Там, где шумит океан и царит вечное лето

ЛЕСНАЯ ГВИНЕЯ

Гвинея — небольшая страна, но очень разнообразная по своим природным особенностям, вследствие чего каждое посещение той или иной части ее территории подобно проникновению в новый, еще не ведомый тебе увлекательный мир. Отсюда понятно, с каким волнением ждала я решения Центрального гвинейского туристического общества в Конакри относительно возможности организовать поездку в Лесную Гвинею. Решение оказалось положительным, и я увидала Гвинею влажных тропических лесов.

Нашей группе был предложен следующий маршрут: из Конакри самолетом через Масента в Нзерекоре. Из Нзерекоре две автобусные экскурсии: в район горной цепи Нимба с посещением местной исследовательской станции, расположенной рядом с деревней Лола, и к лиановому мосту через реку Диани.

Обратный путь в автобусе через Середу в Масента. Из Масента самолетом в Канкан.

Остановка в Канкане на два дня. Из Канкана самолетом в Конакри.

Поездка началась десятого марта и заняла пять дней.

Путь до Канкана. В восемь часов утра мы вылетели из Конакри. Самолет поднимается.

От океана с масличными пальмами на берегу отходят внутрь материка словно «затеки» его могучих вод. Иногда эти «затеки» имеют форму заливов различной величины, но чаще форму больших или малых рек, которые, отходя от океана и реже от «заливов», постепенно разветвляясь, образуют лабиринт более или менее широких протоков между вклинившихся среди них зеленых островов суши.

Дальше же от океана в «верховьях» описанных протоков образуется сеть совсем узких, мелких каналов, между которыми виднеются участки культурных полей.

Но уже через десять минут исчезает океан, исчезают и водные протоки. Под нами внизу горный ландшафт. Это Фута-Джаллон, который мы впервые видим сверху. Он, как всегда, притягательно грозен и велик.

Квадраты и прямоугольники плоских горных вершин, очерченные линиями провалов, когда глядишь на них из окна самолета, были похожи на квадраты грандиозной доски для игры в шахматы. Но иногда стены утрачивали свою отвесность и грандиозно величественными ступенями сказочных лестниц спускались вниз. А дальше стояли горы — крепости-башни. Внизу — широкие, высокие с гладкими стенами точно из обтесанного камня, а на них следующим ярусом поднимались такие же плосковерхие башни, только уже диаметром. Мы летели над Фута-Джалланом несколько минут, но они были незабываемы. Все последующие виды с самолета уже не увлекали, да, по правде сказать, и не были особенно интересны.

Встречались и горы, напоминающие круглые караваи хлеба, и небольшие селения, и многочисленные проезжие дороги. Ландшафт то выравнивался, то снова становился волнистым, и неглубокие ущелья отмечали его.

Пролетели над местечком Фараная и двумя не очень большими реками — может быть притоками Нигера.

С девяти часов началась малоинтересная саванна, которая и сопровождала нас до Канкана.

Начинаем снижаться. Внизу приток Нигера — Мило, на котором стоит Канкан — широкий, извилистый, с большим количеством желтых отмелей. В окрестностях города много каз.

В девять часов тридцать минут — Канкан. Наш перелет длился час двадцать шесть минут.

Канкан. В Канкане у нас пересадка на самолет, который в десять часов тридцать минут улетает в Масента, и у нас остается час времени, который мы проводим на аэродроме.

Народу на аэродроме много, движение по линии Конакри — Канкан оживленное.

Больше всего обращают на себя внимание женщины. Несмотря на то что в Конакри я уже очень много видела женщин в одежде из тканей, украшенных самыми фантастическими рисунками, мое внимание все же привлекли тридцати-сорокасантиметровые изображения крапчатых цесарок, «пасшихся» по платью одной из пассажирок, и таких же размеров зеленых попугаев — на платье другой.

Но еще больше меня заинтересовала одна пожилая женщина, в одиночестве сидящая на лавочке в ожидании самолета. Мочки ее ушей были оттянуты серьгами по крайней мере на три-четыре сантиметра вниз.

Известно, что почти у всех африканских племен существует обычай для украшения искусственно удлинять мочки ушей или проделывать в ушах большие отверстия, пригодные для ношения не только серег, но и других предметов. Особо большую изобретательность в этом отношении проявляют племена Восточной Африки. В некоторых случаях у этих племен продырявленные и оттянутые мочки в виде сдвоенного шнура-петли могут спускаться почти до плеч, и тогда кокетливые женщины чаще всего соединяют эти шнуры в нескольких местах металлическими скрепками.

Что касается серег, то они бывают двух сортов — висячие и вставляемые внутрь проделанного в ухе отверстия. В последнем случае размеры отверстия могут сильно варьировать в зависимости от того, чем украшают ухо. Если это будут, например, сравнительно тонкие деревянные палочки, то они не требуют большого отверстия, но если для этих целей применяются какие-либо крупные украшения, то ухо превращается в сплошную дыру. Так бывает, если в уши вставляют специально для этого выделываемые широкие деревянные или металлические бляшки, а иногда и просто жестяные коробочки из-под крема, тюбики из-под зубной пасты и др. По литературным данным, мужчины Восточной Африки нередко используют свои «дырчатые» уши вместо карманов. Некоторые авторы указывают, что им приходилось видеть свернутые в трубочку деньги, засунутые в ушную дыру их владельца. Но особенно меня позабавил опубликованный в печати рассказ, как один санитар носил в своем ухе пузырек с йодом, вынимая его и вставляя обратно после использования.

Попутно расскажем, что в Африке наряду с различными украшениями, как-то: серьгами, браслетами, ожерельями — очень многие носят еще различные амулеты.

Одним из наиболее распространенных среди них является амулет, который имеет французское название «гри-гри», а на языке сусу именуется «сэбэ». Он якобы помогает исполнению просимого. Гри-гри особенно популярен у девушек, как способствующий счастливому замужеству.

Для того чтобы получить такой амулет, надо пойти к марабуту, то есть к благочестивому, святому человеку, и сообщить ему о своем желании. Тогда он подыскивает соответствующие строки из Корана, которые должны помочь осуществлению желания пришедшего к нему человека.

После этого марабут пишет этот текст по-арабски на бумажке и вручает ее пришедшему к нему за помощью. Последний же направляется к сапожнику или ювелиру, чтобы заключить полученную от марабута бумажку в кожаную или металлическую оправу. Амулет носят, не снимая, на цепочке.

В Сенегале амулет гри-гри часто приобретают боксеры, но говорят, что они не заключают его в футляр, а что будто через разрез вводят его под кожу, которую затем зашивают…

Однако вернемся к нашим наблюдениям на аэродроме.

Привлекали к себе внимание также матери, путешествующие с маленькими детьми. С нашей точки зрения, они не проявляли к ним никакой заботы. Это особенно бросалось в глаза на фоне тесной, все время передвигающейся толпы людей, собравшихся на аэродроме.

Как известно и как об этом говорилось выше, в Африке детей не носят на руках, а широкой полосой ткани привязывают за спиной у талии матери.

Матери на аэродроме ходили, наклонялись, переносили багаж, совершенно не обращая внимания на привязанного сзади ребенка. Ребенок же за спиной, размахивая ручками, качался из стороны в сторону, головка его болталась то вбок, то назад, а у спящего даже билась о спину матери. Если он плакал, его никто не утешал. Говорят, что африканские дети настолько привыкли к описанному обращению, что, наоборот, начинают капризничать и плакать, если их берут на руки.

Летим над гилеей. Ровно в десять часов тридцать минут поднимаемся над Канканом. Город, как было сказано, стоит на реке Мило — притоке Нигера, и мы два раза перелетаем через эту широкую извилистую реку с большими желтыми отмелями. Летим на высоте двух тысяч трехсот метров со скоростью трехсот тридцати пяти километров в час.

Тянется саванна. Ровно и скучно. На голых выжженных местах — селения из каз.

Небольшие участки леса из пальм и лиственных пород изредка увеличиваются в размерах.

И вдруг в одиннадцать часов — неожиданно высокие горы и сплошной лес. Среди этого леса в лощине прямоугольником вытянулось большое селение. Мы прилетели в Масента в одиннадцать часов пять минут.

Начиная с района Масента мы вступили в область влажного, вечнозеленого, экваториального леса, часто называемого дождевым лесом или гилеей. По своим размерам африканская гилея уступает лишь гилее Южной Америки в бассейне Амазонки. В Западной Африке гилея сплошной полосой окаймляет южное побережье Гвинейского залива, прерываясь под воздействием специфических местных условий на территории Ганы, а затем через дельту Нигера и прилегающие к ней районы переходит в бассейн реки Конго в пределах Камеруна и Республики Конго. Но гилея Гвинейского побережья, с которой мне удалось познакомиться, отличается по своим климатическим особенностям от гилеи бассейна реки Конго.

На Гвинейском побережье период с обильными, почти непрекращающимися дождями сменяется более сухим периодом, когда количество выпадающих осадков уменьшается в десять-двенадцать раз, под конец прекращаясь, тогда как в бассейне реки Конго дождь выпадает, почти не ослабевая, в продолжение всего года.

Но, во всяком случае, и той влажности и той температуры, которые наблюдаются на Гвинейском побережье, вполне достаточно, чтобы растительность показала здесь всю свою мощь и беспредельно завладела поверхностью суши.

Пересекая в самолете район Масента, я впервые увидала влажный тропический лес с высоты. И это впечатление, думаю, останется навсегда для меня ярким и сильным.

Мы обычно говорим, что лес покрывает горы, и мы действительно видим этот лес. Но этого нельзя сказать применительно к тому, что предстало перед глазами, когда мы подлетели к высоким горам, окружающим Масента.

В этом случае невозможно было различить никаких признаков, хотя бы отдаленно напоминающих деревья. Точно бесформенное, зеленое, кучевое облако, окутывая, обнимало горы, не оставляя никакого просвета. Облако вздымалось, следуя рельефу гор, мягкими, закругленными буграми. Зеленое царство захватило здесь все и овладело всем.

Такое же ощущение могущества и безграничной власти растительного мира я пережила уже не издалека, не с высоты, а непосредственно, углубившись в тропический лес на горе Какулима, и, наконец, я была поражена непревзойденным величием, жуткой красотой и устрашающей силой тропической чащи, которую увидала на берегу речки Сала.

И вот снова меня подчинила себе могучая гилея.

В Масента мы стояли двадцать пять минут и новым самолетом в одиннадцать часов тридцать минут полете-ли дальше, в Нзерекоре.

По-прежнему никаких признаков ровной и скучной саванны

По-прежнему, как и в районе Масента, очень высокие горы сплошь покрыты влажным тропическим лесом, По-прежнему нет ни единого просвета в этом лесном покрытии, и по-прежнему лес стелется по горам высокими, закругленными, зелеными шапками, поднимаясь по неровностям рельефа кверху. Зелень леса, и светло- и темно-зеленая, красиво играет своими оттенками на солнце.

Приближаемся к городу. Дремучий лес сменился прореженным. В нем много выжженных мест, занятых большими селениями. Хорошая автострада красным цветом своей почвы красиво и контрастно указывает путь к Нзерекоре, прорезая темно-зеленый фон лесной растительности.

Мы пробыли в воздухе час пятнадцать минут.

Нзерекоре принимает наш самолет.

Знакомство с городом. Нзерекоре, овеянный мистикой прошлого, перед нами.

Это широко раскинувшийся на довольно озелененной площади приятный городок из небольших беленьких домиков.

Нам отводят помещение в отеле, который оказался наилучшим из всех позднее посещенных нами в Лесной Гвинее. Он называется «Отель священного леса».

Еще не так давно каждое селение в Лесной Гвинее имело свой «священный лес» со штатом блюстителей секретного культа «священного леса», в который включались жертвоприношения животных и другие секретные обряды, известные только посвященным.

В 1962 году культ был запрещен, и «священный лес», на месте которого стоит теперь отель, вырублен. Но на территории отеля рядом с террасой сохранился до сих пор огромный камень для жертвоприношений. В большой же столовой при отеле по бокам камина до сих пор помещаются фигуры в масках — по одной с каждой стороны — высотой в рост человека. Они олицетворяли в свое время либо духов, либо блюстителей культа «священного леса». Последние же появлялись всегда в масках, чтобы оставаться неизвестными людям, принимавшим участие в различных ритуальных мероприятиях, танцах и жертвоприношениях, совершавшихся в «священном лесу». Таких блюстителей культа называли «духами священного леса». Их лиц никто никогда не видел.

В первый день нашего пребывания в Нзерекоре мы были представлены губернатору, а затем весь день посвятили осмотру города. Мы посетили в городе деревообрабатывающий завод, построенный в содружестве с Советским Союзом, кустарную мастерскую, занимающуюся изготовлением различных плетеных изделий, плантации — кофейную и табачную, и местный музей.

Деревообрабатывающий завод был выстроен и пушен в ход в течение двух лет на условиях выплаты двух-двух с половиной процентов годовых и погашения вложенного капитала в течение двенадцати лет.

Первоначально на заводе работали сорок три советских специалиста. Теперь же по мере налаживания работы число их значительно сократилось[48].

На заводе имеются три цеха: механический, цех, занимающийся распиливанием деревьев, и цех, изготовляющий фанеру.

Почти все машины на заводе советского производства.

Гвинея располагает большим количеством древесных пород, пригодных для получения фанеры, идущей на изготовление мебели и отличающейся красивым рисунком. В настоящее время работа в этом направлении ведется с сорока сортами различных древесных пород.

Слои дерева той или иной толщины в зависимости от надобности срезают с вращающегося на станке ствола. Сердцевина, негодная для получения фанеры, или так называемый карандаш, выбрасывается.

Фанера четырехмиллиметровая приготовляется из трех слоев, склеиваемых между собой клейкой бумагой. Бумага прокладывается между листами фанеры, после чего их протягивают между валами, и клейкая бумага, расплавляясь, склеивает листы, не оставляя никаких следов и пятен. Пятнадцатимиллиметровую фанеру готовят из десяти склеиваемых листов. Если от сучков на фанере остаются отверстия, то на них ставят заплаты, штемпелюя и заклеивая их при помощи специальной машины.

Но кроме приготовления фанеры завод производит и более грубую работу по распилке деревьев диаметром до двух метров. Для этих целей сначала вырезают из бревна четырехугольную болванку, которую затем и распиливают на доски различной толщины — от трех миллиметров и более.

После осмотра деревообрабатывающего завода мы заглянули в контору, ведающую постройкой завода для изготовления варенья и фруктовых соков. Этим делом руководит итальянская фирма. Нас любезно угостили какой-то холодной фруктовой водой, а бегающая тут же ручная обезьянка Бубу без устали заигрывала с нами, хватая за ноги.

Очень интересным было посещение кустарных мастерских, изготовляющих различные плетеные изделия, главным образом большие корзинки, маленькие корзиночки и сумки.

Для производства этих изделий используются в мастерских волокна уже знакомой нам пальмы рафии, чрезвычайно распространенной в Гвинее. Волокна рафии можно красить, и тогда на приготовляемых изделиях появляются красивые, яркие рисунки.

После осмотра мастерских мы поехали на кофейную плантацию. Я уже неоднократно посещала в тропиках плантации кофе, но, несмотря на это, все же всегда интересно бывает лишний раз посмотреть на то, чего не увидишь у себя дома, и тем более когда это с какой-то стороны характеризует вновь посещаемую тобой страну.

Итак, вот что собой представляет типовая плантация кофе в Гвинее. Та плантация, на которую мы приехали, занимала триста гектаров. На ней выращивали два сорта кофе: кофе «экзерса» и кофе «робуста». Сорт «экзерса» считается лучшим и ценится дороже. Порядок заготовления кофе такой же, как везде. Как известно, кофе «арабика» из семейства мареновых (Rubiaceae) растет в виде или небольших вечнозеленых деревьев, или крупных кустарников. На плантациях в Восточной Африке мы его неизменно видели в качестве высокого кустарника, ветви которого сплошь бывали облеплены плодами-ягодами величиной с вишню и такими же, как она, мягкими. Когда ягоды созреют, они из зеленых становятся красными, после чего их начинают собирать. Сказанное в равной мере относится и к тому случаю, если кофе произрастает на деревьях.

Собранные ягоды сушат на воздухе и лущат при помощи машины, снимая мякоть, в которой помещаются два твердых зерна полусферической формы. Эта форма зерен сохраняется и у кофе, продаваемого в магазинах. Лущеные зерна снова сушат и складывают в мешки для продажи.

Последующая обработка может происходить не обязательно там, где кофе был собран, но и в другом месте и состоит в следующем. Лущеные, очищенные от мякоти зерна подвергают ферментации в течение шестидесяти-шестидесяти двух часов при определенной температуре. После этого их промывают, сушат дней десять на солнце или в специальных барабанах при температуре шестьдесят градусов (одни-двое суток), перебирают и, наконец, обжаривают при температуре сто восемьдесят-двести градусов.

Кофе всегда сажают под пологом деревьев, так как молодые растения лучше растут в тени, но вызревать кофе должен на солнце, для чего к этому времени на плантациях по возможности частично обрубают нижние ветки крупных деревьев, затеняющих солнце. На Цейлоне проводят эту операцию более радикально. Деревья «окольцовывают», то есть срезают кольцом кору у низа стволов деревьев, и этим их губят. В Африке описанный метод неприменим в виду больших размеров деревьев. Кофе экспортируется во многие страны мира.

Плантации табака мы видели только мимоходом. Африканский табак хорошего качества. Он годен для приготовления сигар.

Последним мы посетили маленький однокомнатный местный музей. Его стены были увешаны масками, которые, как говорилось, надевали блюстители секретного культа «священного леса», чтобы не быть опознанными людьми, не посвященными в тайны культа.

Тут были маски разного назначения. Висели, например, маски с рогами для процессий, без рогов — для танцев и надевавшиеся также при нанесении татуировок, что было необходимо для каждого желающего узнать секретные законы «священного леса».

Были выставлены также и некоторые инструменты, употреблявшиеся при татуировках: крючки, такие, как для рыбной ловли, но несколько меньших размеров.

Татуировки (правильнее — рубцевания) производились у африканцев не путем введения под кожу какого-либо красящего вещества, что было бы незаметно при темном цвете кожи, а нанесением глубоких надрезов на тело, после которых образовывались заметные рубцы.

Экскурсия в район горы Большая Нимба. Посещение Нзерекоре, само по себе исключительно интересное, было дополнено еще двумя увлекательнейшими поездками: одна в район горы Нимба (высота 1854 метров) и другая на знаменитый лиановый мост через реку Диани.

Следует оговорить, что под названием гора Нимба правильнее подразумевать горную цепь, которая тянется по границе Гвинеи с двумя соседними государствами — Либерией и Берегом Слоновой Кости и включает десять вершин. Главная из них носит название Большая Нимба. Из всех десяти вершин семь, в том числе Большая Нимба, находятся на территории Гвинеи, две — на территории Либерии и одна — на территории Берега Слоновой Кости.

Сразу же по везде из Нзерекоре наша дорога начинает подниматься вверх, прорезая тропический лес. Стоят светло-серые, гладкие, прямые, стройные, без контрфорсов колонны красавиц гигантов пиптадений (Piptadenia africana)[49]. Их ветви начинают отходить от стволов деревьев где-то очень высоко и, сплетаясь листвой с зелеными шапками соседних деревьев, образуют как бы единую крону, покрывающую тропический лес.

В гилее часто стволы огромных деревьев, в том числе и пиптадений, бывают обвиты лианами. Одна из встретившихся нам лиан была особенно декоративна. С крупными, кожистыми, блестящими листьями, как у выращиваемого у нас в домах фикуса, она кольцами поднималась вверх по стволам пиптадений, точно одевая их в парадный наряд. Поднималась же лиана высоко, иногда на одну треть высоты деревьев, а иной раз и еще выше, теряясь только там, где деревья начинали ветвиться. Такое убранство изысканно просто украшало лес.

По более открытым местам летал пух. Он вышел из созревших и растрескавшихся плодов сейбы-капока с характерными для этого дерева досковидными придаточными корнями, поддерживающими его гигантский ствол.

Попадалась терминалия с роскошными плоскими розетками огромных сорокасантиметровых листьев, а ближе к окраине леса масличная пальма, пальма рафия и музанга Смита.

Обращало на себя внимание, что пальмы, масличная и рафия, в Лесной Гвинее были гораздо выше и более мощны, чем в Нижней (прибрежной) Гвинее. Точно так же музанга, которая до сих пор нам встречалась средней величины, здесь была огромных размеров.

Присутствие в описанном лесном насаждении музанги, масличной пальмы и терминалия, которые считаются типичными для вторичных лесов, позволяло предполагать о происшедшей в этом районе когда-то в результате вмешательства человека в жизнь леса гибели первичной гилеи и о новом ее, вторичном возобновлении.

Выбираемся на открытое место. Перед нами вся цепь Нимба. Она увенчана четырьмя вершинами; из них самая высокая — Большая Нимба в виде огромного клюва выдается в центральной части цепи.

Проезжаем через несколько селений. Их казы имеют более высокие стены и сильно вытянутые вверх остроконечные соломенные крыши. Кроме того, они не разбросаны поодиночке между деревьями редкого леса, как это до сих пор чаще всего наблюдалось, а собраны по двадцать-тридцать вместе на совершенно голых округлой формы участках, лишенных травы и деревьев.

Островерхие казн (Лесная Гвинея)

Такая перемена вполне понятна. Ранее мы чаще посещали места, населенные племенами сусу, малинке и фульбе. В Лесной же Гвинее живут племена гёрзе, копо, тапо, тома и др., у которых принята иная форма каз. Кроме того, экваториальный, тропический лес в свою очередь внес поправки в обиход людей. Этот лес так трудно проходим, что сообщение между поодиночке разбросанными по нему казами было бы затруднительным, и люди стали собираться в одну общую деревню, как это делается у нас.

Деревни же располагаются всегда на круглом по форме безлесном участке, так как без выжига непроходимого тропического леса селиться в нем невозможно, а при поджоге огонь всегда распространяется из центра к периферии, очищая площадь в виде круга.

Большая Нимба (1854 м) в горной цепи Нимба. Слева — древовидный молочай, справа — храмовое дерево буддистов

Подходим к деревне Лола. Отсюда открывается красивый вид на приблизившуюся к нам цепь Нимба. На переднем плане слева древовидный молочай из семейства молочайных (Euphorbiaceae). Встречается в Африке, Индии, изредка в тропической Америке. Справа цветущая плюмерия — храмовое дерево буддистов из семейства кутровых (Аросупасеае). От деревни Лола пешеходная тропа ведет к местной научно-исследовательской станции, учрежденной еще французами.

Станция представляет собой постройку в виде большой вытянутой в длину казы. В настоящее время работа здесь законсервирована. Центральный обширный зал казы поддерживается колоннами из цельных стволов пиптадений, которые достигают, как говорилось, в высоту сорока двух метров. Нам рассказывают, что эти колонны ставились вручную. В той же казе помещается стол диаметром метра в два — это поперечный срез ствола того же дерева-гиганта — пиптадении.

Лиановый мост. На следующий день после посещения цепи Нимба нам удалось увидать знаменитый в Гвинее лиановый мост через речку Диани.

Лиановый мост через реку Диани

Полтора часа пути от Нзерекоре по красной от цвета почвы дороге через влажный, тропический лес привели нас первоначально к довольно большой деревне островерхих каз, расположенной рядом с мостом. Эту деревню занимало племя гёрзе.

Пройдя минут десять пешком, мы очутились на берегу реки Диани. Это была река средней ширины, которая лишь в своих верховьях текла по территории Гвинеи, а далее, пересекая границу, спускалась в Либерию, прокладывая себе путь к океану.

Река была живописна и, как почти все тропические речки, текла между зелеными стенами непролазной, склонившейся к ней точно «пушистой» растительности из разнообразных деревьев и кустарников.

Над рекой был перекинут этот необыкновенный мост, сплетенный из лиан. Довольно сильно провисая в срединной части, он плавно покачивался над водой. О мосте говорили, что он — единственный в мире и что нигде больше таких мостов не встречается. Это было, конечно, большим преувеличением, и в литературе, например, указывается, что совсем недалеко от Гвинеи — в Габоне подобный же мост перекинут через реку Огове, в ее верховьях. Тем не менее мост был все же более чем необычен и производил впечатление.

Представьте себе грандиозный гамак, сплетенный из толстых и прочных лиан и закрепленный такими же лианами на высоте двенадцати-пятнадцати метров на деревьях, растущих на берегах.

Для того чтобы попасть на мост, надо было подняться по висячей веревочной лестнице со ступеньками из деревянных планок, привязанной к тем же деревьям, на которых висел этот «гамак». Его глубина равнялась ста-ста двадцати сантиметрам; низ, сплетенный из туго стянутых лиан, служил «дорожкой», которая, однако, прогибалась под ногами, не давая прочной опоры.

Мост больше всего провисал в срединной части, поднимаясь здесь не более двух метров над водой.

Ходить по такому мосту и даже стоять на нем было очень трудно. Он качался от малейшего движения. Я сделала много фотографий с моста, но каждый раз это сопровождалось риском упасть на дно этого все время колеблющегося сооружения.

Плантации хинного дерева в Середу. Посещение лианового моста было заключительным этапом нашего знакомства с Нзерекоре и его окрестностями. В дальнейшем перед нами был обратный путь в Конакри. Но все же нам удалось внести в это возвращение элемент нового, еще не познанного, включив в программу заезд в Середу с его известными плантациями хинного дерева, краткую остановку в Масента и двухдневное пребывание в Канкане.

И вот снова дорога по-прежнему, как и все последнее время, красной лентой бежит перед нами через чащу темно-зеленого леса. Цепь Нимба больше не видна, но выросли новые высокие горы Середу, тоже покрытые сплошной пеленой тропической растительности.

Через какой-нибудь час мы уже подъезжали к заповеднику Середу. Заповедник расположен на самой границе с Либерией, и здесь, в центре этого обширного заповедника, в самой чаще экваториального леса, помещается станция, занимающаяся исследованием биологии хинного дерева (Cinchona из сем. мареновых — Rubiaсеае). Это ее основная задача.

Первые плантации хинного дерева были заложены в Середу в 1939 году на полянах, вырубленных среди девственного тропического леса. Организуя станцию в горах, проложили прекрасную дорогу, сохранившуюся и поныне в отличном состоянии. Плантации хинного дерева занимают в заповеднике двести гектаров. Самая верхняя и притом самая обширная из них называется «пятый участок». Она находится на высоте 1100 метров.

Хинное дерево было введено в культуру в зоне гвинейского экваториального леса французами, и эта проблема считается в настоящее время успешно разрешенной.

В числе исследовательских работ, проведенных станцией, большим достижением явилось выведение новых сортов хинного дерева, в свежей коре которого содержится до семнадцати процентов хинина, в то время как рыночную ценность уже имеет кора, содержащая от сырого веса только шесть-девять процентов хинина.

Известно, что до сих пор не создано искусственного заменителя, равного по силе его действия хинину, и поэтому понятно, насколько большое значение имеют эксперименты, проводимые станцией, с целью выявления наилучших условий для произрастания хинного дерева в Тропической Африке, а также выведения новых сортов с более высоким содержанием хинина в коре. Надо сказать, что в настоящее время в Середу строится завод для получения хинина.

Пробираясь через чащу леса, мы долго поднимались, любуясь все еще непривычным для нас величием и могуществом тропической растительности.

Мы успели добраться до пятого участка километров в пятнадцати от здания станции и выйти ненадолго из автобуса, чтобы посмотреть на плантации хинного дерева. Но более подробно осмотреть лаборатории, подольше походить по плантациям и тем более попристальнее заглянуть в тропический лес мы не смогли.

…Прекратилась видимость. Ливень с градом величиной с крупный крыжовник, молнии, раскаты грома, дикие порывы ветра — это налетел торнадо. Сломались и упали две гигантские сейбы с диаметром стволов метра в полтора-два и перегородили нам дорогу. Проехать стало невозможно, нужно было ждать прибытия вызванной аварийной машины, которая должна была распилить и растащить куски упавших деревьев.

Но ждать не хотелось, и мы решили искать обходный путь. И вот мы выехали на такую дорогу, на которой едва не опрокинулся наш автобус.

Началось с того, что у нас погасли фары. Мы вышли из автобуса и пошли пешком, освещая дорогу ручными фонариками. Но дорога была не близкая, и фонарики потухли. В полной темноте, ежеминутно ожидая, что автобус перевернется, буквально ощупью, каким-то чудом мы выбрались на старый путь, куда к тому времени прибыла аварийная машина.

Было обидно недосмотреть интереснейший заповедник в Середу, но зато удалось во второй раз перечувствовать торнадо. А ведь это тоже была Гвинея.

Остановка в Масента. Наш самолет из Масента в Конакри улетал в одиннадцать часов тридцать пять минут дня, и, чтобы не опоздать на него, путь из Середу в Масента пришлось проехать ночью. Снова не повезло — ведь дорога шла тропическим лесом.

Ночевали в Масента. Утром продрогли. Было плюс девятнадцать градусов.

Масента — чудесное местечко, к которому высокие горы под пеленой непроницаемого влажного тропического леса подходят вплотную. Городок небольшой, чистенький, привлекательный и какой-то радостный.

Утром до отлета самолета удалось побывать на базаре. Он был, по-моему, самым красочным, самым многолюдным, самым шумным и самым веселым из всех виденных мною в Гвинее.

Затем осмотрели чайные плантации, но сбор чая на них еще не начинался.

В заключение посетили школу для подготовки учителей. Здесь нас очень заинтересовали рисунки, развешанные по стенам в виде наглядных пособий. Все они были выполнены в модернистическом стиле, и я снова смогла отметить, что такое направление в искусстве пользуется успехом в Африке.

Лесная Гвинея. Базар в Масента

Вначале, после взлета в Масента, было чудесно.

Высокие горы, покрытые волнами мягко окутывающего их тропического леса, сопровождала нас.

Сама Масента и следующие за ней селения лишь небольшими пятнами выделялись на фоне окружающего их зеленого океана.

К селениям тянулись красные, как цвет почвы, ленты дорог.

Казы. Некоторые из них группами стояли среди леса, словно на круглых красно-желтых подносах голой земли, лишенной каких-либо признаков зелени. Это были деревни, занявшие выжженные участки леса.

Но только двадцать минут ландшафт радовал глаз. Исчезает тропический лес, исчезают гари. Селения становятся редки. Пустынно, скучно. Саванна сменила лес.

Появилась река Мило с ее желтыми отмелями. Лишь узенькие каемочки зелени оторачивают ее берега. Потянулись желтые участки различных культур. Безнадежно однообразная равнина. Мы опускаемся в Канкане, пробыв в воздухе тридцать минут.

Два дня в Канкане. По пути с аэродрома, при въезде в город, фотографирую сейбу с сидящими на ней тридцатью грифами.

Останавливаемся в отеле для туристов при вокзале. От комаров не спала почти две ночи.

Сам город очень большой. Европейские домики чередуются с вклинивающимися среди них большими участками каз. Домики редко в два этажа, как, например, наш отель, а чаще одноэтажные.

Рынок помещается под крышей, и на нем не пришлось видеть той яркой, пестрой толпы, как на открытых рынках. Товаров много, и особенно тканей с характерными рисунками и расцветками. Точно так же большой выбор лефа — плетеных из волокон пальмы рафии — плоских кругов, употребляемых для посуды вместо крышек. Около рынка продают занятные глиняные коричневого цвета «макитры» с рельефными изображениями крокодилов и каких-то стилизованных «уродцев».

Река Мило протекает через город. Мост через нее находится недалеко от нашего отеля. К нему ведет красивая, широкая, тенистая аллея из огромных деревьев манго. Внизу под мостом в течение всего дня стирают белье. Это яркая и интересная картина. Народу всегда много. Выстиранные вещи тут же сушат, раскладывая их на желтом песке отмели. Песок, как ковер, покрывается яркими, пестрыми пятнами различных тканей, юбок-пани, камизолий, платков для головных повязок и других выстиранных вещей.

Кроме того, и сами женщины очень красочны. Длинными вереницами переходят они через мелкую в этом месте реку, унося на головах тазы с выстиранными вещами или принося грязные для стирки. Тут же рядом купаются, плескаясь и перекликаясь между собой, мальчишки.

На следующий день я ездила на такси на пляж, отведенный для иностранцев. Здесь Мило не так широк, но довольно живописен. Он неглубок, но отмелей нет. Пляж хороший, но и здесь кабины отсутствуют.

Вечером у нас было хорошее развлечение — смотрели выступление жонглеров-акробатов. Вот что мы увидали. На сцену вышли десять человек исполнителей. Все они выстроились в один ряд. В центре стояла девушка, по виду лет шестнадцати, а по сторонам от нее располагались девочки меньшего возраста. Самой маленькой, как мне сказали, было года четыре. Барабаны громко били. Все были в масках и в течение всего представления непрерывно трясли в такт головами.

Почти одновременно с женскими масками на сцене появился мужчина, тоже в маске, и в качестве «главного» стал вызывать то ту, то другую стоящую в ряду маску и проделывать вместе с ней разные номера.

Иногда же он заставлял масок работать без него. Все маски поодиночке прошлись на руках, загнувши ноги на спину и вперед по направлению к голове, до смешного напоминая гигантских насекомых.

Затем сцепившиеся маски кувыркались друг через друга. Для следующего номера «главный» вызвал самую маленькую девочку. Она прыгнула, обвив его, как пояс, после чего, не обращая на нее внимания, он проделывал вместе с ней такие номера, как будто она действительно была только поясом.

Заключительный номер состоял в том, что «главный» вертел в воздухе вызванную маску сначала за одну руку, а потом за одну ногу.

Теперь несколько слов о климатических условиях в Канкане по сравнению с Конакри.

Климат Канкана гораздо более тяжелый. Очень жарко и душно, так как нет океана, который смягчает духоту в Конакри. Приведу для сравнения температуры воздуха, записанные мною 13 марта для Канкана и для Конакри от 16 марта, когда я туда вернулась.

После Канкана климатические условия в Конакри, от которых я и вообще не страдала, мне показались буквально райскими.

Вернулись в Конакри. Последний перелет из Канкана в Конакри. Он продолжался примерно полтора часа. Это было повторением старого — все время неизменно скучная саванна,

В одном месте ее жгли и были видны бегущие ленты огня.

И только в самом конце зазвучал торжественный, заключительный аккорд в виде грозного Фута-Джаллона с его плоскими вершинами, вертикальными провалами, «крепостями», прямоугольно очерченными выступами скатов и величественными ступенями каменных лестниц.

Мы прилетели в Конакри. Наше странствование кончилось. Я много видела и пережила много волнующих чувств. Это никогда не забывается.