тычет им мне в лицо. Это происходит снова и снова, и я хочу убить этого мудака, но я слишком слаба, и когда я пытаюсь причинить ему боль, он снова бьет меня.

Без колебаний. Александр просто продолжает наступать на меня. И он получает удовольствие от моей боли, и я понимаю, что он тот монстр, который искалечил Кайли.

Мне нужно уйти от него.

Но у меня кружится голова, я слаба и едва могу сформулировать связную мысль. Когда Александр сжимает мою челюсть и пытается засунуть член мне в рот, к горлу подкатывает желчь. И мой организм вырабатывает свой собственный защитный механизм. Содержимое моего желудка выплескивается прямо на него.

Раздается звук крайнего отвращения, за которым следует резкий толчок.

— Боже, ты чертовски отвратительна.

И все же все это время он гладит себя ладонью. Получает удовольствие от всей этой грязи. Вперемешку с отвращением, которое Александр испытывает, когда смотрит на меня сверху вниз.

Проходит совсем немного времени, прежде чем он откидывает голову назад и издает стон, обливая спермой мое платье.

— Грязная шлюха.

Он снова застегивает молнию и поправляет одежду.

— Не думай ни на секунду, что эти трюки сработают для тебя. В следующий раз я трахну тебя, тыкнув лицом в твою же блевотину.

Он направляется к двери, останавливаясь только для того, чтобы дать мне последнее наставление.

— Даю тебе неделю, чтобы решить, что ты выберешь, — говорит он. — Смерть или брак.


ГЛАВА ШЕСТАЯ



Скарлетт


Ад пуст. Все черти здесь[6]

Шекспир


— Сегодня ночь посвящения, — шепчет Ханна на другом конце линии.

— Откуда ты знаешь? — делаю вид, что не в курсе.

— Нашла записку в шкафчике после уроков. Там было написано, что я должна встретиться за пределами кампуса сразу после полуночи.

— Круто, — говорю я ей. — Надеюсь, ты поступишь.

— Ты тоже получишь записку, — настаивает она. — Не может быть, чтобы ты ее не получила, учитывая твою семью. .

Я не говорю Ханне, что уже получила записку, и у меня нет желания ее смотреть.

— Я бы все равно не пошла, — говорю я. — Все это так архаично.

— Ты шутишь? — Ханна буквально шипит, как будто это худшее, что я когда-либо могла сказать. — Тен, ты ДОЛЖНА пойти. Если ты не пойдешь, это будет полное социальное самоубийство. Кроме того, что скажет твоя мама, если узнает?

Я бросаю взгляд через кухню на женщину, о которой идет речь, и точно знаю, что сказала бы моя мама. Она бы взорвалась, если бы узнала, что я не пойду.

Каждая женщина в моей семье на протяжении последних трех поколений была членом «Птиц пера». Быть Птичкой - это право Олбрайта по праву рождения, говорит моя мама. Это честь и традиция, к которой я должна относиться серьезно.

Я бы хотела, чтобы меня это волновало так же сильно, как ее, но это кажется таким глупым. Не похоже, что эти «тайные» общества вообще являются тайными. Все знают, кто в них состоит, и кто правит балом. И независимо от того, стану я Птичкой или нет, мой социальный статус в Марквардте не изменится. Я - никто, и это именно то, что мне нравится.

— Послушай, — говорит Ханна, она раздражена, и это заставляет меня чувствовать вину за то, что я не такая, как она. Что я не похожа ни на кого из них. — Просто подумай о своих заявлениях в колледж. Ты ведь хочешь в Гарвард, верно? Знаешь что, Тен, так же как и миллион других людей. Если ты хочешь, чтобы у твоего заявления был хоть какой-то шанс не быть похороненным на дне кучи, тогда тебе нужны эти внеклассные занятия. И, кроме того, Александр сегодня тоже проходит инициацию. Ты же знаешь, что Преторианцы могут встречаться только с Птичками.

У меня защемило в груди при мысли о том, что Александр меня бросит. Он не всегда мне нравился, особенно когда моя мать упорно пыталась свести нас вместе, но за последний год я действительно прикипела к нему.

Когда поблизости нет его друзей, он действительно может быть милым.

— Алё? — Ханна огрызается. — Ты вообще меня слушаешь?

— Я подумаю об этом, — говорю я ей.

— А если нет, — рычит она, — тогда можешь поцеловать Александра на прощание. Он никогда не простит тебе этого.

Она бросает трубку, оставляя меня слушать короткие гудки, пока мама рассматривает меня. Ее взгляд постоянно бегает по мне, как будто мама перечисляет способы, которыми я могу усовершенствоваться. А затем она задает вопросы, один за другим, как если бы мы были на вечерних семейных ужинах.

— Все хорошо в школе? — спрашивает она.

— Все хорошо, — говорю я ей.

Она замолкает на мгновение, оглядываясь через плечо, чтобы убедиться, что рядом нет никого, кто мог бы услышать ее следующий вопрос.

— Как твои симптомы?

— Это не симптомы, мама, — вздыхаю я. — Это называется черты характера.

— Да, но... независимо от того, как ты хочешь их назвать, мне нужно знать, что ты все еще работаешь над ними. Что ты делаешь то, что обещала мне.

— Да, — говорю я. — Я делаю все, что ты хочешь.

— Хорошо, — отвечает она. — Это хорошо, Тенли.

На кухне тихо, и разговор фактически окончен, когда она уходит, не сказав больше ни слова.

Позже той же ночью я тайком выхожу из дома и жду в конце квартала, как мне было велено.

Подъезжает машина, и я едва успеваю разглядеть лица внутри, когда меня буквально запихивают внутрь тачки.

Кто-то закрывает мне глаза руками, и я уже начинаю сходить с ума, пока голос Александра не шепчет мне на ухо.

— Успокойся, детка, — говорит он. — Это всего лишь я.

— Что ты здесь делаешь? — интересуюсь я. — Я должна пройти посвящение сегодня вечером.

— Я здесь, чтобы сопровождать мою девушку. — Александр берет меня за руку, и я чувствую, как часть моих нервов уходит, когда он поглаживает бьющийся под моей кожей пульс.

— Ты нервничаешь? — спрашивает он.

— Нет, — лгу я. — Почему они проводят оба посвящения в одну и ту же ночь? Разве они не должны быть раздельными?

— Нет, — говорит Александр, но больше ничего не объясняет.

— Другие девушки нас где-нибудь встречают?

— Да, — говорит он. — Конечно. Но сначала ты должна пройти первое испытание.

— Какое?

Он подносит что-то прохладное к моим губам, и жидкость выплескивается мне в рот.

— Выпей.

Я не хочу этого делать. Все это звучит так неубедительно. Но я знаю, что меня всегда будут высмеивать как девушку, которая не смогла пройти даже первое испытание, если я этого не сделаю. И тогда моя мать возьмется за меня, пугая перспективой тяжелой работы и потерей репутации поколений нашей семьи.

Итак, я выпиваю жидкость.

И меня сильно прошибает.

Не то чтобы я когда-нибудь пила по-настоящему, но напиток кажется крепче, чем должен быть. Через несколько мгновений у меня кружится голова, я в замешательстве, и все мое тело вдавливается в сиденье.

Александр что-то говорит, но я не понимаю слов. Я приваливаюсь к нему, и тогда вокруг меня раздается смех.

Я проваливаюсь в забытье.

Я не знаю, как долго мы провели в машине. Потому что, когда я возвращаюсь в реальность, мы где-то в другом месте. Здесь холодно, и пахнет сосной.

Надо мной луна, а подо мной грязь и камни, впивающиеся в мою кожу. Хрюканье и шлепки.

— Да, черт возьми, — говорит кто-то.

И это слишком близко к моему лицу. Что-то тяжелое падает на меня сверху, и когда мои глаза привыкают, я понимаю, что это Дюк.

А потом я понимаю, что я голая, и он внутри меня.

Мой рот открывается, и из него вырывается крик.

— Какого черта?

Это голос Александра.

Рука зажимает мне рот, и он теперь ближе, говоря мне на ухо.

— Заткнись на хрен, Тен, — шепчет он. — Тебе просто нужно пройти через это, и мы оба в игре.

Все его друзья здесь. Я вижу их и чувствую их, и это предательство пронзает меня, как раскаленное железо. Я все еще кричу ему в ладонь, когда Дюк отходит от меня, и его место занимает Александр. Он хрюкает и толкается в меня, закрывая мое лицо рукой.

— Чувак, тебе нужно заставить ее заткнуться, — говорит кто-то.

Чья-то рука вцепляется мне в волосы, и моя голова снова ударяется о землю. Раз, два. Снова накатывает головокружение.

— Влейте еще немного того дерьма в напиток и дайте мне, — говорит им Александр.

Пару минут спустя мой рот приоткрывается, и в горло льется еще больше жидкости. Я чуть не задыхаюсь от этого, но они все равно продолжают вливать это в меня.

Что бы это ни было, от этого я снова становлюсь безвольной, а мое тело бесполезным.

— Наконец-то, — бормочет один из них. — А теперь переверни ее, чтобы и мне досталось немного. Не будь жадной свиньей.

На мне так много рук. Тела давят на меня.

Я вижу только мимолетные проблески кошмара, перемежающиеся приступами потери сознания. Я не знаю, сколько времени проходит, прежде чем я снова начинаю чувствовать что-то в своих конечностях. Но в тот момент, когда я это делаю, я пытаюсь дать отпор.

На этот раз кто-то зажимает мне рот и нос рукой.

Я не могу дышать.

И я не могу сопротивляться.

Больше нет.

Последнее, что я слышу, когда все вокруг замолкает, это голос Александра.

— Ты дал ей слишком много. Какого хрена? Что мы теперь будем делать?

Меня тащат по грязи, швыряют в неглубокую яму. Листья и камни царапают мою кожу и погребают меня заживо.

Ненависть поселяется у меня в животе и растекается по венам, затмевая все внутри меня. Пока не останется ничего. Ничего, кроме всепоглощающей злости.



Тщательно выстроенное царство контроля рушится вокруг меня.

Вода в ванне уже остыла; я подтянула колени к груди, когда размазываю засохшую кровь на руке по стене.

Она смешивается с конденсатом и образует крошечные красные ручейки в трещинах плитки, просачиваясь обратно в ванну и отравляя все вокруг меня.

Предательство, боль, полная потеря контроля.

Это происходит снова и снова.

Пришло время войны, и теперь отступать некуда.

Я загнана в ловушку этой игры. И единственный выход - это оставить за собой кровавый след.

Я собираюсь убить их всех.

Я заставлю их заплатить за свои грехи, и я, блядь, выиграю.

Если Александр думает, что когда-нибудь снова прикоснется ко мне, он может умереть с этой мыслью, когда я всажу свой нож в его сердце.

Но этого недостаточно. Этого недостаточно, чтобы умерить огонь, горящий внутри меня. Александра и его друзей недостаточно.

Есть еще кое-кто, о ком я умолчала. А я не сдерживаюсь никогда. Я была милой, но ни хрена не делаю ничего мило. И вот уже два раза Рори Бродрик перешел мне дорогу.

Если бы он не прервал меня сегодня вечером, ничего этого не случилось бы.

Я бы не вышла из игры, и была внимательна, а Александр не застал бы меня врасплох.

Он просто продолжает все портить. Рори думает, что может меня исцелить, но я собираюсь ему показать, что меня уже не исправить.

Есть только насилие, нужда и ненависть.

И теперь я собираюсь использовать его как пешку. Я собираюсь забрать хрупкое, ранимое маленькое сердечко Рори... и буду играть с ним, как с гребаной игрушкой.

Готов встать у меня на пути, мистер Бродрик? Тебе стоит постараться обмануть свое сердце и надеяться на быструю смерть.


ГЛАВА СЕДЬМАЯ



Рори


Ночь драк.

Мой любимый вечер недели.

Каждый четверг я нахожусь на этом складе. Отрываюсь по полной, дерусь.

Ирландцы - прирожденные бойцы. И я не исключение из этого правила. Я так же, как и любой другой парень, люблю дать по башке какому-нибудь бедняге.

Это то, что мы делаем.

И все парни тоже в этом участвуют. Выпивают и делают ставки. Подбадривают меня со стороны. В зале только стоячие места. Вонь крови, пота и пива пропитывает воздух вокруг нас. Есть и женщины. Много женщин.

Их всегда много.

Обычно в конце вечера я забираю одну из них домой. Они знают счет, и я тоже.

Без обязательств. Всегда все легко. Они хотят завалить бойца, а я хочу выпустить последний адреналин.

Но последние несколько боев, которые я забирал кого-то с собой домой, заканчивались тем, что я вырубался на диване, так как был слишком пьян, чтобы что-то делать.

Конор вбил себе в голову, что со мной что-то не так. Что что-то беспокоит меня.

Сегодня вечером я собираюсь доказать, что он ошибается. Взглядом сканирую толпу еще до того, как схлестнусь с итальянцем, с которым мне предстоит драться всего через пару мгновений.

Я уже подсчитываю девушек за свою победу... потому что, давайте посмотрим правде в глаза... этот парень пришел сюда в мокасинах от Gucci.

Достаточно красноречиво.

В углу несколько блондинок улыбаются мне. Я улыбаюсь им в ответ и демонстрирую ямочки. Обаяние срабатывает.

Каждый раз.

Я игнорирую брюнеток в толпе. Потому что есть только одна брюнетка, которую я хочу. А я не люблю сравнивать.

Нет никакого сравнения.

Но как только Джонни начинает свою речь, и я встречаю своего противника в центре импровизированного ринга, одна брюнетка привлекает мое внимание.

И мне приходится проверить дважды, чтобы убедиться в этом.

Потому что ее лицо все в синяках от побоев.

Скарлетт.

В черном платье и балетках. Скарлетт никогда не носит балетки, но сегодня она их надела, потому что ее нога тоже повреждена. Она чуть наклоняется влево при ходьбе и старается этого не показывать.

Мои ноздри раздуваются, я выгибаю шею и уже готов кого-то уничтожить, когда звучит гонг, и я бросаю на нее последний взгляд. Скарлетт смотрит прямо на меня. Держит голову высоко поднятой. Делает вид, что ее лицо не избито, и она имеет полное на то право прийти сюда вот так и провоцировать меня таким образом.

Потому что она знает.

Она знает, что я убью ублюдка, который сделал это с ней. Даже если мне придется приковать Скарлетт наручниками к моей чертовой кровати и самому выбыть из нее его имя.

Я не выдержу этого дерьма.

Я не выдержу, если буду видеть ее в таком состоянии все время. То, что она делает с собой. То, как она подвергает себя риску.

Боже правый.

Мне нужно куда-то направить эту ярость.

Итальянец бьет меня в челюсть, когда я не обращаю внимания, и это похоже на удар, который я получил во время драки на школьном дворе.

Впрочем, это не имеет значения.

Я несусь на него, как товарняк. Три раза бью его по голове, и он падает. Итальянец даже не сопротивляется, когда я опускаюсь на пол и продолжаю бить его по лицу.

Только когда Лаклэн и Ронан оттаскивают меня от него, я понимаю, что он вырубился на хрен. И этого недостаточно. В моих венах все еще сильно бушует адреналин. Бьет меня в голову.

И все, что я могу видеть, это лицо Скарлетт.

Поэтому, когда Кроу не убирает руки, я поворачиваюсь и бью его. И очень скоро мы оба набрасываемся друг на друга, пока к нам не присоединяются другие парни.

Чтобы прижать меня к стенке и образумить, требуется четверо амбалов.

Как ни странно, я слушаю именно Конора. Кажется, он понимает то, чего не понимают остальные.

— Она уйдет, если ты будешь продолжать вести себя как амеба, — говорит он мне. — И что тогда?

Он прав. И я знаю, что он прав. Конор помогает мне встать на ноги, а Кроу вытирает кровь с губ, он бросает взгляд на Скарлетт в толпе, а затем переводит его снова на меня.

Кроу теперь босс синдиката. Мой босс. И я только что набросился на него, на что у меня не было никакого права.

Но он понимает лучше, чем кто-либо другой. Проблемы с женщинами. Не так давно его собственная жена чуть не уничтожила его.

И вместо того, чтобы сказать мне, чтобы я отвалил, и что он получит пару моих пальцев за это оскорбление, чего я по праву заслуживаю, Кроу одобрительно кивает мне. Иди к ней.

Конор бросает мне тряпку, и я вытираю кровь с лица, прежде чем начать прокладывать себе путь через толпу. Но место, где Скарлетт стояла всего несколько мгновений назад, теперь опустело. И после нескольких минут сканирования здания я понимаю, что ее в нем больше нет.

С ней всегда так. Эти игры в кошки-мышки. Ей это нравится. Играть с людьми. В частности, со мной.

Но сегодня я не в настроении для этого. Да и вообще когда-либо.

Сначала я еду к ее квартире. Но свет внутри не горит, и ее нет дома. Я бы позволил себе войти, если бы верил, что Скарлетт здесь или вернется в ближайшее время, но я знаю, что это маловероятно.

По какой бы причине она ни пришла сегодня на бой, она так же быстро поменяла свои планы. Эта женщина неуловима, как всегда.

Обследовав ее обычные места обитания и уточнив у Мак, кто ее мог видеть, я еду к себе домой.

Я планирую принять душ и переодеться, прежде чем вернуться к ней, но когда вхожу в дом, в поездке к ней нет необходимости.

Ее духи все еще витают в прихожей, а у окна на стуле сидит она в тени. Ее колени подтянуты к груди, босые ноги скрещены в лодыжках, и она смотрит на луну.

— Как ты вообще узнала, где я живу? — интересуюсь я.

Скарлетт не отвечает. Вместо этого она встает и идет в мою сторону, тихо и хищно.

— Скарлетт?

Она подходит слишком близко. Ее руки двигаются вверх по моей груди, пока кончики пальцев не оказываются на моей шее.

Я знаю, что нужно сделать. Логически. Но сейчас, с ее руками на мне, мой член думает в другом русле.

Поэтому, когда Скарлетт встает на носочки и притягивает мою голову к своему лицу, я поддаюсь. На ее губах мед, но в ее поцелуе разрушение. И в темноте легко забыть, зачем она вообще здесь, да и важно ли это, когда я притягиваю ее тело к себе и хватаю за задницу.

Но когда из нее вырывается хныканье, я возвращаюсь в реальность.

Я отстраняюсь, а она напирает на меня.

— Скарлетт, — предупреждаю я ее. — Не подходи ближе.

— Трахни меня, — умоляет она.

— Господи Иисусе.

Я подхожу к стене и включаю свет, и все мимолетные мысли о том, чтобы сделать именно это, исчезают, когда я вижу лицо Скарлетт вблизи. Она снова идет ко мне, словно охотник, которым Скарлетт по сути и является, только хромая и мучаясь от боли. Она притворяется, будто это пустяк. Но это не пустяк, а целая куча чего-то, и я сыт по горло тем, что вижу ее боль.

— Рори, — шепчет она. — Ты мне нужен.

Голос Скарлетт мягкий и приятный, но ее глаза говорят мне, что демон в ней хочет выйти и поиграть. Она поднимается, чтобы снова взять надо мной контроль, но я пресекаю это, прижав Скарлетт к стене своим телом. Я весь покрыт потом, кровью и грязью, а ей плевать. Ее губы переходят к моей шее, и Скарлетт не просто целует меня, она пробует меня на вкус.

И, блядь, Скарлетт - чистое зло.

— Я хочу тебя, — говорит она мне снова. — Я хочу тебя так чертовски сильно.

— Нет, не хочешь.

Я беру лицо Скарлетт между пальцами, осторожно, чтобы не причинить ей боль, пока осматриваю повреждения. Я закрываю глаза и делаю вдох. Пытаюсь успокоиться, прежде чем заговорить.

— Имя.

Она не отвечает, и мои пальцы впиваются в плоть ее руки.

— Назови мне имя, Скарлетт.

— Для чего? — дразнится она. Как будто это все какая-то большая гребаная шутка. — Чтобы ты мог пойти и защитить мою честь?

— Да, — отвечаю я. — Чтобы я мог пойти и защитить твою чертову честь.

— Рори, — вздыхает она.

— Скарлетт.

Мы зашли в тупик. Наши взгляды пересекаются. В ее глазах мелькают эмоции. Возможно, чувство вины. Сожаление. Я не знаю.

Но Скарлетт пришла ко мне. Она пришла ко мне не просто так. Скарлетт пришла на этот склад, зная, что я сделаю.

В прошлом я всегда терял ее именно на этом этапе. Она убегала, как только все начинало становиться слишком затруднительным. Когда она начинала чувствовать себя уязвимой.

Тогда я позволял ей уйти.

Потому что я не знал Скарлетт. Я не имел права указывать ей, как жить, хотя и хотел этого. Когда я узнал, что она обманывает клиентов, вместо того чтобы трахаться с ними, какая-то часть меня почувствовала облегчение. Потому что я хотел ее для себя. В этом нет сомнений. Но была и другая часть меня - та, извечным рабом которой я был, - которая хотела спасти ее.

Когда дело касается женщин и детей, у меня была определенная слабость.

Мне невыносимо видеть, как они страдают. И осознание того, что Скарлетт делает это с собой, пробудило во мне все инстинкты пещерного человека.

Но самое главное, что я узнал о Скарлетт, это то, что она не подчиняется ничьим приказам. На своем корабле и в своей жизни она - гребаный капитан. Никаких сомнений. Она не принимает помощи и не показывает слабость. И как только мужчина попытается сказать ей, что делать, даже если он действует из лучших побуждений, она сразу же скажет ему, чтобы он шел на хуй.

Нет нужды говорить, что с тех пор мы не разлей вода.

Но всему есть предел. И, видя лицо Скарлетт в синяках и окровавленную губу, я принял решение. Я закончил играть с ней в эту игру. И я собираюсь дать ей это понять.

Я заставляю Скарлетт посмотреть на меня. Скарлетт не любит смотреть людям в глаза. У меня сложилось мнение, что она боится того, что, как она думает, они там обнаружат. Скарлетт всегда держит свои эмоции под замком.

Но я только что сделал своей миссией узнать ее всю. Так что ей лучше привыкнуть к дискомфорту.

— Имя, — повторяю я.

Она улыбается мне с вызовом.

— Зачем ты это сделала? — спрашиваю я. — Зачем ты пришла туда? Ты должна была знать, что делаешь. Ты должна была знать, что собираешься вывести меня за пределы моих возможностей, дорогая. Мужчина может выдержать исключительно столько, сколько позволяют ему его возможности.

— И что ты собираешься с этим делать? — спросила она. — Снова возьмешь меня в заложники?

— Да, — отвечаю я ей.

Скарлетт смеется, пока не понимает, что я ни хрена не шучу. Тогда она пытается броситься к двери. Я ловлю ее за талию и обхватываю руками. В этот момент она снова пытается достать нож.

Скарлетт дикая, как животное. Когда она чувствует угрозу, то уничтожит все, что стоит у нее на пути.

Я усвоил этот урок на собственном опыте.

Я хватаюсь за ее запястье, а она пытается вырваться другим, за которое я тоже хватаюсь. Они маленькие в моих руках. Слишком хрупкие. Я не знаю, как такая хрупкая девушка смогла так долго продержаться на пути, который она избрала для себя.

— Я не собиралась колоть тебя снова, — лжет она. — Отпусти меня.

— Нет.

Крошечная вспышка паники промелькнула в чертах Скарлетт, но она продолжает играть спокойно. Скарлетт не любит, когда ее сдерживают. Но, как я уже говорил, я перестал ее опекать. Скарлетт привыкнет ко мне. И она научится доверять мне.

Я наклоняюсь к ней всем телом, вдавливая в стену. Ее запястья зажаты между нами, глаза расширены, когда она смотрит на меня, а мое лицо опускается к ее лицу.

До сегодняшнего вечера я никогда не испытывал удовольствия попробовать ее губы.

Она никогда не позволяла мне подойти так близко.

Но сейчас Скарлетт такая уязвимая и пугливая, у меня есть уверенность, что это будет не единственный раз.

Скарлетт опускает взгляд на мою грудь, и я смеюсь. Это выводит ее из себя.

— Поцелуй меня еще раз, — говорю я ей.

Она открывает рот, приготовившись к чему-то враждебному. Но я не позволяю ей зайти так далеко. Мои губы прижимаются к ее губам, и я издаю стон, потому что, черт... она такая вкусная.

Я думаю, она собирается оттолкнуть меня. Или, может быть, ударит меня по голове. Но вместо этого ее челюсть расслабляется, и она поддается. Опасная вещь, когда мой самоконтроль сейчас висит на волоске.

Все, чего я хочу, это зарыться в нее. Овладеть ею так, как никто другой никогда не сможет.

Но больше всего я хочу ее доверия.

И трахать Скарлетт так, как это делает любой другой парень на улице, - это не способ добиться этого. Поэтому, несмотря на то, что она целует меня в ответ, а я так охуенно тверд, что мог бы просверлить своим членом дыру в стене, я отстраняюсь. Только для того, чтобы зарыться лицом в ее шею и вдохнуть аромат Скарлетт.

Она тяжело дышит, и напряжение в теле Скарлетт рассеялось, по крайней мере, немного. Поэтому я отпускаю ее запястья, и Скарлетт скользит ими по моей груди вниз, в петли моих джинсов.

Затем взглядом Скарлетт встречается с моим, теплыми, как бренди глазами, и такими отличающимися от того, какими они были всего несколько мгновений назад..

— Трахни меня.

Я издаю стон и в последний раз сжимаю Скарлетт в объятиях, прежде чем отстраниться.

— Ты станешь моей чертовой погибелью, женщина.

Мой отказ заставляет ее броню вернуться на место, и Скарлетт снова на грани бегства. Тогда я хватаю ее за руку и тащу по коридору в свою ванную.

— Что ты делаешь? — спрашивает она, когда я поднимаю ее и усаживаю задницей на столешницу.

Я тянусь к пуговице на джинсах и расстегиваю её. Скольжу вниз по молнии, пока она смотрит на меня любопытными глазами.

— Доверие - это улица с двусторонним движением, милая, — говорю я ей. — И я верю, что ты останешься на месте. Потому что в противном случае, могу обещать, тебе не понравится, если мне снова придется приходить за твоей задницей.

Скарлетт улыбается мне с вызовом, и я сбрасываю джинсы и снимаю их.

Скарлетт сглатывает, и ее любопытный взгляд блуждает по моему телу. Я даю ей целую минуту на это, прежде чем иду в душ и включаю его. И хотя я больше всего хочу, чтобы Скарлетт присоединилась ко мне, я довольствуюсь тем, что ледяная вода успокаивает меня.

Когда я выхожу, она все еще там, ее ноги свисают со столешницы. Я беру полотенце и вытираюсь, а затем двигаю бедрами между ее ног. Провожу пальцами по ее икрам до ушибленного и распухшего колена.

Когда я касаюсь его, она вздрагивает.

— Имя, — требую я снова.

— Я позволю тебе пригласить меня на свидание, — отвечает она.

Я снова наклоняюсь и чувствую вкус Скарлетт. Всего на минуту. Потому что не могу удержаться. И потому что мне хочется верить, что я делаю успехи в отношениях с ней, несмотря на то, что я чертовски подозрителен.

Затем я приглаживаю ее волосы и откидываю их назад на плечи.

— Что моя девочка любит делать? —- спрашиваю я. — Когда она не трахается на улицах.

— Твоя девочка, — насмехается она. — К твоему сведению, Туз, я ничья ни девочка. И тебе действительно лучше держаться от меня подальше. — Я улыбаюсь, а она хмурится, и она еще не закончила. — Я серьезно, — повторяет она.

— Сделай все, что в твоих силах, Скарлетт.

Она смотрит на мою грудь, и ее пальцы перебирают татуировки, пока она говорит.

— Эти свидания, — говорит она. — Это моя игра. Мои правила.

— Скажи мне, какие вещи тебе нравятся. И я посмотрю, смогу ли я это сделать.

Скарлетт размышляет над этим в течение мгновения, по-детски раскачивая ногами взад-вперед, а затем морщится.

Я пытаюсь сосредоточиться на словах Скарлетт, а не на том, что ей больно, потому что это только пробудит убийцу внутри меня.

— Я не люблю людей, — говорит она. — Или СМС-ки. Или продукты оранжевого цвета. Черную лакрицу. Телевидение. Концерты. Рестораны. Клубы. Торговые центры.

Скарлетт замолкает, а я с любопытством смотрю на нее.

Самое печальное, что она даже не шутит.

— Я упоминала о людях? — добавляет она.

— Дважды, — говорю я ей. — Но я - исключение из этого правила.

— Ты не можешь объявить себя исключением из правила. Это должен сделать тот, кто устанавливает правила.

— Скарлетт.

Тон моего голоса - это предупреждение, которое она игнорирует.

— Просто выкладываю карты на стол для тебя, Бродрик, — говорит она. — Ты думаешь, что напоишь меня спиртным, и я немного успокоюсь. Но этого не произойдет. Что видишь, то и получаешь. Всегда. Я невероятно скучна и очень безразлична буквально ко всему. Так что тебе лучше просто идти дальше и избавить себя от неудачной попытки.

— Я действительно получил по голове сегодня вечером, — говорю я ей. — Но я припоминаю, что не так давно ты попросила меня поиграть с тобой, как только я вошел в дверь.

— Только потому, что у меня был момент, когда мне стало интересно, на что это похоже, — произносит Скарлетт. — Но тот момент уже прошел.

— Что ты имеешь в виду под «как это было»? — спрашиваю я.

— Просто, знаешь. — Она двусмысленно размахивает руками. — Каково было бы трахать кого-то, кто меня не отталкивал.

Скарлетт прямолинейна. Это одна вещь, которую я узнал о ней с тех пор, как мы познакомились. Однажды вечером Мак рассказала мне бесчисленные признания о ней. Она гений без фильтра и без навыков социального поведения. Что она никогда не вписывалась в общество, поэтому никогда не пыталась сделать это. Но это признание застало меня врасплох.

Последнее, что я хотел бы сделать, это узнать, с кем она спала до меня. Но теперь я не могу удержаться, чтобы не спросить об этом.

— Ты никогда не была с мужчиной, который бы тебя не отталкивал? — спрашиваю я. — Правда? А как насчет твоих парней?

— Парни? — моргает она. — У меня никогда не было парня. Ну, во всяком случае, не со школы.

На этот раз я официально ошеломлен молчанием. Что, похоже, только еще больше ее оскорбляет.

— Кому нужен гребаный парень? — хмыкает она. — Отношения - это одна сплошная головная боль. Я никогда не понимала, почему кто-то хочет подвергать себя такому аду. Да еще и добровольно. Я могу быть садисткой, но не мазохисткой.

— Скарлетт?

— Да?

— Прекрати болтать.

Она так и делает. И у меня есть несколько мгновений, чтобы записать слова Скарлетт в долговременную память, после чего смогу поразмыслить над ними позже. Но сейчас мне просто нужно выгулять ее на свидание, пока я не трахнул ее на следующей неделе.

— Приготовься, — говорю я.

— К чему?

— Я приглашаю тебя на свидание сегодня вечером.


ГЛАВА ВОСЬМАЯ



Скарлетт


Если дорога в ад вымощена благими намерениями, то я, должно быть, направляюсь прямиком в рай.



Ни одна частичка моей души никогда не колебалась по поводу того, чтобы наебать мужика. Некоторые говорят, что нужно быть жестоким, чтобы быть добрым.

Я же говорю, что ты должен быть жестоким, чтобы выжить.

Я никому ничего не должна. Особенно Рори.

Но когда я бросаю взгляд на него, когда он мчит меня по улицам Бостона так, будто ему не наплевать, мне хочется отправиться на длинную пробежку. В кровати из конструктора Лего.

Если я накажу себя, мне станет легче.

Если я наказываю себя, то чувствую себя намного лучше.

Но я не могу наказать себя, потому что сейчас я заперта в этой машине, и все, что я чувствую, — это аромат Рори. Чистый, как океан. Он классный, с привкусом мяты и оливковой кожей, и его тело – тело настоящего Альфы, и я продолжаю испытывать его, когда не хочу.

Тело Рори твердое, но он не такой твердый, как я. Он открыт. Лениво положив руку на руль и откинувшись на спинку сиденья, его футболка натянулась на груди. Он парень в футболке и джинсах. Парень с ямочками на щеках. Хороший парень. Парень, который с удовольствием отметелит тебя в четверг вечером.

В нем слишком много всего. Высокий, непринужденный, забавный и зеленоглазый.

А я всего лишь одна вещь, и это не его девушка.

Но это не имеет значения.

Я приняла решение, и я не сдамся. Пыталась предостеречь Рори, но если он недостаточно умен, чтобы прислушаться, я не вправе брать на себя ответственность за это.

Я - разрушительница, и вы, вряд ли, свяжитесь с тем, кто сеет разрушение.

Рори облажался со мной, а теперь собирается помочь мне, а я собираюсь использовать Бродрика, и в конце концов это его погубит.

Все не должно было быть так просто. И только для блага самого Рори я собираюсь преподать ему этот урок. Потому что после всего, что я уже сказала и сделала ему, он не должен мне доверять.

Но он просто так вернул меня в свою жизнь.

А вы в курсе, что происходит с людьми, которые дают второй шанс, словно это конфеты на Хэллоуин? Их имеют свойство наебывать.

Я не тостер, и меня нельзя так просто взять и переделать. Вы не можете вставить меня, как вилку в розетку, и достичь коннекта там, где раньше его не было. Потому что так уж я была запрограммирована. С самого рождения я была неправа. Те симптомы, о которых моя мать обычно имела обыкновение жаловаться и сетовать? Это не были симптомы. Это были страдания на всю жизнь.

У меня нет чувств к людям, предметам или местам, или тоски по старым воспоминаниям. В то время как у большинства людей эмоциональная привязанность повышается и понижается по отношению к объекту или человеку, я не сталкивалась с таким препятствием.

Моя мать знала, что я была неправа, и она не могла допустить, чтобы в нашей семье было что-то не так. Она провела меня через все это. Анализы крови, тесты на речь, чернильные кляксы и схемы мозга рептилий. Сначала у меня были проблемы в учебе. Затем последовало ассоциативное поведение. Возможно, нарушение коммуникации. Было, походя, брошено слово «спектр», на которое моя мать быстро наложила запрет... потому что такого рода расстройствам не было места в верхнем Ист-Сайде. Может быть, в Бруклине. Но не в ее доме.

Однажды я сказала маме, что ничего не чувствую. Что я была просто ровной линией. И навсегда застопорилась на одном месте. Она сказала мне никогда больше не говорить о такой чепухе, а затем отправила меня на год в школу-интернат.

Так что я больше никогда об этом не упоминала.

Возникало чувство удовлетворения от того, что он был прав. В том, чтобы быть плоским.

Но теперь есть кое-что еще. Я сомневаюсь в границах своих линейно текущих эмоций. Когда я смотрю на него, в программной строке выскакивает ошибка.

Страх, рассуждаю я. Потому что я никогда не чувствовала себя в такой опасности, как сейчас, когда думаю о том, что я могла бы с ним сделать.

Рори не такой плоский, как я.

Он весь из зазубренных краев и мягких углов. Противоречие мрачной мужественности и мягкого юмора. Но внутри он чувствует.

И я та девушка, которая собирается окунуть его в керосин, прежде чем зажечь спичку.

Совесть слабо нашептывает мне, совесть, о существовании которой я и не подозревала, говорящая мне держаться подальше. Но деструктивная часть меня хочет наказать его.

Я хочу оставаться линейной. Потому что это просто. И это мне знакомо. Но это похоже на один из тех кардиомониторов, когда они возвращают кого-то к жизни. Я уже вижу, как формируются небольшие пики и линейные отрезки. Моя плоская линия изменилась.

Стала податливой, когда раньше была несгибаемой.

Я смотрю на Рори слишком долго, и он это чувствует, взглядом подозрительно скользя по мне.

Он знает, что что-то происходит. Потому что иначе я никогда бы не пришла к нему. Итак, мне нужно предоставить ему причину. Что-то, что заставит Рори подумать, что я нуждаюсь в нем. Я собираюсь сделать из него хорошего солдата. Клайда для моей Бонни. И мы вместе нагреем всех, кто когда-либо переходил мне дорогу, прежде чем я разделаюсь и с ним тоже.

Потому что в этом мире ты всегда можешь полагаться только на себя.

И я собираюсь положить этому конец. Так или иначе.

Рори заезжает на стоянку «Слейнта» и выключает зажигание. Это место обитания ирландской мафии. Штаб-квартира, если угодно. Стриптиз-клуб, игорное заведение и черт знает что еще. Мак была здесь танцовщицей всего пару секунд, прежде чем Кроу женился на ней, так что я немного знаю об этом месте.

Теперь вопрос в том, что мы здесь делаем.

Рори возвращается к своему привычному мальчишескому образу, когда поворачивается на сиденье и подмигивает мне. Он тянется к моей руке, и его рука теплая, большая и мозолистая от драк.

— Имя? — спрашивает он.

Это моя возможность. А вот и хлебная крошка. Рори не может удержаться, чтобы не помочь женщине, оказавшейся в беде. Итак, я собираюсь бросить ему кость. Я дам ему достоверную причину, по которой мне нужно задержаться здесь на некоторое время.

— Дело в том, что... — тихо говорю я. — Имя не имеет значения.

Рори не перебивает меня. Вот в чем его особенность. Он не такой, как большинство парней. Он действительно слушает то, что я хочу сказать. И всякий раз, когда я говорю, его глаза устремлены на мое лицо, а не на мое тело.

Это непривычно, и мне от этого не по себе. Быть настолько открытой. Полной изгибов и пиков, которые я хочу втоптать обратно в ровную линию, где им и место.

— Игра потеряла привлекательность, — продолжаю я. И это действительно правда. — А этого со мной не случалось уже давно.

Взгляд Рори теплый. В нем читается облегчение. И то небольшое чувство спокойствия, которое у меня было, мигом превращается в раздражение. Конечно, он счастлив. Пытается диктовать мне, как жить дальше. Как и все остальные.

Рори не имеет права судить меня.

Чертов мафиози, который пытается сказать проститутке, что она живет неправильной жизнью. Он проникает мне под кожу и начинает жить там, но я не позволю ему об этом узнать.

Эта маленькая шарада будет быстрой и грубой, как он любит. Рори вечный холостяк. Я видела его в боях. Женщины готовы виснуть на нем пачками. Жизнь, которой он живет, быстрая и жесткая. Высокооктановая.

Все, что меньше, не принесет ему такого удовлетворения.

Мужчинам все быстро наскучивает. Моногамия не является для них естественной. Факт.

Рори тоже заскучал бы со мной, что бы он себе ни говорил. Его возбуждает только погоня. И если бы я не потрахалась с ним прямо сейчас, он бы оттрахал меня всего через несколько месяцев. Вне всякого сомнения.

Это придает мне стойкости, необходимой для того, чтобы продвигаться дальше по пути своей лжи.

— Я хочу бросить, — убеждаю его я. — Я хочу двигаться дальше. Но я просто... — Я выкладываю все начистоту, поворачиваюсь, чтобы посмотреть в окно, потирая руки о платье. — Есть только несколько вещей, о которых я должна позаботиться в первую очередь. И мне нужна твоя помощь в этом.

— Милая, ты же знаешь, что я всегда позабочусь о тебе. Все, что тебе нужно было сделать, это сказать мне об этом.

Я сглатываю комок в горле, но фальшивые слезы, которые я придумала, уже не кажутся такими фальшивыми. Я не понимаю, что сейчас происходит внутри меня.

Несмотря ни на что, это то, что Рори должен увидеть. Его пальцы двигаются по моему лицу, нежные. В его движениях сквозит обожание.

— Мы разберемся с деталями позже, — обещает он. — А сейчас, похоже, тебе не помешает хорошая порция веселья.

Веселья? Я даже не знаю, что это такое. Но я все равно киваю. Успокаиваю его, как будто я нормальная девушка, которая может ходить на нормальные свидания. Или что-то в этом роде.

Рори говорит мне оставаться на месте и выходит, чтобы обойти машину, как джентльмен. Он открывает дверцу с моей стороны и помогает мне выйти из машины, обхватывая меня за плечи, пока мы направляемся к задней двери.

Но прежде чем мы заходим в клуб, он останавливается, наклоняется и шепчет мне на ухо.

— Ты назовешь мне имя, милая.



Рори проходит мимо бара и танцпола и ведет меня прямиком в подвал.

В помещении шумно и много ирландцев и еще толпа всяких людей. По всему помещению в изобилии представлены различные виды азартных игр, а официантка бегает, разнося напитки, пока мужчины пьют и курят.

Гвалт и клаустрофобная атмосфера бьют мне в виски, и я улыбаюсь, хотя на самом деле не хочу этого делать. У меня эмоциональный перегруз. Дело в том, что мой мозг плохо справляется с таким количеством раздражителей. Но я всю жизнь практиковалась, поэтому я отключаю мозг и сосредотачиваюсь на том, что нужно делать. Например, ходить, дышать, наблюдать и кивать, когда Рори знакомит меня с кем-то.

Он ведет меня к покерному столу с одним свободным стулом и садится, притягивая меня к себе на колени, словно я его трофей на эту ночь. Другие парни за столом бросают на меня мимолетные взгляды, но не осмеливаются ничего сказать.

Это мужская игра. И, очевидно, я здесь исключительно в виде декорации. Но после того, как Рори встречается с каждым из них взглядом, они перестают пялиться на меня и находят другие точки внимания. Это смена темпа, если она вообще была, и я немного расслабляюсь, когда он заказывает напиток.

Рори спрашивает, что я буду пить, и я сама говорю официантке.

Перед началом игры все за столом о чем-то болтают, но Рори не ведет «светских» бесед. Он сфокусирован на моей шее, снова вдыхает мой аромат. Для него не представляет проблем публично демонстрировать свои привязанности, в то время как для меня это настоящая проблема. О чем я ему сообщаю, но он рукой обхватывает меня за талию и притягивает обратно к своей груди.

— Ты играешь в покер? — интересуется он.

— Не знаю как.

Рори двигается подо мной, и он уже чертовски тверд. Неудобно, без сомнения. Моя задница прижимается к нему, а облегчения нет.

Какой-то части меня это нравится. То, что я мучаю его. Я снова чувствую себя собой.

— Думаю, тебе понравится, — говорит Рори. — Прилив адреналина без того, чтобы наебывать ничего не подозревающих парней.

Я смотрю на него, а в ответ Рори сверкает своими ямочками. Его фирменный стиль.

Дилер садится и обращает на себя наше внимание.

За столом все затихают, когда сдаются карты, и все превращаются в подобие статуй.

— Они не хотят ничего выдавать, — шепчет мне на ухо Рори, и я думаю, что, может быть, я была бы хороша в этой игре.

Может, я и не умею играть в покер, но я умею читать по лицам. А некоторые из этих парней, откровенно говоря, отстой.

Первые пару раундов я просто наблюдаю. Рори шепчет мне на ухо, объясняя ходы, которые он делает с картами, и я немного учусь по ходу дела. Но я наблюдаю за людьми. И примерно через двадцать минут или около того я понимаю, что лысый мужик напротив нас нервничает до предела.

Это инстинкт.

Я шепчу свою теорию на ухо Рори. Он смотрит на меня, а затем, не сомневаясь, полностью доверяет моему мнению.

Когда тот вынужден выложить карты на стол, я с радостью убеждаюсь, что была права.

Остаток вечера проходит в том же духе. Мы остаемся до двух часов ночи. Благодаря мастерству Рори в игре и моим подсказкам, мы сгребаем кучу денег. Я выдохлась, и у меня болят глаза, когда Рори оттаскивает меня от стола.

— Мы уже уходим? — спрашиваю я.

Рори смеется и распутывает мои волосы, как будто я ребенок.

— Лучше уйти, пока мы еще впереди, милая. Но не волнуйся, мы вернемся. Из нас получится хорошая команда.

— Хочу иметь место за столом, — говорю я ему. — Мое собственное место.

Он снова улыбается мне и качает головой.

— Женщины не допускаются. Правила клуба.

— Ну это чушь собачья.

— Ты можешь обсудить это с Лаклэном, — произносит Рори.

— Или ты можешь просто отвезти меня куда-нибудь, где не придерживаются традиций пятидесятых годов.

Он останавливается у двери, чтобы обдумать это.

— Неплохая идея.

Злая ухмылка расползается по моему лицу, и это не имеет никакого отношения к покеру. Думала, что это будет вызов, но Рори сам подготавливает для меня почву.

Он просто понятия не имеет, что это на самом деле худшая идея из всех возможных.


ГЛАВА ДЕВЯТАЯ



Рори


Скарлетт уложена в мою постель, Конор здесь, чтобы присмотреть за ней, поэтому я отправляюсь в спортзал, чтобы встретиться с ребятами.

Кроу и Мик уже на ринге, проводят спарринг, а остальные парни болтают в сторонке подобно стайке сплетниц.

Я буквально сдираю с себя футболку и отбрасываю ее в сторону, прежде чем отойти в противоположный угол ринга и приготовиться свернуть себе шею.

— Кто-нибудь хочет получить по башке этим прекрасным утром?

— Кто-то сегодня с утра начал хохмить, — замечает Мик. — У причины улыбки на твоем табло есть имя?

— Джентльмен никогда не целуется и не болтает.

Подмигиваю я ему, а Жнец присоединяется ко мне, чтобы отработать пару ударов.

Раньше он никогда не любил спарринги, поскольку ему не хватает самоконтроля, чтобы остановиться, пока кто-нибудь не умрет, но теперь, когда он живет с хозяйкой своего сердца, он стал гораздо спокойнее. Он один из лучших парней, которых я когда-либо имел удовольствие знать.

Сегодня утром мы не слишком усердствовали. Просто легкий спарринг. Большинство парней все еще страдают от похмелья после вчерашней ночи.

Когда я оставляю их, Кроу выходит за дверь, чтобы переговорить со мной, прежде чем я свалю.

— Мне бы не помешал лишний человек в клубе на сегодняшний вечер. Мак вбила себе в голову, что мне нужно быть дома пораньше. Так ты сможешь?

— Планирую сводить хозяйку моего сердца на свидание сегодня вечером, — отвечаю я ему. — А Конор разве не может?

Кроу переводит взгляд на улицу, его взгляд привычно мечется. Но по выражению лица Рори я понимаю, что ему есть что сказать. И я предчувствую, что мне это не понравится.

— Ты теперь обихаживаешь Скарлетт, да?

— И что с того?

Кроу может быть боссом, но он точно не собирается указывать мне, с кем я могу встречаться, а с кем нет.

— Дело в том, — говорит он, — что ты должен знать, что у нее с головой не все в порядке, Рори.

Я пожимаю плечами.

— Так только веселее. Ты же знаешь, что сумасшедшие - дикари.

С кровью не шутят.

Горделивое выражение появляется на лице Кроу, и я не думаю, что он намерен все пустить на самотек. Я больше никогда не воспринимаю вещи чересчур серьезно, и иногда для Кроу это становится настоящей проблемой. Он такой же серьезный, как и они.

— Я в курсе, что она подруга Мак, — продолжает он. — И она кажется преданной. Мак. Но кому еще. Мне об этом ничего не известно.

— К чему ты клонишь?

— Только то, что ты питаешь особую слабость к женщинам, оказавшимся в беде и лично я считаю, что в данный момент она просто натуральным образом издевается над тобой.

— Ну, если это так, тогда это моя ситуация, которую мне следует разрулить самому, — говорю я ему.

— Не кажется ли тебе немного странным, что она ведет себя сейчас с тобой крайне мило, когда всего два месяца назад она не могла даже смотреть на тебя?

Вот оно. Честность Кроу.

Если бы это был кто-то другой, я бы огрел его лампой по голове. Только я знаю, что Кроу стоит на страже моих интересов. Не так давно Мак обманывала и лгала ему, занимаясь поисками своей пропавшей подруги Талии. Она пришла к нему с плохими намерениями, а он не доверял женщинам с самого начала. Она сыграла с ним партию, исход которой он знал заранее. И теперь они счастливы в браке, у них есть ребенок и еще один на подходе.

Поэтому я оставляю все как есть, потому что ничто из того, что я говорю, не убедит Кроу в обратном, пока он не увидит это сам.

— Ничего серьезного, — говорю я ему. — Мы просто развлекаемся вместе. Ничего страшного, ничего плохого. Тебе не стоит беспокоиться об этом, приятель.

Он рассматривает меня мгновение, прежде чем кивнуть. Ему все еще не нравится эта идея, но он сказал свое слово и знает, что я уже все решил.

— Тогда, полагаю, увидимся завтра, — говорит он.

— Полагаю, увидимся.

Сегодня суббота, а это значит, что у меня есть еще одно дело на повестке дня, прежде чем я отправлюсь домой. И не имеет значение, ждем меня дома женщина или нет.

Каждую субботу я обязательно заезжаю к Найлу.

Он бывший босс синдиката Маккенна, вынужденный уйти на досрочную пенсию, когда у него начались проблемы с сердцем.

Я звоню в дверь, и его жена, как обычно, тепло обнимает меня и предлагает чашку чая и кусочек пирога. Обычно я бы согласился, но поскольку Скарлетт ждет меня, я отказываюсь.

Найл в своем кабинете, читает. Похудевший с тех пор, как я видел его в последний раз, и, судя по всему, скучающий до чертиков. Мне больно видеть его таким. Я знаю, что ему тоже больно. Но он жестом приглашает меня войти, одаривая меня теплым взглядом, как он всегда делает, и говорит, чтобы я занял место напротив него.

Я так и делаю. Найл поднимает палец, дочитывая страницу, на которой он остановился, и я откидываюсь в кресле, закидываю ногу на ногу.

Этот человек был для меня как отец. Он изменил мою жизнь, и я навсегда останусь его должником.

Найл научил меня всему, что я знаю. С тех пор как я был совсем маленьким мальчиком и работал в его магазине разносчиком продуктов. А потом, в возрасте тринадцати лет, когда весь мой мир перевернулся с ног на голову, он подарил мне твердую почву под ногами.

По привычке я поправляю серебряные часы на запястье. Те самые, которые остановились на десяти сорока трех более двадцати лет назад.

Именно тогда я стал мужчиной.

Именно тогда Найл привел меня в эту жизнь.

Он научил меня всем аферам. Найл научил меня драться. Он научил меня справляться с гневом, который я никак не мог взять под контроль.

И, возможно, самое лучшее, что он когда-либо сделал для меня, - это заставил никогда больше не вспоминать о той ночи. Никогда не говорить о том, что он сделал для меня. О том, что сделал я. И по какой причине я обязан ему своей преданностью и жизнью.

У меня нет ничего, кроме уважения к этому человеку. И к моим братьям. Я лично убедился в верности каждого из них. Я всегда буду сражаться за них.

Найл откладывает книгу и поправляет очки, глядя на меня поверх оправы.

— Где мой виски?

Я достаю пинту из пиджака и выставляю ее на стол, как какой-то чертов наркобарон. При этом мы воровато уставились на дверь. Если его зазноба узнает, что я проносил ему виски, мы схлопочем от нее по яйцам.

Найл без притворства открывает бутылку и делает глоток, после чего засовывает ее в нижний ящик стола.

— Хорошая вещь, — говорит он. — Ты хороший парень.

— Как идут дела? —  интересуюсь я.

— Хорошо, как и следовало ожидать, полагаю, — отвечает он. — Женушка заставила меня есть еду, напоминающую по вкусу картон. Овсянку, сухие тосты и тому подобное.

— Она заботится исключительно о тебе.

Найл кивает и откидывается в кресле, его лицо задумчиво.

— Я говорил с твоей мамочкой на прошлой неделе.

— О?

Это новость для меня.

— Я говорил с ней в воскресенье, но мама не упоминала об этом.

— Она сказала, что беспокоится о тебе, — говорит мне Найл. — Что ты никогда не остепенишься и не подаришь ей внуков. Она поручила мне найти для тебя хорошую женщину.

Мы оба смеемся над этой идеей, а потом я немного расслабляюсь.

— Тебе не стоит беспокоиться, — говорю я. — Я вполне способен сам найти себе женщину.

— Да, верно, — отвечает Найл. — Твоя проблема состоит только в том, чтобы выбрать именно ту из них, с которой тебе захочется проводить время дома.

Я не знаю, почему я произношу эти слова. Учитывая, что я только сегодня утром сказал Кроу, что между мной и Скарлетт ничего серьезного нет. И это не так. Но, возможно, я бы хотел, чтобы это было правдой. Может быть, я вижу, что они движутся в этом направлении.

— Не говори маме, чтобы она начинала присматривать фарфоровый сервиз, - говорю я, — но я думаю, что уже нашел подходящую хранительницу своего очага.

Найл удивлен моим признанием, но в его улыбке проглядывается облегчение.

— Она будет очень рада это услышать. Она была убеждена, что ты был так расстроен из-за всей этой ситуации с твоим папашей, что это отбило у тебя всякую охоту жениться.

Я двигаюсь в кресле и перевожу взгляд на его стол. Найл никогда не упоминает о моем отце, и на то есть веская причина. Это не та тема, которую мы обсуждаем за чашкой чая.

Разве что однажды.

Только когда мне нужно было избавиться от его тела, и Найл позаботился об этом. Он никогда не поднимал эту тему. До сих пор. И это не та тема, которая мне особенно интересна.

— Дело в том, парень, — говорит Найл, — что если я чему-то и научился с тех пор, как мой пламенный мотор начал сдавать, так это следующему. Чтобы двигаться дальше, нужно отпустить прошлое. Чтобы жить настоящим. И хотя я доверяю инстинктам твоей матушки, у меня уже давно есть такие же мысли насчет тебя.

— К чему ты клонишь? — спрашиваю я.

Он кивает на часы на моем запястье.

— Не пора ли тебе снять эту штуку, парень?

Я стучу по треснувшему стеклу и качаю головой.

— Они ничего не значат. Это просто часы.

— Не согласен, — говорит Найл. — Эти часы - и чувство вины, которое ты носишь с собой - слишком долго тяготили тебя. И если я что-то и узнал о тебе, Рори, так это следующее. Как только приходит время тебе получить что-то хорошее от жизни, ты намеренно упускаешь этот шанс. Саботируешь его.

В комнате становится тихо, и я не могу найти слов, чтобы возразить Найлу. Даже если бы они у меня были, я бы не стал возражать. Я всегда доверял суждениям Найла. Его советам. Но сейчас я не хочу верить в то, что он говорит правду.

— Ты говоришь, что нашел себе хорошую женщину. — Найл наклоняется вперед и ставит локти на стол, при этом он сверлит меня взглядом. — Так что иди и не порти все, как ты всегда это делаешь.


ГЛАВА ДЕСЯТАЯ



Скарлетт


Я тебе не подхожу. Даю тебе всего одно предупреждение.



Рори притихший, когда возвращается домой.

Задумчивый, непохожий на себя и кажется удивленным тем, что я все еще здесь.

Ему не следовало бы удивляться, раз он поручил Конору следить за тем, чтобы я не сбежала от него.

Я подумывала об уходе. Примерно каждые две секунды.

Подумывала о том, чтобы сказать Конору, Ройсу, Рори и всем остальным, чтобы они шли на хуй, и самой преспокойно свалить из этого города. Но куда бы я поехала? Бостон - мой дом.

И я больше не буду бегать.

Побег был сделкой с самой собой на один раз. И я не намерена проделывать это снова.

Рори наблюдателен. Больше, чем большинство мужчин. Он замечает напряжение в моем теле. Вопросы в моих глазах. Сомнения, которые всегда сквозят в моем взгляде, когда он рядом.

Он идет через всю комнату и притягивает меня к себе. Я позволяю ему. И я позволяю Рори взять мое лицо в свои руки, заглянуть в мои глаза и прижаться своими губами к моим губам.

Он пахнет солнцем и океанским воздухом, а на вкус он похож на чувство голода.

Я никогда не была с мужчиной по своей воле. Ни разу.

Никаких парней. На одну ночь. Никаких свиданий.

У кого есть время на это?

Я ничего не упускала. Мне никогда не хотелось большего.

Но когда Рори притягивает меня к себе, ограждая меня от внешнего мира, во мне появляется любопытство, которого раньше не возникало.

Могу ли я хотеть его вот так? С его чистым запахом, сияющей на солнце кожей и твердым телом. Он должен быть снизу, потому что я всегда контролирую ситуацию. Это значит, что мне придется делать всю работу, и я не понимаю, нравится ли мне эта идея. Мне не чужда тяжелая работа, но в конце должна последовать награда, а я не знаю, будет ли она в случае с ним.

Мысли о том, кто из нас должен быть сверху и выполнять всю работу, улетучиваются, когда он отстраняется. Без ощущения его тела, без его объятий, холодно, и я дрожу, а Рори снимает свою толстовку и протягивает ее мне.

— Здесь немного прохладно, — извиняется он. — В доме еще нет центрального отопления. Все еще идет ремонт.

— Я вижу.

Я провела все утро в его холостяцкой берлоге, изучая ее по частям. Плиты гипсокартона и столярное оборудование в изобилии, обстановка пыльная и до завершения ремонта еще далеко. Пол разобран, половина стен отсутствует. Но благодаря пространству и моему разуму, заполняющему пробелы, я вижу все совсем иначе.

Я попыталась представить его жилище таким, каким бы его увидел Рори. Как дом для семьи, потому что здесь три спальни. Он очень любит кухню, где, я полагаю, он представляет, как будет ужинать с женой. Дети будут играть в гостиной, и, наверное, там будут собака и кошка.

Он поселится здесь. Обустроит здесь быт.

Учитывая, что к тому времени, как я закончу с ним, он не будет затрахан мной до смерти.

Во рту не осталось и остатка сладости от поцелуя Рори. Теперь он горький, и меня передергивает, и я уже ненавижу эту женщину, и, конечно, я ее не знаю. Но, может быть, будет лучше, если я так облажаюсь, что он никогда не встретит ее, потому что тогда я получу то, чего хочу, даже если не знаю, почему я так этого хочу.

— Ты сам занимаешься ремонтом? — спрашиваю я, потому что мне нужно что-то сказать и не думать о том, о чем я только что думала.

— Ага, — кивает он. — По большей части. Парни помогают время от времени. Но мне нравится работа. Рукам есть чем заняться.

— Ты имеешь в виду, когда ты не метелишь кого-нибудь вечером по четвергам?

Рори улыбается мне, и у него появляются ямочки, но я не улыбаюсь в ответ, потому что действительно думаю о том, что еще он делает этими руками.

Я отворачиваюсь и иду к открытой кирпичной стене в дальней части помещения.

— Сохранишь это?

— Теперь, когда ты до нее дотронулась, — отвечает он. — Как я вообще могу с ней расстаться?

Я бросаю взгляд через плечо и ловлю Рори на том, что он смотрит на мою задницу. Это радует.

Я уже начала сомневаться.

Рори продолжает ускользать от меня как раз тогда, когда все набирает обороты, и это проблема, с которой я еще не сталкивалась.

— Наслаждаешься видом?

— Всегда, — ухмыляется он. — Еще лучше я буду наслаждаться им в душе через две минуты.

— Извини, — говорю я с зевком. — Уже принимала его утром, пока ждала тебя. Что, кстати, больше не повторится.

Рори все еще зациклен на идее, что я окажусь с ним под душем, и теперь он пускает в ход тяжелую артиллерию. Срывает с себя футболку и расстёгивает пояс на брюках.

Он забывает, кто я.

Любитель.

— Последний шанс.

Он подмигивает, а я ухмыляюсь.

— Пас. Мне все равно нужно домой и еще прикупить кое-что из одежды

— Я тебя подвезу, — говорит он. — Мне нужно всего десять минут или около того.

— Конечно.

Салютую ему чисто в шутку и снова сажусь на диван, постукивая пальцами по бедру.

— Скарлетт.

Рори серьезен. А он никогда не бывает серьезным. Я поворачиваюсь, и мне не нравится то, что я читаю в его глазах.

— Не исчезай от меня снова.

Моя улыбка слабая, как и мои заверения.

— Даже не мечтаю об этом.


ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ



Рори


Скарлетт молчит всю дорогу, пока я везу ее домой.

И нервничает тоже.

Я не спрашиваю ее почему, потому что это только даст Скарлетт повод отказаться от нашего сегодняшнего свидания. Сходить на которое, кстати, и было ее идеей.

У меня и в мыслях не было ехать в Нью-Йорк, чтобы сыграть в карты, но если это позволит мне побыть с ней, я соглашусь.

Скарлетт не позволяет мне открыть для нее дверь машины и дает право плестись за ней по лестнице. Наверху ее встречает рыжий кот, и Скарлетт колеблется, словно хочет погладить его, но потом оглядывается через плечо и решает не делать этого.

Скарлетт никогда не узнает об этом, но я вижу в ней сходство с самим собой.

И я вижу, каким я мог бы стать, если бы Найл не взял меня под свое крыло и не помог мне разобраться с моим дерьмом.

Совершенно очевидно, что никто никогда не делал того же для Скарлетт. Она не принимает ни милости, ни сочувствия, ни даже доброго слова. Она ненавидит весь мир и всех живущих в нем. А внутри, под слоем фальшивой приторности и лжи, ее переполняет ярость.

Она не хочет, чтобы кто-то знал об этом. Чтобы кто-то увидел в ней эту уязвимость. Мне самому хорошо знакомо это чувство. Вот почему я раньше выбивал всю душу из любого парня, который думал, что может на меня рот разевать.

Я думал, что это делает меня мужиком, но я стал от этого только своим злейшим врагом. Превратился в копию своего отца. И я не мог сдержать свой гнев.

Но теперь все изменилось. Как и я.

Люди никогда не воспринимают меня всерьез, потому что я всегда шучу. Скарлетт тоже думает, что она меня раскусила.

Вот почему, когда она делает такие вещи, как эта - когда она не останавливается, чтобы погладить кошку, которая жаждет ее внимания, боясь, что это даст мне какую-то информацию о ней – я не виню Скарлетт за это. Но регистрирую это. Фиксирую все, что она делает.

И когда-нибудь мы распакуем этот багаж, который Скарлетт носит с собой.

Только не сегодня.

Скарлетт засовывает ключи в дверь и начинает возиться с замками. Точнее, всеми шестью. И если на ее двери их шесть, то я могу только представить, сколько их на ее сердце.

Когда ей удается открыть баррикаду своей квартиры, Скарлетт впускает нас внутрь.

Взглядом прохожусь по бардаку, пока Скарлетт незаметно проверяет каждую комнату на наличие невидимых угроз.

И снова я не окликаю ее, потому что использую эту возможность, чтобы впитать ее личное пространство.

Квартира маленькая, из мебели - только самое необходимое. Ни фотографий, ни украшений, только белые стены и куча книг.

Книги на каждой поверхности. Диван. Кухонный островок. Стол. Все они помечены закладками в разных местах, и я проверяю пару из них, когда она не смотрит, чтобы увидеть, к чему она хотела вернуться.

Есть несколько экземпляров одних и тех же книг.

«Гамлет» и «Великий Гэтсби».

Вторую она уже упоминала мне раньше.

Я ничего не смыслю в книгах, но Скарлетт одержима ими. Когда она возвращается в комнату и застает меня листающим страницы, все оказывается еще хуже, чем я думал.

Она выхватывает книгу из моих рук, расстроенная перспективой попытаться найти именно ту стопку, из которой она взята. Ее взгляд метался при этом по комнате в гневе, которого я раньше не замечал, когда я указал ей на стопку рядом с ней на кухонном островке. Скарлетт заменяет ее, а затем замечает книгу, все еще покоящуюся в моей второй руке.

— Отдай, — рычит она. — Ты не можешь просто так трогать чужие книги.

— Очевидно, нет, — соглашаюсь я.

Розовый румянец распространяется по ее груди, и, боже правый, она краснеет. Я улыбаюсь, и Скарлетт прекрасна, даже когда злится, как сейчас.

— Я больше не буду их трогать, — заверяю Скарлетт

Она пытается оправдать свои действия.

— Просто если ты переставишь одну, я потом не смогу ее найти.

Не знаю, как она находит их сейчас, но я не говорю ей об этом. Проблемы Скарлетт с самоконтролем глубже, чем я мог себе представить. В этом пространстве она предстает с совершенно новой стороны. Это ее уязвимая сторона.

— Посиди на диване, пока я одеваюсь, — рявкает она, указывая на другой конец комнаты.

Я хватаю Скарлетт и притягиваю к себе, моя рука запутывается в длинных локонах ее волос.

— Скарлетт, ты мне нравишься. Но я не подчиняюсь ничьим приказам. Так что тебе нужно вбить это в свою гребаную голову, прежде чем снова говорить со мной в таком тоне.

— Тогда почему бы тебе просто не отвалить, — предлагает она.

Скарлетт произносит это угрюмо, а я уже готов; я пальцами вцепился ей в волосы, оттягивая ее голову назад, так что мои губы в миллиметре от ее губ.

— Я не позволю тебе все испортить, даже не начав.

— Хорошо, — говорит она. — Тогда отпусти меня, и я оденусь. Но клянусь богом, если ты еще хоть раз прикоснешься к моим книгам...

Я шлепаю Скарлетт по заднице, а она взирает на меня, так что у меня появляются ямочки.

— Хочешь отомстить мне, милая? Тогда иди и надень что-нибудь настолько сексуальное, от чего я буду страдать всю ночь, даже просто думая об этом.

Она улыбается мне в ответ, и в ее улыбке сквозит чистая злость.

— Только помни, милый, что ты сам напросился.


ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ



Скарлетт


Будь верна себе, и пусть тот, кто стоит на твоем пути, познает всю силу моего гнева



Когда Рори видит меня, он ошеломленно замолкает.

Я немного вращаюсь на месте, действительно играя. Платье глубокого малинового оттенка с асимметричными разрезами в области декольте и бедер. Линии прорезей сделаны достаточно низко в области декольте и высоко на ноге.

Моя мама подавилась бы своим «Шардоне», если бы увидела меня в нем.

— Ну, разве я не очаровашка?

— Очаровательная - это не то слово, которое я бы использовал в данном случае, — отвечает он хрипловато.

— Тебе тоже идет спорт-шик.

Теперь я обратила на его внешний вид свое внимание.

На Рори темные джинсы и белая рубашка на пуговицах, поверх которой надет черный жилет. Рукава рубашки закатаны до локтей, отчего стала видна часть татуировок Рори.

Что касается визуального оргазма, то смотрится он вполне неплохо. Если бы я была нормальной девушкой, я была бы в восторге. Стереотипный плохой парень, покрытый татуировками и в качестве вишенки на торте умело очаровывающий девушку. Боже, эти ямочки, которыми он разит, словно оружием.

Женщины их обожают. И нет сомнений, что сегодня вечером он тоже будет кружить головы.

Вот почему у меня на этот счет имеется стратегия.

— Хочу посвятить тебя в планы на сегодняшний вечер, — говорю я.

— Какие еще планы? — интересуется он, и это похоже на вопрос уставшего парня. Рори подозрителен, и мне нужно убедить его, что будет весело.

— Считаю, нам двоим стоит вести себя сегодня так, будто мы с тобой не знакомы.

Рори засовывает руки в карманы и откидывается на пятки, обдумывая мои слова.

— Хочешь пошалить со мной, милая?

— Это то, что я планировала, — ухмыляюсь я. — Но да, я хочу изобразить ужин Бонни и Клайда в этом заведении.

— Что ты задумала? — спрашивает он.

Рори не говорит «да», но и не говорит «нет». Он любит прилив адреналина так же, как и я. Он думает, что он мастер, но он еще не видел меня в действии. Не совсем.

Поэтому я выкладываю ему все. На помощь мне приходит образ недалекой дурехи, который я эксплуатирую, когда мне приходится отсасывать у клиентов.

— Видишь ли, дружок, представим, что я скучающая домохозяйка. Выскочила замуж за магната в сфере недвижимости в штате Техас, и он проводит все свое время в офисе.

Я пару раз фыркнула и достала платок из своего клатча, чтобы надушить его, прежде чем продолжить.

— И я уверена, что он изменяет мне со своей секретаршей. Сегодня наша годовщина, а он все еще на встрече с ней. Так что я хочу напиться, повеселиться и потратить кучу его бабла. Проблема только в том, что я не умею играть в покер. Мне нужно, чтобы вы, сэр, научили меня.

Улыбка на лице Рори померкла за время моей речи. Я вижу, как шестеренки в его мозгу отчаянно крутятся, но ему требуется минута, чтобы ответить.

— Господи, милая, — бормочет он. — Они никогда не видят, как ты подкрадываешься к ним, не так ли?

Мне не нравится осуждение в его голосе.

— О, блядь, ты о ком, — огрызаюсь я. — Только не говори мне, что тебе правда жаль этих людей? Тогда это тебе нужно проверить реальность происходящего вокруг.

— Скарлетт.

Голос мягкий, когда Рори делает шаг вперед и тянется, чтобы взять меня за руку. Он знает, что я уже одной ногой за дверью после его последнего комментария.

Я не очень хорошо отношусь к осуждению.

Любой, кто хочет меня осуждать, может сразу же валить на хуй. И я так ему и говорю.

— Я не осуждаю тебя, милая, — говорит он. — Просто я немного напуган твоим нынешним образом.

А зря.

Потому что я тоже его обманываю. Пока я играю в эту игру и пытаюсь доказать Рори, что правда на моей стороне. Пока я доказываю ему, чтобы он не осуждал меня.

Я лгу Рори и одновременно плету интриги вокруг него.

И пока я думаю обо всем этом, он думает только обо мне.

— Я не знаю, смогу ли я вынести то, что ты флиртуешь с другими парнями, — говорит он, и это честно и...

Черт.

Почему Рори всегда должен быть таким чертовски честным?

— Это ничего не значит, — заверяю я его.

Именно в этом и заключается проблема.

Рори потирает рукой затылок и прохаживается по моей кухне.

— Я никогда не знаю, когда ты настоящая, Скарлетт.

Наверное, это правда. Я и сама не знаю половину времени.

Я навязчивая лгунья. Это то, чем я зарабатываю на жизнь. Это то, что я делаю, чтобы выжить.

Это моя вторая натура. Лгать для меня также же легко, как дышать. Лгать даже тогда, когда мне это не нужно.

Иногда это просто приятно. Обманывать всех вокруг.

Я лгала Рори с того дня, как встретила его. Он ничего обо мне не знает. И теперь, когда я думаю об этом, я не знаю ни одного человека, который бы знал меня.

— Неважно, с кем мы играем, — говорю я. — Потому что, когда ты начнешь выигрывать по-крупному, я просто решу, что ах-ты-ж-блядь... это именно тот парень, с которым я хочу вернуться домой.

Рори тянется ко мне, чтобы схватить за задницу и притянуть к себе. Ему нравится это делать, и он уже твердый.

Его губы перемещаются к моему уху, его голос низкий и хриплый.

— Ты так уверена, что я собираюсь выиграть по-крупному, да?

— Конечно, уверена, глупенький. — Я отстраняюсь настолько, чтобы он мог видеть мое лицо. — Потому что я буду подавать тебе сигналы всю ночь напролет.

Ложь, ложь, ложь... слова лжи льются из моих уст, словно лава.

А он глотает их, как сахар, вместо яда, которым они на самом деле являются.

— Есть еще кое-что, — говорю я ему.

— Что?

Я сжимаю в пальцах белокурый парик и слабо улыбаюсь Рори.

— Сегодня вечером ты отправишься домой с этой девушкой. Я знаю, что ты предпочитаешь блондинок.


ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ



Рори


Первым делом в Нью-Йорке нужно заселиться в отель. Он находится прямо вниз по улице от клуба, который выбрала Скарлетт, впрочем, отель тоже выбрала Скарлетт. Она знакома с Манхэттеном, а я понятия не имею откуда.

Здесь она более эпатажная. И у нее нет бостонского акцента, и теперь я думаю, не отсюда ли ее жесткость. Она может быть жительницей Нью-Йорка.

Мы регистрируемся, а носильщик следует за нами в номер, таща наш багаж и разглядывая задницу Скарлетт. Она замечает это, но ей все равно, а я замечаю и говорю ему, чтобы он отвалил.

— Тебе нравится? — спрашивает она, когда он уходит.

Комната хорошая. Даже очень. Но маленькое исчадие ада неспроста ведет светскую беседу, и я понимаю, что с ней что-то не так.

— Только лучшее для тебя, Сатана.

Она улыбается и сразу переходит к делу.

— Я войду первой и выберу столик. Ты можешь взять выпивку и присоединиться к нам.

Она уже бежит к двери, но я ловлю Скарлетт за талию и останавливаю.

— Скарлетт.

— Да?

— Если что-то пойдет не так... и я имею в виду даже самое смутное представление о том, что это пойдет не так, возвращайся прямо сюда, в эту комнату, и жди меня. Понятно?

— Сэр, да, сэр.

Она снова отдает мне честь.

— Это не шутка. Я хочу пошалить с тобой, милая. Но я должен знать, что ты не будешь безрассудной в этом вопросе.

— Я буду хорошей девочкой, — обещает она. — Клянусь честью скаута.

Теперь мой член салютует Скарлетт, и мне не нужно, чтобы она разглагольствовала о подобном дерьме еще до того, как мы доберемся до столов.

Наблюдать, как другие парни мысленно имееют ее всю ночь, будет нелегко. И я действительно думаю, что сегодня я могу поддаться своим низменным желаниям и отыметь Скарлетт так, что она больше никогда не захочет играть в эти игры.

Мы уходим, и я следую за Скарлетт по улице, отставая от нее на несколько футов. Мои глаза устремлены на ее задницу, как и у всех остальных парней поблизости, а я хочу, чтобы они знали, что она моя. Но Скарлетт - как птица, и малейшее изменение погоды заставит ее улететь.

Мужчина во мне хочет показать ей, что она все еще может получать удовольствие, не подвергая себя реальному риску. По крайней мере, не когда я рядом с ней.

Она сказала мне, что хочет выйти из игры. И я собираюсь сделать так, чтобы это произошло. С того момента, как я встретил ее, это все, чего я когда-либо хотел.

Я могу быть терпеливым. И она научится доверять мне. Скарлетт поймет, что я не обманываю ее, как все остальные парни. В процессе я могу не раз уколоться о ее терновый щит.

Но что значит немного крови ради того, кто тебе дорог?

Конечно, это прекрасная идея, пока мы не заходим в клуб. Это место совсем не такое, как я ожидал. Это шикарный и закрытый клуб. Драконовский ценник за вход и богатые придурки, расхаживающие в костюмах от Armani. Если бы я мог читать мысли, я бы сейчас убивал кого-нибудь из этих ублюдков. Как непринужденно они косятся на Скарлетт, когда она проходит мимо, как будто у них есть на это право.

Терпение, о котором я заявлял всего несколько минут назад, сейчас улетучилось напрочь.

Справедливый обмен, напоминаю я себе.

В конце вечера Скарлетт поедет домой со мной. А не с кем-то из этих парней. Это единственный выход с такой дикаркой, как Скарлетт. Если бы я предложил ужин и кино, она бы рассмеялась мне в лицо и вышла за дверь.

Итак, я беру напиток в баре и осматриваю зал, стараясь держать ее в поле зрения. Она находит нужный ей столик в считанные мгновения, и это оказывается быстрее, чем я ожидал, Скарлетт - профи.

Столик не так плох, как я думал. Несколько пожилых бизнесменов. И один парень, возможно, примерно моего возраста. Конечно, именно на него она и положила глаз, когда заняла место рядом с ним.

Я присоединяюсь к столу и занимаю место через два стула от нее, сосредоточившись на своем напитке, пока Скарлетт входит в роль.

Через несколько коротких мгновений я понимаю, что история, которую она рассказала мне ранее, была лишь тренировочной версией. На этот раз она полностью отгородилась от меня. В том числе своей улыбкой, фальшивым акцентом и декольте, от которого даже я не могу оторвать глаз.

Мужчины пожирают ее глазами, все они предлагают ей помощь, исключительно по доброте своих членов.

Я стучу костяшками пальцев по ноге и сосредотачиваюсь на столе. Пытаюсь не позволить этому задеть меня. Но этот мудак, с которым она беседует, ведется на всю эту чешуехню. А когда он улыбается, то смотрится это так смачно, что я хочу выбить ему все зубы до единого.

К моему вящему раздражению, мудак принимает предложение Скарлетт помочь потратить деньги ее ублюдочного муженька.

Вскоре после этого начинается игра, и Скарлетт должна подавать мне сигналы. Но она этого не делает, и я вижу только красный цвет, когда Итан - ее новый лучший друг - обхватывает ее и наклоняется к ней, чтобы прошептать ей что-то на ухо.

Я вот-вот сорвусь, и такими темпами я тоже скоро проиграю.

Мне нужно справиться с собой.

Итак, я заказываю еще один напиток и с головой погружаюсь в игру, решив, что единственный способ выплыть из этой катастрофы - полностью игнорировать Скарлетт. Она пришла сюда не для того, чтобы играть в покер, и, если я хочу выиграть, я не могу отвлекаться на игру, в которую играет она.

Поэтому я делаю то, что умею лучше всего.

Я начинаю жульничать.

И я оправляюсь от своих первых промахов, как только правильно фокусируюсь. Теперь все меняется. Теперь Скарлетт смотрит на меня, но я не поднимаю на нее глаз.

Ее смех мелодичен, а сказки, которые она рассказывает Итану, приторно сладки. Она чертовски хорошо врет, и Кроу был прав, и она действительно Сатана в юбке. Но какого черта я делаю, и почему я все еще хочу ее?

Она тоже играет со мной.

Гадюка, замаскированная под котенка. И она глубоко ошибается, если думает, что я просто еще один невежа, которого ведут за член, и она собирается смотреть, как я разбиваюсь и сгораю, пока она смеется мне в лицо.

В тот самый момент, когда я думаю, что все уладил в своей башке и что мне нужно отпустить ее, слова Найла, сказанные ранее, возвращаются ко мне, вступая в противоборство с этой мыслью. Неужели я только саботирую все это, как он и сказал?

Игра прерывается, и Итан уходит в уборную, пообещав, что скоро вернется. Мы со Скарлетт уже договорились, что не будем разговаривать до конца игры. Таков был план. Но она знает, что все это неправильно, и Скарлетт чувствует, как я хочу оставить все позади. Оставить ее позади и забыть.

И дьявол в ней хочет вернуть меня обратно.

— На что это похоже? — шепчет она, двигаясь рядом со мной. — Это ревность?

Это невинный вопрос. И честность в ее голосе смягчает мою решимость. Скарлетт не заводит отношений. Она сама сказала мне, что ничего не чувствует к мужчинам.

Это не должно меня удивлять. Или злить меня еще больше.

Но это так.

— Почему бы тебе не сказать мне?

Я киваю Итану, когда он возвращается из уборной.

Скарлетт бросает на меня веселый взгляд, но возобновляет свои игры с Итаном.

Когда у нас остается несколько минут, я поворачиваюсь и сканирую толпу. Через барную стойку стоит симпатичная блондинка и нерешительно смотрит на столики. Как будто она хочет играть, но не уверена, как.

Я привлекаю ее внимание и жестом прошу  подойти ближе.

Она подходит.

— Не хочешь присоединиться ко мне, милая? — спрашиваю я, имитируя сильный акцент. — Ты выглядишь так, будто тебе не помешает хорошая порция веселья.

Она неуверенно улыбается, и на мгновение замирает в нерешительности, хотя мы оба знаем, что она была готова, как только увидела меня в другом конце комнаты.

— Хорошо, — соглашается она и садится рядом со мной.

Через стол взгляд Скарлетт перемещается на мою новую спутницу. Но в ее глазах ничего не выражается, как всегда, без эмоций, и я не могу прочитать ее.

Я искренне не знаю, способна ли эта женщина действительно что-либо чувствовать.

Но я собираюсь это выяснить.

Возможно, это по-детски. Но я парень. Мы никогда до конца не взрослеем.

Блондинка представилась Шарлоттой и стала моей новой лучшей подругой, когда игра возобновилась. Она тоже очень мило общается со мной, со своим милым очарованием и милой улыбкой. Она все время наклоняется ко мне, касаясь своей рукой моей, прежде чем я обхватываю ее плечи и начинаю шептать что-то дурацкое на ухо.

Сейчас я загребаю фишки и очищаю стол.

И я горжусь собой за то, что ни разу не посмотрел в сторону Скарлетт. Ее смех утих, и разговор между ней и Итаном, кажется, тоже утихает, к моему удовлетворению.

Когда игра закончилась, и я загреб свой выигрыш, Шарлотта сказала мне, что у нее есть номер в отеле наверху, и спросила, не хочу ли я присоединиться к ней.

Прежде чем я успеваю ответить, Скарлетт оказывается рядом со мной.

Я смотрю на нее сверху вниз, все еще потрясенный ее выходкой. Но ее лицо уже смягчилось, глаза открыты. Она не сводит с Шарлотты взгляда, хватает меня за воротник рубашки и притягивает мое лицо к своему.

— Решила, что мне больше не нравится эта игра, — говорит она. — И я бы хотела сыграть в другую.

— Правда?

— Да. И я решила, что мне нужен новый талисман на удачу. Так что скажешь, старина?

Я одариваю Шарлотту извиняющейся улыбкой, и это был хреновый ход с моей стороны - втянуть ее в это, так что мои извинения тоже искренние. Я говорю Шарлотте, что собираюсь продолжить испытывать свою удачу за столами.

— Ничего страшного, — говорит она, глядя на Скарлетт, которая протягивает мне карточку из своей сумочки. — Было весело. Дай мне знать, если захочешь повторить как-нибудь.

Скарлетт тащит меня от стола и останавливается посреди зала. Не могу сказать, о чем она думает. Она сейчас закрылась крепче, чем линкор, и ничем не выдает себя.

— Мне нужно в дамскую комнату, — объявляет она.

— Хорошо. Подожду тебя здесь.

Скарлетт уходит, а я беру еще один напиток в баре.

Но к тому времени, как я его допил, она все еще не вернулась. Я прогуливаюсь по клубу и спрашиваю пару дам, выходящих из туалета, не видели ли они ее, но они говорят, что не видели.

Тогда, надеясь, что она снова сбежала от меня, я нахожу черный выход и просовываю голову в переулок, чтобы поискать Скарлетт.

То, что я там вижу, не похоже на Скарлетт.

Даже в худшем состоянии я никогда не видел ее такой. Такой потрепанной. В такой дикой ярости, которая буквально сочится у нее из всех щелей.

Она держит парня - Итана - за горло, нацелившись своей шпилькой, а еще она целится из пистолета, о наличии которого я даже не подозревал, прямо ему в голову. Скарлетт сняла парик. Глаза у нее дикие. Испуганные и наполненные жаждой.

Жаждой крови.

— Скарлетт.

Я двигаюсь к ней, медленно приближаясь, но она даже не смотрит на меня.

— Держись подальше, придурок, — говорит она мне. — Почему бы тебе не найти Шарлотту. Она тебе так понравилась своими светлыми волосами и черствым характером. Держу пари, она абсолютно адекватная бабенка.

— Считаешь, сейчас самое время обсуждать это? — интересуюсь я.

— Эта сучка чертовски сумасшедшая, — говорит мне Итан, как будто я этого еще не знаю. — Ты должен помочь мне, чувак.

Скарлетт засовывает носик туфли ему в рот, заставляя Итана подавиться последними словами.

— Тебе это нравится? — спрашивает она. — Тебе нравится грубость, не так ли, Итан? Я помню, что ты это любишь.

Я проверяю переулок, он не такой уединенный, как думает Скарлетт, и я волнуюсь, что кто-то еще в любой момент наткнется на этот беспорядок. Я приближаюсь к ней, и Скарлетт не замечает, пока я не оказываюсь в пяти футах от нее.

— Я сказала держаться подальше, — рычит она. — Я говорила тебе, Рори. Моя игра, мои правила. Ты не играл по моим правилам.

— Ты даже не удосужилась упомянуть о правилах, — возражаю я. — Ты не сказала мне, что именно этого ты хочешь сегодня вечером.

— Он заслужил это, — говорит она. — И ты тоже. Вы все, блядь, заслуживаете этого.

— Я никогда не хотел причинить тебе боль, — говорю я ей. — Это была игра, Скарлетт. Мне жаль.

Она смеется, и это сухой смех.

— Как будто ты можешь причинить мне боль.

Она говорит это так, как будто это самая нелепая вещь, которую она когда-либо слышала, но я могу сказать, что это правда. Даже если она сама себе в этом не признается.

— Скарлетт, если этот парень что-то сделал, то, даю слово, я с ним разберусь. Но это не выход. Не здесь и не сейчас.

— Нет, — говорит она. — Это мой выбор. Мой выстрел. Я должна быть единственной, кто это сделает. И тебе не прискакать сюда со своим чертовым ирландским братством и не забрать у меня мой момент славы.

Рука Скарлетт дрожит, даже когда она произносит это, и я знаю, что Скарлетт думает, будто может справиться с чем угодно. Я также знаю, что она натворила много дерьма. Я видел, как она разделала мясника, когда ей представилась такая возможность, не колеблясь ни секунды.

Но она не убийца.

Скарлетт никогда раньше не убивала. И я не намерен позволять ей начинать это делать прямо сейчас.

— Как только ты это сделаешь, пути назад не будет, — говорю я ей. — Я отвезу его обратно в Бостон. Там мы с ним разберемся. Все, что захочешь, Скарлетт. Мне просто нужно, чтобы ты была честна со мной.

— Ее зовут не Скарлетт, — прошипел Итан, освобождаясь от ее туфли. — Что за бред. Если кто-нибудь из вас хоть пальцем тронет меня, моего отца...

Скарлетт бьет его ногой в рот, и два его зуба летят на асфальт, а я бросаюсь вперед и хватаю ее сзади. Я борюсь за заряженный пистолет в ее руке, а Скарлетт не отпускает, но я не хочу причинять ей боль... а чертов Итан создает слишком много шума.

У нее уже взведен курок, и когда она нажмет на него, я ничего не смогу сделать. Но это револьвер, и она не рассчитала отдачу, и очевидно, что она никогда не стреляла из него раньше. Даже ни на йоту бдизко к Итану, но все равно слишком громко, и все в радиусе трех кварталов услышали выстрел.

А если и не слышали, то теперь услышат, как Итан ведет себя как плакса.

Господи, мать твою.

У меня связаны руки, а времени на другие варианты нет. Я тянусь вниз, выхватываю нож с бедра Скарлетт и вонзаю его в гребаное горло Итана, перерезая артерию.

Скарлетт в шоке смотрит, как его кровь стекает на асфальт под ним, поэтому я отворачиваю ее и делаю то, что считаю должным. Я забираю бумажник Итана и часы, чтобы все выглядело как ограбление, а затем встаю и забираю пистолет из ослабевшей руки Скарлетт. Ее глаза закрыты, и она дрожит.

Она не говорит и не спорит, когда я хватаю ее свободной рукой, а другой застегиваю куртку.

Я тащу Скарлетт через квартал прямо в гараж отеля и усаживаю на пассажирское сиденье, пристегивая ее, прежде чем занять место водителя.

Дорога обратно в Бостон долгая и спокойная. Я останавливаюсь в «Слейнте» и звоню Конору, поручая ему выйти и забрать у меня ключ от отеля. Похоже, сегодня Жнец отправится в Нью-Йорк.

Когда мы возвращаемся в мой дом, я запираю Скарлетт изнутри и тащу ее с собой в ванную. Она уже не дрожит, но все еще молчит. Я снова усаживаю ее на стойку и срываю с себя пропитанную кровью рубашку.

Прежде чем я успеваю добраться до душа, Скарлетт останавливает меня, тянется в карман джинсов и достает карточку Шарлотты, разрывая ее на кусочки.

— Ах, Господи, — кричу я. — Вот о чем ты хочешь сейчас поспорить? После всего, что только что произошло?

Скарлетт не отвечает. Вместо этого она тянется вверх, чтобы пальцами размазать немного крови Итана по моей груди.

И на кратчайшее мгновение в ее взгляде мелькает спокойствие.

— Что он с тобой сделал? — спрашиваю я.

— Теперь я поняла, — отвечает она.

— Что поняла?

— Ревность, — говорит она. — Должно быть, вот что это такое. Это чувство. Мне оно не нравится.

— Господи, Скарлетт.

Я притягиваю ее к себе и целую. Целую ее до умопомрачения. Она самая худшая вещь для меня, и я ничего не могу с этим поделать. Я все равно хочу ее.

— Я хочу, чтобы ты трахнул меня, — говорит Скарлетт, и на этот раз по-настоящему. — Пока ты весь покрыт его кровью.


ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ



Скарлетт


Я не хочу вернуть свою невинность. Я хочу снова ощутить, как приятно было её терять

Ф. Скотт Фицджеральд



Руками Рори переходит к молнии моего платья на спине, и только когда он расстёгивает ее, я отталкиваю его.

— Я тут за главную.

Рори не упускает из виду высокий тон моего голоса.

— Хорошо, милая, — говорит он мне. — Все, что пожелаешь.

— Раздевайся, - говорю я. — И сядь в это кресло.

Рори все еще не доверяет мне и все еще раздумывает, не стоит ли ему уже просто бросить меня, и я его не виню. Я бы тоже себе не доверяла.

Но он делает так, как я прошу.

Рори расстегивает джинсы, и они падают на пол. На нем черные боксеры, и тело Рори твердое, как у зверя, и такая характерная буква V, как у моделей, и идеально плоский живот, так что вполне логично, что так много женщин хотят его.

Рори мог бы сделать со мной все, что захочет, если бы у него действительно было такое желание. Он мог повалить меня на кровать и трахать так, как ему заблагорассудится, независимо от того, нравится мне это или нет.

Но Рори хочет, чтобы мне понравилось с ним, и это глупая надежда, но когда он садится в кресло, раздвигает ноги и дает мне полный доступ к своему телу, я тоже хочу, чтобы мне понравилось с ним. Я хочу запомнить эту ночь. Я хочу смыть кровь Итана чем-нибудь другим. Чем-нибудь получше.

Игра началась.

Итан мертв, и хотя он умер не от моей руки, но я чувствую облегчение, и я благодарна Рори, и я хочу показать ему, как я благодарна.

Мои пальцы дрожат, когда я позволяю платью упасть на пол, отбрасываю его от себя в сторону. Рори уже возбудился от вида меня, его член буквально разрывает трусы по швам, когда он смотрит на красный кружевной бюстгальтер и стринги. Но все же он возбуждается и от вида туфель. Он любит меня на каблуках, и взглядом продолжает скользить по моим ногам, и я знаю, что он хочет, чтобы я не снимала их.

Так я и делаю.

Чувствую что-то прямо сейчас. Какое-то чувство. В этой комнате. С ним.

Я точно не знаю, что это такое. Но оно зарождается в моей груди. В животе. В крови, текущей по моим венам.

Я хочу его.

А еще я не хочу, чтобы он принадлежал кому-то еще.

Мой пульс сильно бьется у меня в горле, и мое тело жаждет быть сверху. Для меня это чуждо – настолько терять всякий контроль.

Я всегда все контролирую.

Рори угрожает этим. Забрать это у меня.

—  Скарлетт? — спрашивает он. — С тобой все в порядке?

Я моргаю и натянуто киваю ему. А потом я стягиваю стринги вниз по бедрам и выхожу из них, отбрасывая каблуками.

Я подхожу к Рори.

Его пальцы сжимают подлокотники кресла, и Рори хочет прикоснуться, но он снисходителен. Его шея напряжена, но он сохраняет со мной зрительный контакт. И я рада, что я не единственная, кто сейчас чувствует себя не в своей тарелке.

— Ты сущая чертова пытка, — стонет он, когда я занимаю место меж его мускулистых бедер. — Чистый грех.

Я хватаю его за плечи и перемещаю свое колено рядом с его бедром, прежде чем перекинуть другую ногу таким образом, чтобы оседлать Рори.

Мои обернутые в кружево груди у его лица, и Рори склоняется вперед, совсем немного, прежде чем я хватаю его за волосы и притягиваю ближе.

Я хочу, чтобы он это сделал.

Я хочу, чтобы он делал то, что хочет, но мне также нужно держать себя в руках.

Это сбивает с толку.

— Прикоснись ко мне, — бормочу я.

Что он и делает. Рори руками скользит вверх по задней части моих бедер, чтобы сжать плоть моей задницы в своих ладонях, в то время как его рот захватывает мой покрытый кружевом сосок.

Рори царапает мою кожу, и засасывает сосок, и это совсем другое, и это хорошо, и это так сексуально. Он лижет меня через тонкую преграду лифчика, пожирая и потираясь лицом о мои сиськи. Одну их рук Рори положил мне на бедро, прижимая меня ей к своей эрекции. Он твердый и уже истекает спермой, и такой пухлый, что мне может быть больно.

Я тоже хочу прикоснуться к нему, поэтому я наклоняюсь и обхватываю его через трусы, возбуждая Рори через хлопок и пробуя на вкус кожу его горла.

— Скарлетт, черт возьми, — бормочет он.

Рори запутал пальцы в моих волосах, и сильнее вжимает мое лицо в свою шею. Ему нравятся мои губы на нем. Рори нравится, когда я посасываю его горло и оставляю следы.

В какой-то момент мой лифчик летит в сторону, и Рори прижимает меня к своей груди. Мне нравится, как мои соски ощущаются на его коже, шершавые и горячие. И теперь его рот тоже на моем горле. Рори проводит носом по моей коже, а затем зарывается в волосы, приглушая свои стоны, когда я двигаю бедрами по его члену.

Я протягиваю руку, хватаю Рори за спину и говорю Рори, что хочу, чтобы он был внутри меня.

Это не ложь.

Я мокрая для него, а раньше мне была ненавистна только мысль об этом.

— Достань мой член, — говорит он мне.

Я залезаю в трусы Рори и достаю его, и он больше, чем я помню, когда наблюдала за тем, как он принимает душ, и его кожа чистый бархат.

Когда я поглаживаю его ладонью, Рори наклоняется и останавливает меня.

— Презерватив?

Его голос напряженный, грубый. И мне это нравится.

— Трахни меня грубо, — говорю я ему. — Я хочу, чтобы ты это сделал.

— Я этого не сделаю, — говорит Рори, но уже делает это со мной, потому что он скользит по мне и впитывает мое желание к нему.

Он снова издает стон. Но все еще не проникает внутрь, и теперь я в нетерпении.

— К чему такая спешка? — спрашивает он.

Рори пытается отыскать в глубине моих глаз ответы, а у меня их нет. Только то, что мой пульс теперь бьется сильнее. И я боюсь, что я права.

Боюсь, что это не принесет мне удовольствия, а только боль. Я протягиваю руку и постукиваю пальцами по его груди в такт биению сердца, пока он наблюдает за мной.

— Ты стираешь границы.

Он не понимает, но как ему понять?

— Это плохо?

– Да. Это не то, чего хочу я.

Рори целует меня в губы, и я приоткрываю их для него. Мое тело слегка расслабляется, и одной из его рук Рори опускается вниз, чтобы обхватить меня, прежде чем проводит большим пальцем по моему клитору.

— Я хочу, чтобы ты кончила на мой член, — говорит он. — И тогда ты сможешь получить то, что захочешь.

Я киваю, и Рори скользит внутри меня. Мы оба неподвижны, и я довольна, что мне не больно, но я слишком напряжена, и Рори это видит.

— Скарлетт? – шепчет он, покусывая мое ухо.

— Да?

— Ты не будешь использовать меня, чтобы наказать себя, — говорит он. — Какая бы безумная идея ни пришла тебе в голову, отпусти ее сейчас. Расслабиться. У тебя есть власть сказать мне остановиться, когда захочешь, милая. И я так и сделаю. Но доверься мне хоть немного, можешь?

Я наклоняюсь к Рори и прислоняюсь к его груди. Где его кожа теплая, и он пахнет солью, цитрусовыми и океанским бризом. На его бицепсе все еще есть шрам в том месте, куда я ударила его ножом, и я оставила на Рори свой след, и мне это нравится.

Я прикасаюсь пальцами к Рори, и он тоже прикасается ко мне.

Сейчас он играет со мной. Двигая пальцами по мне и шепча мне на ухо. Рори говорит мне, что я самая красивая женщина, настоящее исчадие ада, которое он когда-либо видел. Ему нравятся мои сиськи и моя задница, и что эта киска теперь принадлежит ему.

Линия поднимается все выше и выше. Я на пике американских горок. И я вот-вот упаду.

Освобождение приходит насильно.

Я кончаю на член Рори, как он и хотел, и сжимаю его внутри себя, и он стонет с каждым сокращением. Мое тело падает вперед, и его огромные размеры поглощают меня целиком, когда Рори обнимает меня.

— Теперь я хочу, чтобы ты трахнула меня, — говорит он.

На этот раз Рори откидывается на спинку стула и шире раздвигает ноги.

— Мяч на твоей стороне. Я бы ничего так не желал, как смотреть, как ты скачешь на моем члене, как ты хотела.

Я хватаю его за плечи и использую их как рычаг давления, делая в точности то, что он сказал.

Я скачу на нем верхом.

Сначала медленно. Выходит неуклюже.

Я хорошо разбираюсь в соблазнении. Это искусство, которое я довела до совершенства. Но в этот раз это мне в новинку. Ведь я всегда была той, кого трахали, по крайней мере, те несколько раз, когда это случалось.

Теперь я трахаю его.

И это приятно. Чем сильнее я насаживаюсь на него, тем больше он стонет, и тем лучше мне.

В зеркале на другом конце комнаты могу видеть наше отражение. Мое маленькое тело насажено на его массивный торс, который не вмещается в кресло. Рори широко расставил ноги, а руками удерживает меня на месте за пятки.

Он тоже наблюдает за нами в отражении. И его глаза устремлены на меня. Есть только я.

Рори тянет меня за волосы и заставляет выгнуть спину, чтобы он снова смог попробовать мои соски на вкус.

В какой-то момент одной из рук Рори снова перемещается между моими бедрами. И я снова кончаю. Происходит это не менее жестко, и Рори, черт возьми, не может этого вынести.

Он хватает меня за бедра и останавливает, удерживая на месте, пока толкается снизу вверх так глубоко, как только может. Его голова откидывается назад, губы приоткрываются, и он изливается в меня с глубоким стоном.

Его тепло разливается внутри меня. Наполняет меня.

И мне это нравится. Мне нравится представлять, как это тепло уничтожает все плохое в моем прошлом. Уничтожая любого другого, кто был внутри меня таким образом.

Ни один из нас не двигается, даже когда его член смягчается внутри меня.

Рори снова целует меня, а затем, в конце концов, несет на кровать. Я слишком устала, чтобы бороться с этим, но потом он обнимает меня.

— Что это ты делаешь?

— Обнимашки, — шепчет он мне в спину.

— Но... это же...

На этот раз мое красноречие меня подвело.

Я чувствую улыбку Рори на своей коже.

— Привыкай к этому, милая, — говорит он. — Со мной ты станешь намного более странной.


ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ



Рори


Утром Скарлетт пытается улизнуть от меня, поэтому я хватаю ее за запястье и дергаю обратно в кровать, прижав ее к себе.

— Уггг, — простонала она. — Отстань от меня. Хватит с меня этой ерунды с обнимашками.

Я целую ее горло, и Скарлетт прижимается ко мне.

— Как ты предпочитаешь яйца?

Она замолкает на мгновение, а потом интересуется:

— Что это еще за вопрос?

— Похоже на тот, который ты спрашиваешь у женщины на следующее утро. До того, как ты снова на нее набросишься.

— Боже, какой ты заботливый, — размышляет она. — Спрашиваешь, в каком виде я предпочитаю яйца, пока ты все еще покрыт кровью Итана.

Ее слова провоцируют меня, и именно на это Скарлетт и нацелилась, потому что она напугана и хочет убежать от меня и от того, что она сейчас чувствует.

— Это не шутка про кровь, Скарлетт, — говорю я ей. — И мы еще вернемся к обсуждению этого вопроса.

— Здесь нечего обсуждать, — возражает она.

Я делаю глубокий вдох. А потом еще один.

— Я без проблем найду для тебя нужного парня. Все, что тебе нужно было сделать, это попросить. Но всему свое время и место. И это было не оно.

— Ничего страшного, — огрызнулась она. — В новостях сказали, что это было неудачное ограбление.

Телефон Скарлетт лежит на тумбочке, и она, должно быть, достала его в какой-то момент в течение ночи. Мысль о том, что она проснулась посреди ночи, а потом вернулась ко мне, когда у нее был выбор уйти... это заставляет меня что-то почувствовать.

Я прижимаю Скарлетт к своей груди и провожу губами по мягкой коже ее шеи. Вдыхаю угасающий аромат ее духов со слабым шлейфом своего аромата в том месте, где я отметил ее. Мне это тоже нравится.

— В новостях говорили, что это было неудачное ограбление, потому что нам повезло. Мы так не поступаем, Скарлетт. Ты чуть не поимела нас обоих прошлой ночью.

— Ну тогда можешь просто отвалить.

Она снова пытается отстраниться.

— Если ты так чертовски обеспокоен перспективой огрести проблем.

Я прижимаю Скарлетт к кровати и наваливаюсь на нее всем весом, заставляя смотреть на меня.

Она снова делает то же самое. Дышит быстро. Ее пальцы впиваются в мои бицепсы, а глаза при этом закрываются.

— Скарлетт.

Она не отвечает.

— Это же я, куколка. Со мной тебе нечего бояться.

— Отстань от меня.

Ее голос мягкий, как у ребенка, и сломленный, как никогда прежде из того, что я слышал от нее раньше. А я - придурок высшего порядка. Я сажусь и тяну Скарлетт за собой.

Я даю ей достаточно пространства, чтобы она могла дышать, но не настолько, чтобы позволить ей снова броситься на меня.

Через несколько мгновений все становится таким, как будто ничего и не было.

— Ты либо со мной, либо против меня, — говорит она. — Это единственно верный путь.

— Я всегда на твоей стороне, милая, — заверяю я ее. — Но мне нужно понять, что здесь происходит.

Скарлетт смотрит на меня, и видно, что она держится из последних сил. Что бы ни происходило, это медленно разрушает то немногое здравомыслие, которое у нее осталось. Внутри нее столько ярости. Так много боли. И я хочу избавить ее от страданий, только она не позволяет мне этого сделать.

— Тебе кто-то угрожает? Этот урод угрожал тебе?

— Они все представляют угрозу, — говорит Скарлетта. — Они все должны сдохнуть. Потому что либо они, либо я. А я никогда не должна быть той, кто сдохнет.

Я пытаюсь понять смысл загадок. В обрывках информации, которые Скарлетт мне сообщает, но это нелегко.

— Они, — повторяю я. — Значит, есть еще.

— У меня есть список, — отвечает она.

И почему это меня не удивляет?

В комнате воцаряется тишина, и я не имею ни малейшего представления о том, как ей помочь. В голове Скарлетт эта история уже написана. В ее взгляде зарождается ураган, и он направляется прямо на того, кто ее поимел.

Я могу предложить ей только одно. То, что поможет ей не разрушить себя в процессе.

— Позволь мне помочь тебе.

Скарлетт смотрит на меня, и ее лицо снова ничего не выражает. Снова пустое. И мы снова возвращаемся в квадрат.

— Кто сказал, что мне нужна помощь? — спрашивает она. — Ты можешь быть в самом верху моего списка, насколько ты знаешь.

— Позволь мне перефразировать, — говорю я ей. — Я собираюсь помочь тебе. И ты примешь это без лишних «но» и стонов.

Она открывает рот, и я закрываю его ладонью.

— Я не закончил. — Скарлетт смотрит на меня, и я продолжаю. — У меня есть условие, при котором ты примешь мою помощь.

Ее глаза прожигают меня насквозь, вероятно, Скарлетт мысленно убивает меня десятком разных способов, но молчание в ее случае - золото, хотя это и вынужденное молчание.

— Ты скажешь мне свое настоящее имя.

Скарлетт убирает мои пальцы со своего рта один за другим, и что-то внутри нее переключилось. Переключатель. Ее взгляд – это взгляд хищницы, когда она наклоняется вперед, охотясь на меня через кровать.

И я должен признаться, что меня немного пугает, когда Скарлетт тянется вниз и сжимает мой член через материал трусов. Я понятия не имею, собирается ли она оторвать его или ублажить меня. Со Скарлетт можно ожидать и того и другого в равной степени.

Пальцами Скарлетт обхватывает твердую плоть, на ее дьявольских губах играет кривоватая улыбка, когда она чувствует, как мое тело отвечает ей.

— Все женщины, которые хотят тебя... они дают тебе обещания, что будут лучшими в твоей жизни?

Я тянусь к руке Скарлетт, чтобы отдернуть ее, убежденный, что она собирается в любую секунду наброситься на меня. Но Скарлетт отпихивает мою руку и садится на меня.

— Кто-нибудь из них был лучше меня?

Она целует меня в Скарлетт ней нет трусиков, и она трется о мой член.

Она впивается пальцами в мои плечи и смотрит на меня.

— Я задала тебе вопрос.

— Честно, куколка, — признаюсь я. — Я никогда никого не хотел так сильно, как тебя. Ты разнесла мой гребаный мир.

Скарлетт снова улыбается, и это пугает меня.

Гребаный Сатана у меня на коленях, выглядящий сексуальнее, чем когда-либо должен выглядеть любой падший ангел.

— Давай сделаем это еще раз, — говорит она. — Просто на случай, если ты попытаешься уйти и забудешь о своем обещании.

— Не забуду, — заверяю я ее, даже когда стаскиваю с нее лифчик и зарываюсь лицом в грудь.

У Скарлетт идеальные, мягкие и податливые груди, и я мог бы провести здесь всю свою жизнь, дремать, трахаться и пировать ее безбожной плотью.

Мы оба в полном дерьме, и я все еще в крови Итана. Но ей похуй. На самом деле, я думаю, что во второй раз Скарлетт нравится еще больше, когда она целует мою грудь и слизывает немного крови с моего соска.

Господи, блядь.

Это было бы хуево, если бы не было так сексуально.

Мой маленький садист.

Скарлетт пытается сразу перейти к делу, намереваясь засунуть мой член внутрь себя и скакать на мне так, будто у нее на это всего восемь секунд.

Но я не собираюсь позволять ей контролировать все во второй раз, и Скарлетт должна это знать. Первый раз был из вежливости к ней. Взаимное доверие и уважение. Но в этот раз я главный, и она, блядь, должна это знать.

Я переворачиваю Скарлетт на спину и смотрю, как подпрыгивают ее груди, когда я перемещаю ее по кровати. Скарлетт вскрикивает и сопротивляется, пока я не притягиваю ее киску к своему лицу.

— Господи Иисусе, — кричит она.

— Рори, вообще-то, — улыбаюсь ей. — Но и так сойдет.

—Без понятия, что ты себе возомнил, что делаешь...

Слова Скарлетт резко обрываются, когда я начинаю пожирать ее, как будто Скарлетт моя последняя трапеза в жизни. Пальцами она путается в моих волосах, словно хочет оттащить меня, но вместо этого притягивает меня ближе, оседлав мое лицо, потому что не может удержаться.

Мне нравится видеть ее такой. Спина прогнулась, губы приоткрыты, голова откинута назад. Ее идеальные сиськи выставлены напоказ, круглые и набухшие соски, и я хочу, чтобы и они тоже оказались у меня во рту. Я хочу ее всю. Каждый оргазм, каждую психопатическую мысль. Ее гнев, ее остроумие, ее потерю самоконтроля на моем лице.

Я хочу быть единственным, кто когда-либо видел Скарлетт такой.

Я собираюсь сделать с ней все.

Все грязные, мерзкие, сексуально неудержимые и развратные вещи, которые только могут прийти мне в голову.

Отныне эти моменты принадлежат мне, и я говорю ей об этом.

— Трахни меня, — кричит она, заводясь сильнее. — Мне это не нравится.

— Тебе, блядь, нравится.

Скарлетт откидывает голову назад и без устали кончает, просто чтобы доказать, как ей это чертовски не нравится. Моя маленькая лгунья. Я пробую ее на вкус, пока она не умоляет меня остановиться, пыхтя и задыхаясь.

Когда я пытаюсь подавить ее, надеясь, что она слишком издергана, чтобы спорить со мной, она отталкивает меня назад.

Возвращая себе контроль.

— Моя очередь, — говорит она. — Надеюсь, я не кусаюсь.

А потом Скарлетт ныряет лицом в мой пах. И, черт возьми, ее рот - это рай. Я передумал насчет ее сисек. Я хочу жить здесь.

Она пихает меня на кровать, чтобы обеспечить себе лучший доступ к моему члену, и, видимо, к яйцам тоже.

Скарлетт трогает их рукой. И лижет и их теперь. И господи, блядь, блядь, блядь, дерьмо, мать твою.

Я хочу спросить Скарлетт, первый ли это ее минет. В основном потому, что я хочу услышать от нее утвердительный ответ.

— Вообще-то да, — говорит она мне, и я думаю, что действительно произнес это вслух. — А теперь скажи мне, что у меня это хорошо получается.

— Ты лучшая, детка.

Я отрываю спину от кровати, мои руки в ее волосах, и Скарлетт покачивается на мне, и я не знаю, ложь ли это, но мне все равно. Скарлетт обхватывает меня губами, они созданы для того, чтобы сосать мой член.

Вытащите мое тело в поле и пристрелите, потому что мне конец.

Она то твердая, то мягкая, и как только я думаю, что знаю, что получу, она тут же меняет правила.

Это так чертовски приятно, что я не хочу, чтобы Скарлетт останавливалась.

Но я как ребенок, у которого слишком много игрушек, и я разрываюсь. Я хочу кончить в нее снова. Я хочу снова трахать ее мокрую киску. Я хочу кончить на ее сиськи, на ее задницу, в ее горло и в ее рот. В машине, в самолете, в поезде, блядь. Я хочу трахать ее весь день, каждый день, и, блядь... вот оно.

Я взрываюсь внутри ее рта.

Она глотает все, и все еще облизывает мой член, а я падаю обратно на кровать и закрываю лицо рукой.

— Господи Иисусе.

— Скарлетт, вообще-то, — передразнивает она меня.

Мне приходится оттащить Скарлетт от моего члена, потому что она все еще продолжает делать это, и ей это нравится так же, как и мне. Но мне нужна передышка, и нам нужно поговорить.

Она ложится рядом со мной, мы оба молчим, и я думаю о том, что хочу сделать с ней сегодня. Скарлетт, очевидно, думает, как все испортить.

— Итак, мы теперь квиты, так?

— Что?

Я отдергиваю руку от лица и смотрю на нее.

— Я сделала так, чтобы тебе было хорошо. Так что мы квиты.

— Неужели ты никогда не отдыхаешь? — спрашиваю я ее.

Скарлетт смотрит на меня и прикрывает свои сиськи, и это все неправильно.

— Не люблю никому быть ничем должной.

— Ради всего святого, — рычу я себе под нос. — Не могла бы ты обойтись без этого дерьма? Всего пять минут, Скарлетт. Это не было чертовой «синицей в руке».

— Ты прав. — Она встает и начинает собирать свою одежду. — Это был пустяк. — Она смотрит мне в глаза, подначивая меня. — Даже меньше, чем ничего, — уточняет она. — Потому что я должна была позаботиться о том, чтобы это превратилось в нечто для нас. А как ты уже знаешь, у меня просто есть такая штука, когда... ну, мне действительно наплевать. На всех.

— Вот так ты вознамерилась играть? — спрашиваю я.

Я устал от этой игры, и когда Скарлетт вытворяет такое дерьмо, трудно не быть таким. Она всегда отталкивает меня. Всегда пытается ранить меня и заставить меня истекать кровью. Она так быстро достает свое оружие, и самое опасное - это ее язык.

Но стоит мне взглянуть на нее, и я понимаю, что всегда буду играть с ней в эту игру.

Потому что мне не все равно.

А Скарлетт нужно, чтобы кто-то позаботился о ней. Хотя бы раз в жизни.


ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ



Скарлетт


Наденьте свои боксерские перчатки, любители спорта. Похоже, есть еще один претендент.



Конор подбрасывает меня домой по настоянию Рори.

Он тихий и задумчивый, что мне крайне импонирует. Не знаю, что я такого сделала, чтобы оскорбить его деликатные чувства, но мне на самом деле похуй.

Когда он подъезжает к моему многоквартирному дому, я бросаюсь прямиком к нему, потому что меня нужно было только подвезти, а не выражать свое чертово отношение. Но Конор поднимается за мной по лестнице - без приглашения - и я уже раздражена, и какого черта он все еще здесь?

— Мне не нужен конвой, — говорю я ему.

— Святоша не хочет, чтобы ты входила в квартиру одна, — говорит он. — У меня есть приказ, и я собираюсь его выполнить, нравится тебе это или нет.

То, как он говорит, что у него есть приказ, звучит так, будто Конор собирается вторгнуться на Ближний Восток. И я хочу сказать ему, что если он хочет завербоваться, то ему достаточно просто сказать об этом. Но один взгляд на него, и я понимаю, что Конор не сдюжит мой напор.

— Что ты собираешься делать? — спрашиваю я. — Защищать меня от большого плохого серого волка?

— А ты и правда сука, — бормочет он.

Слова - это просто слова, палки и камни и все такое, но меня беспокоит, что он так думает, потому что я сука, но ему не следует напоминать мне об этом.

— Не веди себя так, будто ты меня знаешь.

Я отпираю дверь, и он врывается внутрь раньше меня, выполняя свои обязанности, как хороший солдат. Конор проверяет ее на наличие монстров и убийц, совершенно не обращая внимания на то, что худший симбиоз и тех, и других уже стоит прямо перед ним.

— Удовлетворен? — спрашиваю я.

Он останавливается у кухонной стойки и смотрит на меня.

— Мне было жаль тебя, — говорит он. — Ну, знаешь, вся эта история с мясником? Ты этого не заслужила. Никто этого не заслуживает, Скарлетт.

Шрамы на моей груди горят так, как они всегда горят, когда кто-то вспоминает об этом. Я хочу, чтобы он умолк, и говорю об этом.

Но Конор все равно продолжает.

— Понимаю, что у тебя в голове полный пиздец. Но у нас у всех были дерьмовые времена, ясно? Даже у Рори. Это не дает тебе права вымещать свою ненависть на всех остальных.

— Хватит болтать, — говорю я ему снова. — И убирайся на хрен из моей квартиры.

— Он заботится о тебе, — говорит Конор. — И еще я знаю, что ты над ним стебешься. Я вижу это в твоих глазах. Мы все видим. Он заслуживает этого не больше, чем ты заслуживаешь того, что с тобой случилось.

Конор продолжает говорить о мяснике, он ведет себя как мудак, и теперь это все, что я могу видеть. Все, что я могу чувствовать. Его тело на мне. Внутри меня. Его колкие слова и лезвие его ножа, режущее мою кожу.

Конор смеется. Или это только в моей голове?

Нет, это смеется мясник. А потом все умножается. Александр и его друзья. Они тоже смеются. Пять пар рук удерживают меня. Душат меня. Его смех начинает множиться, и я кричу, чтобы он прекратился. Но это пять пар рук, голосов, лиц и...

Слова Конора.

— Тебе нужно поговорить об этом с кем-нибудь. Если ты будешь держать это в себе, это будет продолжать отравлять тебя. Измотает тебя. Я знаю, ты думаешь, что я глупец. Но я знаю лучше, чем кто-либо другой.

— Хватит болтать, — говорю я, и это уже третий раз, и большинству везет, если они доживают до этого предупреждения.

Но Конор не прислушивается к моим словам. Он не понимает, что он сейчас делает. Это поднимается внутри меня, как вулкан.

— Разве ты не хочешь, чтобы тебе стало лучше? — интересуется он.

А я не хочу выздоравливать, я хочу убить его на хрен.

Я тянусь к ножу на бедре, но его там нет. Потому что Рори забрал его у меня прошлой ночью. Он забрал мою силу. Так делает каждый из них.

Я все равно бросаюсь на Конора, готовая наброситься на него с голыми руками.

Он держит меня в удушающем захвате, которого я не ожидала.

— Мак научила меня, — говорит он.

— Отпусти меня! — кричу я.

Мой голос с надрывом, дыхание сбилось, и когда он слышит это, он, черт возьми, слушается на этот раз. И теперь он смотрит на меня. Осуждает меня. И даже хуже. Жалеет меня.

— Тебе нужно уйти.

— Хорошо.

Конор поднимает руки знак капитуляции, демонстрируя что ему жаль, и он не знал.

— Я уйду, — говорит он. Но не уходит. — Есть только одна вещь, которую я должен сказать сначала.

Я не подначиваю его, но я недооценила Конора. Он молод, и он не так крут, как другие парни, но он упрям.

— Рори спас меня, — говорит он мне. — Я обязан ему всем. Я был очень похож на тебя, когда он встретил меня, и у меня ничего не было. Но теперь у меня есть все. Благодаря ему. Так что считаю нужным предупредить тебя, Скарлетт. Если ты причинишь ему боль... Я вырву твое холодное, черное сердце своими собственными руками.

Ах, вот оно что.

У него действительно есть хребет. И теперь я его уважаю. Кто бы мог подумать?

— Звучит справедливо, — соглашаюсь я.

И я серьезно.

Потому что я думаю, что к тому времени, когда я закончу с Рори, во мне не останется ничего хорошего, что можно было бы спасти.


ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ



Скарлетт


Если выпить слишком много из пузырька с надписью «Яд», то почти наверняка, рано или поздно, почувствуешь недомогание.

Льюис Кэрролл



Галочка.

Палочка.

Дни Александра сочтены.

До новой встречи остались считанные дни.

У этого придурка-агента, наверное, будильник на телефоне установлен на час темноты.

Напоминание:

Разрушить жизнь Тенли. Снова.

Прошло четыре дня, и только один из них мертв, потому что я была слишком поглощена общением с Рори, а не тем, что нужно было сделать.

На меня не похоже быть такой рассеянной.

Возможно, это было слишком амбициозно с моей стороны.

Или, возможно, дело в чем-то другом.

[7] и настойчивая мысль, что во всем виноват Рори. Я была так опьянена идеей, что он убил Итана, что была слепа к этому.Рядом со мной бутылка «Джека»

Я должна была убить Итана.

Я не только не убила Итана, но и побежала прямо в объятия Рори и упала в его постель, как какая-то благодарная дурочка.

Кто так поступает? Я имею в виду, действительно... кто, блядь, так поступает?

Эта граница внутри меня сходит с ума, я пьяна и больше не могу отличить левое от правого.

Моя гостиная превратилась в свалку бумаг и новостных статей. Все идет не по плану, и, как оказалось, трудно вести войну, когда твоя армия теперь состоит только из одного человека.

Плана «Б» не было.

Плана «Б» не существует.

Но исключения делаются не просто так. Я скорее проползу через ложе из битого стекла, чем признаюсь Рори, что мне нужна его помощь.

Он не хочет мне помогать. Он хочет спасти меня.

А я не могу сомневаться в себе.

Они обидели меня.

Если я не исправлюсь, то к концу недели мое тело будет лежать в мусорном контейнере. Таковы факты.

Я могу быть кошкой или мышкой.

Загрузка...