Так было суждено

Кареглазая отвела взгляд в сторону и посмотрела на стол светловолосой. Глаза так не вовремя зацепились за ноутбук, который вызывал теперь только негативные эмоции, девушка уже внутренне сжалась от нахлынувших на нее противоречивых чувств. Когда человек болен, любое слово или действие могут быть расценены иначе, либо же их влияние и сила умножаются в несколько раз. Так было и сейчас: стоило Юле взглянуть на ноутбук и вернуться мыслями к тем дням, когда Марина искала Киру, как девушка тотчас же вспомнила, что светловолосая как раз вернулась от нее.

— Я хочу сказать, что, несмотря на странность того, что творится вокруг, я безмерно счастлива, что в моей жизни появилась ты и что я праздновала этот… — светловолосая на миг запнулась, — необычный Новый год именно с тобой.

Юля оторвалась от созерцания ноутбука и от горестных воспоминаний и с удивлением взглянула на девушку. Ведь она ожидала услышать от Марины что угодно, только не то, что девушка сейчас произнесла. На губах заиграла улыбка облегчения и, не позволив светловолосой договорить то, что она начала, Юля в считанные мгновения оказалась рядом, горячо обняла девушку и уткнулась носом прямо ей в плечо.

Светловолосая хотела продолжить свою речь, но поняла, что сейчас это излишне. Гораздо громче и увереннее объятий мог сказать разве что поцелуй в нос, поэтому, чуть отстранившись от блаженно улыбающейся кареглазой, девушка со всей нежностью, на которую только была способна, чмокнула Юлю в нос, отчего та счастливо-аморфным телом повисла на руках Марины.

— Ну, что, время подарков?

Этот вопрос подействовал лучше любого лекарства: кареглазая ожила и сразу же затараторила:

— Да-да-да-да!

— Еще бы, — фыркнула Марина.

Подойдя к своему столу, девушка достала оттуда сверток, который аккуратно был обмотан красно-серебристой подарочной лентой. Подойдя к рывшейся в своем шкафу Юле, Марина терпеливо стала ждать, пока неугомонный ребенок не найдет то, что ищет. Спустя пару минут, пройдя боль и унижение, мат и перемат, Юля таки нашла подарок, который приготовила для своей старосты. Вставая с колен — Юля искала и под шкафом, — кареглазая смачно ударилась об открытую дверцу шкафа и, проклиная весь род деревьев, из которого был собран шкаф, посмотрела на Марину и мило улыбнулась.

Светловолосая вздохнула с видом «боже, почему всегда так?» и осторожно погладила Юлю по голове, в особенности по тому самому месту, которому накостыляла дверца шкафа.

Кареглазой уже не терпелось поздравить девушку и, быстро пролепетав какую-то бессвязную речь, которая началась со всяческих пожеланий, а закончилась рассказом о танцующих мамбо златорогих оленях, Юля вручила Марине подарок.

— Что ж, теперь моя очередь? — с улыбкой спросила светловолосая.

Кареглазая поспешно закивала.

— Какая прыткая. Нет, чтобы «ну, что ты, не надо мне от тебя никаких подарков»… — беззлобно усмехнулась Марина.

— Зато честная! Ну-у-у-у, не томи!

Помучив Юлю немного, светловолосая все-таки сдалась и тоже отдала Юле подарок.

— Будешь включать, не забудь погасить в комнате свет, — загадочно произнесла Марина.

Юля не была пошлым человеком, но сказалось долгое общение с Яной, поэтому, смущенно кашлянув и отвернувшись от Марины, кареглазая что-то пролепетала в ответ типа «абырванкныби». Что этим хотела сказать девушка, светловолосая не поняла, но на всякий случай согласно кивнула. Развернув подарок Юли, девушка не смогла сдержать улыбку. Это была оранжевая майка, на которой были изображены мандарины. Сверху красовалась недвусмысленная надпись «Я обожаю мандарины».

—Не-е-ет! — Юля вцепилась зубами в стол, на котором стояла еда, и сопротивлялась, пока Марина старалась оттащить ненасытную девушку от вкуснятинки.

Светловолосая тщетно пыталась уложить Юлю спать — как-никак постельный режим соблюдать надо. В итоге, оставив внушающий страх след от зубов на столе, кареглазая таки сдалась и подчинилась Марине.

Староста уложила девушку в постель и, поцеловав в лоб, собралась встать с постели, как коварная рука ловко перехватила Марину и потащила обратно.

— Мне тут холодно и страшно, — делая самый невинный взгляд, ангельским голоском произнесла Юля. — Ты же не оставишь несчастного и больного человека одного в постели?

— Оставлю, — Марина даже бровью не повела.

Кареглазая поняла, что рыбка не клюнула, и решила состроить глазки как у кота из Шрэка. Когда и это не помогло, Юля дождалась того момента, когда девушка потеряет бдительность, а потом резко дернула Марину на себя. Та плюхнулась на кровать. Пока светловолосая попыталась понять, что происходит, Юля уже восседала верхом на поверженной Марине.

— Так, значит? — подняла брови светловолосая.

— Не хочешь же по-хорошему.

— Тут еще Яны со своими комментариями не хватает.

— Да, я сверху. Тебе придется это принять, — почти печально вздохнула Юля, в тайне разливаясь сатанинским хохотом.

У Марины не нашлось слов, чтобы ответить. То есть девушка, конечно же, могла что-нибудь съязвить, но все, что приходило ей на ум, расценивалось как фразы с двойным дном. Именно поэтому Марина спокойно промолчала. Юля сочла это молчание за признание.

— Все, я в семье главная, — довольно кивнула кареглазая.

— Да-да, а теперь, — светловолосая резко перевернула Юлю на спину, — спать.

Кареглазая ошарашено смотрела на Марину. Не будь лицо светловолосой так близко, Юля сострила бы что-нибудь. Теперь же дыхание сбилось, стало рваным, а взгляд вперился в тонкие губы, растянутые в коварной и соблазнительной улыбке.

Кареглазая бессознательно потянулось было к Марине, но та неожиданно легонько оттолкнула Юлю и та обратно упала на подушку.

— Почему-у-у? — насупилась кареглазая.

— Тебе пора спать, — строго заметила светловолосая.

— Я и буду спать! Может, мне одной страшно?

Глядя на то, как возмущается Юля, Марина не смогла скрыть улыбки и, погладив девушку по волосам, произнесла:

— Ты так мило возмущаешься…

— Не мило! Я вообще не милая, а очень даже брутальная и жестокая! У меня авторитет! Меня все должны бояться! А не называть милой!

Марина с подозрением взглянула на раскричавшуюся Юлю и положила руку ей на лоб.

— Температура есть… Впрочем, чему я удивляюсь? — вполголоса пробормотала светловолосая. — Так, безжалостная и жестокая, тебе пора спать.

— Одна не буду! — запротестовала Юля.

— А со мной будешь? — с сарказмом спросила Марина.

Юля закивала как китайский болванчик и полными слез глазами посмотрела на Марину. Разумеется, что светловолосая осталась невозмутима.

— Ну? И что это? Щенячий взгляд? — спросила девушка, а Юля поспешно закивала. — Я не плачу даже на индийских фильмах, что мне твой…

— Пожалуйста… — полным грусти и тоски голосом попросила кареглазая. Она знала, что такому Марина не сможет сопротивляться, и не прогадала.

— Боже, хорошо. Но только спать!.. Теперь отпустишь меня? — мягко поинтересовалась девушка.

— Ты же теперь на мне сидишь, — недовольно буркнула Юля.

— Не нравится? — вскинув одну бровь, Марина наклонилась к самому лицу кареглазой, а затем, видя, как изменяется в лице девушка, встала и пошла переодеваться. — У тебя очень мило меняется выражение лица, авторитет ты мой безжалостный…

— Правда безжалостный! — обиженно крикнула Юля.

Обиженность сразу же смыло, стоило Марине начать раздеваться. С интересом глядя на обнаженную спину светловолосой, Юля взбила подушку и, устроившись поудобнее, стала смотреть дальше.

— Продолжай… — протянула Юля.

Светловолосая тотчас же развернулась и возмутилась, когда увидела, с каким лицом на нее смотрит Юля, попивая при этом сок через трубочку. Спустя минуту-две светловолосая уже выключила свет, отобрала у ребенка сок, за что чуть не получила по голове, потому что «КУДАЗАБИРАЕШЬМОЕГОМАЛЕНЬКОГОЯЖЕЕЩЕНЕДОПИЛАСОК», и устроилась рядом с довольной кареглазой.

— Спокойной ночи, чудо, — Марина легонько дотронулась губами до щеки Юли.

— Я не хочу спать, — буркнула кареглазая.

— Да? А что же ты хочешь? — усмехнулась светловолосая.

Юля не ответила, так что Марина сама додумала, что же возжелала девушка.

— Слушай… — тихо начала Юля, — ты ведь уже поговорила с Кирой, да? Все нормально?

Внутри у Марины что-то предательски дрогнуло, но тотчас же успокоилось, поэтому, собравшись с духом, светловолосая дотронулась до горячей щеки Юли и шепотом произнесла:

— Да, все в порядке.

— Точно?

— Точно.

— Правда?

— Правда.

— Совсем правда?

— Совсем правда.

— Совсем точно?

— Совсем точно.

— Ты уверена?

— Уверена.

— Это твой окончательный ответ?

— Это мой окончательный ответ.

— А в этом ты уверена?

— Я уверена в том, что я могу сломать кому-нибудь нос, — мягко произнесла Марина.

— Мне?

— Нет, блин, себе, — тихо ответила девушка.

На Юлю злиться и раздражаться из-за нее же почему-то у светловолосой не получалось.

Притянув к себе девушку, светловолосая обняла Юлю и все тем же шепотом спросила:

— У тебя что-то с Надоединым? — как Марина не старалась, голос все равно подвел ее. Даже он может дрогнуть в самый ответственный момент.

Юля долго не отвечала, а затем еще тише, чем Марина, произнесла:

— Давай я расскажу тебе все тогда, когда поправлюсь…

— Если я доживу до этого момента, — тихонько рассмеялась девушка.

— Просто знай: у нас с ним ничего нет.

Светловолосая облегченно вздохнула. Еще бы: ведь когда она ждала ответа, вся девушка натянулась как струна. Ожидание всегда дается тяжело, особенно если это ожидание ответа на подобный вопрос.

— Хорошо, — прошептала Марина. — Потом, так потом. Я не настаиваю.

— Спасибо…

— Теперь спать, — в голосе послышались строгие нотки.

— Да, спокойной ночи, — Юля положила голову Марине на плечо и спустя пару минут заснула.

Пробуждение было более чем внезапным, более чем необыкновенным, более чем громким и вообще просто более. В комнату бесшабашным вихрем ворвалась Яна. На девушке была расстегнута рубашка, вернее сказать, не до конца застегнута, наспех натянуты джинсы и с грустью натянут один несчастный розовый носок.

Прямо с порога с самым что ни на есть воодушевленным и решительным выражением лица, Яна простерла руки к просыпающейся Марине и недовольно бурчащей что-то под нос Юле — кареглазая хваталась за уходящий сон руками и ногами, ну, думала, что хваталась именно за сон, а в итоге вышло, что за светловолосую; впрочем, Марина была не особо против.

— Ты одежды по спальне швыряла,

Я рыдал, я молил: — Помолчи! —

Ты в ответ то, как сыч, хохотала,

То, как ведьма, вопила в ночи.

Я смотрю, раскаляясь до дрожи,

Как ты жжешь за собою мосты.

О, как хочется, господи боже,

Обругать тебя хлестче, чем ты!

Вспоминаю, как мы распалялись,

Виноваты, грешны и правы,

Как два носа друг в друга вжимались

В двуединстве сплошной головы.

В середине порочного круга

Две прически, как змеи, сплелись,

Две подушки вцепились друг в друга,

Две рубашки в лохмотья рвались.

А о том, как мы зло целовались,

Не расскажут ни проза, ни стих:

Языки наши в узел связались,

Лишь к утру мы распутали их.

О, как страстно, как жутко дышалось,

Но лишь стих опаляющий шквал,

Двуединство с рычаньем распалось

И в два голоса грянул скандал!

Шел скандал двухэтажно и длинно,

Двуедино, двулико и всласть,

Но ругались твоя половина,

А моя – обнажено тряслась.

Взгляд змеи и ни грамма надежды.

— Ну, прощай! — Ты покровы рвала,

И, швырнув мне ночные одежды,

Ты дневных, уходя, не взяла.

И ушла ты, прихлопнув дверями

Все мольбы. Но я местью дышу.

И о том, что творилось меж нами,

В дикой страсти, глухими ночами,

Я еще и не то расскажу!..

Когда сероглазая закончила с чувством рассказывать стих, и когда Юля подбирала с подушки упавшую челюсть, Марина, поправляя на себе футболку, с невозмутимым выражением лица произнесла:

— И тебе доброе утро, Яна. Вижу, с Аней у вас все наладилось, с чем тебя и поздравляю. Даже представить себе не могу, насколько сильно ты замучила бедное дитя, раз у тебя осталось время на то, чтобы выучить стих.

— Охренеть… — только и смогла выдавить кареглазая, которая наконец-то нашла свою бедную нижнюю челюсть.

— Маринка! — кружась в замысловатом шторме чувств, выдала Яна.

Сероглазая была настолько поглощена обуревавшими ее чувствами, что даже не сразу заметила то, что две девушки лежат в одной постели, а когда заметила, так и застыла посреди комнаты с широко раскрытыми глазами. Впрочем, удивление быстро сменилось самой лукавой и плутоватой улыбкой. Стоило открыть Яне рот, как Марина все с тем же выражением лица перебила ее:

— Не надо ничего язвить.

Яна обиженно сдулась, но обида тотчас же прошла, так как счастливые не могут долго обижаться — если они вообще могут обижаться. Сероглазая радостно шлепнулась на застеленную кровать светловолосой и, взлохматив себе и без того торчавшие в разные стороны волосы, стала рассказывать о том, как прошел Новый год в столовой. Конечно же, когда история дошла до того момента, где Аня пошла в душ, Яна красноречиво замолчала, но весь ее потрепанный вид сказал все за нее.

Так случилось, что почти все зимние каникулы Юля проболела и пролежала в госпитале, который примыкал к школе. Марина заходила каждый день, приносила фрукты, соки и вообще все, что так или иначе хотела кареглазая. Девушке было до жути обидно, что ее каникулы проходят именно так, но это было все же лучше, чем ехать домой, лечиться там и быть вдалеке от Марины. Светловолосая иногда заходила даже не один раз в день, а, бывало, и ночевала в палате у Юли, если ей это удавалось и врачи с медсестрами не замечали ничего.

Когда Юле становилось скучно, ей надоедали фильмы, мультфильмы, книги, игры и прочее, а Марины по каким-то причинам рядом не оказывалось, она засыпала девушку сообщениями. Причем интервал между ними обычно не превышал двадцати секунд. Обычно это было так:

«Привет! Соскучилась?»

«Еще бы ты не соскучилась! Только посмей ответить иначе!»

«А я мандарин ем, муахаха!»

«А тут муха ползает. Ненормальная какая-то!»

«МандаринКо!»

«Ололо, ололо, я водитель НЛО!»

«Марина, я хочу гамбургер!»

«Или не хочу…»

«Слушай, может, хочу?»

«Почему ты молчишь, женщина?!»

Марина не успевала набрать ответ, как приходили новые сообщения:

«Все на Совете своем, да? Совет старейшин!.. А я тут такую крутяцкую штуку нашла: если нажать на кнопочку, которая рядом с моей кроватью находится, то через секунд пятнадцать прибегает дежурный врач! А я притворяюсь спящей. Видишь! Я доказала тебе, что я совсем не милая!»

Светловолосая, которая обычно отключала телефон, когда шло какое-нибудь собрание или совещание, теперь же не могла скрыть улыбки, когда приходило очередное сообщение. Дошло до того, что Марина засмеялась в голос, когда пришло абсолютно бессмысленное, но до одурения родное SMS от скучавшей Юли. Пятнадцать человек устремили на девушку удивленные взгляды, словно не верили, что это смеялась именно Марина, а затем, после небольшой заминки, неуверенно продолжили свое обсуждение.

Когда каникулы стали подходить к концу, Юлю таки выписали, и девушка, довольная как слон, что наконец-то покинула страшное место, решила наверстать все упущенное: потащила Марину в кино, потом облазила с ней весь город, заставила даже на санках покататься — где кареглазая надыбала санки, для Марины осталось тайной за семью печатями.

— Этих каникул как слону дробина, — злилась кареглазая, потому что в ее программе «наверстать упущенное» было еще over 100 пунктов, а каникулы уже подходили к концу: оставалось всего-то два-три дня. — Марина! Мы не успеем сделать все!

— Куда ты так торопишься? Еще вся жизнь впереди — успеем.

— Я хочу успеть больше!

— Знаешь такое: «За двумя зайцами погонишься — ни одного не поймаешь». А у тебя тут целое стадо зайцев…

Юля угрюмо молчала и дулась как шарик.

— Не лопни только, — улыбнулась Марина, ловко уворачиваясь от снежка. — Опять за старое? Только попробуй меня еще раз в сугроб кинуть… Юля… Юля, стой! Не трогай меня!

Разумеется, если что-то запрещаешь человеку, то этого хочется только еще больше. Именно поэтому кареглазая, которая уже было передумала окунать Марину в сугроб, теперь потирала ручки и с плутоватым выражением лица подкрадывалась к светловолосой. Девушка выставила руки вперед, но Юлю это не остановило. Спустя пару минут шуточной драки обе девушки оказались в снегу.

— Я бабочка! — крикнула Юля, разводя в стороны руки и ноги.

— Да, а я морская звезда, — парировала Марина.

— Небо белое… И земля белая… Слушай, а если и небо, и земля белые, то как человек, находящийся, допустим, зимой в поле, поймет, что он именно на земле, а не на небе? Ведь все же белое! Тут и запутаться можно.

— Я думаю, что рядом с этим человеком будет кто-нибудь, кто объяснит ему, где небо, а где земля, — улыбнулась Марина.

— А откуда он знает, чтобы объяснять? — задумалась кареглазая.

— М-м-м… а почему я улыбаюсь, когда вижу тебя? Объясни-ка мне.

— Ты рада меня видеть, — очень скромно ответила Юля.

— А откуда ты знаешь, чтобы так объяснять?

— Ну, тоже мне… сравнила… — буркнула кареглазая, а затем после двух минут молчания, поднялась и став рядом с Мариной, спросила: — А почему ты улыбаешься, когда меня видишь? Я такая смешная, дэ?

Светловолосая загадочно улыбнулась, встала, отряхнулась и, посмотрев в хитро сощуренные карие глаза, шепотом произнесла:

— Потому что ты улыбаешься первая.

— Что?! Да неправда!

— А потом улыбаюсь я, когда вижу твою улыбку.

Юля что-то буркнула в ответ, но буркнула как-то слабенько, видно, очень довольна была ответом Марины. Однако на всякий случай — несомненно, чтобы сохранить авторитет немилой и безжалостной девушки — напустила на себя безразличный ко всему вид. Но стоило Марине взять ее за руку, как авторитет посылался к чертям собачьим…

Каникулы почти подошли к концу. Оставался всего один день, когда и вернулись все те, кто покидал общежитие. Юля наконец-то поздравила с Новым годом тех, кто приехал, вручила им подарки и вообще ходила какая-то подозрительно радостная и возвышенная. Правда, не у всех было такое же настроение, как у кареглазой. Например, у Киры. По одной сероглазой и сексапильной причине Аня пожелала переселиться обратно, а это значило, что Кира переезжает к Ире, то есть, теперь она не будет соседствовать с комнатой Марины. Ира отнеслась ко всему гораздо проще, по крайней мере, внешне. Когда Аня, радостная и счастливая, кинулась обнимать голубоглазую, когда та приехала, рыжая сразу же рассказала о том, что они с Яной помирились. На секунду в голубых глазах отразилось горькое сожаление теперь уже точно неминуемой потери, но затем, поправив очки, Ира улыбнулась и сказала, что все понимает и счастлива за Аню.

Марина, которая возвращалась с очередного собрания, столкнулась с Кирой, которая с угрюмым выражением лица тащила несколько чемоданов. Сухо поздоровавшись и пройдя мимо, девушка собиралась уже зайти в комнату, как услышала:

— Интересный предмет «Астрономия», не так ли?

Рука, которая уже тянулась к ручке двери, замерла в нескольких миллиметрах от нее. Марина спокойно повернулась к Кире и произнесла:

— Мне казалось, мы во всем разобрались.

— И ты так спокойно на все реагируешь… Лучше меня у тебя никого не будет.

Светловолосая ничего не ответила и поспешила зайти в комнату. Настроение стало ни к черту, но стоило Марине увидеть Юлю, как улыбка тронула тонкие губы девушки и вступила в бой с плохим настроением. Кареглазая бросала вызов своей царапине и теперь думала, как лучше подступиться к ней с йодом. Выражение лица было “сама сосредоточенность” — Юля даже не услышала, как в комнату кто-то вошел. И только когда Марина положила руку на плечо девушке, кареглазая вскрикнула и чуть не разлила на себя весь йод.

— А-а-а! Едрена Феня! Троллейбус за рога! А корову за вымя! Ты чо так пугаешь, женщина?! Я чуть не обосса… Короче, напугала ты меня… — нервно дернувшись, произнесла девушка.

Марина, которую столь пылкая и насыщенная речь не тронула, устало присела на кровать рядом с Юлей. Кареглазая подозрительно взглянула на девушку, но потом, поняв, что ее ожидает какой-то серьезный разговор, убрала йод от греха подальше и, смиренно сложив ручки на коленях, подняла глаза на Марину.

— Я в чем-то провинилась, да?

— Что? Нет… нет, Юль, — Марина смотрела в пол. — Послушай, я так не могу. Меня все каникулы мучил один вопрос. После Нового года особенно… Ты сказала мне, что у тебя с Виталиком ничего нет. Но… но ведь не мог же он просто так к тебе лезть? Да и перевелся он к нам во второй четверти.

— А… — протянула Юля. — Так вот, что тебя беспокоит в последнее время… Я могу тебе рассказать, что было. Могу сказать, почему я перевелась из другой школы, если ты хочешь это знать.

— Хочу, — серо-зеленые пристально смотрели в карие.

— Хорошо… тогда слушай. Была такая вот вся из себя девочка Юля. Она как-то запала на препода, а потом выяснилось, что и этот препод к ней неравнодушен. Была и романтика, была почти любоф-моркоф, но потом выяснилось, что этот препод — муж нашего директора. Ну, женщины, конечно же. Не смотри на меня так. Она узнала, что ее муж ей изменяет… вызвали родителей, был скандал. А чо Виталик? Сказал, что ничего не было, а я будто ему чуть ли ни на шею вешалась, собачкой за ним бегала, и вообще… Скотина такая. Показалось потом настоящее лицо этого праведника… Как-то так… Я не умею рассказывать, прости. Но, думаю, смысл тебе ясен.

Марина сидела молча и ничего не комментировала. Однако спустя пару минут тягостного молчания, она все-таки спросила:

— А сейчас он приехал за тобой?

— Да, говорит, мол, что я должна быть с ним и т. д… но меня это как-то не особо трогает.

— И ты…

— Я только твоя.

Эти слова были слишком неожиданными даже для Марины. У светловолосой перехватило дыхание: так сильно подействовали на нее эти слова. Блаженное чувство счастья разлилось внутри девушки, поглощая ее полностью и накрывая с головой. Как порой сильно могут действовать на человека слова.

Не говоря ни слова, Марина притянула к себе Юлю и, наслаждаясь тем, как внутри у нее что-то рушится, а потом взметается вверх, чуть ли не разрывая девушку изнутри, коснулась мягких губ кареглазой. Чувства обуревали все сильнее и сильнее, поэтому детскому поцелую пришлось уступить место страсти. Заведя руки Юли за голову, Марина аккуратно опустила девушку на кровать и, наклонившись к самому уху кареглазой, горячо прошептала:

— Я поговорю с ним и скажу, чтобы больше к тебе не лез… — чуть прикусив мочку уха, проговорила светловолосая, а потом продолжила: — Причем так поговорю, что он к тебе больше подходить не будет…

— Марина, не над…

Девушке попросту не позволили договорить, заставляя замолчать самым приятным в мире образом.

====== Способы сорваться ======

— Юль, — тихонько позвала Марина.

— М-м-м?.. — сонно пробормотала кареглазая и повернулась на другой бок, всем своим видом показывая, что говорить она может, но вставать не собирается ближайшие лет эдак сто.

— Ты спи-спи, я просто хотела попросить у тебя разрешения на то, чтобы я кое-что взяла из твоих вещей. Попользуюсь и верну. Сегодня же. Обещаю, — шепотом произнесла девушка и, дабы расположить к себе сонную Юлю, почухала ее за ушком.

Если бы такое было возможно, кареглазая замурлыкала бы. Заспанная девушка блаженно улыбнулась сквозь рваный сон и, не открывая глаз, сказала, что Марина может брать все, что хочет, в том числе и саму кареглазую. Светловолосая отнеслась к словам девушки философски и попросту поблагодарила ее.

— Все мое — твое… — пробурчала Юля, переставая сражаться со сном.

— Спасибо, чудо, — слегка улыбнулась Марина и, достав из-под кровати Юли какую-то большую коробку, взяла ее за ручку и неслышно, чтобы повторно не будить кареглазую, вынырнула в коридор.

Громкий цокот каблуков отвлек Виталика от работы. Странно, подумал мужчина, кто это может бродить в такой поздний час? Цокот усиливался, что свидетельствовало о том, что обладательница туфлей приближается непосредственно к кабинету преподавателя, и спустя буквально пару секунд в дверь постучались.

«Может, это пришла Юля?» — подумалось Виталику. Мужчина обрадовался, но решил на всякий случай напустить на себя безразличный ко всему вид, подошел к своему столу и, присев, зарылся в бумаги.

— Войдите.

Не отрываясь от кипы «макулатуры», Виталик неторопливо поднялся и, обойдя стол, присел на него. Он решил растянуть сладостный момент удовольствия, когда он поднимет глаза и увидит, что перед ним стоит не кто иной, как Юля. На самом же деле мужчина жестоко ошибался, но решил довериться шестому чувству, которое обманывало его и, прикурив, терпеливо следило за тем, что происходило.

Когда молчание затянулось и уже стало порядком нервировать мужчину — до этого его напрягал шорох со стороны вошедшей, — он все-таки нетерпеливо оторвался от бумаг и произнес:

— Так и будем молча… — но не договорил. — Господи!

— Отличный шанс, чтобы успеть помолиться, — ледяным голосом отозвалась Марина.

Ноги у Виталика задрожали, руки тоже затряслись, сам мужчина покрылся нервной дрожью и вообще, еще немного и его стало бы колотить так, что здание бы заходило ходуном. Бледнея и серея одновременно, Виталик пытался прийти в себя: не каждый поздний вечер тебя навещает одна из самых прилежных учениц школы. С бензопилой.

— Т-ты не сможешь завести эту штучку, детка, — сглотнув, пролепетал мужчина, не сводя испуганных глаз с девушки.

— Почему же? — удивленно спросила Марина таким голосом, будто бы не понимала, почему два плюс два — это четыре. — Вы думаете?

— Я знаю, — уже более уверенным голосом произнес мужчина. Страх постепенно сходил на нет.

«Тх, что я? Девчонки испугался? Смешно!» — усмехнулся своим мыслям Виталик.

Вместо ответа светловолосая мило-премило улыбнулась и поднесла бензопилу прямо к штанам мужчины. Виталик только усмехнулся.

— Хорошая попытка, но, знаешь ли, эту штучку еще завести надо. И — не знаю, где ты ее взяла — ты, повторюсь, не сможешь ее завести.

— Вы уверены? Так, что же я могла забыть… — покачивая головой и делая страдальческое лицо, протянула Марина. — Вроде же ничего не забыла. У Вали позаимствовала и масло для цепи, и бензиновую смесь… Что же еще?

Виталик нервно сглотнул.

— Натяжение цепи проверила…

— Хватит! — нервно рявкнул Виталик.

Но не у одного мужчины нервы были на пределе — у Марины тоже, разве что причины были разные: Виталик понял, что девушка умеет обращаться с бензопилой, а светловолосая просто была зла на Надоедина после того, как Юля рассказала ей правду об учителе.

Бензопила полетела вниз и со всей присущей ей нежностью поцеловала лакированные ботинки мужчины. От неожиданного близкого знакомства ботинок и бензопилы Виталик издал нечеловеческий душераздирающий вопль — а что, посмотрели бы вы на себя со стороны, если вам уронить на ногу бензопилу. В это же мгновение Марина резко выбросила руку вперед и, схватив мужчину за узел галстука, рванула его на себя. От внезапности мужчина заткнулся и престал горланить.

— Слушай сюда, — сквозь стиснутые зубы медленно проговорила Марина. — Хватит трогать Юлю. Чтобы духу твоего возле нее больше не было, ты меня понял? А будешь возникать, мы сюда еще и милицию привлечем. Будет тебе потом статья на лбу выцарапана — уж я-то постараюсь. Если думаешь как-то избежать этого, то зря надеешься.

— Да пошла ты! — мужчина оттолкнул от себя девушку.

Переводя дыхание, он стал ходить взад-вперед и старался успокоиться. Конечно, против него могут дать показания не только Юля с Мариной. Были еще свидетели, а если узнают, что было в той школе, где он работал, то беды точно не миновать. Покусывая от нетерпения и волнения губы, Виталик напряженно думал. Перегнул пару раз палку — теперь расхлебывать. Со злости пнув стол, мужчина сразу согнулся в три погибели и схватился за ногу. Да, это была та самая нога, которая познала все выпуклости и впуклости бензопилы.

— И что ты от меня хочешь? — гневно крикнул мужчина, разведя руки в стороны и полными ненависти глазами смотря на Марину.

Девушка была словно ледяная статуя. Чуть прикрытые сердитые серо-зеленые глаза попросту источали адский холод. Губы были сжаты и в полумраке кабинета походили на одну неровную по толщине линию. Смерив мужчину взглядом, полным все того же арктического холода, Марина медленно, растягивая каждое последующее слово, произнесла:

— Кажется, я уже все сказала.

— И что ты предлагаешь?! Уехать?!

— Мне абсолютно все равно, где ты будешь. Главное — от Юли держись подальше.

— Какого черта ты себе позволяешь?! Я твой учитель! Ты должна обращаться ко мне на «Вы»! — Виталик все еще кипел как чайник. До того момента, пока к нему не наведалась светловолосая, мужчина и не задумывался о возможных последствиях, а теперь искал, как лучше ему выпустить пар.

— Не тебе, — Марина сделала особое ударение на этом слове, — сейчас ставить мне условия. И кому я должна, я всем прощаю.

Виталик все еще продолжал нервно ходить из угла в угол. В итоге он не выдержал и упал на собственное кресло, закрыв лицо руками. Так он просидел минут пять. За это время Марина успела аккуратно и деловито сложить бензопилу обратно в коробку, отправить сообщение Юле и ответить на сообщение Яне. Можно было совершить еще кучу разных и важных дел, но мужчина пошевелился в кресле, дав о себе знать, что он еще жив, и явил Марине свой антипатичный лик.

— Слушай, я ради нее сюда приехал. И я не собираюсь просто так взять и уехать обратно, — зло выдавил мужчина.

— Опоздал на поезд. Она тебя знать не желает и несколько раз, насколько мне известно, совершенно ясно это показала. Мне плевать, будешь ты тут оставаться или нет, но к Юле ты больше не посмеешь прикоснуться, иначе…

— Да понял я! — перебил девушку Виталик.

Марина вздернула одну бровь и склонила голову набок.

— Понял, сказал же, — прошипел мужчина. — А что ж она сама-то не пришла, а?

— Наивно полагала, что ты просто так от нее отцепишься, если тебя попросту игнорировать и посылать ко всем чертям. Я не она — такого терпеть не буду. Надо будет — воспользуюсь связями родителей, а уж потом ты точно не отвертишься.

Виталик молчал и прожигающим взглядом смотрел на Марину. В тот момент мужчина больше всего хотел придушить девушку, но понимал, что это не выход. Нервно облизав пересохшие губы, он опять стал скакать глазами по кабинету, словно этим надеясь как-то помочь себе найти правильное решение. В конце концов, он произнес:

— Хорошо. Я не буду больше трогать Юлю.

— Вот и чудно, — Марина обворожительно улыбнулась.

— Как я могу тебе поверить, что после этого ты не сдашь меня? — мужчина подскочил с кресла и напряженно всматривался в лицо девушки.

— Юля не хочет видеть тебя за решеткой, — пожала плечами девушка.

— Тогда…

— А вот я бы не отказалась от такого зрелища, — холодно перебила мужчину девушка и направилась к двери.

Виталик замолчал, но даже светловолосой было слышно, о чем он думает и как натянуто скрипят его извилины.

— Ир, — хлюпая носом, протянула Юля. — А, Ир?

— Что такое? — улыбнулась голубоглазая.

— Зачем тебе столько книг? — таща огромный пакет с детьми издательской продукции, спросила Юля. — Неужели ты их так быстро проглатываешь?

Ира, в руках у которой было по такому же пакету, как у кареглазой, остановилась посреди заснеженной тропинки и задумчиво посмотрела вдаль. Казалось, на столь простой вопрос можно легко найти ответ, но девушка отчего-то долго стояла молча и ничего не отвечала Юле. Кареглазая, пальцы ног которой уже задубели и, наверное, покрылись ледяной коркой, прыгала поочередно на каждой ноге, пытаясь этим самым согреться. Когда что-то сомнительно хрустнуло, Юля помолилась, лишь бы это был не палец.

— Свободное время нужно чем-то занимать, — начала Ира, все еще пребывая в глубокой задумчивости.

— Это, конечно, хорошо, но зачем все-таки столько книг? — теперь Юля пыталась зубами достать до свисающей с ветки сосульки. Девушке не хватало еще нескольких сантиметров, но кареглазая не отчаивалась и вовсю лязгала челюстями.

— Чтобы не думать, — с горькой улыбкой пояснила Ира.

— О чем?

— Просто не думать.

— Черт, прости… — до Юли таки дошел смысл слов голубоглазой.

Девушка перестала пытаться дотянуться до сосульки и теперь виновато смотрела на Иру. Голубые глаза с глубокой печалью смотрели вперед, но Ира все равно ничего не видела, вернее, не замечала или не хотела замечать. Глубоко вздохнув, девушка повернулась к кареглазой и с улыбкой произнесла:

— Спасибо, что сходила со мной в книжный. С меня книга, это точно.

— Да ладно тебе, чего уж там… а какая книга?

Да, в этом была вся Юля. Ну, зато прогресс был на лицо: раньше девушка вообще без зазрения совести сказала бы: «А почему только книга?» — зато сейчас уже была предпринята попытка, если не отказаться от книги, то хотя бы сделать вид, что отказывается. Марина бы оценила, да только светловолосая опять находилась в комнате Совета Шестнадцати.

— А какую хочешь? — уже искренне улыбнулась Ира.

— У тебя их столько, что я даже не знаю. Теряюсь как-то… — задумчиво протянула кареглазая. — Может, у тебя есть что-то типа… Не знаю. Что-нибудь полезное, а?

— Словарь, что ли?

— Думаешь, у меня маленький словарный запас? — обиженно надулась Юля.

— Нет, что ты, — засмеялась Ира, глядя на выражение лица подруги.

— Дай мне любую тему — я тебе такой монолог закручу, что ты прям… прям…

— Прям?..

— Прям удивишься! — с важнецким выражением лица произнесла Юля.

— Выбери уж сама тему, а я послушаю, — с интересом произнесла Ира, в душе благодарная Юле за то, что кареглазая уводила ее куда подальше от грызущих мыслей.

— Так неправильно! — возмутила Юля. — Если я сама выберу тему, то как же, позволь спросить, я смогу тебе доказать то, что мой словарный запас ого-го какой? Ведь я же могу разговориться о том, что знаю лучше всего на свете.

— Ладно-ладно, — улыбнулась голубоглазая. — Давай… про состояние человека, который отчаялся и ничего не предпринимает для того, чтобы это как-то исправить?

— Уверена, что именно это? — удивилась Юля.

— Порази меня. Задвинь умопомрачительный монолог, — довольно произнесла Ира, наблюдая за реакцией кареглазой.

— Отлично! Я смогу! — уверенно начала Юля. — Итак… Пустяковая на самом деле тема… Человек, который отчаялся и который ничего не хочет изменять в своей жизни, чтобы она стала лучше, не живет, а уже умирает. Этакий живой мертвец — прошу обратить внимание, не зомби. Просто так человек не может умирать: происходит постепенное разложение личности. Если душа уже давно прогнила, то процесс только ускоряется. Можно даже предположить, что такой человек проходит несколько стадий: стадия отвращения к себе и к окружающим людям, стадия ненависти, потом идет стадия аморальности — ведь человека уже никакие моральные ценности и нравственные нормы не сдерживают. Последней идет стадия бездушья, когда человек ничего не испытывает ни к себе, ни к окружающим его людям. Исходя из всего этого, он не может контролировать процесс, так как превосходящая его силы мощь бездушья не позволяет сконцентрироваться на чем-то или контролировать что-то. Бездушье еще ладно, но когда наступает осознание того, что человек делает, он либо сходит с ума, либо восстанавливается.

— То есть существует шанс, что человек реабилитируется самостоятельно?

— Если бы я запомнила сейчас все то, что я сказала, я бы смогла ответить на твой вопрос, — честно призналась Юля.

— В этом вся ты… И откуда такие познания? Уж вряд ли просто сама додумалась, — произнесла Ира. — Не отвечай, это так, мысли вслух. Так и быть, признаю, что говорить ты можешь много… но вот только по делу ли? — улыбнулась девушка.

— Ай, ну тебя! — буркнула Юля.

— Боже, еще подниматься на четыре этажа… я не переживу.

Юля с Ирой еле-еле дотащились со всеми пакетами до общежития. Тащиться полчаса по снегу — в горку и с горки — стало для кареглазой испытанием. Впрочем, девушку больше волновали сейчас четыре вопроса: как подняться на четвертый этаж, как быстрее согреть нос и ноги, где еда и где Марина. Причем вопрос о еде явно просился первым на рассмотрение — об этом свидетельствовал ужасающий рев желудка.

— Устала? Ты и так мне помогла. Дальше я сама, спасибо, — улыбнулась Ира, еле протягивая руку к пакету Юли.

— Щас! Размечталась! — окрысилась девушка и щелкнула зубами, словно показывая этим, что еще одно движение в сторону пакета — и Юля откусит кому-то руку. — Да эта несчастная лестница просто-напросто бросает мне вызов! Ха! Я не боюсь тебя, лестничный пролет! Я тебя сделаю! Ты у меня еще попляшешь! Да ты не знаешь, с кем связался!

И с этими словами, воодушевляя саму себя, Юля забрала у опешившей Иры все пакеты с книгами и с воинственным рычанием рванула вверх. Голубоглазая сперва стояла, будто громом пораженная, а потом побежала вслед за Юлей. Нашла она кареглазую распластавшейся на полу. Все пакеты с книгами были аккуратно составлены возле двери комнаты Иры.

Присев на корточки рядом с поверженной Юлей, девушка осторожно перевернула кареглазую на спину. Юля высунула язык и пыталась нормально дышать.

— Слушай… Подними мою руку, а то я не могу — сил нет…

Ира послушно подняла вверх руку Юли. Кареглазая скосила взгляд на лестницу и сложила фигуру из трех пальцев, а затем крикнула, обращаясь, ну, разумеется, к лестнице:

— Я тебя сделала, сучка!..

Голубоглазая прыснула со смеху.

— Помощник, е-мае… Чудо ты. Давай отнесу тебя в комнату?

— Я встану сама! Я могу! Я вообще все могу! Энерджайзер столько работать не может, сколько я могу!

И в доказательство этих слов девушка подскочила на ноги и стала отплясывать какой-то сумасшедший танец племени Амнепох. Ира остановила пляшущую девушку и на всякий случай приложила ладонь к ее лбу. Температуры у кареглазой не оказалось, и Ира облегченно вздохнула, списав бесшабашные пляски своей подруги на не совсем здоровую психику.

— Какого х… Тут что, стадо слонов пробежало? — из комнаты Иры выглянула недовольная Кира. Увидев, кто стоит рядом с ее новой соседкой по комнате, девушка резко изменилась в лице. — Что-то надо?

— Шоколада! — настроение Юле мог сейчас испортить разве что сожравший ее брахиозавр. Так думала сама кареглазая, но потом вспомнила, что брахиозавр не ест мясо, да и вообще он уже не существует. — Слава богу, что у тебя нет динозавров, а то, если бы меня съели, мне было бы грустно…

— Что?.. — непонимающе протянула Кира, пытаясь понять, к чему была фраза про динозавров.

— Котик! — кто-то набросился на Юлю с обнимашками.

Юля всегда была человеком неординарным, потому и посчитала, что это не Яна кинулась ее обнимать, а гипсилофодон намеревается ее схватить и утащить куда-нибудь.

— Пусти меня, динозавр!

От неожиданности Яна и правда выпустила из объятий девушку. Все-таки для сероглазой было удивительным то, что ее назвали динозавром.

— А, ничего страшного. Гипсилофодон тоже не хищник… Но зато он самый быстроногий вегетарианец! Я попала… Не съест, так убьет за что-нибудь… Ир, передай Марине, что я люб…

— Тише, маленький, все будет хорошо, — поглаживая Юлю по голове, хрипло шептала Яна.

Каким загадочным образом сероглазая опять оказалась рядом с Юлей и обнимала ее, никто не знал. Как-то это прошло мимо всех. Обращаясь словно с маленьким напуганным ребенком, Яна пыталась успокоить Юлю, которой казалось, что ее хотят убить динозавры. На помощь сероглазой пришел Арчибальд: он сполз с головы и, прокравшись по руке девушки, забрался на голову к Юле, а затем, свесив переднюю лапу, дал кареглазой по носу, а потом властно мяукнул:

— Мяу-мяу!

Юля перестала вырываться и нести всякий бред, а лишь устремила взор на стенку и произнесла:

— А-а-а… Мяу-мяу мяу?

— Мяу, — кивнул Арчибальд и для убедительности укусил Яну за палец, когда она пыталась стащить его с головы Юли.

— Ладно, мне пора. Спасибо тебе еще раз, — Ира улыбнулась Юле и, протиснувшись с пакетами между дверью и Кирой, пробралась внутрь своей комнаты. Как ни крути, а голубоглазой было все-таки тягостно находиться рядом с Яной.

— Да не за что! — запоздало отозвалась девушка.

Кира все еще испепеляюще смотрела на Юлю. Кареглазая, стащив со своей головы Арчибальда, протянула его Яне и зашипела на Киру. Девушка фыркнула и, не сказав ни слова, удалилась. Юля победоносно кивнула.

— Ты куда сейчас? — спросила Яна, водрузив на голову Арчи.

— А есть предложение?

— В гостиной никого нет, — двусмысленно улыбаясь, загадочным голосом произнесла сероглазая и, не выдержав, засмеялась. — Я просто как раз туда иду. Аня на дополнительных торчит. Не знаю, зачем ей это нужно — она и так слишком умная.

— Боишься, что интеллектом задавит? — съязвила Юля.

— Не то слово! Ну, так как? Пойдешь со мной? Составишь компанию одинокой девушке и не менее одинокому коту?

— Ладно, пошли. Что с тебя взять…

Пока Арчибальд играл на диване с клубком, который притащила с собой Яна, девушки разговорились по душам. Конечно, сначала разговор был ни о чем, а потом, как это обычно бывает, все скатилось к историям из жизни.

— Слушай… — внезапно остановила свой рассказ Яна.

— А я что делала все эти полтора часа? — съехидничала Юля.

— Мне Марина не рассказывала, конечно… — хрипотца в голосе свелась на шепот.

Яна наклонилась поближе к Юле. Кареглазую такое положение вещей не устраивало, и она попыталась отодвинуться. Это ей не удалось, так как иначе она раздавила бы Арчи. Пришлось терпеть так близко наклоненное к ней лицо сероглазой с коварной ухмылочкой.

— О чем?

— Ну, у вас же было… — пытаясь сдержать вырывающийся наружу смех — уж больно забавное лицо было в тот момент у Юли, полное недоверия и, что важнее, непонимания, — хрипло спросила Яна, наклоняясь еще ближе.

— Слушай. Че так ты нависаешь надо мной?

— Не увиливай.

— Да о чем ты вообще?

— Да вы просто ангелы, — с лукавой усмешкой протянула Яна.

— Хочешь что-то спросить — задай вопрос прямо, а то я не понимаю.

— Все-то ты понимаешь, котик…

Минута молчания, сопровождавшаяся неторопливо текущей куда-то тишиной, была разорвана в клочья негодующими восклицаниями Юли и заливистым хохотом удирающей от кареглазой Яны. Да, до Юли таки дошло, о чем же хотела узнать сероглазая.

Когда Яна остановилась, переводя дыхание, она произнесла:

— Ладно еще ты… Маринка-то чего тупит?

— Кто-кто, прости, тупит? — знакомый голос заставил обеих девушек повернуться.

На пороге стояла Марина и заинтересованно смотрела на Яну с Юлей. Арчибальд притих, предварительно смотав все нитки обратно в клубок, положив клубок сероглазой в карман, чихнув и извинившись за это, дописав диссертацию по правильному обращению с животными и свернувшись калачиком на диване.

— Мандаринушка пришла! — Яна бросилась с обнимашками к светловолосой.

Та ее продинамила, а затем, намеренно растягивая определенные слова, облокотилась на косяк двери, тихо произнесла, обращаясь непосредственно к Юле:

— Кому-то чего-то не хватает?

Юля открыла рот, чтобы возмутиться, но оттуда по какой-то причине не вылетело и звука. Негодование утонуло в тишине и так и не было услышано никем, из-за чего Юля и расстроилась бы, да только мысли уже были заняты другим.

— Котик, бери все в свои лапки. Да пребудет с тобой сила! Да уйдет от тебя сон! — хохотнула Яна и, уже обращаясь к Марине, добавила:

— Ты не отпилила кое-кому бензопилой одно место?

— Какой бензопилой? Какое место? Кому отпилила? — оживилась Юля, переводя взгляд с Яны на Марину и наоборот.

— Я у тебя просила как-то один предмет… ты согласилась. Я обещала его вернуть в тот же день, я и вернула, — начала уходить от ответа Марина.

— Где ты была? — удивленно взглянув на светловолосую, спросила девушка.

— Оу… Горячо что-то стало… — протянула Яна и, взяв Арчибальда, добавила: — Мы пойдем, а то тут что-то жарковато… Котик, до скорых. Марина, покеда.

И с этими словами сероглазая юркнула к двери, просочилась рядом с Мариной и смылась в неизвестном направлении.

Так как в гостиной было еще несколько людей, которые не без интереса наблюдали за разворачивающейся картиной, кареглазая нетерпеливо схватила Марину за руку и, не дав девушке сказать и слова, что было впервые, потащила ее в комнату — все-таки это было лучшим местом для разговоров, нежели гостиная.

Закрыв за собой дверь на ключ, Юля скрестила на груди руки и посмотрела на Марину так, словно ждала от нее подробнейшего отчета в том, где она была с бензопилой, почему она была с бензопилой и кому она угрожала этой самой бензопилой.

Первый раз светловолосая видела Юлю настолько решительной и серьезной. Видимо, кареглазая начала догадываться, к кому и с какой целью ходила Марина с ее подарком. Поняв, что отвертеться не удастся — девушка хотела, чтобы это либо осталось в тайне, либо всплыло наружу как можно позднее, — Марина вздохнула и спокойным голосом произнесла:

— Я ходила к Надоедину.

— Зачем? Марина!

Юля вскинула руки, а потом, закрыв ими лицо, стала мотать головой из стороны в сторону. Марина скучающим взглядом бродила по комнате, ожидая, когда Юля хоть чуть-чуть успокоится. Однако кареглазая не успокоилась.

— Я же не просила!

— Я знаю, я сама пошла, — пожала плечами Марина.

— Он же чокнутый! Кто знал, что он мог с тобой сделать! — взволнованно выдала кареглазая, полными изумления глазами смотря в чуть прикрытые серо-зеленые.

— У меня была с собой бензопила, — чуть возмущенно отозвалась светловолосая.

— Какая на хрен бензопила?! Кто так вообще такие вопросы решает? — взъелась девушка.

— Послушай, я ради кого это сделала? Ради себя? Нет! Ради тебя, дубина! — теперь уже начинала злиться и Марина. — Сдался мне этот Надоедин! Да плевать! Я не хочу, чтобы он вообще как-то фигурировал в твоей жизни! Ты — моя!

Юлю на секунду переклинило от таких слов, но потом девушка вспомнила, что и сама уже была на взводе, поэтому, стиснув кулаки, она на повышенных тонах продолжила:

— Ты не должна была к нему ходить!

— А он не должен был к тебе прикасаться тогда!

— Ну, извините! — огрызнулась Юля. — А то ж я специально притворилась больной, попросила Киру прийти сюда, сделать так, чтобы ты пошла с ней разговаривать, а в это время я позвала бы сюда Виталика, чтобы он пришел и…

Юля осеклась и угрюмо замолчала, гневно смотря в серо-зеленые глаза, в которых уже начинала клокотать настоящая злость из-за того, что кто-то не понимал, что все было сделано только лишь ради него.

— И что? М? — Марина уже еле сдерживалась. Надо было дать выход эмоциям, иначе они разорвали бы на куски. — Ну? Я жду! Что же ты молчишь? Язык проглотила?

— Еще одно слово… — угрожающе прошептала Юля.

— И что? Да ничего не…

Юля быстро подалась вперед. От мгновенно сбившегося дыхания из-за внезапного действия кареглазой, девушка грубо притянула к себе светловолосую и, резко запустив руку в волосы, впилась в мягкие губы Марины неистовым поцелуем. Было что-то жестокое в этом действии, но староста не оттолкнула от себя девушку, отвечая на поцелуй не менее страстно.

Все-таки выход эмоциям: и ярости, и гневу, и раздражению — нашелся весьма неплохой, а, главное, эффективный. Ни грамма отрицательных чувств после и уйма положительных во время.

Юля, которая злилась больше, чем Марина, особо не церемонясь с пуговицами на рубашке светловолосой, просто рванула рукой вниз, благодаря чему на пол небольшим дождиком посыпались бедные пуговицы.

— Ты мне за это ответишь, — сквозь стиснутые зубы горячо прошептала Марина.

— Разумеется, — хриплым голосом отозвалась Юля, вновь и вновь сливаясь с девушкой в безумном и страстном поцелуе.

Каким образом светловолосая оказалась на столе, она не помнила. В памяти на миг всплыло несколько образов: разбросанные по комнате вещи, которые были нещадно сметены на пол легким и резким движением нетерпеливой руки, Юля, которая раз за разом оставляла на обнаженной шее светловолосой багровые напоминания о себе.

А затем, приблизившись к самому уху, кареглазая лукаво улыбнулась и с нарастающим жаром прошептала:

— Держись за стол…

Марина не смогла сдержать коварной улыбки и, посмотрев в уже затуманенные карие глаза, осторожно и аккуратно притянула к себе пылающую страстью Юлю. Медленно наклонившись прямо к самому лицу кареглазой, девушка намеренно не позволяла ей поцеловать себя, что ужасно злило Юлю и распаляло ее еще больше. Тем не менее кареглазая слушалась каждого движения Марины и сдерживала свое неуемное желание — лишь в карих глазах плясало одурманивающее возбуждение.

Проведя пальцами по чуть приоткрытым губам, девушка медленно наклонилась к уху и, дотронувшись кончиком языка до мочки, чем вызвала у Юли бурю неописуемых эмоций, тихо произнесла:

— Тшш… Загорелась она… Пусти меня… Ты же не хочешь, чтобы первый раз был именно таким…

Чуть ли не скалясь от злости и из-за того, что Марина медленно слезла со стола, Юля пристально следила за каждым движением девушки. Светловолосая не переставала лукаво улыбаться и, погасив в комнате свет, все так же неторопливо подошла к Юле. Глаза еще не успели привыкнуть к темноте, но девушка все-таки смогла немного различать то, что творилось у нее перед носом.

Марина нежно дотронулась до щеки Юли — сердце мгновенно пропустило несколько ударов, а затем рваным темпом пыталось восстановить свой ритм. От страсти люди всегда теряют голову, опрометчиво кидаясь с головой в горячий омут, но все равно желанней нежность, ибо ее нельзя ни имитировать, ни создать что-то похожее на нее. Трепетная, она всегда будет цениться больше всепоглощающей страсти. В то время как жар будет заставлять кровь кипеть и лихорадочно носиться по организму, нежность будет не опалять и обжигать — порой и до боли, — а согревать.

Тонкие чуть приоткрытые губы Марины ласково дотронулись до щеки Юли. У кареглазой перехватило дыхание — только уже не от необузданного и частично животного желания, какое было поначалу, а от приятно взволновавшей волны необъяснимых чувств, в которых кареглазая добровольно тонула и наслаждалась этим.

Ноги предательски подкашивались, поэтому Марина, обняв Юлю за талию, медленным шагом направилась в сторону близстоящей кровати — неважно чьей. Небольшой толчок в грудь — и у Юли подкосились ноги. Девушка рухнула на постель.

Не позволяя кареглазой прийти в себя, Марина тотчас же накрыла губы Юли ласковым поцелуем, заставляя девушку податься вперед, чтобы получить больше. Легкое касание губ не смогло бы удовлетворить кареглазую, и, словно почувствовав это, светловолосая позволила одурманивающим вихрем ворваться на сцену недетскому поцелую. Проведя кончиком языка по Юлиным губам, Марина заставляла кареглазую все больше и больше выгибаться ей навстречу. Словно играя и не позволяя большего, светловолосая каждый раз отстранялась, стоило Юле стать настойчивее. Целуя девушку, кареглазая чувствовала, что Марина улыбается, и это еще больше разжигало кареглазую, заставляя приподниматься на локтях и тянуться к желанным мягким губам.

Притянув к себе девушку, Марина с легкостью избавилась от Юлиной футболки и любимого кареглазой нагрудника и отправила их в дальний полет по комнате. Пользуясь моментом, светловолосая кончиками пальцев, словно опытный музыкант водил смычком по родным и любимым струнам, нежно, едва касаясь смуглой кожи, провела по обнаженной спине Юли. И вновь не позволяя кареглазой перехватить инициативу, уложила девушку на подушки и припала к жаждущим большего губам Юли. Кареглазая, от которой наконец-то не ускользали столь желанные губы, с какой-то необыкновенной остервенелостью впилась в них.

Тонкие пальцы Марины бродили по полуобнаженному телу девушки, заставляя мимолетными прикосновениями выгибаться навстречу светловолосой. Дурманящие, невесомые, но невероятно чувственные прикосновения сводили с ума. Разум уехал к бабушке, не оставив и записки.

Спускаясь к ключице, Марина оставляла за собой дорожку из нежных поцелуев, но в какой-то момент не удержалась сама и, позволив себе чуть-чуть сорваться раньше времени, оставила на смуглой коже яркий багровый след. Не обделяя вниманием ни одного сантиметра разгоряченного тела, светловолосая постепенно спустилась к груди и, проведя кончиком языка по затвердевшей бусине, заставила-таки Юлю издать первый полувсхлип-полустон. Услышав его, Марине все труднее и труднее становилось сдерживать себя, но бросаться очертя голову в сладостную пропасть безрассудства и блажи девушка не спешила — желала растянуть прелюдию.

Оставляя где-то легкие, а где-то напористые поцелуи на животе, Марина вернулась к пересохшим губам Юли и, проведя кончиками пальцев по бокам, вновь заставила кареглазую выгнуться дугой ей навстречу, а затем жарко, но вместе с тем с необыкновенной нежностью выдохнула в едва приоткрытые губы:

— Я люблю тебя…

Все то, что чувствовала Юля до этого момента, показалось лишь цветочками по сравнению с тем, какая лавина чувств тотчас же накрыла девушку. Невероятная радость и необъятное счастье заглушали весь остальной хор эмоций. Притянув к себе за шею Марину, Юля, улыбаясь, со всей нежностью бережно целовала горячие губы девушки.

В конце концов, не выдержав, светловолосая избавила девушку от последних предметов гардероба и, на мгновение замерев, медленно провела кончиками пальцев по внутренней стороне бедра Юли. Кареглазая слегка сжала плечи Марины и прикусила губу. Дразнящими движениями водя кончиками пальцев по низу живота, светловолосая заставляла Юлю чуть ли не рычать из-за столь долгой прелюдии. Помучив девушку еще немного, светловолосая накрыла губы Юли поцелуем, чтобы именно таким образом услышать и в какой-то степени даже почувствовать первый стон девушки. И без того сбивчивое дыхание Юли внезапно разорвалось на части, стоило девушке почувствовать внутри себя первый резкий, но одновременно нежный толчок — Марина получила полноценный стон. Что-то пленительно-обжигающее разлилось внутри у Юли, заставив кареглазую впиться ногтями в спину светловолосой. Танец пальцев внутри девушки заставлял ее стонать уже в голос, ибо сдерживаться уже было невозможно. Непрекращающиеся волны сладостного наслаждения вновь и вновь поглощали Юлю, вынуждая девушку впиваться ногтями в обнаженную спину Марины и, оставляя на ней красноватые царапины, заставлять светловолосую чуть прикусывать губы из-за забирающей последние остатки здравого смысла когтистой боли.

В неярком свете два тела сплелись в одно, и невозможно было различить, где кто. Скорость возросла, все быстрее и быстрее вознося Юлю к самому опьяняющему пику наслаждения. Двигаясь в заводящем и чарующем ритме, кареглазая до крови прикусила губу. От внезапного бессилия перед экстазом Юля, выгибаясь навстречу последним самым умопомрачительным и приятным волнам наслаждения, не выдерживая настолько сладкой муки, сорвалась в неистовом безумии, почувствовала, как ее захватывает с головой и, издав полный наслаждения возглас, устало опустилась на подушки.

Поцеловав пересохшие губы кареглазой, Марина почувствовала на своих губах металлический привкус крови и покачала головой, а затем, прислонившись лбом ко лбу Юли, тихо произнесла:

— Ну, вот зачем до крови губы кусать надо было…

— Я же не могла… ну… блин, мы же не одни. Аня с Яной в соседней комнате… Неудобно как-то получается, — хриплым шепотом говорила Юля.

— Дубина ты моя любимая…

— Ну, хоть любимая дубина. И то радует, — счастливо улыбнулась кареглазая, отвечая на нежный поцелуй светловолосой. — Ручка не устала? — конечно, Юля была бы не Юля, если бы не спросила именно это. — Отдохнуть не хочешь? И избавиться от всех этих ненужных кусков ткани бы не помешало…

— Судя по звукам, это котик, — авторитетно заявила Яна.

— Хватит подслушивать! — негодующе воскликнула Аня, пытаясь оттащить лукаво улыбающуюся сероглазую от двери комнаты Юли и Марины. — Это не твое дело, чем они там занимаются! Может, они куличики лепят?

— Я б с такими ахами и охами тоже бы куличики с кое-кем полепила бы, — обворожительно улыбнулась Яна, притягивая к себе Аню.

— Мы в коридоре!

— Слушай, мы тут в отличие от некоторых просто обнимаемся! — возмутилась Яна.

— В отличие от кого?

Откуда рядом с комнатой старосты и Юли возникла Кира, никто не понял. Впрочем, это мало кого интересовало, особенно кареглазую с Мариной. Задумчиво почесывая затылок, Яна долго соображала, как бы популярно объяснить Кире, чтобы она так минимально шла или лесом, или в свою комнату.

— Ну… мы с Аней обнимаемся…

— Это я и так вижу. А эти, — кивок и несколько быстрых шагов в сторону двери, — чем там занимаются?

Яна оказалась быстрее и проворнее, так что ей удалось перегородить путь Кире.

— Не надо им мешать, Кир.

— Что они там… — прислушиваясь, начала говорить Кира.

— Кино смотрят громко, — мило улыбнувшись, мелодично протянула Аня.

— Какое еще кино?

— Немецкое, — хохотнула Яна.

Намек и так был недвусмысленный, так что Кира, скрежеща зубами, развернулась и поспешила прочь.

====== Последняя попытка ======

Шло время. Зима постепенно упаковывала чемоданы, грустно вздыхала, но не прекращала предпринимать коварные попытки по убийству весны или хотя бы ее отсрочке. В результате этих кровопролитных войн — вернее, не кровопролитных, а снегодождепролитных или же просто хренпоймичтопролитных — погода стояла достаточно мерзопакостная, противненькая, но все-таки все было не так уж и плохо, ведь иногда выглядывало солнце и криво стреляло по головам учениц пьяными, а потому и косыми бледными лучами.

Жизнь била ключом по морде лица, поэтому Юля постоянно носилась по общежитию, школе, стадиону, острову — в общем, везде, где только можно и нельзя было носиться радостному человеку. У кареглазой постоянно было безумное и вдохновленное настроение, поэтому застать ее грустной было практически нереально, что очень бесило Киру. Девушка не раз уже предпринимала попытки рассорить Марину и Юлю, но ни одна из них по каким-то туманным причинам не удалась. То ли Кира плохо старалась, то ли моменты были неподходящие, то ли еще что-то мешало — девушка не знала. На самом деле ответ был до одурения прост и ясен как оторванная рука — ведь невозможно не заметить, что у кого-то драконом или девственницей отгрызена / оторвана конечность. И этот ответ заключался всего лишь в одном корне слова. «Люб». Влюбиться, влюбляться, полюбить, любить — вот и весь ответ, который пролетал у Киры перед глазами несколько раз за день, но девушка была настолько слепа, что не могла его увидеть.

Первая неудачная попытка выпала на четырнадцатое февраля. Устроив погребальный костер, дровишками которого стали подарки Юли, которые девушка собиралась вручить Марине, а некоторые, по традиции, друзьям, Кира злобно хохотала и выплясывала шаманские танцы. Возможно, она даже пыталась вызвать какого-нибудь демона, но это ей не удалось. Все-таки обмазываться красной краской, нацеплять на себя юбку из листьев пальмы — никто не знал, откуда взялись эти листья, — прыгать по комнате как обезьяна и кричать нечеловеческим голосом какие-то проклятья было как-то неразумно. Особенно если учесть то, что весь этот сомнительный ритуал и вызов демона происходил непосредственно в комнате.

Когда Ира открыла дверь, а на нее сразу же повалил дым, голубоглазая пожалела о том дне, когда согласилась, чтобы к ней в комнату переселили Киру. Впрочем, девушка тотчас же ринулась спасать непутевую Киру, так как та чуть ли не задохнулась в комнате — разумеется, форточку никто открыть не догадался, пока это не сделала Ира. В общем, четырнадцатое февраля прошло дымно.

Юля везде искала свои подарки, но так их и не нашла. Впрочем, девушка не особо расстроилась. Взяв красную ленточку, она шустренько сделала бантик, прицепила его к своей гриве и, дождавшись, пока Марина вернется из школы, шумно выпорхнула из ванной в одном нижнем белье и под громкий стук Марининой челюсти о пол томным голосом произнесла:

— Я дарю тебе себя.

Марина, конечно же, очень даже оценила сюрприз, так что инцидент с пропажей подарков Юли был кареглазой благополучно забыт в неистовом времяпрепровождении.

Вторая, третья, четвертая, десятая, сотая — в общем, все попытки Киры были неудачными, неважными да и попросту глупыми. Девушка вконец обозлилась: все-таки был уже апрель месяц, а Юля с Мариной, судя по их счастливому и влюбленному виду, расставаться не собирались в ближайшую вечность. Скрипя зубами от досады и злости, Кира решила взяться за дело серьезно. Будучи человеком эгоистичным, она решила пойти по пути «либо мне, либо никому». Понятно было, что Марина к девушке вряд ли вернется, поэтому Кира решила просто испортить жизнь Юле, так как именно из-за нее, как считала девушка, все и произошло. Винить во всем другого человека, тем более того, кто счастлив тем, что было когда-то у тебя, проще простого. Именно на них и валятся все шишки, да вот только счастливым наплевать.

Месть и злость порой могут приобретать такие масштабы, что при их виде невольно отвисает челюсть, и человек начинает задумываться о том, насколько сильно нужно кого-то ненавидеть, чтобы иметь желание и силы провернуть такое дело. Так было и в случае Киры. Найдя необходимых ей людей и получив кое-какую информацию, девушка недобро усмехнулась и на ее лице заиграла торжествующая улыбка. Пировать, конечно, было еще рано, но нарастающее возбуждение просто поглощало — настолько сильно девушке не терпелось воплотить в жизнь еще один ядовитый план.

Хмуря лоб, Виталик проверял контрольные работы. Когда очередь дошла до тетради Марины, мужчина хотел позлорадствовать и поставить какую-нибудь низкую оценку, но потом понял, что это было бы слишком глупо и по-детски. Скрепя сердце он поставил девушке отлично — правильно решенная контрольная была написана идеальным почерком, придраться к чему-то было попросту невозможно.

— Чертова девка с бензопилой…

В дверь спокойно и уверенно постучались.

— Кого там черт принес? — раздраженно крикнул Виталик.

Мужчина был в самом дрянном расположении духа, поэтому не сдерживал себя в словах.

— Добрый вечер, — Кира тихо прикрыла за собой дверь и приторно улыбнулась преподавателю.

На миг Виталику показалась, что к нему зашла Юля. Сходство силуэта с силуэтом кареглазой было поразительным. Но стоило Кире выйти на свет, как улыбка тотчас же исчезла с лица мужчины, даже не оставив о себе хоть какого-нибудь мало-мальски слабого напоминания.

— Вы что-то хотели? — спокойным голосом спросил преподаватель.

— Да, — ядовито улыбнулась Кира. — Хотела.

Девушка достала из сумки какой-то сверток и бросила на стол преподавателю.

— Что это? — подозрительно спросил Виталик.

— Я думаю, Вам будет любопытно заглянуть туда. И как только Вы это сделаете, я сразу же перейду к цели моего визита.

Хмыкнув, мужчина лениво и чуть раздраженно потянулся за свертком. Развернув его и достав все то, что лежало в нем, Виталик побледнел, а затем резко перевел взгляд на довольно ухмылявшуюся Киру и, сдерживая холодную ярость, ломано спросил:

— Что все это значит?

— Сможешь до завтра приготовить все бумаги? — сползая от усталости под стол, спросила Ира. — Если тебе нетрудно, разумеется… Я надеюсь, ты не хочешь, чтобы твой зам умер смертью глупых, голодных, замерзших и не спавших…

— Хорошо, — бодро отозвалась девушка.

— Спасибо, — грустно ответила из-под стола Ира.

Марина присела на корточки рядом со столом, под которым полуживая сидела голубоглазая. Потрепав девушку по волосам и ободряюще улыбнувшись, светловолосая помогла девушке выбраться из ее домика. Отряхнувшись, Ира благодарно посмотрела на Марину, а затем, взглянув на часы, тихо охнула:

— Ничего себе мы засиделись.

— А что такое? — накидывая на себя кофту, удивленно спросила Марина.

— Да уже половина одиннадцатого! А на завтра еще столько делать надо, что лучше застрелиться сразу же на месте. Задави меня очки, за что! — воздев руки к небу, вернее, к потолку, спросила голубоглазая.

— А разве ты еще ничего не сделала?

— Ни-че-го… — глухо отозвалась Ира. — Совсем ничего не делала…

— Ир, — мягко произнесла Марина, поднося девушке ее ветровку. — Жизнь еще не закончилась. Все еще впереди. И самое главное, знаешь, что?

— Что?

— То, что все в наших руках.

Ира опустила голову и посмотрела на свои ладони.

— Ну, что, пойдем? — Марина уже стояла на пороге кабинета.

— Что бы я без вас делала в этой жизни? — тихо произнесла Ира, слегка улыбнулась и, взяв сумку с ноутбуком, погасила свет и вышла.

— На улице холодно как-то, — кутаясь в ветровку, сурово произнесла Ира. — Вроде и конец апреля, а все равно холодно.

— Хочешь поговорить о погоде? — улыбнулась Марина.

Голубоглазая остановилась посреди улицы. Светловолосая еще прошла пару шагов, пока не заметила, что ее собеседницы уже нет рядом. Удивленно обернувшись, девушка уперла руки в бока и приняла вид а-ля «грозная мамочка». Шмыгнув носом, голубоглазая поправила очки и, не двигаясь с места, тихо, но так, чтобы смогла услышать Марина, спокойным, но как будто отстраненным и неживым голосом произнесла:

— Я в этой жизни прочитала много книг. От поэзии до прозы. От миниатюр до многотомных романов. Там были и любовь, и ненависть, и дружба, и предательство, и ревность, и верность… В общем, чего там только не было. Каждая книга — целый новый мир. Каждый персонаж — тоже целый мир. И, погружаясь с головой в эти миры, я находила ответы на многочисленные вопросы, что-то узнавала для себя заранее, открывала новое, смогла рассмотреть свои собственные ошибки. Я узнала поразительно много. Но одно дело читать о чем-то — неважно, понимаешь ли ты полностью, что чувствует герой или нет, главное, что общее представление ты о чем-то имеешь, — а другое дело попадать в такую же ситуацию. И, знаешь, раньше мне казалось, что так просто забыть какого-то человека или же желать ему счастья, быть верным другом, в то время как его или ее избранник или избранница сейчас рядом с любимым тобой человеком. Понимаешь, все оказалось очень трудно. Трудно простить. Трудно принять. Трудно не ревновать. До боли трудно.

Голубоглазая говорила все это спокойным размеренным голосом, который не дрогнул ни разу. Голубые глаза ни разу не оторвались от серо-зеленых — Ира ни разу не мотнула головой, она вообще не шевелилась. И прежде, чем Марина уже приготовилась что-то сказать, голубоглазая продолжила:

— У нас с тобой совершенно разные ситуации. Но только теперь я понимаю, как долго ты страдала. И не просто понимаю. Я могу это чувствовать. А сейчас, — тут была сделана небольшая пауза, — я не знаю, как пересилить все то, что живет в моей груди, что хочет вырваться на волю, что хочет кричать, бежать, может, даже крушить и ломать. Самое ужасное то, что она рядом. Я вижу ее каждый день. Марина, понимаешь? — все-таки голос предательски дрогнул. — Не только в школе. Я вижу ее во снах. Именно поэтому я бегу от них. Я вижу ее в отражениях каждого предмета… Да что там! Я вижу ее везде, потому что она многогранна. Она сочетает в себе столько благородного, прекрасного, чистого и неоскверненного… Мне даже стыдно допустить хоть малейшую вероятность того, что кто-то до нее дотронется. Она же ангел… А с Яной… — голубоглазая отвела в сторону глаза и посмотрела на парк, который уже постепенно накрывал грязный облаками купол ночи.

Марина с невыразимой грустью смотрела на Иру. Подойдя ближе, она уже подняла руку, чтобы обнять Иру, дабы позволить голубоглазой понять, что она не одна в этом мире, что у нее всегда будет поддержка, что светловолосая ее не бросит, да только Ира резко и предупреждающе подняла руку, этим самым внезапным жестом останавливая светловолосую.

— Пожалуйста, дослушай. Просто дослушай, — так и не повернув головы обратно, твердо, но вместе с тем и просяще произнесла Ира. — Пожалуйста…

— Конечно, — мягко отозвалась Марина.

— Я не прошу для себя ничего. Я не требую ни от кого ничего. Я просто хочу, чтобы она была счастлива. Но это такое колючее и раздирающее желание… Неужели даже от желаний бывает больно? Причем настолько, что кажется, желание реально и осязаемо. Скажи, что это грызет изнутри? Я ведь… Я ведь…

— Тш-ш… — тихо произнесла Марина и теперь позволила рукам притянуть девушку к себе.

Ира не сопротивлялась — скорее, просто доверилась рукам светловолосой. Так они и стояли несколько минут, овеваемые пронизывающим ветром и воспоминаниями о чувствах.

Голубоглазая не плакала. Ни один кристаллик слез не скатился по щеке Иры, не проложил мокрую дорожку последующим слезам. Глаза были сухие, красные и полные боли. Только сейчас, только в эти минуты Ира позволила себе не скрывать того, что было схоронено за выстроенными много времени назад стенками. И Марина прекрасно это понимала. Понимала, как никто другой. Объятия говорят больше, чем слова сожаления, жалости или сочувствия. Тишину нарушало лишь размеренное дыхание, загробный гул ветра и далекий шум прибоя.

— Слышишь? — тихо спросила голубоглазая.

— М? — отозвалась Марина.

— Рядом с нами проходят мгновения. Забавная вещь, которую придумали люди. Одни считают, что время лечит, другие — что учит. Я же вообще не верю во время. Есть только миг. Все, что было до и будет после… Они далеки, хотя находятся рядом. Прошлое уже было. Оно потому и прошлое, что прошло. И больше не вернется. А будущее никогда не наступит. Оно закрыто.

— И зачем я тебе, если ты сама себя реабилитируешь? — произнесла задумчиво Марина и не смогла сдержать улыбки.

— Привыкла все сама, — виновато произнесла девушка. — Прости… Спасибо тебе большое, что выслушала. И прости за то, что тебе пришлось слушать весь мой сопливый бред. Надеюсь, ты не сердишься и все еще согласна приготовить все бумаги.

— Ну, даже не знаю, — притворно протянула Марина.

— Ну…

— И не извиняйся, ладно? В конце концов, нельзя же все вечно держать в себе, делать все самой и…

— Дорогие дамы, думаю, мне придется прервать сейчас ваши душещипательные и трогательные разговоры ни о чем, — раздался рядом злостный голос.

Марина и Ира тотчас же повернулись и увидела, кого же принесла нелегкая. Да, это был Виталик. Наскоро накинутый пиджак дрожаще трепетал на ветру и бил мужчину по заднице, однако Виталик не обращал на это ровным счетом никакого внимания. Глаза мужчины метали молнии, смертоносные разряды и не менее смертоносных попугайчиков. Марину эта картина не очень впечатлила, так что, только хмыкнув, она сложила на груди руки и недовольно посмотрела на мужчину. Ира непонимающим взглядом воззрилась на преподавателя, силясь понять, что он ночью забыл на улице и что он хочет от девушек.

— Ирина, Вы не могли бы оставить нас наедине? — не отрывая глаз от светловолосой, сквозь зубы процедил Виталик. — Пожалуйста.

— Вы думаете, я оставлю Вас, мужчину, ночью наедине с беззащитной, — когда Ира произносила это, Марина не удержалась и хмыкнула, — девушкой? Какого же Вы отвратительного обо мне мнения, однако, — сухо закончила голубоглазая.

— Ир, все хорошо, можешь идти.

— Но Марина…

— Ир, правда, — девушка повернулась к голубоглазой и мягко улыбнулась.

Ира недоверчиво взглянула на преподавателя, затем перевела взгляд на Марину. Бросать светловолосую на произвол судьбы девушка не хотела, поэтому, вздохнув, строго посмотрела на учителя и твердым голосом произнесла:

— Я Вам не верю.

— Какая жалость, — в голосе Виталика так и слышалось сожаление, приправленное щепоткой смертельной обиды.

— Марина, я жду тебя возле входа в общежитие. Десять минут.

— Хорошо, Ир.

Последний раз недоверчиво посмотрев на мужчину, Ира не спеша двинулась в сторону общежития. Виталик смотрел девушке вслед и ждал, пока можно будет начать говорить. Когда голубоглазая отошла уже на почтительное расстояние — девушку просто захрумкал мрак, поэтому даже ее силуэта было не видать, — Виталик решительно повернулся к Марине и теперь уже сам скрестил на груди руки, а затем голосом, сдерживающим злость и негодование, спокойно, словно сдерживая себя, произнес:

— По-моему, мы договорились. Так? Я не трогаю Юлю, а вы, в свою очередь, милые дамы, не сдаете меня, потому что — боже, как это удивительно! — я не хочу попасть за решетку. Тогда, позвольте спросить, дорогая… как там Вас? Маруся? Мариша? — мужчина закатывал глаза, словно показывая этим, что он не в восторге от себя потому, что не может вспомнить имя, а потом, хлопнув себя по лбу — хлопок был такой, что светловолосой на миг показалось, мужчина себе мозг через затылок вышибет, — произнес возрастающем голосом: — Ах, да! Марина!.. Так вот… какого черта? М? Почему ко мне в кабинет вламывается какая-то особа, кидает вот этот сверток, — мужчина достал из кармана пиджака какую-то ересь и потряс ей перед носом не моргнувшей Марины, — и говорит что-то про Юлю, про шантаж и про тюрьму?!

С ледяным спокойствием светловолосая аккуратно взяла из рук мужчины сверток и медленно развернула его. Если девушка и удивилась, то она этого явно не показала. Виталик, который ждал от Марины хоть какой-нибудь реакции, поначалу молчал, а затем, не выдержав, вырвал из рук девушки сверток и прокричал:

— Что это?! Откуда это взялось?! Ты мне сказала, что ничего делать не будешь.

— Я не знаю, что это, — арктическим голосом произнесла Марина. — Кто это принес?

— А я откуда знаю? Новенькая какая-то, она еще перед Новым годом перевелась, — мужчина явно нервничал. Казалось, что еще немного, и кто-то ударится головой об асфальт — из-за истерики.

— Кира? — удивленно спросила светловолосая.

— Да-да! Точно, так эту мерзавку зовут, — воскликнул Виталик.

— Ничего себе, — одними губами произнесла Марина, а затем уже вслух произнесла: — Думаю, переживать по этому поводу не стоит. Я с ней поговорю по душам. Так что это можете уничтожить или нет, мне все равно. Если у нее будут копии этих фотографий…

— Там есть еще и видео, снятое на телефон, — процедил мужчина.

— Отлично, разобью его о стенку, — с сарказмом произнесла девушка.

— Видео?

— Голову, блин, твою, — в сторону произнесла Марина так, чтобы преподаватель не услышал того, что она произнесла. — Неважно. Это все? Или есть еще что-то, что можно использовать против Вас?

Двусмысленность фразы Виталик не оценил, двойное дно не прощупал, а потому просто ответил:

— Нет.

— Ну, и хорошо, — пожала плечами девушка.

— Слушай, мне плевать, что я тебе не нравлюсь! Но свое слово я сдержал. Того же требую и от тебя. Не так уж это и много, а?

— Как будто это я виновата в том, что какая-то девушка приходит и шантажирует Вас. Тем более что это была только моя привилегия.

Пока мужчина негодующим взглядом пронзал девушку насквозь, Марина произнесла, что со всем разберется завтра, что учитель может со спокойной душой идти баиньки и, если что-то не удастся, она пришлет ему открытку в места не столь отдаленные. Виталик шутку не оценил, а лишь чем-то пригрозил светловолосой, но Марина уже не слушала.

Девушку обуревали самые разнообразные чувства: от впечатывания кирпича в чью-то противную морду до желания наконец-то увидеть свое лохматое чудо, которое, наверное, уже спит и видит десятый сон — на самом деле Юля резалась в очередную компьютерную игру, хрумкала вкусяшки и, стащив у Марины лифчик, нацепила его себе на голову, словно это был шлем знаменитого воина Лифсисяндра Бюстова.

Ира, как и сказала, терпеливо ждала подругу. Увидев приближающуюся к ней светловолосую, девушка облегченно вздохнула — никто никого не убил и не съел, Марина жива-живехонька.

— Твою макаронную фабрику!!! — зло кричала Юля. — Беги, идиот!!! Какого гребаного волосатого ореха я прокачивала тебе… ТВОЮ ЖО… ЖЕЛУДИНУЮ ПЕНСИЮ!!! Черт, проиграла… Не-е-е-ет! Я столько времени на тебя потратила! Почему я играла без сохранения?!

Воспылав от гнева, переполнявшего все существо девушки, Юля уже собиралась выкинуть ноутбук в окно, но Марина, перехватив руки девушки, подоспела вовремя. Аккуратно поглаживая по голове кареглазую, девушка пыталась ее успокоить. Юля еще что-то невнятно бормотала, но, заметив, куда она утыкается носом, коварно заурчала и уже потянулась было ручками к приспешникам Лифсисяндра Бюстова, как тотчас же получила увесистый подзатыльник. Это очень даже охладило пыл.

— За что?!

— Верни мне мой лифчик!

— Не отдам, — щелкнув зубами рядом с рукой Марины, окрысилась Юля и, вскочив с постели, собиралась уже эффектно стартовать в неизвестном направлении, как запуталась ногами в них же и прочесала носом пол. — Что в игре, что в реальности, — досадливо протянула Юля. — Э… Эй! Слезь с меня! Нет! Не надо щекотать! НЕ-Е-ЕТ!

В общем, окончательно добив поверженного воина Грудляндии, Марина с победоносным видом стащила с головы Юли свой нагрудник и, слезши с кареглазой, побрела в душ.

Кареглазая с горем пополам оторвала лицо от пола и, увидев, куда побрела ее девушка, кряхтя и пыхтя, поднялась на ноги. Воображая себя Джеймсом Бондом, Юля тихо, как только может пьяный слон, следом прокралась к двери ванной комнаты, но тут по иронии судьбы дверь захлопнулась и поцеловалась с давно не страдавшим носом.

— МОЙ НОС!!! Мандарина! Только выйди оттуда! Я тебя…

— И я тебя тоже, — раздалось с той стороны двери.

— Ну… и бу! — поставив этим самым точку в разговоре, Юля, считая себя победителем носорог знает чего, побрела в сторону постели.

Зайдя в ванную комнату, Марина включила воду и стала набирать себе теплую ванную. Девушке было все равно, что на дворе стояла ночь. Тело жаждало горячей водички. В скором времени опустившись в ванну, светловолосая потянулась за мобильником и, быстро набрав сообщение, отправила его Кире. На случай, если девушка спала, Марина позвонила Ире, которая, конечно же, читала книгу и потягивала горячий чай, и попросила ее разбудить Киру.

Насладиться горячей ванной в полной мере у светловолосой не получилось. Когда девушка вылезла из воды и не спеша вытерлась, ей пришло ответное сообщение — Кира не спала.

— Отлично, — усмехнулась девушка.

Тихонько выйдя из ванной, Марина, осторожно ступая босыми ногами по полу, подошла к кровати Юли. Разумеется, кареглазая надеялась дождаться Марину, поэтому не раздевалась, кровать не расстилала, последствия своего пира не разгребла, поэтому и походила в данный момент на очень миловидного бомжика. Поцеловав в лоб дрыхнувшую без задних лап Юлю, светловолосая быстро и бесшумно убрала пакеты с желатинками, чипсами, конфетами, банку с маринованными огурцами и невесть откуда взявшийся чикенбургер. Выудив из-под пятой точки ноутбук, который Юля безжалостно придавила, Марина и его убрала от греха подальше. Теперь наступала самая сложная часть операции: раздевание и расстилание. Ну, с кроватью светловолосая еще более или менее разобралась, а вот раздеть Юлю, при этом не разбудив ее и не возбудив себя — хо-хо, — оказалось гораздо сложнее, но и с этой задачей Марина справилась блестяще.

Теперь со спокойной душой можно было идти переезжать катком одну особу.

Кира уже сидела на диванчике в гостиной и лениво перебирала стопку каких-то левых журналов. Девушка упустила тот момент, когда рядом с ней возникла светловолосая. Чуть не закричав от неожиданности, Кира отскочила на другой конец дивана, рассыпав при этом все журналы. Марина даже бровью не повела и никак не прореагировала на столь бурную реакцию.

Переведя дух, Кира наконец произнесла:

— Не подкрадывайся так больше.

— Как так?

— Со спины.

— Кто бы говорил, — с сарказмом заметила девушка.

Кира заткнулась и угрюмо промолчала. Кажется, теперь девушка начинала догадываться, почему Марина прислала ей смс в половину второго ночи, о чем с ней хочет поговорить светловолосая и почему у нее такой холодильникский вид.

— Значит так, — спокойно начала Марина. — Надолго я тебя не задержу, можешь не волноваться. Скоро пойдешь к себе в комнату, наденешь свою любимую пижаму в розовую поню, ляжешь спать с плюшевым бегемотом и продолжишь смотреть сны о том, что бывает с теми людьми, которые бьют исподтишка и пытаются испортить жизнь сразу нескольким людям.

— Не понимаю, о чем ты.

— Послушай, Кир, — светловолосая, которая поначалу хотела всю суть проблемы изложить одним залпом холодного голоса, присела на диван рядом с девушкой и мягко продолжила: — Я понимаю, тебе больно. И да, я понимаю, — тут Марина специально сделала паузу.

Кира отвернулась и стала смотреть куда-то в сторону. Делая вид, что ее интересует полное собрание сочинений Толстого, которое занимало несколько книжных полок, девушка с напускным любопытством разглядывала корешки книг.

— Послушай меня, пожалуйста. Месть — это дрянное дело. Кидаешь грязь в кого-то — она остается и у тебя на руках. Разве тебе оно надо? Разве ты хочешь всю жизнь портить чьи-то отношения, расстраивать судьбы, м? Ты никогда этого не хотела. Возможно, я была слепа и многого не видела, не понимала, но теперь я многое осознала. Очень важно не только устоять, но и выстоять. Все проходит. Если ты думаешь, что что-то вечно, оно им никогда не будет. И пока ты это понимаешь, оно будет жить бесконечно долго.

Кира все так же и смотрела на корешки книг, только теперь она глядела не на них, а мимо них. Смотреть в глаза Марине было невыносимо трудно. Если бы девушка накричала бы на нее, если бы она окатила ее холодной речью, все было бы иначе и воспринялось бы по-другому. А теперь, когда Кира сидела рядом со светловолосой, слушала ее мягкий голос, в котором не было даже самой захудалой сосульки, слышала в нем колючее понимание, чувствовала в нем теплоту и желание помочь, было невыносимо.

Не сказать, что слова Марины подействовали на сто процентов — так никогда не бывает сразу, — не сказать, что Кира тут же бросилась на колени и стала просить Всевышнего о прощении, но какая-то невидимая сила стала просачиваться в щели эгоистической брони, сплавленной из лжи, коварства и зависти, и начинала мучить душу девушки сомнениями. Это было неприятное чувство. Впрочем, путь из грязи всегда колюч и неприятен — именно поэтому так мало людей проходят его до конца.

— Кир, пожалуйста, не втягивай в это Юлю. Она дорога мне, понимаешь? Как ни тяжело тебе это принимать, а придется. И не мучь Надоедина, а то у него уже скоро нервный тик начнется…

— Чем я хуже? — наконец подала голос Кира.

— Хуже, лучше… Разве можно сравнивать двух совершенно разных людей? Сравнивать можно только самого себя с самим собой из прошлого.

— М-м-м… — только и произнесла Кира.

— Отпусти все, — мягко, но решительно произнесла девушка.

Кира не произнесла ни слова. Поняв, что разговор дальше продолжать не имеет смысла, так как это было бы уже похоже на размазывание соплей, а не на желание помочь, Марина положила руку Кире на плечо, словно говоря этим жестом, что все обязательно будет в порядке, и только собиралась встать с дивана, как чей-то голос заставил ее резко обернуться:

— Ну-ну.

Проснувшись в два часа ночи, Юля обнаружила, что она раздета и лежит в теплой и чистой постельке, нигде нет ни девственниц, ни драконов, ни тем более птеродактилей — последнее вообще шокировало девушку. Так же рядом не обнаружилось одного светловолосого объекта. Почему Марина отсутствовала в столь поздний и ненадежный час, Юля не знала, а потому, решив поиграть в сыщика, напялила на голое тело огромную майку, в которой кареглазая чуть не потерялась, и выскользнула в коридор. Как это было ни тяжело признать… но все спали.

Юля встала на четвереньки и, принюхавшись, стала идти по следу. Шлейф Марининых духов тянулся в сторону гостиной — и, о аллилуйя, да возрадуются печеньки и печенки! — и там же, по-видимому, и заканчивался. Когда девушка подползла к двери, она услышала знакомый голос. Ну, тут конспирация была послана ко всем чертикам и, гордо ступив на порог, Юля только собиралась выдать царскую тираду, как замерла: Марина разговаривала с Кирой, причем таким голосом, что Юле захотелось кого-нибудь придушить. Немедленно.

— Ну-ну, — хмыкнула девушка.

На голос повернулись сразу две девушки. В глазах у Киры блеснула ненависть, в глазах Марины — обожепочемуопятьтакневовремя. Встав с дивана, светловолосая направилась к кареглазой. «Только не сбегай», — пронеслось в мыслях у Марины. И стоило старосте так подумать, как Юля развернулась и, даже не впечатавшись носом в косяк двери, стремительно пошла прочь.

Обернувшись к Кире, светловолосая произнесла:

— Я не прошу тебя становиться святой. Я прошу только подумать над моими словами. Не так уж и много, если рассудить.

И с этими словами Марина поспешила догонять свою вспыльчивую девушку.

Юля зашла в комнату и, дабы не крушить и не ломать ничего, подошла к своему столу, загребла целую жменю кока-кольных желатинок и, засунув их все в рот, стала с угрюмым видом жевать и таскать за пятачок Хряка. Свин отнесся к такому повороту событий философски — бьет, значит, любит.

Марина зашла в комнату буквально через минуту. В полумраке она не сразу смогла понять, что Юля обнимает огромную игрушку — ей показалось, что это бабайка пытается оторвать кареглазой голову, а она сопротивляется и держит его за… ну, неважно, просто сопротивляется.

— Швет не вклюшать, — с набитым ртом угрожающе произнесла Юля.

Присев на край кровати, Марина ласково отобрала у кареглазой Хряка и, поменявшись с ним местами — нет, тут Юля уже ни за что никого не держала, — притянула к себе насупившуюся девушку и, прижав к себе, нежно произнесла:

— Ну, ты и дубина.

— Я знаю, — буркнула Юля.

— Вечно нафантазируешь себе невесть что, а потом сама же мучаешься.

— Я знаю, — вновь буркнула кареглазая.

— А потом…

— Да знаю я!

Марина замолчала и радовалась тому, что в темноте можно скрыть улыбку. Почему девушка улыбалась, пусть останется тайной за семью замками, семью печатями, семью проклятиями, которые превратят любого, кто осмелится узнать причину улыбки, в толстую лысую выдру.

— Зачем ты к ней ходила? — тихо спросила Юля.

— Наставить на путь истинный.

— Почему ты ей помогаешь даже сейчас? Она ведь… — кареглазая вывернулась из рук Марины и, сев так, чтобы лицо светловолосой оказалось напротив ее собственного, продолжила: — Она ведь столько гадости причинила, и боли, и вообще…

— Каждый заслуживает того, чтобы его простили.

— А иначе?

— Бензопила, — усмехнулась девушка.

— Вот это мне уже больше нравится, — коварно прошептала Юля и за воротник притянула к себе девушку.

====== Послелюдия ======

Вы замечали когда-нибудь то, что время играет с нами? Что оно, допустим, тянется медленно, словно старая, прилипшая к чему-нибудь жвачка, или же наоборот, идет семимильными шагами, а вы за ним не поспеваете и лишь едва успеваете кричать вслед: «Эй, время! Черт тебя дери, куда ты так торопишься? Мне же так хорошо, не надо течь так быстро!» А время не слушает. Оно никогда никого не слушает. Может быть так, что судьба вступится за человека, но такие случаи — редкость. Думаю, все уже догадались о том, что время растягивается и кажется бесконечно долгим, что еще чуть-чуть, и человек подумает, что оно и вовсе остановилось и стрелка на часах не движется — причем, ни одна, — только тогда, когда происходит что-то малоприятное или, если уж посмотреть суровой и непоколебимой правде в глаза, совсем неприятное. А когда человеку хорошо, когда ему хочется взлететь в небеса от необъятного счастья, время скачет бешеным галопом. Так было и на острове: как минул уже май месяц, не заметил никто, кроме Киры, Иры да еще пары человек. Для всех остальных дни пролетели незаметно, словно быстро унесенные шкодливым временем в прошлое.

Почему было тяжко Кире, тут и к гадалке можно не ходить. Девушке стоило неимоверных усилий отпустить все то, что грызло ее изнутри. Вырывать то, что уже пустило корни, очень трудно, но Кира пока справлялась. Разумеется, бросаться на Юлю — только если с монтировкой, — девушка не хотела, обнимашек не желала, а о более близком контакте и вообще боялась думать. Ей хватало и того, что она видела кареглазую каждый божий день, слушала ее бесконечную тарабарщину про динозавров — а на пару с Яной Юля и вовсе про драконов с девственницами такие истории наворачивала, что даже у Марины, тихо шифером шурша, крыша съезжала не спеша.

Ире же было трудно видеть в школе Яну и Аню. Неважно: вместе или по отдельности — хотя вместе все же больнее. Но голубоглазая благодарила судьбу за то, что девушка смогла выговориться, пусть и не полностью, Марине, что она больше не живет с Аней в одной комнате, что она не в одном классе с сероглазой и рыжей. Хотя, если посмотреть на проблему со всех сторон, неприятного и скребущего ощущения не убавилось. Просто поводов переживать было меньше, хотя и это плюс, как говорила сама себе Ира. Если Аня счастлива, если она и правда этого хочет, то зачем мешать человеку быть счастливым? Конечно, Юля, когда Марина отсиживала свои часы в «колонии» строгого Совета, сразу же шла к голубоглазой и прихватывала с собой какую-нибудь гадость: чипсы, семечки, желатинки, доширак и т. д. — а там уже девушки наедались всякой дряни, потом запивали все это несколькими таблетками угля и сидели довольные как питоны после встречи с нерадивыми кроликами.

Виталик собирался бросить школу, вернее, уволиться и уехать назад к своей бывшей женушке, но когда он зашел в кабинет директора, а там оказалась Марина, то услышал поучительную лекцию от своей же ученицы. Светловолосая просветила мужчину насчет того, что они с Юлей уже выпускаются, так что не за чем страдать и корчить из себя мученика, который уезжает, лишь бы бабам было айс. Виталик покряхтел, похрюкал, почесал затылок, обнаружив там склад интересных мыслей — и вошиков, беда… — все-таки согласился, порвал в клочья бумажку и поулиточил к своему кабинету.

Так как девушки уже выпускались, нужно было что-то делать с Арчибальдом. Так как молодой кошак был вручен непосредственно Марине, то девушка, чихая и еще раз чихая, вручила его брату, а Витя, в свою очередь, отвез его домой и сказал родителям, что это кот из породы кашакисис мяумячис толькопопробуйвыкинутьменяиздомаскотинатис. Родители подозрительно взглянули на кота благородных кровей, похрустели извилинами и в конечном итоге согласились оставить его — тем более что Витя сказал, что отдал за него кучу зеленых президентов.

Инна стала разводить ромашки. Теперь треть комнаты, по праву принадлежавшая Инжефалине Распикулертоне Престинарио, была заставлена красными горшками в скелетики и оторванные конечности с ромашками. Когда Юля зашла в комнату к девушке, то у нее невольно отвисла челюсть, которая пробила пол и в итоге оказалась на первом этаже. Дыры пришлось заделывать еще целых два дня… Причем челюсть падала два раза. Второй раз был тогда, когда кареглазая увидела на столе у девушки-привидения фотографию, где была изображена Юля и девочка из колодца. Впрочем, черные волосы, белые балахоны — это все, что можно было рассмотреть на фото.

Что касается Тани, то девушка частенько ходила с Юлей к Ире и тоже прихватывала с собой всякую дребедень типа кока-колы. Впрочем, и с Мариной она тоже стала нормально общаться. Прошлое было прощено, отпущено, а со временем и вовсе начало забываться.

Учеба была забыта, оставалось несколько дней до выпускных экзаменов, а там — очередные экзамены, подача документов в университеты, а затем уже и поступление. Но пока было еще пару дней, когда можно погонять балду, девушки, да и юноши с учителями тоже отдыхали и веселились — в общем, вставали в поток жизнерадостного веселья и позволяли этому потоку нести себя.

Жара началась так же внезапно, как это бывает с месячными. Ты их ждешь только через пару дней, а потом понимаешь, что сюрприз тебе судьба, подленько хихикая, преподнесла гораздо раньше. И теперь, когда солнце оттягивалось на полную катушку, начиная потихоньку жарить смертных людишек, все вывалились из общежития и, возбужденно галдя и талдычя ни о чем, топали прямиком к шелестящему морю.

Разумеется, что Юля тоже не захотела в дни перед школьными экзаменами сидеть и учить что-то. Взяв под мышку Марину, повесив на Валю все сумки — у светловолосой невольно складывалось ощущение, что кареглазая идет не на пляж с целью пробыть там несколько часов, а в поход, причем на месяц, ибо еды было столько, что можно было бы закрыться где-нибудь и не выходить, так как голодная смерть не грозила, — Юля бодро семенила в сторону пляжа.

На пляже было превосходно. Настолько превосходно, насколько это может быть на… пляже. Растянувшись на уже порядком подогретом маньяком-солнышком песочке, Юля, словно ребенок, стала выколупывать из недр песчаных окаянные раковины. В общем, ракушек насобиралась уже приличная горочка, кареглазая готова была даже танцевать тумба-грюмба от радости, но судьба жестоко ее обломала. Валя, не заметив гору ракушек и, на великую беду Юли, кареглазую, наступила одной ногой на перламутровую кучку, а другой — на хрустнувшую во всех местах девушку. Юля издала предсмертный хрип, и только тогда девушка-гора удивленно посмотрела, что скрывается под ее ногами. Взяв Юлю двумя пальцами за ногу, подняв ее и хорошенько отряхнув — Юля молила Бога, чтобы смерть была мгновенной, — Валя нежным медвежьим голосом осведомилась:

— Ты жива?

— Да я живее всех живых! — прохрипела кареглазая, собираясь выплюнуть несчастный позвоночник, проколотые сломанными ребрами легкие и почку.

— И чудно, — бережно кладя кареглазую на место, произнесла Валя и двинулась в сторону моря.

Когда девушка-гора шагнула в воду, море покачнулось и чуть не затопило города на том далеком противоположном берегу.

— Марина, — хлюпая носом, Юля поковыляла к светловолосой, которая сидела с каким-то учебником и что-то читала, а вернее сказать, учила.

Кареглазая, обезумев от такой наглости, вырвала из рук у неизменившейся в лице Марины книгу, захлопнула ее и кинула в сторону вещей. Затем, встав в позу разъяренного тушканчика, который готовится бросить вызов снисходительно смотрящему на него льву, грозно начала:

— Мы зачем сюда пришли?

— Отдыхать, — спокойно ответила Марина.

— А ты что делаешь, э?

— Читаю.

— Учебник!

— А когда мне готовиться к экзаменам, м?

— Слушай, женщина! — Юля попыталась взять за грудки Марину, но на той был только лиф от купальника. Интерпретировав фразу «взять за грудки» по-своему, кареглазая схватила Марину за приспешников Лифсисяндра и, притянув за них девушку к себе, продолжила: — Тебе вообще не надо ничего учить, так как ты и так, ептить-колотить, гений у меня!

— Это все, разумеется, очень хорошо, но отпусти мою грудь.

— Тебя хоть ночью разбуди и спроси что-нибудь, так ты не только дашь развернутый ответ на вопрос, но еще и умудришься посоветовать человеку дополнительную литературу, а на последок прочтешь лекцию о том, как…

— Как правильно отпустить чью-то грудь. Пособие для начинающих, ага, — хмыкнула Марина.

— Че ты к груди своей привязалась? — возмутилась Юля.

— Это ты к ней чего привязалась?

— Хочу и трогаю! Мое! — и в доказательство этих слов кареглазая сделала то, отчего проходящие рядом одноклассницы вспыхнули помидорами.

В это время послышался нечеловеческий, но все-таки местами радостный вопль Владика. Девушки обернулись на голос. Им открылась весьма презабавная картина: Витя и Влад по очереди становились на плечи Вали, а та, резко выныривая из воды, запускала парней в воздух, словно ракеты. Увидев, что девушка-гора подкидывает парней на несколько метров в воздух, желающих полетать выстроилась целая очередь. Взглянув на Юлю и увидев, как у той уже безумно блестят глаза, а на губах играет странноватая улыбочка, Марина схватила уже собиравшуюся улепетывать кареглазую и резко осадила.

Недовольная Юля надула губы и возмущенно воззрилась на свою девушку. Марина пожала плечами, покачала головой, а затем произнесла:

— Тебе туда нельзя.

— Почему?!

— Ты в воздухе споткнешься, поцарапаешься и вообще убьешься… что я, не знаю тебя, что ли? — томно изрекла Марина.

— Вот че ты сразу? — кареглазая тотчас же поникла и заскулила.

— Иди лучше с Яной поплавай. Она тоже подкидывать может. И даже не хуже.

— Да-а-а?

— Конечно, она ведь со скалы всех спихивает, — охотно пояснила Марина стремительно побледневшей Юле.

Ира, взяв с собой книгу, со всеми удобствами расположилась на покрывале и, потягивая сок, с «упоением» читала. Когда кто-то подошел к девушке, голубоглазая даже не заметила. Лишь после того, как в том месте, где от прибывшего падала тень на книгу Иры, девушка недовольно оторвалась от чтения и посмотрела на человека. Солнце вмиг ослепило девушку, так что Ире пришлось сощуриться. Лишь спустя минуты она поняла, что перед ней стоит Аня.

Во рту как-то пересохло — видимо, рот забыл, что он только что с наслаждением потягивал сочок, — в животе что-то надрывно ухнуло, а на лице непроизвольно вырисовалась улыбка. Независимо от того, больно али нет, любимому человеку не можешь не улыбнуться.

— Хей…

— Привет, — улыбнулась рыжая. — Я могу присесть рядом?

— Да, конечно, — Ира мигом встала, при этом книга захлопнулась, и голубоглазая даже не успела заметить, на какой странице она закончила читать.

— Почти все в море плавают… А я вот пока не хочу купаться. Взяла с собой книгу, но одной как-то не читается. Я и подумала, может…

— Можно, — поняв, что хочет сказать девушка, но не решается, с улыбкой ответила Ира.

— Спасибо! — Аня просто засияла. — Что ты сейчас читаешь?

— Я… — Ира запнулась.

Девушка даже не знала, что и ответить, так как она действительно не имела представление о том, что она читает. Это было кощунственно по отношению к книгам, но ничего с этим голубоглазая поделать не могла — забивать как-то голову все равно приходилось. Книги проглатывались одна за другой, но все безыменные, все безъязыкие. Ира просто автоматически открывала одну книгу, потом закрывала и бралась за другую.

— Я не знаю, — в сторону ответила девушка.

— Как это не знаешь? — рыжая очень сильно удивилась. — Я не могу поверить в то, что ты, именно ты могла забыть название книги!..

— Барадулин. Избранное.

— На стихи потянуло? — с грустной улыбкой спросила Аня.

— Тебя, я смотрю, тоже, — кивнув на книгу, которую рыжая держала в руке, произнесла Ира. — Вернулась к истокам?

— Я и не уходила. Ведь ты была рядом…

— Закроем тему, — резко оборвала голубоглазая. — Значит, будем читать вдвоем. Хорошо.

И с этими словами голубоглазая открыла книгу на первой попавшейся странице и начала читать. Аня с толикой грусти посмотрела на голубоглазую, перевела взгляд на море, где Яну пыталась утопить Юля, а затем, вздохнув, тихонько открыла сборник стихов и начала читать.

— Беги, глобус тебя за задницу, беги! Иначе я тебя тут утоплю, будешь кормом для рыб! — негодующе кричала Юля, у которой явно не хватало верхней части купальника.

— Для акул, например? — хохоча, отозвалась Яна.

— ГОСПОДИ, АКУЛЫ! ГДЕ?! — выскочив из воды и запрыгнув на руки к сероглазой, Юля стала напряженно всматриваться в воду в поисках движущихся треугольничков.

Яна, не обращая внимания на безумный взгляд своей подруги, деловито рассматривала жителей Грудляндии и даже периодически тыкала в них пальчиком — чтобы удостовериться, что все настоящее. Разумеется, кареглазая была настолько поглощена рассматриванием морской глади, что заметила, что ее нагло трогают за выступающие и неприкрытые части тела только тогда, когда рядом угрожающе возник силуэт Марины с трезубцем.

Яна, увидев, как на нее смотрит ее лучшая подруга, поспешила уйти под воду, не забыв при этом напоследок ущипнуть задыхающуюся от возмущения Юлю. Когда сероглазая сплылась в неизвестном направлении, кареглазая поняла, что все шишки, тумаки, бензопилы, монтировки, гранатометы и метеориты посыплются на голову только ей одной. Судорожно вздохнув, Юля неуверенно улыбнулась светловолосой, стараясь прикрыть две болтающиеся дыньки.

С непробиваемым выражением лица Марина протянула девушке ее верхнюю часть купальника. Юля, рассыпаясь и заикаясь в благодарностях, быстро оделась, если купальник вообще можно назвать одеждой, и мысленно прокручивала возможные планы отступления. Уплыть ей не дали, так как чьи-то достаточно сильные и уверенные руки — понятное дело, Марины — задержали отплытие на неопределенный срок.

— Еще раз такое повторится… — бархатным голосом начала светловолосая.

— И че будет? — конечно, Юля не могла промолчать.

— А вот че, — скопировав интонацию девушки, произнесла Марина.

Резко сократив расстояние между ней и кареглазой до нуля сантиметров, светловолосая в буквальном смысле слова нагло впилась в губы Юли, в которой тотчас же вспыхнули противоречивые чувства: от «боже, как приятно, пусть меня всегда так наказывают» до «твайу ж бритую ногу, там же на пляже все учителя». Впрочем, последнее как-то даже не очень сильно взволновало Юлю. Прильнув губами к желанному объекту, кареглазая с не меньшей страстью ответила на поцелуй.

— У-у-у, море прям кипит, — раздались невдалеке восхищенные комментарии Яны. — Ар, мне прямо даже самой захотелось! Вы тут только не изнасилуйте друг друга, ладно?.. Блин, ну, жжете…

— Давай ее утопим? — чуть оторвавшись от кареглазой, предложила Марина.

— Я согласна, — другого ответа от Юли можно было и не ожидать.

Яна, чувствуя, что против нее ополчилось уже целых два человека, попыталась спешно ретироваться. Прохрипев что-то про то, что у нее утюг на пляже остался включенным, сероглазая торпедоносно устремилась к кромке берега, оставляя после себя лишь коварно улыбающееся напоминание.

Юля, конечно, для вида погрозила кулаком спине Яны, но спина как-то не прореагировала на столь недружелюбный жест.

Когда сероглазая выбралась из воды — выскочила, если быть точным, — ее взору предстало поистине необыкновенное зрелище. Двухметровые ромашки, вылепленные из песка, замки с королем-скелетом и королевой-зомби, традиционные мама и сынок, которые являлись скелетами оленей, пятиметровая статуя Юли и отвисшие челюсти у всего пляжа — Инна просто разминала руки и не знала, чем ей заняться. Инжефалина Распикулертона Престинарио купаться не хотела, вязание с собой не взяла, поэтому и пришлось позабавиться с песочком.

— Сеньорита Инжефалина, ит из фантастиш, я считаю. Вельми прыгожа, — путая сразу все языки, выпалила Яна.

Инна, которой явно мешали волосы строить еще одну статую Юли — нагая девушка держит в руке череп, — откинула их назад и явила миру свое истинное лицо. Мягкие и плавные черты лица никак не вязались с тем образом сатанистки-гота, который ей навязали младшие классы. Большие выразительные и кристальные ярко-синие глаза сверкали, будто два сапфира, но было в них что-то тяжелое и грустное. На круглом личике играла одна из самых невинных улыбок — тут даже Ане была серьезная конкуренция. Четко очерченные черные брови как-то резко выделялись на чересчур милом лице, особенно если учесть пышные и длинные ресницы.

Яна невольно ахнула. Нет, сероглазая знала, точнее, помнила, как выглядела ее одноклассница, но сейчас явление лица народу вызвало неописуемое чувство восхищения.

Затем, забрав все волосы в конский хвост, Инна побрела к Вале, только теперь ее походка не воспринималась так, как будто девушка была парящим выше уровня земли привидением. Девушка-гора играла с парнями в волейбол — девушки предусмотрительно либо не совались в игру, либо играли на стороне Вали, ибо принять резак девушки-горы было невозможно: оторвало бы руки. Инна стала в третью зону, так что второй мяч всегда был ее, причем Инжефалина Распикулертона Престинарио пасовала Вале так, что не спасал даже двойной блок соперников.

Таня барахталась в воде с Яной, Мариной и Юлей. Сероглазая предложила поплавать наперегонки, так что Юля, тотчас же воспылав желанием утереть щи, как она выразилась, Яне, приняла вызов. В гонке пришлось участвовать и светловолосой с Таней. Яна со скоростью молнии ринулась вперед, Юля тоже ничем не уступала — брызги были такие, что взметались, наверное, на добрых два-три метра, — Таня плыла себе преспокойно. Но в итоге первой пришла Марина. Как это ей удалось, никто не понял. Особенно сильно было задето самолюбие Юли.

— Ты че первой приплыла, а? Совсем, что ли, страх потеряла? Да я тебя…

— Что ты меня? — угрожающе переспросила Марина.

Юля поняла, что из этого спора ей не выползти побитым победителем, поэтому решила резко сменить тему:

— Оранжевый поручень, — голосом робота выдала кареглазая.

— Что? — недоуменно переспросила светловолосая.

— Мне не нравится Роберт Паттинсон.

— Что?!

— Я люблю отрывать ножки у глобусов.

— Что?!

— Я ем персики странного цвета.

— Юля, что ты…

— Я ЗАВОРАЧИВАЮ ДЕТЕЙ В НАЖДАЧНУЮ БУМАГУ И ЕМ БЕЗ СОЛИ.

— …

У Марины не было слов. То, что Юля перескочила с одной темы на другую, уже было неоспоримым фактом. Светловолосая и думать забыла о том, что было буквально какую-то дохлую минуту назад. Лишь подозрительно глядя на свою девушку, Марина пыталась сообразить, сколько литров морской воды надо выпить, чтобы сойти с ума.

— Что ты орешь? — вынырнула из ниоткуда Кира.

— Сгинь, нечистая сила! — тотчас же окрысилась Юля и попыталась рыкнуть на девушку. Это ей не удалось, равно как и не удалось показать клыки — они были не настолько внушительные, насколько того желала сама Юля. Конечно, девушка пару раз нырнула, чтобы найти на дне морском что-нибудь, что смогло бы послужить достойной заменой клыкам, но такого не обнаружилось.

— Придумай что-нибудь пооригинальней, — презрительно хмыкнула Кира. — А то изо дня в день повторяется одно и то же.

— Какую-нибудь универсальную фразу, которая подходила бы ко всем случаям жизни? — подключилась Яна.

— Эм, что-то типа: «О боже, сегодня у нас контрольная, а я не готова!» — а в ответ: «Вот и настал тот день».

— А эпичненько, слушай, — довольно протянула Яна. — Давай попробуем. Маринк, скажи что-нибудь.

— Иди ты, — беззлобно отозвалась светловолосая.

— Вот и настал тот день, — пафосно изрекла сероглазая.

— Когда я тебя послала? — скептически спросила Марина и улыбнулась.

— Не, — подала голос Юля, которая до подозрительного сильно задумалась. — Фраза, конечно, эпичная, все дела: драконы от нее будут в восторге, динозавры кипятком от счастья начнут писать, а девственницы и вообще…

— Можешь дальше не продолжать. Мы и так поняли, — поспешно отозвалась Марина, которая знала, чем закончится этот спич.

— Нужно что-то поэффектнее, поэпичнее, попафоснее и покруче! — глаза у Юли загорелись бесенятским огоньком. Девушка уже явно знала ту фразу, которая подойдет под это весьма пространное описание.

— Судя по тебе, ты уже придумала, — хмыкнула Кира. — Вот аж уши режет — так противно скрипят у тебя извилины. Давно не пользовалась?

— Берегу для особых случаев, — съязвила Юля.

— Что, придумала? — улыбнулась Таня.

— Да… — картинно посмотрев вдаль с таким лицом, будто девушке нужно было отплывать спасать мир, не менее пафосно, чем Яна, ответила кареглазая.

— Ну, давай, порази нас, котик! — хохотнула Яна. — Маринк, давай, залепи чего-нибудь недетского…

— Я тебе сейчас промеж ног залеплю, извращенка! — возмутила кареглазая, не позволяя Марине даже рта открыть.

— Бу, — надула губы Яна.

— Давай уже, поражай нас, — хрюкнула Кира с таким видом, мол, смертная, как я устала, давай быстрей.

— Марин, твоя фраза, — подпихнула в воде ногой Таня.

— Вот мы и закончили школу, — Марина произнесла то, что первым приползло к ней в голову.

Все четыре пары глаз в томительном ожидании устремились на пока молчавшую Юлю. Кареглазая, видимо, решившая для пущего эффекта растянуть паузу, медленно развела руки в стороны, запрокинула голову назад, прикрыла глаза, а затем, резко вернувшись в то положение, в котором она стояла, распахнула глаза и таким уж пафосным голосом выдала фразу, что сам пафос просто скурился в сторонке от зависти:

— Так было суждено.

Молчание длилось долго.

— Да ладно? — хмыкнула Кира. — Нам было суждено окончить школу, а то ж я не знала…

— М-да, я ожидала чего-то большего, — устало вздохнула Марина.

— Котик, чо-т ты слошарила, слошарила… — покачала головой Яна.

— Да ладно вам! — отозвалась Таня, которую тоже не впечатлила фраза, однако девушка решила поддержать подругу. — Отличная универсальная фраза.

— Правда? — с надеждой в голосе отозвалась Юля.

— Нет, — хор из трех голосом пересилил Танино «да».

— Ай, ничего вы не понимаете! — буркнула кареглазая и поплыла подальше от людей, которые посмели не оценить самую великую универсальную фразу на земле.

— Зато сколько экспрессии было в жестах… — догнала Юлю Марина.

— Бу на тебя! Ты меня не поддержала!

— Так было суждено, — копируя интонацию кареглазой и едва сдерживая смех, выдала светловолосая, за что тотчас же подверглась попытке утопления.

— Ты даже сейчас надо мной издеваешься!

— Так было суждено.

— Ты засранка!

— Так было суждено, — Марина уже не сдерживала смех.

Юля попыталась уплыть, но руки светловолосой держали крепко. Так как кареглазая стояла спиной к Марине, девушке было труднее вырваться, ведь светловолосая взяла Юлю в стальное кольцо рук. Для виду еще чуть-чуть повырывавшись, Юля наконец сдалась. Марина положила подбородок девушке на плечо и, чуть повернув голову, нежно поцеловала в шею.

— Ладно, прощена, — кареглазая уже попросту не могла дуться на девушку.

В скором времени школа была покинута, а девушки поступили туда, куда хотели: Юля всегда хотела стать разработчиком компьютерных игр, а Марина решила связать свою жизнь с детьми. Все-таки светловолосая очень любила спиногрызов. Валя вышла замуж за Владика — разумеется, не сразу, а только тогда, когда девушка-гора была убеждена, что сможет содержать своего любимого, — и решила стать психологом. Инна посвятила себя ландшафтному дизайну, Таня ушла в экономический, Яна, Аня и Ира связали свою жизнь с книгами. Голубоглазая, которая не хотела, чтобы девушки оказались с ней в одной группе, занялась книговедением, в то время как сероглазая и с рыжей стали редакторами. Кира и вовсе уехала в другой город, так что никто не знал, кем она стала и как сложилась ее дальнейшая судьба.