Перестань пищать! — скомандовал Джон и поцеловал свою жену в самую макушку, не щадя ее новой прически. — Ты такая же негодница, как близнецы.
Все еще не открывая сонных глаз, Бетси пошутила:
— Чьи близнецы — наши или Пруди?
— Все вместе.
Джон и Джейсон превратились в крепких шестимесячных младенцев, у которых режутся зубы. Три ночи подряд, сменяя друг друга, они оглашали дом такими неистовыми криками, что будили всех среди ночи по нескольку раз.
— Я куплю наушники, как у персонала аэропортов, — сказала Бетси, когда они с Джоном шли по отстроенной мансарде. Джон помогал Бетси идти, так как у нее были завязаны глаза.
Запах краски, штукатурки и свежеструганного дерева еще не исчез. Джон под предлогом необходимой тренировки основную часть работы выполнил сам.
Он назвал свою новую специальность плотника чудесной терапией для поврежденной спины. Однако Бетси подозревала, что главным было стремление Джона вложить свою лепту в совершенствование старого дома. Это было осознанное желание зрелого мужчины, поборовшего комплексы ценою страданий и самопожертвований. Озлобленный мятущийся юноша, бездушно растоптавший единственную любовь всей своей жизни, остался в прошлом. Вина искуплена. Горб исчез.
— Стоп! Можешь открыть глаза.
— Давно пора, — Бетси притворилась, что сердится, хотя ей было смешно выполнять его детские приказания. — О Джон! Софа! Специально под окно. Помнится, ты говорил, что мы не можем позволить себе такой роскоши.
Он старался сохранить невозмутимый вид, но его глаза блестели как у ребенка, преподнесшего близким долгожданный сюрприз.
— Я немного схитрил, Бет! Нравится?
Бетси вскинула руки ему на плечи и осыпала поцелуями.
— Нравится! Нравится! Нравится! И я люблю тебя.
— Ты так часто это повторяешь, что мне делается страшно. Не забывай — я далеко не оптимист. А что, если я поверю в чудо — твою любовь, а ты под влиянием злых сил в один прекрасный момент изгонишь меня из этого упоительного бедлама, называемого семьей Бетси Шепард-Вудбери?!
Он говорил как бы смеясь. Но в его глазах все еще таились призраки прошлого. В течение последних трех месяцев после выхода из госпиталя — он выбрался на две недели раньше срока, чтобы не опоздать на церемонию в церкви Сент-Стивен, — Джон почти уверовал в свое счастье. Прежде оно казалось ему недосягаемым, волшебной фантазией, которая не может обернуться реальностью.
— Ничего не выйдет, мистер Беглец! Чтобы ты ни делал — я не позволю ускользнуть из моих сетей во второй раз. Особенно теперь, когда узнала, какой ты умелец!
— Преувеличиваешь, плутовка!
Руки Джона скользнули по ее бокам, поймали узел рубашки, завязанный на талии, и забрались под тонкую ткань, чтобы насладиться теплом шелковистого гладкого тела жены.
— Ты ненасытен, Джон!
Она приникла к широкой родной груди Джона, и, как всегда, пламя желания охватило все ее существо.
— Милый, — шепнула она, — не будь таким инфантильным и дай волю своим чувственным порывам, своей страсти.
— Смотри, как бы твой смелый язычок не довел тебя однажды до беды, миссис Стэнли.
— Искренне надеюсь на это, мистер Стэнли, — проворковала она, прикусив чуть-чуть его ухо.
— А может, обновим новую софу? — прошептал он.
— Сейчас?
Бетси вытащила фланелевую рубашку Джона из-за пояса джинсов, с наслаждением обняла его обнаженный торс.
— Лучше времени не придумаешь, верно ведь?
Сердце Джона забилось сильней, чем в те дни, когда врачи по кусочку искусно складывали его раздробленные позвонки. Смертоносная балка одним концом ударила по крыше кабины автомобиля, она-то и приняла на себя всю тяжесть удара, что спасло Джона от неминуемой гибели, так, во всяком случае, рассказывал Монк, когда ему разрешили посетить раненого.
Что касается судьбы Гранта Коха и его «сподвижника» Леона, известны были основные факты разыгравшейся драмы. Кох застрелил Леона, затем устроил поджог, чтобы скрыть убийство, но не учел, что в соседней комнате, набитой строительными материалами, скопились испарения от свежей краски. Пожар возник намного раньше, чем предполагал Кох. Он попал в ловушку, устроенную собственными руками.
— Скоро приедут Энн с Томом и другие гости, а мне еще надо повесить кое-какие украшения на елку.
Бетси умелыми движениями своих нежных чувствительных пальцев массировала длинные мускулы вдоль больного позвоночника мужа.
— Тебе хорошо? — спросила она, когда у Джона пробежала по спине легкая дрожь.
— Слишком даже. Но будь осторожна, я теперь не столь терпелив, как раньше.
— А по-моему, сэр, вы несете чепуху. Ваша милость всегда отличалась изрядным нетерпением.
— Не спорю, приходилось и терпеть. Особенно в больнице. Многие сестры, в том числе и твоя приятельница Джен, говорили, что будут скучать по такому образцовому пациенту.
Бетси недоверчиво покачала головой.
— Я слышала иную версию, шеф Стэнли, — упрямо продолжала она, уклонившись от поцелуя. — Мне рассказывали, как они составляли петицию с требованием выгнать бунтаря из госпиталя. Однако ты сумел уговорить доброго доктора Армади выписать тебя, прежде чем они успеют представить свое заключение больничному начальству.
Она была счастлива… Ее глаза сияли радостью от одного сознания, что обручальное кольцо украшает руку Джона так же, как изящное кольцо Джона поблескивает на ее пальце. «Пока смерть не разлучит, нас…» Она истово надеялась, что это произойдет спустя вечность.
— Там даже были пикеты, — добавила она.
Глаза Джона гневно сощурились.
— Попробуй провести в затворничестве три месяца. Интересно, что бы ты запела на моем месте.
Бетси расхохоталась.
— В затворничестве! Ты слишком деликатно выразился! Я думала, на твоем языке это прозвучит как проклятая тюрьма.
— Если ты не перестанешь меня дразнить, то получишь очередную порцию известного тебе наказания.
— Ты имеешь в виду что-нибудь еще неизведанное? То, чем ты, кажется, никогда не сможешь насытиться?
— Хватит философствовать, — оборвал ее Джон. Он поднял Бетси как пушинку и опустил на широкую новую софу.
Они долго «сражались», пока наконец не устроились поудобнее.
Он вздрогнул от ее прикосновения, и безумные, полные огня поцелуи градом рассыпались по ее возбужденному телу.
— Мечтаю, чтобы на Рождество шел снег, — промолвила Бетси, расстегивая последнюю пуговицу на фланелевой рубашке мужа и обнажая мягкие волосы у него на груди.
— А почему?
— Чтобы был повод оставаться дома, есть жареную кукурузу и сидеть у пылающего камина.
— А тебе не будет стыдно за такое сибаритство? Мне еще прописан облегченный режим, поэтому я вправе понежиться дома.
— Еще целых две недели.
— Да, а потом снова бери хлыст в руки и погоняй отчаянную команду.
Бетси усмехнулась.
— Монк и компания не нарадуются, как им было хорошо жить без твоих указаний.
— Ты что, смеешься? — возмутился Джон. — Монк оказался таким тираном, что мне и не снилось подобное. Только вчера Френч и Боулинг упрашивали меня возвращаться скорей.
— Что ты им сказал?
— Правду. Сказал, что моя страстная женушка не выпускает меня из рук, а долг мужа — покоряться ей.
Бетси дернула его за кольцо волос на груди.
— Поосторожнее, леди! Это грудь «очень важной персоны», а вы с ней так грубо обращаетесь.
После пожара в здании бывшего торгового дома и еще в трех местах, которые были связаны друг с другом волею преступников, власти сделали необходимые выводы, а Джон превратился в героя дня. Не только из-за попытки вызволить из огня самого знаменитого горожанина, оказавшегося соучастником преступления, но и потому, что пожарные команды продемонстрировали умение и отвагу. Благодаря их мужеству центр города был спасен от верной гибели.
— Тебя не раздражает, что многие в Грэнтли не хотели замечать твоей персоны, когда ты приехал, а теперь возносят до небес и набиваются в друзья?
Джон задумался и откровенно ответил:
— Иногда раздражает. Но ведь такова противоречивая человеческая натура, не так ли?
— Просто ты в отличие от меня умеешь прощать.
Слова Бетси невольно задели ранимую душу Джона.
— Мы оба знаем, что это не так, — сказал он, вздохнув.
Бетси нежно дотронулась до его скорбно сжатых губ.
— Я думала, мы покончили с прошлым еще в госпитале. Чувство вины больше не должно угнетать. Ты с лихвой искупил ее, Джон, даже если она и была. Да, искупил, мой родной.
— Чувство вины никогда не покинет меня, Рыжик. Оно навсегда со мной где-то здесь, в сердце.
Бетси подняла к нему лицо, поцеловала любимую ею ямочку на волевом подбородке.
— Я тебе говорила, что люблю тебя?
— Последние четверть часа не говорила. Нет.
— Ну так вот. Я люблю тебя. И я намерена твердить эти слова всякий раз, когда у тебя появится отрешенный застывший взгляд, и я узнаю, что ты опять казнишь себя.
— Постараюсь прислушиваться к тебе, мой дорогой психолог, — печально продолжил Джон. Его рука, гладившая ее прелестные кудри, слегка дрожала и была необыкновенно нежна.
Бетси провела пальцами по его груди, спускаясь все ниже и ниже, зная, как возбуждают Джона эти прикосновения. Он надолго приник к ее губам, и они предались всем прелестям разделенной любви…
— Рыжик, — сказал умиротворенный Джон, глядя в лицо жены, по-моему, ты полнеешь. Хороший признак. Это происходит, когда на душе спокойно.
— Не беспокойся, моя полнота — временная, — таинственно прошептала она.
Мохнатые брови Джона медленно поползли вверх.
— Слишком много рождественских угощений? Виновата стряпня тети Бриджет?
— Не совсем.
— Нет? Тогда…
Джон замер на полуслове. Он смотрел на Бетси с безграничным удивлением, так, как будто видел ее впервые.
— Ребенок?!
— Только один, надеюсь.
Неистовая радость, озарившая лицо Джона, растрогала Бетси. В горле встал комок, глаза наполнились слезами счастья.
— Но ты говорила, что хочешь подождать.
— Я немножко схитрила. Ты рад?
У него перехватило дыхание. Джон с трудом вымолвил:
— Я уже люблю его, Рыжик. И я люблю тебя.
Бетси заключила мужа в объятия и с величайшей нежностью частыми поцелуями смахнула слезинки, дрожавшие на его прямых стрельчатых ресницах.