«31 декабря 1811 г. Когда-нибудь я прочту эту записку и, взявшись руками за голову, произнесу «что за бред». Но это так! Я действительно здесь. Не может быть по-другому, ведь я чувствую и переживаю это самым настоящим образом. Сейчас я наслаждаюсь одиночеством, сидя в своих апартаментах в Тюильри. Величественная тюрьма в стиле барокко. Вчера я ни разу не виделась с М., зато с Франсуа предстояла скучная беседа касаемо моего отношения к нашему заданию. Я скучаю по России. Никогда бы не подумала, что возможно так скучать… Французский язык выводит меня из себя, но, откровенно говоря, я уже прекрасно в нём ориентируюсь. Хоть сейчас я могу насладиться родным языком. Сегодня вечером император Франции Наполеон Бонапарт даёт бал в честь празднования дня святого Сильвестра. Тем временем в России будут отмечать Новый год. Боже… у меня немеют руки от мысли, что ждёт всех этих людей. Уже летом этот могущественный человек со своей армией пересечёт границы России.
Что дальше?»
Клэр царапала пером бумагу, пытаясь занять себя чем-то. Не закончив письмо, она смяла его и швырнула на пол к другим бумажным комочкам. День длился крайне долго. Она слонялась по комнате, рассматривала висящее на вешалке маскарадное платье, которое купил ей Франсуа, занимала себя чтением. Но ничего из этого не могло убить в ней чувство неописуемой скуки. Она с каждым днём всё сильнее понимала суть жизни при дворе императора Бонапарта. Эгоизм, жеманство, похоть, бесконечные разговоры о возвышенном и прекрасном, деньги, положение, политика. Все эти слова можно было выразить одним словом – Тюильри. Дамы из высшего общества так и не приняли Клэр, в то время как мужчины, напротив, находили в ней интересного собеседника. Она хоть и старалась слиться с местным обществом, однако её искренность и детская наивность всё ещё проявлялись в словах и жестах. В вопросах политики и войны она яро отстаивала позицию, в которой не принимала жестокость. Временами своими реформаторскими идеями из будущего, Клэр вводила в замешательства даже маркиза Коленкура.
Неторопливо-нежное звучание скрипки. Тёплый и бархатный запах тающего воска. Яркий рассеянный свет жёлтых огней. Шелест платьев и хаотично-громкий стук каблуков, доносящиеся отовсюду. Гости постепенно собирались, а вместе с ними на глазах оживали залы дворца. Тюильри снова сиял всеми своими богатствами, а торжеству и величию здесь не было предела. Голова кружилась от посторонних звуков речей и смеха. Разум туманился от изысканности и великолепия всего происходящего, заставляя сердце трепетать от восторга.
Войдя в зал, где проходило торжество, Клэр тут же ощутила резкое давление в висках. В прохладном помещении присутствовал целый вихрь запахов. Всевозможные цветочные, фруктовые и древесные духи, сливались с запахом жира, которым мужчины натирали свои туфли и сапоги, а также пота. Постепенно начинаешь привыкать к этому разнообразию ароматов, но первое знакомство стало ужасным.
Но всё это меркло на фоне сказочно-красивых маскарадных костюмов, в которые были одеты гости. Греческие нимфы, языческие божества, известные полководцы. Все они скрывали свои лица за маской, тем самым показывая, что сегодня нет сословий, чинов и рангов. Сегодняшний день – был днём удовольствий, веселья, страстей и желаний.
Каждая дама без исключения сияла золотыми украшениями и драгоценными камнями самых разнообразных цветов и размеров. Волосы были непривычно зачёсаны наверху и слегка взлохмачены. Головы украшали живые цветы и ленты, в основном золотых, серебристых и персиковых оттенков. Платья были донельзя открытыми и прозрачными, словно в действительности с Олимпа сошли Греческие богини. Многие из них отказались от корсетов и сменили туфли на сандалии. Некоторые части лица были разукрашены косметикой. Так, у многих встречались ярко-розовые румяна на щеках, тёмные подчёркнутые брови и неестественный тон на губах.
Большинство господ были более сдержаны в выборе костюма для предстоящего вечера. В основном мужчины не изменяли своей привычки носить фрак или военный мундир, делая акцент на маску. Однако и среди представителей мужской половины находились те, кто желал выделиться и чем изощреннее, тем лучше. Головы украшались своеобразными золотыми пластинами, которые напоминали женские заколки. В ход шли греческие туники, перья, пояса, доспехи. Всё, что могло привлечь внимание, так как выглядело вызывающим.
Клэр появилась в образе чёрного лебедя. В греческой мифологии именно лебедь являлся спутником и проводником бога. Когда Бог Аполлон улетал в Гиперборею, именно лебедь вёз по небу его колесницу. Но для самой Клэр этот образ значил совсем иное. Зная, что М. не изменит своему чёрному сюртуку, она пожелала быть под стать ему. Особенно когда узнала, что он будет здесь этим вечером. Сама того не желая, она заметно выделялась среди прочих дам разодетых в светлый муслин и парчу. На краюшках её маски виднелись чёрные перья, торчащие и устремлённые вверх со всех сторон. Она была мрачной королевой этого вечера и каждый её шаг, заставлял дам с ревностью глядеть ей вслед.
Бал был открыт. Прошёл первый танец, который Клэр, уже по сложившейся традиции, танцевала с Франсуа. Изысканные пары создавали вихрь, перемещаясь по залу в чётко слаженных фигурах. Музыка сменялась одна за одной, не давая возможности заскучать. На этом вечере можно было встретить представителей всех самых знатных и богатейших фамилий того времени. Коленкур, Мюрат, Сегюр, Меневаль, Дюрок, Саблоньер, Ланн, Бертье и многие другие присутствовали сегодня в этом зале. Изредка, Клэр, одолевал холодный пот при мысли о том, что она вопреки всему, стала частичкой этих людей. У затылка чувствовалось лёгкое покалывание, которое медленно спускалось вдоль позвоночника, не позволяя ей расслабиться. Она ощущала чьё-то присутствие за своей спиной, и то, как холодная невидимая рука касается её плеч.
Вечер был превосходным. Слишком роскошным, громким и душным, чем Клэр могла бы себе представить. Император Бонапарт появился в зале в образе Цезаря. Его фигура, потерявшая с годами былую стройность, скрывалась за туникой и красным плащом. На вид кровавая ткань была достаточно тяжёлой и прямыми складками спускалась с его плеча практически до пола. Голову украшал лавровый венок из золота, который в свете живых огней блистал сильнее обычного, путаясь в каштановых локонах.
Франсуа отлучился за бокалом вина, а Клэр продолжила поддерживать светскую беседу с сыном графа де Сегюра Филиппом. Он был из числа тех мужчин, кто вместо ярких нарядов предпочёл парадный сюртук. Молочный, с серебряной вышивкой на воротнике, груди и рукавах. Он был сама галантность, само изящество и сама добродетель.
Увлечённая разговорами с Филиппом, Клэр вдруг почувствовала на своём локте прикосновение чьей-то влажной и горячей руки.
– Клэр! Это же вы, дорогуша? Я узнала вас по медным волосам. – с хохотом и усмешкой прозвучал за спиной, сжимающий грудь голос. Клэр неохотно повернула голову и увидела перед собой мадам Бинош. Тело раздражающе задёргалось, пока крепко стиснутые зубы, пытались скрыться за, растянутыми в улыбке, губами.
Клэр совершенно не беспокоил тот факт, что они с Франсуа были любовниками. Но именно по вине этой женщины она чуть было не угодила в руки месье Дюрока.
– Вы так наблюдательны, мадам Бинош! – с нескрываемым презрением ответила она, демонстрируя своим видом нежелание говорить с ней, – это действительно я. – Клэр, сама того не подозревая, моментально приняла на себя маску ревнивой и обиженной невесты.
– О, дорогая, я надеюсь между нами нет никаких разногласий? Мне не совсем приятен тот факт, что вы застали нас с Франсуа тем вечером, но… видите ли, мы с ним были знакомы ещё далеко до вас. – Это не было похоже на извинение. Скорее мадам Бинош хотела своими словами ранить её ещё больше. Клэр повернулась к Филиппу и увидела неловкость на его лице. Он гордо держал голову, несмотря на то, что его глаза стыдливо метались между девушками.
– Любезный, граф! Позвольте мне с мадам обмолвиться словом. Через пару минут мы продолжим наш увлекательный разговор, а пока я вас оставлю. – Филипп, покорно склонил перед Клэр голову заметно расслабившись.
– Мадам! – грозно провозгласила Клэр, отойдя на несколько шагов от молодого графа, – Кто дал вам право так нагло приходить ко мне со своим откровением относительно моего будущего супруга? Вы выставили меня в обществе графа де Сегюра в самом не лучшем свете, и ещё умудряетесь найти оправдание своим действиям! Поверьте мне, при иных обстоятельствах я бы выдернула с корнем все ваши накрахмаленные волосы. – Бинош вытаращила глаза и скорчила злобное выражение, пытаясь уже менее уверенным голосом вставить хоть слово.
– Как ты смеешь, так со мной разговаривать?! Ты ответишь за это унижение, помяни моё слово… молокососка!
– Сейчас вы ещё больше похожи на старую ворону.
Бинош не стала задерживаться и мгновенно ушла вглубь зала к своим знакомым. Тем временем Клэр вернулась, к поглядывающему в её сторону, Филиппу де Сегюру.
На входе в зал всем гостям были выданы программки с наименованием и порядком танцев, которые запланированы на этот вечер. Клэр заглянула в вытянутый белый буклет и с восторгом заметила, что с минуты на минуту будет объявлен экосез. Филипп, воспользовавшись отсутствием претендентов на этот танец, попросил Клэр быть его парой.
Танцевать с ним было одним удовольствием. Неподдельная радость не сходила с лица Клэр, когда Филипп сдержанно улыбался, глядя на неё сверху вниз. Он был так грациозен, лёгок и нежен, при этом не выказывая даже намёка на какие-то чувства. Даже если Клэр была ему симпатична, он не осмеливался смущать её этим обстоятельством.
Их фигуры в танце были идеальны. Приближаясь к нему ближе Клэр нарочно вдыхала аромат его яркого парфюма. Запах хвойного дерева витал вокруг него совместно с нотками апельсиновой кожуры. Каждый раз Клэр пыталась понять, чего же в этом ароматном букете больше, но вскоре оставила эти попытки, сделав Филиппу комплимент.
После танца с Филиппом к ним снова вернулся Франсуа, на этот раз в компании прежде незнакомой молодой особы и статного мужчины в образе греческого бога. На его маске и сандалиях были прикреплены маленькие золотые крылья.
– Позвольте мне вас познакомить. Это Клэр моя невеста. – начал было Франсуа, искусно демонстрируя свои добродетели под видом галантности. – Филипп де Сегюр. – Филипп кивнул взглядом и протянул руку сперва подошедшей даме, а затем и мужчине, стоявшему подле неё. – Лора Жюно, – Франсуа продолжил их знакомство, обратив внимание на даму.
– Счастлива познакомится с вами. – мягким голосом отметила незнакомка. – Я супруга маршала Жана Жюно. – Клэр понятия не имела о ком она говорит, но с интересом кивала в ответ.
– А этот господин Александр Чернышёв. – Клэр резво перевела светлые зрачки на высокого мужчину, как только услышала знакомое имя.
– Мадам. – Чернышёв взял руку Клэр и неприлично долго склонился над ней, пока она продолжала присматриваться к его лицу. – Прошу вас составить мне партию в франсезе. – Она молча согласилась, не успев выдавить из себя слов от неожиданности.
Скорый и неуловимый танец франсез включал в себя большое количество прыжков, что требовало немалой ловкости и мастерства от пар. Чернышев был поистине великолепен. Одним лишь взглядом он притягивал к себе, ровным счётом, как женщин, так и мужчин. Красивый, резвый, сильный. Его крепкие руки манипулировали телом Клэр словно марионеткой. Лицо графа прикрывала белая маска с позолотой, но даже она не могла скрыть его обаяния.
– Это действительно вы? – с подозрением спросила Клэр, всматриваясь в чёрные зрачки своего партнёра.
– Если вы, мадам хотите знать встречались ли мы ранее, то ответ «да». – сказал он с небольшой задержкой, и вновь подпрыгнул в такт музыке, обойдя Клэр вокруг.
– Я искренне рада тому факту, что вас не раскрыли. – прошептала она, помотав глазами по сторонам.
– Не могу сказать того же. Вы могли пострадать. И всё из-за меня. – Чернышёв стал мрачным, но по-прежнему не отводил от Клэр глаз. Между бровей образовался залом, который придавал ему ещё больше мужественности. – Ваша честь стоит в разы больше моего разоблачения.
– Полно! Всё ведь обошлось. Мне помог друг.
– Да, я осведомлен. – вмиг игривая улыбка снова вернулась на его лицо, раззадорив любопытство Клэр.
– Осведомлены? Граф, неужто у вас действительно повсюду уши?
– К сожалению, не у меня одного.
– Чем вызвано такое доверие к вам со стороны императора?
– В начале прошлого года я был приглашён на приём в честь очередного празднования женитьбы Его Величества на Марии-Луизе. Ближе к ночи в одной из комнат произошёл пожар. Пламя быстро охватило шторы, на высоких окнах. На гостей обрушился огненный дождь от плавящихся тканей. Вокруг царила паника. Благодаря моему хладнокровию и скорым действиям, мне удалось спасти многих растерявшихся дам и их недалёких мужей. Я следовал долгу и чести, а император счёл мой поступок героическим. С тех пор я приближен к нему, несмотря на то, что о моей репутации уже давно ходят слухи.
– Вы и впрямь герой, Александр Чернышёв.
– Вы восхищены? Герой не смог защитить беззащитную девушку, когда на то были все основания.
– Я не так беззащитна, как вы предполагаете.
– Прошу простить моё любопытство, но как продвигаются ваши дела? Если вам необходимо достать какие-то бумаги, то я с великой радостью помогу в этом.
– О, в этом нет нужды. Франсуа из других источников узнал нужную государю, информацию.
– Уверен, что те бумаги не последние. Я остаюсь перед вами в долгу.
– Тогда я знаю к кому мне обратиться за помощью, в случае, когда она понравится.
Они продолжали танцевать, пока не настало время меняться парами. Кавалеры остановились, а дамы продолжили двигаться по кругу. Клэр кротко улыбнулась Чернышёву вслед, и уныло вздохнув, с настороженностью принялась ждать нового партнёра. Перед ней возникла рука, которую она просто обязана была взять. Неохотно она вверила себя новому кавалеру. «Какая ты неучтивая стерва. Быстро подними глаза!» – подумала она и тут же радостно окрепла. Клэр удивилась тому, что сразу не узнала полюбившиеся руки. На сей раз её парой был М.
– Что ты здесь делаешь? Я думала тебе запрещено посещать балы.
– Я тоже безмерно рад видеть вас, Клэр. – шутливо отозвался М. ласково водя глазами по её лицу.
– Ты не выглядишь любителем танцев, но… признаюсь, твои движения весьма грациозны.
– Хочу заметить менее грациозны, чем ваши. Позвольте сказать, что вы, очень красивы.
– Чёрный – ваш любимый цвет. – М. ничего не сказал, но по выражению его глаз было видно, что ему польстила сама мысль о том, что Клэр выбрала этот наряд неслучайно.
Они молчали, вглядываясь в глаза друг друга, словно пытаясь добраться до самого сокровенного в душе. Без сомнений, они стали объектом обсуждений, хотябы потому, что во всём зале не нашлось более гармоничной пары, чем эти чёрные вестники. Два мрачных, загадочных, но отчаянно счастливых человека.
– Браво! Милая, вы так прелестно двигались. – отметила Лора Жюно, распивая в обществе Клэр, Франсуа и Чернышёва игристое вино. – А тот господин? Франсуа, тот месье в чёрном, он знаком вам?
– Мы, безусловно, виделись, но так и не имели возможности узнать друг друга лучше.
– Он показался мне таким загадочным.
Недалеко от них стояли молоденькие девушки и в открытую хихикали над чем-то своим. Небесно-персиковые ленты, при каждом их неловком движении разлетались в стороны словно живые. Под узкими масками были хорошо видны черты округлых лиц девушек, их пухленьких щёк и узких губ. Одна из них поправляя маску не нарочно отвязала её от лица. В тот момент мимо них величественной походкой проходил император. Заметив девушку с открытым лицом, он во всеуслышание заявил:
– Мадам, немедленно прикройте своё и без того жирное и бледное как у трупа.
Лицо! У нас маскарад, и никто не должен показывать своего уродства! – Эти слова донеслись и до компании Клэр. Все, кроме неё ничуть не удивились происходящему, а лишь тихо посочувствовали бедняжке.
Ошарашена поведением императора, Клэр протолкнула, через сжатое от несправедливости горло, глоток вина, не понимая причин такой грубости.
– Почему Его Величество так груб к этой девушке? – Клэр практически прошептала это рядом с ухом Франсуа, так чтобы её не слышали Чернышёв и мадам Жюно.
– Говорят, что на балах ему настолько скучно, что лишь в этом он находит своё увеселение. – Клэр не сводила хмурого взора с Наполеона. Она стала свидетелем того, как император спрятал кисть своей правой руки в складках туники. Ей вспомнилось, что этот жест зачастую, олицетворяют именно с ним.
– Скажи Франс, почему это император всё время прячет свою руку под одежду? – Франсуа, не ожидая подобного вопроса от Клэр, скорчил лицо, одновременно поражаясь её наблюдательности.
– Один из наших агентов как-то рассказывал о том, что видел императора Бонапарта за переодеванием. Так вот, удивительное дело, к его нижнему белью всё время привязан чёрный сатиновый мешочек. Есть сведения, будто в этом мешочке Наполеон хранит порцию яда, на случай если кто-либо застанет его врасплох или будет угрожать.
– Неужели он способен отравить себя, только бы не лишиться чести?
– Или чтобы не рассказать то, что ото всех скрывают…
Обсуждая императора, эти двое едва могли заметить приближающегося к ним маркиза Коленкура. Он поприветствовал их и попросил Клэр проследовать за ним следом. Она допила содержимое своего бокала и отдала его Франсуа.
– Куда мы идём маркиз?
– Император желает поговорить с вами, но тему разговора я, к сожалению, не узнал.
Наполеон сидел на специально сооружённом троне. Небольшое кресло, обитое бархатом и золотом, стояло в центре скромного постамента. Клэр догадывалась о причине предстоящего разговора и с боязнью готовила в голове ответ. Багровое вино в гранёных хрустальных бокалах заполнило руки нетанцующих гостей. Его огромное количество внедряло в зал сладко-пряный аромат винограда. Радостный гул, как и звуки оркестра по-прежнему сливались в унисон. Клэр непринуждённо вела беседу с Наполеоном, не подавая никакого вида важности этого разговора.
– Я полагаю, что достаточно заручился вашим доверием, мадмуазель. Что касается кольца… Вы готовы наконец расстаться с ним?
– Полагаю, что да, сир. Но не могли бы мы дождаться окончания праздника? – Наполеон терпеливо кивнул, однако Клэр заметила, что это терпение давалось ему очень тяжело.
– Признаюсь, лишь одна женщина на моей памяти заставляла меня ждать. Вы совершенно не похожи на неё, но по какой-то причине я с уважением отношусь к вашим чувствам. Вы не виноваты, что именно это кольцо осталось вам в память от отца. Память вообще значит очень много.
– Мне жаль, что я являюсь причиной вашего ожидания. И я бесконечно благодарна вам, за понимание Его Величества! – на миг Клэр забыла о том, что скорее всего, Наполеону было ведомо об обряде, по которому кольцо должно быть передано из рук в руки добровольно. Она удивилась его доброте, но вспомнив это важное условие, отвела осуждающий взгляд в сторону.
Близилась полночь, и все гости вышли на улицу. Кто-то покидал стены дворца и располагался у парадных дверей, а кто-то, как Клэр, лениво протиснулся на открытый балкон. Увидев чёрную фигуру М. среди томящихся в ожидании гостей, Клэр подошла к нему ближе, оказавшись у самых перил. Он тут же обратил на неё своё внимание. Клэр даже показалось, что он обернулся секундой раньше, чем она оказалась в поле его зрения.
Прохладный воздух сильным сквозняком стал проникать через открытые окна внутрь. Руки Клэр покрылись мурашками, что в свою очередь, заметил М. Он прищурил взгляд и с сожалением взглянул на неё. Клэр поняла его намерения. Он отдал бы ей последнюю одежду, снял бы всё со своего тела, лишь бы согреть, но не мог. Слишком много глаз, а такой человек как он, не вправе проявлять излишнее внимание к невхожей в семью императора особе. Его напряжённость и удручённый вид ощущались Клэр достаточно хорошо. Поэтому она едва заметно прикоснулась к его руке, лежавшей на перилах.
Раздался звонкий гул пробивших часов. Придворные застыли в ожидании. Все принялись про себя считать последние секунды уходящего года. И вот загремел салют! Чёрное небо озарилось зелёным, красным, жёлтым, синим куполом. Искры пылали, как огненные мотыльки, со свистом и треском разлетаясь в разные стороны. Над головами ликующей толпы кружили разноцветные шары. Все статуи и павильоны под вспышками стали оживать в ночной пустоте. Дамы вздыхали и ахали, мужчины пытались что-то выкрикивать, размахивая руками.
Клэр стояла, восторженно устремив взгляд высоко вверх. В её голубых зрачках отражались блики от возникших в небе огней. Она призналась себе, что никогда раньше не была свидетелем такой волшебной красоты. Как ребёнок она ждала Нового года, предвкушая вместе с ним что-то сказочное. На минуту она снова ощутила себя прежней беззаботной девочкой, которая мирно существовала в своём времени.
Её ладонь и пальцы оказались под чьей-то рукой. Накрывшая рука была холодной, с огрубевшей кожей у основания пальцев, но такой родной. Она взглянула на М., но тот не обратил никакого внимания, продолжая с надеждой смотреть в небо.
Так наступил 1812 год. С этого момента для многих людей начался обратный отсчёт в их судьбе и жизни.
После праздничного салюта гости продолжили веселиться с бокалами в руках. Кто-то отправился играть в карты в соседние залы, а кто-то решил отойти в сторону для любви. М. ушёл с последним выпущенным салютом, поэтому Клэр была вынуждена снова бродить одна в поиске знакомых лиц.
– Клэр! – Она стала осматриваться по сторонам и идти к источнику голоса. – Подожди. – Франсуа напористо шёл, обходя встречных гостей. Оказавшись рядом, он схватил её за кисть и повёл в сторону от посторонних ушей. – Скажи мне, с какой целью ты крутишься около агента Бонапарта? Как долго это будет продолжаться?
– Франсуа, о чём ты? Ты забавляешься с мадам Бинош, которая прилюдно выставляет меня идиоткой. Какое тебе дело у кого я нахожу утешение?
– Утешение? До сих пор мне казалось, что я с достатком дарю его.
– Я не собираюсь лгать тебе. Поначалу я действительно хотела разузнать, что-нибудь важное у этого человека. Но сейчас… мне кажется, что я испытываю к нему… – Франсуа издевательски перебил её, задрав вверх подбородок.
– Любовь? Быстро же вы, мадам оправились после потери вашей прежней любви. На вашем месте я бы задумался, а способны ли вы вообще любить?
– Прекратите этот фарс! Я не желаю заканчивать праздник в ссоре. – он напрягся, сжал брови и вновь стал грозным вороном. Больше всего в Франсуа, Клэр пугал именно этот взгляд.
– Касаемо, как вы выразились, фарса. Кольцо до сих пор при вас. Император Александр крайне недоволен этим обстоятельством. О чём вы думаете?!
– Я сама знаю, что делаю, Франсуа!
– Что вы задумали? – Он притянул Клэр к себе и ещё сильнее сжал руку. От его рта шёл лёгкий запах вина, что давало ей ещё одну причину отвернуть лицо в сторону. – Пытаетесь вести свою игру, позабыв о том, что должны полностью подчиняться государю через меня?!
– Я не вещь! Не императора Александра и уж тем более не ваша! Я давным-давно поняла, что здесь мужчины не привыкли считаться с женщиной.
– Верните кольцо Бонапарту и дело сделано! Мы тут же уедем.
– Может я не собираюсь более его отдавать? – Франсуа изменился в лице, затих и тут же отпустил её.
– То есть как?! Мы стольким пожертвовали, столько сделали, чтобы оказаться здесь. Я столько пережил, чтобы вновь вернуться на родину. Моя семья уже не увидит этого дня. Я последняя надежда на возрождение всего того, чем мой род владел десятилетиями! Вы думаете лишь о себе мадам, но какого же остальным? Вы подумали, что станет с нашими народами, если кольцо не вернётся к французам?
– Не вам, Франсуа говорить мне про эгоизм. Я уверена, что найдётся и другой способ. – Франсуа затих и увёл холодный, вдумчивый взгляд в сторону, внимательно слушая Клэр.
– Я не желаю более терпеть ваши капризы. Поговорим завтра. А сейчас нас ждут за игрой в карты.
– Я не умею играть.
– Вам и не нужно.
В центре тёмно-красной комнаты расположился массивный круглый стол, за которым сидело четверо человек: две дамы и двое мужчин. Подойдя с Франсуа ближе, Клэр смогла лучше разглядеть статные фигуры. Среди них были: сестра Наполеона Каролина, её супруг Иоахим Мюрат, мадам Бинош и неизвестный Клэр мужчина в возрасте тридцати пяти – сорока лет. К их карточной игре присоединился и Франсуа, оставив Клэр сидеть рядом и молчаливо наблюдать за происходящим. За время их игры она стала невидимкой. Отсутствие постороннего внимания наконец позволило Клэр немного расслабиться.
В комнате было много дыма от раскуренных трубок и коротких свёрточков, которые очень напоминали современные сигареты. Увидев такой свёрток в большой руке Мюрата Клэр удивилась и ещё долгое время всматривалась в него, как в неопознанный объект.
– Дорогуша, это называется – сигарета. С прошлого года на них ввёл моду император. Неужели вы прежде их не видели? – Сказала мадам Бинош, заметив интерес Клэр к этому объекту.
– Не ожидала увидеть их здесь. – Ответила Клэр, не обращая внимание на язвительность женщины.
– Хотите сказать, что умеете правильно её курить?
– Много умения для этого не требуется.
– Любезный Иоахим! Быть может, вы позволите продемонстрировать юной особе её навык в курении? – Мюрат покосил взгляд, затянул свёрток сильнее и выпустил большое облако дыма на игральный стол.
– Прошу!
Женские взгляды от игры язвительно переключились на Клэр, предвкушая провал. Она лениво поднялась со своего места, обошла Франсуа, мадам Бинош и оказалась рядом с высокой фигурой Мюрата. Он сморщил густые лохматые брови и вальяжно подносил к её лицу руку с сигаретой. В школе Клэр никогда не была заядлым курильщиком, сохраняя образ приличной девушки. Однако в компании парней она всё же изредка баловалась этим развлечением.
Пряный, сладкий с небольшой горчинкой запах оказался совсем рядом с носом. Клэр взглянула на смятую зубами бумагу, кончик которой вдобавок, был намокшим от слюны, и преодолев чувство брезгливости, обхватила губами сигарету. Медленно, но глубоко она втягивала воздух через свёрнутый табак. Затем разжала губы, выпрямилась и подождав несколько секунд, выпустила вязкий дым, соблазнительно закрыв глаза. В конце она сделала из остатков дыма кольцо, выдохнув его на игральный стол в сторону мадам Бинош.
– Браво! – воскликнула Каролина и поддержала Клэр аплодисментами.
– Благодарю. – поблагодарила Клэр Мюрата, лицо которого в тот же момент расцвело от восхищения. – Чудесный табак.
Клэр снова взглянула на мадам Бинош, а затем села на своё место позади Франсуа, приняв её поражение.
Игроки поглощали вино и шампанское бокал за бокалом. Громкие выкрики, ругательства и заливной смех, превратили светскую знать Парижа в обыкновенных пьяниц. Пока Франсуа с Бинош ещё изображали отсутствие между ними какой-либо связи, Иоахим с Каролиной всячески заигрывали, прикасались и расцеловывали друг друга.
Клэр изрядно заскучала и не видела больше смысла в наблюдении за затянувшейся карточной игрой. Выждав момент, она приподнялась со своего места и медленно стала красться в сторону выхода.
– Неужели наше общество вам наскучило, мадам? – Клэр закатила глаза, разобрав среди прочего шума очередную колкость Бинош.
– К сожалению, я не играю в азартные игры, мадам Бинош. Ко всему день был слишком долгий.
– Вы нарочно воздерживаетесь от игр в карты?
– Нет… – ответила Клэр и лишь после сказанных слов заметила, как заискрились глаза этой женщины.
– Значит, это от недостатка ума!
Клэр бросило в холод. Она словно очутилась в вакуумном пузыре. Это было оскорбление. К тому же прилюдное. Франсуа пытался сгладить ситуацию, но Клэр уже в несколько шагов преодолела разделяющее её и Бинош расстояние. Гнев будоражил молодую кровь. Оказавшись рядом с ней, девушка влепила своей обидчице пощёчину.
– Клэр! Прошу, успокойся! – Пока Бинош истерично ругалась и размахивала руками Франсуа старался увести Клэр в другую комнату. – Бога ради! Прекрати! Что ты устроила? – Он силой заставил её покинуть комнату, пока об этом не прознали остальные приближённые Бонапарта.
– Она продолжает выставлять меня посмешищем! И пред кем?! Перед семьёй императора. Я терпела Франсуа, но это была последняя капля! – Клэр горела от злости. Чувство восстановленной справедливости не давало ни на секунду усомниться в правильности своего решения. – Надо было ударить сильнее. – Жутко улыбнувшись добавила Клэр.
– Прекрати! Иди куда направлялась! Тебе нужно остыть. О случившимся поговорим завтра поутру.
– Чудесно! Прикажу Жюли приготовить мне ванну. – Клэр покосилась на гневного Франсуа и ответила на застывший вопрос его глазах. – Чтобы остыть…
– Тогда приятного купания и доброй ночи.
Он пожелал вернуться к той игре, к тому обществу, которое значило для него так много.
Жюли проводила Клэр до ванной комнаты, предварительно переодев её для купания и накинув плащ.
– Как долго будет продолжаться праздник?
– Всегда по-разному, однако пару трезвых господ всё же можно застать. Хоть и бывает это крайне редко.
– А что же гости?
– Многие из них останутся во дворце. Слугам столько хлопот доставляют эти светские рауты.
– Не видели моего жениха? Он оставался играть в карты в обществе господина Мюрата и его супруги Каролины.
– Неуверена, но, когда я направлялась к вам, мне показалось, что он зашёл в свои покои.
– Хорошо. – с горечью произнесла Клэр, чувствуя свою вину перед Франсуа. Что если он прав, и она действительно думает только о себе.
– Что-нибудь ещё мадам?
– Нет. Спасибо Жюли, на сегодня ты свободна.
Девушка вышла, заперев за собой дверь, а Клэр осталась нежиться в полюбившейся ей ванне. В комнате от горячей воды возник густой парной туман. Облако с лавандовым запахом растянулось, заполнив собой всё пространство от двери до окна. Клэр ощущала собственное напряжение и практически приказывала телу расслабиться. Ноги ужасно болели и пульсировали от бесконечных танцев. Лаская руками спокойную воду, она медленно начала приходить в себя.
«Столько потрясений за вечер.» – Произнесла она вслух, почёсывая кудрявую голову, ноющую от толстых шпилек. Одну за одной она вытащила их из волос и небрежно побросала на пол, наслаждаясь звоном от падения. Когда голова была свободна от надоедливых железяк, Клэр задрала лицо вверх и полностью погрузилась под воду, зажмурив глаза. Воздух из ее рта мелкими пузырьками постепенно поднимался на поверхность. Она смогла расслабиться и окончательно отрезветь от выпитого вина. Когда воздух в лёгких иссяк, она интуитивно открыла глаза всё ещё оставаясь под водой. Но вместо потолка над собой Клэр увидела склонившуюся тёмную фигуру.
Оцепенение за долю секунды переросло в борьбу. Клэр испугалась того, что кто-то вошёл в купальню без её ведома пока она была беззащитна. Твёрдым рывком чьи-то руки притянули её ко дну ванны, не давая возможности вдохнуть. Она захлёбывалась, пыталась бить руками по чужому телу, упиралась ногами о дно в попытках вытолкнуть себя из воды, но всё тщетно.
Уши сжало под давлением, через нос и рот постепенно заливалась вода, в голове сильно трещало, а сердце пыталось из последних сил биться в сжатых рёбрами лёгких.
Держа глаза открытыми, Клэр так и не смогла разобрать силуэт мужчины или женщины, жаждущий её смерти. Руки ослабли и на какое-то время она перестала чувствовать окружающую её воду.
Больше тело Клэр ничто не держало, однако подняться самой у неё не было сил. В поглощающей звуки воде послышался крик. Кто-то выдернул её из воды и опустил голову вниз, чтобы освободить лёгкие. Пока её тело висело на краю ванны, напуганный и грозный голос звучал над её ухом.
– Вы меня слышите?! Клэр?! Слышите теперь? – Она издала крик, осознавая то, что только что произошло.
– Господи! Нет! Я умерла, умерла! Мамочка… – Клэр пыталась вылезти из ванны испуганно, уводя взгляд от воды.
– Я с тобой! Прошу поверьте, вы в безопасности! Всё хорошо!
– М. – дрожащим голосом произнесла она и тут же заплакала от страха.
– Простите. Простите, что не смог появиться раньше… – Клэр плакала, уткнувшись в его грудь и вцепившись руками в его плечи словно беспомощный котёнок.
– Пожалуйста, не оставляй меня одну. Мне так страшно! Мне очень страшно.
– Клэр послушай! Уезжай. Сейчас же! Все спят. Я прикажу подготовить экипаж. Бери только самое необходимое и уезжай!
– Но М. кто это сделал? Я…я не видела его лица. Кто желал моей смерти?
– Он был в плаще, я не мог гнаться за ним, зная, что вам нужна помощь.
– Это Бинош! – Успокоившись, заявила Клэр, смотря прямо в глаза М.
– Кто?
– Я оскорбила её, и она сказала, что я поплачусь за это.
– Увы, я видел лишь худую фигуру. Сейчас на это нет времени! Уезжай.
– А как же ты? Я не могу оставить тебя. – М. взял её лицо руками и прижав близко к себе, сказал:
– На кону твоя жизнь! – Она не добавила ни слова. Человек, который некогда наводил на неё страх, сам был чертовски напуган.
На этаже ещё слышались голоса неуснувших гостей. Клэр влетела в свою комнату и обнаружила в ней сидящего на кровати Франсуа.
– Вот ты где! Прости, я хотел… – диалог Франсуа неожиданно прервался после того, как он смог разглядеть её. Клэр стояла завёрнутая в чёрный плащ, пока с волос и платья плавно стекала вода. Испугавшись её вида, он тут же кинулся к ней.
– Что произошло? Что ты делаешь? – спросил он, встревоженно нахмурив брови, отчего его чёрные глаза не выглядели устрашающими, как обычно.
– Собирайся, нам срочно необходимо уезжать отсюда. – Клэр принялась складывать в сумку свои вещи. В основном это были украшения, подаренные императором Александром, и что-то из одежды.
– Что, почему? Что произошло?
– Меня пытались убить, Франсуа!
– То есть как это убить? Ты пьяна? Кому нужно тебя убивать?
– Я не смогла разглядеть лица, но я думаю это твоя любовница. Бинош!
– Вы слишком высокого мнения о себе, мадам. Да вы повздорили, но уверен ей нет нужды тебя убивать. Давай присядем, и ты спокойно мне всё расскажешь?
– Ааа! – не сдержав раздражения, возразила Клэр. – Почему мужчины этого времени такие невыносимые?! Ты либо не слышишь, либо не хочешь слышать меня, Франсуа. Меня только, что пытались утопить… Я не останусь здесь. Если ты не разделяешь моё решение, тогда я сделаю это сама!
– Клэр мы не можем уехать прямо сейчас. Хотя бы потому что некому собрать нам повозку.
– За это можешь не беспокоиться. Нам помогут.
Франсуа отправился в свои апартаменты за вещами. Через полчаса в парадной Тюильри их встретил М.
– Карета ждёт у чёрного входа. Вам необходимо пройти к нему через парадный. Если пройдёте вдоль стен, то из-за массивного балкона вас не увидят. Я же постараюсь отвлечь стражу, чтобы вы беспрепятственно покинули пределы Тюильри. Будьте осторожны! – Клэр не могла поверить, что это и есть конец. Что она снова должна потерять человека, к которому испытывает сильные чувства.
– А как же ты? Моё сердце разрывается от мысли, что мы больше никогда не встретимся.
– Мы обязательно встретимся! Клянусь. И намного раньше, чем вы можете себе вообразить.
М. проводил их до выхода, а сам направился в противоположную сторону. Когда Клэр и Франсуа оказались у той самой кареты, про которую говорил М., то обнаружили, что на ней не было кучера.
– Тем лучше. – бросил короткую фразу Франсуа и занял его место. Дождавшись, когда Клэр запрыгнула вовнутрь, он хлопнул лошадь кнутом, и с резким толчком они отправились в дорогу.
«Боже, что со мной? Что происходит? Неужто эта жизнь всегда была частью меня? Что мне делать? Это сумасшествие… Я ещё не смирилась с тем, что останусь здесь навсегда, но почему же тогда я так отчаянно боюсь расстаться с кольцом? Что если нужно было его отдать? Возможно, сегодня я упустила свой единственный шанс на спасение.»
Пока экипаж набирала скорость, Клэр тяжело дышала, продолжая терзать себя мыслями о совершенных ею поступках.
Расеянные лучи розового солнца пробились через плотный туман и покрыли светом поле. За окном некоторое время мелькали пустые улицы и серые дома, но совсем скоро от них не осталось ничего кроме воспоминания. Клэр старалась согреть свои озябшие руки, одновременно пряча ещё влажные волосы под капюшон. Пожелтевшие солнечные дорожки проскальзывали через её ресницы, мешая смотреть в окно.
Карету качало из стороны в сторону. Раздался выстрел, грохот которого мгновенно разрушил утреннюю тишину. Клэр встрепенулась, испуганно закрутила головой боясь высунуться из окна кареты.
– Франсуа? За нами гонятся? – Лошади дернулись в попытке остановится от натянутых поводьев, после чего раздался глухой шлепок.
Карета еще непродолжительное время не останавливалась, и не услышав голос Франсуа Клэр приняла решение выйти на ходу. Она схватила ридикюль и выпрыгнула наружу. Холод тут же исколол ей щеки и губы. Приземлившись на землю и немного счесав руки, она тут же принялась оглядываться по сторонам в поисках Франсуа, которого не нашла на месте извозчика. Вскоре она увидела страшную картину.
На дороге покрытой инеем, в окружении лохматых синих елей бездвижно лежало тело Франсуа. Наткнувшись на него взглядом, Клэр тут же бросилась к нему. Под его телом росло бордовое пятно крови.
– Франсуа? – растерянно протянула она, боясь прикоснуться к его телу.
Он издал неразборчивый звук, попытался приковать глаза к Клэр и замолчал…
– Господи. – Она прижала руки к своим губам, не давая боли и страху вырваться наружу. – Нет! Ты не… ты не можешь умереть, Франсуа. Пожалуйста, не смей! – Он лежал на спине, приоткрыв рот для последнего слова. Лицо сделалось безжизненно бледным, а черные глаза наводили ужас.
Клэр не знала, что ей делать. Она не могла собраться с мыслями от сковывающего шока. Она встала с колен и заметалась из стороны в сторону, обходя его кругами. За этими действиями она совершенно не заметила стоящую рядом фигуру.
– Ты? – обреченно спросила Клэр увидев перед собой М. с пистолетом в руках. – Теперь ты убьешь и меня?
– Я не палач!
– Нет, ты хуже! Ты монстр! Что тебе надо от меня? Все твои слова о любви были ложью, так?! Отвечай!
– Прошу послушай. Все не так, как…
– Нет, ты хуже! Ты монстр! Что тебе надо от меня? Все твои слова о любви были ложью, так?! Отвечай!
– Прошу послушай. Все не так, как…
– Убийца! Ты убил его! Зачем? – перебила его Клэр.
Приблизившись к нему, она стала бить его кулаками о грудь, в гневе наносе удар за ударом. Дождавшись подходящего момента, она схватила рукой маску на лице М. и сорвав ее откинула в сторону.
Клэр резко и отчаянно вздохнула, а слезы в тот же миг перестали сочиться из глаз.
Она замерла и изменилась в лице, стала спокойной, но вместе с этим из глаз пропала искра. Ее нижняя губа дернулась в попытки что-то сказать, но слов так и не последовало.
Перед ней стоял Мишель. Его лицо казалось другим и некоторое время Клэр не понимала, что это за человек. Она была потеряна, ушла в беспамятство.
У него не было его роскошных усов, зато вместо них на щеке от виска растянулся розовый шрам. Он молчал так же, как и она, пытаясь дать объяснение глазами.
– Я не в силах оправдываться перед тобой. Моя вина очевидна. – Клэр повернулась к нему спиной, пытаясь сдержать вулкан эмоций, бушующий внутри. – Клэр мне нет оправдания, но я не мог рассказать тебе дабы не подвергать тебя еще большей опасности.
– Ты жив…
– Как и ты. Хотя император Александр уверял меня в обратном.
– Но зачем? Зачем ты убил Франсуа? – она пыталась укротить свои слезы, произнося предложение по слогам.
– Ты хотела знать кто пытался тебя утопить. Он перед тобой. – Клэр рассержено повернулась к нему и попыталась возразить.
– Что за чушь ты несешь?! Раз он мертв, то можно обвинить его во всех грехах?
– Я видел край его лица. Он склонился над тобой и крепкой хваткой держал тебя руками в воде. Взгляни на рукава его сюртука, они все еще мокрые. – Она бросила недоверчивый взгляд на руки Франсуа и разглядев влажные пятна отрицая завертела головой.
– Уверен, что я не могу даже и представить твою боль сейчас… Мне жаль.
– Зачем ему это нужно?
– Видимо ты более не нужна Александру. – Она тут же вспомнила гнев Франсуа, возникший от ее отказа возвращать кольцо Наполеону. Возвращение на родину значило для него так много, что, по всей вероятности, он готов был пожертвовать ею.
– А ты по прежнему его верный слуга? – с обидой в голосе спросила она.
– Клэр…
– Ты ведь уже давно узнал, что я жива. Ты общался со мной, спал, но так и не рассказал о себе! Тебе доставляло удовольствие наблюдать за моей реакцией на все это?
– Я ведь уже говорил. Тебе нельзя было этого знать. Один неверный шаг, одно слово Франсуа обо мне и все могло обернуться против тебя.
Мишель подошел к ней и осторожно обнял руками. Едва заметно он вдохнул запах ее волос и тихо произнес:
– Пойдем, ты не можешь здесь оставаться. Тебе необходимо вернуться в Россию.
– Но, мы же не бросим его вот так? – Она гордо смахивала слезы одну за одной, чтобы их не заметил Мишель.
– На это нет времени. Сейчас нужно без отдыха мчать до Гамбурга. Путь предстоит очень утомительный и долгий, но я буду рядом.
Пока Мишель отвязывал от повозки лошадь Клэр со страхом продолжала смотреть на неподвижное тело на земле. В надежде вызвать чувство призрения, она все также чувствовала вину за его смерть. «Он бы не сожалел о моей смерти».
Оставив карету и Франсуа позади Клэр и Мишель двинулись в путь. На полном ходу было тяжело разговаривать. Они молчали изредка поглядывая друг на друга. Моментами давая лошадям передохнуть Мишель интересовался ее самочувствием, но в ответ получал лишь бесчувственные и неуверенные поджимы плечами.
– Ты ведь тоже солгала мне.
– Исключительно из любопытства, насчет чего?
– Что ты из иного времени. Сперва я допускал это, признаю, но встретившись с тобой вновь в Тюильри, окончательно удостоверился, что это была твоя шутка.
– Я не собираюсь оправдываться перед тобой.
– И не нужно. Несмотря на то, что для тебя я был мертв ты продолжала носить мой кулон. Я в большей вине перед тобой и мне в самую пору оправдываться. Прошу объясни мне только одно, как ты оказалась в Тюильри?
– Приехала по дороге. – Ядовито ответила она, скривив лицо в отторгающей ухмылке.
– Клэр! Умоляю тебя.
– Сразу же с твоей смертью я стала слугой императора Александра. Такой же, каким был и остаешься ты. Франсуа де Миро был моим учителем… и любовником. – На этой фразе Мишель едва заметно сжал скулы и уставился в точку впереди себя, словно боясь принять этот факт за действительность. – Мне было велено передать Наполеону дорогую для него вещь и заодно выведать важные для государства сведения.
– Это был обман.
– Что?
– У Александра весь Париж и двор Наполеона кишит самыми беспринципными и профессиональными агентами. Отправлять мало обученную девушку в логово зверя, который держит в страхе весь мир, крайне неразумно и бессмысленно. Он хотел, чтобы ты в это верила и не сбежала чувствую свою значимость. Не знаю, чем это кольцо так важно для Наполеона, но я был свидетелем его разговора, в котором он изъявлял ярое желание заполучить его.
– Ах-хах! Это в духе его величества. Знаешь, меня учили врать и учили распознавать ложь. Но кажется, что в этом я совершенно не преуспела. Император желал в любом случае избавиться от меня. Неужели я так опасна?
– По мне так ты самое нежное и беззащитное Божье создание.
– Они учили меня жить без тебя. Учили… но я не могла! Не могла тебя забыть.
– Ты в праве не верить, но, когда я получил от императора письмо с известием, что тебя не стало, я перестал жить. В твоей смерти был повинен лишь я один. Поэтому увидев тебя в Тюильри, в месте, в котором опасность будет подстерегать тебя на каждом шагу, я пришел в ярость. Я был зол на этого дурака Франсуа, который соблазнил тебя, я был зол на императора. И я дал себе клятву, что любым способом буду рядом, чтобы в случае опасности помочь тебе.
– Как в случае с Дюроком?
– Умоляю! Не будем. От одной только мысли, что он хотел с тобой сделать у меня холодеет кровь.
– Но ты успел. Я благодарна тебе хотя бы за это.
– Ты все та же. – Мишель повернулся к Клэр смягчив лицо, и взял поводья ее лошади в свою руку. – Та же прелестная, наивная и отважная девушка, которую я знал прежде.
– Слишком много времени прошло с тех пор… кажется, что целая вечность, а по факту… – Клэр тяжело вздохнула, прокручивая в памяти события, которые ломали ее изнутри. – Твои усы. – Резко заметила она, не сводя глаз с его лица. – разве гусар может быть без усов?
– Следующим мои горем после новости о твоей гибели была необходимость сбрить их, так как под маской волосы все время затрудняли дыхание. – они одновременно рассмеялись и постепенно тихое хихиканье переросло в яркий прерывистый смех.
– Ты даже представить не можешь, как я скучала по тебе. – вдруг сказала Клэр, дослушав угасающий хохот Мишеля. Глаза его замерли на ее губах, а смех тут же остановился.
– Сейчас ты сделала меня еще счастливей чем я есть. Теперь мое существование полностью оправдано. Прежде я не ценил жизнь, но теперь я всей душой и телом хочу жить для тебя. Я скучал не меньше, Клэр. – Мишель стыдливо хмурился. Его вид, как и прежде казался несломленным, статным и гордым, однако в промежутке между ответом Клэр усмотрела в нем явную нелюбовь к самому себе.
– Но… вопреки всему нам снова придется расстаться. – ее ироничный вопрос звучал утвердительно, и Мишель лишь угрюмо покачал головой.
– Меня будут искать. Мы проедем Гамбург, а в Любеке я посажу тебя на корабль. К вечеру следующего дня ты будешь уже в Петербурге. Убедившись в том, что ты благополучно покинула порт я сменю лошадь и что есть мочи ринусь в Тюильри. Объясню Наполеону все как есть. Расскажу, что больше суток гнался за вами двумя, но так и не настиг.
– Ты веришь в то, что он тиран?
– Почему ты спрашиваешь?
– Потому, что мне кажется будто из двух императоров страшнее тот кому мы служим. За все время пока я находилась при дворе Бонапарта я не заметила в нем дурных черт, хуже тех, которыми бы обладал Александр Павлович.
– Ты слава Богу не знала Наполеона так близко, как я. Он не плохой человек, но его мышление, его правила, его феноменальный дар возвышать и доводить до идеала все к чему он прикасается зачастую имеет разрушительные последствия. – Мишель искривил брови и устало выдохнул. – Мы были нарочно разлучены с тобою, сгорали от горя и после столь длительного времени говорим с тобой не о нас, а о политике.
– Видимо мы безнадежно влипли… – сказала она невпопад.
– Быть может нам о стольком нужно друг другу сказать, что и слов не найти?
– Я все еще злюсь на тебя, Мишель! – Он ничего не ответил, только улыбнулся и вновь погнал лошадей вперед.
Несмотря на прохладный январский ветер обе лошади были мокрыми от бесконечно долгой дороги. Как и говорил Мишель к заходу солнца они достигли морского порта Любека. В гавани на темной морской воде стояли суда всех размеров и цветов, от маленьких невзрачных лодочек, до массивных парусных бригов с пушками. Мишель вел лошадь Клэр за собой вдоль извилистых улиц и что-то выискивал синими зрачками, скача с двери на дверь. Клэр тем временем задрав голову осматривала белокаменную крепость с высокими шпилями впереди. Ее мышцы на ногах ныли от боли, и она осознавала последствия столь долгой дороги в седле.
Наконец Мишель нашел то, что искал. Он придержал лошадей и словно не чувствуя усталости резко выскочил из седла.
– Смелее! – сказал он, заметив, что Клэр еле держится верхом, после чего протянул к ней руки.
– Что это за место?
– Прошу тебе! – с озабоченной раздраженностью прервал ее Мишель. – не вспоминай наш язык до того момента, как сойдешь в порту Петербурга.
– Угу… – промямлила она и поплелась в небольшой красный домишко за ним.
Пока Клэр стояла в углу повесив от усталости нос, Мишель о чем-то яростно спорил и договаривался с местным мужчиной. Наконец они поклонились друг другу, обменялись какими-то предметами и разошлись.
– Слава Богу поспели точно к отплытию. Скорей! – Мишель взял Клэр за руку и повел наружу к кораблю, на котором ей следовало отправится.
– Мишель! Умоляю, поплывем со мной?
– Я ведь объяснял тебе, я не в силах сделать это сейчас. Но обещаю, что вскоре найду способ вернуться к тебе! Слышишь?!
– Там куда ты меня отправляешь я буду еще в большей опасности чем в Тюильри. Что я скажу императору? Что мне рассказать ему про Франсуа?
– Я напишу Александру Павловичу. Он не причинит тебе вреда, будь уверена! Я изыщу момент и найду тебя! Умоляю, будь при императоре, просто дождись. – Мишель схватил ее обветренные руки и горячо принялся их расцеловывать. Он сжимал их своими большими ладонями и впивался губами с такой любовью, что Клэр не смогла сдержать подступающие слезы.
– Мне страшно от мысли, что я тебе снова потеряю…
– Этого не случится, клянусь. А теперь иди, – выдержав паузу сказал он, поджимая подбородок к губам. – это твой билет, предъявишь его на входе, но не отдавай до конца пути. У тебя будет место в отдельной каюте. На борту будут и другие пассажиры, поэтому можешь не волноваться за свою безопасность. Вот немного денег, этого хватит на дорогу. Пусть Бог тебя хранит, любимая! – Он дал волю чувствам и позволил себе обнять ее на глазах у собирающихся на корабль людей.
– Нет! – Возразила Клэр и освободившись от его рук прижалась к нему губами. Мишель ответил ей, но совсем скоро оторвал себя от нее. Лишь мгновение спустя она поняла его мотив. В Мишеле было слишком много чести, чтобы он позволил дать волю чувствам на глазах у зевак.
– Прошу! Иди же… моя душа вот-вот разорвется на части.
– Я буду ждать тебя.
Частички соли пропитали воздух, что казалось запах морской воды присутствует повсюду. Паруса раздувались под тяжестью попутного ветра. Клэр стояла на палубе и вдалеке еще видела очертания его фигуры. Корабль раскачивался, разбивая черные волны на крохотные блестки. «Я ничего не чувствую, не ощущаю боль в душе от разлуки… словно и нет у меня больше души».
Она стояла на палубе, все время убирая волосы с лица пока не начала дрожать от холода. Морской ветер пронизывал ледяными иглами ее щеки и руки, оставляя на них след алого поцелуя. Как и наказывал Мишель она закрылась в своей каюте с круглым окном в полметра, и рухнув на кровать мгновенно уснула под тяжестью минувшего дня.
На утро она с трудом открыла глаза, разрывая слипшиеся во сне ресницы. Первое, что ощутила Клэр, когда проснулась – это тупую боль по всему телу. Она пыталась шевелиться, превозмогая неприятное чувство в спине и ногах напрочь забыв про голод, про бесконечную качку и тошноту, которые меркли на фоне ноющих мышц. Клэр провела в каюте всю дорогу и вышла лишь после того, как услышала ободряющие крики пассажиров и экипажа, свидетельствующие о прибытии.
– Я дома! – Сказала она в слух от отчаяния и радости, в момент, когда увидела покрытые снегом крыши домов и золотой адмиралтейский шпиль.
Клэр была не в силах выразить свое счастье. Она и представить не могла, что возможно так тосковать по родине, как она тосковала все это время. От радости у Клэр тряслись ноги, пока взглядом она цеплялась за знакомые, милые сердцу образы. Шумный матрос принялся что-то говорить возле ее уха на немецком, указывая ей, что пора сходить на берег.
Из всех вещей, что она брала с собой, обратно вернулись лишь небольшой кожаный мешочек с драгоценностями и те деньги, что ей дал Мишель. Она достала большую монету номиналом 10 копеек, и принялась ловить извозчика, который бы смог доставить ее к Зимнему дворцу. В порту стояло множество повозок, поэтому в первой же из них Клэр услышала любезное русское «Милости просим барышня! Куда изволите?». Повозка была открытого типа, что позволяло как нельзя лучше рассматривать красоту скверов и парков по заснеженной дороге, но вместе с тем замерзать от пронизывающего до костей Петербуржского ветра.
Экипаж Клэр находился в каких-то десяти минутах от дворца, когда они проезжали мимо Петропавловской крепости. Рядом с ней она заметила, как конвой из трех солдат ведет невысокого мужчину средних лет в кандалах. Возможно Клэр не обратила бы на это особого внимания и проехала мимо, однако, когда заключенный слегка оступился на скользкой мостовой, от одного солдата последовали жестокие удары прикладом по спине. Несмотря на побои мужчина гордо выправился и не издав ничего кроме кряхтения пошел дальше, оправив серую шинель.
Клэр опешила. Вздрогнула от происходящей несправедливости и попросила извозчика остановить лошадей.
– Офицер, зачем вы сделали это? Ведь этот господин не предпринял ничего, что могло бы спровоцировать такую жестокость! – Солдаты и идущий в кандалах мужчина растерянно обернулись на выкрик Клэр из кареты.
– Барышня езжайте далее, мы тут как-нибудь сами управимся. Какое вам дело о нем беспокоиться? – сказал наконец один из солдат.
– Разве для справедливости нужен повод или личное знакомство?! Я приближенная к его Императорскому Величеству и именно сейчас я направляюсь к нему. Быть может мне стоит рассказать о том, как вы избиваете людей по чем зря?
– Сомневаюсь, что его Императорскому Величеству будет дело до простого офицера. – Клэр поняла, что одними угрозами здесь не обойтись. Тогда она вытащила из кошелька пять рублей и молниеносно протянула их солдату.
– Что это? – презрительно спросил он, точно зная ответ.
– Я думаю, что так мы быстрее добьемся согласия.
Солдат принял из рук Клэр монету, а заключенный мужчина со стыдливой благодарностью поднял на нее карие глаза и под легкими пинками своего конвоя пошел дальше.
Экипаж остановился в аккурат на против, песочных стен дворца. В ту минуту внутри Клэр присутствовали и сражались между собой так много чувств: сомнение, сила, страх, храбрость, обида… Она не знала правильность своих действий, не знала, что сказать императору, но при этом явно понимала, что другого выхода у нее нет. Стража у ворот долгое время не хотела пускать ее во дворец, решив, что она преувеличивает свою значимость для императора Александра. Лишь после длительных упрашиваний они распорядились сообщить о ней управляющему дворца. Тот в свою очередь, услышав редкое и знакомое имя, приказал встретить и проводить ее к кабинету императора.
Александру Павловичу в то же время сообщили о возвращении Клэр. Сидя, как и раньше напротив дверей в его кабинет, она слышала, как активно принялись шуршать и стучать каблуками его министры, торопливо покидая комнату. Они выходили друг за другом, бросая на Клэр недовольный и временами вызывающий взгляд. Наконец ее пригласили к государю.
Царь не стоял вдумчиво у окна, как это было практически каждый ее визит к нему. Он прибывал в кресле ровно положив руки на стол перед собой. Любой оказавшись там, почувствовал бы сильное напряжение, возникшее между императором и измученной дорогой девушкой.
– Ваше Императорское Величество, – осторожно начала она после минуты молчания, четко и медленно выговаривая каждое слово. – я бесконечно рада, что могу снова Вас видеть.
– Мадам, поведайте мне причину, по которой вы сейчас стоите здесь?
– Я знаю, что вы думаете, но поверьте, я не могла оставаться во Франции.
– Кольцо по-прежнему у вас! – Александр в миг покраснел, поджал губы и с ненавистью вцепился в нее глазами. – Вам было поручено лишь одно единственное задание! Не уж то вы лишь создавали вид умной женщины? – он громко кричал, от чего у Клэр от обиды и страха стало сжиматься небо. – Скажите мне! Вам было не ясно ваше задание?!
– Я бы отдала его! Если бы Франсуа не попытался убить меня. Мне пришлось бежать!
– Где он сейчас?
– Мертв. – холодно и жестко ответила она, не сводя взгляда с разгневанного лица монарха.
– Не вы ли обошлись с ним столь чудовищным образом, мадам?
– Нет! Но я знаю, что вы отдали этот приказ.
– Вздор! Я никогда не стану марать руки кровью отдавая подобные приказы. Я не палач! – Он поднялся и вышел к ней из-за стола угрожающе всматриваясь в ее лицо.
На его последних словах Клэр, не скрывая своего ехидства засмеялась, тихо проговорив в слух «не палач».
– Я могу отдать кольцо Вам, если на то будет Ваша воля.
– Принять кольцо и потерпеть неудачу в грядущей войне? Вы принимаете меня за дурака, Клэр?
– Но, не вы же стоите за развязыванием этой войны. Ведь так? – Император ничего на это не ответил, лишь вызвал к себе исполняющего обязанности министра полиции и дожидаясь его сказал следующее:
– Совсем скоро Вы вернетесь в Тюильри. Расскажете Первому Консулу, что Франсуа обманом пытался вывезти вас из страны. Вы отдадите ему кольцо, Клэр! Поверьте, у меня всегда будут рычаги давления на таких как вы. – В кабинет постучались и Александр тут же дал разрешение войти.
Позади Клэр стоял пожилой мужчина в темно-зеленой форме с блестящими бантами и шинелью на плечах. Увидев его Клэр ощутила накатывающийся приступ страха у себя под ребрами.
– Я не желаю видеть эту женщину в пределах дворца. Будьте любезны сопроводить ее в крепость. Надеюсь, что Вы, мадам обдумаете ваши действия за последние недели. – Император окинул бровь и в тот же миг мужская рука взяла Клэр и поволокла прочь из кабинета.
Все тело трясло от страха, когда суровый и старый мужчина вел ее по хорошо знакомым коридорам дворца. В то время, пока в глазах отражалась красота и роскошь, в голове уже выстраивались ужасные картины тюремной камеры, к которой она с каждым шагом становилась ближе.
На выходе она увидела идущего в их сторону Андре, все также миловидно-ехидного и тощего. Оказавшись совсем близко к ней на мгновение показалось, что он пройдет мимо ничего не сказав, но вместо этого из его рта ядовито вылилось:
– Прощайте, мадам. – Его широкие губы растеклись по лицу, придав ему еще больше омерзения чем уже имелось.
В тот момент Клэр почувствовала себя раздавленной, никчемной и униженной. Если ее заключению обрадовался даже такой человек, как Андре, то что говорить о тех, кому она действительно мешала.
В крепость ее привезли более деликатным образом, нежели того мужчину в кандалах. Всю дорогу заместитель министра молчал и лишь украдкой поглядывал на нее, отвлекаясь от пейзажа за окном. В крепости ее тут же отвели в корпус, который между собой заместитель министра и стража называли «комендантский дом». Они спустились в подвал, в котором не было солнечного света. Факела и свечи оставляли на каменных стенах черные пятна. Постепенно стал ощущаться сырой, но теплый запах стоящий в коридорах. По пути она видела разные камеры, стараясь не заострять внимание на людях, сидящих в них. В какой-то момент от переполненного страха Клэр перестала дышать. Ей казалось, что двери в камеры проносятся слишком быстро, но вместе с тем никак не заканчиваются. Стояла полная тишина, и только легкие шорохи за решетками нарушали ее.
Прежде Клэр была в Петропавловской крепости в 7 классе. В школе им организовывали экскурсию по истории, когда они проходили тему декабрьского восстания. Забавно до слез, но она никогда не могла подумать, что окажется здесь в качестве заключенной. «Абсурд!»
Ее подвели к последней открытой камере, но остановившись у ее дверей заместитель министра подозвал к себе дежурного.
– Эта камера пуста? – сказал он сухим голосом, указывая на камеру рядом, которая в отличии от предыдущей была с деревянной наглухо закрытой дверью.
– Никак нет, ваше милость! Сюда временно определен только что прибывший заключенный.
– Превосходно! – после этого мужчина приказал дежурному открыть дверь. – Государь полагает, что приятная компания быстрее навеет нужные мысли, и поможет принять правильное решение. – обратился он к Клэр лениво повернув свое морщинистое, обвисшее лицо.
– Ваша милость, прикажете барышню к заключенному поместить? – переспросил дежурный в спешке подбирая нужный ключ в массивной звонкой связке.
– Именно.
После обыска Клэр силой впихнули внутрь камеры. Слегка запутавшись в подоле своего платья, она споткнулась о кривой порог и с грохотом приземлилась на колени, закрывая руками лицо. Тут же к ней кинулись чьи-то руки и бережно помогли встать.
– Нелюди! Разве можно так с дамой. Не сильно ушиблись?
– А? Нет, нет. Все в порядке, я сама виновата, что оступилась. – Клэр подняла глаза с пола на человека, пытавшегося ей помочь и узнала в нем мужчину, которого несколько часов назад вел конвой. – Оууу… это вы?
– Да. А это вы, барышня, которая спускает свои деньги на ветер. – сказал он с грустной улыбкой на лице.
– Отчего же?
– Не уж то вы и вправду думали, что эти солдафоны, получив ваши деньги станут ко мне более снисходительнее? Если да, то вы невероятно доверчивы и чисты.
– Я хотя бы попыталась. От бездействия в мире гибнет куда больше людей.
– Не имел намерения обидеть Вас! Наоборот, я оценил ваше рвение помочь первому встречному. Это черта человека с большим сердцем. Жаль правда, что эдакая черта многих людей сводит в могилу. Что ж, раз уж нам довелось находиться водной камере, что само по себе абсурд, разрешите мне представиться, Соловьев Степан Аркадьевич.
Клэр слушала его настолько внимательно насколько могла, между этим оглядывая небольшую камеру с крохотным решетчатым окном под потолком и одной кроватью у стены. На полу была раскидана солома, на которой в тот момент и лежал Степан Аркадьевич. Вокруг практически не было света, лишь пара свечей боролись с темнотой. От стен исходил теплый и влажный воздух. Клэр осталась сидеть на полу, как это делал ее новый знакомый. Она со стеснением убрала с лица растрепанные волосы и подвинулась спиной к стене.
– А как ваше имя?
– Клэр. – печально ответила она, словно устав от себя самой.
– Не расскажите, как такая юная особа попала в эдакую немилость? – Степан Аркадьевич произносил каждое слово с легкой улыбкой. Из-за этого создавалось ощущение, что в его голосе присутствует свет, который помогает тем двум свечам на столе не погрузиться в полный мрак.
– Я не такая уж и юная, как может показаться на первый взгляд.
– О, прошу простить мое любопытство, но сколько вам лет?
– Совсем недавно исполнилось девятнадцать.
– Ах-хах… извините сударыня, но в мои сорок два года девятнадцать – это слишком юный возраст.
– Возможно. – через силу хихикнула она в ответ. – Что до моего ареста, скажем так я разгневала государя. – Степан Аркадьевич демонстративно скривился и увел взгляд на дверь.
– Вы были?.. – с такой осторожностью люди говорят только в тех случаях, когда изо всех сил не хотят обидеть своего собеседника.
– Нет, я не была его любовницей. Скорее должна была выполнить одно поручение и не справилась. – тут же ответила Клэр, догадавшись, о чем он хотел сказать.
– Оно было настолько важным?
– От него по-прежнему зависит судьба многих людей.
– М-да-а-а. Выходит, я здесь совершенно за пустяковое дело прибываю. – с сожалением отозвался он.
– Расскажете? – Клэр с интересом разглядывала своего собеседника. Воздушные каштановые волосы спадали на лоб и виски. На лице виднелись неглубокие морщины вокруг глаз и губ. Короткие закрученные усы свидетельствовали о том, что он имеет отношение к военной службе.
– Что тут рассказывать. Из всех человеческих пороков мне не удалось овладеть лишь одним. Не умею врать. Ложь никогда не принималась моим нутром и в отместку за это я никогда не мог умела ей владеть.
– Минутку. То есть вы хотите сказать, что вам досадно от того, что вы никогда не врете?
– Именно, сударыня.
В Клэр зародилось небольшое подозрение к этому человеку. Она удивленно свела брови и извинившись за прерванный рассказ, тут же принялась выискивать очередной подвох.
– Если кратко, то до сих пор был у меня один товарищ, мы с ним в разных полках служим. Сейчас то солдаты на квартирах своих не весь чего творят. С вашего позволения я пропущу подробности, которые могут быть неприятны вашим ушам. Кутеж, одним словом. Так вот попытался этот товарищ пару недель тому назад в карты бесчестно выиграть. У парнишки того, что в карты якобы проиграл за душой ни гроша. Разыгрался он и с дуру на кон все поставил, а сумма то большая, двадцать тысяч рублей будет, или того больше. Я веселился с остальными сослуживцами и на свою беду заметил, как этот самый товарищ мой несколько раз сжульничал. Ну я и сказал ему по-хорошему долг простить. И ведь не захотел. Пришлось Мне прилюдно об этом сказать. Он за сие действо на дуэль меня вызвать вздумал. Как не пытались миром решить, ничего не вышло. Пришел я в место назначенное, а там то меня уже ждали. Оказалось, что у друга моего давнего по линии жены связи имеются, до самого князя Багратиона доходят. Под предлогом того, что дуэли нынче запрещены меня и арестовали. Интересно то, что никто кроме нескольких человек и этой охраны не знает, что я здесь, ибо все доказательства основаны лишь на словах одного бесчестного человека.
– Сожалею… я тоже на себе испытала всю силу человеческой лжи. Посредствам одной такой лжи я чуть не лишилась жизни.
– Вы какая-то другая. – Вдруг сказал Степан Аркадьевич, поправив усы.
– Что?
– Нет, эм… в хорошем смысле! Вы так молоды, но ваши слова и взгляд, говорят совершенно об обратном.
– Спасибо.
– Никак в толк не возьму хорошо это или плохо. Ну да ладно! Вижу, что устали, да и напуганы поди страсть как. Я лягу здесь, а вы на ту кровать.
– Но ведь это я вас стесняю, а не наоборот.
– Глупости. В такой компании куда веселее. Я лишь могу догадываться какие неудобства доставляю вам своим присутствием. И прошу меня извинить, знаю, что звучит непристойно, но ежели вам по нужде отойти нужно, только скажите! Забьюсь в угол закрою уши и глаза только бы не смущались.
– Почему вы так добры? – Этот вопрос показался Степану Аркадьевичу слишком странным. Он развел руками и выдержав паузу ответил.
– В первую очередь мы люди.
Клэр видела сон. Тот же сон, что и месяцами ранее. Поле, кругом дым. На земле куда ни глянь, лежат убитые солдаты. Крики, стенания и вопли постепенно сменяются тишиной. Затем снова раздаётся свист пуль и грохот долетающих снарядов. Клэр идёт по этому полю, с боязнью присматриваясь к лежащим трупам. К её сапогам рваными лохмотьями цепляется, пропитанная кровью грязь. Она ищет Мишеля. На её пути возникает засвеченный образ бабушки, который суровым видом указывает на место, где его искать. Когда Клэр попыталась заговорить с Элжирой, она тут же растворилась в воздухе. Пытаясь обходить мягкие стонущие тела, она наконец находит своего любимого. Ни её крик, ни попытки привести его в чувства не могут разбудить лежащего с раной в груди Мишеля. В следующее мгновение она сама падает на землю, под жгучей болью, парализовавшей её тело.
Клэр застряла где-то между сном и пробуждением. Она слышала шорох вокруг, образовавшийся вакуум душил её, сдавливая грудь. Когда она осознала, что не может проснуться начались приступы паники. Через несколько длительных минут ей всё же удалось вытолкнуть себя из этого состояния и первое, что она сделала, когда открыла глаза – это закричала.
– А-а-а-а! Господи! – голос Степана Аркадьевича тут же оказался рядом с её головой и изо всех сил пытался успокоить. Его дрожащие руки обвили её и прижали к себе, как ребёнка.
– Т-с-с-с! Тихо, ты чего голубушка! Всё хорошо! Ну будет, будет! Всё хорошо, хорошо! Т-с-с. – повторял он снова и снова слегка покачивая её взад-вперёд.
– Я… я… Умерла! Я умерла!
– Что? Нет! Ты живее всех живых, голуба! Это сон был! – С лица Клэр стекали капли пота. Пробудившись ото сна, она по-прежнему всё ещё чувствовала жгучую боль в области груди.
– Это место! Оно наводит на меня страх и панику. Нам нужно выбраться.
– Что ты такое говоришь? Как ты предлагаешь выбраться?
– Не знаю!
– Прежде у меня был приятель, который находился на службе в этом месте. Если ему кто доложил о новых заключённых, вероятно, он что-нибудь придумает. Но шансы крайне малы.
Проснувшись ночью от своего кошмара Клэр больше не смогла уснуть. День тянулся, превращая минуты в часы. Общество Степана Аркадьевича придавало ей смелости, но вместе с тем создавало напряжение, которое она, как женщина переносила с трудом. Быть может, если камера позволяла хоть на время скрыться из его глаз, тогда было бы гораздо проще. Вместо этого, Клэр чувствовала, как замкнутое пространство оказывает на неё то самое действие, под давлением которого в голове появляются дурные и необъяснимые мысли. Ею постепенно одолевали кратковременные приступы паники, депрессия и потеря ориентации.
Следующей ночью Клэр раздражённо перебирала своими пальцами, раскиданную на полу солому ломая её на короткие кусочки. Эти манипуляции производили на неё какой-то необъяснимый и гипнотический эффект. Вдруг она резко встала, слегка напугав Степана Аркадьевича и, размахивая руками, принялась ходить в маленьком пространстве.
– Нет! Это невыносимо! Император собрался держать меня здесь вечно?! Или в его планы входит, чтобы я на коленях умоляла о его прощении?
– Ты чересчур вспыльчива. В то время как нужно просто подождать.
– Как долго ждать?! Вы же сами не знаете. Мы здесь уже целую вечность!
– Если сдашься сейчас и не возьмёшь себя в руки, значит, ты слаба и в дальнейшем не сможешь перенести испытания, уготованные судьбой. Жизнь наша складывается не только из балов, банкетов и празднеств. Если ты зачастую будешь спокойна, то сможешь думать чистой головой. А с чистой головой человек может замечать вещи, заметить которые в гневе неспособен, а жаль, ведь иногда они могут даже спасти ему жизнь. Если бы ты перестала нервничать и успокоилась, то верно заметила, что караул уже, как несколько часов не проходил мимо нашей камеры.
– И что же с того? – Степан Аркадьевич расстроено вздохнул, указав Клэр на её несообразительность.
– Караул обязан в течение часа или двух обходить камеры. Если их нет, то, вероятнее всего, они чем-то другим заняты, или?
– Или ваш старый знакомый знает, что вы здесь и пытается вам помочь?
– Вот видишь, голуба, нет худа без добра. – улыбнулся он и, откинув ногу в сторону, задёргал от радости кадыком.
– Я действительно за своим страхом этого не заметила.
– Человек на то и человек, что с какой стороны ни подойди натура слабая и хрупкая. Нам вон у зверя поучиться бы следовало. Взять волка, к примеру. Пусть он от охотников бежит, но в момент, когда охотник уже загнал его, волк никогда не сдастся и при хорошем для него раскладе ещё и выйдет победителем. А всё потому, что в нужный момент усмиряет свой страх. Все боятся, а люди без страха либо блаженны, либо жестоки и очень опасны.
– Спасибо вам, Степан Аркадьевич. – Клэр чувствовала исходящую от незнакомого человека поддержку, но, к своему стыду, не переставала искать в этом какой-то подвох. Каждое его приободряющее слово было уютным и тёплым. Однако скользкая подозрительность во всём, переданная Клэр от императора Александра уже очень глубоко засела внутри.
– За что, голубушка?
– Ну как? За мудрые советы, конечно же.
– Ха-ха-ха, – его кадык задрожал от смеха – с мудрецами меня прежде ещё никто не сравнивал. Но то верно, что ничего, кроме жизненного опыта я дать не могу.
Их разговор прервался, как только оба услышали шорох за дверью. По полу скользнула чёрная тень и они одновременно приковали к ней свои взгляды. Несколько ловких и практически бесшумных поворота ключом и в двери показался кругловатый мужчина младше Степана Аркадьевича на пару лет.
– Степан?
– Павел, ты ли?
– Истина я! Вот узнал про то, что тебя сюда без приказа заточили. Дай думаю, что коли приказа не было, тогда и спроса за твой побег не будет. Дозорных и прочих служивых в нашем крыле я с вечера напоил вином, потому сейчас они спят как малые дети. Дело за малый, незаметно прошмыгнуть к Головкиному бастиону, а там уж вам товарищ мой верёвку скинет. Вот твой мундир и оружие, с которым тебя доставили сюда.
– Разве возможно с крепости-то сбежать? – спросила Клэр так тихо, что её вопрос остался без ответа.
– Братец, а ты как же? Всё равно за побег мой тебе достанется. – Мужчина в дверях лишь на долю секунды увёл взгляд в пол и после ответил.
– Не беспокойся! Ничего дурного мне не сделают. Скажу, что под утро ты стал кричать, а когда я попытался открыть камеру, то сбежал. Ведь ты не за дело здесь!
– Чёрт их разберёт за дело аль нет. Да вот раз уж освобождаешь, то и голубка эта со мной пойдёт. Нечего ей здесь делать.
– Она по другой причине тут. Её выпустить не могу! – Клэр жалобно взглянула на Степана Аркадьевича, встав у него за спиной.
– Нет, без неё не пойду, Паша.
– Вечно кого-то вытаскиваешь, Степан. Хорошо, хорошо! Идите оба! Только умоляю скорее! – согласился мужчина, стиснув от сомнения тяжёлую челюсть.
– Ну же, ты всё слышала, быстрее! – поторопил Клэр Степан Аркадьевич, пропуская вперёд себя.
– Степан… ударь меня пару раз не жалея! Иначе не смогу объяснить ваш побег начальству, а занять эту камеру вместо вас не дюже охота.
– Понимаю… – угрюмо ответил Степан Аркадьевич и с сожалением ударил его по лицу кулаком. От тяжёлого удара мужчина отклонился назад, еле удержавшись за каменную стену. Последовало ещё пара ударов, за которыми Клэр сокрушаясь наблюдала со стороны.
– Я рад помочь тебе, Степан! Не думай обо мне боле! Ступайте же.
– Не серчай на меня браток! Прости и спасибо тебе за помощь! Пойдём Клэр, нам через парадную выход запрещён.
Было раннее утро. В это время суток в Петербурге стояла кромешная темнота. От страха быть пойманной при побеге сердце Клэр с сумасшедшей скоростью колотилось, пытаясь выпрыгнуть из груди. Степан Аркадьевич всё время оглядывался на неё, убеждаясь в том, что она не отстала. Жестами рук он приободрял её и торопил, каждый раз наблюдая её растерянные мышьи глазки. Как и говорил его приятель, подойдя к стене крепости, они увидели скинутую верёвку, по которой нужно было перелезть на противоположную сторону. Клэр сразу поняла, что в своём платье она никогда не сможет вскарабкаться на такую высокую стену.
– Слушай, я взберусь наверх, а после вытащу тебя. Тебе, голуба лишь надобно будет крепко держаться. Всё поняла? Сдюжишь?
– Да. – неуверенно сказала она, наблюдая, как одной ногой Степан Аркадьевич уже отталкивался от камней.
Пока Клэр бездействовала, оглядываясь от волнения по сторонам, в её голове родилась прекрасная и в то же время безумная идея. Она без особого труда оторвала подол своего платья, так как ткань была лёгкой. Прекрасной эта идея была потому, что теперь она могла помогать себе ногами при подъёме наверх. Но главное безумие заключалось в том, что на улице стоял жуткий мороз. За то недолгое время, что они со Степаном Аркадьевичем были на холоде Клэр, уже успела замёрзнуть, ведь никакой верхней одежды у неё не было. Теперь и платье было коротким, от этого её ноги в считаные секунды покрылись гусиной кожей.
Степан Аркадьевич очень быстро вытащил её на другую сторону и, оставив тонкий канат качаться вдоль стены, они оба пошли на окраину города через высокие сугробы.
– Как ты там, цела? – Спросил идущий впереди Степан Аркадьевич.
– Лучше всех! Даже не верится, что у нас получилось.
– Это точно. Надобно поскорее найти постой. Что случилось с твоим платьем? – с лёгким ужасом в голосе спросил он, одновременно снимая с себя шинель и протягивая Клэр.
– В этом платье невозможно было карабкаться на стену. – Степан Аркадьевич стыдливо увёл взгляд с её оголённых коленок, однако успел заметить, что они приняли бледно-голубой цвет.
– Не дело! Тебе тотчас нужно согреться. Пройдёшь сейчас прямо до набережной, а там на углу Невского в доме № 66 сможешь найти лекарства и временный ночлег. У них мой племянник работает. Скажешь, что Соловьёв Степан Аркадьевич, как вернётся в полк вышлет необходимые деньги. – Клэр застыла на месте не в силах, что-либо произнести от недоумения. – Ну, что же ты стоишь? Иди скорее, а то замёрзнешь тут.
– А вы как же? Вы то куда?
– А я, голуба в полк. Товарищи да командир поди потеряли. Им ведь никто не сообщил о моём аресте. – Услышав о том, что она должна дальше существовать одна, Клэр незаметно дёрнулась от испуга. Она понимала, что определенно не справится в этом мире одна, и что остаться сейчас одной несмотря на приобретённый опыт, приравнивается к гибели. Страх перед самостоятельной жизнью и неизвестность пугали её больше, чем оба императора вместе. Сейчас она видела в Степане Аркадьевиче приёмного отца. Человека, который обладает всеми необходимыми добродетелями, и который в трудный час сможет помочь ей, не потребовав ничего взамен.
– Возьмите с собой. – чуть ли не плача умоляла она дрожащими потрескавшимися губами.
– Ты чего это удумала, а? Не-е-е-т, – протянул он – не могу я взять тебя с собой. Барышням в полку делать нечего.
– А вы не как барышню меня возьмите. – Степан Аркадьевич озадаченно поморщился, требуя объяснения. – Однажды, переодевшись в мужчину, я участвовала в дуэли. Во мне не смогли распознать женщину, более того, я одолела своего соперника.
– И слышать не стану! Иди вон, дорогу я тебе указал. Разный у нас путь голуба, разный!
– Вы не понимаете… Думаете, я просила вас об этом, если бы у меня хоть какая надежда была. Ни родных, ни фамилии, ни документов ничего у меня нет. Император в Петербурге сможет меня разыскать. Он будет искать женщину с рыжими волосами по имени Клэр. Лишь бог знает что меня ждёт. У меня есть драгоценности! Я припрятала их до осмотра. Хватит и на мундир, и на оружие, я не буду вам в тягость.
– Прости, это преступление. Женщина не может служить на ровне с мужчинами. Военная служба будет тебе не по силам.
– Вы так уверены?
– Да, я в этом уверен! Не первый год на службе.
– В таком случае застрелите меня, прям здесь. Это будет намного милосердней чем-то, что вы мне предлагаете. – Она упала в снег голыми коленями и в мгновение перестала плакать. – Мне здесь не выжить одной.
– Пойми… это невозможно. Допустим я обучу тебя драться…
– Я владею фехтованием и стрелять немного умею. – перебила его Клэр, говоря о своих талантах уже без всякого энтузиазма.
– Обучу прочим вещам, которые необходимо знать по службе. Но ты только представь. Хотя нет… ты не можешь своей юной головкой даже вообразить, какой образ жизни ведут нынешние офицеры. Про юнкеров я даже и говорить не буду. Тебя сразу раскусят, как грецкий орех за первым же купанием или походом по нужде.
– Я буду выкручиваться как смогу. Я научусь, обещаю. А даже если и узнают, то клянусь, скажу, будто обманула вас. Пожалуйста. Иначе правда… лучше убейте меня здесь.
Клэр устало опустила голову и покорно принялась дожидаться ответа, надеясь, что Степан Аркадьевич передумает. Он слонялся из стороны в сторону, угрюмо приминая сапогами сияющий в лунном свете снег. Какие-то слова вырывались из его рта, но Клэр их не слышала. Она, словно собачонка продолжала сидеть голыми ногами в снегу, постепенно замерзая от холода.
– Не медлите, Степан Аркадьевич. Я всё равно вскоре замёрзну, зачем тянуть?
– Вот же дурёха! – От слов Клэр он словно вышел из некого транса и сразу же бросился к ней. – Ты говоришь, что делала так раньше, выдавала себя за солдата?
– Да, выдавала. – Шёпотом произнесла она, от бессилия закрывая глаза.
– Холодно, а ты как надо не одета. Пойдём, отыщем, того кто сможет в столь раннее время помочь. Я знаю один трактир, возможно, он ещё с вечера работает. Попытаем счастье там, чем более, что и комнаты у них есть, отдохнёшь.
Он помог ей подняться и рукавом отряхнул озябшие ноги. Заметив, что она с трудом стоит на ногах, Степан Аркадьевич отбросил стеснения в сторону и, взяв её под талию, повёл вперёд. Путь затрудняла неочищенная от снега дорога. Через каждые пять минут он интересовался её самочувствием, но в ответ слышал лишь нечестное «всё хорошо». Клэр не хотела лишний раз жаловаться на свою усталость или на то, что практически не чувствует ног, боясь, что, в конце концов, Степан Аркадьевич не возьмёт её с собой.
В кабаке, что он упоминал было не людно. По залу первого этажа ходила женщина, которая поприветствовав у входа Клэр и Степана Аркадьевича, без долгих расспросов проводила в комнату. Зная, что у её спутника, вероятнее всего, при аресте забрали все деньги, Клэр протянула ему десять копеек на жильё, спросив, хватит ли этого.
– Конечно хватит, мы ведь тут не надолго. Я скоро вернусь, только заплачу за постой. Жди здесь.
Клэр старалась выглядеть сильной. Она старалась не показывать своей резко накатившейся усталости, поэтому, когда Степан Аркадьевич вернулся к ней, она мягко улыбнулась, демонстрируя зубы. Оба поднялись на второй этаж и принялись расходиться по комнатам.
– Тебя сюда, голуба. Отдохни как следует, а утром мы решим, как поступим дальше.
– Благодарю. – вяло сказала она и в тот же миг рухнула на пол, перестав ощущать под собой ноги.
– Господи! Ты чего это? – Степан Аркадьевич стал поднимать её и коснувшись её влажной кожи вдруг пришёл в ужас. – Матрона, заступница! Милая, ты же вся горишь. Что молчала-то, глупая?!
– Всё хорошо. Мне бы только отдохнуть. – пыталась она шёпотом успокоить рассерженного Степана Аркадьевича.
Всё, что происходило дальше, Клэр видела и слышала лишь нечёткими урывками. Вместо пола под собой, она резко ощутила мягкую кровать. В комнату пришла женщина, по всей вероятности, та самая, которая расхаживала внизу, когда они вошли. Несколько рук спустили с Клэр платье и тщательно стали растирать область её груди и шеи. В нос ударил резкий запах спиртного. Несмотря на все усилия Степана Аркадьевича, Клэр никак не могла согреться. Ледяной и колющий озноб невидимой коркой покрыл всё тело. Дыхание стало медленным и едва ощутимым. Уже не открывая глаз, она чувствовала, как её голову придерживает крепкая рука, а губ касается кружка с каким-то безвкусным отваром.
– Ну, как ты? – Раздалось справа от Клэр, когда она стала щуриться от солнечного света.
– Немного трудно дышать, но… в целом я же говорила, что просто устала. Кажется, я уснула ненадолго? – говорила она, прерываясь, чтобы прокашляться.
– Ты проспала более шести часов. Ну и напугала же ты меня.
– Шесть? Мне показалось, что я лишь на время прикрыла глаза. А, что же вы?
– Что я?
– Вы всё утро не спали из-за меня? – с чувством вины Клэр взглянула на облачённого в ярко-красную гусарскую форму Степана Аркадьевича, заметив на его лице нездоровую усталость.
– Пустое, в полку отосплюсь. Не мог же я тебя в самом деле бросить. Хворь дело такое, если сразу не предпримешь всё необходимое, так и заберёт тебя.
– Не думаете ли вы, что я могла умереть от обычной простуды?
– Ты сильно замёрзла на снегу. Ещё немного и твоё тело сгорело бы изнутри.
– Спасибо вам, Степан Аркадьевич ещё раз.
– Пожалуйста. – Он собирался с мыслями, чтобы что-то сказать. Клэр, видя это, не стала перебивать его очередными расспросами, а лишь покорно приготовилась принять его решение. – Меня в полку заждались…
– Я сильнее, чем кажусь. Мне только бы зиму переждать, а там дальше кто знает, что будет. Я не стану вам обузой.
– Быть может, ты всё же здесь останешься? Я с хозяйкой переговорю, будешь помогать ей. Девушка ты ладная, но нельзя тебе со мной.
– Меня будет искать император. И… поверьте, я знаю, где проводят время его придворные. Вы же и сами это прекрасно понимаете. А коль увидят меня здесь и схватят? Нет! Клэр тут оставаться небезопасно, к тому же без связей и документов.
– Вы не оставляете мне никакого выбора. Вот же ввязался так ввязался. Кому расскажи, засмеют.
– Скажите, вы бы смогли помочь мне с документами, если их нужно делать на мужское имя?
– Полагаю, что да. – неуверенно ответил он, пребывая в раздумьях.
– Вот. – Клэр вытащила привязанный к внутренней части платья мешочек с драгоценностями и протянула его угрюмому Степану Аркадьевичу. – Я не могу в точности оценить их, но, полагаю, здесь хватит на всё необходимое. – Он, прищурившись и без интереса заглянул внутрь и то же время округлил брови от удивления.
– Какие камни! Эх… не неправильная ты барышня, Клэр. Такую красоту пускать на гусарский мундир, досадно.
– Этот мундир будет мне намного полезней, чем эти безделушки. – Клэр ободрилась и нашла в себе остатки сил, чтобы подняться с кровати и расспросить у него поподробнее о полке. Она помнила, что Мишель был гусаром, и ей закралась в голову мысль, что, быть может, он с ним знаком. – Как называется ваш полк?
– Лейб-гвардии Его Величества. – с гордостью поднял он голову. – Сейчас много полков, двенадцать, если память меня не подводит, но наш был основан одним из первых.
Степан Аркадьевич встал с кровати и снова взволнованно зашагал по небольшой комнатке, минуя потемневший от времени комод и стоящую на виду ночную вазу.
– А как позволь узнать ты планируешь прятать свои… – он демонстративно указал на грудь и всё то, что делало её женщиной.
– С этим не будет проблем. Поверьте, это куда лучше, чем корсеты. – она издала ироничный смешок, чем вызвала строгий взгляд Степана Аркадьевича.
– А если узнают? Что тогда?
– Я сделаю всё, чтобы не узнали, но понадобится ваша помощь.
– Хорошо, – сказал он так, словно у него не было другого выбора. – но знай, что Бог меня точно за это покарает, помяни моё слово! Пойду, упрошу, чтобы нашли добротного портного. Мундир шить задача не из лёгких, но полагаю, если прибавим пару рублей сверху, то поторопятся и сошьют за пару деньков. – Он направился к двери и практически у самого выхода сказал. – Я тебе там всё для умывания принёс. Зеркала не нашлось, зато для расчёсывания всё на месте.
– Спасибо. – ласково ответила она, тронутая заботой Степана Аркадьевича.
Дождавшись, когда он наглухо закроет за собой дверь, Клэр тихо встала с кровати, словно боясь кого-то потревожить. Её болезненное тело за пару шагов преодолело расстояние от кровати до небольшого столика, на котором стоял маленький поржавевший таз, кувшин с водой, серая хлопковая салфетка и льняной свёрток. Вода щипала её сонные глаза и постоянно текла мимо прямиком на пол. В конце умывания под ней оказалась небольшая лужа, которую она небрежно промокнула ногой. Без зеркала Клэр не видела, что происходит с её волосами, но по спутанным и немного грязным прядям можно было сделать соответствующий вывод. Она развернула льняной мешочек и обнаружила деревянный гребень и маленькие ножницы. «Мужчина не может ходить с такими волосами, верно?» спросила она саму себя, уверенно схватившись за ножницы.
Никто не знает, какие чувства двигали ею тогда, однако рыжие пряди стали безжалостно и постепенно падать на ещё влажный пол. Клэр состригала их не задумываясь, пытаясь самой для себя казаться храброй и жёсткой, способной на всё, даже расстаться с женской красотой. С каждым состриженным локоном она чувствовала в себе прилив сил, потому как ей казалось, что под маской мужчины она теперь неуязвима.
Степан Аркадьевич, внезапно зашедший в комнату, увидел перед собой худую и бледную девушку; рыжего воробушка с криво остриженными короткими волосами. Лишь немного наивный блеск в глазах мог выдать в ней женские черты. Он грустно поджал губу, но всё же высказал своё одобрение этому поступку.
– Давай-ка лучше я. – сказал он и протянул жилистую руку, требуя ножницы.
Задрав к нему голову, Клэр всё никак не могла им налюбоваться. У Степана Аркадьевича было вытянутое смуглое лицо с высокими скулами и немного кривым носом. Каштановые волосы с редкой сединой небрежными прядями переходили в мягкие и короткие бакенбарды, напоминающие перистые облака. Бархатные карие глаза всё время щурились, прячась за густыми ресницами. Под нижним веком мешки, добавляющие ему лишние пару лет, а на левой щеке можно было рассмотреть маленький белый шрам.
– Ещё раз спасибо вам. Не знаю, чтобы со мной сталось, если не вы. Ваш риск делает меня вечной должницей.
– Ничего ты мне, голуба не должна. – сказал он так, словно огорчился от её слов – Возможно, если бы не женская, сердечная доброта, проявленная там у Петропавловской крепости, я примирился со своей совестью и смог покойной душой ответить отказом.
– У вас есть кто-то, семья?
– Моя семья – это мой штаб. Когда-то очень давно у меня была жена и небольшое поместье в придачу, однако она умерла в родах и ребёнок вместе с ней. Брат у меня младший остался. Сейчас, кажись, в уланах служит. Так же, как и я, таскается из полка в полк, из штаба в штаб. После смерти супруги моей он влез в крупный карточный долг. Я продал родовое имение, оплатил все его долги и с тех пор веду жизнь кочевую, военную. И ничего за душой моей нету, кроме сабли, коня да верных друзей.
Клэр заметила, как от разговора о жене у него содрогались губы. Его усталый взгляд сделался более печальным и глубоким, тянущим за собой во что-то мрачное. Он всеми силами старался отвлечься за стрижкой её волос, задорно приговаривая вслух. Тяжесть на его лице не исчезала ещё долгое время и Клэр ощущала в этом мерзкий привкус вины. Ощущение, будто бы незаточенное лезвие на живую соскребало слой юной беспечности с сердца. Нарочно выдавленная улыбка его тонких губ, не могла скрыть холодности глаз, сверкающих от накатившихся слёз. Его глаза совершенно не улыбались, в то время, когда это делало его лицо.
Спустя два дня завершилась последняя примерка, а на третий мундир полностью был готов. Во всём этом военном великолепии Клэр видела романтизм. Она воодушевлённо принялась надевать его на себя, любуясь изящным рисунком позолоченных металлических шнуров. Он выглядел легче, чем был на самом деле, но возбуждённый девичий разум был не в силах это понять. Ярко-красный доломан и ментик, синие завышенные чакчиры с золотой вышивкой на бёдрах, новые чёрные сапоги, красная фуражка, чёрный кивер, ташка… мужской костюм с этого момента полностью заменил ей платья, неудобные туфли и корсеты.
Клэр резво перемещалась по комнате пытаясь демонстрировать мужество коим едва ли обладала. Она хмурилась и кряхтела как мужчина, неровно подстригла ногти, чтобы придать небрежности рукам. Степан Аркадьевич, наблюдая за ней, лишь крутил головой.
– Последний раз прошу тебя остаться и выбросить из головы эту дурацкую затею. Полно, голубушка! Вертишься ты прелесть как, но что до гусара…
– Признайтесь, что я действительно похожа на молодого гусара? – уверенно сказала она, выпрямив спину.
– Отрицать не буду, внешне очень похожа, гусар налицо. Но уж больно ты нежна и легка в своих повадках. Грубости да жёсткости в тебе недостаёт.
– Назад дороги мне нет.
– Мои условия; глупостей не делаешь, женскую натуру свою никому не показываешь! Грубят, в ответ отмалчиваешься, и только реши мне дело до дуэли довести, мигом выставлю из полка. Учишься и во всём меня слушаешь, а услышу хоть раз, что ты вздумала жаловаться на тяжесть армейского быта, представлю в тот час тебя командиру, как самозванку. Всё поняла? – Невооружённым глазом было видно сколько сил потребовалось Степану Аркадьевичу для того, чтобы он казался строже чем есть. В правой части его лба набухла вена, которая то и дело пульсировала во время разговора.
– Яснее ясного. – ответила она твёрдым голосом, пытаясь говорить, как юноша и подражать его армейской суровости.
– Помоги ей господи. – Степан Аркадьевич перекрестился три раза и приковал глаза к иконе, стоящей на невысокой полочке в углу. – Нам надобно выдвигаться. Я купил с твоих денег нам двух коней и припасов в дорогу. Остаток я приберегу для твоих нужд, если тебе так будет угодно. – Клэр одобрительно кивнула, привязав к поясу ташку и взяв, лежащий на кровати кивер с золотым двуглавым орлом в центре.
«Как Степан Аркадьевич ориентируется в нашей дороге? Темно, заснеженно, благо что нет метели. Мы едем мимо каких-то полей и станций без карт и навигатора. Что за люди.», эта мысль терзала Клэр в течение всего пути. Она оглядывалась по сторонам в попытках разглядеть хоть какой-нибудь признак цивилизации, но всё тщетно. Ей оставалось лишь довериться и следовать за Степаном Аркадьевичем. Дорога была долгой, а признаки усталости стали появляться уже спустя час медленной езды. За плечами Клэр оставались известный ей Петербург и жизнь, к которой она уже успела привыкнуть. Всё реже она вспоминала о попытках вернуться в своё время, потому как это, уже безвозвратно затянуло её. Появились первые болевые ощущения в пояснице и суставах. В зимней одежде держаться на коне ещё сложнее, чем когда-либо. Несмотря на это, она понимала, что теперь конь и седло должны стать её лучшими друзьями, ведь она гусар, а для гусара не может быть ничего важней коня да сабли. Конечно же, она не сказала об этом Степану Аркадиевичу, потому как иначе он бы в тот же миг вернул её назад.
На середине пути Клэр стала сомневаться в правильности и безопасности своих последних действиях. Чувство слепой эйфории постепенно угасло и на смену ему пришёл страх. Гусарский мундир был её черепашьим панцирем, в который она забралась в надежде укрыться от всех.
– Как долго нам предстоит ещё ехать?
– Достаточно долго, чтобы по приезде свалиться без сил и тут же уснуть.
– Боюсь, что сразу уснуть у меня не получится. К армейской жизни ещё стоит привыкнуть.
– Отряд, да и полк в целом у нас чудесный, спору нет. Молодёжь в присущей им манере посещают светские рауты, играют в клубах, собираются у друг друга на квартирах и волочатся за дамами. Не знаю таких, кто бы понапрасну подстрекал к чему-то аморальному или вызывал ярую вражду. Ты запросто подружишься с ними, только умоляю, не забывай свой секрет и лишний раз не ходи вместе в баню или иные места, где есть риск твоего разоблачения.
– Буду вести себя, как сдержанный юноша. Это же неплохо, верно?
– Что именно?
– Быть сдержанным?
– По мне, так это лучший вариант. Если компания молодёжи сочтёт тебя скучной, то как можно меньше ты будешь находиться с ними и тем больше будешь у меня под присмотром. – Клэр с облегчением выдохнула, и не заметила, как сделала это вслух.
– Кто я теперь?
– Я долго думал над этим и пришёл к выводу, что лучше пусть имя у тебя будет взаправдашнее, а не то ненароком представишься ещё каким князем. Далеко отсюда в Волынской губернии проживают мои дальние родственники, кузина по линии отца моего. У ней есть сын примерно твоих лет. Прежде он, насколько мне известно, поступал на службу уланом, но… полагаю, что никто кроме нас двоих да его родни об том не знает. Назовёшься его именем, Константином Фёдоровичем Ефременко. Из улан ты решил перевестись в лейб-гвардию гусарский полк и отныне нести службу в Петербурге. По дороге у тебя украли документы, поэтому потребуется помощь штаба и время, чтобы их восстановить.
– Я запомнила.
– Очень уповаю на это.
От холода не спасали перчатки и утеплённые сапоги. Шинель продувалась ветром, и тело покрывалось невидимой коркой льда. Клэр старалась любым способом спрятать лицо под слоем колючих шерстяных шарфов, чтобы хоть немножечко согреться. По этой причине она ехала практически не глядя, пустив свою лошадь следовать за Степаном Аркадьевичем.
Наконец ободряющий голос Степана Аркадьевича сказал:
– Ну вот, голуба! Добрались! Вон там мой отряд сейчас квартирует, видишь огонёк да дым из трубы?
Она подняла изнеможённые веки и действительно увидела впереди несколько деревянных домов. Из окон лился жёлтый свет, который озарял блеском сугробы вокруг, в то время как над крышей дома парило белое облако дыма. Клэр вмиг обрадовалась и уже предвкушала тепло от печи, ощущая на коже лёгкое жжение огня.
– Вот же господа обрадуются. – сказал он, привязывая лошадь к столбу около дома. – Слышишь, как галдят? – действительно, из дома у которого они остановились доносились громкие мужские голоса. Из всего разнообразия этих звуков Клэр чётко расслышала маты и хохот над какой-то шуткой.
Она неуверенным шагом плелась за Степаном Аркадьевичем, продумывая слова для знакомства. Несколько раз она тряхнула головой, глядя на деревянную дверь, словно этот жест обладал каким-то магическим действом и непременно должен был избавить её от волнения.
– Готова? – тихо спросил он, схватившись за дверную ручку.
– Да.
– Ни пуха ни пера!
– К чёрту.
Именно с этой фразы и этого выдоха для Клэр наступила новая глава. Она устала сопротивляться и пытаться найти ответы на многочисленные вопросы; почему это произошло с ней, почему кольцо у неё, как оно попало к бабушке Элжире, как до сих пор ей удавалось выжить? Она смирилась и стала принимать всё происходящее с ней, как будто бы, если она вдруг поплыла по течению.
Вместе с открытой дверью в сторону Клэр устремился тёплый поток воздуха и запах тлеющих брёвен. Ещё некоторое время она пряталась за спиной своего спасителя, пока он бурно приветствовал всех присутствующих. Гул на миг затих, но затем тут же возобновился, когда все поняли, кто именно вошёл в эту дверь.
– Здорово житьё, братцы!
– Степан! – Имя Степана Аркадьевича разнеслось по всему дому.
– Признавайтесь, заждались поди?
– Степан Аркадьевич возвратились! – выкрикнул молодой мужчина, сидящий на маленькой пузатой бочке.
– Дружище, где тебя черти носили?! Мы, уж было решили, что ты не туда заплутал. Или и того хуже, что тебя баба какая прикончила в своей постели. – Тут же поддержал другой гусар.
– Нет, сударики мои, дела у меня были. Так собственно вот какие! Сын моей кузины, а значится племянник мой. Хлопотал об его назначении в наш полк юнкером. Прошу жаловать.
Клэр ощутила на себе пристальное внимание диких и воодушевлённых на разговор мужчин. Пересилив свою женскую натуру, она подняла с пола глаза и нарочно сморщила лоб. Напряжение возрастало по мере того, как возрастал её испуг. Она практически сразу почувствовала, что ей тут не место и боялась своим поведением показать это остальным. Руки закрылись в замок на груди, ноги неявно тряслись, а во рту окончательно пересохло.
– Доброго вечера, господа! Позвольте представиться – Константин Ефременко, – выдавила она наконец искажённым голосом. – буду рад поближе со всеми вами познакомиться.
– Поближе?! Ах, Степан, парнишка твой уже готов запрыгнуть на наши задницы. К столь близкому знакомству я пока не готов. – со всех уголков последовал расщепляющий смех.
– Что вы сударь имеете в виду? – сурово уточнила Клэр, накрепко сомкнув губы.
– Ты малец на него не серчай. – вступился светловолосый мужчина лет тридцати. – Григорию нашему только повод дай, во всём смех находит. А подшучивать над вновь прибывшими дело его завсегдатае. Меня Александром Терешкиным звать, но для своих можно и по-простому Сашка. Приветствую тебя, Степан и родственника твоего.
– Друзья Степана наши друзья! – выкрикнул голос с лёгким кавказским акцентом, однако Клэр сразу не заметила его владельца.
– Благодарю! – отозвалась Клэр.
Дом представлял собой подобие ангара, в котором была лишь одна большая комната да накиданная на полу солома. У стены стояла большая чугунная печь, в которой при закрытой створке можно было разглядеть мелькающие красные огоньки.
Вслед за Сашкой стали подходить знакомиться и другие гусары. В доме было около двадцати человек. Клэр очень старалась запомнить как можно больше имён. Самыми примечательными для неё сделались: Фёдор Фелицин – самый высокий из всех присутствующих здесь; здоровый, круглолицый и румяный мужчина; довольно крепкий на вид с русыми как рожь волосами, и с такими же светлыми короткими усами. На лицо ему было около двадцати трёх лет. Он как-то по-простому, но крепко пожал руку Клэр, после чего её взгляд чуточку смягчился.
Следующими подошли два брата, безумно похожие друг на друга – Константин и Исай Соболевы. Единственное, что их отличало – это возраст и оттенок волос. Старшему, Константину, было двадцать три; младшему, Исайю, двадцать. Каштановые волосы, приветливые серо-зелёные глаза, излучающие жизненную энергию. Их приветствие было таким тёплым, что Клэр на мгновение ощутила себя родной. Они по очереди обняли её, хлопнув по спине и вместе пошли, что-то искать в конце дома.
Следующим к Степану Аркадьевичу и Клэр вышел юноша, выглядевший немного старше своих лет. Он представился как – Никита Лесов. Сперва он лениво шёл из конца дома, с холодным лукавством рассматривая Клэр. Приблизившись, молодой человек плавно обошёл её взглядом, показывая свою безразличность, но, когда его взор встретился со Степаном Аркадьевичем, он значительно смягчился и с любовью пожал ему руку. Чёрные, жидковатые угольные волосы, тонкие дугообразные брови, большие глаза с неопределённым цветом зрачков. Сначала они показались Клэр чёрными, как ночь из которой они со Степаном Аркадьевичем только что вышли; затем в них появился янтарный отблеск и, в конце концов, она разглядела светло-серую радужку. Невысокого роста, сутуловатый и широкоплечий. Его лицо было бледным, а голова казалась немного больше чем должна быть. Но даже такие, на первый взгляд, грубые черты внешности, не производили отторгающего действия. За густыми ресницами скрывался настолько томный и холодный взгляд, что сам по себе уже он приковывал внимание. Необъяснимая, тоскливая вдумчивость этого человека, привлекала, и его тут же хотелось выслушать.
Степан Аркадьевич попытался указать ему на Клэр, но он лишь устало прикрыл рот рукой во время зевка, после чего ушёл на прежнее место.
Не обнимая и не жав руку, но так же любезно, как и братья Соболевы, подошёл смугловатый мужчина около двадцати шести. Тут же Клэр поняла кому принадлежал тот голос с акцентом. Стройный, прекрасного телосложения, статный молодой грузин Сергей Габаев. Как выяснилось позже он был грузинским тавади – князем из древнего рода Габаевых. Он отличался ярко-карими глазами, цвета коры старого дуба. Он сдержанно, но приветливо улыбнулся, обозначив, что имеет честь познакомиться с племянником такого человека как Степан Аркадьевич. Настоящий грузин, эмоциональный, резкий, благородный.
Между прочими гусарами вскоре подбежал и Григорий Корницкий. Он шутливо и с лёгкостью преподнёс извинения, не усмотрев в своих высказываниях про «задницы» даже намёка на обиду. Это был человек потрясающего склада ума и характера, потому как он умудрялся подмечать самые маленькие изъяны и поводы для новых острых шуток и реплик. Его язык едва поспевал за развитием мыслей в бурной голове, и по этой причине он временами выговаривал слова чересчур чётко, давая себе таким образом время на отдых и выстраивание дальнейшей шутки. Клэр сразу обозначила для себя главного заводилу и душу компании. Этот голубоглазый активный мужчина двадцати трёх лет не давал скучать ни на минуту. За его широкой улыбкой без труда получалось разглядеть невероятно белые и ровные, как жемчуг зубы. Он был поистине красив и честен, что во втором случае не всем нравилось, но тем не менее все к этому привыкли.
Последним кто вышел их поприветствовать был мужчина лет сорока, который, видимо, приходился Степану Аркадьевичу близким другом. В руке его была тёмно-зелёная бутылка, а сам он выглядел слегка вспотевшим и неопрятным. Длительное время он держал их на пороге высказывая Степану Аркадьевичу своё беспокойство относительно его длительного и неожиданного отсутствия. Его звали Петр Малиновский и он являлся ротмистром в их эскадроне.
Несколько человек приветственно махнули руками, но остались лежать в стогах смятой соломы. Один из таких офицеров весь вечер пролежал, поглядывая на Клэр подозрительным взглядом. Кроме неё и Исайя Соболева, у всех присутствующих мужчин были усы. У кого-то пышнее, у кого-то короче или длиннее, но всё же были. У Исайя виднелся лёгкий и редкий пушок, к тому же светлый. Это обстоятельство очень обрадовало Клэр, потому как в этом случае ей не нужно было оправдываться за отсутствие усов у неё.
Однако, мужчина на соломе всё продолжал изучать её вид, вальяжно распивая содержимое мутной зелёной бутылки, держа в левой руке трубку с тлеющим табаком.
– Почему тот человек так пристально на меня смотрит? – тихо спросила она у Степана Аркадьевича, указав на объект её волнения.
– Это Глеб Котов, а этот взгляд в порядке вещей. Скоро привыкнешь и к прочим его странностям. – Тут же он скинул со своего плеча оставшиеся вещи и через весь дом крикнул Петру Малиновскому. – Петь, а мальцы наши куда подевались?
– Так ведь 6го числа ежегодный парад был в честь дня Богоявления, ну ты знаешь, так вот Александр позволил всему полку по квартирам разойтись. Теперь кто по бабам пошёл, кто к друзьям наведывается, кто к мамкам в имение.
– Выходит, парад без меня прошёл… запамятовал я, – расстроенно сказал Степан Аркадьевич, зажмурившись, – а что наш Шевич Иван Григорьевич? Не серчал на меня за отсутствие?
– У него других хлопот в тот день хватало. Так, что же ты Степан, где пропадал? Кто-то говаривал словно видел, как арестовывали тебя, да мы и не поверили.
– Арестовывали, то правда. Да только отпустили, потому что клевета то была грязная.
– А что император, то? – вдруг спросила Клэр, пытаясь казаться вовлечённой в диалог.
– Что император?
– Как парад принял, доволен ли был?
– Даже если и доволен, то всей своей светлостью показывал обратное. – встрял Лесов, тем временем заправляя свою трубку табаком из льняного мешочка.
– И то верно, – согласился Малиновский. – весь парад смурной какой-то был, озадаченный да растерянный. В Петербурге слух ходит, словно с любовницей своей повздорил и усадил её в крепость. Кто-то видел построение охраны у Петропавловской, да что-то они там осматривали.
– Любовницей? – уточнил Степан Аркадьевич. – Есть ли дело нашему богобоязненному и славному государю обыкновенную любовницу в крепость помещать? Нет, нет, чудно право, но, чтобы женщину… – у него лучше всех получалось играть непонимание, так что Клэр не сразу поняла, что речь идёт про неё.
– Да всё та же. Как Равнин во всё это ввязался, так и пошли дела его кувырком. До сих пор неслышно об нем ничего. – Клэр моментально окрепла и взбодрилась, как только услышала его имя.
– Простите, что вы сказали? – сказала она, не сдержавшись, и только после поняла, что это было лишнее.
– Ты вряд ли знаком с ним. В полку нашем он давненько не служит. Но до прошлой осени все мы частенько видали его, то на балах, то в штабе.
– Да и в полк наш он изредка заглядывал. – подтвердил Константин Соболев.
– Так, что же? Ту самую барышню в крепость поместили, за которой он волочился? – уточнил Степан Аркадьевич, однозначно догадавшийся, что это и есть Клэр.
– Поговаривают, что так.
– А, что от него весточки никакой, то жалко. Остаётся Богу молиться, чтобы не прибрал к себе. – с искреннем, отцовским переживанием сказал Степан Аркадьевич.
– Точно так-с, полку до сих пор его недостаёт, а вояка какой безбашенный.
– Словно у нас в эскадроне таких мало. – все вдруг обернулись и взгляды пали на Глеба Котова.
– Глеб, опять ты запел свои песни?
– Он вас так обидел? – чуть грозным тоном сказала Клэр.
– А тебе какое дело? Такой зелёный, что ещё и намёка на усы нет, а всё туда же в герои рвётся. Ну ничего, ты осваивайся пока, а мы свою работку сделаем.
В этот момент Клэр немного занервничала, но одновременно с этим испытывала такую ярую неприязнь к этому человеку, что еле сдерживалась, чтобы не сказать какую-нибудь мерзость ему в лицо.
– Таков Глеб Котов, просто прими это. Его сложно переспорить поэтому уже давным-давно никто этим не занимается. Как Мишель перевёлся в гродненский полк, с тех пор Глеб считает себя неким лидером, пускай… понять его можно, но дано не каждому.
Как только они окончательно разместились, Фёдор Филицын принёс им две деревянные тарелки с ароматной кашей и говядиной.
– Вот! Прошу, отведайте, проголодались ведь с дороги.
– Благодарю. – поблагодарила его Клэр, растрогавшись от его заботы.
– О-о! Дорогой Федя, как я соскучился за эти дни по твоей стряпне. Лучше этих армейских каш, которые варят повара. Где ж ты говядинку здесь раздобыл?
– Так я опосля парада заслал своего ординарца в мясную лавку к мадам Мари. У неё всегда самое свежее мясо.
– Не только мясо. – при упоминании об этой женщине среди гусар пробежало нездоровое волнение и смех.
– Это точно, про её свежие продукты всем хорошо известно. Хотя конкретно за продуктами из нас всех ходит только Фёдор. – все хором засмеялись, а бедный Фёдор смущённо залился краской.
– На лицо старовата, а что до груди и зада, самый сок! – сказал Корницкий, проведя руками по воздуху рисуя фигуру обсуждаемой женщины. – Соболевы вон вдвоём с ней разом мясо выбирали. – Корницкий заливался от смеха и заражал им всех вокруг себя.
– Лесов на прошлой неделе к ней хаживал. – Сказал Исай, пытаясь отвести разговор от себя и брата.
– Никит, поведай, как она там поживает? – ехидно спросил Корницкий, повернувшись в его сторону.
– Не жалуется.
– По вкусу пришлась?
– А кому эта круглая смуглянка может не прийтись? – отрешённым тоном ответил голос из угла.
– Я вам судари не судья! Грудь её, как спелые дыни, но мне по душе больше актёрки. Есть в их поэтической натуре, что-то заставляющее трепетать. – Он на минуту замолк и через время воодушевлённо продолжил. – Господа! Блистательная идея. Чем чахнуть здесь я предлагаю вам на мою квартиру заехать и как раз наведаться в театр.
– Поддерживаю! Господа, ну в самом деле засиделись мы. Лошадей чистить и на вахте дежурить это, конечно, дело нужное, но извольте! Так в скором времени сам на коня заглядываться начнёшь. – Сказал Константин Соболев.
– Значит, решено, – поддержал Сергей Габаев. – едем к актёркам!
Клэр то и дело успевала пережёвывать мягкие кусочки мяса, увлечённо рассматривая каждого из них. Это были совершенно не те галантные кавалеры, с которыми она была прежде знакома, и которых встречала при дворе Александра и Наполеона. Её опасения подтвердились, хоть и не совсем в той ужасающей мере, в которой она рассчитывала.
Пропуская мимо ушей громкие ругательства и обсуждения интимной близости с представительницами самых разных сословий, Клэр с неподдельным интересом наблюдала за их поведением, движениями, мимикой. Все они казались счастливыми, свободными, и несмотря на серьёзные разговоры, представляли больших детей с усами.
– Степан Аркадьевич, это все ваши вещи? – поинтересовался Константин Соболев, глядя на небольшой мешок, стоящий между Степаном Аркадьевичем и Клэр.
– Верно подметил, дружочек. Что-то запамятовал. – он было начал вставать, как вдруг Клэр остановила его рукой.
– Я принесу.
– Костя, не поможешь ли ему?
– Разумеется, Степан Аркадьевич.
Как только они трое вышли к лошадям, Клэр немного смутилась и никак не могла первой начать разговор.
– Ты наверно только из училища вышел малец? – Задорно спросил Костя.
– Успел некоторое время послужить юнкером в уланском полку. – Младший брат Кости Исай демонстративно фыркнул.
– И правильно сделал, что перевёлся в гусары. Уланское дело за малым, в то время как в гусарской службе куда больше радостей и почёта. – сказал Исай, обходя Клэр стороной.
– Сколько тебе? – спросил Костя, жмурясь от мороза.
– Девятнадцать.
– Хм, а кажешься ещё моложе, ну ничего! Теперь, отныне, ты брат нам. – Сказал Константин, взглянув Клэр прямо в глаза, отчего она снова смутилась и напряглась.
– У тебя такой необычный цвет волос. Рыжих мужчин, я прежде не встречал, хотя вот так в темноте они кажутся каштановыми. – продолжил знакомство Исай, снимая с лошади Степана Аркадьевича вещи. – Как думаешь, усы у тебя тоже рыжие будут?
– Эмм… я вообще не уверен вырастут ли они.
– Да у тебя голос ещё не окреп, – подметил Константин и незаметно для них Клэр моментально занервничала. – так юн. А за усы не беспокойся. Уж в крайнем случае мы их тебе нарисуем.
– Да не волнуйся ты так, это мы шутим! Никто не станет рисовать тебе усы. У меня, если ты заметил, их тоже нет. – Исай вытянул нижнюю часть лица вперёд, демонстрируя практически гладкую кожу над губой.
– Если тебе, что-либо понадобится, только дай знать. Мы поможем освоиться. – Костя протянул Клэр руку и с искренними чувствами пожал её, предложив свою дружбу.
– Благодарю вас, господа! Я не забуду вашего внимания ко мне.
Когда все легли спать, Клэр, как можно ближе, подвинулась к Степану Аркадьевичу спиной, поглубже завернувшись в солдатскую шинель. Она скрестила руки на груди, даже во сне скрывая свои женские признаки. В доме стоял пряный запах табака и выпивки, но его обилие так и не смогли помешать ей заснуть. От усталости её также не смутил громкий прерывистый храп и мужское кряхтение. Она уснула с надеждой и мыслями, что когда-нибудь вновь увидит Мишеля, несмотря ни на что. Это не была однозначная уверенность, но так чувствовало её сердце. Его штормовые глаза – это то, ради чего ей больше всего на свете хотелось жить и продолжать бороться.
КОНЕЦ ПЕРВОЙ КНИГИ