Так добывалась Победа

СУРОВЫМ БЫЛО БОЕВОЕ КРЕЩЕНИЕ УРАЛЬЦЕВ-ДОБРОВОЛЬЦЕВ. ОНИ ПРИНЯЛИ УЧАСТИЕ В ОДНОМ ИЗ САМЫХ ГРАНДИОЗНЫХ СРАЖЕНИЙ ВТОРОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЫ.

НЕЛЕГКО БЫЛО НАСТУПАТЬ НА ОРЛОВСКОЙ ЗЕМЛЕ. ЗА ДВА ГОДА ОККУПАЦИИ ВРАГ СОЗДАЛ МОЩНЫЕ ОБОРОНИТЕЛЬНЫЕ ПОЛОСЫ И РУБЕЖИ.

УРАЛЬСКИЙ ДОБРОВОЛЬЧЕСКИЙ ТАНКОВЫЙ КОРПУС НАЧАЛ БОЕВЫЕ ДЕЙСТВИЯ 27 ИЮЛЯ 1943 ГОДА. ПОДДЕРЖИВАЯ ДРУГ ДРУГА И РАЗВИВАЯ УСПЕХ, СВЕРДЛОВСКАЯ, ПЕРМСКАЯ И ЧЕЛЯБИНСКАЯ ТАНКОВЫЕ БРИГАДЫ, А ТАКЖЕ МОТОСТРЕЛКОВАЯ БРИГАДА КОРПУСА УПОРНО ПРОДВИГАЛИСЬ ВПЕРЕД. ОСОБЕННО ЖЕСТОКОЕ СРАЖЕНИЕ ПРОИЗОШЛО БЛИЗ ДЕРЕВНИ БОРИЛОВО.

В НАЧАЛЕ АВГУСТА КРАСНАЯ АРМИЯ ПОДОШЛА К ГОРОДУ ОРЛУ. МОЩНЫЕ УДАРЫ ПО ВРАГУ НАНОСИЛА НАША АВИАЦИЯ, ОБЛЕГЧАВШАЯ ЗАДАЧИ ТАНКИСТАМ.

ОРЕЛ БЫЛ ВЗЯТ В КЛЕЩИ С СЕВЕРА (НА ЭТОМ НАПРАВЛЕНИИ ДЕЙСТВОВАЛ УРАЛЬСКИЙ ДОБРОВОЛЬЧЕСКИЙ ТАНКОВЫЙ КОРПУС), ЮГА И ВОСТОКА. ФАШИСТЫ УПОРНО ОБОРОНЯЛИСЬ, НО ВЫНУЖДЕНЫ БЫЛИ ОСТАВИТЬ ГОРОД.

ЗА ВРЕМЯ НАСТУПЛЕНИЯ КОРПУС УНИЧТОЖИЛ ДО 10 ТЫСЯЧ СОЛДАТ И ОФИЦЕРОВ ПРОТИВНИКА, 56 ТАНКОВ, 43 САМОХОДНЫХ ОРУДИЯ, 177 ПУШЕК И МНОГО ДРУГОЙ ТЕХНИКИ.

5 АВГУСТА 1943 ГОДА МОСКВА САЛЮТОВАЛА ОСВОБОДИТЕЛЯМ ОРЛА И БЕЛГОРОДА. ЭТО БЫЛ ПЕРВЫЙ ИЗ 26 САЛЮТОВ В ЧЕСТЬ УРАЛЬЦЕВ-ДОБРОВОЛЬЦЕВ ЗА ВСЮ ВОЙНУ.

ЗА ВЫДАЮЩИЕСЯ ЗАСЛУГИ В ОРЛОВСКО-БРЯНСКОЙ ОПЕРАЦИИ УРАЛЬСКИЙ ДОБРОВОЛЬЧЕСКИЙ ТАНКОВЫЙ КОРПУС БЫЛ ПРЕОБРАЗОВАН В 10-Й ГВАРДЕЙСКИЙ, А 244-Я ТАНКОВАЯ БРИГАДА В 63-Ю ГВАРДЕЙСКУЮ.

В. В. Ясиновский СУТКИ В ОСАЖДЕННОМ ТАНКЕ

В марте 1943 года группа молодых лейтенантов, выпускников Орловского бронетанкового училища, прибыла для пополнения формируемой 244-й Челябинской бригады. Среди офицеров были: Иван Пупков, Михаил Коротеев, Павел Бучковский, Псху Али, Михаил Акиньшин и многие другие товарищи. В их числе был и я.

Мы с большим рвением взялись за подготовку своих экипажей и взводов, отдавали все знания, полученные в училище. Воины бригады были в основном люди с опытом. Учились они с большим желанием, ибо понимали, что вскоре полученные знания и навыки понадобятся в боях с противником.

Прошло несколько месяцев, и добровольцам пришлось держать «экзамен». Боевое крещение произошло на Орловской земле. Вот как это было.

В ночь с 30 на 31 июля 1943 года мы были выведены на исходные позиции для атаки, километрах в 4—5 от деревни Борилово.

Медленно занимался новый день. В предрассветной мгле были видны выстроившиеся в боевом порядке танки.

Наша рота должна была наступать на правом фланге. В назначенное время по сигналу ракеты танковая лавина ринулась вперед. Перед нами стояла задача: прорвать хорошо организованную оборону противника и, развивая наступление, уничтожить его резервы в глубине.

Едва танки вышли на ржаное поле, как были встречены артиллерийским огнем. Не замедляя движение, мы ответили на него выстрелами из орудий. Нам удалось уничтожить вражескую пушку.

Впереди у кромки поля стали видны перебегающие гитлеровцы. Я приказал своему танковому взводу обстрелять их из пулеметов.

Вскоре мы вышли к небольшой реке. На берегу были вырыты окопы. Не сбавляя скорости, взвод проутюжил их. Фашисты бросились удирать, но мало кому из них удалось унести ноги.

Мы двинулись к деревне Борилово. Издали увидели, что там кипит бой.

Выбрав удобное место, взвод форсировал реку. Вскоре мы вновь оказались под огнем противника.

Не успел наш головной танк дойти метров сто-сто пятьдесят до вражеских окопов на возвышенности, как был подбит. Я отдал приказ по радио остальным танкам обойти возвышенность слева, полагая, что противник, испугавшись окружения, отойдет с занимаемых позиций. В нашем танке осталось еще много боеприпасов, и было решено огнем из пушки поддержать атаку идущих в обход танков.

К сожалению, наш расчет не оправдался: немцы яростно обороняли занятый рубеж. Огневой бой длился до вечера. Слышно было, что сражение идет и в деревне, и в расположенном за нею хуторе Вишневском.

Противник продолжал держать танк под обстрелом. Мощных противотанковых средств у него на этом участке, вероятно, не было, иначе нам бы пришлось плохо. Велико было желание фашистов уничтожить советский танк, который, находясь от окопов на расстоянии прицельного выстрела, не давал им покоя, сковывал действия.

В течение всего дня 31 июля немцы несколько раз пытались подползти к танку, чтобы забросать его гранатами, но им это не удалось: мы уничтожали каждого, кто пытался подползти к нам на близкое расстояние.

Приближался вечер. И мы и немцы понимали, что защищать танк в темноте будет нелегко. Необходимо что-то предпринять.

Посоветовавшись с экипажем, я принял решение организовать оборону танка извне. Оборонять танк вызвался заряжающий Яковлев. С наступлением сумерек мы вынули из гнезда лобовой пулемет, подготовили диски и, осторожно открыв люк, начали складывать за башню на трансмиссию сначала пулемет, потом диски. Когда все было готово, Яковлев, прихватив автомат, высунулся из люка и занес ногу, чтобы вылезти на броню. И вдруг со стороны дома, что стоял метрах в 300 сзади танка, раздался выстрел. Пуля попала Яковлеву в голову. Мы подхватили безжизненное тело нашего товарища. Из головы бойца шла кровь, признаков жизни не было.

Я быстро закрыл люк. На место заряжающего встал член экипажа Коноплев.

В перископический прибор командира я начал изучать место, откуда был произведен роковой выстрел. Видимость была плохой, но мне все-таки удалось обнаружить недалеко от дома под деревом окоп, где находился фашистский снайпер. На бруствере окопа были выставлены каски, вероятно, для маскировки. Тщательно наблюдая, я заметил, что фашист появляется то в одной, то в другой части окопа.

Приказав Коноплеву свернуть с осколочно-фугасного снаряда колпачок и зарядить пушку, я начал медленно поворачивать башню в сторону окопа.

Снайпер, увлеченный стрельбой по какой-то цели, не сразу заметил, что в его сторону поворачивается пушка, а когда заметил, было уже поздно. Нервы фашиста сдали. Он вскочил на бруствер окопа и бросился бежать к дому.

Я нажал на спуск. Прогремел выстрел. Снаряд разорвался прямо над бегущим. Так мы отомстили за своего товарища.

Вытащив револьверные заглушки в башне, мы установили в одно из отверстий автомат, а в другое — пулемет. Таким образом танк в трех направлениях мог теперь вести огонь, не поворачивая башни. У нас еще оставалось 25 гранат, штук 15—20 снарядов, несколько пулеметных дисков и боекомплект автомата.

Всю ночь с перерывом в 5—7 минут мы вели огонь вокруг из пулемета, автомата и бросали гранаты через люк в разных направлениях. Противник время от времени накрывал нас минометным огнем, обстреливал из пулеметов.

Так прошла ночь. К утру грохот боя стал стихать, удаляться, потом и совсем затих. Мы поняли, что враг оставил свои позиции. С каким наслаждением мы выбрались из танка!

Доложив командиру роты о результатах боя, мы похоронили Яковлева. Танк был отремонтирован. А вечером того же дня (1 августа) мы уже догнали свою часть.

Н. Г. Чиж БОЕВОЕ КРЕЩЕНИЕ

Мне хорошо памятны последние дни июля 1943 года, когда добровольцы впервые вступили в бой под деревней Борилово.

Противник вел ураганный огонь. С воздуха нас обстреливали и бомбили самолеты. Разведка установила, что местность минирована. Под покровом ночи наши саперы проделали проходы в минных полях.

В назначенное время части бригады всеми своими силами двинулись в атаку. Ясное солнечное утро затянулось пылью и дымом. Рев моторов и лязг гусениц потрясли воздух, все нарастали и нарастали оглушительные разрывы снарядов и мин.

Вот и водная преграда — река Нугрь. За ней укрепления противника. Точно поражают фашистов мины, пущенные Евменом Доломаном. На правофланговом танке плечо к плечу сидят добровольцы. Они сжимают в руках автоматы. Наши взоры устремлены вперед. Скорей бы сразиться с врагом — это единственное желание.

Но вот близкий треск немецкого автомата — и один из десантников без стона упал в высокую рожь. Раскинув руки, застыл на земле мой товарищ, и наши сердца еще более наполнились ненавистью к фашистам.

В назначенном месте форсирования реки накапливаются советские танки, автоматчики. Фашисты усиливают огонь. Ими пристрелян здесь каждый метр. Бойцы прижаты к земле, двигаться вперед невозможно. И вдруг правее переправы, с обрыва над рекой, по огневым точкам противника застрочил пулемет. Мы облегченно вздохнули.

Подавлены одна, вторая, третья огневые точки немцев. Противник открывает по нашему пулемету минометный огонь. Позже мы узнали, что весь расчет погиб. Вместе с мужчинами пала смертью храбрых и девушка Капа Шмелева из Челябинска.

Но герои-пулеметчики сделали свое дело. Воспользовавшись замешательством противника, наши бойцы совершили бросок вперед — река форсирована. Автоматчики врываются в оборону противника. Завязывается бой, беспрерывно переходящий в рукопашную схватку. Рядовой Бессерянкин и его товарищи, ворвавшись в траншею, разят врага уральскими ножами. Эти ножи были изготовлены златоустовскими рабочими и вручены танкистам-добровольцам.

Неподалеку раздался оглушительный взрыв и застыла на месте «тридцатьчетверка». Из дымящегося люка вылезает танкист Николаев. Он сжимает в руке пулемет. Гитлеровцы решили взять комсомольца живым, но меткие его пули косили вражеских солдат, и те на время откатывались. Один он занимал оборону у своей машины. Зорко следил танкист за противником, но силы были слишком неравны. К тому же кончились патроны. Поднявшись во весь рост, фашисты бросились к бойцу. Николаев подпустил врага поближе и вырвал чеку гранаты. В первом бою образцы мужества и отваги показали старшины Ф. Сурков и А. Марченко, старший лейтенант Дербенев, лейтенанты И. Пупков, Ярощук, Матвеев, М. Акиньшин.

Взяты Борилово, Злынь, Мосальское, Глотово. От иных населенных пунктов осталось одно название. На месте домов — печи торчат. Вместо деревьев — обгоревшие остовы. Все разграблено и сожжено. Население угнано в Германию.

Нужно было форсировать еще одну реку. Танки начали искать брод. Вдруг из кустов вынырнул мальчик лет 10—12, Вовой, кажется, звали. Он показал место для переправы. Танки устремились туда. Невдалеке плавало бревно. Мальчик попытался оттолкнуть бревно. Оно оказалось заминированным. Раздался взрыв. Вову отбросило в сторону. Танкисты на руках доставили мальчика в госпиталь.

А в деревне со слезами на глазах навстречу нам бросилась женщина. Возраст ее нельзя было определить, настолько она была сильно истощена. С нею была девушка. Как выяснилось, муж женщины служил в Красной Армии. Когда деревню захватили немцы, мать, не желая отдать дочь в рабство, вырыла в поле нору, там и спряталась с дочерью от гестаповцев.

Мы отбили немало наших людей. Даже сейчас с болью вспоминаю, как выглядели старики и дети, голодные, оборванные, без средств к существованию, без крова. Наши добровольцы в момент затишья между боями строили для них землянки.

Вот уже Красная Новь, Кутеповский лес, Дубравка — задание выполнено. Челябинцы вышли к городу Брянску.

Правда, нам еще не хватало боевого опыта, но удар по врагу получился по-уральски сильным. Наступательный прорыв и массовый героизм, беззаветная храбрость и отвага, презрение к смерти добровольцев сломили сопротивление врага, сокрушили его оборону.

Первый салют нашей Родины в честь доблестных войск Красной Армии, освободивших Орел и Белгород, был также салютом в честь уральских добровольцев, в честь нашей Челябинской бригады, которой вскоре было присвоено звание «гвардейская».

Б. Д. Дробиз ПО СЛЕДАМ ПОДВИГА

Выдающийся пример мужества, стойкости, воинской отваги показал в боях на Орловщине экипаж танка «Челябинский пионер», которым командовал комсомолец лейтенант Павел Бучковский. Рассказ мой — о людях этого экипажа.

…Одной думой, одной заботой, одним благородным патриотическим стремлением жил в ту пору советский народ: все для фронта, все для скорейшего разгрома ненавистного врага! Комсомольцы, молодежь Магнитогорского металлургического комбината выступили с замечательной инициативой: в ознаменование 25-й годовщины Красной Армии построить на собственные средства две подводные лодки «Ленинский комсомол» и «Челябинский комсомолец». С энтузиазмом откликнулись трудящиеся Южного Урала на их призыв.

Всколыхнулась и пионерия. Страницы газеты «Челябинский рабочий» запестрели сообщениями:

Бюро областного комитета партии постановило:

Танк «Челябинский пионер» был вручен лучшему комсомольскому экипажу — экипажу отличников боевой и политической подготовки лейтенанта Павла Бучковского, в состав которого входили: механик-водитель старший сержант коммунист Василий Агапов; комсомольцы рядовые командир башни Михаил Фролов и стрелок-радист Василий Русанов. Дружная четверка выделялась воинской выучкой, крепкой армейской спаянностью, высокой дисциплиной и трудолюбием.

— Никогда не забуду того мартовского, по-летнему теплого, солнечного утра 1943 года, — вспоминает ветеран бригады М. Г. Акиньшин, — когда к нам в учебный лагерь прибыли гости — трудящиеся города и области, а среди них группа красногалстучных ребят и девчонок. Комбат капитан Федоров приказал построиться батальону. Экипаж Бучковского, подтянутый, строго-торжественный, выстроился перед своей машиной. А напротив, в шагах десяти, встала шеренга пионеров. Вперед под барабанный бой вышел пионер и стал зачитывать наказ комсомольцам-танкистам. Пионеры Южного Урала призывали добровольцев беспощадно уничтожать фашистов, обещали хорошо и отлично учиться. Бучковский вышел из строя, принял наказ, вписанный в ученическую тетрадочку, и четко, по-военному ответил:

— Спасибо вам, ребята, за подарок — отличную боевую машину! От имени комсомольского экипажа заверяю, что мы выполним ваш наказ!

И они выполнили его. Вот как вспоминает о подвиге этого героического экипажа дважды Герой Советского Союза генерал-лейтенант танковых войск М. Г. Фомичев, бывший командир бригады:

— С большим упорством обрушились челябинцы на врага. С наблюдательного пункта хорошо было видно, как к обороне немцев приближались танки, стреляя с ходу и на коротких остановках. Разрывы плотно ложились один возле другого.

Обогнув высотку справа, к позициям немцев приблизился танк «Челябинский пионер» лейтенанта Павла Бучковского. Вскоре немцы на этот участок выдвинули противотанковую батарею. Экипаж лейтенанта Бучковского оказался в тяжелом положении. Нужно было срочно принимать меры. Связываюсь по радио с экипажем. П. Бучковский сообщил, что успел укрыть танк в небольшом овраге и оттуда с места ведет огонь…

От приборов наблюдения меня оторвал лейтенант В. Лычков. Он скороговоркой выпалил:

— У Бучковского боеприпасы на исходе.

— Надо подбросить туда взвод автоматчиков, — предложил начальник штаба майор Кременецкий.

При сложившейся обстановке это был, пожалуй, самый лучший выход. Иначе немцы обойдут правый фланг и ударят с тыла.

…Солдаты взвода младшего лейтенанта Михейкина вышли на правый фланг. Немцы успели сюда подбросить еще до взвода пехоты. Офицер Михейкин расположил автоматчиков впереди танка Бучковского и приказал отрыть окопы.

Противник обнаружил наших солдат, занявших позиции вдоль проволочного заграждения. Поддерживаемые минометным огнем, фашисты пошли в контратаку с двух сторон. Стиснутый неприятелем на флангах, личный состав взвода не дрогнул. Взаимодействуя с экипажем Бучковского, автоматчики вступили в ожесточенную схватку с врагом.

…А спустя некоторое время из рук в руки переходил листок-«молния». В нем сообщалось:

К вечеру фашисты внезапно контратаковали правый фланг. Артиллерийско-минометный огонь достиг высокой плотности. Огневой налет длился пять-шесть минут. Затем, оставив свои траншеи, фашисты явно намеревались окружить взвод Михейкина. Силы были неравными, и автоматчики вынуждены были отойти к сельской кузнице. Танк лейтенанта Бучковского во время маневра неожиданно влетел в глубокую воронку и застрял. Рядом фашисты. Смельчаки не захотели оставить «тридцатьчетверку» и начали отбиваться от гитлеровцев.

Вскоре мне передали радиограмму:

…В центре небольшой орловской деревни Борилово за ажурной железной оградой установлен памятник: на постаменте в глубокой скорби стоит, преклонив колено, советский воин. В одной руке он держит приспущенное знамя, в другой, как символ могущества нашей армии, разящий меч. Здесь в братской могиле покоятся отважные танкисты Павел Бучковский, Василий Агапов, Михаил Фролов, Василий Русанов.

Участники того боя М. Акиньшин и В. Ясиновский дополняют рассказ:

— Пробиться на помощь экипажу Бучковского не удалось. Посланный танковый взвод лейтенанта И. Тарадымова попал под сильный прицельный огонь фашистской артиллерии. Один танк был сразу подбит, остальные дважды пытались проскочить через открытый участок, но не смогли: гитлеровцы держали подходы к танку под перекрестным огнем. Добровольцы сражались с врагом до последнего снаряда, до последнего вздоха.

На следующий день бригада перешла в решительное наступление, опрокинула противника, заставила его отступить. Под днищем танка «Челябинский пионер» нашли пистолет. В стволе его обнаружили письмо-завещание: танкисты, обращаясь к товарищам по оружию, призывали беспощадно истреблять фашистов, просили передать юным пионерам, что они сдержали свое слово-клятву.

— Это письмо, — вспоминают ветераны, — зачитывалось во всех подразделениях.

Весть о гибели комсомольского экипажа Бучковского невыразимой болью отозвалась в сердцах воинов, наполнила их жгучей ненавистью к врагу. Бучковский был посмертно награжден орденом Отечественной войны 1-й степени.

Там, на Орловщине, где бесстрашно воевали танкисты-добровольцы, теперь, оглашая округу мощным рокотом мотора, работает трактор «Челябинский пионер», неся эстафету славных дел.

Трактор «Челябинский пионер» сошел с заводского конвейера в дни работы XVI съезда ВЛКСМ. К радиатору была прикреплена металлическая пластинка с надписью:

На свой запрос из Орловской области получил я два письма. Начальник Дмитровской передвижной механизированной колонны треста Орелмелиоводстрой И. Ляховка сообщает:

Тракторист Александр Беляков добавляет:

В архиве ордена Ленина ЧГРЭС мне удалось найти личную карточку Василия Ивановича Русанова. Оказалось, что в 1943 году он работал слесарем на Аргаяшской ТЭЦ. До войны жил в Ленинградской области. Когда началась война, Вася пошел в военкомат, но в армию из-за малолетства не взяли, тогда он ушел в партизаны. Пробыл там недолго: тяжело заболел воспалением легких. Его отправили в тыл. Там подлечился, а когда узнал, что в Челябинске формируется добровольческая танковая бригада, подал заявление.

В архиве Челябинского тракторного завода имени В. И. Ленина хранится личное дело второго члена экипажа — башнера Михаила Герасимовича Фролова. Он работал токарем механического цеха № 1 опытного производства, в Челябинск был эвакуирован из Сталинграда.

Письмо, посланное на родину Фролова, попало в руки Г. А. Выдрина — школьного друга М. Фролова. Вот отрывок из его ответа:

О командире героического экипажа из Главного Управления кадров Министерства Обороны СССР лаконично сообщили:

Я решил прибегнуть к помощи молодежной газеты города Ростова «Комсомолец». Она напечатала рассказ о подвиге экипажа. А через несколько дней почтальон вручил мне два письма: из Сальска и станицы Трубецкая. Не верю собственным глазам: пишут сыновья Василия Агапова — Владимир и Анатолий!

Приведу одно.

Удалось разыскать в Ростове родных Павла Бучковского: престарелую мать Лукерью Яковлевну и сестру — Н. И. Пасенко.

С особым волнением ждал я вестей от сестры Павла Бучковского. И вот передо мной фотографии Павла, его фронтовые письма родным.

И еще письмо.

И еще письма, письма, письма… Бесценные человеческие документы, за которыми встает патриот, танкист-доброволец.

Все они написаны мелким почерком. А это… сразу замечаешь чужую руку.

Здесь же последнее письмо Павла Бучковского, написанное торопливо, химическим карандашом, на листке, вырванном из блокнота:

Н. И. Пасенко пишет:

С того июльского утра 1943 года прошли десятилетия. Минуют еще десятилетия, но не забудутся имена героев-добровольцев Павла Бучковского, Василия Агапова, Михаила Фролова, Василия Русанова.

В. Е. Тэслер ПЕРВАЯ РАЗВЕДКА

Густая темнота июльской ночи заполнила собой все окружающее. Только вдали взлетали фонариками ракеты, и небо прочеркивали цепочки трассирующих пуль.

Задание, которое дал нам с сержантом М. Д. Шевченко командир взвода разведки лейтенант Кузь, казалось, было простым: найти танкистов Пермской бригады, узнать обстановку. Ориентировочно нам сказали, что они должны быть в районе деревень Рылово, Лунево, азимут по карте — юго-запад, расстояние пять-шесть километров.

Найти, узнать, вернуться, доложить… И мы шли, шли, время от времени спотыкаясь о борозды пашни. Иногда Шевченко смотрел на стрелку компаса, и мы меняли направление. Руки напряженно сжимали шейку приклада автомата.

Прошло уже больше часа, когда невдалеке послышался чей-то шепот и тихие стоны.

Напряженно вслушиваемся и облегченно вздыхаем: «Наши». Шевченко спрашивает: «Ребята, где вы?» Шепот смолк, и через минуту слышим: «Здесь, в воронке, раненые мы».

Пригнувшись, идем на голос и чуть не падаем в воронку, где лежат два бойца. Опустившись на корточки, Шевченко расспросил раненых. Те сказали, что залезли в воронку отдохнуть, хотят до рассвета добраться до полевого госпиталя. Танки видели, они должны быть правей. Немцы — за речкой, речка маленькая, но у противника полно пулеметов, есть минометы и пушки.

Мы пошли дальше. Неожиданно для себя оказались на поле, заросшем невысокой рожью, ее мягкие колоски щекотали кожу рук.

Несколько ослепительно ярких ракет взвились впереди нас, и мы, сминая рожь, повалились на землю. Метрах в пятидесяти блеснула полоска воды. До нас отчетливо доносились легкие щелчки ракетниц. Шевченко придвинулся ко мне и прошептал: «Видел, за речкой немцы?»

Случилось непредвиденное, мы прошли мимо своих и вышли на линию обороны врага. «Смотри и запоминай!» — продолжал Шевченко.

Левее, метрах в трехстах, застрочил пулемет, и над головами просвистели пули. Несколько ракет, выпущенных одновременно, вновь осветили противоположный берег. Почти против нас, метрах в двухстах, около густых кустов, заметили еще одну пулеметную точку.

Больше часа лежали мы во ржи, а Шевченко все показывал мне новые огневые точки и учил запоминать ориентиры. «Пора», — толкнул он меня, наконец, и мы поползли назад. Ползти вообще тяжело, а когда на шее висит автомат, на поясе сумка с запасным диском и в карманах гранаты, — еще тяжелее. Хотелось подняться и пойти в полный рост. Но рядом Шевченко, он то и дело хлопал меня по спине, прижимая к земле, раздвигал стебли ржи и ловко полз вперед.

Поле кончилось, уже виднелись деревья. Мы приподнялись и в тот же миг вздрогнули, услыхав резкий окрик: «Стой! Кто идет?!» Это оказалось передовое охранение Пермской танковой бригады.

Когда мы вернулись в бригаду и Шевченко начал докладывать командиру о нашей первой разведке, я подумал: «Как хорошо, когда рядом есть надежный товарищ!»

Утром 30 июля 1943 года лейтенант Кузь вызвал меня и дал первое самостоятельное задание. Я с двумя разведчиками должен был разведать обстановку в направлении деревень Борилово и Злынь.

Со мною пошли Н. Волков и Л. Пономаренко. Впереди за полем горело несколько домов. Шел дождь, и наши ноги вязли в грязи. Справа в полукилометре рвались мины и снаряды, виднелись медленно двигающиеся танки Т-34. Это свердловчане вели бой.

Мы вышли на окраину Борилово, укрылись в воронке от бомбы и начали наблюдение. Через час подошли танки первого танкового батальона нашей бригады. Я сказал командиру батальона майору Степанову, что замечены на поле какие-то пролысины, высказал предположение, что там закопаны мины.

В это время с запада налетело несколько немецких самолетов, они сбросили бомбы. Наши танки укрылись под деревьями и возле редких строений. Не успели улететь самолеты — начался обстрел. Один из танков на большой скорости двинулся вперед. Танковая пушка несколько раз сверкнула пламенем, короткими очередями били пулеметы. И вдруг глухой взрыв. Танк, подорвавшись на мине, застыл на месте. Я послал Волкова к комбату с донесением: на поле определенно мины.

Поздно ночью мы вернулись в разведвзвод и узнали, что помкомвзвода Саша Соколов с группой разведчиков взял «языка». Молодцы!

Под утро я получил новое задание. С разведчиками Волковым и Пономаранко мы должны пройти Ильянское, Гнездилово, Булгаково, Андросово и добраться до станции Шахово.

С рассветом мы втроем достигли Борилово. Ползком подобрались к отдельно стоящему подбитому танку.

Наша артиллерия начала обстрел немецких позиций, полчаса рвались снаряды и мины, потом вперед пошли танки, стреляя из пушек и пулеметов. На некоторых танках сидели за башнями автоматчики. Артогонь со стороны немцев усилился, загорелся один наш танк, затем еще один. Автоматчики посыпались с танков и перебежками стали продвигаться вперед. Обстрел все усиливался, и наша атака захлебнулась.

Поздно вечером танки вновь пошли в атаку и, несмотря на ожесточенное сопротивление немцев, продвинулись вперед.

Первый танковый батальон, с которым мы шли, наткнулся на минное поле, и один танк подорвался. К утру в минном поле саперы сделали проходы, и с рассветом танки начали наступление на Злынь. В полдень наши бойцы уже были в Злыни. Поступила команда занять оборону. А нам лейтенант Кузь приказал двинуться вперед.

Издалека доносился гул танковых моторов, и я послал Пономаренко с донесением к своим.

Ночью мы прошли еще немного вперед и едва не напоролись на немецкие танки и самоходки, которые подтягивались для контратаки. Вместе с Волковым мы вернулись в Злынь и доложили обстановку командиру разведвзвода, он сразу же ушел в штаб.

Утром мы были обстреляны из пушек и минометов, затем вражеские самолеты начали бомбить расположение бригады. Через некоторое время появились немецкие танки и автоматчики. Их встретили огнем танков и пушек. Несколько вражеских танков загорелось, и черный дым потянуло ветром по полю. Бой длился до вечера, и фашисты отступили.

На следующий день бригада перешла в район деревни Ильинское, а мы отдыхали, и я проспал свой день рождения.

4 августа мы с Волковым и Пономаренко разведывали подступы к деревням Китаево, Булгаково и Андросово. Местность была изрезана оврагами и лощинами. Когда подошли к Китаево, Волков дал сигнал рукой: что-то заметил. Смотрю, на пригорке фашистская машина, видимо, подорвалась на мине. Около машины офицер и солдат. «Попробуем взять в плен», — сказал я ребятам. Волков приподнялся и крикнул: «Хенде хох!» В ответ солдат вскинул автомат, и нам ничего не оставалось делать, как прошить обоих автоматными очередями.

Волков подполз к убитым фашистам и взял у них документы, автомат и бинокль. Я послал Пономаренко сообщить о минном поле и болотистой низине, по которой танки не пройдут. Где-то далеко позади нас все сильнее разгоралась стрельба, доносилось рычание танковых моторов. Наши танки рвались к железной дороге.

Из-за пригорка показались три отступающих самоходки фашистов и несколько десятков солдат. Слева из ложбины вынырнули два Т-34 с автоматчиками на броне. На наших глазах началась схватка советских танков с фашистскими самоходками. После первых выстрелов вспыхнула первая самоходка, внутри ее раздался глухой взрыв. Но и у нашего танка разбило ленивец, он юлой развернулся на месте. Другой танк, ловко маневрируя, вел огонь с ходу и подбил вторую самоходку. Из нее выскочило несколько гитлеровцев в дымящихся комбинезонах. Третья самоходка, пятясь, стреляла по подбитому танку. На танке загорелись кормовые баки, но башня развернулась, и метким выстрелом танкисты подожгли последнюю фашистскую самоходку.

Несколько автоматчиков, пригнувшись, подбежали к нам. Мы открыли огонь по гитлеровским пехотинцам. Огонь наших автоматов был неожиданным, и, потеряв до десятка солдат, фашисты залегли.

Враг начал обстреливать нас из миномета. Взрывом мины меня приподняло и ударило об землю. Два осколка попали в руку. Через несколько часов Волков доставил меня в полевой госпиталь.

М. Г. Акиньшин ПОСЛЕ БОРИЛОВО

Нам было ясно, что фашистские войска уже не в силах остановить наступление Красной Армии на Орловско-Брянском направлении. Однако враг оказывал отчаянное сопротивление. Горели села и города, от рук гитлеровцев гибли мирные советские граждане.

Мы освободили Борилово, Конь-Колодезь, Авдеевку, Скорики, Злынь и другие населенные пункты. И всюду — следы злодеяний фашистов.

Наши саперы обезвреживали мины, заложенные на перекрестке дорог. Мины были закопаны наспех, даже земля не успела обсохнуть.

Проходы сделаны. Танки челябинцев-добровольцев идут вперед.

Мы вышли к западной окраине небольшой деревни и не встретили ни одного жителя. Только кошки бегали от одной печной трубы к другой, да одинокий старик со слезами на глазах вышел нам навстречу из руин.

Сосредоточившись в лощине, танкисты осматривали боевые машины. Наступили сумерки, но они продолжали свое занятие. У танкистов закон: пока машина, пушка, пулеметы не в порядке, ты не имеешь права ни есть, ни отдыхать.

Коротка летняя ночь. Справа и слева полыхали огневые зарницы. Там шел бой. Это шли в наступление наши соседи — 197-я Свердловская и 242-я Пермская добровольческие танковые бригады. С рассветом и нам предстояло освобождать Мосальское.

Наступление началось после короткого артиллерийского налета. Первый танковый батальон майора Степанова шел на правом фланге. По фронту — второй танковый батальон капитана Федорова.

На подступах к деревне фашисты встретили нас огнем из пушек и минометов. Танки первого танкового батальона вырвались вперед. Завязался бой. Уже горят танки, поле заволокло дымом. Далеко вперед ушла рота Ивана Любивца.

Наступление второго танкового батальона было приостановлено артиллерийским огнем врага.

В разгар боя к нам подъехал комбриг М. Г. Фомичев. Шофер Костя Дорошевский укрыл его машину за кормой танка.

Комбриг спросил Федорова, почему нет продвижения вперед. Федоров ответил, что ведет перестрелку с вражеской пушкой, которая стоит возле тополей у хаты. Вести огонь мешает наша «тридцатьчетверка», она остановилась на высотке, не стреляет и не уходит в укрытие.

Фомичев приказал мне узнать, в чем дело. Я бегу по высокой траве к танку. Взбираюсь на машину и стучу по люку башни. И тут башня вдруг начала вращаться, застрочили пулеметы. Лежа на башне, пытаюсь с борта схватить ломик. Это мне удается. Поддеваю люк и кричу, чтобы прекратили огонь. Оказалось, что меня сочли за немца.

— Танк-то зачем на бугре стоит? — спрашиваю командира. Оказывается, танкисты устраняли неисправность и разбирали клин затвора пушки. Передаю приказ — отойти танку назад и бегу к своим.

В это время фашисты открывают минометный огонь. Мины ложатся буквально рядом. Падаю и бегу, падаю и бегу. Комбриг, как рассказали мне после, очень переживал за меня, боялся, что убьют.

Добежал. Правда, весь был в грязи и мокрый. А вражеская пушка возле тополей все продолжала стрелять. Комбриг и говорит Федорову:

— Уничтожь эту гадину, видишь, не дает твоей роте двинуться вперед.

Последовала команда:

— Мордвинцев, заряжай осколочным!

Тесно в танке вшестером. Мордвинцев подавал снаряд, а комбриг заталкивал в казенник. Определив дистанцию, взяв цель в «вилку», мы с трех снарядов уничтожили пушку.

Наступление второго танкового батальона возобновилось.

Наше внимание все сильнее стала приковывать канонада, что раздавалась в направлении расположения роты Любивца. Комбриг приказал мне добраться до роты и передать командиру, чтобы его танки атаковали Мосальское.

— Есть передать, — только и сказал я Фомичеву.

Он снял танкошлем, поцеловал меня и сказал:

— Надеюсь на тебя. Медлить нельзя, там люди, там решается судьба боя.

Преодолев глубокий овраг, я выбрался на конопляное поле. Вижу — дорожка. А подле нее ячейка к ячейке, и немцы ходят, а кто и сидит в окопе. Есть пулеметы на треногах, направлены в нашу сторону. Но в общем-то тут спокойно. Наши наступают в другом направлении.

Как быть? Решение молниеносное. Обойти овраг и поле и не по обочине, а посередине. Так и сделал. Иду во весь рост. Слышу, как немцы переговариваются. Кончилось конопляное поле. Справа — посадка капусты, пчельник и отдельная хатка. Слева — овраг и на противоположной стороне сруб деревенской кузницы. Добрался до кузницы. В ней никого нет. Вижу — по деревне бегают немцы, стреляют из автоматов.

Пересек дорогу, ринулся в посевы спелой ржи и пошел в направлении боя. Так и добрался до наших танков. Нашел Любивца, передал ему приказ комбрига.

Вскоре я уже сидел в командирском танке и показывал, куда вести огонь, где больше фашистов.

В сумерки Мосальское было освобождено. Доложив комбригу о выполнении приказа, я нашел свой экипаж. Федя Сурков, Александр Марченко и Саша Мордвинцев были заняты подготовкой машины. Нам предстояли новые бои.

Н. И. Черемных ПОЕЗДКА НА ФРОНТ

В конце лета 1943 года в Челябинске стало известно, что в гости к воинам нашей добровольческой танковой бригады выезжает делегация от трудящихся Южного Урала. К великой моей радости, в число делегатов включили и меня, председателя Кировского райисполкома. Радость мою и моей семьи легко было понять: в этой боевой части служили мой муж Александр Михайлович Червяков и сын Володя.

Собираясь в дальнюю дорогу, я уже в который раз перебирала в памяти события последнего года. Отчетливо вспомнила тот пасмурный февральский день, когда я узнала о том, что нам предстоит разлука. Вечером вся наша семья собралась дома: Александр Михайлович вернулся с заседания правления облпотребсоюза, сын Володя с завода «Калибр» (ему еще нужно было идти на занятия вечернего отделения института), старшая дочь Оля — с завода, Аида — из школы. Все устали, но как всегда были рады встрече друг с другом. Без умолку щебетала о своих новостях в детском садике наша малышка Люся.

Сели за стол. Люся, как обычно, забралась на колени к отцу. Я замечаю что-то новое в поведении мужа и сына, они чем-то возбуждены. Александр Михайлович вопросительно смотрит на Володю, а у того в глазах «бесенята» играют. Только я села за стол, разлила всем суп, как муж, явно волнуясь, с трудом подбирая слова, говорит:

— Мать, а ведь мы с Володей решили подать заявление о зачислении нас в Уральский танковый корпус. Как ты на это смотришь?

Все словно застыли и смотрят на меня встревоженно. А у меня сердце, кажется, остановилось, не могу передохнуть. Внутри какой-то голос протестует: «Как, оба сразу?»

Взяла себя в руки и спокойно говорю:

— Вот и хорошо, что вместе будете воевать. А нас здесь остается вон сколько, целая воинская единица, будем ждать вашего возвращения.

В начале марта оба Червякова — 47-летний отец и 18-летний сын — были зачислены в Челябинскую танковую бригаду. Я часто ездила в часть, познакомилась с командованием мотострелкового батальона. Скомплектовала для воинов библиотечку, разыскивала карманные географические атласы. В Кировском райисполкоме каждый вечер до поздней ночи мы готовили добровольцам разные подарки.

В один из мартовских или апрельских дней в райисполкоме собрались депутаты, председатели уличных комитетов, актив. Народу в зале так много, что иголке негде упасть. Тишина. По праву председателя райисполкома я читаю Наказ добровольцам. Душат слезы. Не узнаю свой голос. У присутствующих по лицам тоже текут слезы. Но никто их не замечает, не стыдятся даже мужчины.

Первого мая муж и сын приехали домой. Было ясно, что бригада вот-вот отправится на фронт. Настал тяжелый час расставанья. Оба мои бойца в новеньком обмундировании, стройные, подтянутые, то веселые, то грустные… Вышли из дома. Идут по двору… Сказали, что не надо провожать. Мы, обнявшись, прильнули к окну, глаза не отрываем. Они несколько раз оглянулись, помахали рукой, затем скрылись из виду.

9 мая на площади около главпочтамта построились добровольцы, здесь им будет вручен Наказ трудящихся Южного Урала. Я со всей семьей стою около трибуны. Вместе со всеми присутствующими на митинге повторяем слова Наказа. Затем над коленопреклоненными рядами добровольцев несутся огненные слова священной клятвы.

Я, не отрываясь, смотрю на мужа и сына, стараюсь запомнить каждую черточку родных лиц. Мне кажется, что их голоса «Клянемся не дрогнуть в боях за землю русскую» раздаются громче других. Я слышу их до сих пор, когда сажусь на скамью в сквере, где памятник добровольцам.

Напряжение после митинга достигло предела. Меня положили в больницу. Через несколько дней начальник санчасти сообщил, что сегодня бригада уезжает на фронт. Вместе с лечащим врачом разрешает мне проводить родных. Напичкали разными лекарствами. Кто-то достал «газик». Вместе со мной едет друг нашей семьи О. А. Смоловик. Ночь темная, хоть глаз выколи. Идет холодный дождь, как будто сама природа горькими слезами протестует против страшной войны.

На станции по-боевому идет погрузка. Мужу сказали о нашем приезде. Он подбегал несколько раз. А вот Володи все нет и нет. И появился он за несколько минут до отхода поезда, веселый, возбужденный. Слышу слова мужа: «Береги свое здоровье», — как будто не они на фронт едут, а я. Утром в больнице думала, что голова и сердце не выдержат, разорвутся на части. Но надо держаться: дома трое детей, на фронте — двое близких, им так нужны весточки из родного дома.

И вот ожидание и ожидание, хотя каждую неделю получаем письма, чуть не каждый день пишем сами. Письма из воинской части — неизменно бодрые, жизнерадостные, патриотические, пахнущие уже пороховым дымом. В них со всей силой раскрывался высокий моральный облик не только наших родных, но и всех добровольцев.

Письма Володи отличаются юмором, особенно те, что адресованы сестре Аиде. Этот скромный, застенчивый юноша проявил на фронте настоящее мужество.

Из политотдела бригады мне писали:

…И вот, наконец, в сентябре 1943 года мы отправились в путь. Мы везли с собой целый поезд подарков уральцам-добровольцам. Добирались по железной дороге около месяца. В разрушенном Орле нас встретили представители Уральского добровольческого танкового корпуса.

11 октября 1943 года выехали из Орла в место расположения части. В Брянских лесах, где корпус встал после боев на отдых, нас давно ожидали. На встрече присутствовало все командование. Нас угостили ужином, ознакомили с боевыми делами добровольцев Челябинской бригады. Делегаты рассказали о том, как живут и трудятся люди в тылу.

В шесть утра подполковник М. Г. Фомичев отвез делегацию в бригаду. На территории расположения подразделений — флаги, лозунги.

Наступила незабываемая встреча с родными. Сначала по приказу М. Г. Фомичева явился муж, отрапортовал. Запыхавшись, прибежал Володя, тоже отрапортовал. Тут бы им скорее обнять меня, а команды нет. Может быть, это был только миг, а нам он показался вечностью. Наконец Михаил Георгиевич Фомичев, улыбаясь, машет рукой в сторону Червяковых и говорит: «Целуйтесь!» Оба бросились ко мне, а у меня ноги подкашиваются, еле стою.

Позднее М. Г. Фомичев с гордостью сказал мне:

— Видишь, мать, какая у нас дисциплина и выдержка. Ведь знаю, что Червяковым страшно хотелось не рапортовать: «По вашему приказанию явился…», а броситься к тебе, но я команды не даю…

И так по-мальчишески, озорно улыбнулся.

В этот день делегация встретилась с начальником политотдела бригады подполковником М. А. Богомоловым. А после все мы — муж, сын и я были торжественно вселены во «дворец»-землянку, специально построенную товарищами Червяковых в ожидании моего приезда.

Сколько людей побывало в этой землянке, пока мы гостили у танкистов! Наверное, около двухсот. Запомнились встречи с Сунцовым, Расторгуевым, Бабкиным, Левшиновым и многими другими. Все интересовались жизнью в городе, области и, конечно, неизменно спрашивали, как живут их семьи. Просили побывать у них, сказать, что у фронтовиков все хорошо.

Был такой эпизод. Я передала семейную посылку, точно не помню кому, кажется, Н. Г. Чижу. В ней была крохотная беленькая распашонка. Очевидно, жена второпях вместо носового платка положила эту детскую вещицу. Но скольку она радости принесла не только папаше, а и всем, кому он ее показывал! А он, по-моему, обежал всю часть.

Но самыми незабываемыми были беседы с мужем и сыном. В эти дни корпусная газета «Доброволец» писала и о их боевых делах. Был помещен очерк и обо мне.

Однажды я в шутку спросила сына, не трусил ли он в первом бою. А он очень серьезно ответил, что хорошо помнит Наказ челябинцев и клятву, данную им. Немного погодя Володя, улыбаясь, сказал, что я его, должно быть, в рубашке родила, счастливым. Ведь ни одной царапинки не получил в боях. А отец, поглядывая на сына, заметил:

— Вот пришлось из шатена стать блондином. После первого боя целый день не мог отыскать Володю и… поседел за этот день.

Оказалось, что сын находился в это время около раненого командира.

Были встречи с офицерами батальона, с девушками-добровольцами. Тяжеловато им приходилось на фронте. Был митинг, на котором делегация торжественно вручала командирам и бойцам подарки от трудящихся Южного Урала. Сколько при этом было горячих рукопожатий и поцелуев. Александр Михайлович получил подарок от комсорга Коркинской шахты № 27 Егоровой, а Володя — карманные часы. Всем добровольцам вручили новые, с черной ручкой ножи. Сын отдал мне на память свой старый нож и заявил, что им уничтожено несколько фашистов. Оба ножа, отца и сына, хранятся сейчас в Челябинском краеведческом музее.

Запомнился концерт художественной самодеятельности добровольцев. В ту теплую, звездную ночь, когда на чурбанах возле меня сидели муж и сын, мне выступления «артистов» казались вершиной искусства. Даже всегда сдержанный Александр Михайлович пришел в восторг и, как мальчишка, вместе с другими кричал: «Доломана, Доломана!» Я не знала тогда, кто это такой. И вот на сцену выходит сам Доломан, в длинной шинели, страшно смущенный, растерянный. Оказывается, он автор и исполнитель ряда номеров концерта.

Закончилось наше пребывание у добровольцев. На прощанье каждый из нас получил памятный подарок. Моему мужу и сыну было разрешено проводить нас до Орла, где я распрощалась с ними навсегда. Разве я думала тогда об этом?

Только я вернулась из поездки, как получила письмо. Александр Михайлович писал:

А Володя сообщал:

В это же время пришло письмо от командира бригады, который, поздравив нас с Новым 1944-м годом, писал:

Письма от мужа и сына говорят об усиленной боевой подготовке корпуса к новым схваткам с врагом, продвижении на Украину. Вот добровольцы в Киеве. И вдруг все оборвалось…

Через некоторое время приходят противоречивые письма от товарищей мужа и сына. Одно ясно, что в ночь с 16 на 17 марта 1944 года в бою за деревню Романовку сын был тяжело ранен и отправлен в госпиталь. А муж? Только в сентябре 1944 года я получаю из бригады письмо, подписанное начальником штаба гвардии подполковником Барановым, в котором сказано:

Еще в марте Володя писал, что находится в пересыльном госпитале:

Из июньского письма мы узнали, что Володя в новой воинской части:

Следующее письмо начинается так:

И последнее, июльское письмо:

Аида в своем письме просит:

Я ему писала:

Но встретиться не пришлось, и эти письма не дошли до него. В начале сентября раздался в дверь настойчивый стук. Мы подбегаем (уже несколько месяцев так), гадая, не Володя ли после ранения приехал в отпуск. А это принесли из военкомата извещение:

Я пролежала три дня. На работу вернулась седая.

В 1961 году я ездила в Польшу, побывала на том месте, где погиб и похоронен Володя. Незадолго до моего приезда умер местный житель Ныкля Ян, который перенес с холма тяжело раненного Владэка (как его называли поляки) в школу, где он и скончался. А как мне хотелось узнать, не говорил ли он что-нибудь перед смертью! Володя был похоронен во дворе школы, а потом прах его был перенесен в районный центр Дембица на военное кладбище. С могилы сына я привезла домой фотокарточку и белые цветы, которые бережно храню и по сей день.

Красные следопыты школы № 39 Челябинска организовали комнату-музей боевой славы, посвятив его нашему гвардейскому Уральскому танковому корпусу. В комнате отведен уголок моему сыну и мужу. Здесь я не раз встречалась с красными следопытами. Средняя школа № 1 имени Энгельса имеет книгу Почета, в которой в числе выпускников, погибших в Великую Отечественную войну, записан Володя Червяков.

В красном уголке облпотребсоюза на мемориальной доске среди имен погибших воинов — имя Александра Михайловича Червякова.

Евмен Михайлович Доломан, танкист-доброволец, написал повесть о боевых делах своих товарищей. У меня есть эта повесть с автографом Доломана:

С. В. Зиновьев ВЕЛИКОЕ ЕДИНСТВО

После проводов бригады на фронт партийные организации Челябинской области приступили к большой работе по материально-бытовому обеспечению семей до-добровольцев. Бюро обкома ВКП(б) приняло постановление «О материально-бытовом обеспечении и трудовом устройстве семей добровольцев рядового и командно-политического состава частей Уральского добровольческого танкового корпуса».

Обком партии призвал всех руководителей партийных, советских, профсоюзных, хозяйственных организаций области до конца войны повседневно проявлять заботу о семьях бойцов-добровольцев и разъяснил, что забота эта «есть половина всей нашей заботы о Красной Армии».

Постановлением бюро обкома за семьями добровольцев были закреплены права прикрепления к закрытым магазинам, столовым и буфетам по месту работы добровольцев; закреплены квартиры, запрещено уплотнение и переселение семей.

Семьи добровольцев были обеспечены топливом на зиму, овощами и, если это требовалось, кормом для скота. Для оказания единовременной денежной помощи им выделено 2300 тысяч рублей.

В течение августа — сентября 1943 года в Челябинске 182 семьям добровольцев отпущено 106 300 рублей, отремонтированы и предоставлены квартиры только по Ленинскому и Сталинскому районам 28 семьям. Оказана материальная помощь: выдано 107 пар кожаной обуви, 153 пары валенок, 72 комплекта детской одежды.

Ну а если кто-то проявлял черствость и равнодушие?

Осенью 1944 года в обком сообщили о том, что семья добровольца Казанцева, проживающая в селе Сугояк, оказалась в тяжелом материальном положении. В село был послан представитель военного отдела обкома. Факты подтвердились. В обком вызвали секретаря Бродокалмакского райкома партии. Оперативная комиссия вынесла решение:

Забота о семьях добровольцев поднимала настроение у бойцов и офицеров, укрепляла их мужество и стойкость в борьбе против немецких захватчиков. Об этом свидетельствуют десятки и сотни писем добровольцев, командования корпуса, отцов, матерей и жен воинов в адрес райкомов, горкомов и обкома партии. У меня сохранилось одно из таких писем.

Леонид Петрович Щекотихин, бывший директор учебного комбината из города Коркино, за проявленное в бою мужество был награжден медалью «За боевые заслуги».

Будучи на фронте в гостях у танкистов, я встретился с Павлом Ивановичем Злоказовым — бывшим автомехаником Миасского напилочного завода. Вот как рассказала об этом газета «Доброволец» за 9 января 1944 года в статье «Мысли при встрече»:

Таких примеров десятки и сотни. Они лишний раз убеждают нас, как велика связь между фронтом и тылом».

В марте 1944 года бюро обкома ВКП(б) приняло специальное постановление о материально-бытовом обеспечении семей погибших и инвалидов Отечественной войны рядового, сержантского и офицерского состава частей Уральского добровольческого танкового корпуса. Выполняя данное постановление, местные партийно-советские органы оказали всем этим семьям большую помощь. Только за 1944 год семьям погибших добровольцев выданы единовременные пособия на сумму 422 350 рублей и добровольцам-инвалидам — 348 350 рублей. Южноуральцы пять раз посылали к своим воинам-землякам делегации рабочих и колхозников области. Всего танкистам было отправлено 46 вагонов с подарками, на общую сумму 17 миллионов рублей. Добровольцы — солдаты, сержанты и офицеры Уральского добровольческого корпуса — получили 107 837 индивидуальных посылок.

В состав делегаций, выезжавших на фронт, входили лучшие люди Южного Урала: знатный бурильщик из Бакала Кривоносов, мастер мартеновского цеха Магнитогорского металлургического комбината Горностаев, работница Златоустовского абразивного завода Надеждина и другие.

Делегатам Южного Урала выпало счастье присутствовать на большом торжестве добровольцев. Это было 18 ноября 1943 года, когда Уральскому добровольческому танковому корпусу вручили гвардейское знамя. Добровольцы отчитывались о своих боевых делах, делегаты рассказывали об успехах на производстве, вручали подарки.

Вспоминаю, с каким волнением слушали танкисты рассказ Кривоносова. Он сообщил, что один управляется за сорок человек, выполняет норму на 4000 процентов! Кривоносов призвал бойцов и офицеров последовать его примеру: каждому уничтожить по сорок фашистов.

Председатель колхоза имени 10 лет Октября Миасского района Синяков рассказал бойцам, как самоотверженно трудятся колхозники. С большим вниманием слушали бойцы выступление работницы Челябинского кузнечно-прессового завода Шиловановой. Ее сын Володя геройски погиб на фронте.

В ответном слове воины поклялись землякам отомстить врагу за слезы матерей, за павших товарищей, за разрушенные села и города.

Не раз приезжали к землякам и добровольцы. Они докладывали, как выполняют Наказ, как самоотверженно борются за освобождение советской земли от фашистской нечисти. Так, делегация танкистов в составе Ф. П. Суркова, М. Д. Мостовова, Ю. А. Опритова, возглавляемая начальником политотдела бригады М. А. Богомоловым, в ноябре 1943 года проехала чуть не весь Южный Урал. Всюду ей был оказан самый теплый прием.

К 27-й годовщине Великой Октябрьской социалистической революции каждый воин танкового корпуса послал в коллектив, где он раньше работал, свой отчет о выполнении Наказа трудящихся родного края. Более 1200 отчетов добровольцев прослушали трудящиеся области на своих собраниях. Гордость за своих посланцев героев-добровольцев воодушевляла их на трудовые подвиги.

Приложение