Что ещё хуже, что, если бы я была Хорусианкой, и Джон Марк понял это? Однажды мои глаза могут случайно загореться зелёным. Что бы случилось, если бы моего отца не было здесь, чтобы защитить меня?

Я почувствовала, как холодный пот выступил у меня на шее, а внутри всё сжалось от паники, а затем вспомнила о Рорке. Он защитил бы меня, даже если бы я была Хорусианкой.

Если бы только он пришёл, чтобы я могла перестать беспокоиться о нём.

Корделия улыбнулась мне, и я заставила себя улыбнуться в ответ.

— Где мои манеры? — спросила миссис Лечеминант. — Я должна была представить молодых людей, — её взгляд скользнул в мою сторону. — Эйслинн, это мои дети, Джон Марк и Корделия. В последнее время у Джона Марка появилось прозвище, как оно звучит? — спросила она его.

— Джек, — терпеливо сказал он. — Я использую его в течение последних двух лет.

Миссис Лечеминант пренебрежительно махнула на него рукой.

— Дети и их причуды. Для меня он всегда будет Джоном Марком, — она указала на мой багаж. — Будь джентльменом, дорогой, и помоги Эйслинн с вещами. Корделия, почему бы тебе не показать нашей гостье дом и не принести ей что-нибудь поесть? Тогда вы трое сможете поболтать, пока будете ждать прихода Рорка, — она просунула свою руку под руку моего отца. — Нам с Конрадом нужно немного поговорить с твоим отцом.

Я потащила свой чемодан дальше в комнату. Джек встал и неторопливо подошёл. Я правильно угадала его рост. Он был высоким, с плавной, уверенной походкой.

— Я могу нести его, — сказала я ему. — Он не тяжёлый.

В Калифорнии я не покупала много одежды.

Джек всё равно взял чемодан.

— Правила дома, — сказал он с лёгкой усмешкой. — Я всё ещё должен быть джентльменом, — не дожидаясь дальнейших протестов, он вышел из комнаты.

Корделия плавной походкой подошла ко мне.

— Твоя комната на втором этаже, — сказала она мелодичным, счастливым голосом. — В доме много спален, но не так много ванных комнат, так что тебе придётся делить одну с Джеком, Рорком и мной, если только ты не хочешь спуститься вниз, чтобы воспользоваться той, что на этом этаже.

Я кивнула, слишком уставшая, чтобы обращать на это внимание.

Она направилась в коридор, и я последовала за ней. Нашей первой остановкой была ванная. Там были бордовые обои с рисунком пейсли, раковина, похожая на старомодную миску, и фарфоровая ванна с когтистыми ножками.

— Кабинет наших родителей дальше по коридору, — сказала Корделия, указывая в том направлении. — Кухня находится с другой стороны гостиной… Я отведу тебя в гостиную. Это лучшее место в доме.

Она открыла дверь и направилась вниз. Я последовала за ней в большую комнату, которая была значительно более современной, чем другие, которые я видела. Два огромных кожаных дивана стояли перед развлекательным центром во всю стену с телевизором с большим экраном, стереосистемой и игровой консолью.

Не задерживаясь долго, она повела меня на второй этаж, давая мне инструкции по беспроводному Интернету, где хранились дополнительные полотенца и другие детали, которые было трудно запомнить. Моя спальня была за последней дверью в коридоре. Большая латунная кровать доминировала в комнате, а кружевные занавески складывались вокруг сиденья у окна. В одном углу стоял шкаф вишнёвого дерева, а в другом — письменный стол с богато украшенным креслом. Всё выглядело старинным и дорогим. Мой чемодан стоял в ожидании у двери, выглядя прискорбно неуместно.

— Это красивая комната, — сказала я и поставила свою спортивную сумку на пол.

— Тебе что-нибудь нужно на сегодня? — спросила Корделия. — Зубная щётка, пижама?

— Я в порядке, — я сняла куртку и положила её поверх спортивной сумки. — Хотя в скором времени нужно будет сходить за покупками за новой одеждой.

— Мы можем отвезти тебя.

Она не спросила, почему я приехала с таким небольшим количеством вещей. Мой отец, должно быть, сказал Лечеминантам, что мы бежали из Аризоны, а затем и из Арктики.

— Ты, наверное, умираешь с голоду, — сказала Корделия. — Давай что-нибудь поедим.

Я была слишком напряжена, чтобы быть голодной, но я не хотела ложиться спать, пока не буду уверена, что с Рорком всё в порядке. Я последовала за Корделией вниз по лестнице.

Я ожидала, что пойду на кухню, и уже задалась вопросом, есть ли там старомодные приборы. Корделия провела меня обратно в гостиную, где Джек ставил на кофейный столик поднос, полный крошечных сэндвичей, крекеров и винограда. Рядом с ним был разложен чайный сервиз с розовыми розами. Он выглядел хрупким и деликатным, и мне не хотелось к нему прикасаться.

Джек налил чашку и протянул её мне:

— Это травяная смесь моей матери. Она должно подарить тебе успокаивающий сон.

Я взяла чашку и поблагодарила его, задаваясь вопросом, знал ли он, что я почти не спала последние пару ночей. Было ли эта информацией, которую мой отец передал своим друзьям, или этот чай был не более чем вежливым жестом, потому что мы прибыли так поздно?

Джек наполнил чашки себе и Корделии, и мы все сели. Меня немного нервировало, что Джек и Корделия оба были так хороши собой. Привлекательные люди могут позволить себе быть более критичными по отношению к другим.

— Сэндвичи с огурцом, — сказал Джек. — Маме нравится думать, что она развлекает чопорных британских женщин. Если ты хочешь чего-нибудь ещё, у нас на обед было мясо, арахисовое масло и джем, замороженная пицца…

Он был любезнее, чем я ожидала, и я послала ему искреннюю улыбку облегчения.

— Всё в порядке, спасибо.

Я положила немного винограда и крекеров на свою тарелку, затем откусила сэндвич. Было приятно иметь возможность занять рот едой, так как это означало, что мне не нужно было говорить. Мне не нужно было комментировать тот факт, что мой отец таинственным образом оставил моего брата в незнакомом городе.

— Ты никогда раньше не была в Бостоне? — спросил Джек.

— Нет, — сказала я.

Его пристальный взгляд не отрывался от моего лица.

— Тогда я отведу тебя завтра на осмотр достопримечательностей. У Бостона богатая история.

— С удовольствием, — сказала я.

Корделия задумчиво отхлебнула из своей чашки.

— Есть ли какое-то конкретное место, куда ты хочешь пойти? Всё, что ты захочешь увидеть, любые вопросы, которые ты захочешь задать о Бостоне или о… нас?

— Корделия, — сказал Джек предупреждающим тоном.

— Что? — она невинно посмотрела поверх края своей чашки. — Я думаю, это подло, что ей никто ничего не рассказал. Все знают, кто она такая, кроме неё.

Джек понизил голос:

— Это не твоё дело.

В тот момент моё мнение о Джеке и Корделии резко изменилось. Корделия улыбнулась, когда я впервые вошла в их дом, и я подумала, что это означало дружелюбность. Теперь я поняла, что её забавляла моя ситуация. Она хотела поделиться секретами по той же причине, по которой люди любят сплетничать, им нравится причинять боль другим своими злобными кусочками информации.

Джек, с другой стороны, пытался защитить меня или, по крайней мере, пытался защитить право моего отца быть тем, кто расскажет мне о таких вещи. И как много, подумала я, папа не рассказал о Сетитах? В любое другое время я бы беззаботно проигнорировала намёки Корделии, но я слишком сильно хотела получить ответы, чтобы беспокоиться об их источнике.

Я положила сэндвич обратно на тарелку и посмотрела прямо на Корделию.

— Что я должна спросить?

— Корделия… — снова предупредил Джек.

Она щёлкнула пальцами, отмахиваясь от протеста Джека.

— Мама никогда не говорила, что мы не можем отвечать на вопросы Эйслинн и позволить ей прийти к собственным выводам, — она сделала глоток чая. — Спрашивай всё, что хочешь. Спроси, например, о нашем доме.

Дом, казалось, не имел никакого отношения к моим обстоятельствам. Неужели Корделия играла со мной в игры? Протягивает морковку, которую она никогда бы мне не дала? Я оглядела комнату.

— Ваши родители любят антиквариат?

Корделия помешала свой чай.

— Дом уже давно принадлежит семье, мама сохраняет его таким из-за ностальгии. Она неравнодушна к началу 1900-х годов. Она думает, что это была более цивилизованная эпоха.

Это мне ни о чём не говорило.

— Что делали ваши предки, когда приехали в Бостон?

— Они были телохранителями важных политиков.

Это понятно. Это то, для чего фараон создал наших предков.

— Держу пари, что это популярная карьера для Сетита, — сказала я.

— Больше нет, — Корделия поставила свою чашку на блюдце с аристократическим звоном. — Работодатели сейчас проводят обширную проверку биографических данных.

— Что в этом плохого? — спросила я.

— Бинго, — подхватила Корделия. — Я знала, что нам не потребуется много времени, чтобы затронуть интересную тему.

Джек поставил свою чашку на край стола рядом со своим стулом.

— Почему бы нам не поговорить о том, куда отвезти Эйслинн и Рорка завтра?

Корделия проигнорировала его и понизила голос до заговорщицкого шепота.

— Работодатели считают странным, если в твоём свидетельстве о рождении указано, что тебе пару сотен лет.

Я напряглась. Антиквариат вокруг меня внезапно показался жутким, как будто дом превратился в особняк с привидениями.

— Почему в чьём-то свидетельстве о рождении это должно быть написано?

Она пожала плечами.

— Сетиты могут не стареть, если они этого не хотят.

Джек раздраженно уставился в потолок.

— Хватит, Корделия.

— Я старею, — сказала я. — Мой отец и брат ровесник тоже.

Корделия взяла виноградину со своей тарелки и отправила её в рот.

— Твой отец стареет, потому что пообещал твоей матери, что перестанет быть Сетитом после того, как они поженятся. И ты всё ещё стареешь, потому что не знаешь ничего лучшего. Тебе ещё никто не рассказывал об эликсире.

Джек резко повернулся к сестре.

— И никто не сделает этого сегодня вечером.

— Что касается Рорка, — продолжила Корделия, делая ещё один глоток чая, — мы посмотрим, постарел ли он.

Я подумала о флаконе, который Дейн взял из ящика стола Рорка.

— Эликсир розовый? И хранится в маленьких хрустальных флакончиках?

Корделия послала Джеку торжествующий взгляд.

— Видишь? Она знает больше, чем ты думал, — обращаясь ко мне, она сказала: — Да, если мы будем хранить его в специальных флаконах, мы сможем хранить достаточно эликсира, чтобы нам хватило на четыре месяца.

Это была странная тайна, но не ужасная. Способность оставаться молодым казалась хорошей вещью, как иметь дополнительную силу и способность оглушать людей, чтобы защитить себя.

— Почему мой отец не рассказал мне об этом?

— Это, — сказал Джек, — то, о чём ты должна спросить своего отца.

— Где можно достать эликсир? — спросила я.

— Бинго, — снова пропела Корделия, а затем беззаботно рассмеялась.

Это не могло быть слишком ужасным местом, иначе она бы не смеялась над этим.

— Египет? — догадалась я.

— Нет необходимости ехать так далеко, — она сделала ещё один глоток чая. — Везде, куда бы мы ни отправились, есть много жизненной силы, которую можно взять, хотя в больших городах жить легче всего, меньше шансов быть пойманным.

Челюсть Джека напряглась. Он наклонился к сестре.

— Ты сказала достаточно.

Она не остановилась, потому что я всё ещё не понимала, о чём она говорит.

— Быть пойманным Хорусианами?

— И это тоже, — сказала она. — Но я имела в виду, быть пойманным, когда высасываешь жизненную силу из других людей.

Она говорила так небрежно, и я подумала, что она не могла иметь в виду то, о чём я сразу подумала. Она не имела в виду, что для этого нужно убивать людей, как бы зловеще ни звучало «высасывание жизненной силы из других людей». Она не могла сидеть в комнате, попивая чай из старинных чашек, в одну минуту рассуждая о цивилизованных эпохах, а в следующую упоминая о Сетитах, убивающих людей, чтобы остаться молодыми.

Но в глубине моего сознания я слышала, как голос Дейна становится всё громче. «Я знаю, что такие, как вы, не считают это убийством. Забавно, но так делает весь остальной мир. Мы сейчас придём за ним».

Дейн охотился на Рорка, потому что нашёл розовый флакон в его комоде.

Образы внезапно слились в моём сознании воедино. Кусочки головоломки, которые сложились вместе, чтобы представить ужасающую картину: папа в арктическом лагере разговаривает со своим другом возле нашей палатки.

«Они знают, что Рорк Сетит, — сказал мой отец. — Парень Хорусианин пришёл в наш дом, накачал Эйслинн наркотиками и рылся в вещах Рорка, пока не нашёл пузырёк. Паршивый момент. Теперь мы застряли на льду без какой-либо добычи в поле зрения».

Добыча. Люди, которые не были Сетитами.

«Оставь их», — сказал мой отец сегодня вечером, когда Рорк оглушил двух членов банды.

Потом мой отец бросил Рорка, потому что мой брат не оставил этих людей в покое. Он вернулся за ними, когда я не видела.

Я встала, забыв, что у меня на коленях стоит тарелка с едой. Она упала на пол. Я не стала проверять, разбилась ли тарелка.

Джек тоже встал, не сводя с меня глаз.

— Сядь, Эйслинн. Ты выглядишь так, словно вот-вот упадёшь в обморок.

— Ты хочешь сказать, что Сетиты убивают людей?

Слова прозвучали глухо, тяжело. Я отчаянно хотела, чтобы Джек запротестовал. Я хотела, чтобы Корделия рассмеялась, сказав мне, что это была шутка.

Вместо этого Корделия подняла свою чашку с чаем, произнося невидимый тост.

— Бинго. Добро пожаловать в Сетиты.


ГЛАВА 13


Время, казалось, замедлилось, оторвавшись от всего остального. Джек подошёл ко мне, на его лице было написано беспокойство.

Я заметила движение в коридоре. Мой отец вошёл в комнату, за ним последовали миссис Лечеминант и ещё один мужчина, высокий и худощавый, как Джек.

Мистер Лечеминант говорил.

— Рорку не нужно было задерживаться допоздна. Он мог просто принять дозу из одного из наших флаконов.

Я уставилась на своего отца, человека, который заботился обо мне всю мою жизнь. Он оплачивал счета, покупал продукты и беспокоился обо мне, когда я ходила на свидания. Он не мог быть тем, кем Корделия назвала Сетитов.

— Сетиты убивают людей? — спросила я его. Вопрос прозвучал достаточно громко, чтобы заглушить их разговор.

Глаза папы расширились. Его взгляд метнулся к Джеку и Корделии, затем снова ко мне. Он побледнел. Был огорчён.

— Есть вещи, которые я должен тебе объяснить.

— Есть ответ «да» или «нет» на этот вопрос, — откашлялась я. — Сетиты убивают людей, чтобы жить дольше?

Мой отец вздохнул, выглядя неловко.

— Мы должны поговорить об этом наедине, — он не отрицал этого. Он только хотел это объяснить.

Я сделала шаг назад, чувствуя, как будто части меня отрываются, рушатся на пол. Рорк был где-то снаружи, делал… Я не могла дышать. Я перевела взгляд с отца на испуганные, встревоженные лица мистера и миссис Лечеминант. Они были так молоды. Они жили в старинном доме. Они не постарели. Это было доказательством их убийств.

— Нет, — сказала я. Нет, папа не был убийцей до того, как женился на моей матери. Нет, он не позволял Рорку, не поощрял Рорка совершать те же преступления. Нет, мир не раскололся внезапно и не поглотил всё, что я знаю о своей семье.

В три шага я оттолкнула Джека и направилась к входной двери. Ключ всё ещё торчал в замке. Я повернула его и распахнула дверь.

— Эйслинн! — позвал мой отец. — Вернись сюда!

Я сбежала вниз по лестнице и вышла на холодный ночной воздух. Я не могла оставаться в этом доме, не могла оставаться с Лечеминантами. Туман только немного рассеялся. Густой туман окутал улицу, как дым от невидимого костра. Я понятия не имела, куда иду. Я только знала, что должна уйти. Я хотела вернуться в одно из мест, где жила раньше, найти друга, придумать историю. Нечто особенное. Я побежала по тротуару тем же путём, которым мы пришли. Я хотела бы отменить эту поездку, отменить всё.

За моей спиной открылась и закрылась дверь в доме Лечеминантов. Кто-то шёл за мной. Я не стала смотреть, кто это. Это, наверное, был отец.

Я побежала быстрее. Я не хотела его видеть. Я не хотела слушать какие бы то ни было объяснения по этому поводу, не тогда, когда он прямо сейчас позволял Рорку высасывать жизненную силу из кого-то.

— Ты будешь жаждать того, чего никогда раньше не хотела, — сказал мне Рорк. — Тогда мы с папой сможем тебе помочь.

«Я не буду Сетитом, — подумала я. — Я не буду, даже если это так».

Слёзы защипали мне глаза, и я задыхалась, но не от бега, а от эмоций. Дома и деревья проносились мимо, то появляясь, то исчезая из поля зрения в тумане. Я бежала ненормально быстро. Должно быть, сработала дополнительная сила, обеспеченная моими генами. Как долго она у меня была?

Шаги всё ещё преследовали меня. Должно быть, трудно обогнать другого Сетита. Я попыталась взлететь; я хотела заставить свои ноги оторваться от земли. Я хотела доказать себе, что я Хорусианка, а не Сетит.

Было бы уместно, если бы мой отец увидел, как я летаю. Тогда он узнал бы, что у меня тоже были секреты от него. Но как бы сильно я ни хотела, чтобы они действовали иначе, мои ноги продолжали приземляться на тротуар. Может быть, я на самом деле не слетела с ледяного хребта, когда убегала от скарабеев. Должно быть, я была не так высоко, как думала. Я не могла нормально видеть в центре облака скарабеев. Я могла бы упасть на небольшое расстояние, и с моей новой силой Сетита приземление не сказалось на мне так, как это было бы раньше, когда я была нормальной. Это было просто похоже на полёт.

Я заставила себя бежать быстрее, не заботясь о том, что между туманом и моими слезами я почти ничего не видела.

Передо мной возникла тёмная фигура, мужчина, идущий ко мне по тротуару. Я опустила взгляд, чтобы скрыть залитое слезами лицо. Я хотела обогнуть его. Когда я попыталась, он схватил меня.

Я оттолкнула его руки, пытаясь освободиться. Он не отпустил, его хватка была сильной.

— Эйслинн, — сказал он, и тогда я поняла, что это был Рорк. — Что ты здесь делаешь?

Я сильнее отдёрнула руки, и когда он всё ещё держал меня, я ударила его в грудь.

— Отпусти меня! — я вспомнила, как они с мамой ссорились перед её смертью.

Он кричал: «Ты не хочешь просто контролировать мою жизнь; ты хочешь полностью отнять её у меня!»

Теперь я поняла: Рорк не хотел стареть.

Рорк притянул меня ближе, с тревогой вглядываясь в моё лицо.

— Что случилось?

Как его голос мог звучать так же? Как это могло быть наполнено таким беспокойством, когда он только что убил кого-то?

— Не прикасайся ко мне! — заорала я. — Как ты мог это сделать, Рорк? Как ты мог?

Шаги, которые следовали за мной, догнали. Это был не мой отец. Джек подошёл.

— Эйслинн, — выдохнул он. — Мне так жаль.

— Оставьте меня в покое, — крикнула я. — Вы оба оставьте меня в покое! — я бесполезно вырывалась из хватки брата. Она не ослабевала.

Рорк обратил свирепый взгляд на Джека.

— Что ты с ней сделал?

Джек обеспокоенно уставился на меня. В тот момент он выглядел таким милым парнем, как тот, кто регулярно придерживал дверь открытой для маленьких старушек. Почему природа создала убийц, чтобы они выглядели так красиво? Но, с другой стороны, природа часто лжёт.

— Корделия рассказала ей, как мы получаем эликсир, — сказал Джек.

Рорк выругался. Его руки задрожали на моих руках. Я не была уверена, было ли это от стыда или гнева. Я всмотрелась в его лицо, пытаясь понять, какие эмоции там были. Я не могла сказать. Я больше не знала, как читать своего брата. Может быть, я никогда и не была способна на это.

Я не могла уйти, не с Рорком и Джеком, которые оба были полны решимости удержать меня от этого. Я закрыла глаза, перестала сопротивляться и безвольно опустилась на землю.

Рорк держал меня одной рукой и опустился на колени рядом со мной.

— Эйслинн, всё не так плохо, как ты думаешь.

Я вспомнила царапину на его руке, полученную несколько недель назад.

— Ты убил кого-то в Аризоне, не так ли? И Дейн взял пузырёк из твоей комнаты. Ты убийца. Убийца. Убийца, — я не могла перестать произносить это слово.

Рорк снова выругался.

— Я скажу тебе, кого я собираюсь убить — Корделию.

Джек наклонился надо мной, но заговорил с моим братом.

— Мы не думали, что она воспримет это так тяжело. Я бы заткнул Корделию, если бы знал, но Эйслинн знала о флаконах. Я думал…

Рорк не обратил внимания на то, что подумал Джек. Он взял моё лицо и заставил посмотреть на него.

— Это не убийство, — сказал он. — Это справедливость. Как ты думаешь, тот дилер, Корал Симпсон, заслуживала того, чтобы жить?

Корал Симпсон была той девушкой, о которой я слышала в новостях, той, которую нашли мёртвой у канала.

— Она портила людям жизнь, — продолжал Рорк, — унося их с собой. Я убил её, и город должен поблагодарить меня за это.

Я вздрогнула, услышав, как он назвал имя своей жертвы.

— Тебе не следовало этого делать. Ты не можешь просто…

— Ты думаешь, что те парни, которые угрожали тебе сегодня вечером, заслуживали жизни? Они бы перерезали нам глотки или сделали что-нибудь похуже, если бы я их не остановил. Что случилось бы со следующими невинными людьми, которые прошли бы мимо? Полиция не может позаботиться обо всех этих подонках, но мы можем.

Прикосновение Рорка стало нежным. Он убрал спутанные волосы с моего лица, затем вытер слёзы с моих щёк.

— Эйслинн… — Его голос застрял в горле, и я поняла, как сильно он хотел, чтобы я поняла. — Мы должны были быть стражами, защитниками общества. Разве ты не видишь этого? Эйслинн… Эйслинн…

Это не казалось таким уж плохим, когда он так говорил. Я хотела верить ему, цепляться за ниточку надежды, которую он предлагал. Он не был хладнокровным убийцей. Он был линчевателем, пытающимся творить добро по-своему. Он был моим братом, и он дрожал передо мной и повторял моё имя, как молитву.

Я потянулась к нему, и он заключил меня в объятия. Я не могла ненавидеть его. Мы сидели на тротуаре, и он обнимал меня. Слёзы всё ещё застилали мои глаза, но это были уже не дикие слёзы, те, что разрывали мою душу на части. Это были слёзы смирения, потому что мир был порочным местом, и я не могла изменить то, что уже было. Рорк зарылся лицом в мои волосы. Я чувствовала его глубокое дыхание на своей коже.

Подъехала машина, дверь открылась, и кто-то вышел.

— С ней всё в порядке? — спросил папа.

Я не смотрела на него. Он не сказал мне ни о чём из этого, но должен был сказать. Он должен был с самого начала сообщить мне, что такое Сетиты.

— Она просто в шоке, — сказал Рорк.

Мой отец склонился надо мной.

— Давай отвезём её домой.

Странный выбор слов. У меня не было дома. Дом Лечеминантов определённо не был моим домом, и я не хотела туда возвращаться. Я не пошевелилась, не встала. Я так устала делать то, что велел мой отец.

Рорк поднял меня, как будто я ничего не весила, и понёс к машине. У меня никогда не было выбора в этом вопросе.


* * *


На следующее утро я проспала до одиннадцати пятнадцати. Мой долгий сон, вероятно, был вызван сочетанием усталости и снотворного, которое я запила большим количеством травяного чая миссис Лечеминант. Маленькие латунные заводные часы на моей тумбочке тикали, давая мне знать, сколько времени прошло. Я уставилась в потолок и задалась вопросом, насколько долго все оставят меня в покое. Когда кто-нибудь придёт и скажет мне, что я должна встретиться с жизнью лицом к лицу?

Я не вставала с постели. Узнав, что твой отец когда-то убивал людей, и что твой брат всё ещё убивает, что это сделает с тобой.

«Это как быть солдатом, — сказал Рорк прошлой ночью в машине. — Ты должен убить врага. Ты можешь испытывать жалость к врагу. Во время войны парень, которого ты встретишь на поле боя, может быть хорошим человеком. Человек, стрелявший в тебя, мог бы быть твоим лучшим другом, если бы ты встретилась с ним в другое время и в другом месте. Если ты убьёшь его, возможно, мир станет ещё хуже. Так что давай, оплакивай Дейна, потому что теперь он наш враг. Прости пилота, который сбросил скарабеев на наш лагерь, если хочешь. Но не жалей тех парней, которые тебе угрожали. Они были человеческим мусором, Эйслинн. Радуйся, что они ушли».

Может быть, это и хорошо, что те парни ушли, но как я могла радоваться, что мой брат убил их? Разве у них не было сестёр, родителей, людей, которые сейчас оплакивали их?

Когда Рорк и отец привезли меня обратно в дом, миссис Лечеминант порхала вокруг меня, спрашивая, как я себя чувствую, и что она может для меня сделать. Она снова и снова повторяла, что ей так жаль, что это произошло. Она сказала моему отцу, что я спросила Корделию о флаконах, и Корделия не представляла, что ответ может как расстроить меня. Миссис Лечеминант заверила нас, прижав руку к сердцу, что Корделия сейчас ужасно себя чувствует из-за этого.

Корделии не было рядом, чтобы самой сказать об этом, но мне было всё равно. Я сидела на диване, куда меня посадил Рорк, и ничего не говорила. Ни миссис Лечеминант, которая засыпала меня вопросами, ни моему отцу, который сказал мне, что ждал подходящего времени, чтобы объяснить о Сетитах. Со всеми травматическими событиями, которые произошли за последние несколько дней, большую часть времени мы спасались бегством, спасая свои жизни, у него просто не было шанса.

Я тоже ему не ответила. Он мог бы найти оправдания. Но он всё время знал, как я отреагирую.

Теперь ночь и большая часть утра прошла. Отец мог уже уехать, зарегистрироваться на посадку в аэропорту. Я потрогала кружевное белое покрывало и не встала. Я не хотела оставаться здесь с Лечеминантами. Я бы попросила отца подделать для меня новое удостоверение личности и разослать результаты занятий в старших классах в несколько колледжей. Я бы не стала просить об Оксфорде. Просто какой-нибудь маленький колледж где-нибудь. Место, где я могла бы спрятаться. Жизнь в общежитии была бы желанной переменой.

Я всё ещё не встала с постели. Как я могла уйти от своего брата и отца? Они были моей единственной семьёй, единственными людьми в мире, которые любили меня. Как я могла оставить их и начать новую жизнь для себя? Я даже не могла встать с постели и встретиться лицом к лицу с людьми в этом доме.

В двенадцать часов вошёл папа.

— Ты проснулась, — сказал он с фальшивой весёлостью. Он сел на край моей кровати и стал ждать, когда я заговорю.

— Я думала, ты уехал в Лондон, — сказал я категорично.

— Я решил вылететь более поздним рейсом, чтобы провести с тобой немного времени, — он взглянул на часы. — Мне действительно скоро нужно уезжать, поэтому я решил, что нам лучше поговорить.

Я села и прислонился к латунной спинке кровати.

— Я хочу поступить в колледж.

— Да, ты упоминала об этом, — он поднял бровь, как будто не знал, почему я заговорила об этом.

— Я хочу уйти прямо сейчас, сегодня. Мне нужно, чтобы ты сделал для меня стенограммы.

— Мы поговорим о колледже, когда я вернусь.

Мои руки сжались в кулаки.

— Я не собираюсь быть здесь, пока остальные убивают людей. Я сама подделаю справки.

Я знала, как это сделать. Последние пару лет я помогала папе делать это каждый раз, когда они нам были нужны.

Он терпеливо вздохнул.

— Я знаю, тебе трудно это понять, но не все люди вносят свой вклад в общество. Многие на самом деле делают общество хуже. Точно так же, как львы отбирают слабых и больных из стада, Сетиты помогают гарантировать, что человеческая популяция…

Я не дала ему закончить.

— Сетиты убивают только преступников?

— Это философия, которой придерживается большинство из нас.

Почему-то я не могла представить себе Люсинду такой разборчивой.

— Большинство? Неужели некоторые охотятся за беспомощными старушками?

— Не старые леди; у них недостаточно жизненной силы, чтобы соблазнить нас.

По крайней мере, хоть кто-то был в безопасности.

— Значит, дети?

— Дети никогда. У них недостаточно жизненной силы, чтобы прокормить взрослого человека. Кроме того, они невиновны ни в каких преступлениях, — он поднял одну руку, уступая. — Некоторые Сетиты убивают того, к кому легче добраться, но это неправильный путь. У нас есть высшая цель — отнимать жизненную силу у других. Те, кто убивает бессмысленно, разъедают свои души, пока не становятся социопатами.

Если бы мне не было так плохо, я бы рассмеялась. Казалось таким странным слышать, как он говорит о правильном и неправильном способе убийства людей.

Он посмотрел мимо меня в окно.

— Я видел, как это происходило не раз. Я был на дюжине советов, где мы решили, что определённые Сетиты должны быть остановлены, что они больше не безопасны для общества.

— А потом вы их тоже убили?

— Нам не нужно было этого делать, — сказал он. — Мы разоружили их и оставили Хорусианам, — он всё ещё смотрел мимо меня, вероятно, погруженный в какие-то воспоминания.

— Как ты можешь определить, какие люди заслуживают смерти, а какие нет?

Он пожал плечами.

— Прошлой ночью ты видела один способ. Ты отправляешься в плохие районы города, выглядишь как жертва и ждёшь, когда появятся подонки.

Я изучала лицо отца, вглядываясь в каждую знакомую морщинку и линию.

— Сколько тебе на самом деле лет?

Он заколебался, явно чувствуя себя неловко, давая мне эти цифры.

— Мне больше пятисот.

Дыхание со свистом вырвалось из моих лёгких. Я этого не ожидала.

— Я один из старших, — сказал он. — Но Люсинда старше меня на четыреста лет. Не много Сетитов, которые живут здесь дольше, чем мы. Хорусиане об этом позаботились.

Мне пришла в голову ещё одна мысль.

— У тебя были другие дети, не так ли?

Он сглотнул, затем кивнул.

— Я женился в 1628 году. После смерти моей первой жены я снова женился в 1812 году. От этих браков у меня родилось трое детей. Теперь они все мертвы, как и их дети и внуки. Ты и Рорк теперь моя единственная семья.

Я позволила этой новой информации засесть у меня в голове. У меня возникло иррациональное желание спросить, любил ли он меня больше, чем других своих детей, любил ли он мою маму больше, чем их. Я хотела спросить, как их звали и какими они были, но я также не хотела этого знать. Знание сделало бы их более реальными, и я не хотела думать об этих сводных братьях и сёстрах, которые были убиты, которые, скорее всего, убили много других людей в своей жизни.

В наступившей тишине мой отец, должно быть, решил, что ему следует уточнить. Он был более доволен технической, чем эмоциональной стороной вещей и всегда шёл в этом направлении по умолчанию.

— Физически мужчины-Сетиты могут иметь много детей, но женщины-Сетиты могут иметь только одного или двух. Различная ДНК затрудняет беременность, и дети в итоге разрывают внутренности тел своих матерей. Тебе нужно это знать, когда ты выйдешь замуж.

Я предполагала, что должна быть благодарна ему за то, что он рассказал мне об этом сейчас, а не постфактум.

— Мужчины-Сетиты иногда женятся на обычных женщинах, — продолжал он. — Но эти союзы производят только одного ребёнка, если таковые имеются. Нормальное женское тело не выдержит большего.

— Что, если я буду похожа на маму, и я Хорусианка, а не Сетит?

— Хорусианским женщинам также трудно рожать детей. У большинства может быть только два или три, но им больше повезло с возможностью производить потомство от обычных людей, поэтому их популяция растёт быстрее. Однако они не продлевают свою жизнь, принимая эликсир — это ещё один термин для жизненной силы, а это, в свою очередь, сокращает их количество.

Как это очень научно.

— Они не могут принять эликсир? Или они предпочитают не убивать людей, чтобы получить его?

— У них нет способа извлечь его. У Сетитов есть биологическая адаптация в их задних зубах, которая выстреливает и позволяет им…

Я подняла руку, подавляя дрожь отвращения.

— Не рассказывай мне об этом. Я не хочу этого знать.

— Вот почему мы перестали водить вас с Рорком к дантисту после того, как вы достигли половой зрелости.

— Половое созревание — это ещё одна тема, о которой я не хочу с тобой говорить.

Папа поднял ладони вверх.

— Я просто говорю тебе, почему ты не можешь пойти к дантисту. Или к обычному гинекологу. У Сетитов есть свои гинекологи…

Я поплотнее закуталась в одеяла.

— Мы не обсуждаем гинекологов, и мои зубы в порядке, — мои зубы на самом деле были лучше, чем в порядке. У меня не было кариеса, и мне не нужны были брекеты. — У меня во рту нет никаких странных приспособлений.

— Ты знаешь, — сказал папа. — Однажды мы водили тебя к дантисту-Сетиту. Если ты обучен, ты сможешь увидеть это на рентгеновских снимках.

У меня упало сердце. В конце концов, я была Сетитом.

— Я не собираюсь заставлять тебя слушать то, к чему ты не готова, — мягко сказал папа. — Но я хочу ответить на твои вопросы, — он сказал это так, словно был уверен, что рано или поздно я захочу убивать людей.

— Когда ты женился на маме, ты перестал быть Сетитом, — медленно сказала я. — Теперь, когда она мертва, ты вернулся к…

Он покачал головой, и тяжесть пяти веков, казалось, легла на его глаза.

— Я дал обещание твоей матери, и я не нарушу его, даже когда она мертва, — он приложил палец к сердцу. — Это то, как я чту свою любовь к ней. Я состарюсь и умру, и буду надеяться, что она права, что есть рай, где мы снова сможем быть вместе.

Мой отец всегда говорил, что религия — это суеверие и принятие желаемого за действительное. Меня удивило, что сейчас он желает небес. Он посмотрел на моё выражение лица и рассмеялся.

— Ты, вероятно, думаешь, что Сетиты не могут попасть на небеса, но подумай вот о чём: Бог создал льва вместе с ягнёнком. Я уверен, что Бог не держит зла на льва за то, что он всю свою жизнь ел ягнят.

Я поняла, что мой отец ответил на мой предыдущий вопрос. Он больше всего любил мою маму. Для неё он отказывался от бессмертия в надежде на воссоединение в загробной жизни.

Он потянулся ко мне; я склонилась в его объятиях. Я не была уверена, было ли это слабостью или силой, что, несмотря на то, что я знала о своём отце и брате, я всё ещё любила их. Моя преданность всё ещё принадлежала им.

Когда папа обнял меня, он сказал:

— Я люблю тебя больше, чем саму жизнь.

— Я знаю.

Он отпустил меня, но продолжал смотреть мне в глаза.

— Если ты хочешь воздержаться от эликсира, я поддержу тебя. Хотя я тоже должен поддержать Рорка. Он не давал обещания твоей матери. Мы должны позволить ему жить так, как он считает нужным.

— То, что делает Рорк, незаконно и опасно.

Я почувствовала ещё одну волну разочарования, потому что, хотя мой отец перестал быть Сетитом, он не считал это неправильным. Его воздержание было исключительно знаком любви к моей матери.

— Рорку нужно использовать только четверть флакона каждый месяц, — сказал папа. — У него их два. Тебе не придётся думать об этом какое-то время.

Не раньше, чем через восемь месяцев. Это всё ещё казалось слишком рано.

— Но…

Мой отец приложил палец к моим губам, чтобы заставить меня замолчать.

— Поверь мне, твоя мама пыталась убедить Рорка не быть Сетитом. Если она не смогла этого сделать, ничто из того, что ты скажешь, не заставит его передумать.

Я не могла с этим смириться. У меня было восемь месяцев, чтобы урезонить его, убедить измениться.

— Обещай мне, — сказал папа, не сводя с меня глаз, — что ты останешься с Лечеминантами, пока меня не будет.

Я вздохнула.

— Я останусь, пока ты не вернёшься.

Это не означало, что я не могла подделать школьные справки и отправить их в каждый колледж в моём списке пожеланий. Не помешало бы оставить мои возможности открытыми.

— Ты планируешь когда-нибудь покинуть эту комнату? — спросил он.

— Может быть, — сказала я.

Мой отец поцеловал меня в лоб.

— Я вернусь, как только смогу.

Он встал, попрощался и вышел из комнаты. Несмотря на то, что я планировала уехать в колледж, я почувствовала прилив печали и беспокойства, когда за ним захлопнулась дверь.

Хорусиане могут найти его. Или скарабеи. Я больше никогда не смогу прощаться с ним с легким сердцем.


ГЛАВА 14


Я вылезла из постели, распаковала одежду и включила телефон, чтобы подзарядить его. Когда я больше не могла придумать причин оставаться в своей комнате, я долго принимала душ, одевалась и сушила волосы феном. Я продолжала водить языком по внутренней стороне рта, гадая, где же адаптация.

Раньше я думала, что знаю, кто я такая. Теперь всё, в чём я была уверена, казалось искаженным, потускневшим и изменившимся.

Я немного накрасилась, затем направилась по коридору к лестнице. Пока я шла, я услышала голос Рорка, резкий и сердитый в одной из комнат подо мной. Я не могла разобрать его слов.

Несколько мгновений спустя Корделия поспешила вверх по лестнице. На ней был розовый кашемировый свитер, который придавал ей невинный и милый вид, как будто она собиралась свернуться калачиком где-нибудь с котятами. В ярком дневном свете она была ещё красивее, чем прошлой ночью. Однако её губы были сжаты в сердитую линию, и она сморгнула слёзы. Увидев меня, она остановилась.

— Во-первых, — сказала она надменно, — я понятия не имела, что ты собираешься взбеситься прошлой ночью. Большинство Сетитов в твоей ситуации были бы рады узнать правду. Во-вторых, — продолжила она, — твой брат-придурок.

Не сказав больше ни слова, она протопала вверх по лестнице мимо меня. Она пронеслась по коридору и захлопнула дверь своей спальни.

Я спустилась по лестнице и пошла на шум в кухню. Рорк и Джек сидели за столом, ели ланч, перед ними были разложены гамбургеры и соусы.

Кухня была большой, с блестящим деревянным полом, белоснежными шкафчиками и гранитными столешницами.

— Она наконец-то встала, — сказал Рорк.

— Привет, — сказал Джек.

— Привет, — я подошла к столу. Я не могла придумать, что сказать, поэтому спросила: — Где твои родители?

— На работе, — сказал он, как будто это не был откровенно глупый вопрос с самого начала. Это было во вторник днём. Большинство людей обычно были на работе. — Они оставили Корделию и меня играть роль хозяев, — Джек отодвинул свой стул от стола и встал. — Ты хочешь позавтракать или пообедать?

— Позавтракать, я думаю.

В полуденном свете Джек тоже выглядел красивее. Его глаза потеплели, а в тёмных волосах появились рыжеватые пряди. В нём чувствовалась определённая утончённость. Может быть, потому что он носил такую же сдержанную, но чрезмерно дорогую одежду, которую видишь в модных журналах. Что-то в нём напоминало мне интеллектуала, хотя я не могла понять, что именно. Возможно, слегка официальная манера, с которой он говорил. Вероятно, он был одним из тех парней, у которых в комнате была книжная полка, полная книг, и которые водили дружбу со школьными друзьями из Лиги Плюща и использовали слова, которые большинство людей не понимали.

— У нас есть разные хлопья, — Джек открыл шкаф, чтобы показать мне ряд коробок. — Или у нас есть смесь для блинов и яйца, если ты предпочтёшь их.

— Хлопья подойдут.

Джек достал из ящика ложку, миску — из другого шкафа и протянул их мне. Я мысленно отметила, где их места, затем насыпала мюсли в миску. Я чувствовала себя странно, делая что-то обыденное, как будто это было в любой другой день.

Джек прислонился к стойке и наблюдал за мной, я пыталась найти молоко. Я не винила его в том, что он считал меня сумасшедшей. Прошлой ночью я произнесла в его присутствии всего три предложения, прежде чем сорвалась, убежала и впала в истерику.

Как Джек воспринял новость, когда узнал, чем занимаются Сетиты? Может быть, он всегда знал. Может быть, другие родители-Сетиты рассказывали своим детям об этом так же, как моя мама объясняла мне, что курица, которую я ела на ужин, когда-то была животным.

С другой стороны, Сетиты, вероятно, не стали бы рисковать тем, что их дети рассказывали свои секреты ребятам в школе.

Самое приятное в том, что парень считает тебя сумасшедшей, — это то, что ты больше не испытываешь потребности произвести на него впечатление. Я даже не перешла на другую тему и спросила:

— Ты ходил в государственную школу?

— Мы с Корделией учились на дому в начальной школе, а потом пошли в частную школу.

Вот как Лечеминанты хранили свои секреты.

Я вылила молоко на хлопья, отнесла их на стол и бесцельно потыкала в них. За то время, что мне потребовалось, чтобы позавтракать, Рорк покончил со своим гамбургером и готовил ещё один. Вы бы не подумали, что кто-то, кто лишил кого-то жизненной силы, будет так голоден.

Джек и Рорк говорили о спортивных командах так, словно знали друг друга много лет. Оба время от времени поглядывали на меня, проверяя, как я. Я съела большую часть своих хлопьев, хотя у меня не было аппетита.

Когда я вылила остальное в раковину, Джек сказал:

— Сегодня утром я показал Рорку Бостон. Ты хочешь, чтобы я отвёз тебя сейчас?

Я была рада, что вопрос задал Джек, а не Корделия.

— Конечно, — сказала я. Мне больше нечего было делать, и я хотела чем-нибудь занять свои мысли.

Несколько минут спустя я забралась в серебристый «Мерседес» Джека, который стоял рядом с тёмно-синим «БМВ» Корделии. По-видимому, гостиничный бизнес Лечеминантов процветал.

Мы проехали мимо Бостон-Коммонс, мимо залитых солнцем жёлтых апельсиновых деревьев. Пока Джек вёл машину, он рассказывал историю парка. Он был спокойным и непринуждённым, хорошо наполнял молчание вежливой беседой. Я не ожидала, что он проявит ко мне больше, чем вежливую доброту, подобающую гостям сумасшедшего дома, но он изо всех сил старался быть дружелюбным. Он повёл меня в гавань, и мы пошли вдоль пирса, прислушиваясь к плеску воды и редким звукам лодочного гудка. Чайки наблюдали за нами со своих насестов, размышляя, не относимся ли мы к тому типу туристов, которые разбрасывают повсюду еду.

Как бы я ни старалась притвориться обычным туристом, мой разум продолжал возвращаться к Сетитам. Пока Джек рассказывал мне о Бостонском чаепитии, я задавалась вопросом, скольких людей он убил. Пока мы кружили вокруг группы девушек, я задавалась вопросом, как он выбирал жертв. Неужели он предполагал, что кто-то в плохой части города, кто выглядел как преступник, был преступником? Джек улыбнулся и кивнул матери, толкающей двойную коляску, и я задалась вопросом, чувствовал ли он когда-нибудь вину за то, что сделал. Его голос всегда был таким мягким, таким добрым. Я не могла представить, чтобы он причинил кому-нибудь боль.

— Тебе нужно развить внутренний компас, который указывает на воду, — сказал мне Джек. — Всегда знай, где находится река или океан.

В Аризоне я стояла под проливным дождём с Дейном. Вода казалась таким подарком в сухой пустыне. Теперь это был не подарок, а убежище, необходимость. Мне это было нужно, чтобы обезопасить себя.

Немного погуляв по гавани, Джек решил показать мне Старую Северную церковь. Мы вернулись к его машине и влились в поток машин.

— Что ты думаешь о Бостоне? — спросил он.

Я уставилась на него, мысли о прошедшем дне бурлили в моей голове.

— Мы вампиры, не так ли?

Он удивлённо рассмеялся.

— Вампиры — это просто истории. Может быть, они основаны на нас, но мы не более вампиры, чем оборотни.

— Оборотни? — я собралась с духом. — Почему кто-то может подумать, что мы оборотни?

Он поднял руку.

— Не паникуй. У тебя не вырастет много волос на теле. Некоторые Сетиты думают, что мифы об оборотнях основаны на нас, потому что ещё до того, как твой отец изобрёл флаконы, Сетитам приходилось убивать раз в месяц. Большинство из них следили за временем по лунному циклу.

Я выпрямилась.

— Подожди, мой отец изобрёл флаконы?

На мгновение Джек выглядел удивлённым, что я не знаю, затем понимание отразилось на его лице.

— Я думаю, он не сказал бы тебе об этом. Он придумал дизайн ещё в 1867 году, используя те же принципы, которые Пастер разработал для консервирования пищевых продуктов. Блестяще, правда. И это сделало его богатым. Все Сетиты используют флаконы.

— Потому что теперь, — решительно сказала я, — ты можешь подождать четыре месяца, прежде чем тебе придётся убить ещё одного человека.

Джек пожал плечами, на его красивом лице не было и следа вины.

— Это три неудачника в год, без которых миру лучше. Сигареты убивают гораздо больше людей, чем мы.

Я выгнула бровь в ответ на его сравнение.

Он взглянул на меня, прежде чем снова переключить внимание на дорогу.

— Я бы не стал этого делать, если бы не было такого избытка человеческого мусора. Думай о нас как о борцах с преступностью или супергероях. Ну, знаешь, неоплачиваемые полицейские. Без пончиков.

Вот как он это видел. Совсем как мой отец и Рорк. Он делал обществу одолжение. Услышав одно и то же обоснование от всех троих, я задумалась, не была ли я тем, кто смотрел на это неправильно. Меня не пугала мысль о том, что полицейские иногда убивают преступников. Я не думала, что солдаты, отправившиеся на войну, были злом. Я бы не возражала, если бы мои отец и брат были полицейскими или солдатами. Я бы гордилась ими. И мой папа изобрел флаконы, они сделали так, что Сетиты убивали только трёх человек в год вместо двенадцати. Я должна гордиться им, не так ли?

Я уставилась на деревья, мимо которых мы проезжали, каждое из которых было окрашено в жёлтые и красные цвета. Не раз моя мама говорила мне, что каждый человек рождается с моральными принципами. Я не могла найти свои. Если это и было так, то вышло из-под контроля.

Была ли мораль Сетитов неправильной? Верной? Ужасно неправильной? Я больше ничего не могла сказать. Может быть, Сетиты принесли больше пользы, чем вреда. Может быть, погибло бы больше людей, если бы Сетиты не уничтожали отбросов общества. Может быть, я поступаю глупо, не присоединившись к ним.

Старая Северная церковь представляла собой историческое кирпичное здание с арочными окнами и высокой узкой колокольней. Именно здесь Роберт Ньюман повесил два фонаря, чтобы показать, что британцы атакуют с моря. Перед входом стояла бронзовая статуя Пола Ревира верхом на лошади. Пока я читала плакат, Джек вытащил из кармана свой мобильный телефон и сфотографировал меня.

— Мы должны отправить это твоему отцу, — сказал он.

Я услышала то, чего он не сказал: потому что мой отец был бы счастлив увидеть, что я наконец-то вышла из своей комнаты.

Я не думала о том, чтобы фотографироваться, и вдруг мне захотелось сфотографировать осенние деревья и их пылающие цвета. Я полезла в сумочку за телефоном, потом вспомнила, что он заряжается дома.

— Я забыла свой телефон, — пробормотала я.

Джек протянул мне свой.

— Воспользуйся моим.

Я сделала несколько снимков деревьев, а затем не смогла удержаться, чтобы не сфотографировать Джека. Он был хорошей моделью: высокий, красивый, утонченный. Не высокомерен. Во всяком случае, он был недооценённым человеком, которому не нужно было выпендриваться, потому что его происхождение было самоочевидным.

Мы обошли церковь, прогуливаясь вдоль рядов белых деревянных скамей. По словам Джека, Пол Ревир никогда не ездил по городу с криками: «Британцы идут!» Его миссия зависела от секретности, и сельская местность была заполнена патрулями британской армии. Кроме того, большинство жителей Массачусетса в то время считали себя британцами. Пол Ревир действительно предупреждал патриотов на своём пути, что «Завсегдатаи выходят!»

Завсегдатаи — англичане из Англии.

Я задавалась вопросом, что ещё, как мне казалось, я знала об истории, что на самом деле было неправильным.

Затем мы прогулялись по Бостонским общим садам, среди деревьев, украшенных взрывом тёплых цветов, которые компенсировали холод в воздухе. Это была та осень, которой не существовало в непрерывном аризонском лете. Эти деревья успокаивали. Независимо от того, что времена года делали с их листьями, они были одинаковыми: древними и неподвижными.

На ужин Джек предложил сходить в хороший ресторан, но мне всё же хотелось побродить, поэтому мы купили сэндвичи и картошку фри, а затем съели их на скамейке возле лагуны в Общественном саду. Джек спросил о моих интересах. Я сказала ему, что хочу специализироваться на ботанике, но колледж казался сюрреалистической мечтой, о которой я могла бы говорить, но никогда не иметь. Разговор перешел на места, которые мы посетили. Джек, как и я, много путешествовал.

— Моя семья владеет дюжиной квартир и коттеджей в Штатах, — сказал он, — и ещё дюжиной по всему миру.

— Зачем так много? — спросила я.

— Мы их сдаём в аренду. Кроме того, хорошо иметь разные варианты в короткие сроки.

Я откусила кусочек жареной картошки.

— Тебе часто приходилось убегать от Хорусиан?

— Они никогда не находили нас в Бостоне, — он откинулся на спинку скамьи, жёлтые листья рассыпались у его ног. — Мы не привлекаем к себе внимания, оставляя улики. В этом вся прелесть владения несколькими мотелями. Тебе не нужно искать подонков; они сами приходят к тебе. Ты просто выбираешь того, которого не хватятся.

Мой желудок сжался. Каждый раз, когда я думала, что смогу справиться с правдой, какая-нибудь новая деталь снова делала это ужасным. Вместо того чтобы доесть жареную картошку, я бросила её ожидающему голубю, который осторожно придвинулся ко мне.

— Мне приходилось сражаться с Хорусианами в других местах, — сказал Джек. — Скоро ты начнёшь следить за ними, даже если не осознаешь этого, — он ухмыльнулся. — Сначала ты по ошибке ошеломишь многих людей, но не волнуйся, мы все это делали.

Я понятия не имела, что он имел в виду.

— Ошеломлять людей по ошибке?

Джек прикончил последний кусок своего сэндвича.

— Хорусиан нельзя оглушить, поэтому, если ты видишь, что к тебе приближается кто-то подозрительный, самый простой способ узнать, Хорусианин ли это, — попытаться ошеломить его. Если это сработает, он не был Хорусианином, и ты временно парализуешь какого-то несчастного незнакомца. Если это не сработает, воспользуйся своим преимуществом и беги.

— Отлично, — сказала я, потягивая содовую. — Я не знаю, как ошеломлять. Мне всё равно придётся бежать.

— Я могу научить тебя прямо сейчас. Это не так уж и сложно.

Я вгляделась в толпящихся вокруг туристов.

— Здесь?

Джек стряхнул крошки со штанов и встал.

— Конечно. Нам просто нужно найти какого-нибудь парня, который гуляет один. Мы начнём с лёгкого ошеломления, оно длится всего полминуты.

Я заколебалась, обдумывая эту идею. Человеку не навредит ошеломление на несколько секунд, а изучение этого навыка могло бы защитить меня.

— Хорошо, — сказала я, вставая. — Введи меня в курс дела.

Мы пошли по тропинке, высматривая кого-нибудь, кто был бы один.

— Первые пару раз самые трудные, — прошептал Джек. — После этого это происходит естественно. Ты пристально смотришь человеку в глаза, напряженно. Ты начнёшь чувствовать, как здесь нарастает давление, — он указал прямо под глазами. — Чем больше ты позволишь давлению нарастать, тем дольше человек будет отсутствовать. Когда ты почувствуешь давление до нужной тебе степени, прищурься, чтобы направить его вверх в свои зрачки. Ты почувствуешь, что это выходит, как дуновение воздуха. Пока человек смотрит тебе в глаза, импульс будет поступать в его мозг. Убедись, что рядом больше никого нет. На секунду твои глаза полностью потемнеют. Ты же не хочешь, чтобы люди задавались этим вопросом, и, если Хорусиане увидят, как ты это делаешь, они поймут, что ты Сетит.

Я не думала, что это сработает. Я много раз смотрела людям в глаза. Я никогда не чувствовала, как нарастает какое-либо давление. Что, если я не смогу этого сделать? Не заподозрит ли Джек, что я больше Хорусианка, чем Сетит? Возможно, мне следует найти предлог, чтобы не делать этого. Только я не могла придумать никаких разумных оправданий. Как я могла объяснить, что не хотела учиться чему-то, что защитило бы меня?

Мы наткнулись на парня, который сидел на скамейке и разговаривал по мобильному телефону. Когда мы подошли ближе, Джек наклонился ко мне и понизил голос.

— Вот идеальный вариант. Любой, кто увидит его ошеломлённым, подумает, что он слушает собеседника, а человек на том конце линии подумает, что звонок прервался, — Джек подтолкнул меня к парню. — Давай. Время быть ошеломляющей.

Я не пошевелилась.

— Я просто смотрю на парня, пока он не поднимет глаза?

— Тебе не придётся долго ждать, — Джек послал мне понимающую улыбку. — У красивых девушек в этом есть преимущество. Парням нравится на них смотреть, — он сделал шаг в сторону от меня. — Я пойду туда и притворюсь, что отвечаю на звонок, чтобы не бросаться в глаза.

Я медленно шагнула к мужчине. Ему было, вероятно, около тридцати, он был полноват, в бейсболке, надвинутой на растрёпанные волосы. Он был одет в спортивную форму, хотя, судя по его весу, я сомневалась, что он регулярно занимался спортом. А это означало, что, если всё пойдёт ужасно неправильно, я, по крайней мере, смогу убежать от него.

— Нет, — сказал мужчина в трубку. — Я хочу в семь часов на шесть человек, — его голос звучал как у продавца, как будто он привык говорить слишком быстро и слишком громко.

Когда я приблизилась на несколько футов, я уставилась на него, пытаясь почувствовать, как в моих глазах нарастает какое-то давление. Я ничего не чувствовала, если только не считать это слегка глупым и немного напряженным.

Парень посмотрел на меня снизу вверх. Я прищурилась. Ничего не произошло. Парень подозрительно посмотрел на меня.

— И подберите нам что-нибудь с хорошим видом.

Я продолжала смотреть. Я старалась вести себя непринужденно, как будто хотела спросить у парня дорогу, когда он закончит говорить.

— Спасибо, — сказал он в трубку.

Я посмотрела ему в глаза, вглядываясь так пристально, как только могла. Я почувствовала лёгкое давление за глазами, возможно, это были мои способности Сетита. Или моё воображение. Больше ничего не произошло. Я не знала, как перенести давление на глаза или как его снять.

Мне следовало лучше всё обдумать, прежде чем пробовать. Я должна была помнить, что, о да, несмотря на то, что сказал давно дантист, я, возможно, не Сетит. Плотоядные жуки в Арктике так не думали.

Парень выключил свой телефон.

— Тебе что-нибудь нужно, милая?

Нет, просто у меня паранормальный кризис личности.

— Я заблудилась, — всё ещё пялюсь. — Вы можете указать мне дорогу?

Его взгляд оторвался от моего, пробежался по всему моему телу, а затем вернулся вверх.

— Конечно. Куда ты хочешь пойти?

Я сказал первое, что пришло мне в голову.

— Старая Северная церковь.

Парень встал. Он был выше, чем я думала, и своей фигурой он напомнил мне медведя.

— Это на другой стороне автострады. Так получилось, что я иду в этом направлении. Я провожу тебя туда.

Я сделала шаг назад. Он не должен был подходить и разговаривать со мной. Он должен был оставаться на скамейке, чтобы не выглядеть странно, если мне удастся его ошеломить. Чего, судя по последним результатам, не должно было произойти. Я не хотела отрывать взгляд, чтобы проверить, где Джек. С моей удачей, когда я повернусь, мои способности Сетита наконец-то включатся, и я случайно парализую какого-нибудь ничего не подозревающего велосипедиста.

— Тебе не нужно этого делать, — сказал я парню. Пришло время взглянуть фактам в лицо, моя первая попытка ошеломления провалилась. Теперь пришло время выпутаться из этой ситуации. — Мне есть с кем прогуляться, — я махнула рукой в сторону Джека.

Парень взглянул туда, куда я показала.

— С кем?

Я оглянулась через плечо. Джек исчез.

— Это не проблема, милая. Я могу тебя проводить, — парень положил руку мне на плечо.

От неожиданности у меня перехватило дыхание. Я повернулась назад и посмотрела парню в глаза, чтобы оценить, насколько всё будет плохо. Вот тогда-то и сработал импульс. Я почувствовала, как это хлынуло из меня потоком. Рука парня на моём плече напряглась. Выражение его лица застыло в выжидающей ухмылке.

Я уставилась на него, разинув рот, и внутри у меня всё затрепетало. В конце концов, я была Сетитом. Это было одновременно и облегчением, и разочарованием.

Я не шевелилась. Я боялась, что, если я это сделаю, парень упадёт.

С другой стороны от меня, голос Джека, мягкий и низкий, коснулся моего уха.

— Я ставлю тебе высокую оценку за то, как ты пристаёшь к парням, немного ниже за то, как ошеломляешь их.

— Тебе не следует подкрадываться к людям.

— Я не подкрадывался незаметно. Я подошёл на случай, если тебе понадобится помощь, — Джек обошел парня, оценивая его. — Ты хорошо справилась на первый раз, более сильная доза, чем я ожидал. Ему потребуется пара минут, чтобы оттаять.

Я высвободила плечо из жёсткой руки парня.

— Он будет странно выглядеть, стоя здесь в таком виде.

Без малейшего беспокойства Джек снял бейсболку парня и бросил её на землю у его ног.

— Теперь он уличный артист, — Джек достал из бумажника долларовую купюру и бросил её в открытую шляпу. — Каждый должен зарабатывать себе на жизнь, — с улыбкой он взял меня за руку и оттащил от застывшего мужчины.


ГЛАВА 15


Тем вечером, когда я готовилась ко сну, в мою комнату вошёл Рорк.

— Мне нужна твоя помощь, чтобы накормить скарабеев, — он держал бумажное полотенце с чем-то влажным внутри. Мне не нужно было спрашивать, что это было.

Я покачала головой и заставила себя отвести взгляд от бумажного полотенца.

— Папа назначил тебя ответственным за это.

Мой отец и мистер Лечеминант провели утро, устанавливая террариум из оргстекла для скарабеев в гостиной. Террариум был около двух футов в высоту и фут в ширину, с сетчатой крышкой. Он был в основном заполнен грязью, но в нём была пара комнатных растений и комок навоза, который пришёлся бы по вкусу любому другому навозному жуку. Скарабеи игнорировали навоз, проводя время, зарытые в землю, в ожидании чего-то лучшего, а именно плоти Сетитов.

Террариум имел надёжную крышку с небольшим люком, в который Рорк мог поспешно сбрасывать еду.

Вместо того чтобы покинуть мою комнату, Рорк подошёл ко мне с бумажным полотенцем в руке.

— Скарабеи не пытались укусить тебя, когда мы были в Арктике, верно?

Я уже сказала ему об этом, и мне не хотелось вести светскую беседу, пока он держал кусок плоти. Я сделал рукой прогоняющие движения.

— Уходи, пока ты не накапал чем-нибудь отвратительным в моей комнате.

Он протянул мне бумажное полотенце.

— Я отрежу кусок плоти. Тебе просто нужно бросить его в террариум. Не похоже, чтобы они ели очень часто.

Я снова покачала головой. Я не только никогда больше не хотела видеть никаких скарабеев, я никогда больше не хотела видеть никаких насекомых.

— У меня не хватает духу для такой работы. И, кроме того, это то, к чему нужно привыкать. Если бы ты не решил стать Сетитом, мы бы всё ещё жили в Аризоне, как нормальные люди вместо того, чтобы кормить плотоядных насекомых.

Я надеялась увидеть проблеск раскаяния на его лице. Он просто раздражённо вздохнул и жестом пригласил меня следовать за ним.

— Я покажу тебе, почему я не могу их кормить.

Я спустилась с ним вниз. Когда мы подошли к двери кабинета, он открыл её, но не вошёл.

— Иди к террариуму, — сказал он.

Поколебавшись, я подошла. Крышка всё ещё была плотно закрыта на баке. Я не видела, чтобы насекомые двигались внутри. Их либо похоронили, либо они сбежали. Я оглядела комнату, проверяя, не ползают ли они по стенам.

— Где они? — спросила я.

— Зарылись в землю, как и положено.

Я раздраженно подняла брови, глядя на него.

— Так что бросай… эту дрянь… и покончим с этим.

— Смотри, что произойдёт, когда я войду, — он неторопливо вошёл в комнату. Не успел он сделать и пары шагов, как скарабеи вылезли из грязи, поднялись с земли и взлетели. Они влетели в оргстекло. Несколько раз отскочив, они приземлились на стену и потолок, возмущённо жужжа и ища выход.

Рорк подошёл к краю аквариума и положил руку на дверцу люка. Скарабеи полетели в ту сторону, переползая друг через друга, зависая под его рукой.

Рорк убрал руку с бака и протянул мне бумажное полотенце.

— Если я открою эту дверцу, они вылетят. Потом они меня укусят, у меня появятся рубцы, я распухну, это будет противно. И мне придётся их убить, что разрушит папин эксперимент. Ты бы этого не хотела, — он протянул мне сложенное бумажное полотенце. — Так что это твоя работа, пока твоя ДНК Сетита не включится, и скарабеи не захотят тебя тоже съесть.

Я не взяла бумажное полотенце.

— Разве нет другого способа? Мне уже приходилось носить эти штуки в носках. Я, вероятно, никогда больше не смогу пользоваться футляром для зубной щётки, а носки уже намного менее привлекательны.

— Нет, — Рорк одарил меня примирительной улыбкой. — Подумай, как расстроится папа, если скарабеи умрут, пока его не будет. Он хочет, чтобы они размножались, тогда он сможет попытаться убить их разными способами.

Папа довольно долго говорил об этом во время поездки в Бостон. В то время я думала, что он был более опечален тем, что покинул свой проект «Скарабей», чем тем, что покинул нас.

Я неохотно взяла бумажное полотенце из рук Рорка. Он вышел из комнаты, напевая.

Я вернулась к дверному проёму и стала наблюдать за жуками. Они облетели круг, поволновались ещё несколько минут, затем приземлились на дно террариума и снова углубились в рыхлую грязь. Они исчезли так быстро, что казалось, будто нырнули в землю. Единственным доказательством того, что они всё ещё были там, были крошечные неровные кучки грязи, которые они оставили после себя.

Убедившись, что жуки успокоились, я поспешила туда. К тому времени, как я открыла дверцу люка, они снова появились, откликаясь, как я предположила, на маленький кусочек плоти Сетита в бумажном полотенце. Я быстро бросила его внутрь. Они не пытались вылететь из отверстия. Каждый из них нырнул в сочащийся кусок.

Я не сводила глаз с люка, чтобы закрепить его, но краем глаза наблюдала, как жуки роятся над своим обедом. Немного покопавшись, каждый из них оторвал кусок, покатил его в свой туннель, а затем снова исчез в грязи.

Ложась спать в ту ночь, я задавалась вопросом, как скарабеи вели себя в дикой природе. Были ли они похожи на летающих пираний? Они отрезали плоть от человека? Они должны были это делать, но я не могла избавиться от образа того, как они массово приземляются на кого-то и тащат сопротивляющуюся жертву вниз, в землю.


* * *


Следующим утром Корделия всё ещё вела себя сдержанно и обиженно. Она демонстративно проигнорировала Рорка за завтраком и едва заговорила со мной, прежде чем скрылась наверху в своей комнате. Рорк спустился вниз, чтобы посмотреть телевизор. Я ожидала, что Джек пойдёт с ним, но он остался на кухне со мной.

— Чем бы ты сегодня хотела заняться? Дальше осматривать достопримечательности?

— Могу я воспользоваться компьютером? Я хочу погуглить Хорусиан.

Чем больше я знала о группе Дейна, тем лучше я могла бороться с ними.

— Исследования, — сказал Джек, — я должен был догадаться. Ты дочь своего отца, — он встал и жестом пригласил меня следовать за ним наверх. — Сетиты не пишут в Интернете то, что они знают о Хорусианах. Это не то, о чём мы рассказываем публике. Хотя у меня есть несколько книг, которые ты можешь почитать.

Он отвел меня в свою комнату. Я была права насчёт книжного шкафа; он занимал почти всю стену. Большая кровать из вишневого дерева стояла в центре комнаты, а по нижней половине стен тянулись замысловатые деревянные панели. Если бы не старинный деревянный письменный стол у третьей стены, комната могла бы сойти за современную.

Пока Джек доставал книги со своих полок, я заметила две фотографии в рамках на его столе. На одном были изображены Лечеминанты, позирующие рядом с голубыми водами пляжа. Другим был групповой снимок баскетбольной команды Джека. Я задержалась на этой фотографии, отметив почти против своей воли, что Джек был самым красивым парнем в группе. У него, наверное, было много подружек в старшей школе. Может быть, он даже влюблялся несколько раз. Должно быть, тяжело встречаться с людьми, зная, что ты не можешь доверить им свои секреты. Любая девушка, которая знала правду о нём, также могла передать его властям.

Я удивлялась, почему все были так уверены, что я сохраню их секреты в безопасности. А может, и нет. Может быть, они будут внимательно следить за мной, чтобы убедиться, что я не свяжусь с полицией. Я отбросила эту мысль. Мой отец, должно быть, заверил Лечеминантов, что я их не предам. Папа знал, что я никогда не сделаю ничего, что причинило бы боль ему или Рорку. Верность друг другу всегда была главным правилом нашей семьи.

Джек протянул мне книгу в чёрной кожаной обложке, похожую на художественный альбом для рисования. Я открыла её. Название гласило: «Судьба Сетитов и Хорусианский обман» Люсинды Нил. Двадцать восьмое издание.

— Люсинда Нил, — повторила я. Я не знала, что она писательница. По словам моего отца, ей было девятьсот лет. Сколько из этих лет она пряталась на полюсах?

Джек, должно быть, неправильно понял причину, по которой я повторила её имя.

— Древние Сетиты использовали названия водоёмов вблизи того места, где они родились, для своих фамилий.

Что объясняло, откуда у моей семьи появилось название Бросна, реки в Ирландии.

Я пролистала несколько страниц книги. Я не могла не испытывать отвращения к ней, так как её написала Люсинда, но я хотела знать всё, что могла, о Хорусианах. Джек положил другие книги на стол рядом со мной.

— Эти тома посвящены долгой и славной истории умерших Сетитов.

— Только тех, кто умер?

Мне пришло в голову, что моего отца можно было бы упомянуть в учебнике истории.

— Немногочисленные историки-Сетиты не пишут о тех, кто всё ещё жив. Живые не хотят, чтобы информация попала не в те руки.

Я больше не задавала никаких вопросов. Вместо этого я отнесла книги в свою комнату и начала читать книгу Люсинды. Я пропустила главы, посвященные способам сделать так, чтобы смерть жертв казалась естественной. Я бегло просмотрела отчёт о том, как давным-давно Сетиты охотились на Огненных соколов до полного исчезновения, чтобы убедиться, что больше не может быть создано Хорусиан, точно так же как древние Хорусиане уничтожили всех морских змеев-Левиафанов, чтобы их гены никогда не могли быть использованы снова. Мне нужна была информация о том, как Хорусиане работали в современном мире.

Я нашла много информации. Хорусиане, как я выяснила, часто становились врачами и дантистами, чтобы искать людей с Сетитской адаптацией. Хорусиане также были обнаружены в полицейских подразделениях в крупных городах, чтобы отслеживать подозрительные убийства. Они знали, что Сетиты любят жить в городах у водоёмов, поэтому в этих городах было самое большое население врага. Они работали в больницах и патологоанатомических отделениях, где могли тайно проверять ДНК пациентов. Они проверяли записи в родильных отделениях на случай, если женщины не знали, что отцы их детей были Сетитами. Если у женщины был явный признак разрыва или разрыв матки, Хорусиане прикрепляли электронные маркеры к младенцам, чтобы отслеживать их.

Примерно раз в столетие Хорусиане предлагали провести мирные переговоры с Сетитскими группами. Это всегда была ловушка, чтобы убить легковерных, и, по словам Люсинды, так будет всегда.

«Мы не можем иметь мира с врагом, — писала она. — Мы можем уничтожить их только до того, как они уничтожат нас. Другого возможного исхода нет».

Я на несколько мгновений оторвалась от чтения, чтобы обдумать заявление. Разве мои родители не доказали, что может быть мир, по крайней мере, между отдельными людьми? Если бы Сетит и Хорусианин могли пожениться, то, безусловно, был бы возможен больший мир.

Что нужно было бы для того, чтобы объявить о постоянном прекращении огня между группами, которые воевали тысячи лет? Казалось, что мы с Рорком были в лучшем положении для заключения такой сделки. Наша родословная происходила из обеих групп. Но Рорк выбрал Сетитов, а я… Что я могла сделать? Ничего. Масштаб конфликта заставил меня почувствовать себя беспомощной и незначительной.

Люсинда провела много времени, оплакивая то, как Хорусиане объединялись в сеть, собирали информацию и работали вместе. Они всегда одерживали верх в этой войне, потому что у них была общая цель. Сетиты, с другой стороны, состояли из людей с разными целями, которые делали больше, чем их доля в борьбе.

Она перечислила множество примеров Сетитов, которые предавали других Хорусианам ради денег, мести или для того, чтобы уничтожить конкурентов.

«Сетиты, — писала Люсинда с явной горечью, — больше озабочены богатством, роскошью и защитой своего комфортного образа жизни, чем борьбой с общим врагом. Легче надеяться, что Хорусиане не найдут тебя, чем встать, встретиться с ними лицом к лицу и рискнуть смертью ради общего блага. Если бы только однажды мы смогли объединиться достаточно надолго, чтобы уничтожить Хорусиан, у нас не было бы ничего, что могло бы остановить наше господство над всем человечеством. Нам не пришлось бы прятаться среди людей. Вместо этого мы могли бы потребовать лидерства, которое по праву должно принадлежать нам. Нам приносили бы жертвы, которые когда-то приносили древним богам».

Каким бы пугающим ни было это заявление, меня не удивило, что его написала Люсинда. Не нужно было хорошо знать её, чтобы догадаться, что она хотела доминировать над низшими смертными. Я продолжала читать.

Сетиты никогда, никогда не должны пытаться вести переговоры о заложниках с врагом. Каждый раз, когда это пытаются сделать, Хорусиане ведут себя так, как будто они заключат сделку, а затем жертвуют своими людьми, чтобы убить ещё больше наших представителей.

Эта информация заставила меня задуматься. Стал бы Дейн уничтожать свой собственный народ, чтобы убить Сетитов? Неужели он предпочел бы умереть сам, чем увидеть, как Сетиты обретут свободу? Может быть, я уже знала ответ. Он думал, что правильное и неправильное важнее любви. Я вернулась к чтению.

Поскольку электрические заряды Хорусиан вызывают сердечную недостаточность, большинство смертей Сетитов, по-видимому, происходят от естественной сердечной недостаточности, и поэтому о них не сообщается полиции.

Я представляла себе, что большинство Сетитов держались как можно дальше от полиции. Они всё равно не хотели бы, чтобы кто-то проверял их прошлое.

Я не отрывалась от книги Люсинды до тех пор, пока мой желудок не заурчал, а запах пиццы, доносившийся вверх по лестнице, не заманил меня на кухню.

Джек и Рорк ели за столом. Корделии поблизости не было. Я рассказала Рорку всё, что узнала о Хорусианах. Большая часть этого не была для него в новинку. Папа уже рассказывал ему такие подробности.

Мне не терпелось вернуться к книге и прочитать историю, связанную со скарабеями, но после обеда Джек сказал:

— Моя мама сказала Корделии, чтобы она сходила с тобой по магазинам сегодня днём. Я могу позвать её, или… — он поставил тарелку в посудомоечную машину. — Я могу отвезти тебя.

Папа оставил мне пять тысяч долларов наличными на всё, что мне было нужно, пока его не было. Если бы я отклонила предложение Джека, миссис Лечеминант, вероятно, отправила бы нас с Корделией сегодня за покупками. Было бы лучше пойти с Джеком. Он был дружелюбен, настолько дружелюбен, что я была почти уверена, что он пытался компенсировать холодность Корделии.

— Если ты не против отвезти меня, — сказала я.

Он усмехнулся.

— Я не против.

— Дай мне несколько минут, чтобы собраться.

Рорк закатил глаза.

— Только девушкам нужно готовиться тратить деньги.

Джек откинулся на спинку стула.

— Это не то, что ты должен говорить девушке, — сказал он Рорку. — Ты говоришь: Ты уже отлично выглядишь, — Джек кивнул мне. — Кстати, ты уже отлично выглядишь.

— Я ненадолго, — я не соврала. По крайней мере, по меркам девушек.

Джек отвёз меня в Саут-Шор-Плаза. Он провёл меня мимо мест, где я обычно делала покупки, в сторону самых дорогих универмагов. Неделю назад я бы настояла на том, чтобы поехать куда-нибудь подешевле, но теперь я не могла убедить себя, что деньги достаточно важны, чтобы поднять этот вопрос.

Я не ожидала, что Джек внесёт в это какой-либо вклад. Рорк никогда так не делал, когда я ходила с ним по магазинам. Джек помог мне выбрать вещи и хотел посмотреть, как я их примеряю. Демонстрировать ему наряды было странно. Было что-то интимное в том, как его глаза скользили по мне, в улыбках, которые он посылал, когда ему нравилось, как сидят джинсы или свитер.

— Я рад, что ты выбрала так много голубых вещей, — сказал он сразу. — Синий цвет подчёркивает цвет твоих глаз, — его взгляд стал задумчивым, одобрительным. — У тебя красивые глаза.

После того, как я нашла достаточно одежды и заплатила за неё, и мы перетащили всё в машину Джека.

— Спасибо за твою помощь, — сказала я, когда он открыл багажник. — Мне жаль, что тебе пришлось потратить полдня на то, чтобы быть моим консультантом по стилю.

— Нет проблем, — он положил пакеты внутрь. — Мне понравилось, что был повод пялиться на тебя без остановки.

Я покраснела от комплимента. Джек флиртовал. И он был достаточно красив, достаточно богат, и, вероятно, у него могла бы быть любая девушка на выбор. Его внимание не должно было так подпитывать моё самолюбие, но оно это сделало. Я предположила, что после того, как Дейн использовал меня, было приятно слышать, что кто-то считает меня привлекательной.

Джек выпрямился и потер шею сзади.

— Не говори Рорку, что я это сказал. Он немного перегибает с заботой, не так ли?

— Да, — сказала я. — Вроде того.

Джек закрыл багажник.

— Перед тем, как мы вчера отправились осматривать достопримечательности, он отвёл меня в сторону и сказал, что, если я сделаю что-нибудь ещё, чтобы расстроить тебя, он разорвёт мои внутренности пополам.

Я вздохнула.

— Извини за это.

«Мерседес» стоял в конце парковки, среди рядов пустых машин. Мы сели в машину, и я по привычке заперла двери. На этот раз движение показалось ироничным. Мы были Сетитами. Это всем остальным нужно было запирать от нас свои двери.

— Я не виню Рорка за чрезмерную заботу, — сказал Джек, устраиваясь на своём месте. — Я полагаю, у него было много работы, держа парней подальше от тебя.

Я не ответила. Эта тема приведёт к Дейну, от разговоров о нем я планировала держаться подальше. Я просто улыбнулась в ответ. Джек был прекрасным отдыхом для моего взгляда. Когда пытаешься забыть о своём бывшем парне-ставшем-врагом-который-теперь-пытается-убить-тебя, наличие горячего парня, на которого можно посмотреть, очень кстати.

Джек не завёл машину. Казалось, он чего-то ждал. Нет, он думал о том, как бы что-то сформулировать.

— Всё это…

Всё это — Рорк и я, внезапно брошенные в его семью? Моё нежелание жить как Сетит? Я напряглась, ожидая, когда Джек закончит свою фразу.

Он положил руку мне на колено.

— Послушай, я хочу, чтобы ты знала, что я сожалею о твоей первой ночи здесь. Действительно. Мы с Корделией не думали о том, как тебя воспитывали, я имею в виду, с твоей мамой и всем остальным…

Фраза прозвучала несколько оскорбительно.

— А что насчёт моей матери?

Джек убрал руку с моего колена и провёл ею по волосам.

— Я только усугубляю ситуацию, не так ли? Я пытаюсь сказать тебе, что ты мне нравишься. Я готов попробовать, если ты готова.

— Готов попробовать?

— Мы, — сказал он.

Я всё ещё не была уверена, что он имел в виду.

— Мы что?

Он удивлённо поднял брови.

— Разве ты не знала, что наши родители хотят, чтобы мы были… — он указал на меня, как будто это могло привести к слову, о котором идёт речь. — Ну, ты знаешь, парочка. Которая, в конце концов, поженится.

Я медленно выдохнула, мысленно повторяя слова Джека, чтобы убедиться, что поняла их. Казалось, было не много разных способов интерпретировать слова: в конце концов, поженятся.

— Ты хочешь сказать, что Сетиты заключают браки по договорённости? — я почувствовала мгновенную вспышку гнева. Недостаточно было того, что мой отец почти не давал мне права голоса в моей собственной жизни. Теперь он пытался контролировать, за кого я выйду замуж?

— Не по договорённости, — сказал Джек. — Но они бы поощрили это. Нас не так уж много вокруг, поэтому родители обычно подбирают пару для своих детей.

Я потёрла пальцами висок, пытаясь унять жужжание в голове.

— Это ещё одна вещь, о которой мой отец должен был мне рассказать.

— Ты не знала? — Джек подвинулся к дверце машины, чтобы лучше меня видеть. — А Рорк знает?

— О нас?

— О нём и Корделии.

Я рассмеялась от этой мысли.

— Ну, это союз, который не сработает.

Джек не казался обеспокоенным.

— Они переживут свою ссору. Как только Рорк увидит, что с тобой всё будет в порядке, он простит Корделию. Она так действует на парней.

Я снова рассмеялась, на этот раз нервно. Машина вдруг показалась маленькой. Я не собиралась позволять отцу выбирать мне мужа, но я не знала, как сказать об этом Джеку, не оскорбив его.

— И когда должен состояться этот союз между нами?

— Не в ближайшее время. Мы оба слишком молоды. А пока мы должны получше узнать друг друга.

Слишком молоды. Что это значило для людей, которые могли жить вечно?

— Сколько тебе лет? — спросила я.

Он улыбнулся, наслаждаясь моей нервозностью.

— Как ты думаешь, сколько мне лет?

Моё беспокойство усилилось ещё больше. Ему могло быть несколько столетий.

— Я надеюсь, что это число не приближается к ста.

— Мне восемнадцать или двадцать, в зависимости от того, как ты считаешь. Корделии, в любом случае, восемнадцать.

Мне не должно было быть всё равно. Я не собиралась выходить за него замуж. Тем не менее, я расслабилась в своём кресле.

— Двадцать — это не так уж плохо.

— Нет, — согласился он с весельем, — Это не так уж плохо, — он наклонился ближе, глядя мне в глаза, оценивая мою реакцию. — Всё это не так уж плохо, не так ли?

Мне следовало что-то сказать, отстраниться, сказать ему, что я не позволю отцу выбирать для меня ужин в ресторане, не говоря уже о муже. Близость Джека мешала говорить. Я не была уверена, было ли это вызвано влечением или нервами. У него были тёплые карие глаза; такие, которые могли бы ласкать тебя взглядом.

Джек накрыл мою руку своей, переплёл наши пальцы. Это было тепло, успокаивающе, маленький кусочек признания в мире, который в последнее время был совсем другим.

— Как давно ты знаешь об этом? — спросила я.

— Мои родители сказали мне об этом около шести месяцев назад.

Шесть месяцев. И мой отец ни словом не обмолвился об этом.

— Тебя устраивает, что наши родители… поощряют нас?

— Ну, меня стало устраивать после того, как увидел твою фотографию, — Джек смущённо улыбнулся. — Кроме того, твой отец написал письмо, в котором восхвалял тебя. Я решил, что если хотя бы половина из того, что он сказал, правда, то это будет хорошая сделка.

Я наклонила голову.

— У моего отца есть привычка искажать факты. Тебе лучше рассказать мне, что он сказал, чтобы я могла сообщить тебе, насколько это правда.

Джек провёл кончиками пальцев по тыльной стороне моей руки, создавая ленивые круги на моей коже.

— В письме говорилось, что ты ответственная, целеустремлённая и учишься на отлично.

— Я думаю, что это правда, — сказала я.

— Ты добра, особенно к бездомным животным.

Я подумала о Калико.

— Хорошо, это правда, хотя я никогда не думала, что мой отец считал это добродетелью.

— Ты честна.

Я пожала плечами.

— Обычно.

— Это честный ответ, — его пальцы скользнули вниз по моим, снова удерживая мою руку. — Он также сказал, что ты преданна.

Ну, я всё ещё была здесь со своим братом, вместо того чтобы сдать его полиции.

— Это правда.

— Ты не попадаешь в неприятности.

— До недавнего времени нет.

— Ты глубоко задумываешься о вещах.

Я вспомнила все мысли и образы, которые беспокоили меня в течение последних двух дней.

— На данный момент это может быть не очень хорошо.

— И ты слушаешься своего отца.

— Ему, вероятно, следует пересмотреть это заявление.

Джек улыбнулся.

— Я получаю очень хорошую сделку.

Он придвинулся ближе. Это определённо было влечение, которое делало моё дыхание поверхностным. Я напомнила себе, что собираюсь отказаться выходить за него замуж, а это означало, что мне, вероятно, не следует целовать его сейчас.

Я не только не слушаю своего отца, я не слушаю себя.

Джек провёл рукой по волосам у меня на затылке и наклонился, чтобы поцеловать меня. Я поколебалась, потом закрыла глаза. Его губы опустились на мои, нежно лаская. Это было неправильно, безрассудно, целовать Джека, когда я знала его всего пару дней. После того, как всё закончилось с Дейном, я пообещала себе, что никогда больше не буду импульсивно целоваться с парнем. Но добро и зло были отброшены, и безрассудство казалось всем, что осталось. Я обвила руками шею Джека.

Видишь, Дейн? Сказала какая-то часть меня. Ты мне не нужен. Некоторые парни хотят поцеловать меня, даже когда они не замышляют разрушить мою семью.

Я наклонилась ближе к Джеку. Он положил другую руку мне на поясницу, притягивая меня к себе, и углубил поцелуй. Я не собиралась сейчас думать о Дейне. Я была с Джеком и жаждала утешения в его объятиях. Он заставил меня почувствовать себя желанной, ценной. Кроме того, Джек, вероятно, был первым парнем, которого я поцеловала, который мог бы понять меня. Он знал о моём отце, о моём происхождении, на самом деле, он знал о моём Сетитском происхождении больше, чем я. И у Джека должно было быть много хороших качеств, если мой отец одобрял его.

Хотя мой отец, возможно, не одобрил бы то, как долго Джек целовал меня, или то, как его рука скользила по моей спине, как будто он хотел прижать меня к себе, пока между нами не останется места. Мой отец, вероятно, также не одобрил бы, если бы губы Джека оторвались от моих и проложили дорожку вниз по моей челюсти к шее.

Я судорожно вздохнула и растворилась в нём. Он перешел к моей шее, усиливая давление своих губ. Именно тогда в моей голове промелькнула мысль о вампирах и адаптациях Сетитов. Я отпрянула.

Джек перестал целовать меня и поднял глаза.

— Что случилось?

— Эм, — я тяжело дышала, и мне нужно было переориентировать себя. — Я просто не…

Я коснулась своей шеи там, где он поцеловал меня, и не закончила предложение.

Очевидно, он понял то, чего я не сказала. Уголки его рта приподнялись, но он попытался подавить улыбку.

— Это был всего лишь поцелуй, Эйслинн. Тебе не нужно беспокоиться о потере твоей жизненной силы. Кроме того, если бы я когда-нибудь взял что-нибудь у тебя, я бы позволил тебе взять что-нибудь у меня. Многим парам нравится это делать.

— О.

Я позволила своей руке упасть обратно на колени.

Он легко провёл пальцем по моей шее там, где поцеловал меня.

— Прости. Мне не нужно быть таким настойчивым, — он взял мою руку и сжал её. — Я просто долго ждал встречи с тобой.

Он ждал шесть месяцев, а это означало, что мой отец заключил эту сделку вскоре после смерти моей мамы. Это должно было быть после её смерти, потому что она бы на это не согласилась. Она хотела, чтобы мы с Рорком жили как обычные люди.

Джек запечатлел легкий поцелуй на моих губах, затем откинулся на спинку.

— Твой отец не хотел, чтобы мы встречались, пока ты не окончишь школу, но я рад, что он привёз тебя раньше.

Джек бросил мне последнюю улыбку, затем повернул зажигание.

Я пристегнула ремень безопасности, внезапно смутившись. Как всё так быстро ускользнуло от меня? Я никогда не целовалась с парнем, которого знала меньше сорока восьми часов.

Джек выехал с парковки и поиграл с радиостанциями, пока не нашел песню, которая ему понравилась. Мой взгляд всё время возвращался к нему. Я посмотрела на его решительный профиль и рассеянно провела пальцем по губам. Я всё ещё чувствовала давление губ Джека на свои, и это не было неприятно. По крайней мере, до тех пор, пока я снова не подумала о своей матери, а потом мне показалось, что я её предала. Она бы ни капельки не обрадовалась тому, что я только что сделала.


ГЛАВА 16


Когда мы с Джеком вернулись в дом, Рорк сидел за кухонным столом, просматривая Интернет на своём мобильном телефоне. Он поднял глаза, когда я вошла.

— Эй, ты получила то, что тебе было нужно?

— Я надеюсь на это, — сказал Джек. То, как он улыбнулся, заставило меня усомниться, что он говорил о моих покупках.

Я отвернулась от него, чтобы не покраснеть.

— Я купила отличную одежду. Ты хочешь её увидеть?

Рорк нерешительно вздохнул.

— Я думаю, я не это хотел услышать, не так ли? — он повернулся в кресле лицом ко мне. — Хорошо, покажи мне, что у тебя есть, но избавь меня от подробностей о том, сколько ты сэкономила, всё, что ты не купила, и всё остальное, что заставило бы мозговые волны нормального парня погрузиться в пустоту.

Я вытащила из сумки темно-синий свитер и прижала его к груди.

— Джек сказал, что это подчеркивает цвет моих глаз, — я многозначительно посмотрела на Рорка. — Некоторые парни знают, как быть вежливыми в отношении покупок девушек.

Я положила свитер на стол и полезла в сумку за следующим топом. Я не слышала, как Рорк встал или подошёл к Джеку. Я не понимала, что происходит, пока Рорк не разразился потоком ругательств. Затем я подняла глаза как раз вовремя, чтобы увидеть, как он схватил Джека за рубашку спереди.

— Рорк! — крикнула я. — Что ты делаешь?

Он не слушал меня. Он с рычанием притянул Джека к себе.

— Ты воспользовался моей сестрой!

Я приложила руку к шее. Мне не пришло в голову проверить, оставил ли поцелуй Джека след. Очевидно, так оно и было, и Рорк это увидел. Я мысленно застонала от того, что была достаточно глупа, чтобы накинуть на себя свитер и сказать Рорку, чтобы он посмотрел на меня.

К чести Джека, он не оттолкнул Рорка. Он мог бы это сделать; Джек не был таким широкоплечим, как Рорк, но он был выше, и у них обоих была дополнительная сила.

Джек поднял обе руки.

— Успокойся.

Рорк усилил хватку.

— Прикоснись к ней ещё раз, и я оторву тебе голову. Буквально. Я оторву её.

Я бросилась к брату и потянула его за руку.

— Отпусти его. Он не сделал ничего плохого.

Рорку было что сказать по этому поводу. По большей части это были ругательства.

— Я серьёзно, — сказала я так строго, как только могла. — Прекрати это!

— Ты сейчас совсем запуталась, — сказал мне Рорк. — Ты не знаешь, что делаешь, но ему двадцать. Он знает лучше.

Джек медленно опустил руки.

— Я позволю Корделии объяснить тебе это, — он выглянул в коридор и крикнул: — Эй, Корделия, иди сюда! Ты нужна мне на минутку!

Я услышала нотку веселья в голосе Джека, но Рорк пропустил это мимо ушей. Он покачал головой.

— Ты позволяешь своей сестре сражаться в твоих битвах? Классный номер, полностью.

Корделия влетела на кухню, испуганно ахнула, затем метнулась и схватила Рорка за руку.

— Что ты делаешь? Отпусти!

Рорк не отрывал взгляда от лица Джека, и его хватка не ослабла.

— Посмотри на шею Эйслинн и скажи мне, что Джек не заслуживает побоев.

Она пристально посмотрела на меня. Я не хотела, чтобы она смотрела на мою шею. Это вышло за рамки неловкости. Я чувствовала себя «вещественным доказательством А» в судебном деле.

Корделия хмыкнула.

— Ну и что?

Её ответ так разозлил Рорка, что он переключил своё внимание на неё.

— Что за парень будет приставать к явно хрупкой девушке после того, как познакомился с ней всего два дня назад?

Корделия упёрла руки в бока и поджала губы.

— О, я не знаю, может быть, её суженый?

Его хватка на Джеке, наконец, ослабла.

— Суженый для чего?

Она закатила глаза.

— Я совершенно точно не выйду за тебя замуж.

Рорк совсем отпустил Джека, на время забыв о его грехах. В том, как Рорк склонил голову набок, глядя на Корделию, был какой-то застывший ужас.

— Отлично. Я не делаю тебе предложения.

Она возмущённо отбросила свои длинные светлые волосы с плеча.

— Ты понятия не имеешь, о чём я говорю, не так ли?

— Нет, — сказал Рорк, — и теперь нас двое, потому что ты тоже не знаешь, о чём говоришь.

Она ещё раз недовольно заворчала и прищурила глаза.

— В вашей семье серьёзные проблемы с общением, — она развернулась и вылетела из кухни, за ней тянулся след презрения.

Джек повернулся ко мне, разглаживая складки на рубашке. Это выглядело безнадежной задачей.

Рорк посмотрел, как уходит Корделия, затем повернулся к нам, на его лице отразились тревога и замешательство.

— О чём она говорит?

Я улыбнулась брату, радуясь хоть раз узнать секрет, которого он не знал. Это делало момент стоящим того, чтобы им насладиться.

— Папа забыл упомянуть несколько моментов о нашей поездке сюда.

Джек поднял мои сумки с одеждой.

— Я отнесу это в твою комнату, — он кивнул в мою сторону и быстро вышел. Очевидно, он не хотел видеть реакцию Рорка, когда тот узнает о своём будущем семейном назначении.

— О чём папа не упомянул? — спросил Рорк.

— Тот факт, что родители-Сетиты устраивают браки для своих детей или, по крайней мере, поощряют их.

У Рорка отвисла челюсть.

— Ты и Джек?

Я кивнула.

— Папа отправил Лечеминантам моё резюме полгода назад.

Рорк сделал шаг назад.

— Корделия и я?

— Бинго, — сказал я. — Добро пожаловать в Сетиты.


* * *


Рорк мерил шагами мою комнату, пока я складывала свою новую одежду. Он выглядел немного неуместно на фоне кружевных занавесок и обоев в викторианском стиле с цветами.

— Я не могу поверить, что папа сделал это со мной, — сказал он.

Я бросила пару джинсов в выдвижной ящик.

— Ты имеешь в виду, как он не рассказал тебе о важных вещах, которые повлияют на всю твою оставшуюся жизнь?

— Да.

— Я не испытываю к тебе особого сочувствия.

Рорк махнул рукой в воздухе.

— Корделия и я? Зачем ему это делать?

Я оторвала бирки от пары носков и положил их в выдвижной ящик.

— Она тоже не хочет выходить за тебя замуж, так что у тебя не должно возникнуть проблем с отменой свадьбы.

Рорк провёл пальцами по волосам.

— Это будут самые неловкие несколько недель в моей жизни. Что я должен ей сказать?

— Давай просто будем друзьями, обычно это работает.

Рорк выругался себе под нос.

— Тебе не нужно ничего говорить, — добавила я. — Она знает, что ты об этом не знал.

Он плюхнулся на мою кровать, наблюдая, как я вешаю свитера.

— Я могу справиться лучше, чем она. Я имею в виду, конечно, она симпатичная, но она не использует голову.

Я рассмеялась над этим.

— Я не думала, что ты ищешь учёного.

— Я нет, но мне нужен кто-то, кто знает, как держать рот на замке. Это в некотором роде важно, когда ты Сетит, — он издал недовольный ворчащий звук в глубине своего горла. — Я всё ещё злюсь, что она тебе такое наговорила. Она знала, что не должна была этого делать.

Я не стала это комментировать. Неужели он думал, что я восприняла бы эту новость лучше, если бы он или папа рассказали мне?

— Тебе нравится Джек? — спросил Рорк.

— Я не знаю, — призналась я.

Он пристально посмотрел на меня.

— Ты должна решить такие вещи, прежде чем позволять парню свободно распоряжаться твоей шеей.

Я бросила свою пустую сумку в латунный мусорный бак.

— Ты потерял право занимать высокие моральные позиции, когда начал убивать людей.

Он покачал головой.

— Просто подожди. Ты тоже передумаешь насчет этого.


* * *


В тот вечер Лечеминанты принесли домой ужин из ресторана отеля. Отменные рёбрышки. Мистер Лечеминант сидел за одним концом стола, а миссис Лечеминант за другим. Они усадили меня рядом с Джеком с одной стороны, а Рорк и Корделия сели напротив нас.

Рорк и Корделия почти не смотрели друг на друга и почти ничего не говорили во время еды. Корделия, вероятно, рассказала своим родителям о том, что ранее произошло на кухне, потому что миссис Лечеминант уставилась на мою шею, как только я вошла в столовую, а затем продолжала улыбаться мне. Я пыталась скрыть отметину косметикой, но это не очень хорошо сработало. Её явное одобрение заставило меня покраснеть. Я чувствовала себя так, словно на мне была неоновая вывеска: «Да, я целовалась с твоим сыном, хотя я его почти не знаю». Они, должно быть, думали, что я либо лёгкая и доступная, либо действительно послушная, когда дело касалось желаний моего отца.

Я не была ни тем, ни другим. Поцелуй с Джеком был одним из тех случаев, когда я была застигнута врасплох и сделала что-то незапланированное. Мне нужно было утешение, одобрение. И ладно, Джек был сексуален. Но это не означало, что я собиралась поцеловать его снова. Если я собиралась остаться в этом доме на несколько недель, мне нужно было установить какие-то границы между нами. Очевидно, его родители не собирались этого делать, особенно, когда они до сих пор радовались успеху своего сына. Клянусь, если бы я там не сидела, отец Джека дал бы ему пять.

И Рорк думал, что его пребывание здесь будет неловким.

После ужина я поднялась в свою комнату, чтобы дочитать книгу Люсинды. Я хотела помочь отцу в его исследованиях скарабеев, но только пара страниц была посвящена плотоядным жукам. Первая волна их распространилась по Египту в 1270 году до нашей эры. Хотя детали были отрывочными, считалось, что Хорусиане того времени разводили скарабеев для нападения на Сетитов. Насекомые быстро переместились на окружающие земли, уничтожив большинство Сетитов и положив конец их политическому влиянию.

Я содрогнулась, подумав об этом, обо всех этих смертях, о людях, которых окружали роем и пожирали жуки.

Те немногие Сетиты, которые выжили, были рассеяны далеко и вымерли, насколько мог судить Рамсес II. Но триумф Хорусиан был недолгим.

Сотни лет назад, когда фараон Ментухотеп II создал Хорусиан, он разработал план, как убить их, когда их работа будет выполнена, потому что предатель всегда предатель. Зачем уничтожать одну суперсилу и оставлять на её месте другую, которая всё ещё может бросить тебе вызов?

Ментухотеп II создал смертоносные талисманы, чтобы поместить их на вершинах пирамид. При активации талисманы убивали Хорусиан на мили вокруг, но оставляли людей нетронутыми. Теории о том, как работали талисманы, варьировались от видоспецифичных бактерий до лучей, которые дестабилизировали ДНК Хорусиан.

То ли для того, чтобы скрыть цели Ментухотепа, то ли для того, чтобы выразить жестокую иронию, талисманы выглядели как око Гора. Изображение было повсюду в египетском искусстве: человеческий глаз с отметинами соколиного глаза под ним, предположительно символ защиты, царской власти и хорошего здоровья. Око Гора также называлось Вадджетом, что буквально означает «зелёный».

Поскольку Сетиты не были полностью уничтожены при жизни Ментухотепа, он не использовал талисманы, и они передавались последующим фараонам. Более семисот лет спустя, когда скарабеи уничтожили все Памятники в Египте, Рамсес II поместил талисманы на вершинах пирамид. Тысячи Хорусиан упали на землю мёртвыми в считанные минуты.

Эти смерти тоже беспокоили меня, хотя они были менее ужасными, чем быть съеденным скарабеями. Смерть всё равно была смертью. Я надеялась, что это было безболезненно.

К тому моменту корни Хорусиане распространились на другие земли, так что погибло только местное население, но талисманы проделали хорошую работу, удерживая остальных Хорусиан подальше от Египта в течение полдюжины веков. Между людьми фараонов, охранявшими пирамиды, и самими лучами, Хорусиане не могли подобраться достаточно близко, чтобы уничтожить талисманы. Затем, около 600 года до н. э., могущество Египта пошло на убыль, и произошла череда вторжений империй: ассирийцы, персы, Александр Македонский, пока, наконец, Египет не стал частью Римской империи.

В те годы Хорусиане нанимали римских солдат для извлечения и уничтожения талисманов. Они думали, что уничтожили их всех. Но один появился в Средние века.

В начале 1100-х годов население как Сетитов, так и Хорусиан восстановилось настолько, что их война выплеснулась в мировую политику. В частности, у Сетитов была привычка охотиться на паломников, которые направлялись в Святую Землю.

Этот факт заставил меня поморщиться от досады. Вот и все заверения моего отца о том, что Сетиты убивают только худших представителей общества. Я представляла себе, что среди путешествующих паломников не так уж много криминального элемента.

Хорусиане присоединились к тамплиерам, чтобы остановить Сетитов, и боевые действия на Ближнем Востоке продолжались до 1302 года. Египетские мамлюки, некоторые из них Сетиты, напали на штаб-квартиру тамплиеров на острове Кипр. Лидер Сетитов по имени Адольфо нашёл талисман в одной из погребальных комнат Рамзеса и взял его с собой на остров. Все Хорусиане на Кипре погибли во время той битвы, из-за которой тамплиеры полностью потеряли контроль над островом.

После этого Адольфо отправился по Европе, водружая талисман на замки и соборы, сметая Хорусиан с лица земли.

Пять лет спустя, в день, который навсегда сделает пятницу 13-го несчастливым, король Франции приказал арестовать и сжечь на костре лучших членов ордена тамплиеров. Он задолжал им большую сумму денег и решил, что проще расправиться со своими кредиторами, чем расплачиваться с ними.

Я сделала паузу, читая этот отрывок истории. Как бы то ни было, как ни посмотришь на это, мировые лидеры были ужасными людьми, и им нельзя было доверять.

В качестве торжества Сетиты стали носить амулеты в форме талисмана: глаза Гора внутри пирамиды.

Некоторые Сетиты сегодня продолжают эту практику, — писала Люсинда, — надевая подвески в виде треугольников или татуируя глаз Гора на своих тела. Это всегда опрометчиво, так как это не даёт ничего, просто выдаёт Хорусианам твою истинную природу.

Опрометчиво или нет, но это объясняло, почему мой отец начал носить этот безвкусный амулет глаза после смерти моей матери. Те годы в начале 1300-х годов были единственным временем, когда Сетиты одержали верх.

Их преимущество было недолгим. В 1348 году оставшиеся Хорусиане выпустили вторую партию скарабеев. Между голодом и чумой, происходящими одновременно, не было ничего удивительного в том, что жуки не упоминались в основных книгах по истории. Двадцать пять миллионов человек погибло от Чёрной Смерти; что ещё несколько человек погибло от плотоядных-жуков? Но Люсинда подробно писала о скарабеях. В то время она жила в Лондоне.

Большие зелёные жуки стаями поднимались с земли, обходя людей и опускаясь на мужчин, женщин и детей Сетитов. Мы не могли ни убежать от насекомых, ни спрятаться от них. Они протискивались сквозь щели в окнах, стенах и дымоходах, безжалостные в своём преследовании. Родители пытались защитить своих детей, часто прикрывая их собственными телами. Это редко срабатывало. Насекомые находили способы добраться до детей, даже если для этого им приходилось прогрызть родителей.

Дети. Мысли о них проносились у меня в голове: маленькие лица, большие глаза. Каждый из них поднимал руки вверх, чтобы отогнать рой. Каждый из них всё равно падал.

Укусы жуков содержали быстродействующий яд. Достаточное количество укусов вызывало паралич и останавливало работу сердца и дыхание. Нападения обычно заканчивались смертельным исходом.

Многие виды навозных жуков по всему миру являются видоспецифичными, они предпочитают определённые виды навоза животных и пролетят до десяти миль, чтобы добраться до него. Как и их менее жестокие собратья, плотоядные скарабеи находили своих жертв по запаху, запаху нашей ДНК. Хотя мы и пытались, мы не смогли найти никаких запахов, которые могли бы замаскировать нас или обмануть насекомых.

Чума также сказалась на населении Сетитов. Некоторые думали, что увеличение жизненной силы защитит их от болезни, и они удвоили своё потребление. На самом деле, эти Сетиты чаще заражались болезнью из-за непосредственной близости к жертве, необходимой для добычи. Единственными Сетитами, которые выжили, были те, кто бежал в замерзающие районы, где скарабеи не могли жить. Большинство отправилось в Россию, Исландию и Гренландию.

Поскольку не было современных средств передвижения, многие Сетиты умерли во время путешествия. Другая часть умерла от старости за десятилетия нашего изгнания в отдалённых, замёрзших местах, где было трудно найти добычу.

Я ненавидела, как Сетиты использовали слово «добыча», как будто люди были не более чем пасущимся скотом. Это было жестоко. И Люсинда была такой.

Ходили слухи, что Адольфо увёз талисман в Исландию, чтобы использовать в качестве защиты на случай, если там появятся Хорусиане. После этого никаких записей о талисмане не сохранилось, хотя он не оставил ни сетитской, ни хорусианской памяти. В 1782 году, когда Соединенные Штаты разрабатывали долларовую купюру, Сетит ирландского происхождения Чарльз Томсон поручил художнику-геральдику Уильяму Бартону включить в ее изображение глаз на вершине пирамиды в качестве не такой уж тонкой угрозы для Хорусиан, чтобы они держались подальше от страны.

Талисман Адольфо, хотя он всё ещё отсутствует, однажды будет найден, и когда он будет найден, Сетиты воспользуются им и вернут себе силу, в которой им долгое время было отказано.

Что касается скарабеев, то примерно через сорок лет после того, как их выпустили, они полностью исчезли. Причина их гибели неизвестна.

И теперь Хорусианам удалось найти способ вернуть их обратно. Я постучала пальцами по книжным страницам. Должно быть, что-то убило скарабеев много веков назад, но что? Неужели какая-то группа Сетитов нашла способ их уничтожить? Неужели Хорусиане по какой-то причине обуздали их? Не имея другого способа общения, кроме как по письмам, вероятно, их не доставляли в годы чумы, люди не могли знать, что происходит в других местах. Возможно, Хорусиане считали, что все Сетиты мертвы.

Я перечитала отрывок о скарабеях, обнаруживающих Сетитов по их ДНК. Это не имело смысла. У меня была ДНК Сетита, но жуки меня не укусили. Защитили ли меня мои хорусианские гены? Если так, то почему они не защитили Рорка?

Я в отчаянии захлопнула книгу. Чтение этого повергло меня в уныние. Хорусиане были организованы, бдительны и хотели нашей смерти. Моя группа, с другой стороны, пряталась, убегала и продавала друг друга, если цена была подходящей. Единственной защитой, которой обладали Сетиты, был талисман, исчезнувший во время эпидемии чумы в средние века.

Хуже того, Хорусиане каким-то образом вернули скарабеев, существ, которые дважды чуть не убили Сетитов до этого. Нападения скарабеев больше не были предостережением, а нависшей угрозой.

Я положила книгу на колени и проигнорировала другие тома. Мои мысли всё время возвращались в Арктику, к ярко-белому снежному пространству и тёмным жукам, кружащимся вокруг меня. Какая-то невидимая подсказка кружилась вместе с ними. Если бы только я могла протянуть руку и выхватить её из воздуха.

Чем больше я думала о скарабеях, тем больше убеждалась, что их привлекала не ДНК Сетитов. Меня не укусили, и моего отца тоже. Когда мы с папой говорили об этом в самолёте в Фэрбенкс, он приписал нашу удачу тому факту, что Альтовенено был в наших системах. Он думал, что нас укусили несколько скарабеев, но Альтовенено нейтрализовал их яд. Он был убеждён, что Рорк, должно быть, забыл принять лекарство в то утро.

Я не могла заставить папу понять, что это было не просто несколько жуков, которые приземлились на меня мимоходом, пока остальные направлялись в лагерь. Целый рой поглотил меня, прежде чем улететь. Я чуть не утонула в этих жалких жуках и почувствовала бы укусы. У меня были бы отметины. Но ничего этого не было.

Кроме того, скарабеи в логове совершенно по-разному реагировали на нас с Рорком. Что должно было означать, что они реагировали на эликсир, а не на нашу ДНК Сетитов. Я никогда не пила никакого эликсира, а мой отец не принимал его уже более двадцати лет.

Одна вещь всё ещё не имела смысла. Дети не принимали эликсир, но скарабеи всё равно убивали их. Я положила книгу на кровать и пошла по коридору в комнату Джека. Я легонько постучала. Он открыл дверь и улыбнулся, увидев, что это я.

— У меня есть вопрос об эликсире, — сказала я.

Он распахнул дверь пошире и посторонился, чтобы я могла войти.

— Что ты хочешь знать?

Я вошла в комнату и резко остановилась. Раньше я не замечала рамок для фотографий на его книжной полке, но теперь одна привлекла моё внимание. В ней была моя фотография, я стоящая на фоне нашего пышного заднего двора в Редмонде. Джек сказал мне, что папа прислал ему мою фотографию, но я не ожидала увидеть её в рамке. Я подошла, чтобы взглянуть поближе.

Я вспомнила фотографию. Мама посещала занятия по фотографии и использовала меня в качестве модели, экспериментируя с различными фильтрами. Я дурачилась из-за множества её снимков, отбрасывая волосы на лицо и знойно надувая губы.

По крайней мере, папа не прислал ни одной из них. На этой я смеялась над одной из своих предыдущих поз. Я выглядела беззаботной и счастливой, когда шутила с мамой.

Я сняла фотографию с полки, больше не видя себя. Вместо этого я увидела, как моя мама улыбается с другой стороны камеры, говоря мне оставаться на месте, или она распечатает фото 16x20 одной из моих знойных поз и повесит на нашем крыльце.

Я не слышала Джека, пока он не оказался рядом со мной.

— Это моя любимая.

Я неохотно поставила рамку обратно. Было странно видеть этот момент с моей матерью, обрамлённый рамкой и стоящей на полке Джека.

— Сколько их прислал мой папа? — и, пожалуйста, скажи мне, что он не посылал никаких знойных лиц.

Джек подошёл к своему столу, выдвинул ящик и достал три фотографии. Я подошла и взяла их у него из рук. Все они были из класса фотографий моей матери, хотя и не с одной и той же съёмки. Одним из них был драматический чёрно-белый профиль, на котором я смотрела в небо.

«Думай о хорошем, — сказала мне мама. Когда следующие несколько снимков не удовлетворили её художественную цель, она сказала: — Хорошо, перестань думать о счастливых мыслях и смотри задумчиво безмятежно».

Мне казалось неправильным, что папа использовал её фотографии, чтобы найти для меня пару среди Сетитов. Не говоря ни слова, я вернула фотографии Джеку.

Он сунул их в свой ящик.

— Мои друзья видели ту, что на полке. Они обвинили меня в том, что я сохранил фотографию модели, которая прилагалась к рамке, чтобы произвести впечатление на людей. Мне придётся спланировать вечеринку или что-то в этом роде, чтобы ты могла с ними встретиться.

Я сомневалась, что его друзья усомнились бы в его способности находить привлекательных девушек, но я улыбнулась ему за комплимент.

— Какой у тебя был вопрос об эликсире? — спросил Джек.

Верно. Эликсир. Я пришла спросить об этом. Было так легко отвлечься, когда Джек смотрел на меня своими тёплыми карими глазами. Мои мысли продолжали возвращаться к воспоминаниям в машине, к Джеку, притягивающему меня ближе к себе.

— Родители Сетиты дают маленьким детям эликсир?

— Обычно нет. Ты хочешь, чтобы твои дети росли и взрослели, но в особых случаях его могут дать всей семье, — уголок рта Джека приподнялся в усмешке. — Во всяком случае, так они говорят. Ты же знаешь, какие мамы. Они думают, что дети растут слишком быстро. Мамы Сетиты могут сохранить своих детей маленькими чуть дольше.

Вот так всё и было. Родители Сетиты неосознанно пометили своих собственных детей, чтобы скарабеи могли напасть.

— Я знаю, что привлекает скарабеев, — сказала я. — Это эликсир. Мне нужно связаться с моим отцом и сказать ему.

Джек покачал головой.

— У всех нас есть жизненная сила, проходящая через нас. Как большее её количество может вызвать интерес у скарабеев? Кроме того, Хорусиане не могли запрограммировать жуков на реакцию на эликсир. Он варьируется, как и группы крови, только вместо нескольких типов существуют сотни тысяч типов, может быть, миллионы.

Я пожала плечами.

— Я не знаю как, но скарабеи находят Сетитов с помощью эликсира в вашем организме.

Джек прислонился к столу, небрежно скрестив руки на груди.

— Даже если бы скарабеи это делали, это ничего бы не изменило. Сетиты не останутся без эликсира на протяжении следующих сорока лет в надежде, что скарабеи снова исчезнут.

— Почему бы и нет? Было бы так ужасно какое-то время быть законопослушными гражданами?

— Мы слишком высоко ценим свои жизни, — он сказал это так, словно идея была самоочевидной, и он не мог понять, почему я спросила. — Никому не нужно дряхлое, старое тело. После того, как твоё тело состарится, единственное, чего стоит ожидать — это смерть. Незначительность. Всё в тебе погаснет, — Джек потянулся и взял мою руку, свободно держа её в своей, жестом прося меня понять. — Разве ты не хочешь продолжать жить?

— Не за счет жизней других людей.

Руки Джека были сильными и легко обхватили мои.

— Ты говоришь это только потому, что не можешь представить себя иначе, кроме как молодой. Те люди, которых ты хочешь спасти, они предпочли бы жить вечно за твой счёт, если бы могли. Они все хотят продолжать жить любой ценой. Вот почему люди ходят к врачам, принимают витамины и делают пластические операции, чтобы выглядеть моложе. Они бесполезно борются со временем, — он медленно притянул меня ближе к себе. — Нам с тобой это не нужно.

Джек использовал нашу близость, чтобы попытаться убедить меня в своей точке зрения. То же самое сработало бы и в обратную сторону, рассудила я, поэтому не отодвинулась.

— Я всё ещё думаю, что тебе следует прекратить принимать эликсир, пока скарабеи не будут уничтожены. Так ты будешь в большей безопасности.

Руки Джека двинулись вверх по моим рукам, ещё больше сужая пространство между нами.

— Тебе не кажется, что ты позволяешь своему собственному нежеланию принимать эликсир влиять на твоё суждение?

— Нет.

Я не стала спорить по этому поводу. Я говорила себе, что тёплые карие глаза Джека были более привлекательными, чем голубые глаза Дейна, что Джек был красивее. Ладно, может быть, он и убивал людей, но он не пытался убить меня. Это было важное различие в парнях.

Загрузка...