Танки оживали вновь

ГЛАВА VIII. В БОЕВЫХ ПОРЯДКАХ

Наши войска отбросили врага от Ленинграда далеко на запад, а с севера над городом по-прежнему нависала угроза. Противник находился в сорока — пятидесяти километрах от города.

Было известно, что в течение 1941–1943 годов немецко-финское командование восстановило на Карельском перешейке и в Карелии разрушенные во время войны 1939–1940 годов укрепления линии Маннергейма. На перешейке противник сосредоточил карельскую группу войск, насчитывающую семь пехотных дивизий (2, 3, 4, 10, 15, 18 и 19-я), одну бронетанковую (всего до 100 тысяч солдат и офицеров, 700 орудий и минометов). Кроме того, в межозерном районе действовала оперативная группа «Олонец» в составе четырех дивизий: 5, 7, 8 и 11-я (свыше 76 тысяч солдат и офицеров, 580 орудий и минометов). До трех пехотных бригад было развернуто на медвежьегорском направлении, что составляло свыше 54 тысяч солдат и офицеров, 300 орудий и минометов.

Всего, таким образом, от побережья Финского залива до озера Среднее Куйто противник имел 14 пехотных и одну бронетанковую дивизии, три пехотные, одну кавалерийскую и две бригады береговой обороны, а также отдельные части, что составляло примерно около 230 тысяч солдат и офицеров, 1660 орудий и минометов.

Войска Ленинградского и Карельского фронтов превосходили противника по численности, но надо было прорывать мощные оборонительные укрепления, особенно на направлении главного удара советских войск — на Карельском перешейке, а это создавало дополнительные трудности.

Теперь нам известно, что по замыслу Ставки разгром противника на Карельском перешейке намечалось осуществить в ходе Выборгской операции, которая слагалась из наступления войск на Карельском перешейке и действий сил Краснознаменного Балтийского флота. По плану Военного совета Ленинградского фронта главный удар наносился в Приморском районе на Кивенаппа, вдоль железной и шоссейной дорог Белоостров — Выборг, вспомогательный — вдоль Ладожского озера.

Командование Ленинградского фронта тщательно готовило операцию на выборгском направлении, проводило переброску крупных сил, в том числе и бронетанковых, с юго-западной части фронта на Карельский перешеек.

После разгрома гитлеровцев южнее и западнее Ленинграда танкисты ремонтировали машины, сколачивали экипажи, решали отдельные боевые задачи. Для них перегруппировка означала как бы возвращение в исходное положение, которое они занимали перед прорывом блокады. Смысл этого маневра не все, конечно, знали, однако каждый выполнял порученное дело с полной отдачей сил. Особенно большая нагрузка выпала на штабы.

Впервые оказавшись в группе разработки плана обеспечения перегруппировки бронетанковых войск с юго-запада на Карельский перешеек, я близко познакомился с работой офицеров-операторов, которые, как мне думалось, занимались мелочными, никому не нужными расчетами, графиками, рисованием множества карт, их переделыванием, звонками в части вроде по пустячным вопросам, таким, как: «Длина моста в пункте «Н»?», «Глубина ручья?», «Как погода?» и прочее. Но это мнение было глубоко ошибочным. В комнате операторов шел уже бой, хотя в это время на нашем участке фронта наметилось затишье. На картах, исполненных разноцветными карандашами, графиках, таблицах и множестве других документов было зафиксировано расположение десятков тысяч людей, сотен танков, машин, запасов, состояние дорог, способы передвижения, отдых, учеба, рубежи развертывания, наконец, динамика боя на различных его этапах.

Оператору нельзя ошибаться, ибо любая его недоработка, упущение, неточно рассчитанная, хотя и красиво вычерченная красная стрела на карте может оказаться роковой. Войска могут понести неоправданные потери в людях и технике и не добиться решающего успеха. Операторы, привлеченные к разработке плана, офицеры служб штаба бронетанковых войск фронта во главе с начальником штаба полковником Н. А. Полевым понимали всю ответственность возложенного на них задания, тщательно готовили расчеты, глубоко и полно разрабатывали необходимые документы.

Полковник Полевой привез от начальника штаба фронта указания командующего фронтом генерала армии Л. А. Говорова о сроках подготовки бронетанковых войск и общих задачах, которые возлагались на них. Исходя из этих указаний, требовалось чуть ли не в одну ночь разработать для каждой части в отдельности конкретные задачи. Объем работы был очень большой, но никто не жаловался. Надо — значит, надо. Таков закон был у операторов, и не только у них. Нам пример в работе подавал сам начальник штаба бронетанковых и механизированных войск фронта полковник Н. А. Полевой. Это был довольно сухой, неразговорчивый человек, каждое слово, каждый шаг которого, казалось, были рассчитаны и заранее продуманы. И его манера передавалась подчиненным, ближайшим помощникам — начальнику разведки полковнику А. Коробейникову, начальнику связи подполковнику А. В. Кравченко, начальнику самоходной артиллерии полковнику П. П. Фарутину и другим. Небольшой коллектив штаба работал как хорошо отлаженный механизм.

Внезапность нанесения удара была одним из важнейших факторов успеха операции. Поэтому перегруппировка бронетанковых сил намечалась в сжатые сроки. Кроме того, сделать ее надо было совершенно скрытно. Это особенно касалось тех танковых частей, которые перебрасывались из района Гатчины к Сестрорецку, Белоострову через Ленинград.

На Карельский перешеек сосредоточивались основные силы бронетанковых войск фронта: 1, 30, 152-я танковые бригады, 46-й тяжелый, 27, 236 и 260-й танковые полки. Кроме того, здесь же были сосредоточены 394, 396, 397, 938, 952 и 1222-й самоходно-артиллерийские полки. Перегруппировка осуществлялась в основном по железной дороге и только ночью. Погрузка танков в эшелоны — дело нелегкое. Рамп не было, их надо было строить. Сосредоточивать много техники в местах погрузки тоже было нельзя. Танковые бригады и полки порой перебрасывались даже подразделениями. Кроме того, некоторые эшелоны просто гонялись туда и обратно, чтобы ввести в заблуждение противника.

Все это вызывало большие трудности как в управлении частями и соединениями, так и в их материальном, техническом и медицинском обеспечении. Разбросанность частей и подразделений, отсутствие достаточного количества автотранспорта, заправочных и подвижных медицинских средств вынуждало организовывать пункты обслуживания в районах погрузки, выгрузки и на маршрутах движения танковых подразделений за счет средств фронта, централизованно. Из имевшихся трех (21, 23 и 27-я) ремонтных баз для технического обеспечения перегруппировки было задействовано до 90 процентов их сил и средств.

Все это в конечном счете обеспечило своевременное и скрытое сосредоточение бронетанковых войск. Противник уверовал в полное затишье на Карельском перешейке. Командование врага отдало даже приказ об увеличении отпусков с фронта для выполнения сельскохозяйственных работ.

Успешно было осуществлено и скрытое сосредоточение бронетанковой техники на исходные позиции перед началом боя. Наши ремонтные базы также отвечали за исправность и выход каждого танка в назначенный район.

И вот 9 и в ночь на 10 июня 1944 года мощные артиллерийские и авиационные удары Ленинградского фронта и Балтийского флота обрушились на противника. Тысячи снарядов и бомб точно накрыли оборонительные сооружения врага, его артиллерийские и минометные батареи, узлы дорог и железнодорожные станции, тылы и места сосредоточения живой силы и техники.

Ответный огонь противника 9 июня помог раскрыть систему его обороны. Решительное же наступление наших войск началось на следующий день после повой мощной артиллерийской и авиационной подготовки. Первый же день наступления принес успех. Был прорван передний край противника, и, несмотря на упорное сопротивление врага, наши войска устремились вперед.

Однако, как и в любом бою, войска несли потери. Поэтому здесь же в боевых порядках наступающих шли эвакуаторы и ремонтники. Мне с небольшой группой было приказано произвести своего рода разведку района для последующего развертывания эвакуационных и ремонтных средств, а также оказать помощь передовым частям 220-й танковой бригады. Танкисты участвовали в разведке боем. Без этого нельзя было в полной мере выявить огневую систему и минные поля противника. Помнится, в направлении Мусталово в разведке вместе с 1-м батальоном 62-го стрелкового полка 10-й стрелковой дивизии участвовала рота танков под командованием старшего лейтенанта А. В. Попова. За ней шли два тягача моей технической группы, так как танковой бригаде своих эвакосредств недоставало. Находясь на первом тягаче с заместителем командира танкового батальона майором И. М. Кубраковым, мы видели, как танкисты были встречены сильным фланговым огнем противника, который он вел из бронеколпаков. Они попали в огневой мешок, были отсечены от пехоты. Вперед тоже нельзя было продвинуться — за первой траншеей противника, куда ворвались танкисты, оказалось минное поле. Один за другим выходили из строя танки. Старший лейтенант Попов пытался во что бы то ни стало выполнить задачу, однако она оказалась очень трудной. Ночью нашей группе удалось оттащить два поврежденных танка и быстро их восстановить.

Утром мы перешли на левый фланг бригады, где в направлении Камешки действовали две танковые роты под командованием капитана М. Д. Кононова. В мое подчинение придали еще три тягача с задачей обеспечить эвакуацию в Старый Белоостров, где действовала группа танков в составе двенадцати машин под командованием лейтенанта В. А. Майстренко. Оба офицера были очень смелые. Прежде чем идти в бой, они по-пластунски добрались почти до самого переднего края противника, чтобы уточнить к нему подходы. Такая тщательная подготовка позволила танкистам захватить несколько «языков» и установить огневую систему противника. При этом потери составили всего лишь четыре танка. Эвакуаторы сержанты Лосик, Дмитренко и Павлов под вражеским огнем сумели оттащить боевые машины в тыл на ремонт.

Перед самым прорывом обороны противника танковые соединения и части, входившие в состав 21-й армии (31, 260 и 226-я тяжелые, 27-й и 185-й танковые и 1439-й самоходно-артиллерийский полки), в период артиллерийской подготовки завершили выход в назначенные исходные районы. А с переносом огня артиллерии в глубину начался штурм переднего края обороны противника. Имея перед собой штурмовые отряды и группы разграждения, танковые части совместно с пехотой в 8 часов 30 минут вслед за огневым валом пошли в атаку.

Приятно было сознавать, что до наступления все танке были исправными. И хотя ремонтники не принимают непосредственного участия в бою, но, занимаясь его обеспечением, они видели, как планы, разработанные в штабах, воплощались в жизнь. Видели своими глазами, продвигаясь за наступающими подразделениями.

Вот пошли штурмовые группы. Одну из них составляет взвод тяжелых танков ИС-2, другую — взвод средних танков Т-34 и двух самоходных установок. Впереди каждого танкового подразделения идут саперы. На удалении 300–400 метров следует еще одна группа. Все это в целом составляет штурмовой отряд. Его командир связан по радио с командирами штурмовых групп, руководит их действиями. Отдельные танки все же нарвались на мины, а остальные на полном ходу устремились вперед па вражеские позиции.

Поскольку появились первые подбитые танки, началась и наша работа. Ждать, пока утихнет бой либо передвинется в глубину, мы, разумеется, не имели права. Каждый из нас понимал свою задачу. Общая же организация технического и медицинского обеспечения танкистов была спланирована заранее и заключалась в следующем. Пункты наблюдения, технической и медицинской помощи, созданные из подразделений обеспечения, во главе с офицером (заместитель командира роты, батальона, полка по технической части) на тягачах или без них подходят к поврежденным танкам, не взирая на огонь противника, выполняют свои задачи.

Намеченный пункт сбора поврежденных машин, который было поручено организовать мне на этом направлении, по существу, представлял собой только что оставленное поле боя. Технические средства частей шли вслед за наступавшими и осуществляли главным образом текущий ремонт, не требующий много времени. А мои ремонтные силы и средства — три ремонтные летучки и два тягача — должны были подбирать на поле боя танки, нуждающиеся в более серьезном ремонте.

Уже беглый осмотр показал, что на небольшой площади — 500 м шириной и на глубину до 1000 м — остановились 15 танков, из которых 12 требуют среднего ремонта ходовой части и двигателей, так как были подорваны на больших минных фугасах. Три танка, по существу, нуждались в заводском ремонте. С таким объемом работы нам, конечно, было не справиться. Поэтому я вызвал ремонтную базу фронта, которая была развернута в 10 км от поля боя, а сам со своими ремонтными летучками-тягачами начал двигаться вперед. Километров через пять встретились с эвакуаторами 152-й танковой бригады. Они понесли большие потери в ремонтниках и попросили помощи. Разобравшись в обстановке, понял, что здесь можно развернуться нашим средствам, так как поврежденных танков было немало. Одновременно я послал связного на ремонтную базу за подкреплением.

К вечеру работы развернулись полным ходом. К нам подъехал инженер-полковник Д. П. Карев. Он внимательно выслушал меня, познакомился с объемом ремонта и предложил обойтись имеющимися ремонтными средствами, так как, по его словам, на других направлениях потери были не меньше, хотя на всех направлениях наступление в основном развивается успешно. Всего введено в бой три подвижные танковые группы: ПГ № 1— 152 тбр, 26 тп; ПГ № 2–1 тбр, 27 тп; ПТ № 3 — 30 тбр, 252 сап, 94 иптап.

Поврежденные танки продолжали поступать. Экипажи рассказывали о том, что боевые действия на всех участках носят исключительно упорный характер. В районах Манила и Хиреля было отбито шесть контратак противника, восемь — у опорного пункта Яппиля. И все же успех обозначился везде, а на отдельных участках войска продвинулись на 10–15 км.

На темпе наступления сказывалась местность. Путь танкам преграждали огромные валуны, надолбы, сосны, обойти которые было почти невозможно, да и обходы были заминированы. Впереди идущие наверняка знали, что если их танк не подобьют, так он подорвется, но тем самым проложит путь товарищу. Танковые подразделения в большинстве случаев шли колоннами, на значительном удалении друг от друга.

Это значительно усложняло работу нашей службы. Приходилось организовывать наблюдение чуть ли не за каждым танком в отдельности. Людей для этого, конечно, не хватало. О местах, где находились поврежденные танки, мы узнавали самыми различными способами: от раненых, членов экипажей поврежденных танков, медицинских работников. На наших пунктах наблюдения никого не оставалось: чтобы увидеть танки, надо было идти вперед.

Находясь на наблюдательном пункте 1-го батальона 220-й танковой бригады, я и сам убедился, что отсюда ничего не увидишь. Вместе с капитаном И. Д. Строгановым и его двумя эвакуаторами сержантами Громовым и Клименко мы пошли по танковому маршруту 2-й роты. Метров через 800 встретили поврежденный танк. На нем работал заместитель командира роты старший техник-лейтенант П. И. Дронов. От экипажа остался только радист. Механик-водитель и командир танка были тяжело ранены, лежали здесь же. Ротный санитар, сделав перевязку, пошел искать батальонный медпункт.

А бой продолжался. Мимо нас, обходя поврежденный танк, двигались вторые эшелоны. Им навстречу шли раненые. По этому единственному колонному пути пока нельзя было эвакуировать танки.

«Что же делать?» — задумался я, возвращаясь на свой пункт сбора поврежденных машин. По дороге мне встретился офицер пз нашего отдела капитан Лукин. Он передал, что всех офицеров отдела собирает генерал Шестаков.

Оказывается, генерал В. И. Баранов, побывав на переднем крае и увидев сложившуюся обстановку, приказал Шестакову перераспределить ремонтно-эвакуационные средства по направлениям и максимально приблизить их к боевым частям. Поэтому Шестаков, заслушав наши краткие доклады, приказал двигаться со своими ремонтно-эвакуационными средствами непосредственно за частями, не эвакуировать поврежденные танки, а ремонтировать их там, где они находятся. Это в корне меняло обычную организацию эвакуации и ремонта, которая применялась нами на других участках фронта. И применительно к данной местности это решение было единственно правильным. Созданные подвижные ремонтно-эвакуационные группы (отряды) работали по направлениям (непосредственно в танковых частях).

Продвигаясь с наступающими, по существу в их боевых порядках, мы, ремонтники и эвакуаторы, были свидетелями мужества и героизма танкистов.

Командир взвода лейтенант Т. П. Авдеев с ремонтником сержантом А. И. Ивановым, который заменил погибшего механика-водителя, смелым броском вывел танки к восточной окраине Каллелево и уточнил расположение противотанковых орудий противника и систему его заграждений. Затем, продолжая разведку, установил наличие противотанкового рва и минного поля. После этого вызвал огонь нашей артиллерии и стал его корректировать. Это обеспечило продвижение наших танков и пехоты. Противник, оставшийся на восточной окраине Каллелево, открыл огонь по танку Авдеева. Танк был подбит, члены экипажа ранены. Но данные о месте расположения противника и его силе Т. П. Авдеев сумел передать по радио командиру. И задача была выполнена — противник уничтожен.

В ходе боевых действий на правом берегу реки Сестра экипаж лейтенанта Авдеева снова отличился. Своим танком он прикрыл амбразуру дзота и пропустил вперед свою пехоту. Когда же открыл огонь второй дзот, Авдеев вышел из танка, подполз к дзоту и взорвал его связкой противотанковых гранат. Авдеев был снова ранен. Его подхватили эвакуаторы, которые тянули в укрытие его танк с перебитой гусеницей. Авдеев отказался покинуть поле боя. По его приказу экипаж танка вместе с эвакуаторами и ремонтниками сержантами Громовым и Дмитренко притащили гусеницу, натянули ее, и танк снова пошел в бой. Потом мы с радостью узнали, что правительство по достоинству оценило героические действия лейтенанта Т. П. Авдеева, присвоив ему звание Героя Советского Союза. Награждены были и члены его экипажа, а также эвакуаторы.

Героизм, мужество и отвагу проявили воины 46-го танкового полка под командованием подполковника П. В. Лапина. Впереди части действовала разведка во главе с командиром танкового взвода гвардии младшим лейтенантом К. В. Петровым. Противник поджег танк Петрова, однако экипаж сумел погасить огонь. Вскоре танк подорвался на мине. Младший лейтенант Петров вел огонь по противнику, а его экипаж тем временем вылез из танка через нижний люк и исправил повреждение. И танк снова пошел в бой. Вскоре он попал в ловушку-яму. Фашисты выскочили из-за укрытия, набросили на танк брезент, лишив таким образом экипаж наблюдения. К счастью, подоспели наши эвакуаторы старший сержант Грюнов и сержант Бойчук. Огнем из пулемета, установленного в тягаче, они разогнали противника. Воспользовавшись этим, механик-водитель старший сержант Б. Е. Пушкарев залез в яму и увидел, что танку мешают бревна, образующие препятствие. Под прикрытием тягачей Пушкарев заложил под бревна связку гранат. Взрывом разметало бревна, и Пушкарев вывел танк из западни. Однако загорелся брезент, остававшийся на танке. Младший лейтенант Петров открыл люк и, обжигая лицо и руки, на ходу стал сбрасывать горящий брезент. Тягач шел за танком, прикрывая его. Но Петрова настигла вражеская пуля. Командование танком взял на себя пулеметчик-радист М. П. Куценко. Он сумел уничтожить дзот и продержаться до подхода главных сил полка.

Несмотря на смелые и решительные действия советских воинов, темп наступления все же начал падать. Многие танки нуждались в дозаправке и пополнении боеприпасами. Это обстоятельство очень беспокоило генерала Баранова. Он приказал всем офицерам штаба, кроме оперативной группы, немедленно выехать на поле боя, уточнить обстановку и сделать все возможное, чтобы танки были обеспечены всем необходимым. Паузы в наступлении не будет. Командующий войсками фронта генерал армии Л. А. Говоров решил с ходу приступить к взламыванию обороны противника на приморском участке в направлении Мурила, Йоханнес, выйти в тыл линии Маннергейма на выборгском направлении.

В ночь на 18 июня танкисты сливали горючее, изымали боеприпасы из подбитых танков и доставляли все это к исправным машинам на руках, под огнем противника. Они выполнили свой долг, и утром 18 июня, когда начался прорыв, танки шли первыми на врага. 19 июня советские войска вышли в тыл линии Маннергейма. В этот же день она была прорвана на всем протяжении от побережья Финского залива до железной и шоссейной дорог Ленинград — Выборг.

Как потом выяснилось, новая полоса обороны противника в глубине перешейка была сильнее и неприступнее ранее известной линии Маннергейма. Однако и эта полоса обороны была прорвана. Войска 23-й и 21-й армий Ленинградского фронта и первая и вторая танковые группы на десятый день наступления приблизились к Выборгу, а 20 июня штурмом освободили город-крепость. В это же время третья подвижная танковая группа подошла к Койвисто и овладела им. 21 июня перешли в наступление войска Карельского фронта. В тот же день был освобожден город Павелец, а 24 июня — столица Карело-Финской ССР Петрозаводск.

К концу июля танкисты вместе с войсками Ленинградского фронха вышли к советско-финской границе, и Финляндия прекратила военные действия.

Нам, штабникам, как говорится, не дали «почивать на лаврах». Командующий БТ и МВ генерал В. И. Баранов, прибывший с заседания Военного совета фронта, приказал штабу разработать план перегруппировки некоторых бронетанковых частей в обратном направлении — с Карельского перешейка под Кингисепп и Нарву. Через сутки новая задача: рассчитать и высказать мнение по созданию подвижной танковой группы и ввода ее в прорыв. Тут уж было не до отдыха.

Мне довелось работать сначала в узком, а затем в широком кругу людей, разрабатывающих, организующих и осуществляющих перегруппировку танковых войск. Сначала все казалось простым и легким. Моя обязанность, как я представлял себе при получении задачи, состояла в том, чтобы наметить на карте все, что приказано, а затем вручить для исполнения тому или иному командиру. Так, по крайней мере, думал я, когда был вызван к начальнику штаба полковнику Н. А. Полевому вместе с другими офицерами для уточнения задачи.

Когда речь шла о сроках и направлении перегруппировки — все было ясно. Но вот поставлен вопрос о том, чтобы до конца перегруппировки все танковые части были доукомплектованы. А где взять танки? Еще не отремонтированы все те, которые были подбиты под Пулково, Пушкином, Гатчиной, Волосово, Ропшей и в других местах. Много осталось неотремонтированных танков в результате Выборгской операции. А ведь даже небольшой средний ремонт танка требует от одних до нескольких суток, и то лишь при наличии запасных частей. А где их взять в таком количестве? Кроме того, где взять столько ремонтных баз, чтобы одновременно ремонтировать все танки? Их нет. И не у начальника же штаба спрашивать, как выполнить такую задачу.

Я доложил обо всем заместителю командующего бронетанковыми и механизированными войсками фронта генералу Шестакову, только что прибывшему из частей. Он собрал весь инженерно-технический состав: эвакуаторов, ремонтников, снабженцев, чтобы изучить возможности, найти верные решения. Ведь отремонтировать надо было ни много ни мало — 150 танков и самоходных установок. Срок — две недели. В первую очередь наметили: кому куда ехать, что делать, что выяснять.

Объезд танкоремонтных ленинградских заводов и по левых ремонтных баз позволил наметить план ремонта около 80 единиц. JIo этого было мало. Снова обратились к ленинградским рабочим. И они выручили. На трех заводах были созданы десять ремонтных бригад, которым выделили необходимый инструмент и запасные части. Уже на вторые сутки они выехали в пункты сбора поврежденных машин. Круглосуточно работали полевые танкоремонтные базы. Широко развернулся ремонт (даже средний) непосредственно в частях. Для ускорения ремонта из каждой части и запасного учебного танкового полка фронта были направлены экипажи, которые помогали ремонтировать танки.

Задание Военного совета фронта было выполнено в срок. Было отремонтировано даже не 150, а 170 танков.

С большими трудностями мы столкнулись при создании подвижной танковой группы (ПТГ). Предусматривалось, что все планирование боевых действий группы, перегруппировка ее и обеспечение будут идти через штаб бронетанковых и механизированных войск фронта. В соответствии с этим указанием было приказано разработать специальный план. Меня назначили заместителем командующего танковой группой по инженерно-танковой службе.

Это было несколько неожиданное для меня известие, но радостное. «Наконец-то снова боевое дело», — не без удовлетворения подумал я.

Однако радость была преждевременной. Назначенный командующим танковой группой генерал И. М. Хасин, собрав командование группы, потребовал разработать мероприятия по проверке состояния, укомплектования частей группы личным составом, материальной частью и запасами, а также провести рекогносцировку дороги от Нарвы на Гдов, Псков и по возможности далее, в обход Чудского озера до Тарту, выяснить возможности сосредоточения по этой дороге танков и автомашин, так как по предварительным данным она находилась в непроезжем состоянии.

Одним словом, мне снова надо было браться за карты и расчеты, выезжать в войска, чтобы уточнить степень их обеспеченности. Очень быстро почувствовалась сложность обязанностей на новой должности. Если раньше, например, мне, как представителю штаба, приходилось уточнять, советовать, обещать доложить командованию, то теперь меня спрашивали конкретно: как быть, допустим, с танками, которые не имеют моторесурсов? Когда будет пополнение? Как обстоит дело с горючим, боеприпасами, транспортом для их подвоза? В общем, вопросы один другого сложнее. И их надо было решать самому.

Объехав части, я начал анализировать, думать, как и что нужно сделать, чтобы работа шла более целеустремленно, а главное, была выполнена в точно назначенные сроки и в соответствии с требованиями командующего. Связался с генералом Н. Н. Шестаковым, доложил ему свои сомнения и трудности, с которыми столкнулся в ходе работы. Он обещал подъехать и выделить в помощь офицеров. Действительно, через два часа после разговора они приехали в штаб группы. Дали мне, как говорится, линию, и к утру я закончил планирование.

Только сообщил частям, кому, что и сколько дается средств, как штаб запросил: в каком порядке будут следовать ремонтные части? Где и как будут пополняться запасы танкистами? Какие и где будут развернуты пункты технического обеспечения? Сколько маршрутов надо для колонн обеспечения? Эти вопросы были для меня новыми, и я пошел к начальнику штаба полковнику Н. В. Новикову, сказал, что не могу справиться с обязанностями, возложенными на меня, потому что многое не знаю.

Он улыбнулся и спокойно ответил:

— Вы думаете, что я все знаю. Давайте вместе подумаем. Вот смотрите, — показал он на карту, — здесь пойдут танковые части. Теперь прикиньте, как лучше организовать их техническое и материальное обеспечение.

Изучая карту, я узнал, откуда и куда пойдет каждая часть, в каких местах предусмотрены привалы, график прохода частей через перекрестки узлов дорог и многие другие ценные сведения.

По совету начальника штаба мною была сделана своя карта с расчетами по выдвижению, развертыванию ремонтных частей, указанием мест размещения тягачей, пунктов п способов дозаправки — где из бочек, где из цистерн. Получилось даже красиво — карта исчерчена цветными карандашами и сетками графиков.

Пришел на доклад к командующему группой генералу И. М. Хасину. Он внимательно просмотрел карту, расчеты, походил по комнате, а потом спросил:

— Вы, товарищ майор, в академии не учились?

У меня мелькнула мысль, что генералу, по всей вероятности, понравился мой доклад, и я подчеркнуто ответил:

— Никак нет!

— Вот так бывает часто за партой, молодой человек: красиво рисуется, да не всегда получается. Но там другое дело, а здесь, на фронте, эта красота шаблона не годится.

Последние слова генерала были подобны ушату холодной воды, которым меня окатили. Генерал, заметив мою растерянность, спокойным тоном начал разъяснять, в чем он увидел нереальность плана и расчетов.

— Во-первых, вы теперь отвечаете за организацию танкотехнического обеспечения группы в целом, а не за каждую часть. Поэтому ваш план танкотехнического обеспечения должен отражать главным образом то, чем вы сможете оказать помощь танковым войскам, что берете на себя, на свои ремонтные средства и что должны делать сами части. Во-вторых, я вот только что привез указания командующего, и в них есть вопросы, которые вас касаются. Вы, пожалуйста, ознакомьтесь с ними и внесите в свой план коррективы, к обеду доложите начальнику штаба, а затем мне. В-третьих, учтите при доработке плана, что ремонтные части и транспорт с запасами вслед за танками по колонным путям не пройдут. Я даже затрудняюсь сказать, пройдут ли везде танки, — выразил беспокойство генерал. — Что касается основной дороги на Кингисепп, то на отдельных участках она пришла в полную непригодность для движения автотранспорта. Свяжитесь через начальника штаба группы и уточните инженерные и дорожные части, которые могут вам помочь, — закончил генерал.

Так состоялось мое по-настоящему первое посвящение в заместители командующего подвижной танковой группой по инженерно-танковой службе.

Спасибо начальнику штаба ПТГ полковнику Н. В. Новикову. Он выделил мне несколько офицеров, попросил у Н. Н. Шестакова усиления, и работа вроде бы начала спориться.

Я быстро убедился, как важно найти каждому вопросу свое место, то есть разобраться с процессом подготовки и самой перегруппировкой, правильно распределить имеющиеся силы и использовать их, исходя из конкретной обстановки. Причем никого не подменяя, не опекая и максимально помогая делом там, где больше всего в этом нуждаются.

Не будем рассматривать общий замысел Таллинской операции в сентябре 1944 года и действия подвижной танковой группы. Об этом уже достаточно написано. Речь пойдет об отдельных деталях организации танкотехнического обеспечения ПТГ.

Группа создавалась из усиленных (1, 30 и 220-й) танковых бригад, отдельных (26, 86 и 221-й) танковых полков и двух (397-й гвардейский и 1294-й) полков самоходной артиллерии. Перед ней ставилась задача войти в прорыв с рубежа реки Аммэ с целью развития успеха 2-й ударной армии и овладения узлами шоссейных дорог в районе Торма, Мыра. В последующем надо захватить рубеж Авинурме, Симуна.

Подвижная танковая группа должна была сосредоточиться в районе Тарту, которым овладели войска 1-й ударной армии 3-го Прибалтийского фронта. Осуществить это было не так просто. Дороги от Нарвы через Сланцы и из Кингисеппа на Сланцы, Гдов, Псков и на Тарту, как об этом и предупреждал меня генерал Хасин, были совершенно разрушены. А ведь надо было переместить 599 танков и самоходно-артиллерийских установок, в том числе 319 танков и самоходно-артиллерийских установок из состава ПТГ и 280 танков и самоходно-артиллерийских установок из состава танковых частей 2-й ударной армии. К этому времени была восстановлена только одна железнодорожная ветка от Кингисеппа до станции Гдов. Поэтому перевозку войск по железной дороге приходилось производить кружным путем по линии: Нарва, Кингисепп, Гатчина, Луга, Псков. Однако и здесь возникали неразрешимые трудности, так как Псковский железнодорожный узел был загружен оперативными перевозками 3-го Прибалтийского фронта.

Чтобы представить себе масштаб перегруппировки 2-й ударной армии и подвижной танковой группы, приведу такие данные: по полному бездорожью и по единственной железной дороге с крайне ограниченной пропускной способностью надо было за 10 дней перебросить на расстояние 300 километров три стрелковых корпуса со средствами усиления в составе одиннадцати артиллерийских и минометных бригад, четырех танковых бригад, шестнадцати отдельных танковых и самоходно-артиллерийских полков и одной зенитной артиллерийской дивизии.

Для прокладки дорог и маршрутов были переброшены 10 дорожных батальонов фронтового резерва. Оборудовали несколько переправ: одна в районе Гудская Речица специально для перевозки боеприпасов и три переправы в районе Пнево — для перевозки техники и путевого транспорта. Кроме того, были привлечены плавсредства 25-й отдельной бригады речных катеров.

Для стрелковых войск, легкой артиллерии, автотранспорта и снабженческих грузов штаб Ленинградского фронта установил два маршрута: первый — Нарва, Гдов, Залахтовье, Ремда и в район переправ — Пнево, Махикорма; второй — Нарва, Гдов, Залахтовье, Ялюк, Псков в обход Псковского озера. На маршрутах движения выставлялись офицерские посты регулирования.

К сожалению, график передвижения войск с самого начала не выдерживался. Если с 4 по 20 сентября через Теплое озеро (пролив, соединяющий Чудское и Псковское озера) было переправлено свыше 135 тыс. человек, 9100 автомашин, 2183 орудия и миномета, 13200 лошадей, 6300 повозок, 8300 кухонь, 2830 т боеприпасов и 6700 т продовольствия, то танковая группа все еще была в пути. Шли в тяжелейших условиях бездорожья. Зачастую танки просто «тонули» в грязи. Тягачи работали без передышки, вытаскивая застрявшие боевые машины.

Колонны автотранспорта с запасами ПТГ по этим дорогам идти вообще не могли. Их пришлось направлять через Лугу, Псков, Виру. Это более 350 километров. Причем дороги тоже были в скверном состоянии. Но командование фронта решилось на такую глубокую рокировку большого количества транспорта отчасти еще и для того, чтобы скрыть отвод сил с нарвского направления.

Основные силы танковой группы сосредоточились к 16–21 сентября. На ремонт и обслуживание танков после тяжелого марша требовалась по крайней мере неделя. А главное — не подошли еще запасы горючего. Фронтовой склад развернулся в районе железнодорожной станции Гдов, но в группе не было автотранспорта, чтобы подвезти горючее. Генерал И. М. Хасин приказал мне немедленно выехать в штаб ВТ и МВ фронта и решить вопрос о доставке горючего.

По пути в штаб — а он размещался в лесу в районе Медведка под Сланцами — я решил заехать на склад горючего. Там оказалась колонна автомашин из фронтового автобатальона во главе с капитаном П. Д. Ивановым. В его распоряжении было 20 машин, в том числе 10 автоцистерн. Мне удалось уговорить начальника склада и начальника колонны двигаться в район Тарту, а там связаться со штабом и решить: давать танковой группе горючее или нет. Офицер согласился с этим предложением, видимо, потому, что ему была тоже поставлена задача сосредоточиться в районе Тарту.

Поскольку моя задача была решена таким удачным образом, я решил на амфибии переплыть Теплое озеро, чтобы к вечеру прибыть к генералу Хасину. Отъехали от озера километров десять, и вдруг на дорогу вышла группа вооруженных немцев, человек тридцать. Все обросшие, грязные. Я вырвал из кобуры пистолет. Водитель резко затормозил, схватился за автомат. Но что это? От группы отделился рослый немец и, подняв руки, крикнул:

— Мы есть плен. Не стреляйт!

Я оставался в нерешительности. Что делать? Помог случай. Из-за поворота показалась бронемашина, подошла к немцам и остановилась, нацелив на них пулемет. Они тотчас бросили под ноги оружие, подняли руки. Только тогда из бронемашины вышел лейтенант и вслед за ним солдат. Оказалось, лейтенант давно разыскивает эту группу, прятавшуюся в лесу. Когда наши автоматчики начали прочесывать лес, немцам пришлось выйти на дорогу и сдаться в плен. Война для них была окончена.

Лейтенант скомандовал немцам отойти в сторону от оружия, а затем ракетой дал сигнал своей группе, которая прочесывала лес.

Генерал Хасин выслушал мой доклад и приказал подождать автоколонну с горючим. Она не пришла и к вечеру. Не было ее и ночью. Надо было что-то предпринимать. Я выехал по направлению к Выре, откуда должна была подойти автоколонна. Отъехав километров двадцать от Тарту, увидел танки и автоцистерны. Танкисты сливали горючее в машины. Начальника колонны не было. Оп уехал в штаб ПТГ, чтобы пожаловаться на самоуправство командира танковой бригады полковника А. Н. Ковалевского, который задержал колонну и распорядился дозаправить бригаду.

Позднее начальник автоколонны и полковник Ковалевский встретились у генерала Хасина. Один докладывал, что его колонну задержали и отобрали горючее, а другой — что танковая бригада к боевым действиям готова.

— Это как раз то, что надо, — сказал генерал и обратился к капитану Иванову: — Вы свою задачу выполнили. Благодарю вас, — и пожал ему руку.

На этом и закончилась «жалоба» капитана Иванова.

Генерал Хасин вызвал командиров танковых частей, уточнил задачу: быть готовыми к выдвижению вслед за наступающими войсками.

— Окончательный рубеж ввода в прорыв, — объявил генерал, — будет установлен в зависимости от обстановки.

Только собрались расходиться, как в дверях появился командующий БТ и МВ фронта генерал Баранов. Виктор Ильич поздоровался со всеми за руку и попросил командиров частей и офицеров штаба группы задержаться. Затем предложил начальнику штаба группы доложить о расчете времени на выдвижение и ввод ПТГ в прорыв. Полковник Новиков повторил то, что мы уже слышали. Он показал на карте план выдвижения частей группы, рубежи регулирования, время прибытия на эти рубежи и порядок развертывания частей в предбоевые и боевые порядки при вводе в прорыв. Генерал Баранов внимательно слушал, а когда закончил, обратился к командиру танковой бригады полковнику Ковалевскому.

Многие из нас знали, что генерал уважал этого волевого и умного офицера. Знали и о том, что генерал Баранов тем не менее никогда не прощал ему даже малейших ошибок. А. Н. Ковалевский из-за этого даже побаивался Баранова, но никогда ничего от него не скрывал, смело отстаивал свою точку зрения.

Так вот, генерал Баранов спросил Ковалевского, как тот понял задачу, кто, где поддерживает бригаду огнем при вводе ее в прорыв, с кем он взаимодействует, какое решение он примет по выполнении поставленной задачи по рубежам с учетом сил противника.

Полковник, разложив карту, четко, без единого, как мне казалось, лишнего слова (однако самым подробным образом) ответил на вопросы.

Начал он с противника. Показал, где его основные силы, оценил его сильные и слабые стороны. Затем определил роль и место танковой бригады при вводе группы в прорыв и при выполнении последующей задачи. Наконец, изложил свое решение: направление и порядок сосредоточения основных сил, порядок построения и выдвижения, рубежи развертывания и последовательность наращивания усилий в ходе боевых действий, организация взаимодействия со стрелковыми частями, управление.

Я слушал его, и мне, в то время человеку не достаточно опытному в оперативных вопросах, казалось, что все правильно, логично и убедительно. Видно было, что и остальные офицеры с одобрением отнеслись к докладу полковника Ковалевского.

У генерала Баранова оказалось мнение иное:

— Да… Плоховато, товарищ Ковалевский. Стандартно, по-казенному разработали замысел. Так ничего у нас с вами не получится. — И, обращаясь ко всем, спросил: — У вас тоже все так гладко идет?

Произошла какая-то заминка, гнетущая пауза. Ковалевский, раскрасневшись, стоял навытяжку и следил глазами за генералом Барановым, который ходил по комнате и тоже молчал.

Генерал Хасин, присутствующий здесь, тоже почувствовал неловкость, встал. Наконец генерал Баранов подошел к Ковалевскому, положил ему руку на плечо, предложил сесть. Затем, взглянув на часы и обращаясь ко всем присутствующим, сказал:

— Времени у нас маловато, но мы сделаем на пятнадцать — двадцать минут перерыв, пока штаб расставит столы, а затем попытаемся провести проигрыш ввода в прорыв частей танковой группы.

Командиры в душе, видимо, не совсем одобрили такое предложение, так как времени действительно оставалось немного, а надо было еще добраться до своих частей и там, на месте, утрясать многие вопросы. Однако ровно через двадцать минут все они расположились за наспех составленными столами.

Нет нужды во всех подробностях, да и вряд ли это нужно, рассказывать о методике проведения занятий на картах — опа хорошо известна офицерам штабов и командирам. Хочется отметить то новое, что приобрели на этих занятиях командиры.

Танковые части до сих пор действовали как средство поддержки стрелковых частей для совместного прорыва обороны противника и развития успеха. Только в Выборгской операции танковые части выступали в качестве армейских подвижных групп и действовали, как правило, самостоятельно во взаимодействии со стрелковыми частями. Поэтому командиры танковых частей хорошо уяспили порядок развертывания в предбоевые и боевые порядки для совместного с пехотой наступления.

На этот раз речь шла о вводе через боевые порядки пехоты в заранее подготовленный прорыв нескольких танковых частей в составе подвижной группы фронта и стремительном выходе ее на оперативный простор. Такой опыт имели некоторые фронты. Для Ленинградского же фронта это было ново, так как такого ввода большой массы танков здесь еще не осуществлялось.

По-новому стояли и задачи стрелковых и артиллерийских соединений и частей. Они должны были сначала обеспечить ввод в прорыв танковой группы, а затем, используя ее успех, решительно развивать общее наступление.

Все это генерал Баранов терпеливо доводил до сознания командиров частей, и каждый из них понял, что при организации боя своей части он обязан учитывать общий замысел боевых действий, особенно такой вид боевых действий, как ввод в прорыв танковой группы фронта.

Добрался В. И. Баранов и до вопросов обеспечения боевых действий танковой группы. Крепко попало разведчику за то, что не оценил возможные резервы противника, которые могут выдвинуться и нанести контрудар по флангам группы. Инженеру досталось за равномерное, без учета обстановки и задач, распределение инженерных средств. Связисту — за то, что не продумал организацию связи в глубине, особенно с соседями и непосредственно с фронтом.

Мне пришлось расписаться в своем бессилии дообеспечить горючим и боеприпасами танковые части к концу дня, так как не имел от фронта данных о количестве запасов и времени их доставки. Своих же было явно не достаточно.

Заканчивая занятия, генерал Баранов приказал штабу разработать и доложить план рекогносцировки местности, куда предстояло выехать через час всем командирам. Она проводилась до поздней ночи. Каждый командир-танкист побывал на рубежах регулирования, встретился с командиром стрелкового соединения, в полосе которого должны выдвигаться танковые части.

В штабе БТ и МВ мне ничего определенного не сказали. Видимо, они сами ожидали генерала Баранова, чтобы получить от него указания и действовать в соответствии с ними.

К концу ночи возвратились офицеры с рекогносцировки. Пошли первые минуты памятного мне 17 сентября. Уточнив еще некоторые детали, генерал Баранов приказал немедленно разъехаться по частям и о готовности доложить к шести часам утра через командующего группой генерала Хасина.

Около пяти часов утра меня вызвал к телефону Н. Н. Шестаков и приказал к семи часам вечера организовать встречу в двадцати километрах от Тарту двух автоколонн: одна с запасами, другая — ремонтная база.

Весь день 17 сентября я использовал для того, чтобы уточнить состояние техники подходивших к Тарту частей.

С одним из первых я встретился с подполковником Юхновым, заместителем командира 1-й танковой бригады по техчасти. Он доложил мне, что из 80 танков в колоннах 50, 20 должны выгрузиться и 10 застряли в пути либо отстали из-за неисправности. Из ремонтных средств у него пока ничего не было. Автотранспорт, направленный по другому маршруту, задержался у Теплого озера и ожидает переправы. Горючее в танках на исходе. Личный состав устал. В общем картина была неутешительной.

Не лучше обстояло дело и в других частях. И те средства, которые мне обещал направить генерал Шестаков, были, как говорят, капля в море. В самом деле, что значили одна 23-я ремонтная база, способная в сутки выполнить 8—10 ремонтов, и 50 тонн горючего, то есть одна заправка танкового полка! По моим подсчетам, требовалось как минимум 7–8 таких ремонтных баз и не менее 300 тонн горючего… Как хочешь, так и выкручивайся.

В первую очередь я занялся проблемой горючего. Было решено перераспределить горючее, чтобы дозаправить каждый танк до 3Л емкостей баков, то есть примерно на сутки боя. Весь автотранспорт, прибывший в район Тарту, разгрузить, свести в колонну, направить ее за горючим в Гдов с таким расчетом, чтобы к утру она вернулась.

К утру 18 сентября эту сложную задачу в основном удалось решить. Во всяком случае, из частей донесли, что распоряжение по дозаправке танков выполнено.

Другая проблема — восстановление танков. На дорогах их осталось до ста штук. Это целая танковая бригада!

В группе таких ремонтных и эвакуационных средств не было. Из-за отсутствия связи нельзя было повлиять как-то на работу технического состава частей. Поэтому, приехав в штаб группы, я снова связался с генералом Шестаковым, доложил ему о трудностях, просил помочь. Он ответил, что надо принять все меры к восстановлению техники средствами частей, так как ремонтные базы фронта находятся еще где-то за Гдовом и Псковом.

Согласовав решение с генералом Хасиным, я выехал с офицерами штаба в танковые части первого эшелона и на местах с помощью экипажей «ставили на ход» танки.

Войска 2-й ударной армии к исходу 18 сентября прорвали оборону противника на 30-километровом участке от озера Чудское до Кярина и, углубившись в его оборону на разных направлениях от 5 до 18 км, вышли на рубеж Баранья, Коса, Вазу, южный берег реки Аммэ.

Отсюда должна была вводиться в прорыв танковая группа. Однако приказа не поступало. Вспомнил о занятиях, проведенных генералом Барановым. И зачем, мне казалось, он сосредоточивал наше внимание на этих рубежах, если группа задерживается, стоит на месте? А 19 сентября нам сообщили, что командующий фронтом уточнил свое решение о составе и рубеже ввода ПТГ. Теперь в нее входили две (220-я и 30-я) танковые бригады, 27-й гвардейский и 226-й танковые полки, 351-й самоходно-артиллерийский полк и другие части усиления с задачей сосредоточиться в районе Кукулина в готовности к началу боевых действий 21 сентября. Но случилось так, что группа на этом новом рубеже не была введена в прорыв.

Когда группа основными силами подошла к городу Тана, обстановка говорила сама за себя — пора входить в прорыв! Командиры танковых соединений и частей доложили о прохождении нового и последнего рубежа регулирования. Штаб группы находился в крайнем напряжении, ожидая поступления команды. Все переживали, понимая, что это первый случай, когда вводится в прорыв такая мощная группировка танков на Ленинградском фронте. Правда, в поведении командования фронта улавливалась нерешительность. Не ясно было, где лучше всего войти в прорыв: из района Тана или еще выждать, приблизиться к Реквере, а затем стремительно ворваться в Таллин. Дело в том, что противник, по существу, начал уже отход и, очевидно, на его плечах можно было достигнуть поставленной цели. Здесь, конечно, был определенный риск — запасов горючего и боеприпасов хватало лишь на одно крупное сражение. В случае если противник свяжет группу какими-то своими резервами и боевые действия придется вести несколько суток, то наступление может сорваться и гитлеровцы сумеют эвакуировать свои войска через Таллин.

В штабе группы мы прикидываем и так и эдак, а разрешения на ввод группы все не поступало. Это уже казалось странным и непонятным. Тогда мы не знали, что в это время в штабе фронта созрело уже новое решение. Силы подвижной танковой группы разделялись по армиям (2-я и 8-я). Первая подвижная танковая группа — для обеспечения действий 108-го корпуса 2-й ударной армии — в составе 1-й танковой бригады, 221-го отдельного танкового полка (командир подполковник В. Н. Ломов) и 397-го гвардейского самоходно-артиллерийского полка (командир подполковник А. М. Медведев). Возглавил группу командир 1-й отдельной танковой бригады полковник В. Л. Проценко. Вторая — для обеспечения развития наступления 30-го гвардейского корпуса — в составе 152-й танковой бригады, 26-го отдельного гвардейского танкового полка (командир подполковник С. Н. Саенко) и 1294-го самоходно-артиллерийского полка (командир подполковник М. М. Карташев). Возглавил группу командир 152-й танковой бригады полковник А. Н. Ковалевский.

Более поздний анализ обстановки показал, что новое решение было не самым целесообразным. Лучше было все же использовать подвижную группу, хотя и прибывшую с опозданием, для действий в западном направлении с задачей быстрейшего овладения узлами дорог Вильянди, Пярну, Лихула и Хайсану, чтобы не дать возможности врагу уйти к Риге и на острова.

По новому решению ПТГ фронта пришлось перестраиваться на ходу. Было, конечно, обидно, что столько вложили труда в создание фронтовой группы, а теперь надо было ее делить на две части.

С получением новой задачи общее руководство подвижной танковой группы фронта все же не распалось, ее штаб остался как передовой командный пункт для оказания помощи командующему БТ и МВ фронта в управлении и обеспечении теперь уже двух подвижных танковых групп.

В ночь на 21 сентября подвижная танковая группа под командованием полковника А. Н. Ковалевского была оперативно подчинена 8-й армии. До этого, 20 сентября, в 8-й армии были созданы свои две подвижные танковые группы: первая в составе 82-го танкового и 1222-го самоходно-артиллерийского полков и вторая — из 27-го отдельного танкового и 1811-го самоходно-артиллерийского полков. Обе группы получили задачу — к исходу 20 сентября овладеть городом Раквере и наступать на Таллин.

Наступление танковых групп в течение 20 и 21 сентября проходило успешно. Однако в частях все меньше и меньше оставалось танков. Преодолевая болотистую местность и не имея достаточно инженерно-саперных частей, много танков застревало в пути, другие задерживались и не могли одновременно принимать участие в боевых действиях. Боевые потери тоже были значительными.

Хотя противник еще 14 сентября перебросил свою танковую группу «Штрахвиц», чтобы задержать продвижение 3-го Прибалтийского фронта, все же в полосе наступления 2-й ударной и 8-й армий Ленинградского фронта у противника находилось большое количество танков и главное — артиллерии свыше 1800 стволов. И в ходе наступления нашим танкистам приходилось вести ожесточенные бои.

Мне довелось быть в полку, которым командовал полковник С. Д. Чесноков. Это было под Таллином 20 сентября. В полку осталось всего лишь 10 танков. Конечно, и танкисты нанесли противнику громадный урон. Они уничтожили 16 вражеских танков и 17 орудий, более 20 противотанковых пушек, до 35 пулеметных точек, десятки машин, истребили сотни вражеских солдат и офицеров, освободили от оккупантов более 70 населенных пунктов.

Не меньшие потери понес противник и от других наших танковых частей. Но на дорогах вместе с разбитыми танками, артиллерией и другой техникой противника стояли и ждали нашей помощи и наши поврежденные танки.

В моем распоряжении были две ремонтные группы (по 5 человек в каждой) и группа из шести механиков-водителей для доставки танков в части. К сожалению, уже на следующий день от второй группы никого не осталось. Механики-водители не возвращались назад, а уходили в бой. Поэтому пришлось изменить порядок: после того как восстанавливались 5—10 танков, сообщали об этом в штаб бронетанковых войск, а оттуда незамедлительно присылали экипажи из пополнения, которые и забирали танки.

Через сутки положение танковых частей оказалось критическим из-за недостатка горючего и снарядов. То, что выделил фронт, было израсходовано при выдвижении к Тана и в течение первого дня боевых действий.

Положение все ухудшалось. Уже нечем было эвакуировать танки, некому их ремонтировать. Горючего и боеприпасов в бригадном и даже в полковом транспорте почти не было.

Генерал Хасин приказал разъехаться по частям и на месте за счет перераспределения запасов пли изъятия их из поврежденных машин обеспечить танкп всем необходимым. Надо сказать, что и в штабе офицеров оставалось все меньше и меньше. Только за последние двое суток штаб потерял трех человек. Ведь наши офицеры ездили без охраны на мотоцикле или машине. Как правило, противник за штабистами охотится, устраивает засады, чтобы захватить в плен. Выделять же охрану для офицеров штаба не было возможности. Поэтому офицерам, особенно технической и других служб обеспечения, приходилось думать о самообороне.

В этот раз я направился на мотоцикле в 397-й самоходно-артиллерийский полк. Дважды за городом Тапа был обстрелян, но успел проскочить опасное место. В районе станции Лиле, недалеко от разрушенной дороги, нашел полк. В колонне насчитывалось 22 новеньких СУ-152. Полк был знаком еще по переправе через реку Луга у Кингисеппа, когда он своим ходом совершил марш из Красного Села. Помню, во время переправы самоходная установка СУ-152 № 11 сошла с понтона и затонула недалеко от берега. В ней находился только механик-водитель старший лейтенант Ф. П. Коноваленко. Выбравшись на берег, он рассказал, что, когда через открытый люк командира хлынула вода, выйти ему не удалось. Потоки воды сбивали с ног. А вот когда вода заполнила боевое отделение, он легко это сделал.

Я вспомнил аналогичный случай, который произошел со мной в 1943 году, и подумал, что если экипаж оказывается в подобной обстановке, то самое важное — это соблюдать спокойствие и знать, в какой момент можно покинуть танк, находящийся под водой.

В полку многие самоходные установки застряли на дороге. Командир полка подполковник А. М. Медведев сокрушался по поводу того, что случилось. Позорно, как об этом он сам сказал, засадить полк в трясину, когда впереди танкисты Ковалевского несли потери. Хотя и не вина Медведева, что так получилось. На то были объективные причины. Полковник Ковалевский ночью прорывался по дороге. Она оказалась заминированной. Потеряв несколько танков, он сошел с дороги и двинулся по целине. Танки Т-34 прошли хорошо, и полковник Ковалевский успешно выполнил поставленную задачу. Но командование знало, что ему надо помочь, и направило вслед полк подполковника Медведева. Оставив на дороге две подорвавшиеся на минах СУ-152, командир полка тоже пошел по целине. Однако СУ-152 тяжелее Т-34 в полтора раза. На полпути самоходки начали застревать. А тут еще пришлось отражать нападение фашистского подразделения. Словом, полк стал. Пришлось потерять более пяти часов, чтобы вытащить боевые машины, и, конечно, горючего было израсходовано сверх всякой нормы.

Когда все мы вернулись в штаб и доложили генералу Хасину обстановку, он принял решение весь технический состав и ремонтные средства распределить на новые группы с задачей в первую очередь вернуть в строй танки, имеющие небольшие повреждения.

Обо всем донесли и в штаб фронта. Но как они ни старались побыстрее обеспечить нас, запасы и ремонтные средства пришли лишь к утру следующего дня. Видимо, было бы правильней фронту взять на себя обеспечение ввода в прорыв танковых групп, а не распылять их силы и средства.

Конечно, эта оплошность могла привести к тяжелым последствиям, если бы не общий успех, наметившийся на направлениях действий танковых групп. Положение еще более улучшилось, когда начал действовать сформированный командиром эстонского корпуса генералом Л. А. Парном в районе Пудивера подвижный отряд в составе стрелкового полка, танкового и танко-самоходного полка. Этот отряд, совершив за одну ночь стокилометровый марш, сбил сильный заслон противника и вместе с танкистами подвижной группы полковника А. Н. Ковалевского устремился на Таллин.

Для освобождения Таллина командование 8-й армии все танковые части объединило в одну подвижную группу. В нее кроме бригады полковника А. Н. Ковалевского вошли 27-й тяжелый танковый полк майора М. С. Черных, 82-й танковый полк полковника Ф. Г. Грицева, 1222-й майора И. Б. Слуцкого и 1811-й подполковника А. А. Кузина, самоходно-артиллерийские полки и стрелковые подразделения 117-го корпуса и средства усиления. Наступление развивалось стремительно. Танкисты к утру 22 сентября подошли к Таллину.

Первой в город ворвалась 2-я рота 27-го отдельного танкового полка во главе со старшим лейтенантом Я. М. Лобовым. За мужество и храбрость ему было присвоено звание Героя Советского Союза.

В 14 часов 22 сентября 1944 года Таллин был полностью очищен от войск противника.

Танкисты повернули на запад и юго-запад, действуя вместе с войсками 2-й ударной армии.

23 сентября были освобождены Пярну, Халисте и Вильянди. Войска 2-й ударной армии, наступая вдоль Рижского залива, к 16 часам 26 сентября достигли Стайцеля, Мазсалаце и соединились с частями 3-го Прибалтийского фронта. И вместе пошли дальше, громя врага и освобождая ленинградскую и прибалтийскую землю от фашистских оккупантов. Рука об руку танкисты-ленинградцы и танкисты, прибывшие с других фронтов, дрались вместе, как родные братья.

Мне помнится день, когда под Таллином на уточнении задачи встретились командир танкового полка полковник С. Д. Чесноков с Большой земли и командиры танковых бригад полковники А. Н. Ковалевский, В. Л. Проценко, А. Н. Пашков и другие командиры, которые воевали па Ленинградском фронте. Полковник Чесноков в шутку сказал: «Примите в ленинградцы». В этой фразе содержался глубокий смысл. И полковник Чесноков, и многие другие солдаты и офицеры, прибывшие на Ленинградский фронт, считали для себя честью влиться в героическую, мужественную и стойкую семью фронтовиков-ленинградцев.

2 октября 1944 года во фронтовой газете был опубликован приказ командующего войсками Ленинградского фронта Маршала Советского Союза Л. А. Говорова: «Победоносный путь 2-й ударной армии на Ленинградском фронте отмечен блестящими успехами, а боевые Знамена ее частей овеяны вечной славой. Ленинград и Советская Эстония всегда будут свято хранить в своей памяти боевые заслуги доблестной 2-й ударной армии и ее героических воинов — верных сынов отечества».

Конечно, мы, танкисты, тоже были причастны к этой победе.

Еще продолжались бои по освобождению Моонзундского архипелага. Вместе с войсками в этой операции успешно действовали подвижные танковые группы полковников А. Н. Ковалевского и В. Л. Проценко.

Это были уже заключительные удары войск и танкистов Ленинградского фронта, навсегда освободившие колыбель революции от угрозы фашистского порабощения.