Там, где шумит океан и царит вечное лето

БЕРЕГОМ АТЛАНТИЧЕСКОГО ОКЕАНА

Автомобильная трасса, идущая вдоль берега океана, соединяет Конакри с местечками Дюбрека и Форекарья, а также городом Боффа. Но, несмотря на то что на всем своем пути дорога проходит через прибрежную, низменную Гвинею, каждый из ее участков оставляет различное — то покойно-ласкающее, то волнующе-захватывающее — впечатление.

Итак, мы направляемся из Конакри прежде всего в Дюбрека.

24 декабря в 7 часов утра мы выезжаем.

На улицах ярко-желтыми цветами пылает кассия[27], огромные деревья манго увешаны еще не созревшими темно-зелеными плодами, качающимися на длинных тридцатисантиметровых плодоножках.

Утренняя жизнь пробуждается. Идут женщины с блюдами и тазами на голове, нагруженными горами апельсинов, бананов, папайи, мужчины в белых и черных халатах с широкими рукавами или в ниспадающих складками бубу. Некоторые держат в руках четки. Едут грузовики со стоящими в них вплотную людьми — они спешат на работу. Дымка тумана застилает огромный диск красного солнца, висящего над океаном.

За аэродромом начинаются плантации невысоких бананов. В большинстве случаев они значительно ниже, чем в Восточной Африке.

Изредка появляются единичные хижины — казы. Около них дымки костров, на которых готовят пищу. На деревьях сидят сутулые грифы. Кроны масличной пальмы и рафии[28] облеплены гнездышками ткачиков, похожими издали на огромные орехи.

Поодиночке стоят баобабы (Adansonia digitata) из семейства бомбаксовых (Bombacaceae). Эти деревья-гиганты— одни из самых толстых на свете. Многие из нашей группы в первый раз видели баобабы, и поэтому мы остановили автобус, чтобы подойти поближе и получше их рассмотреть.

Казы — хижины (район Дюбрека)

Перед нами были деревья-колоссы, стволы которых иногда бывают до сорока пяти метров в окружности (по литературным данным, диаметр может достигать десяти метров). Высота же баобабов не соответствует их толщине и не превышает двадцати-двадцати пяти метров. Эти деревья очень характерны для саванны; их всегда увидишь здесь издалека. В саванне часто не хватает влаги, и толстые стволы баобаба, заполненные очень рыхлой древесиной, позволяют дереву «запасать» в них воду. В связи с этим баобаб как топливо малопригоден. Но его мягкая кора (при сильном ударе кулаком остается углубление) волокниста и используется для изготовления веревок и грубых упаковочных тканей.

В сухой сезон баобабы сбрасывают свои крупные пальчатосложные листья и стоят с голыми ветвями, которые, как щупальца, поднимаются к небу, напоминая деревья, перевернутые вверх корнями.

Гнезда ткачиков на масличной пальме

Баобаб, сбросивший листву в сухой период

Отсюда возникла легенда, что будто вскоре после сотворения мира случилось необычайно сильное землетрясение, во время которого все баобабы перевернулись корнями кверху, да и остались навсегда в таком положении. Легенда, видимо, использовала сведения о долголетии баобабов — они живут четыре-пять тысяч лет.

При более поздних встречах с баобабами мы познакомились и с их плодами. Продолговатые, похожие по форме на огромные огурцы, они качались на длинных плодоножках, покрытые серой, мягкой, точно замшевой кожей, напоминающей мышиную.

Эти плоды содержат сочную, приятно кисловатую, маслянистую съедобную мякоть. Местное население употребляет их в пищу поджаренными или сырыми.

Но особенно любят плоды баобаба обезьяны, почему плодам и присвоили прозвище «хлеба обезьян», а само дерево часто называют «обезьяньим деревом».

Свежие пальчатосложные листья баобаба тоже пригодны для еды, а высушенные и истолченные служат приправой к местному национальному блюду кус-кус. Листья используются и в народной медицине.

Цветет баобаб в период дождей, покрываясь крупными (до двадцати сантиметров в диаметре) ярко-белыми цветами с сильным запахом. Цветы распускаются вечером, а к утру увядают. Интересно, что опыление цветов производится главным образом летучими мышами. Их привлекает сладкий нектар цветов, который они очень любят.

С не меньшей охотой и пчелы собирают нектар с крупных белых цветков баобабов. Мы часто видели похожие на большие колоды улья, повешенные на ветках этих деревьев.

Через несколько километров потянулись пастбища, где пасся скот, между которым расхаживали птицы волоклюи. Нам не раз приходилось видеть, как эти птицы вспархивали с земли, садились на спины быков и коров, нередко по пять или шесть одновременно, и начинали расхаживать, обирая с них тех или иных паразитов. Иногда же они устраивались неподвижно на одном месте, вытаскивая из-под кожи клещей и личинок оводов.

Волоклюи несомненно приносят пользу скоту, но в некоторых случаях могут и вредить, если растравляют ими же нанесенные подсыхающие и заживающие на спинах животных болячки, которые после этого начинают гноиться.

В Африке, в частности в Гвинее, волоклюями, личинкоедами или буйволовыми птицами называют две совершенно разные, не родственные между собой группы птиц, которых объединяет лишь одинаковый способ питания насекомыми, паразитирующими на спинах домашнего скота, а также и на спинах диких животных (слонов, носорогов, буйволов, антилоп и др.).

Одну группу волоклюев составляют так называемые буйволовые птицы (род Buphaga из сем. скворцов — Sturnidae). Два вида, принадлежащие к этому роду, живут исключительно в Африке и распространены почти по всему материку. Длина их тела достигает двадцати одного сантиметра. Держатся они стайками по шесть-восемь штук. Летают тяжело, но по животным лазают, словно дятлы.

Вторая группа волоклюев представлена так называемой египетской цаплей (Bubulcus ibis) из семейства цаплевых (Ardeidae), широко распространенной по всей Африке, на Мадагаскаре, в Западной Азии и у нас в Азербайджане.

Это премилая птица средней величины (длина тела пятьдесят сантиметров) на невысоких для цапли ногах, одетая в блестящий наряд из белых перьев. Ее постоянно можно видеть сидящей на спинах различных пасущихся стадами животных, как диких, например слонов, так и домашних.

Гнездится цапля на деревьях, и к вечеру перед заходом солнца великолепное зрелище представляют собой деревья, сплошь украшенные сидящими на них тонкими, вытянутыми фигурами белоснежных цапель.

А дальше по дороге нам повстречалась девочка. Она несла на голове табуретку, но это не помешало ей вертеть своей головкой во все стороны, с интересом рассматривая наш автобус и нас самих. Мы же с не меньшим интересом смотрели на нее и изумлялись, каким чудом скамейка удерживается на ее любопытствующей головке.

Затем мы посетили район масличных пальм, где сосредоточено производство пальмового масла, которое считается выше нашего подсолнечного, оно вываривается из плодов масличной пальмы, собранных в огромные соплодия, величиной и формой похожих на голову человека.

После этого мы миновали участки злаковой травы, достигающей высоты двух метров, и в девять часов показалась гора Какулима. Для Гвинеи она высокая — поднимается на 1007 метров. Сквозь легкую дымку тумана просвечивает ее левый острый зубец. За ним видна седловина горы, край которой, постепенно снижаясь, переходит в величественную лестницу столообразных выступов, теряющихся вдали.

К Какулиме примыкает гора «Собака, которая курит», названная так по сходству ее профиля с лежащей собакой; прибавка же «которая курит» объясняется тем, что тонкое облако тумана, похожее на дым, почти всегда окружает «голову собаки».

Хлебное дерево — джек-дерево с плодами на стволе (каулифлория)

В дальнейшем наша дорога проходит у подножия этих двух гор, ограничивающих здесь нагорье Фута-Джаллон, высшая точка которого достигает 1515 метров над уровнем моря.

Нагорье поднимается от прибрежной полосы террасами все выше и выше. На одной из них находится бассейн пресной воды для купания, сооруженный еще французами.

В нескольких сотнях шагов отсюда помещается маленькая деревушка Дюбрека из семи-десяти каз. Около них стоит еще одна, очень маленькая каза, имеющая не более метра в диаметре. Это — общий курятник деревушки.

Между казами высится большое красивое хлебное дерево с лопастными листьями и с зелеными плодами величиной с крупный апельсин, но только овальной формы. Они висят на концах ветвей. Латинское название этого дерева Artocarpus incisa из семейства тутовых — Могасеае. Хлебное дерево родом из тропической Азии, но теперь распространено в тропиках повсеместно.

Другой вид хлебного дерева называется Artocarpus integrifolia, или джек-дерево. В отличие от первого джек-дерево имеет цельные листья и дает плоды (соплодия) до сорока сантиметров длиной и до двадцати четырех сантиметров в диаметре. Эти огромные «тыквы» до двадцати-двадцати четырех килограммов весом вырастают на стволах или на толстых ветвях растения. Такое развитие плодов непосредственно на стволах или крупных ветвях деревьев часто наблюдается в тропиках и, как указывалось, носит название каулифлория.

Плоды обоих видов хлебного дерева богаты крахмалом и употребляются в пищу в вареном или поджаренном виде. В последнем случае их разрезают на ломтики, как лепешки.

Плоды после брожения дают вязкую массу вроде теста, из нее тоже пекут лепешки. Отсюда, видимо, и произошло название «хлебное дерево».

Урожай одного дерева в возрасте пятнадцати-двадцати лет может прокормить в течение года двух-трех человек. Древесина же его идет на постройку и разные поделки.

Около каз было еще одно небольшое оригинальное деревце, о котором уже упоминалось. Это дынное дерево, или папайя.

Пройдя деревню, мы начали спускаться к речке Дюбрека, впадающей в океан. Внезапно чей-то крик привлек наше внимание.

Преддверье нагорья Фута-Джаллон. Останцы на саванне среди масличных пальм с гнездышками ткачиков

«Смотрите, смотрите, что это шевелится на верхушках деревьев!» — услыхали мы.

И вот на наших глазах крупная обезьяна со всего размаху перепрыгнула с одного дерева на другое. А вслед за ней появились три, не менее крупные ее товарки, которые перешли через нашу дорогу.

Еще несколько минут — и мы у речки. Обрамление ее берегов походило на простеганную, «буграми» выступающую зеленую вату из переплетающихся между собой деревьев, кустарников и лиан. В этой зеленой стене не было ни одной щели. Вдали же виднелся мост, около которого, как говорилось выше, в один из воскресных дней наши товарищи по работе в Политехническом институте удили рыбу и видели на воле двух питонов, отдыхавших на ветках деревьев.

А дальше, когда мы вышли на открытое место, нас ожидало еще одно необычное зрелище. Перед нами во всей красе своей явились каменные останцы — каменные осколки, отделившиеся в свое время в результате выветривания от стен нагорья Фута-Джаллон и навечно оставшиеся лежать среди степных трав, покрывающих прибрежную низину.

Как какие-то вздувшиеся каменные шишки, поднимались они иной раз с равнины кверху, но чаще эти каменные громады были плоскими и лежали разбросанно, словно отдыхающие в степи гигантские животные среди одиночно стоящих безмолвных масличных пальм.

Это было необычно и очень красиво.

Это было преддверие нагорья Фута-Джаллон.

Грозно-величественный Фута-Джаллон. Наша вторая поездка по прибрежной Гвинее была продолжением предыдущей, но теперь мы направились дальше на север, по побережью до города Боффа.

Перед нами снова наши старые знакомые — гора Какулима и прилегающая к ней слева «Собака, которая курит». На этот раз мы видим их с более близкого расстояния. Какулима — вся густо покрыта лесом, только у вершины пятна обнажений. Мы снова видим зубец на краю ее седловины, и каменные ступени, уводящие гору вдаль. «Собака», окруженная легким туманным облачком, действительно словно курит. Наш путь пойдет мимо этих гор и будет почти все время пролегать у подножия Фута-Джаллона.

Вдали показываются причудливых очертаний горы, но они смотрятся скорее как модернистически оформленные декорации с неестественным, несвойственным природе, иногда волнообразным характером очерчивающих их линий или нередко перпендикулярных друг другу.

И вот с этого момента спокойствие покидает вас. Вас тревожат, волнуют эти странные формы стен нагорья Фута-Джаллона. Они то однотонно гладкими, то «полосатыми»[29] обрывами падают вниз с высоты, то лестницами широких гигантских ступеней шагают в неизвестную, неясную даль, то прочерчивают по небу диковинные дороги из вытянувшихся в ряд столообразных громад, ограниченных линиями, сходящимися под прямыми углами.

Останцы нагорья на берегу океана

И этот причудливый рисунок контуров гор смотрит на вас отовсюду, как только вы вступаете во владения нагорья Фута-Джаллон. Это искажение, необычность, неестественность форм в ландшафте природы удивляет человека, непонятна ему и страшит.

Высоко в небо поднимаются огромные плоские вершины в виде грозных трапеций. Их чуть наклоненные склоны, словно скользя друг по другу, вертикально, как каскады водопада, ступенями падают вниз. Вот лежат, будто разрезанные пополам, гигантские караваи хлеба из камня. А там — огромные, грозно загнутые каменные клювы заглядывают в ущелья сверху вниз.

Высокие круглые «сторожевые» башни Фута-Джаллона грозно безмолвны. Бесконечно длинными поднебесными дорогами тянутся плоские узкие вершины смежных рядов гор.

Нет ни одного повторения в рельефе нагорья, нет конца разнообразию его причудливых, неестественных форм. Что-то зловещее чудится в этой мрачной, но несказанно-прекрасной, холодной картине Фута-Джаллона, но есть в ней и что-то, что, угрожая, одновременно и привлекает к себе и манит.

В Африке лишь горы Атласа на территории Марокко, Алжира и Туниса да Капские горы на крайнем юге материка поднимаются привычными для нашего глаза островерхими хребтами до высоты 2325–4165 метров. И всякий, впервые попавший в Африку, невольно дивится необычайному рельефу Фута-Джаллона и задает себе вопрос: как мог он возникнуть?

Ответим на это коротко. Это случилось давно, так давно, что даже трудно себе представить столь грандиозные промежутки времени. 1750, а по другим данным— 2185 миллионов лет назад появились первые устойчивые участки земной коры на поверхности нашей планеты. Постепенно уплотняясь, они превратились в неподатливые, «жесткие» пространства суши, так называемые платформы, промежутки между которыми заполняло море.

В силу такой «жесткой» несминаемой структуры, некоторые платформы не могли больше образовывать складок, как это происходит с более податливыми, подвижными участками земной коры при горообразовании, но обладали способностью колебаться вверх и вниз, то погружаясь в море и покрываясь на большие или меньшие пространства его водами, то поднимаясь на значительную высоту в виде обширных плоскогорий. Эти первые известные нам возникшие платформы стали как бы ядрами современных материков.

В настоящее время известно, что платформы имеют двухъярусное строение. Нижний, более древний ярус носит название щита, а наружный, верхний именуется чехлом, который формируется почти исключительно из осадочных пород.

Интересующая нас Гвинейская Республика расположена в пределах Либерийского щита, покрывающего Африкано-Аравийскую платформу.

Процесс формирования рельефа Африки, в том числе и Гвинеи, проявлялся главным образом не в сминании горных пород в складки, что приводило всегда к образованию резко выраженного рельефа в виде островерхих горных цепей, а в вертикальных движениях отдельных частей материка — в их поднятии и опускании, что вызывало образование столообразных возвышенностей, прогибов, разломов и сбросов.

Каждый, добывавший на плоскогорье Фута-Джаллон, занимающем огромное пространство на территории Гвинеи, несомненно навсегда запомнит грозную красу вертикальных разломов, провалов, рассекающих, разламывающих это высокое нагорье.

Интересно также отметить отсутствие известняков среди осадочных пород Гвинеи. Видимо, экологические условия соответствующих эпох, а именно недостаточно высокая температура морской воды и отсутствие мелководных бассейнов, препятствовали развитию кораллов, образующих известняки. Кораллы не переносят прохладной воды и развиваются только в мелких водоемах.

Указанные характерные черты геологического строения Гвинеи можно считать типичными для всей Африки. Почти весь Африканский континент принадлежит к числу тех древних платформ, где позднее чем за почти 500 миллионов лет до нашей эры не было складкообразовательных движений земной коры, приводящих к возникновению складчатых островершинных (так называемых геосинклинальных) гор.

Разломы, трещины в земной коре, играющие огромную роль в формировании рельефа Гвинеи, привели на востоке Африки к образованию грандиозных, величайших в мире разломов протяженностью свыше 6000 километров, простирающихся от Мертвого моря на севере до устья Замбези на юге. Эти разломы образовали здесь длинные впадины, называемые грабенами. Глубина наиболее крупных грабенов достигает двух километров.

В заключение скажем, что если современные столообразные поднятия, сбросы и разломы в Гвинее не столь грандиозны, как возникшие в древнейшие геологические эпохи, отделенные от нас многими миллионами лет, то все же отвесное падение на равнину и причудливые формы их очертаний оставляют впечатление неизгладимое.

Город Боффа. Следуя своему маршруту, мы пересекли железнодорожный путь на город Фриа. Эта небольшая ветка отходит от железнодорожной линии, соединяющей Конакри с Канканом. Сообщение по всей остальной стране в основном осуществляется либо самолетами, либо автомашинами по шоссейным дорогам, которые, надо заметить, поддерживаются в прекрасном состоянии.

Но вот долго сопровождавший нас Фута-Джаллон постепенно начинает уходить вдаль, теряясь в степных просторах.

Направляемся к океану. Становится жарко. Растительность редеет.

По четырем мостам переезжаем через четыре рукава могучей реки Конкуре, стекающей с Фута-Джаллона в. океан. У реки низкие красно-желтые «слоистые» берега, и вода такого же цвета пенится местами на перекатах. Картина очень эффектная, но, как потом выяснилось, созданная не природой, а заводами города Фриа, расположенными выше по течению реки. Это они перекрасили природу в рыжий цвет, сбрасывая в Конкуре отбросы, накапливающиеся при обработке бокситов.

Миновав селение Уассу, выходим на участок полувыжженной, скучной, лесной саванны. Рассеянно стоят довольно многочисленные масличные пальмы. Между ними встречается рафия. Это остатки когда-то густого, а теперь уничтоженного леса. Колышатся султаны волнистых по краю метровых листьев антоклейсты (подробнее об этом дереве будет ниже). Попадаются казы.

Перед самым городом Боффа путь нам преграждает очень широкая, мощная река Фатала. Она течет в низких берегах. Кое-где виднеются мангровые заросли.

Мангры, мангрова — это своеобразная растительность тропического пояса, распространенная по низменным морским берегам или по прилегающим к ним берегам устьев рек, то заливаемых в прилив, то освобождающихся в отлив от воды. Для такого ландшафта характерна илистая почва, пропитанная соленой водой и почти лишенная воздуха. К подобным условиям могут приспособляться лишь определенные виды древесных, кустарниковых и травянистых растений. Подробнее с этим нам удалось ближе познакомиться несколько позднее, о чем будет сказано ниже.

Фатала около Боффа, возможно, шире Волги. В среднем течении иногда ее противоположных берегов не бывает видно.

Пятнадцать минут длится переезд через реку на пароме, и вот мы уже на противоположном берегу Фатала. Над самой рекой стоит затененный деревьями одноэтажный отель «Фатала». Отель не имеет европейских удобств, но зато с его веранды можно любоваться широкими водами реки и наблюдать за грифом, который любит подолгу сидеть на засохшем, погибшем дереве около самой веранды.

Питаемся мы в «клубе», расположенном на открытом месте. Около клуба висит предупреждение: «Осторожно! В траве могут быть змеи».

Это предупреждение имело, вероятно, в виду распространенную в Африке очень ядовитую змею мамбу (Dendraspis) — древесного аспида из семейства аспидов (Elapidae), все представители которого чрезвычайно ядовиты, например кобры, очковые змеи (род Naja), крайты и др.

Мамба живет на деревьях (местные жители указывают, что и в кустарниках), окраска ее чаще всего зеленая. Длина тела от двух до трех с половиной метров. Нападая, она падает с дерева. Питается птицами и мелкими млекопитающими.

Мне пришлось встретиться с мамбой, только не у столовой, а около отеля. Проснувшись рано утром, я вышла во дворик и остановилась под деревом манго. Вдруг в траве что-то зашуршало. Посмотрев вниз, я увидела около себя довольно большую ползущую зеленую змею. Видимо, она упала с манго. По понятным причинам я постаралась как можно скорее ее покинуть.

Но зеленая мамба не преследует людей, тогда как другой вид мамбы — змея — с серо-коричневатой окраской — может погнаться за человеком. Местное население называет эту мамбу «минуткой» (если в течение двух часов после укуса не принять соответствующих мер, то смерть наступает очень быстро).

Оправившись от испуга, я поспешила в столовую. Здесь нас ожидал длинный стол, на котором были расставлены тазы с рисом, фоньо[30], листьями маниока, кусочками мяса и курицы в каком-то остром соусе.

Мне лично эта непривычная еда не очень понравилась, и я питалась главным образом бананами с хлебом, запивая их ананасовым соком.

До обеда мы успеваем полюбоваться сверху рекой Фатала, осмотреть помещающиеся недалеко от отеля развалины немецких и английских факторий, куда в свое время завозились товары для торговли с африканцами, и съездить в местечко Киссинг, расположенное в шестнадцати километрах от Боффа по дороге на Боке.

Киссинг стоит на берегу океана, вдающегося в этом месте глубоко в сушу. Это сюда когда-то приходили американские корабли, чтобы забрать сгонявшихся в Киссинг невольников.

Перед нами остатки ограды и стен тех загонов, в. которых содержались невольники перед погрузкой. Стоят старые пушки, когда-то защищавшие дома работорговцев от возможных нападений. Обращает на себя внимание участок морского берега, покрытый манграми.

После обеда для нас были устроены танцы. Танцевали на воздухе, поочередно сменяясь, представители двух африканских народностей — сусу и фульбе.

Музыканты сусу играли на балафонах. Балафон — это национальный африканский музыкальный инструмент. Он состоит из коротких деревянных, помещенных на общей подставке, полосок, к которым снизу прикрепляются разной величины половинки пустых калебассов, то есть «скорлупок» шарообразной формы, покрывающих плоды калебассового дерева[31].

При изготовлении музыкальных инструментов мякоть из калебассов удаляется, а отверстие затягивается бумагой, что в зависимости от величины калебасса дает при ударе звуки различной высоты. Нам довелось слышать, что будто раньше калебассы не затягивали бумагой, а предоставляли паукам заполнять их в различной степени своей паутиной. На балафонах играют, ударяя палочками по деревянным пластинкам, укрепленным над калебассами.

Музыканты же фульбе употребляли какой-то другой инструмент, по которому они ударяли кольцами, надетыми на пальцы. Под аккомпанемент такой местной музыки начались танцы. Они захватывали. В них не было лирики. Это был какой-то вихрь, словно несся все сметающий ураган. Техника, доведенная до сверхъестественного совершенства, поражала. Быстрота движений была такова, что отдельных частей человеческого тела нельзя было различить. Мы не видели ни рук, ни ног, ни лица танцующего, все сливалось вместе в одну сплошную движущуюся массу — человека больше не было. Оставалась только какая-то вращающаяся и все время меняющая свои контуры форма. Впечатление получилось огромное, опьяняющее.

Калебассовое дерево — кресченция. Плод на стволе (каулифлория)

Так закончился первый день нашего пребывания в Боффа.

Окрестности Боффа. На следующий день было Рождество— 25 декабря. Выхожу на террасу отеля. Красный диск солнца стоит низко над рекой. Для тропиков холодно. Зябну, хотя термометр показывает более двадцати градусов тепла. Умываюсь, беря воду из ведра, поставленного на террасе специально для этой цели.

Во дворе отеля, перед окном моего номера, стоит баобаб, увешанный плодами, а рядом сейба, на которой еще сидят ночевавшие на ней грифы. Я сосчитала — их было двадцать.

Тут же невдалеке местные жители жгут костер, чтобы согреться. Они завернулись в одеяла, хотя температура поднялась уже до плюс двадцати трех градусов? Но, повторяю, для тропиков это очень мало. Если в Конакри ночью температура в моем номере падала до плюс двадцати трех градусов, я всегда просыпалась от холода и укрывалась теплым одеялом.

И вот, словно специально для контраста с видом озябших людей, в нескольких шагах от меня, на пригорке, пламенеет шапка похожих на тюльпаны красных цветов на дереве спатодеа, называемом тюльпанным[32].

Однако надо торопиться. Сегодня нам предстоит посетить несколько деревушек в окрестностях Боффа, и чем раньше мы сядем в автобус, тем больше увидим. Итак, поспешно завтракаем и отправляемся в путь. Нам удалось посмотреть две деревушки — Доминья и Тородойя, и надо сказать, что эта маленькая экскурсия оказалась очаровательным дополнением к ранее полученным впечатлениям от предыдущих поездок.

Первой на нашем пути была Доминья, в прошлом греческая колония. Деревушка расположена на берегу океана, украшенном огромной сейбой, баобабом и кокосовыми пальмами.

Около этой деревушки мы впервые увидали дикорастущее дерево кола. В настоящее время культура колы широко распространилась не только в Африке, но и в других странах тропического пояса.

Так называемые орехи, а точнее, семена колы продаются в Гвинее на каждом рынке. Их раскладывают на стойках, обычно на плоских тарелках. В зависимости от вида дерева орехи бывают или розоватые, или желтоватые, или пестрые от покрывающих их темных пятен. Орехи продают поштучно, и прохожие на улицах их постоянно жуют.

Мне хотелось на себе проверить возбуждающее действие орехов колы, но они показались мне такими невкусными и горькими, что я не довела своего эксперимента до конца.

Семена колы экспортируются в Европу, где из них получают различные лекарственные препараты. В США выпускают широко разрекламированный по всему свету напиток кока-кола, якобы содержащий экстракт колы и благодаря этому снимающий утомление. Может быть, вначале это так и было, но сейчас все чаще приходится слышать, что экстракт колы заменяют в этом напитке более дешевыми химическими веществами.

Внешний вид дерева колы ни с какой стороны не привлекает к себе внимания, но его плоды длиною сантиметров в восемь-десять, содержащие обычно в среднем пять-шесть семян-орехов, покрытые сверху толстой, плотной, мясистой, бугорчатой кожей зеленого цвета и собранные по четыре-пять вместе в одной плоскости в виде розеток, своеобразно украшают дерево. Они похожи на крохотные подносики, подвешенные на разной высоте.

Термитники. По пути к деревушке Тородойя сначала ничто не возбуждает нашего интереса. Но неожиданно вдали показываются какие-то темно-коричневые, узкие, островерхие сооружения, разбросанные по равнине. Они выше человеческого роста, некоторые достигают высоты трех-четырех метров и похожи издали на стилизованно вытянутые вверх стога сена или башни, украшенные отходящими от них на разной высоте узкими выростами-шпилями, как на островерхих покрытиях католических храмов.

Подъезжаем ближе. Да это же термитники, гнезда термитов!

Часто термитов смешивают с муравьями. Однако по своему происхождению они стоят гораздо ближе к тараканам, чем к муравьям.

Термиты входят в особый отряд равнокрылых Isoptera, который близок к отряду Blattoidea, куда относят тараканов, и ничего общего не имеют с отрядом перепончатокрылых — Hymenoptera, в который входят муравьи.

Встречаются термиты главным образом в тропиках и лишь отчасти в субтропических областях. В природных условиях питаются сухой травой или древесиной. Они приносят большой вред человеку, пожирая пищевые запасы, портя одежду, разрушая мебель, деревянные постройки, шпалы, телеграфные столбы и прочее.

Проникая в избранный деревянный объект, они вы. едают его изнутри, оставляя нетронутым лишь наружный слой, так что поврежденный предмет при первом же толчке превращается в труху.

Термиты по-разному устраивают свои жилища. Одни виды живут в подземных гнездах, другие выгрызают дупла внутри стволов деревьев, третьи, как встретившиеся нам в Гвинее, возводят очень прочные сооружения — термитники.

Такие надземные постройки некоторых африканских термитов могут достигать высоты пятнадцати метров и занимать значительную площадь в двадцать-тридцать метров в окружности (у основания). Термиты строят свои жилища из земли, нагрызенной древесины или из смеси того и другого. При этом, выделяя из желез особую жидкость, они так прочно цементируют отдельные частицы почвы или древесины между собой, что даже сильные тропические ливни не могут разрушить термитник. Человеку же удается разбить термитник только топором.

В камерах термитов нередко разрастается мицелий, то есть грибница из тонких переплетающихся нитей — гифов, на которых развиваются плодовые тела грибов. Некоторые виды термитов питаются мицелием.

В термитниках, так же как и в муравейниках, встречаются три основные категории обитателей: «рабочие», «солдаты» и функционирующие половые особи, способные к воспроизведению потомства, — «царь» и «царица».

«Рабочие» — это бескрылые, часто слепые особи. Они строят жилища, добывают корм и выращивают из яиц потомство. Они питают личинок жидкостью, которую отрыгают, или содержимым прямой кишки, а кроме того, очищают их от грязи.

Термитники. Окрестности Боффа

Термиты с громадной головой и клешнеобразными челюстями — «солдаты». Они защищают колонию от многочисленных врагов. Головы «солдат» бывают снабжены специальными приспособлениями для отражения врагов. Так, существуют особые, «носатые солдаты», у них колбообразная голова заканчивается длинным острием, на котором открывается проток железы, выделяющей при самозащите особое клейкое вещество.

Молодые самцы и самки крылаты, они обладают прекрасным зрением. В определенное время года начинаются брачные полеты. Затем пары основывают новую колонию.

«Царь» и «царица» у некоторых видов термитов помещаются в особой «царской» камере, где «царь» оплодотворяет «царицу».

Самка-«царица», равно как и самец-«царь», после брачных полетов теряет крылья. «Царица» начинает откладывать яйца. Ее брюшко увеличивается, превосходя в тысячу и даже в две тысячи раз все остальные части тела. В это время она становится неспособной к передвижению и остается лежать в «царской» камере.

Сотни «рабочих» заняты ее кормлением и перемещением яиц в нижние этажи термитника, где выводится потомство.

«Царица» живет очень долго, у некоторых термитов до шестнадцати лет. В течение всей жизни она откладывает через каждые несколько секунд по яйцу, которые сейчас же уносятся термитами-«рабочими» в соответственно приспособленные для этого камеры. Считается, что одна самка может отложить за свою жизнь до ста миллионов яиц. Было определено, что самка из одного африканского термитника откладывала до шестидесяти яиц в минуту.

Размеры обитателей термитников у различных видов термитов очень различны. У крупных термитов «солдаты» достигают в длину двадцати миллиметров, а «царица» даже ста сорока миллиметров. Величина же «рабочих» мелких видов термитов едва доходит до двух с половиной миллиметров.

Термиты способствуют улучшению структуры почвы, прорывая в ней идущие на большую глубину ходы. Кроме того, переработанная термитами почва, идущая на постройку термитников, обладает высоким плодородием. Известно, что некоторые африканские народности используют заброшенные термитники для удобрения своих полей.

Внешне термитники кажутся безжизненными. Термиты ведут скрытный образ жизни и почти никогда не выходят наружу. В случае же необходимости выйти из термитника в поисках пищи они выходят преимущественно по ночам и для передвижения прокладывают по земле крытые галереи в виде трубочек, слепленных из глины или лёсса, по которым они и достигают своей цели.

Такое поведение термитов объясняется тем, что они очень боятся сухости воздуха. В термитниках же у них всегда влажно, так как в случае надобности они прорывают в земле под термитниками ходы вплоть до грунтовых вод.

Но наряду с описанными «городами» высоких термитников, так сказать «небоскребов», в других местах нам довелось встретить словно «игрушечные» грибовидные термитники высотой не больше одного-полутора метров; чаще же они поднимались только сантиметров на семьдесят при чуть меньшем диаметре. По форме они действительно походили на гигантские грибы, потому что сверху были прикрыты свисающей книзу «крышей», довольно точно воспроизводившей шляпку гриба.

Под конец нашего пути мы остановились в Тородойя. Немногочисленные казы этой деревушки были живописно разбросаны среди масличных и кокосовых пальм. На высоких подставках стояли небольшие плетеные загончики для баранов и коз. Около жилья было много насаженного маниока.

При выезде из деревни мы натолкнулись на целый поселок ткачиков. Довольно большая группа масличных пальм стояла буквально обсыпанная их гнездышками. А сами ткачики, словно крупные мухи, висели в воздухе, весело щебетали, целыми стайками бросались вниз и снова взмывали к своим гнездышкам вверх.

Эти чудесные птички-крошки трогали своими размерами и яркой раскраской их головок, грудок и участочков под всегда торчащим кверху хвостиком. Уморительно дисциплинированные и деловитые, они всегда веселы, всегда щебечут и всегда вызывают вашу улыбку, но… до тех пор, пока не разоряют поля, уничтожая урожай.

Пляж «Прекрасный воздух». Наступил третий день нашего пребывания в Боффа. По плану мы должны провести его на недалеко расположенном от Боффа пляже «Прекрасный воздух».

Завтрак окончен, автобус подан, мы начинаем наш путь. От Боффа едем пятьдесят километров по шоссе в направлении на Боке, затем еще двадцать два километра проселочной дорогой, и в одиннадцать часов мы уже на пляже.

По дороге ничего нового. Все та же саванна с небольшим количеством деревьев — много антоклейсты; повстречалась речка, стоят отдельные казы. Около одних сейбы, около других апельсиновые деревья. Мальчишки апельсинами играют в футбол.

«Прекрасный воздух» — это обширный песчаный пляж, окаймленный с обеих сторон пальмовым лесом. Ближе к берегу моря кое-где, выступая из пены, приподнимаются косо лежащие слоистые полосы черных от воды латеритов. Тянется длинный ряд кабин. За ними в некотором отдалении разбросаны среди пальм казы. Вот и всё.

Из местного населения купаются очень немногие, причем в основном дети. Купающихся женщин я вообще в Гвинее не видела. Вся прелесть пляжа «Прекрасный воздух» — это море и тишина.

Возвращение в Конакри. Наше возвращение с пляжа «Прекрасный воздух» в Боффа оказалось довольно романтичным. Уже начинало темнеть, когда мы двинулись в обратный путь. Прежде всего сразу же выяснилось, что на нашей машине не горят фары, и нам пришлось упросить ехавшего с нами молодого парня сесть с электрическим фонарем на капот машины, чтобы освещать дорогу, когда окончательно стемнеет.

Затем в пути на закате солнца мы должны были остановиться и дать нашему шоферу возможность расстелить коврик на земле и помолиться, обратившись лицом к Мекке.

Шел строго соблюдаемый мусульманами пост Рамадан, который требовал не пропускать обязательной для мусульман молитвы при закате солнца и позволял принимать пищу и пить воду только после того, как солнце зайдет. Этот запрет, как говорят, соблюдается у мусульман так строго, что даже не разрешается глотать слюну, и можно видеть, как правоверные мусульмане осторожно ее выплевывают.

После захода солнца тьма быстро спустилась на землю: повсюду зажглись костры. Вокруг них кучки собравшихся людей готовили пищу. Золотистые от огня прозрачные дымки поднимались кверху.

Иногда на остановках нас приглашали подойти к огоньку погреться. Мы были этому рады, сильно продрогнув в открытом кузове машины. В тропиках ведь далеко не всегда бывает жарко.

Но вот и Конакри. Несмотря на поздний час, в городе большое оживление. Повсюду тоже огоньки костров. Кроме того, народ молится. Люди (одни только мужчины) в торжественных белых бубу стоят вдоль улиц в один, а иногда и в два ряда и одновременно падают ниц и снова поднимаются.

Таково было наше возвращение в Конакри из поездки в Боффа. Подводя теперь итог впечатлениям, полученным нами от всех вышеописанных многочисленных поездок, надо сказать прежде всего, что все они были очень разнообразными. Каждая из них щедро одарила нас оригинальным познавательным материалом. Каждая по-своему существенно расширяла рамки нашего восприятия красочных контрастов африканской природы. Но все же ничто не смогло сравниться с чувством незабываемого почтительного восхищения суровой, торжественной красотой и глубоким внутренним содержанием ландшафтов Фута-Джаллона. Это была картина непревзойденной, все побеждающей силы величия. Мне думается, что такие впечатления никогда не забываются.

В царстве мангров. Эта река называется Мелакоре. Длинен ее путь. Долго течет она, спускаясь по ступеням отца рек — нагорья Фута-Джаллон, по дороге к далекому океану, украшая широкой водной лентой прибрежную Гвинею.

Непроходимые зеленые чащи обрамляют ее берега, любуясь своим отражением в ее быстрых водах. Ничто не тревожит спокойствия Мелакоре. Разве что на небольшую отмель вылезет крокодил погреться на солнце и посмотреть на небо.

Но вот дотекла она наконец до деревни Форекарья, и люди разбудили ее дремоту. Мост перекинулся через воды Мелакоре, поплыли по ней пироги.

А 28 декабря мы, шесть человек, пришли сюда и сели на пристани в лодку. В тот день мы проехали из Конакри на машине сто километров, чтобы увидать тропическую красавицу реку. Во время пути в третий раз. прошли перед нами горы Какулима и «Собака, которая курит».

Повернув от Конакри направо на юго-запад вдоль берега океана, мы увидали причудливые каменные навесы, заглядывавшие в ущелья, и гигантские ступени лестниц, которыми горы Манеа (800 метров над уровнем моря) и Курья спускались со своих плоских вершин на равнину.

Пестрые, шумливые рынки встречавшихся нам по дороге из Конакри деревень возбуждали наше внимание и интерес.

Но вот лодка тронулась, и мы поплыли. Перед нами струятся воды широкой реки и расступаются ее пушистые зеленые берега. Как будто ничего особенного. Но как же живописен, как интересен этот пейзаж, если внимательно всматриваться в него.

Смолкли голоса оставшихся на берегу людей. Остался позади мост. Река понемногу начала погружаться в чудесное безмолвие. Берега же мимо нас все плыли и плыли. Сначала богато одетые высокими, стройными масличными пальмами, они постепенно сменили эту, так сказать, парадную официальную одежду на повседневный костюм, в котором смешались все роды и виды древесных и кустарниковых растительных форм.

По берегам встала стена темно-зеленой непроходимой чащи, где все переплеталось одно с другим, образуя какой-то сплошной, запутанный зеленый войлок. Между растениями не было никакого просвета — бессолнечный мрак не позволял взору проникнуть внутрь. А лодка двигалась вперед и вперед и ощущение замкнутости и отрешенности этого маленького, наблюдаемого нами кусочка жизни от окружающего его ландшафта все сильнее и сильнее чувствовалось каждым из нас. И наконец кто-то сказал: «Да это же мангры». «Перед нами мангровые берега». «Мы плывем через мангровый лес — мангрову».

Река Малакоре. Мангровый лес. Ходульные корни

Как уже отмечалось выше, мангровые леса — это растительность низменных, затопляемых приливом тропических морских побережий, а иногда и прилегающих к ним берегов устьев рек, впадающих в море.

Ведущими деревьями мангров во всем мире являются большею частью низкорослые (пять-десять метров) виды деревьев и кустарников, образующих густые заросли. Для них характерны толстые, круглые в сечении, сильно разветвленные, полупогруженные в ил и высоко поднимающиеся над водой так называемые ходульные корни, служащие опорой деревьям и помогающие им удерживаться в полужидком иле.

Из деревьев в мангровах чаще всего встречаются ризофора (Rhizophora) и авиценния (Avicennia).

Ризофора располагается ближе к воде и во время прилива заливается сильнее других деревьев.

Авиценния занимает вторую линию. Затем еще дальше от берега могут расти лагункулярия (Laguncularia) и банистерия (Banisteria).

И наконец, на берегу, вне зоны приливов, в Гвинее мы часто встречаем пальмы — масличную и рафию.

Все растения мангров, кроме ходульных корней, обладают и другими своеобразными приспособлениями, позволяющими им развиваться в таких необычных условиях. Всем им свойственно повышенное осмотическое давление, доходящее от тридцати до шестидесяти, а иногда даже и до ста шестидесяти атмосфер, в силу чего они могут поглощать соленую воду.

Затем у ризофоры, например, кроме прочных ходульних имеются еще так называемые более слабые придаточные корни, вырастающие на основном стволе и на его ветвях и опускающиеся наподобие канатов в илистый субстрат, в котором они способны укрепиться. На эти корни дерево опирается как на подпорки, и это также помогает ему удерживаться в иле даже в прилив во время затопления почвы. Подпорки могут достигать в длину десяти метров.

Но некоторые придаточные корни не доходят до воды, а свисают с деревьев, как бахрома. Такие корни! построены из рыхлых тканей и выполняют дыхательную функцию, возмещая растению недостаток кислорода в почве, и называются тогда воздушными корнями.

Ризофора — «живородящее» растение. Прорастание плода начинается у нее, когда плод еще висит на ветке» материнского растения. Так продолжается до полугода и даже более. В конце концов проросток отрывается от ветки и, падая, вонзается корнем в илистый субстрат, закрепляясь в нем.

Если проростку не удается сразу закрепиться в иле, то он способен долгое время плавать по воде и переноситься таким образом на значительные расстояния, пока в конце концов ему не посчастливится укорениться Я где-нибудь в подходящих для него условиях.

Этой особенностью, вероятно, и объясняется распространение ризофоры по мангровам всего тропического пояса.

Что же касается авиценнии, то ее специальной приспособительной особенностью являются своеобразные дыхательные корни, которые дают ей возможность развиваться на илистом субстрате, почти лишенном воздуха.

Обнажающийся при отливе ил почти всегда бывает отравлен сероводородом. При таких условиях корни растений «задыхаются» и отмирают. Но авиценния, как и ризофора, тоже приспособилась пользоваться кислородом воздуха, применив для этих целей лишь другие средства. У нее отходящие от основного ствола боковые корни располагаются главным образом в поверхностных слоях ила. На этих горизонтально простирающихся корнях развиваются вертикально стоящие отростки, которые, выходя из воды, поднимаются на двадцать-двадцать пять сантиметров над поверхностью ила. Они, как и воздушные корни ризофоры, состоят в основном из рыхлой ткани — аэренхимы, благодаря чему кислород воздуха может ими поглощаться.

Река Мелакоре. Мангровый лес. Воздушные корни

К сожалению, нам не пришлось познакомиться со своеобразно построенной дыхательной системой авиценнии.

Мне же довелось видеть дыхательные корни этого растения на острове Элефанта, расположенном в Аравийском море против Бомбея. Внешне они походили на нетолстые колышки, которые в отлив, словно гигантские карандаши, частоколом торчали кверху из полужидкого ила.

Укажем еще некоторые особенности приспособительного характера, свойственные растениям мангров. Листья у них, как правило, кожистые, глянцевитые, с толстой кутикулой, что исключает излишнее испарение; у многих имеются специальные железки, выделяющие избыток поглощенных солей, вследствие чего листья у них иногда могут быть покрыты слоем соли; в старых листьях растений образуются резервуары с пресной водой, необходимой для роста молодых побегов.

Плоды и молодые растеньица имеют в своих тканях много воздушных полостей, благодаря чему они способны долго плавать в воде, не теряя всхожести.

Вторичный тропический лес. Это была одна из тех поездок, которые не скоро забываются, а может быть и никогда.

Мы выехали 8 февраля в восемь часов утра на маленьком автобусе — «газике». Пришлось ограничить число желающих ехать, так как было опасение, что на более вместительном автобусе невозможно будет пробираться почти без дороги к нашей цели. А нашей целью была седловина у вершины горы Какулима, которая поднимается, как говорилось, на высоту 1007 метров над уровнем моря, в пятидесяти километрах от Конакри.

От Дюбрека поехали почти по бездорожью. Кругом злаковые травы метра в три ростом. Поднимаемся все выше и выше, и постепенно перед нами развертывается типично горный ландшафт.

Внизу пересекающие друг друга в разных направлениях развалы долин, завершающиеся на высоте несколько большей, чем та, на которую мы поднялись, столообразными покрытиями Фута-Джаллона.

С высотой начинает появляться лес, который постепенно становится все гуще и гуще. По краям дороги все чаще встречается музанга Смита (Musanga Smithii). Это средней высоты дерево из семейства тутовых (Моrасеае) с очень большими, до пятидесяти сантиметров в диаметре, лапчатосложными листьями, отдельные листовые пластинки которых свисают вниз. Похожие на раскрытые зонтики или маленькие падающие парашютики, эти гигантские, опущенные книзу листья, когда смотришь на густую крону дерева с высоты или сбоку, невольно воскрешают в памяти представление о парашютном десанте. Этим можно залюбоваться.

Дерево музанга Смита

Музанга считается типичной для вторичных тропических лесов, где она часто доминирует, особенно вдоль дорог по лесным опушкам.

Но что такое вторичный лес?

В Африке для получения площадей под сельскохозяйственные культуры применяется система выжигания лесных участков. Но если выжигание прекращают, то освободившейся территорией завладевает саванна, ввиду того что в результате изменившихся после огневой очистки условий тропический лес не может сразу же здесь вновь разрастаться.

Постепенно же лес переходит в наступление, и, если человек длительно не возобновляет своего вмешательства в жизнь древесного насаждения, лес побеждает и вытесняет саванну. Он вторично захватывает свои владения. Это и будет вторичный лес.

Но для этого процесса — развития вторичного тропического леса — требуется не менее десяти лет. Кроме того, надо сказать, что далеко не все виды деревьев способны селиться сразу же после саванны. Одной из первых приходит быстрорастущая музанга, а одновременно или, может быть, несколько позднее появляются масличная пальма, терминалия, фагара и др.

Итак, продолжаем свой путь через участок вторично-; го, как теперь мы имеем право сказать, тропического леса, направляясь к охотничьему губернаторскому домику (сохранился от времен колониальной эпохи), расположенному чуть ниже седловины Какулимы. Известно, что для тропического леса характерно обилие лиан и эпифитов. Изобилия эпифитов мы не встретили на своем пути, но чем дальше мы углублялись в лес, тем все заметнее увеличивалось количество лиан. Они свисали бахромой с деревьев до земли, переплетались между собой, перекидывались с одного дерева на другое, часто обвивая их. И всюду перед нами завесой вставал «войлок» из растений, преграждавших дорогу.

Лианы в тропическом лесу по дороге на седловину горы Какулима

В нескольких шагах от губернаторского домика я попробовала пройти к нему, минуя тропинку. Все мои попытки оказались тщетными. Лес не пропустил меня в свои владения. Пришлось повернуть обратно, хотя совсем рядом перед своими глазами я уже видела и террасу домика и стоящие на ней стол и стул.

Пробираться дальше на «газике» тоже стало почти невозможно. Повалившиеся деревья перерезали дорогу. Мы растаскивали эти завалы, но они начали встречаться все чаще и чаще. Ноги наших мужчин, расчищавших путь, покрылись паутиной и были изранены крупными острыми колючками. Было решено больше не сопротивляться. Вылезли из «газика» и потихоньку стали подниматься вверх к седловине пешком. Идти было трудно. Ноги скользили по склону, кустарники, лианы, цепляясь, тянули назад. Никаких цветов не было. Солнце сквозь плотную зеленую завесу деревьев и кустарников не проникало вниз. Цвели лишь более высокие кустарники и немногие деревья.

Но вот заключительный аккорд к нашей чудесной, впечатляющей поездке.

Обезьяны. При спуске с седловины Какулимы, недалеко от губернаторского домика, нас встретила целая орава крупных обезьян. Они скакали по деревьям как бешеные и пронзительно кричали. Прыгали и скатывались вниз, хватаясь за ветки деревьев, чтобы остановиться. Одна из обезьян с размаху высоко подпрыгнула вверх и тут же одним махом перелетела с одного дерева на другое на расстояние метров в десять, а может быть и больше.

Мы ахнули и замерли от восторга.

Попробовали пройти дальше за обезьянами-акробатами, чтобы понаблюдать за ними, но из этого ничего не вышло — не было никакой возможности отойти в сторону от тропинки.

Я не была новичком в тропиках. До поездки в Гвинею я три раза побывала в тропических лесах — в Восточной Африке, на Цейлоне и Индии. Но только здесь, в Западной Африке, я в полной мере ощутила и оценила, мощь, красоту, изобретательность и творческую силу тропической природы.

Мои первоначальные впечатления от тропиков, которые в свое время меня поразили, завяли и потухли в Гвинее. Только здесь по-настоящему я ощутила великую красоту и столь же безмерно великое, ничем не ограниченное могущество все побеждающих сил тропической природы.

Еще одно маленькое путешествие расширило наше представление о гвинейской земле. Это была однодневная поездка в город Фриа.

Как всегда, так и в это раннее утро при выезде из Конакри большой красный диск солнца стоял еще низко над океаном.

Как и всегда, вереницы женщин тянулись к центру города, неся самую разнообразную поклажу на голове. А затем перед нами промелькнули гари и гнезда ткачиков на ветвях масличных пальм.

Вдали показалась гора Какулима. Дальше в течение полутора-двух часов наш путь пролегал по наиболее красивой части дороги под отвесами Фута-Джаллона.

Сколько бы раз ты ни проезжал через этот участок берега Нижней Гвинеи, никогда не устанешь изумляться причудливыми формами плоскогорья Фута-Джаллон.

Зато внизу степная равнина, как всегда, однообразно скучна. Кое-где масличные пальмы, антоклейста, манго, высокие термитники. Встретилось одно хлебное дерево у жилья. Кокосовых пальм и рафий не видно.

По четырем мостам переезжаем через реку Конкуре. Дальше Фута-Джаллон не имеет столь чарующего облика, который изумлял нас с первой половины нашего пути.

Спускается туман. Позади нашей машины большая обезьяна медленно переходит через дорогу, точно закрывая за собой путь к только что промелькнувшему перед нами нагромождению сказочных гор. И через несколько минут, миновав голые гари, участки обгоревших деревьев и распаханных полей, мы видим дым заводов Фриа.

Въезжаем в городок с двумя небоскребами — каждый этажей по двенадцать-пятнадцать. Здесь живет административный персонал завода.

Свое название местечко Фриа получило от небольшой деревушки племени фульбе, которая расположена под горой в десяти километрах от Конакри на плато Кимбо в западной части нагорья Фута-Джаллон, в верховьях реки Конкуре. По имени плато заводу присвоено также название «Кимбо».

Разработка бокситов. Завод занимается разработкой бокситов, то есть горной породы, в состав которой входит от тридцати шести до восьмидесяти процентов глинозема, постоянной же составной частью является окись железа (до 30 %). Из других примесей наиболее распространены окиси кальция, магния, марганца, реже калия, натрия и др.

Цвет бокситов красный, различных оттенков, или серый (от зеленовато-серого до темно-серого, почти черного). Они широко используются в отраслевой промышленности. Наибольшее значение бокситы имеют как исходное сырье для получения алюминия (алюминиевая руда), на базе которого построена вся современная алюминиевая промышленность.

Гвинейские бокситы по своему качеству занимают одно из первых мест в мире.

При поездке по заводу мы посетили несколько цехов; нам было также показано место разработки бокситов — отвесная стена оранжевого цвета на одном из плоских уступов Фута-Джаллона; перед ней располагались заводские постройки.

Бокситы составляют существенную часть экспорта Гвинеи, но пока они все же уступают первое место бананам и ананасам. Тем не менее добыча бокситов имеет немалое значение для страны.

Мусульманские праздники Айд эль-Феттр и Айд эль-Адхаа.

Наше посещение Фриа совпало с чрезвычайно почитаемым у мусульман, вторым по своей значимости, праздником Айд эль-Феттр[33]. Этому празднику предшествует строжайший длительный пост, который продолжается в течение всего девятого месяца мусульманского лунного года, носящего название Рамадан (арабское произношение) или Рамазан (турецкое произношение). Название месяца перешло и на пост, который тоже именуется Рамадан.

Во время этого поста не полагается ни пить ни есть, пока солнце в небе, то есть от восхода солнца и до его заката. В городах на это время закрываются все рестораны и кафе. По литературным данным, запрещается даже вдыхать благовонные запахи, глотать слюну[34], пить вино, целовать женщину. Приостанавливается торговля и даже государственная и дипломатическая деятельность.

Женщины тоже постятся, если не кормят в это время детей.

Но помимо поста в течение месяца Рамадан мусульманe «говеют». Это месяц воспитания воли и нравственного совершенствования. Тот, кто соблюдает пост, должен побеждать зло — сдерживать злобу, прощать обиду, помогать ближнему.

В течение Рамадана обязателен так называемый религиозный налог, или закаа. Коран предписывает во время поста часть своих доходов отдавать бедным. Размер налога на семью определяется по числу ее членов. Коран предусматривал исчисление размера налога в пшенице, но потом его стали переводить соответственно в скот, деньги и т. д. Теперь считается, что налог должен составлять примерно двадцатую часть доходов семьи, но величина его строго не установлена. Раньше сбором налога ведало государство, затем были созданы общественные организации, которые собирали пожертвования и распределяли их среди бедных, теперь же это делают сами дающие.

Но давать полагается скрытно, так, чтобы получающий не знал, кто ему помогает. Если, например, посылается посылка или подарок, то нигде не обозначается имя отправителя.

Рамадан заканчивается с наступлением новолуния в следующем за постом месяце, и праздник Айд эль-Феттр начинается на следующий день после появления луны.

Ввиду того что из-за дурной погоды не всегда возможно повсюду одновременно определить появление новой луны, города по телеграфу оповещают друг друга об этом событии.

Праздник длится три дня. В первый день повсюду совершаются торжественные всенародные «большие моления», чаще на открытом воздухе[35]. В этот день президент Гвинеи после присутствия на «большом молении» в столице государства — Конакри объезжает страну, повсюду ненадолго задерживаясь на молебствиях.

Итак, во Фриа мы попали на торжественное «большое моление». Оно совершалось на просторной городской площади. Присутствовали одни мужчины, все в праздничных белых бубу и белых же шапочках. Молящиеся стояли на площади друг за другом тремя длиннейшими рядами, по линиям, заранее начерченным на земле мелом. Ведущий молитву[36] находился впереди и зачитывал отдельные места из Корана, после чего молящиеся наклонялись до земли, падали ниц или поднимались, чтобы через некоторое время снова склониться. При преклонении к земле полагается коснуться земли лбом или носом.

Было уже темно, когда мы вернулись в Конакри.

Несколько позднее мне посчастливилось встретить в Конакри и другой наиболее почитаемый среди мусульман, первый по своей значимости «праздник жертвы» — Айд эль-Адхаа[37].

Этот праздник берет свое начало от времени, когда И мусульманство как религия еще не существовало. В основе праздника лежит библейское сказание о принесении Авраамом[38] в жертву своего сына Исаака, что было символом бесконечной любви, преданности и покорности богу. Но, как известно, ангел господен остановил руку Авраама, занесенную над сыном, и Исаак был заменен агнцем, запутавшимся своими рогами в чаще, где его увидал Авраам, оглянувшись назад. Агнец и был принесен в жертву Авраамом. Поэтому торжественное моление в праздник Айд эль-Адхаа заканчивается закланием барашка.

Праздник начинается в десятый день одиннадцатого «лунного месяца и длится четыре дня. Именно к этому времени верующие стараются совершить хадж, то есть паломничество в Мекку.

Мусульмане, встречающие праздник не в Мекке, режут баранов дома, чаще всего одного, раздавая большую часть мяса неимущим.

Первый день праздника всегда ознаменовывается торжественной всеобщей молитвой. Я присутствовала на такой молитве. Толпы народа в праздничных белых бубу собрались на стадионе. Все поле было заполнено строго выровненными рядами молящихся, одновременно склонявшихся, падавших ниц и выпрямляющихся, чтобы потом снова склонить головы до земли, коснувшись ее лбом и носом.

Впереди, на особо для этого отведенном месте, ведущий молитву зачитывал изречения из Корана и там же по окончании молебствия был заклан барашек.