Сын кузнеца

Глава 13

Поссориться с кем-то — отличный способ обеспечить себе наихудший сон. Кто-то стучал в дверь. В своей голове я услышал голос, говоривший «пожалуйста, пожалуйста, уходи, дай поспать». К сожалению, логика подняла свою уродливую голову и в недвусмысленных выражениях объяснила этому голосу, что мне придётся вставать, поскольку стучащий никуда не уйдёт. Логика иногда такая стерва.

— Ладно, сейчас иду! — крикнул я двери.

Снаружи стоял Бенчли:

— Если бы вы оставили дверь незапертой, то я мог бы разбудить вас более осторожно, сэр.

— Как раз из-за людей вроде тебя я и запер дверь на засов, — проворчал я себе под нос.

— Мастер Маркус сказал мне приготовить вас к охоте, которая будет этим утром, — сообщил он. С собой, переброшенным через руку, он нёс набор кожаной одежды для верховой езды. Я тут же решил, что если во владениях Камерон и будет когда-либо охота, то только после обеда. Мысль была дельной. Мне, наверное, стоит сделать официальное объявление с требованием, всем животным тоже спать до полудня, чтобы всё было по-честному. Я попытался объяснить Бенчли свою идею, но он, похоже, был родственником голоса логики, изначально заставившего меня отозваться на стук в дверь. Оба они меня игнорировали.

Четверть часа спустя я был одетым и более-менее проснувшимся. У Бенчли было много опыта в этого рода делах, и он явился подготовленным. Чёрный чай, галеты и кусок колбасы последовали за ним через дверь, несомые Тимоти:

— Завтрак для вас, сэр! — воскликнул Тимоти со своей по-прежнему редкозубой широкой улыбкой, которая всегда поднимала мне настроение.

Довольно скоро я спустился к конюшням, где собирались все остальные. Я никогда не ходил на кабана, поэтому не осознавал, насколько крупное это было мероприятие. У доброго герцога была большая псарня с разнообразными охотничьими собаками, и сегодня должны были использоваться две конкретные разновидности. «Лайки» найдут кабана и предупредят нас о своём местоположении. «Молоссы» попытаются удержать кабана на месте — опасное дело. Судя по всему, гибель одного из крупных мастиффов была делом нередким.

Главным егерем Герцога был человек по имени Уильям Дойл, также являвшийся отцом моего друга Тимоти. Когда я подошёл, он как раз объяснял схему местности, где тем утром можно было найти кабанов. Позже я выяснил, что перед каждой крупной охотой он обыкновенно делал вылазку, её называли «исканием», чтобы найти дичь до того, как выедут охотники. Я предположил, что он был мазохистом, поскольку ему приходилось вставать на несколько часов раньше нас.

Сэр Келтон, маршал, тоже был снаружи, и по его указанию конюхи бегали взад-вперёд, приводя участникам охоты коней. Как обычно, нам всем полагалось ехать на рысаках, их скорость была для охоты предпочтительной. Я оказался на коричнево-серой лошади, с копьём для охоты на кабана. Само копьё было интересным. Ясеневое древко имело шесть футов в длину, и оканчивалось длинным листовидным наконечником, который, наверное, добавлял к полной длине оружия ещё где-то фут. Позади наконечника располагалась маленькая перекладина, чтобы защищать охотника. Я проверил наконечник, и обнаружил на стали отчеканенное клеймо моего отца.

Ко мне с покрасневшим от предвкушения лицом подъехал Марк:

— Ты знаешь, что делать, верно?!

Я покачал головой:

— Ни хрена я не знаю, — заявил я. Судя по всему, моя ремарка была забавной, потому что кто-то засмеялся у меня за спиной. К нам подъехал Дориан:

— Я тебя понимаю, друг мой, я сам тоже так и не пристрастился к такого рода авантюрам, — сказал Дориан. — Мне всегда жалко бедного кабана, — закончил он. Вопреки своей должности и воинскому обучению, Дориан всегда был мягким мальчиком, когда мы росли вместе. Он часто играл роль миротворца, когда остальные выходили из себя, и он очень любил животных.

— Просто слушай гончих, Морт! Услышишь, как они начали лаять — значит нашли кого-то, так что скачи скорее, а то не успеешь убить, — посоветовал Марк. Мой опыт убийства ограничивался цыплятами, и учитывая то, каким приятным это времяпровождение для меня было, я на самом деле не знал, хотел ли я вообще быть первым, кто найдёт кабана.

Мы поехали по полям вокруг Замка Ланкастер, лёгким галопом расходясь в стороны. Я и Дориан заняли позицию справа, и вскоре оказались более чем в сотне ярдов от ближайших всадников по обе стороны от нас. Мы достигли лесной опушки, а затем поскакали среди деревьев. Земля была покрыта пятнами солнечного света, падавшего через листву, и лёгкий ветерок поддерживал всё в движении.

Воздух был полон свежих запахов весны и растущей зелени. Несмотря на мою прежнюю сварливость рано утром, я вынужден был признать, что идиллическая обстановка вокруг меня творила какое-то неуловимое волшебство. Ветер ерошил мои волосы, а мощная лошадь подо мной легко шагала вперёд. Мы с Дорианом тоже разъехались в стороны, и вскоре даже его я потерял из виду. Закрыв глаза, я мог чувствовать лес вокруг себя, с помощью своего разума ощущать его вкус каким-то чуть ли не духовным образом.

Я расслабился, и вскоре забыл об охоте. Решил, что проигнорирую лаек, если услышу их — день был слишком прекрасным, чтобы портить его кровью. Или, быть можно, мне было просто лень. Я продолжил расширять своё поле ощущения, поражённый тем, сколько жизни было вокруг меня. Вещи, которые не замечал глаз: барсук в логове под дубом в тридцати ярдах от меня, порхающие вьюрки в гнёздах высоко вверху, снующие по траве в поисках семян мыши и мелкие зверьки. Обо всём этом я никогда прежде не знал — в таких деталях, по крайней мере. Потянувшись дальше, я ощутил Дориана более чем в сотне ярдов слева от меня, он с трудом пробивался через плотные заросли ежевики. Я не мог его «видеть», но я почему-то знал, что это был Дориан — ощущался человек именно как он.

Я засмеялся, думая о его затруднительном положении, поскольку знал, что ничего серьёзного в его неприятностях не было. Потом я ощутил позади себя это — плотный клубок ненависти, излучающие тошнотворную пурпурную ауру человек и с лошадью. Дэвон Трэмонт осторожно следовал за мной. Он всё ещё находился на некотором расстоянии, но равномерно оное сокращал, поэтому я ускорился. Я предпочитал не встречаться с этим неприятным человеком в такой погожий денёк.

В течение минуты мне стало ясно, что он тоже поехал быстрее — он вообще, наверное, пустился галопом, поскольку быстро приближался. «Посмотрим, как он справится вот с этим», — подумал я про себя, и поменял направление, поехав влево. Это в конце концов поставило бы меня на пути у Дориана. Если предположить, что Дэвон не мог меня выслеживать, то очень скоро он должен был оказаться на довольно большом расстоянии от меня. В качестве предосторожности я позаботился о том, чтобы полностью закрыться щитом, тем утром я это забыл сделать.

И в самом деле — Дэвон повернул, последовав за мной… он наверняка был способен ощущать меня примерно тем же образом, каким я ощущал его. «Значит ли это, что он — тоже маг?». Я гадал об этом с того самого дня, когда впервые увидел его пурпурного оттенка ауру, и сейчас это стало казаться ещё более вероятным. Я пришпорил лошадь, пустившись полным галопом — если он хотел меня поймать, то я заставлю его погоняться за мной через леса. Я улыбнулся сам себе, когда деревья полетели мимо… ветер бил мне в лицо, и я не мог удержаться от смеха.

Бросив взгляд через плечо, я увидел показавшегося из-за деревьев Дэвона — он ехал, пригнувшись к своей лошади, выжимая из неё всю скорость, на которую та была способна. Он имел серьёзный вид, отчего я лишь засмеялся сильнее, и непринуждённо махнул ему:

— Хоу, Дэвон, похоже, ты хочешь гонку устроить! — крикнул я назад, хотя понятия не имею, мог ли он расслышать мои слова через свист ветра и мелькающие деревья.

А потом я что-то почувствовал. Что-то коснулось моего щита, надавив на него, пытаясь добраться до моего разума. Миг спустя оно пропало, и я засмеялся ещё сильнее, зная, что его план, каким бы он ни был, провалился. Я уже упоминал, что иногда я начисто лишаюсь здравого смысла? Обнаружив, что не может достать свою цель, Дэвон сделал то, чего мне следовало ожидать, если бы я думал, а не смеялся над ним.

Мой рысак, прекрасный конь, галопом нёсшийся подо мной — застыл. По-другому этого и не описать. В один миг мы неслись наперегонки с ветром, а в другой — каждая мышца в теле несчастного животного замерла. Он сразу же упал, ломая ноги, с громким ударом врезавшись в землю, и покатился, перегибаясь. Мне, наверное, было бы его жаль, но у меня были собственные неприятности, почти столь же значительные. Всё ещё смеясь, я внезапно почувствовал, будто гигантская рука вырвала меня из седла. Пока конь падал, я полетел вперёд подобно какой-то большой, уродливой птице — головой вперёд, прямо в деревья. Я, наверное, далеко бы отлетел, но большой дуб прервал мой полёт.

Очнулся я на земле. По моему лицу текло что-то мокрое, мешая мне видеть, так что я поднял руку, чтобы стереть это «что-то» с лица, испачкав руку кровью. Я едва мог дышать; каждый судорожный вдох сопровождался резкой болью в моём боку. У меня, должно быть, треснуло несколько рёбер. Каким-то чудесным образом обе руки и ноги оказались подвижными, но я не мог не подумать, что я жив только благодаря моему щиту. «Он пытался меня убить!». Эта мысль пробежала у меня в голове, и казалась чрезвычайно важной, хотя мне было трудно вспомнить, почему именно.

На меня упала тень, и я поднял взгляд — Дэвон стоял надо мной с такой зловещей улыбкой, что я понял: он не пытался меня убить. Он был здесь для того, чтобы довершить начатое. «Грэтак!» — произнёс он, и моё тело застыло. Я начал понимать, через что прошёл мой бедный конь, а также, возможно, Пенни, но у меня не было времени об этом волноваться.

— Бедный Мордэкай, тебе правда не следовало ехать так быстро! — сказал он.

В руках он держал большой кожаный кошель:

— А я-то просто пытался догнать тебя, чтобы отдать деньги, которые тебе должен! — насмешливо воскликнул он. Внутри меня шла борьба — мои лёгкие застыли, и я не мог дышать. Представьте себе, что тонете, связанными и неспособными пошевелиться — и это будет близко к тому, что я испытывал. Ничего не работало, и моё сердце стучало всё быстрее и быстрее, гулом отдаваясь в ушах, пока моё тело жаждало воздуха. Я ощущал его магию в своём разуме, свёрнутую вокруг моего мозга подобно змее, парализуя мои двигательные центры. Я пытался оторвать её от себя, но это было трудно, особенно потому, что я не мог говорить. Даже так я смог бы рано или поздно высвободиться, с словами или без, но у меня не было столько времени.

Дэвон стоял надо мной, злорадствуя, но я больше не мог слышать его слова сквозь стоявший у меня в ушах гул биения моего сердца. Я чувствовал себя глупцом, таращась на него снизу вверх выпученными глазами. У меня стало темнеть в глазах, а потом я вообще перестал видеть. Окованный тьмой, я стал гадать, будет ли следующая жизнь лучше, поскольку эта была одной сплошной неприятностью. Наконец тьма покинула меня, и я погрузился в небытие.