Пирсон, штат Иллинойс, – небольшой городок на Среднем Западе примерно в трех часах езды от Чикаго. Река Рок делит город на две части; шириной он меньше мили. Основное сооружение – низконапорная плотина; вода поднимается по ступенькам, пенится, падая с высоты, и течет дальше на запад, минуя два моста Пирсона: Галена и Соук. Как и большинство городов на реке в этом районе, он был назван в честь одного из первых европейских поселенцев, который в XIX веке построил здесь паромную переправу и начал зарабатывать на торговцах и путешественниках. И, как многие другие городки Иллинойса, Пирсон претендовал на то, что его история имеет отношение к Аврааму Линкольну – он руководил военными действиями в этом районе во время войны Черного Ястреба[1]. На южной набережной стоит бронзовая статуя Линкольна: первый президент обозревает фасады обращенных к реке зданий – солярий, Торговая палата, бар «Пикадилло». Краеведческий музей в здании бывшей средней школы ограничивался лишь упоминанием о Линкольне, зато располагал подробными материалами о драматическом инциденте под названием «Пирсонская авария».
В седьмом классе Бекки писала сочинение на тему Пирсонской аварии. В 1806 году паром врезался в берег, и несколько человек утонуло. Она изложила события от лица хромого хозяина салуна: он не мог никому помочь, стоял на берегу, опираясь на палку, и только смотрел. На его глазах погибали люди, и он ненавидел себя за то, что не в состоянии помочь. Наблюдал – вместо того, чтобы действовать, а это не по-мужски. Видел все с самого начала, с первого легкого толчка: как руки мужчин метнулись к шляпам, как люди падали за борт, как кричали женщины, ржали лошади… и как потом вытаскивали на берег тела.
Учительница Бекки, миссис Нэгл, задержала ее после звонка. Написала на первой странице сочинения: «Незачет».
– Кто этот человек? – спросила она.
– Не знаю. Никто не знает. – Бекки была недовольна: что, придется писать заново?
– Ты пользовалась какими-то источниками? – Миссис Нэгл имела в виду бесконечные ленты микрофильмов местной библиотеки.
– Нет, – призналась Бекки.
Миссис Нэгл пролистала сочинение, то и дело указывая ручкой на выражения вроде «воспоминания мистера Сэма Смита об этом ужасном дне». Затем написала на титульном листе два слова: «ВЫМЫСЕЛ» и «ФАКТЫ».
– Ты написала вот что. – Она ткнула в первое слово. – А задание было таким. – Ткнула во второе.
Бекки переписала сочинение и больше никогда не выходила за рамки. Вообще-то она удивилась, что миссис Нэгл нашла время высказать ей свои сомнения – обычно за сочинения Бекки получала «пятерки» и «четверки», о чем бы ни писала, и никто ничего не комментировал. В школе, которую половина учеников не оканчивает и где нет возможности вести отдельные классы для одаренных детей, отличная успеваемость означала только то, что до тебя никому нет дела.
Лишь мисс Марнер, преподававшая математику в старших классах, всегда уделяла Бекки особое внимание. Высокая, худощавая – этакий надзиратель, Диана Марнер настаивала, чтобы ее звали не миссис, а мисс: «Повторяем за мной, всем классом: «Мззззззз Марнер»! Не так уж и трудно, правда?».
Мисс Марнер давала Бекки самые сложные тесты и не желала слушать никаких жалоб. Копировала на ротаторе дополнительные задания и требовала, чтобы Бекки сдавала их ей в течение двух дней. Настояла на том, чтобы она вступила в городской клуб математиков (Бекки была в нем единственной девушкой и единственной старшеклассницей), выписывала для нее книги из библиотек других штатов и даже видеокассеты с материалом о теории происхождения чисел и о концепциях, лежащих в основе методов обработки больших массивов данных.
Бекки нравились задания, откопированные на ротаторе – каждое по-своему интересно, но она не могла понять, почему мисс Марнер так увлекается теорией, ведь это вряд ли пригодится в жизни. Бекки пользовалась математикой в прикладном плане – делать расчеты. Она представляла себе мысленно расположение цифр, соотношение величин и функций так же ясно, как если бы держала перед собой учебник. Даже мисс Марнер она не могла объяснить, что для нее это похоже на игру: цифры будто перекатываются в голове, щелк-щелк. Как цветные китайские шашки.
Однажды в субботний день мисс Марнер отвезла Бекки и двух мальчиков из ее класса в Пеорию (два часа езды в один конец) на олимпиаду штата по математике. Бегала по переполненному спортзалу, где разместили участников, наблюдала, как они справляются. Когда объявили, что Бекки заняла первое место, раздались жидкие вежливые аплодисменты. Которые тут же перекрыл неодобрительный гул и улюлюканье – какая-то пигалица выиграла олимпиаду! На обратном пути мисс Марнер явно была в настроении: включила кассетную магнитолу, курила, а в придорожном кафе угостила их всех гамбургерами. Позже Бекки поняла, что учительница, скорее всего, сама все оплатила: их участие и саму поездку. Плюс гамбургеры.
Как-то мисс Марнер рано отпустила своих девятиклассников, попросила Бекки остаться и завела разговор, которого та всячески пыталась избежать: о колледже.
– Иллинойский технологический институт, вот о чем я думаю. Пожалуй, университет Чикаго – это нереально. Хотя можно проконсультироваться… – Она взглянула на Бекки поверх очков; та не ответила, и мисс Марнер продолжила: – Во всяком случае, в ИТИ есть подходящее отделение. Я немного знакома с одним профессором, когда-то давно мы общались; думаю, вполне уместно позвонить.
Бекки пожала плечами.
– Большое спасибо, но… Я много помогаю отцу. Я не могу.
– Ладно, может быть, год или два поживешь дома. А потом переедешь. Перед тобой откроются потрясающие возможности!
Бекки наклонилась к своему рюкзаку, делая вид, что возится с застежкой-молнией и ремнями. Что толку говорить о том, чего никогда не будет.
– Мне надо идти.
– Если дело в деньгах, то есть всякие стипендии, кредиты. Ты не первая, кому нужно…
Бекки почти выбежала из класса, даже не попрощалась. Весь их бизнес полностью зависел от нее, и как объяснить это мисс Марнер. Стоит только остановиться – они всего лишатся.
Когда Бекки пришла домой, отец сидел в своем любимом кресле и смотрел телевизор. Он ждал дочь и обрадовался ее приходу.
– Ты сегодня поздно.
– Да уж. – Бекки принялась разогревать ужин.
Вскоре после разговора с мисс Марнер Бекки перестала посещать математический кружок, избегала ее взгляда в классе, а если учительница пыталась поговорить с ней после уроков, бормотала извинения по поводу своей занятости. Ей действительно было некогда – они только что влетели с неудачной поставкой, это обошлось в несколько тысяч, а их финансы… Нужно работать.
В июне, на выпускном вечере, мисс Марнер подошла к Бекки. Старшеклассники в пурпурных мантиях и их родители бродили по спортзалу и пили пунш.
– Я слышала, ты уже работаешь.
– Ничего особенного, – ответила Бекки. – В основном бумажная работа.
На самом деле ей очень нравилось работать в мэрии. Она и сама не знала, почему подала заявление именно туда, это был просто порыв. Убедила отца, что продолжит заниматься его бухгалтерией, только не стала говорить, что без ее зарплаты они пропадут.
– Это тебе. – Мисс Марнер вручила ей небольшую перевязанную лентой коробку. – Я скучаю по нашим занятиям. Заходи как-нибудь, если вдруг окажешься рядом.
Бекки захотелось сразу же открыть подарок, но она сдержалась.
– Спасибо, зайду.
– Ну что же, удачи тебе! Поздравляю.
Бекки поблагодарила ее и почти сразу после этого ушла.
Тем же вечером она достала из коробки «Книгу напутствий для выпускников» и довольно длинное письмо, напечатанное на машинке. Быстро просмотрела письмо, не очень вникая в содержание: мисс Марнер ценит ее как ученицу и как личность… рада ее достижениям. Вовсе не хотела давить и сожалеет, если обидела; просто Бекки напомнила ей себя в этом возрасте; возможно, осознание потенциала такой одаренной девушки заставило ее быть слишком настойчивой. И – всяческих успехов.
Бекки сложила письмо, сунула его в дурацкую подарочную книгу и запихнула в нижний ящик комода под стопку джинсов. И хранила много лет. Хотя прочла письмо один-единственный раз, в тот вечер после выпускного.