Танцы в песках

Глава 2

— Ну, вот мы и дома. Вот мой дом родной!

Джеймс, в явно приподнятом настроении, пронес багаж Лизл через коридор — и Лизл затаила дыхание, когда они проходили через тяжелую дубовую дверь. Дом имел вид основательный и невозмутимый, но, когда Джеймс провел Лизл к огромной винтовой лестнице, ее пронзил холодок. То не был холод физический, ощутимый, или тот холодок, который чувствуешь от усталости в дороге. И поежилась она невольно не от ветра или холода.

То было чувство удрученности, которое испытываешь, когда ощущаешь неправильность своего поведения: чувство неловкости и смущения. Лизл почувствовала настороженность и неприязнь в самом доме, будто сам дом говорил ей, чтобы она возвращалась туда, откуда приехала.

— Бриджит! — позвал Джеймс, открыв дверь в глубине зала. — Бриджит! Наша гостья прибыла — не оставите ли вы свои занятия и не покажете ли гостье комнату? — И вновь улыбнулся Лизл своей чарующей улыбкой. — Обед будет через час. Я занесу ваш багаж наверх и взгляну, где там Хэрри. Удивительно, что ее нет. Непохоже на нее, чтобы она пропадала где-то, когда приезжает гость.

Через несколько минут Лизл показали ее комнату: Бриджит оказалась престарелой домработницей, которая с одышкой взобралась по лестнице и открыла для Лизл дверь комнаты в конце длинной галереи.

Джеймс последовал за ними и поставил на пол багаж; затем жизнерадостно подмигнул Лизл и сбежал по лестнице, чтобы заняться поисками тетушки. Бриджит постелила постель, показала Лизл ванную и проинформировала на наречии, густо пересыпанном ирландскими словечками, о распорядке дня. Когда она ушла, Лизл приняла душ и, завернувшись в белое полотенце, перерыла свой багаж в поисках подходящей одежды. Она отыскала шелковые брючки и в тон им свободный верх. Когда она уже была готова спуститься вниз, Лизл присела в кресло и прикрыла на минуту глаза. Она вновь и вновь пыталась отыскать мысленно ту тайную струну, которую Джеймс задел в ней.

Она нетерпеливо пожала плечами, так и не поняв этого, и поднялась. Подойдя к окну, Лизл сдвинула тяжелый бархатный занавес, чтобы оглядеть двор. Небо было угольно-черным, но в слабом освещении двора она смогла рассмотреть, что дом очень старый, сложен из серого камня и с остроконечной крышей, а его фасад совершенно скрыт под густой порослью плюща. Верхние ярусы плюща нависали над вершинами деревьев, открытые всем ветрам, в то время как нижние опирались на стеклянные стены оранжереи.

Лизл поежилась, закрыла окно и взглянула на часы. Бог мой, как хочется есть, подумала она. Она взяла сумочку и пошла вниз, пытаясь избавиться от неуютного ощущения, которое не покидало ее со времени приезда. Когда она спустилась, голос Джеймса разрушил ее самопоглощенность.

— Надеюсь, вы нашли в своей комнате все необходимое?

Она сделала над собой усилие и пробормотала благодарность за заботу и роскошную комнату, которую Ловеллы приготовили к ее приезду в Ханахине, всей душой желая, чтобы неожиданная депрессия прошла. Она почувствовала прикосновение руки Джеймса. Джеймс провел ее в столовую.

— Думаю, вам необходимо перекусить. А, вот и Хэрри!

Он сказал это, когда стеклянная дверь, ведущая в столовую, открылась, и в полосе света Лизл увидела крошечную хрупкую фигурку. Джеймс взял Лизл за руку и подвел к крошечной женщине. В наступившей тишине Лизл услышала торжественное тиканье старых дедовских ходиков в дальнем углу и вновь ощутила странное чувство — будто она ступала в прошлое.

— Хэрри, хочу представить вам знаменитую Лизл Эдриан. Она умирает от голода — скоро ли будет обед?

Лизл была совершенно уверена, что ее пристально осмотрели — даже обозрели. И женщина, и этот дом, казалось, застыли во времени, а наметанный взгляд Лизл отметил, что нежная блузка и жилет цвета лаванды поверх твидовой юбки стоят приблизительно втрое дороже, чем её собственный шелковый наряд. Лизл также заметила невероятной величины сапфир, блиставший в перстне на костлявой левой руке дамы.

Пока две дамы стояли, молча меряя друг друга взглядами, Лизл убедилась, что Хэрриет очень выдержанна, а также в том, что когда-то она была очень красива. И все же выглядела она такой хрупкой и нежной, что порыв ветра, казалось, способен унести ее прочь. Ее седые волосы были мягкими, но густыми, и были уложены в высокую прическу, а лицо ее, хотя с истончившимися чертами, было свежим на вид.

Лизл машинально двинулась ей навстречу, протянув руку для приветствия, однако остановилась, заметив холодный блеск враждебности в старых серых глазах. Хэрриет протянула ей мягкую, с хорошим маникюром ручку, однако пожав ее, Лизл не ощутила теплоты. Улыбка Хэрриет Ловелл была любезно-вежливой, но искренности в ней не было. Хэрриет вновь окинула Лизл с головы до ног.

— Как поживает ваша бабушка? — Голос Хэрриет был мягок, сух, и совершенно лишен эмоциональной окраски.

— Бабушка в порядке, шлет вам свой привет.

— Вы очень хорошенькая, моя дорогая: почти так же хороши, как все про вас говорят.

— Спасибо, и благодарю вас за то, что вы позволили мне отдохнуть у вас. Я с нетерпением ждала приезда в Ханахин: бабушка мне много о вас рассказывала.

Тонкие брови приподнялись — и Лизл постаралась убедить себя, что она лишь воображает себе холодность этой женщины, что в ее глазах не было враждебности. Но затем, если у Лизл и были сомнения в том, что ей здесь не рады, они тут же испарились: она убедилась в том, что Хэрриет может быть нежной и душевной, как только появилась в дверях столовой тоненькая темноволосая девушка.

Старушка обняла девушку так, будто нашелся потерявшийся ребенок. Грациозно изогнувшись, девушка освободилась, наконец, из объятий Хэрриет и направилась к ним, чтобы поздороваться.

Она была красавицей. Темные волосы оттеняли серо-голубой цвет ее глаз и нежную светлую кожу.

— Джеймс, дорогой. — Голос ее был глубоким, низким; она обняла Джеймса за шею и поцеловала его. — Прости, я так скучала по тебе с утра.

— Энид, — Джеймс повернул к ней лицом Лизл, — я бы хотел представить тебе Лизл Эдриан.

— О, конечно, — засмеялась Энид, окинув Лизл с головы до ног быстрым испытующим взглядом. — Привет, Лизл. Я думаю, ты не надеешься на то, что мы станем друзьями: ты слишком красива, чтобы можно было тебе доверить Джеймса. Мне ненавистна мысль, что ты можешь похитить его у меня.

Это было сказано девушкой с таким юмором, что Лизл ничуть не обиделась. Она тоже засмеялась и проговорила:

— Привет, Энид.

Всем существом своим чувствуя взгляд Хэрриет Ловелл у себя на затылке, она добавила:

— Не волнуйся, я никогда не ем мужчин на отдыхе. Это плохо влияет на пищеварение.

— Слава Богу, мне полегчало, — засмеялся Джеймс. — Давайте-ка по бокальчику шерри, пока будет готов обед.

Они ушли в маленькую уютную залу, прилегающую к столовой, и Лизл огляделась вокруг: элегантность мебели, обшитой атласом, и старинного мраморного камина гармонировала с ощущением, не покидавшим ее в этом доме. Они уселись перед мерцающим в камине огнем, причем Джеймс удобно расположился на софе, а Энид поместилась на ее подлокотнике, слегка облокотившись на плечо Джеймса.

Хэрриет Ловелл, держась необыкновенно прямо, уселась на стул с высокой спинкой, и обстановка стала сразу же столь уютной и домашней, что Лизл начала думать, будто ее дурные предчувствия — всего лишь реакция на усталость после долгого путешествия.

Сама Лизл уселась на краешек стула, и тут же Хэрриет заговорила с Энид.

— Ты ведь останешься пообедать с нами, Энид?

— Конечно, Хэрри: ведь я не видела Джеймса целый день, так что берегла себя для него на вечер.

Обращение Хэрриет с Энид было дружеским и теплым, совершенно отличным от тона, которым она говорила с Лизл.

— Теперь, после помолвки с моим племянником, ты должна проводить у нас больше времени. У нас есть что обсудить перед вашей свадьбой. Ты должна воспринимать Ханахин как свой родной дом.

При этих словах девушка со смехом встала со своего места.

— Я всегда рассматривала Ханахин как свой дом, Хэрри. — Затем, обращаясь к Джеймсу и ероша его темные волосы, добавила: — Джеймс, дорогой, не хочешь ли пойти со мной? Майк просил тебя о помощи: одна из лошадей захромала. — Она обернулась в Лизл: — Вы простите нас за минутное отсутствие?

— Конечно.

Джеймс поднялся во весь рост и последовал за Энид.

Когда они вышли, Хэрриет обратила свои ледяные голубые глаза на Лизл.

— Такая милая, благоразумная девочка.

Лизл отчаянно пыталась скрыть за широкой улыбкой свое непонятное разочарование, наступившее при известии о грядущей свадьбе Джеймса и Энид. Почему она была так раздосадована, узнав о помолвке Джеймса и Энид — она не могла понять, поэтому предпочла слушать болтовню старой леди. Прислушавшись, она разгадала в голосе Хэрриет нотки тоски.

— Я так рада, что она выходит замуж за Джеймса. Я всегда думала о ней как о дочери, которой у меня в жизни не было.

Обед был скучным и чопорным, поэтому Лизл, несмотря на свой волчий аппетит, так и не смогла воздать должное сочному ростбифу и оценить превосходное вино. Не однажды тетушка Джеймса во время обеда обращалась к ней, поэтому для Лизл было большим облегчением, когда обед был закончен, и они пожелали друг другу спокойной ночи. И уже гораздо позже, когда ушла Энид, Лизл и Джеймс сидели перед камином, попивая кофе. Внезапно Лизл почувствовала острую усталость.

— Есть в этом доме еще кофе? — Голос Лизл нарушил царившую в доме полную тишину. Но сам голос был вялым и усталым.

Она увидела, как он резко поднял голову.

— Все кончилось, но я могу поднять Бриджит, чтобы она приготовила еще.

— Нет, забудьте об этом, слишком поздно, — покачала головой Лизл.

Она обняла себя руками и вновь взглянула на Джеймса. Наверное, он почувствовал ее взгляд, потому что долго глядел ей в глаза ответным взглядом. Тишина в комнате нарушалась лишь мерным ходом часов да треском поленьев в камине. Лизл встряхнулась. Глаза ее закрывались, веки отяжелели.

— Вы можете чувствовать себя в Ханахине как дома, — мягко сказал он. — Можете уходить и приходить, когда вам заблагорассудится.

— Спасибо, мне здесь очень нравится, — вежливо, но слабо сказала она. — Мне нужно вдохнуть свежего воздуха.

Он внимательно наблюдал за ней, так что она была вынуждена отвести взгляд, и уставилась на свои сложенные на коленях руки.

— Когда в любви не везет, нужно вдохнуть свежего воздуха, не так ли? — тихо проговорил он.

Лизл не подняла головы. Она смотрела вниз, будто завороженная видом своих рук. Она чувствовала, что он слишком о многом догадывается. Когда Лизл, наконец, решилась поднять на него глаза, то увидела, что он все еще улыбается, хотя и продолжает наблюдать за ней.

— Вы, очевидно, хорошо знаете, каково это. — Лизл нарочно сказала это небрежно-легко, потому что слишком устала от душещипательных разговоров.

Джеймс рассмеялся. Он взял свой бокал и допил содержимое.

— Я-то не знаю, как раз. Я свободен, как птица. Совершенно не избалован женской лаской и намереваюсь таким и остаться.

Лизл взглянула не него удивленно:

— Но вы же помолвлены — как вы можете говорить о своей свободе? Мне только что представляли ваше невесту.

Он вновь рассмеялся, а затем откинулся на спинку стула, и озорная улыбка заиграла на его красивых губах.

— У Хэрри навязчивая идея, что мы с Энид составляем идеальную пару. Все только и ждут, когда же мы поженимся: все, кроме меня и Энид. Мы росли с нею вместе, и уж так сложилось мнение окружающих — а мы не сочли нужным это мнение развенчивать. Она помогает мне с лошадьми, а иногда и в работе галереи в Лондоне: сама она не рисует. Наверное, будет вполне естественно, если когда-нибудь мы и в самом деле поженимся: я к ней очень хорошо отношусь. Но если один из нас встретит свою судьбу, другой будет счастлив пожелать ему удачи. — Он встал и отставил бокал.

— Вряд ли справедливо, что вы помолвлены — и при этом надеетесь встретить кого-то другого.

Джеймс издал сдавленный смешок.

— Я не то чтобы надеюсь, то есть я не ищу кого-то другого намеренно, но если так случится, то что же? Но я не даю вам заснуть — а вы устали.

— Я очень жизнестойка, однако не возражаю против того, чтобы пойти поспать. Слишком тяжелый был день.

— А я думал, что актеры по ночам не спят.

— Да, но только тогда, когда мы проспим весь день напролет.

Он предложил ей руку, чтобы она встала с кресла. Его рука легла на руку Лизл, мягко потянув ее из кресла, и вот уже неожиданно они стоят лицом к лицу. Его лицо разгладилось, напряжение дня спало. Они стояли и нежно улыбались друг другу, и его улыбка странно на нее действовала. И эти чувства были столь необычны и неожиданны для нее, что она резко повернулась и неловко сказала извиняющимся тоном: "Спокойной ночи, Джеймс".

— Я провожу вас до вашей комнаты.

Он проводил ее наверх по лестнице и вдоль галереи, обняв ее легко, но уверенно, как любовник, за плечи. Лизл было приятно это прикосновение, однако слишком интимное ощущение заставляло ее нервничать.

Когда они достигли ее комнаты, он улыбнулся и проговорил:

— Спокойной ночи, Лизл Павла Леонтина Адрианович. Хорошего сна — и увидимся завтра.

Когда Джеймс ушел, Лизл тихо закрыла дверь и некоторое время стояла, опершись на нее спиной. Близилась полночь; она подошла к окну, открыла его и всей грудью вдохнула воздух. Дождь прекратился, и со стороны моря дул свежий ветер. Некоторое время она стояла у окна и думала о Джеймсе, затем повернулась и двинулась к постели. Ноги были ватными. Она быстро разделась и зарылась под одеяло.

Менее всего Лизл желала бы сейчас влюбиться в кого-то, но вот здесь, в самой отдаленной точке южной Ирландии, она начинает дрожать, как только вспомнит о прикосновении Джеймса Ловелла. Она ворочалась на шелковых простынях — и ее тело начинало уже тосковать по его телу.

Лоб ее пересекла морщина. Что бы подумала эта странная тетушка, если бы узнала о ее теперешних мыслях? Старуха не делала секрета из того, что не одобряет Лизл. Стоит, наверное, изменить мнение тетушки об актрисах. И с этой мыслью Лизл заснула.

Лизл спала допоздна и проснулась следующим утром от звона чайного подноса: Бриджит поставила поднос возле ее постели. Лизл потянулась, чувствуя себя посвежевшей и отдохнувшей, довольная оттого, что впереди был яркий необычный день.

— Доброе утро, Бриджит, — улыбнулась она, выходя из постели и одевая шелковый халат шафранного цвета.

Старушка, наливая чай, пробормотала приветствие, а Лизл тем временем подошла к окну, вдыхая свежий соленый воздух.

— Какой чудесный день! Благодарение Богу, дождь прекратился.

На дворе сияло солнце; все деревья стояли как осыпанные золотом, и на зеленые лужайки падали их тени. Она посмотрела поверх деревьев и увидела туманную линию горизонта. Душа ее исполнилась ощущения, что праздник начинается.

Но, переведя взгляд от этого чарующего зрелища наступающей весны, она заметила движение у ворот. Ее сердце упало. Ошибки быть не могло: там толпились журналисты и операторы с камерами. Даже высокие ворота не скрыли их от ее глаз. Репортеры выглядели одинаково, где бы они ни находились — и где бы она не находилась, они были везде. Итак, ее отпуск ни для кого не был секретом.

— О, нет! — пробормотала она. — Не хочу верить!

— Мисс Хэрриет в ужасном расстройстве, мисс, — отметила Бриджит. — Они не желают уходить. Говорят, им нужны фотографии мисс Эдриан на отдыхе.

Лизл отодвинулась подальше в тень занавеса, чтобы скрыться от вездесущих глаз. Это был ад кромешный. Она, стараясь быть незамеченной, раздвинула занавесы и снова посмотрела вниз. Лизл увидела высокую фигуру Джеймса, яростно указывающего журналистам "вон", и хрупкую фигурку Хэрриет, стоящую в дверях дома.

Лизл быстро приняла душ, оделась и к тому времени, когда она была в холле, Джеймс уже входил через дверь: лицо его было каменным и явственно выражало раздражение от присутствия в их доме посторонних людей.

— Я искренне надеюсь, что эта команда не станет ошиваться здесь до конца вашего пребывания, — весьма злобно начал он. — У меня были на сегодня планы показать вам некоторые интересные места, но теперь уж увольте: никто, будучи в здравом уме, не станет выходить за забор, когда снаружи поджидает эта свора волков.

— Я дам им интервью, и, возможно, они оставят нас в покое.

Джеймс произвел неопределенный звук и молча проследовал в гостиную. Лизл хотела было следовать за ним, однако сухой голос Хэрриет Ловелл остановил ее.

— Пройдите в столовую, Лизл. Ваш завтрак был готов много часов назад — и уже остыл.

Голос был непререкаем, отрывист и подразумевал полное подчинение. Вот оно, начинается, подумала Лизл — и пошла за Хэрриет, одетой в неизменный твид, в столовую.

— Я позвоню Бриджит, чтобы она принесла завтрак вам в комнату.

— Пожалуйста, не беспокойтесь. Я пила чай с бисквитами, и этого мне довольно.

Двое женщин стояли друг против друга в неловкой тишине, причем Хэрриет Ловелл одновременно поглядывала в окно на группу репортеров. Затем старая леди неохотно обернулась к Лизл и посмотрела ей в глаза; именно в этот момент Лизл поняла, что приобрела вечного врага; ни один из них не сможет одержать верх над соперником.

Она тяжело вздохнула и сцепила пальцы рук.

— Мне очень жаль, что мой приезд был причиной таких неприятностей, мисс Ловелл, но я надеюсь, что если я соглашусь дать им короткое интервью, они уедут и оставят вас в покое.

— А если не оставят?

— Тогда уеду я.

Тетя Хэрриет угрюмо произнесла:

— Ну что ж, вполне справедливо, я полагаю. — Затем она долгое время пристально рассматривала Лизл, и ее холодный, враждебный взгляд заставил Лизл поежиться. — Будем надеяться, что это ваше интервью даст желаемый результат, но вам лучше было бы приготовиться к отъезду. Я и в самом деле не считаю благоразумным принимать у себя особу вроде вас. У Джеймса и Энид и без того мало времени друг для друга, и мне вовсе не нравится идея, что он будет вас повсюду возить, как он предложил утром.

— Нам, по-видимому, стоит предоставить решать это самому Джеймсу. — Тон Лизл был вежлив, но внутри у нее все закипело от злости на эту крошечную леди, которая стояла тут перед ней, высоко и надменно держа седую голову. — Я вовсе не просила, чтобы меня всюду эскортировали. Я вполне способна развлекать себя сама.

— Тогда я устраиваю интервью для прессы сегодня днем.

— О, нет, — быстро ответила Лизл. — Я думаю, будет лучше, если я сначала обсужу это с Джеймсом: пусть он решит, какое время для интервью более подходит.

Старая леди выпрямилась во весь свой малый рост, а затем злобно посмотрела на нее. Не говоря ни слова, она повернулась и вышла из комнаты.

Когда она ушла, Лизл испустила долгий вздох и буквально плюхнулась в кресло. Полагать, что старуха начнет испытывать к ней симпатии — означало бы стать самой большой в мире оптимисткой. Но почему, спрашивала себя Лизл, почему старуха так невзлюбила ее? Бабушка уверяла, что ее старая подруга будет самой гостеприимной и ласковой хозяйкой. Или это оттого, что она решила, будто Лизл станет угрозой для ее планов женить Джеймса на Энид? Неужели их брак так много значит для нее?

Она вышла в холл, чтобы найти Джеймса. Чем скорее пресса будет удовлетворена или неудовлетворена, выяснив, что здесь нечем поживиться — тем скорее они уедут и оставят ее в покое.

Она подошла к гостиной и увидела, что дверь ее слегка приоткрыта; Лизл легонько толкнула ее — и вошла. Джеймс сидел у телефона. Когда она вошла, он метнул на нее взгляд из-под красивых бровей. Она заговорила, и он услышал напряженные нотки в ее голосе.

— Ваша тетушка была очень расстроена поведением прессы: не будете ли вы возражать, если я дам интервью? Возможно, тогда они уедут.

Его голос приобрел неприятные, жесткие нотки:

— Следовало бы давно убрать их, — коротко произнес он. — Меньше всего я желал бы видеть в окрестностях Ханахина прессу. Это расстраивает не только тетушку; я сам не желаю их видеть здесь.

— Не желаю этого и я, и я приношу еще раз свои извинения, как уже принесла их мисс Ловелл. Не понимаю, как они разнюхали, что я здесь.

— Но они разнюхали-таки! — Он опять метнул на нее взгляд. — Все это дело рук вашего бой-френда, очевидно… и всех поголовно интересует этот грязный скандальчик вокруг вас…

Лизл застыла на месте, однако прервала его поток слов так мягко, как только могла:

— Итак, вы уже составили обо мне свое мнение: вы и ваша тетушка?

Его темные глаза испытующе уставились на Лизл.

— Но вы ведь не будете отрицать все, что говорят о вас и Тони Шератоне, так?

Лизл глубоко вздохнула. Как она могла отрицать? Из их романа пресса устроила настоящее пиршество грязных слухов; и, сколько она ни уверяла, что все это совершенно не так и то был обычный роман, это ни к чему не привело. Лизл знала, сколько в этом грязи и неправды, и, выслушивая обвинения Джеймса, чувствовала, как закипает в ней давняя злость, а сама она вновь погружается в кошмар и душевную боль, от которых едва-едва избавилась.

В воспоминаниях снова всплыли угрожающие жесткие складки вокруг красивого рта Тони Шератона, когда она окончательно, как ей думалось, прощалась с ним; и теперь, слушая обвинения Джеймса и видя его темные от ярости глаза, она молча глотала горечь.

Однако, когда она заговорила, голос ее был спокойным, и она хорошо контролировала себя.

— Я не обязана никому — в том числе и вам — отчитываться о своей личной жизни, однако, как ваша гостья, я, возможно, обязана восполнить вам ущерб от неприятностей, которые возникли по моей вине — если я дам некоторые объяснения.

— Не мое это дело, и вы ничего не обязаны объяснять.

— Разумеется, я не обязана. Но все было не так, как об этом трезвонит пресса.

Джеймс пожал плечами.

— Я думаю, это всегда так, правда?

Лизл уселась в кресло с высокой спинкой возле двери и твердо выдержала его взгляд.

— Я встретилась с Тони, когда мы запускали съемки "Сестер Иудеи". Я и раньше, разумеется, слышала о нем — но кто в нашем бизнесе о нем не слышал?

Выражение лица Джеймса было недобрым. Она продолжала:

— Поначалу мы просто понравились друг другу, а только некоторое время спустя мы начали встречаться вне съемок; поначалу выпивали вместе после репетиций или вроде того… и очень скоро в газетных хрониках нас практически поженили. — Джеймс пристально следил за ней взглядом, а она сидела перед ним спокойно и продолжала: — И только позже, много позже, я выяснила, что он…

— Я догадываюсь.

Лизл зло отреагировала:

— Как вы можете догадываться? Что вы вообще об этом можете знать?

— Я прочел об этом.

— Да. Вы можете прочесть об этом, как и миллионы других. И вот вы читаете, что некая пустоголовая экранная дива, эдакая шикарная кошечка по имени Лизл Эдриан закрутила роман с женатым мужчиной! Как же жестокосердна бывает пресса!

— То есть вы пытаетесь уверить меня, что все это — неправда?

Лизл набрала в легкие побольше воздуху.

— Нет, не пытаюсь. Это правда… частично. Но ни в одном издании не написали, что когда я выяснила… выяснила… — ее голос снизился до шепота, — …о Сюзанне, я оставила его сразу и уехала домой.

Джеймс расхохотался, и не было сомнения в иронии его смеха.

— О Бог мой! Неужели вы хотите сказать, что этот человек обманул вас относительно своего семейного положения? И вы хотите, чтобы я вам поверил?

— Он на самом деле обманул меня. Я ничего не знала о его жене, в особенности того, что она была тогда больна.

— Больна! Каково! Женщина много месяцев находится в коме — и это результат, между прочим, езды в автомобиле с пьяным мужем-водителем — а вы, этакая невинная овечка, не знаете этого?

— Я не знала! Правда! Не знала!

Джеймс встал и мрачно посмотрел на нее, а затем разочарованно пожал плечами.

— Ну что ж, меня это не касается. Но мы в осаде у репортеров, и это меня касается. Мы организуем пресс-конференцию прямо сейчас, и потом, возможно, мы все хотя бы чуточку отдохнем.

Он резко повернулся. Что-то в его глазах заставило ее сердце забиться. Он был очень импульсивен. Внезапно ей захотелось понравиться ему.

Это глупо! Ей так досталось от недавнего романа, что она поклялась себе: ни один мужчина не сможет увлечь ее снова. Она приехала сюда зализывать раны — и вот попалась снова. Всего-то два дня зная Джеймса Ловелла… Она обманывала саму себя, желая его одобрения и любви, и трепетала от восторга каждый раз, как только он обращал на нее взгляд!

— Вы должны поверить мне, Джеймс.

Уже у самой двери он обернулся к ней, и выражение злости на его лице исчезло, а взгляд был сочувственным. Он протянул ей руку.

— Успокойтесь, моя бедная маленькая непонятная русская Снегурочка; давайте проведем эту пресс-конференцию, и тогда я вам покажу красоты Ханахина.

Итак, что бы там ни думала о ней его тетушка, этот человек не был ей врагом. То, как он улыбался ей, заставляло ее верить ему и любить его все более. Она ступила шаг навстречу ему, приняв его руку и улыбнувшись в ответ.

— Не могу дождаться, когда же я увижу красоты Ханахина.

Он провел ее в холл. Идя с ним рука об руку, Лизл приметила фигурку Хэрриет Ловелл возле лестницы. У нее был такой вид, будто она кошка, собирающаяся съесть сметану.

Сердце Лизл забило тревогу.