Сяо Тай, специалист по переговорам

Глава 6

Старый Вэйдун никогда не был глупцом. Это сейчас он просто мясник и семейный палач в доме семьи Вон Ми, известного в Поднебесной как «Проводник Восьми Триграмм», но были времена, когда он возглавлял отделение дознания в уездном городе. И уж что-что, а когда люди врут — чувствовал за десять тысяч ли. У врунов глаза бегать начинают, руки потеют, пульс учащается, зрачки расширяются, во рту пересыхает, само тело выдает такого, кто против воли Неба врать начинает. Таких во времена оны в подразделениях Тихих Криков легко на чистую воду выводили, достаточно вздернуть на крюк да факелом по бокам и пяткам пройтись. А у северян и вовсе был способ — раскаленную докрасна монетку на язык положить. Ненадолго, чуть-чуть совсем. Но, если лжец и если боится правду сказать — то нету слюны на языке, обожжет такого монета. А если человек правду говорит — значит не обожжется. Северяне, конечно, говорят, что Пресветлая Богиня Гуаинь не дает врать и наказывает за ложь, но он-то знал в чем причина.

Никто не может врать старому Вэйдуну, по одной простой причине — он и сам умеет врать. Знает, как врать. И таких вот — раскалывал на раз-два, как орешки молоточком. Тюк. И раскололся очередной.

Но все же… он может и ошибаться. Потому что прямо сейчас смотрит на эту дерзкую девицу и не понимает, врет она или нет. С одной стороны — ну не дура же, должна понимать, что такое двадцать плетей, но не боится… или нет — боится? Боится, должна бояться. Любой на ее месте боялся бы. А где страх — там и гнев. Бессильная злоба. Он уже привык что на него глядят именно так — со страхом и злобой. Бессильной злобой, да. Но все-таки со злобой. А эта…

— Скажи-ка мне, досточтимая Сяо Тай, почему ты себя так ведешь? — спрашивает он, решившись все-таки прояснить все до конца: — госпожа Чо ушла, так что ты можешь говорить открыто.

— Я веду себя не так как положено приличной девушке из дома Вон Ми? — задает встречный вопрос девица и глазами так — хлоп-хлоп. Вэйдун думает про себя, что приличной девицей из любого дома эта Сяо Тай не станет даже если начнет культивировать Жемчужину Долголетия вот прямо сейчас, не сходя с места, чтобы десять тысяч лет прожить. И тогда она приличной девицей не станет, на лбу написано. Вот такой же взгляд был и у военачальницы из южан, безумно храброй Сун Сэнь, которая так легко управлялась с коротким составным луком кочевников, будучи верхом на своем жеребце Алом Ветре. Такой же дерзкий взгляд, да.

— Почему ты меня не… — старый Вэйдун уже хотел сказать «не боишься», но вдруг увидел быстрый взгляд, который эта девица метнула на боевой кнут, что на стене висел. Старый, добрый, сделанный из прочной коричневой кожи, сплетенный из пяти хвостов двуцветных змей, предназначенный для того, чтобы в бою кожу с плотью рассекать, особенно если в конец грузик-било из благородного металла вплести. Висел этот кнут тут как память, слуг им не секли, таким если перетянуть, да с оттяжечкой — так с одного удара покалечить можно, а то и убить. Однако не каждый слуга это понимал, далеко не каждый. Для них обычная плетка, в два раза короче, кошкодеркой называемая — куда как страшнее была, потому как именно ею их и секли. Мало кто мог просто взгляд кинув — понять, что этот кнут пострашней будет. Намного.

Эта вот девица — поняла. Аж поежилась. Вэйдун усмехнулся только. Значит она думает, что ее боевым кнутом сечь будут? То, как девица слегка плечами повела и кулачки свои маленькие стиснула, означало что боится она. Очень сильно боится. Потому что откуда-то знает, какие именно раны такой вот кнут оставить может. Украдкой она сперва на кнут, а потом — почти непроизвольно — на его руки посмотрела. Представила себе, значит, как он его в руки возьмет и исполосует ее на клочки. Северяне в пять хвостов еще и колючие лозы вплетают, чтобы с одного удара живого места не оставлять. Интересно, откуда она знает?

Он внимательно смотрит на девицу Сяо Тай, ожидая, что та сейчас и «поплывет», как многие другие, но она тут же справляется с собой и выпрямляет спину, расслабляется, на губах снова играет улыбка. Если бы он не был таким наблюдательным, то и не заметил бы этой секундной заминки, которая выдала-таки ее страх.

— Почему я вас не? — спрашивает девица: — почтенный Вэйдун, я восхищаюсь вашим мастерством, но все же…

— Хмф! — фыркает Вэйдун, поняв на что именно эта бесстыдная девица намекает. Погоди-ка, да она меня с толку сбить хочет таким замечанием — думает он, вот же. Он хотел спросить, почему она его не боится, не боится боли и наказания, но он уже увидел, что она — боится. Она не глупая, она прекрасно понимает значение слов «двадцать плетей» и ей страшно. Но почему же она в таком случае продолжает улыбаться и быть милой с ним? За все это время такое у него в первый раз. Когда он работал с Тихими Криками — разные попадались экземпляры. Пытались заискивать, умоляли, ненавидели, проклинали, угрожали, но вот так — спокойно и по-дружески… никто даже не пытался. При этом он видел, что девушка — ведет себя искренне, не умеет она врать, все на лице написано.

— Почему ты не злишься на меня? Не проклинаешь? — задает он вопрос: — это было бы нормально в такой ситуации. Двадцать плетей не шуточки.

— А какой в этом смысл, почтенный Вэйдун? — вздыхает девица и снова улыбается: — вы же все равно мне двадцать плетей вкатите. Проклинай вас, не проклинай. Кроме того, вы же просто свою работу делаете, чего уж тут. Повар должен обед готовить, а вы — провинившихся сечь. Что же мы господина Линга будем ненавидеть, что он нам еду готовит? Вот если бы вы сами по себе по поместью расхаживали и всех кнутом били, просто потому что нравится — тогда вас можно было бы проклинать и ненавидеть. А тут… вы делаете свою работу и делаете ее хорошо. Несправедливо вас за такое ненавидеть.

— Это не останавливает всех других. — усмехается старый Вэйдун: — пару раз я от комнатных девиц такое слышал… да и кухонные от них не отстают.

— Позвольте спросить почтенный Вэйдун, разве они сказали вам это в лицо? Нет? Вот видите, эти люди просто вас боятся. Это понятная реакция. — грустно говорит девица: — я вас тоже боюсь. И кнута вашего. Но все равно этого не избежать, чего время тянуть. Вы же нашли способ как меня высечь и следов не оставить, и все это благодаря вашему мастерству и острому уму.

— И ты так спокойно об этом говоришь? — спрашивает он, складывая хлопковую ткань в несколько раз: — тебе все еще будет очень больно. Просто следов не будет, но больно будет. Я не собираюсь тебя щадить, Серебряный Колокольчик.

— Я бы, конечно, предпочла, чтобы меня не секли. — вздыхает девица: — особенно вот этим кнутом, пусть даже через четыре слоя промасленного хлопка. Но с этим ни я ни вы, почтенный, ничего поделать не можем.

— А разве не для того ты все эти разговоры затеяла, чтобы тебя не высекли, а кнутом погладили?

— Нет. То есть да, конечно, но нет. В первую очередь я хотела, чтобы ни у вас, ни у госпожи Чо неприятностей не было. — отвечает девица и старый Вэйдун — верит. Эта девица и правда так думает.

— Ты интересная девушка, Серебряный Колокольчик. — усмехается он, закончив складывать ткань. Неожиданно он понял, что ему неохота заканчивать разговор, хотя все уже готово. Вот и промасленная хлопковая ткань, вот и веревки для того, чтобы удержать на козлах, когда сознание девица потеряет, да и плеть у него недалеко тут лежит. Не может он с ней тут весь день возится, ему еще тушу разделать надо, на ужин мясо нужно. И вообще, высечь служанку — это дело пяти минут, просто потом надо будет кликнуть кого, чтобы до дома ее довел, ну или унесли, как дело закончится. При порке никому нельзя присутствовать, потому как в приличном доме все же живем, а вот потом отнести…

Так что все, что осталось — это девицу раздеть, чтобы одежду не испачкать, тканью обмотать и дать ей двадцать плетей. Ткань промасленная, удары смягчит, конечно и следов на коже не оставит… почти. Но больно будет. Все равно будет. Хотя не так больно, как если бы по голой коже да без масла…

Но вот желания вставать и брать в руки плеть у старика Вэйдуня почему-то не было. Ему понравилось просто сидеть вот так и разговаривать с этой странной девушкой, почему-то считающей себя ровней ему. А ведь и правда, подумал он, никто со мной просто так и не разговаривает. Вэйдун то, Вэйдун се, скотину забей, мясо разделай, провинившегося выпори и все. Даже ест он в одиночестве… да и привык он уже к такому. Вроде бы ничего особенного, но сердце почему-то заныло, словно удар пропустило. Поневоле он вспомнил свои годы в составе Тихих Криков и улыбки его старых сослуживцев. Долг прежде всего — так он всегда и жил. Долг перед родителями. Долг перед Империей. Долг перед господином Вон Ми, который взял на службу старого ветерана.

— Ткань готова. Вот и хорошо. — эта странная девица тут же начала скидывать с себя одежду, задирая свою юбку и пытаясь снять ее через голову!

— Ты что творишь, Колокольчик?! Сперва к козлам прижмись, а я со спины сам тебе одежду спущу! Нельзя так! — спохватывается старый Вэйдун: — а ну накинь обратно!

— Так замарается же!

— Кому сказал — накинь! Яйца курицу не учат! Будешь еще мне указывать как тебя пороть! — хмурится старый Вэйдун, чувствуя, что совсем не хочет пороть эту странную девицу. И еще — думая о том, что после порки он ее больше не увидит. Будет так же как и остальные — ходить и исподлобья на него гневные взгляды бросать. И проклинать втихомолку. Он поспешно отвернулся, пока девица в свое одеяние влезала назад, извиваясь всем телом.

— Иди к козлам. — говорит он и она — идет. Он берет веревки и уже наклоняется к ее запястьям. Некоторое время смотрит на веревку в своей руке.

— Веревка слишком грубая. — говорит он вслух: — а кожа у тебя тонкая, все насквозь видно. Синяки будут. Кажется, Глава Баошу говорил, чтобы следов не было?

— Было такое, почтенный Вэйдун.

— Можешь звать меня просто Вэй гэ.

— Было такое, старший Вэй.

— Привязывать руки не буду. Ни руки ни ноги, а то потом будешь вся в синяках. Сама держись за вот эту палку и ноги пошире расставь, чтобы не упасть. Вот так. — он расстегнул пуговицы на спине, одеяние служанок застегивалось и расстегивалось на спине, а эта ненормальная просто вылезти из него пыталась! Пуговицы расстегнуты, и он видит худую спину, которая вздрагивает от прикосновения. Раздвинуть в стороны одеяние, приложить вымоченную в масле хлопковую ткань. Вот так он и выполнит приказ Главы Баошу и юной госпожи Лилинг, которая, если честно — избалованная принцесса, жизни не знающая, но спускает ей все с рук Глава, спускает. А все потому, что совсем скоро госпожа Лилинг будет замуж отдана, болит сердце отцовское, да и партия не самая лучшая, предыдущие жены и года не продержались как скончались, первая во сне удушилась шелковой лентой, а вторая в пруду купалась и утопла… прямо посреди ночи. Но и не отдать юную госпожу Лилинг Глава Баошу не может, задолжала семья Вон Ми Лазурным Фениксам, ой задолжала. Знает про это и сама госпожа, вот и злится, выход своему гневу ищет. Мало кто про это знает, но он, Вэйдун — недаром в свое время в Тихих Криках служил. Враждовать с Фениксами дом Вон Ми сейчас не может, силенок не хватит, а чтобы мир закрепить — династический брак самое то будет. Однако поганость ситуации в том, что со стороны Фениксов выдать своих дочерей за сына Вон Ми никого решительно невозможно. Во-первых, потому что те, кто сильней, своих дочерей не отдают. А во-вторых потому, что все четыре сына Главы Вон Ми — уже женаты и не по одному разу, а уж быть кем-то кроме главной жены дочерям Фениксов не с руки. Неприлично даже. Тем более — в доме Вон Ми, это для Чаньюэнь Вон Ми — влиятельный род, богатые и властью наделенные, но для Фениксов это не так. Лазурные Фениксы влиятельны едва ли не на всю Поднебесную. А вот в другую сторону… сам наследник Фениксов свободен. Не женат. Был женат, дважды, но все его жены умерли. Подозрительно? Какие могут быть подозрения, если расследование проведено, ничего подозрительного нет. Правда вот он уверен, что расследование внутри семьи велось, самими же Фениксами, что тут докажешь? Доказательств нет, но вот предчувствие у Главы Баошу самое поганое и тут его старый Вэйдун понимает. И если бы он все еще работал в Тихих Криках, то непременно заподозрил что-нибудь, вот как только в доме эта странная девица появилась — так и заподозрил бы. Потому что можно попытаться выдать богатую девицу, выросшую в хорошем доме — за нищенку и рабыню, тут дел на недельку, переодеть, в грязный подвал кинуть, жрать не давать, да колотить периодически. Все, очередная сломленная и испуганная девушка из подворотни готова. А вот наоборот — взять девушку с улицы и научить дерзко в глаза смотреть… наоборот так не получится. Простолюдинки с детства приучены глаза в сторону да в землю опускать, вздрагивать и пугаться. Такое не выбить за неделю. Такому всю жизнь учатся, только те девушки, кто вырос в хорошем доме, у кого воспитание да защита была, кто уверен, что за нее вступятся и что она — в безопасности — только такие и могут плечи расправить и в глаза глядеть. Потому-то и нельзя на ней шрамов оставлять — так бы подумал он, если бы по-прежнему служил в Тихих Криках. Но он сейчас просто мясник, а иногда — семейный палач семьи Вон Ми и невместно ему о таких вещах думать. О таких вещах пусть Глава Баошу думает. А он, Вэйдун, — будет исполнять свой долг, так, как и предписано.

— Готова, Серебряный Колокольчик? Будет больно. — говорит он и снимает плеть со стены. Боевой кнут остается висеть на месте.

— Спасибо что заботитесь обо мне, дядюшка Вэй. Я готова. — отвечает девица и он даже сзади — видит, как белеют ее уши. Почему-то, несмотря на это, он уверен, что она — улыбается. Странная девица. Жаль ее. Он берет плеть в одну руку.

— Как жаль, что она уже износилась… — говорит он и надрезает кончиком ножа кожаную оплетку. Хвост тут же расплетается несколькими кожаными полосками, такой и ударишь, а все равно толку не будет. Просто по спине погладить. Ну что же. Не его вина, что сегодня инструмент износился, сказано двадцать плетей — значит будет двадцать плетей. Несмотря ни на что.

— Ну готова, так готова… — старый Вэйдун замахивается плетью. Раз.