Сыночкина игрушка

Глава 4

19.

Ночью дядька Митяй так и не смог заснуть. В темноте саднящее чувство усилилось, и, проворочавшись несколько часов на посеревших от времени и грязи простынях, он безнадёжно махнул рукой и поднялся с кровати. Он ощущал необходимость действовать, вот только понятия не имел, как именно. Уже стало ясно, что произошедшее днём связано с пропавшей девчонкой. Кто же станет прислушиваться к сумасшедшему? Участковый вон, хоть и постарался отнестись с пониманием, отмахнулся при первой же возможности. Отвали, дядька Митяй, тут настоящее дело появилось, а не твои бредни и предчувствия!

Дядьку Митяя обижало такое отношение, но к обиде он давно привык. Не первый раз уже пытается кому-то что-то доказать, и ни разу ещё не бывало, чтобы милиционер или иной представитель власти его послушал. Вот и Георгич…

Старик вспомнил, как его захлестнуло чувство опасности, когда они оказались возле дома бывшего охотника, толстяка Андрея Семёновича. Он вызывал у дядьки Митяя отвращение, смешанное со страхом ещё с того времени, когда был ребёнком. Причём страх заметно усилился за прошедшие годы. Он словно вырос вместе с этим мужчиной. Как, скажем, растёт дикий зверь, превращаясь из забавного шерстяного клубочка, глуповатого и безвредного, в когтистую машину для убийства. И в этот раз рост дикого зверя проморгали, позволили ему заматереть и убедиться в собственной безнаказанности…

Остаток ночи старик провёл, шатаясь туда-сюда по кривым улочкам, шаркая и загребая ногами в старых сапогах щебень. Мысли о пропавшей девушке, Андрее Семёновиче и неведомом зле, растущем и зреющем прямо посреди города, ставшего ему родным, вертелись в голове старика всё быстрее. Он постепенно погружался в состояние, одновременно похожее на транс и горячечный бред.

Когда же на востоке забрезжил рассвет, дядька Митяй понял, что нужно делать. Несколько покрытых слоем пыли машин промчались по узким улочкам в сторону леса. На борах смутно виднелись в предрассветных сумерках эмблемы, изображавшие не то компас, не то розу ветров. Поисковики! Новые, ещё не знакомые с ним люди. Способные выслушать его непредвзято. Способные поверить ему!

Он хотел немедленно отправиться вслед за новоприбывшими, но в этот самый миг усталость, словно тяжёлое пуховое одеяло, легла ему на плечи. Ноги старика задрожали, колени подкосились, и он, скорее всего, упал бы, если бы не успел вцепиться в столб. Дядька Митяй с тоской вспомнил о временах своей молодости, о военном времени. На войне было страшно, куда страшнее, чем сейчас, но выручали молодость и врождённая выносливость… Тогда у него выходило не спать и по двое-трое суток. Больше семидесяти лет прошло, и он уже настоящая развалина, как душа-то в теле держится…

Отогнав от себя грустные мысли, дядька Митяй кое-как распрямился и зашагал в сторону дома. Пока голова относительно ясная, а руки с ногами не отсохли, он ещё на многое способен. Нужно только немного отдохнуть. Хотя бы пару часов.

20.

Глупо и напрасно. Именно так оценил всё то, что совершил накануне, бывший охотник, любящий отец и жестокий маньяк Андрей Семёнович. Глупо и напрасно. Он сглупил, похитив девчонку. И совершенно напрасно притащил её домой. Она стала далеко не первой его жертвой, но до неё никто не покидал темницу, ни живым, ни мёртвым. Так и стоило ли нарушать традиции?

Мужчина проснулся рано, сказалась привычка. Похмелье ворочалось в его голове злобной змеёй, готовой в любой момент забиться внутри черепной коробки, жаля нервные окончания. Слабый свет, отфильтрованный через мутные стёкла, покрытые толстым слоем пыли, резал глаза. Но куда хуже были звуки, неотвратимо пробивавшиеся через тонкие деревянные стены. Скоро Грачёвск проснётся и заживёт своей повседневной жизнью: залают, переругиваясь, собаки, старушки на лавках в палисадниках примутся обсуждать последнюю шокирующую новость. Вдалеке заревут трактора и автомобили. Город будет жить.

— Пашка-а-а! — не своим голосом заревел Андрей Семёнович, на мгновение похолодев от мысли, что сын мог воспользоваться его сном и отправиться к девчонке. — Пашка, твою мать!

К счастью, тот откликнулся быстро. Голос парня, ещё не забывшего вчерашнюю взбучку, звучал испуганно:

— Я тут, папка!

В спальне на втором этаже что-то рухнуло на пол и быстро зашуршало.

— Опять дрочил, сучий сын… — пробормотал мужчина.

— Чего?! — снова заорал Пашка, не расслышав.

Громкий голос резанул уши Андрея Семёновича, отозвавшись звоном в глубинах черепа. Мужчина поморщился.

— Задницу свою вниз тащи, вот чего!

Прижав ладонь ко лбу, чтобы хоть немного унять боль, Андрей Семёнович поднялся со стула. Колени громко хрустнули и заныли. Морщась, толстяк подхватил с плиты кастрюлю, в которой оставалось немного картофельного пюре и замер, задумчиво разглядывая её содержимое. С одной стороны, этого казалось мало для девчонки, которая не ела уже около суток. С другой же, закармливать её не хотелось, Пашка не любил фигуристых. Несколько секунд потребовалось мужчине, чтобы принять решение. Открыв холодильник, он извлёк из него вторую кастрюльку, в которой уже несколько дней кис борщ. Долив в пюре бульон, Андрей Семёнович оглядел получившуюся жижу и оказался вполне доволен результатом.

Он ещё раз выкрикнул имя сына, и тот отозвался прямо у него за спиной:

— Я тут, папка.

— Ага. Пойдём, надо невесту твою покормить.

Андрей Семёнович посмотрел, как заливается краской лицо его отпрыска, и подумал, что, как бы там ни было, он смог стать хорошим отцом. А какой же хороший отец не захочет помочь своему сыну обрести счастье?

21.

В старом доме, где Марина и Света провели своё детство, пахло чем-то казённым. Непривычные ароматы остались после раннего визита следователя из местного отделения полиции. Коротко, но деликатно опросив женщин, он ушёл, оставив после себя слабый шлейф дешёвого одеколона и пота, а ещё — обещание сделать всё возможное для поисков пропавшей девушки. Фраза эта показалась до боли похожей на ту, которую врачи произносят, разговаривая с родственниками умершего на операционном столе пациента. Но никто не решился её комментировать.

Потом Света долго рыдала, а Марина деловито, хоть и слегка заторможенно после бессонной ночи, накрывала на стол. Ели молча, уткнувшись в тарелки и не глядя друг на друга.

А ещё немного позже раздался телефонный звонок, возвещая, что на кое-как составленное письмо откликнулись волонтёрские организации. Поиски Кати начались в полную силу…

22.

Андрей Семёнович в сопровождении своего сына зашёл в гараж и выждал некоторое время, чтобы удостовериться в том, что его не окликнет никто из соседей. Потом медленно спустился в яму. Обычно мужчина не рисковал ходить в погреб днём, делая это только рано утром, пока ещё не наступил рассвет, либо через несколько часов после заката, когда все уже спали. Он соблюдал меры предосторожности. И никогда не похищал людей, живших неподалёку. По крайней мере, никогда раньше не похищал.

Вздохнув, мужчина осторожно подцепил потайную дверцу и беззвучно уложил на дно ямы. Когда и он, и его сын оказались на скрытых этим листом ступеньках, он взялся за приваренные с обратной стороны листа ручки и поставил её на место. Спускаясь вниз по тонущим в полумраке ступеням, сгорбившись в три погибели и отставив от себя, насколько позволяло пространство, неприятно пахнущую кастрюльку, Андрей Семёнович вспоминал детство. Свои первые шаги по кровавому пути.

Ему тогда едва исполнилось пятнадцать. И он, подросток Андрюша из маленького городка, почти все жители которого трудились на химическом заводе, производя для страны краску, почувствовал вожделение. Поначалу он пытался отнести это странное свербящее чувство на счёт своих ровесниц, от округлившихся форм которых было так трудно оторвать взгляд. Даже сумел-таки склонить одну из них к близости. Не слишком умную и не слишком красивую Варечку. Прошло уже много лет, а он так и не забыл её лицо — скуластое, квадратное, с выпирающей нижней челюстью…

Впрочем, в тот раз эрекция так и не наступила. Он обвинил во всём внешность Варечки, хотя в глубине души и догадывался, что дело не в ней, а в нём. Один из множества механизмов его тела дал серьёзный сбой, и от этого в груди клокотала глухая злоба и досада. Наверное, именно от досады он и пнул тогда бездомного пса, увязавшегося за ним на окраине леса. И испытал от этого пинка такое наслаждение, которого раньше и представить себе не мог. Воспитанный строгими родителями, он никогда не обижал слабых. Даже рогатки не имел. Поэтому никак не мог ожидать, что обиженный визг кривоногой лохматой собачонки поднимет у него в груди такую бурю эмоций. Исключительно положительных эмоций, хотя и густо замешанных на стыде. И, что чувствовалось ещё самым постыдным — этот полный негодования визг сумел сделать то, чего не смогла неумело кривляющаяся Варя. Подросток Андрюша кончил себе в штаны.

Так лес превратился из места любовной игры со страшноватой, но доступной одноклассницей в его личную пыточную. Первая собачонка сбежала, но ни одной из последующих он уйти не позволил. Худой и нескладный мальчишка проявил осторожность и изобретательность, несвойственную его возрасту. Он разработал целую систему, по которой выбирал и прикармливал жертв. В дупле одной из ничем не примечательных корявых сосен он оборудовал тайник, в который сложил нож, прочную верёвку и рабочие перчатки. Ни одно из пыточных приспособлений никогда не покидало леса, и все предметы своего жутковатого инструментария он украл у разных людей. Андрюша никогда не появлялся с будущей жертвой на людях, никогда не пользовался популярными среди местных жителей тропами и никогда не убивал дважды в одном и том же месте. Порой его жертв находили, но никому даже в голову не приходило подумать о том, что подобное с несчастными животными творил человек.

Так зверь в человеческом обличии набирался опыта. Уже к шестнадцати годам он изучил лес, как свои пять пальцев. Его мозг, не способный удержать в памяти и осмыслить школьную программу, внезапно заработал с невиданной силой. Он мог без запинки перечислить каждое место, где убивал ту или иную зверушку, вспомнить окрас каждой жертвы и её особые приметы. На практике он познал такие тонкости пыточного мастерства, какие не снились большинству палачей инквизиции. В особенно удачные дни у него получалось по несколько часов сохранять собаке жизнь, то мастурбируя, то нанося ей всё новые и новые увечья.

И разумеется, преуспев в своём увлечении, он стал беспечным. Ему показалось, что достаточно соблюдать несколько простых правил, чтобы не быть пойманным. В воображении Андрюши он переродился в кого-то вроде киношного злодея, Фантомаса, неуловимого и запредельно опасного. И этот образ рухнул в один краткий миг. Когда за спиной у садиста, самоудовлетворяющегося над телом бьющейся в предсмертной агонии дворняги, хрустнула ветка. К тому моменту он уже хорошо изучил лесные звуки и знал, что так сухо и коротко может щёлкнуть лишь валежник под кирзовым сапогом. Тело маньяка среагировало куда быстрее мозга. Не успел ещё смолкнуть страшный звук, как ноги будто сами собой понесли его вперёд. На ходу пытаясь натянуть штаны, живодёр ломился через кусты, едва не рыдая от ужаса. Но к его счастью, когда случайно забравшийся в его тайник грибник обнаружил истерзанную собаку со связанными лапами, он находился уже далеко.

Весть о неслыханном инциденте, разумеется, облетела всю область в считанные дни. Чудовищная жестокость, с которой злодей расправился с псиной, привела людей в ярость. Новость обсуждали на каждом углу. Женщины поджимали губы и осуждающе качали головами, мужчины в бессильной ярости сжимали кулаки и трясли ими в воздухе, обещая расправиться с садистом так же, как он поступил с животным. И Андрей, стараясь внешне сохранять спокойствие, ходил по городу, чувствуя, как его буквально сжигает изнутри страх. Глядя на мускулистые руки заводских работяг и их пудовые кулачищи, он обливался потом и чувствовал, что глаза начинало щипать.

Страсти улеглись примерно через неделю, едва не стоившую Андрюше нервного срыва. А потом у людей, во все времена отличавшихся короткой памятью, появились новые, более радостные темы для обсуждения. Замученную собачонку списали на неведомую абстрактную «городскую шпану», которая взялась невесть откуда и, видимо, растворилась в воздухе.

Начинающий маньяк смог, наконец, вздохнуть спокойно. Но урок, полученный тем летом, он усвоил накрепко. И даже спустя тридцать пять лет чувствовал, как по спине бегут мурашки и собирается капельками на лбу испарина от этих воспоминаний…

— Пап?

Андрей Семёнович вздрогнул и понял, что уже довольно долго стоит, теребя в руках ключ от тяжёлой двери в камеру. Воспоминания о юношеских приключениях неожиданно увлекли его. Даже помня свой страх, он чувствовал ностальгию по тем дням. Что и говорить, хорошее было время…

— Да, Пашка, идём.

Отработанным движением вставив ключ в личинку замка, мужчина отпер дверь.

23.

Суматоха на опушке Казачьего леса успокоилась лишь ближе к полудню. Суетились люди в камуфляже, переговариваясь о чём-то между собой и с местными. На самом деле их приехало немного, волонтёров, откликнувшихся на призыв о помощи, но Свете, которую в штаб поисков ненадолго привёз участковый, казалось, что она попала в добрую сказку. И поисковики, большей частью молодые, на десять-пятнадцать лет младше неё, представлялись ей волшебным войском, совершенно внезапно явившимся на выручку.

Руководила поисковой партией Наташа — бойкая девушка-бухгалтер из Липецка. Именно её усилиями слились в один более или менее организованный коллектив три группы добровольцев: наиболее сердобольные грачёвцы, студенты из липецкого турклуба, на страничке которого зачем-то отписался Артём, и, собственно, волонтёры из поисковой организации. К тому моменту, когда недалеко от леса развернули полноценный лагерь, первые «лисы» — отряды в два-три человека — уже возвращались из «ходок». Они не прочёсывали бор по старинке, широкой цепью. Каждая «лиса», экипированная рацией, осматривала определённый квадрат, расположение которого определялось вместе с местными охотниками как наиболее вероятное место, куда могла отправиться неопытная заблудившаяся девчонка. «Хожую» часть леса, хорошо знакомую даже приезжим, уже не трогали, ведь все ясно понимали, что там Кати нет. А это означало, что ночь она провела в чащобе, одна, без подходящей одежды и снаряжения, без еды и воды.

Сперва Света подумала, что ей тоже предстоит отправиться в лес, но координатор её успокоила.

— Вы нужны не здесь, Светлана. Будьте дома. Ждите. Мы сами всё сделаем.

Наташе ещё очень хотелось добавить, что, отправь она Свету в лес, добьётся только появления нового «потеряшки», но она сумела прикусить язык.

— Вот если бы папа Кати мог приехать — ему бы мы занятие придумали.

— Папа Кати… — начала Света и осеклась.

Наташа коротко кивнула, не расспрашивая дальше. Во-первых, она и так всё понимала. Во-вторых, до таких личных драм ей дела не было.

— Значит, будьте дома. Ваш телефон у нас есть, мы с вами сразу свяжемся.

Поглядев в спину женщины, грустно бредущей к машине Валентина Георгиевича, волонтёр грустно покачала головой. Порой ей казалось, что многие просто не представляют, как жесток и коварен может быть даже редкий подмосковный лесок, не говоря уж о таком исполине, как Казачий лес.

Коротко рыкнул, заводясь, движок старенького автомобиля. Света отправлялась домой. Ждать и надеяться. Вздохнув, Наташа потянулась за рацией. Пришло время проверить, как идут поиски у находящихся в бору ребят.

24.

Ключ щёлкнул в замке, и Катя проснулась с громким воплем ужаса и отчаяния. В книгах она часто читала, что сон лечит, позволяя сбежать из ужасной реальности в мир грёз. Но на самом деле всё оказалось не так. В ту ночь она заснула с огромным трудом, и это не принесло ей облегчения. Её мучали омерзительно яркие и реалистичные кошмары, в которых она снова и снова оказывалась в лесу. На шершавых стволах деревьев внезапно появлялись строгие уродливые лица, а ветки превращались в лапы, тянущиеся в её сторону. Разевая перекошенные рты в беззвучных криках, эти существа дрожали и старались ухватить Катю за волосы и одежду. И она, давясь слезами и воплями, бежала сквозь строй чудовищ, потому что прямо по её следу мчался куда более страшный монстр. Грузный мужчина в заляпанных землёй брюках, застиранной тенниске и тяжеленных рабочих ботинках. На его лице цвели трупные пятна, мёртвые глаза волчками кружились в глазницах, а от смрадного дыхания волнами накатывала тошнота. Он неизменно догонял девушку, но, в отличие от реальности, не принимался её душить. Опрокинув Катю на спину, монстр наваливался на неё всем телом и вонзал гнилые, но по-звериному длинные и острые зубы в её живот…

И Катя просыпалась. Боль в растерзанном животе превращалась в резь от переполненного мочевого пузыря, смрадное дыхание преследователя — в вонь из чаши Генуя. На миг настолько краткий, что его не хватало времени даже толком осознать, девушка чувствовала облегчение, но затем на неё наваливалось понимание того, в какой ситуации она очутилась. Тогда она принималась рыдать и дёргать цепь, вопить, проклиная своего мучителя и сразу же — умолять отпустить её. Это продолжалось до тех пор, пока она не ослабевала от усталости и не проваливалась снова в быстрый мучительный сон.

И вот теперь, когда кто-то отпер массивную дверь снаружи, сон и явь слились воедино, превращаясь в кошмар, выхода из которого не существовало.

Стоя у двери, похититель и его сын дожидались, пока пройдёт истерика. Пашка постоянно порывался подойти поближе к свой новой игрушке и будущей жене, но всякий раз останавливал себя, боязливо оглядываясь на отца. О вчерашнем уроке послушания до сих пор напоминали разбитые губы и распухшая от пинков задница. Андрей Семёнович же никуда не торопился. Он плотно прикрыл за собой дверь, чтобы звуки не долетели до улицы, вывалил в одну из мисок разбавленное прокисшим бульоном пюре. Только тут он вспомнил, что забыл принести с собой воды, но подумал, что пленница получит достаточно влаги и так. Не бежать же в дом за бутылкой. Поморщившись от едкого запаха и больно бивших по барабанным перепонкам воплей, он достал из кармана пачку папирос и, вытряхнув одну, закурил. Запах крепкого табака немного заглушил вонь дерьма и разложения. Правда, похмельная головная боль, снова усилившаяся от шума, уходить не спешила.

В обычной ситуации мужчина уже перебил бы девчонке дыхание парой мощных пинков в живот. А может, и на этом не остановился бы, обработав ещё и лицо. Орать, когда тебе в глотку течёт кровь из разбитых губ и сломанного носа, совсем не просто. Но эта уже была торжественно обещана сыну, так что приходилось терпеть.

Папироса успела дотлеть до конца и обжечь Андрею Семёновичу пальцы, когда Катя, наконец, замолчала. Тяжело, с хрипами, дыша, она упала спиной на койку и обмякла, направив расфокусированный взгляд в потолок. Вот теперь можно было действовать. Метко закинув окурок в унитаз, мужчина приказал своему сыну оставаться на месте и приблизился к узнице. Девушка никак не реагировала. Она, похоже, утратила связь с окружающим миром, но это не проблемы не представляло. Парой хлёстких ударов по щекам Андрей Семёнович вернул её к реальности. Катины зрачки расширились, а рот широко распахнулся, готовясь произвести на свет новую порцию истерических воплей, так что маньяк быстро накрыл его широкой грубой ладонью.

— Ещё раз заорёшь — отрежу на хрен язык, пожарю с луком и заставлю сожрать. Ясно?

Катя отчаянно закивала головой. Готовый вырваться крик застрял в глотке и вышел наружу, переродившись в комариный писк. Андрей Семёнович заглянул в Катины глаза, полные ужаса, и почувствовал вожделение. Девушка представлялась ему беспомощной, словно котёнок. Или доверчивая собачка…

Торопливо отдёрнув руку, мужчина отошёл к противоположной стене и нервным движением вытер ладонь о штанину. Этого ещё не хватало. Чтобы немного успокоиться, он закурил ещё одну папиросу и начал говорить, лишь сделав первую затяжку.

— Тебя ссать припёрло уже, а? Потерпи, я после разговора цепь сниму.

Катя даже не поняла, что вопрос адресован ей. Она продолжала лежать, молча двигая нижней челюстью, словно пыталась раскусить что-то невидимое, и тараща испуганные глаза. Первым делом Андрею Семёновичу захотелось влепить ей ещё одну звонкую пощёчину, но он сдержался. Неожиданное желание, мгновение назад захлестнувшее его, ещё не до конца растворилось в вонючем воздухе камеры. Поэтому он ограничился грубым окриком:

— Я с кем по-твоему разговариваю?!

Девушка вздрогнула. Она сразу узнала своего преследователя: его грязную, почти что до дыр заношенную одежду и неживые глаза, так напугавшие её в лесу. Но это было не всё. Расплывчатое пятно, во время погони заменявшее мужчине лицо, наконец, обрело чёткость. Словно фотоаппарат смог сфокусироваться на чертах этого человека. По-бабьи мягкий подбородок, губастый рот, нос картошкой… Она чувствовала что-то, отдалённо похожее на узнавание.

— Я же вас знаю… — едва слышно прошептала Катя. — Вы же… Вы…

— Я.

Мужчина зло улыбнулся, продемонстрировав рыжие от никотина зубы. Наконец-то девчонка заговорила. Эту часть игры с каждой «развлекушкой» он любил больше всего.

— Меня зовут Скорухин Андрей Семёнович. А вот там у двери, — мужчина показал пальцем. — Стоит мой сын, Пашка.

Мужчина замолчал, ожидая Катиной реакции. А девушка, в его подвале ещё более нелепая в своей городской одежде, чем в лесу, ошалело переводила взгляд с похитителя на его сына.

— Да вы же живёте на соседней улице… — поражённо прошептала она.

Эхом откликнувшись на эту фразу, визгливо захихикал Пашка. Должно быть, его рассмешил тон девушки. Или её шокированное лицо. А может, то и другое сразу.

А в её понимании такого попросту не могло происходить. Она, естественно, слышала множество историй о маньяках, похищавших людей, или просто убивавших, калечивших и насиловавших на улице. Но для неё они походили на коварных инопланетян из фантастики. Как Ганнибал Лектер, который пугает, но примерно так же, как новость об урагане в США или землетрясении в Японии. Это плохо, это страшно и это неправильно. Но в то же время это так далеко от тебя, что можно попросту не обращать внимания, тем более в семнадцать лет, когда даже смерть кажется вещью, что происходящей исключительно с другими людьми.

Предположить, что похитителем, маньяком, злодеем, окажется шапочно знакомый мужик, живущий всего в паре сотен метров от твоего деревенского дома, казалось так нелепо, что Катя на миг даже перестала бояться.

— Да это же бред какой-то! — проговорила она громче. — Так же не бывает просто!

На этот раз расхохотался Андрей Семёнович. Мужчина смеялся громко и беззлобно, звонко хлопая себя ладонями по коленям и тряся головой, словно в его присутствии отпустили остроумную шутку. Пашка моментально подхватил, вторя визгливым фальцетом.

— Не бывает… — похититель утёр выступившие на глазах слёзы и резко посерьёзнел: — Но ты же здесь, а? С этим как быть?

— Послушайте… — Катя никак не желала расставаться с твёрдой почвой здравого смысла, которую едва обрела под ногами. — Меня же наверняка ищут. Сколько я тут пробыла… Наверняка полиция уже подключилась. Вас же арестуют, посадят в тюрьму, — она поняла, что такую фразу могут расценить как угрозу, и спохватилась: — Но если вы меня прямо сейчас отпустите, как-нибудь незаметно, я никому ничего не расскажу!

Катя всегда считала, что обладает некоторым даром убеждения. Спокойный голос вкупе с миловидным лицом и большими доверчивыми глазами и правда творил чудеса с учителями и некоторыми мальчишками, которые относились к ней с интересом. И ей даже показалось, что фокус удался и с этим страшным человеком. Отведя взгляд, Андрей Семёнович потёр подбородок, набрал воздуха в грудь и с шипением выдохнул. У Кати забилось сердце. Сейчас он поймёт, как облажался! И, конечно же, моментально её отпустит! А она уж подумает, сдержать ли своё слово…

— А ты права… — проговорил мужчина. — Тебя и правда ищут ведь. Ку-уча народу ищет! А в тюрьму я не хочу.

Девушка непроизвольно улыбнулась уголками губ, подталкивая Андрея Семёновича к единственному, как ей казалось, решению.

— Но отпустить я тебя тоже не могу. Так что лучше прямо сейчас перережу тебе глотку, а ночью в лесу закопаю. Как считаешь?

Произносилось это таким растерянным и мягким голосом, что в первое мгновение Катя даже радостно закивала, соглашаясь с мужчиной. И лишь секундой позже она осознала, что он имел в виду. Подмигнув своей пленнице, Андрей Семёнович завёл одну руку за спину, изображая, что стиснул рукоять ножа, медленно поднялся на ноги, и сделал шаг в её сторону. Катины глаза распахнулись ещё шире, а рот исказился, как это бывает у маленьких детей, когда они готовятся плакать. Судорожно замахав руками и ногами, девушка с воем вжалась в стену, пытаясь спастись от маньяка. Она попыталась заговорить, но её глотка исторгла только пронзительный визг.

Не выдержав, Андрей Семёнович расхохотался. Снова без всякой злобы. Он всего лишь радовался удавшемуся розыгрышу, ничего больше. На этот раз Пашка его не поддержал — он стоял в уголке и судорожно кусал костяшки сжатых кулаков.

— Всё, заткнись… — похмелье вновь дало о себе знать и настроение у мужчины испортилось. — Заткнись, э! Э-э! Рот закрой, говорят тебе!

Катя не замолчала, и ему пришлось несколько раз хлестнуть её ладонью. Удары пришлись по спине, ногам и рукам, под одеждой быстро расцвели красные отметины. Визг перешёл в скуление и плач.

— Ну, так лучше.

Выпрямившись во весь рост, мужчина резким движением поддёрнул брюки и, удовлетворённо кивнув, отошёл обратно к стене. Адреналин медленно вымывался из его крови, так что возвращалось обоняние, обострённое вчерашним пьянством. Достав из стремительно пустеющей пачки очередной набитый табаком цилиндрик, Андрей Семёнович размял его в пальцах и закурил.

— А теперь я тебе расскажу, как ты на самом деле можешь отсюда выйти.

25.

Путь до штаба поисков занял у дядьки Митяя куда больше времени, чем он рассчитывал. Беспощадное июльское солнце жгло макушку старика и тяжёлыми горячими ладонями давило ему на плечи. Несколько часов беспокойного сна немного взбодрили его, но в голове слегка шумело, а окружающая действительность казалась подёрнутой пеленой. С возрастом организм начал требовать очень жестокую плату за отсутствие сна… Но это состояние его не пугало. Старик прекрасно понимал, чем вызван небольшой упадок сил, и не паниковал. Он даже наслаждался тем, как на фоне слабой дереализации всё чётче и чётче проступает его намерение. Хотя это слово не вполне подходило. Его… предназначение? Судорожным движением отерев пот с макушки, дед с волнением обдумал эту новую мысль, пришедшую ему в голову.

Предназначение. Быть может, все эти годы страданий являлись всего лишь подготовкой? Проверкой на прочность? Может ли случиться так, что его соседи, сами того не ведая, смеялись и издевались не над выжившим из ума хрычом, а над кем-то большим?

— Нет, нет, дело не в том… — забормотал дядька Митяй, и губы его задрожали от волнения. — Это всё не то, не в этом дело-то всё…

Его ладони снова заскользили по лысине двумя суетливыми зверьками. Дело далеко не в том, кто он такой. Ему просто нужно сделать то, что предначертано. Местные не стали слушать. Может, послушают приезжие. А если нет? Что тогда? Тогда — самому, делать всё самому. Любыми средствами.

Штаб поисков открылся перед ним неожиданно. Пришёл, и в таком состоянии… Дядька Митяй попытался привести себя в порядок, засуетился, одёргивая одежду. От жары и волнения всё снова поплыло перед глазами, он пошатнулся и наверняка упал бы, если бы не проходивший мимо молодой парень из турклуба. Старик почувствовал крепкую пятерню у себя на предплечье.

— Дед, ты нормально?

Дядька Митяй торопливо моргнул. Силы, на мгновение оставившие его, стремительно возвращались. Лишь минутная слабость, не более того.

— Дед! — голос прозвучал настойчивее. — Ты чего тут? Поглазеть?

Старик внимательно поглядел на юношу в камуфляжной одежде. Судя по налипшей на ботинке хвое и мешкам под глазами — он уже довольно много времени провёл в лесу. Этот юноша, скорее всего — хороший человек. Все они хорошие люди, наверняка. И надежда на понимание существовала.

— По делу я, сынок! — с достоинством ответил дядька Митяй. — Кто тут главный у вас, ребята?

Волонтёр непроизвольно улыбнулся. Такой добрый старик, да такой серьёзный.

— Наташка у нас за главного. Во-о-он там, у жёлтого фургона должна быть.

— Спасибо, внучок!

Дядька Митяй зашагал в указанном направлении, ориентируясь на жёлтый микроавтобус, указанный туристом.

— Дед! — крикнул парень вслед. — А ты по какому делу-то?

Старик не ответил, и волонтёр, пожав плечами, направился к костру. Скоро ему предстояло отправиться в лес ещё раз, и думать о местных чудаках времени совсем не оставалось.