Танки вел Алексеев

Только вперед

После тяжелых боев под Ростовом, после многодневного наступления с казачьими эскадронами, после хлопот перебазирования танковой бригады по железной дороге — короткая передышка в тихой деревеньке Рубцово, расположившейся чуть восточнее города Изюма. Танкисты отдыхали, писали письма домой, вспоминали близких, довоенную жизнь, ставшую какой-то очень далекой.

Вместе с бригадой мог наконец отдохнуть и полковник Алексеев. Появилось время вдоволь отоспаться, почитать, попариться в настоящей русской бане. Вечерами на чашку чая к командиру заглядывали Нестеров, Колитенко. При свете керосиновой лампы, под мерное тиканье ходиков они обсуждали ноябрьские и декабрьские бои, свои удачи и промахи, радовались успешному контрнаступлению под Москвой, пытались предугадать последствия подписанной в Вашингтоне Декларации 26 государств о борьбе против стран оси. Вспоминали погибших товарищей, свои семьи, детей.

Степан Кузьмич Нестеров с любовью рассказывал о своих «шустрых», как он ласково называл дочь Любу и сына Евгения. Любе уже восемь лет, пошла в школу, а Жене минуло четыре года. Порывшись в кармане гимнастерки, достал бережно завернутую в плотную бумагу фотографию. С нее глянуло очень молодое лицо с густыми черными вразлет бровями и задорно улыбающимися глазами. Вокруг головы уложены венцом толстые косы.

— Вот она, моя Тася, семнадцати лет за меня замуж вышла, совсем молодюсенькая, — проговорил он, довольно улыбнувшись. — Это я сейчас такой лысый, а молодой ничего был. Поженились мы, когда я приехал с Зеравшана, где строил плотину по комсомольской путевке. Я думал, холостяком останусь, да вот Тасюту встретил!

Чувствовалось, что Нестеров очень любит свою жену, детей. Василий Михайлович, наблюдая за ним и Колитенко, еще раз отметил, какие они разные, не похожие друг на друга.

В отличие от живого, общительного, энергичного, порой вспыльчивого начштаба, Григорий Павлович был человеком уравновешенным, спокойным, пожалуй, излишне гражданским. В Красную Армию он пришел из запаса незадолго до войны. До призыва работал начальником политотдела совхоза «Гигант» в Ростовской области. В военную жизнь втягивался медленно. Мечтал по окончании войны растить хлеба на ростовских тучных черноземах. Вечерами рассказывал о казачьих обычаях, о станичных колхозах, о тракторах и комбайнах. «Не комиссаром тебе быть, Григорий Павлович, а наркомом земледелия», — шутил Нестеров.

Иногда Степан Кузьмич приносил с собой гитару. Наговорившись о последних событиях в бригаде, о сводках Советского информбюро, напившись чаю, он брал гитару и приятным баритоном запевал: «Тучи над городом встали, в воздухе пахнет грозой». Любил песни и Василий Михайлович. Но отдавал предпочтение народным.

Так проходили эти долгие «мирные» вечера, и не скоро потухал свет в окнах хаты, где жил полковник Алексеев.

Наконец прибыло долгожданное пополнение и материальная часть. «Земляки позаботились, уральцы», — с гордостью говорил Василий Михайлович. Он внимательно рассмотрел списки новых экипажей и утвердил их. Многих танкистов он знал лично, о других помнил по боевым донесениям. «Народ боевой, проверенный, смотрели смерти в глаза», — сказал он, подписывая приказ о формировании танковых экипажей.

Перед новым наступлением комбриг приказал собрать всю бригаду.

На опушке леса около Рубцово длинной шеренгой выстроились танкисты, а за ними, словно на линейке, на одинаковом расстоянии друг от друга встали танки. Перед строем — командир бригады, его помощник по технической части, комиссар, начальник штаба. К танкистам обращается Алексеев. Взволнованно говорит он о большой ответственности, которую возложила Родина на танкистов, о боевых делах и задачах бригады:

— Вы помните, товарищи, с какими превосходящими силами врага нам пришлось биться? Наши легкие танки смело бросались в бой и поражали неприятеля. Танкисты не щадили своей жизни. Из горящих танков по врагу стреляли пушки, строчили пулеметы. Задыхаясь от дыма, до последнего дыхания продолжали смертельный бой герои. Мы потеряли многих боевых друзей. Мы не забудем имен капитана Сердюка, старших лейтенантов Гаганова, Заикина, Прибыщука, лейтенанта Второва… Но и враг дорого заплатил за кровь и жизнь наших товарищей: тридцать пять танков уничтожил личный состав нашей бригады, полторы тысячи гитлеровцев нашли смерть от огня и гусениц советских машин.

В морозном воздухе эхом отзывается каждое слово полковника Алексеева, проникает в сердца танкистов, зажигая в них жгучую, смертельную ненависть к врагу.

— Теперь мы опытнее, — продолжал Алексеев. — В наших руках прекрасные танки. Наша задача — громить врага там, где он не ждет, огнем и мечом уничтожать фашистских гадов. Священная война еще только начинается, и горе будет тем, кто ее развязал. Кровь за кровь! Смерть за смерть! Наше дело правое, враг будет разбит, победа будет за нами!

…Юго-Западный фронт готовился к наступлению. 341-й стрелковой дивизии и взаимодействовавшей с ней танковой бригаде Алексеева поставлена боевая задача прорвать оборону противника между хутором Донецкий и селом Каменка, юго-западнее города Изюма, взять с ходу хутор Топальский и развить наступление на Лозовую.

Задача эта была непростая. Немцы, используя условия местности, создали сильные оборонительные районы, превратив села и деревни в опорные узлы сопротивления. Дома обложили мешками с землей, на чердаках, в окнах, в специально пробитых отверстиях в стенах установили пулеметы. На окраинах соорудили блиндажи и дзоты, соединив их траншеями, обеспечив телефонной связью.

Чтобы прорваться через вражескую оборону, предстояло прежде всего взять укрепленную господствовавшую над местностью высоту 185,1. Решено было обойти высоту слева и потом с тыла ударить по ней.

18 января 1942 года в предрассветной мгле без артиллерийской подготовки, рассчитывая на внезапность удара, полки дивизии пошли в наступление и благополучно приблизились к обороне противника. Но, заметив наступавшие цепи, враг обрушил на них такой шквал огня из всех видов оружия, что пехота немедленно залегла в глубокий снег. До вражеских траншей оставалось сто пятьдесят — двести метров.

Ударила наша артиллерия. С наблюдательного пункта видно, как поднялась пехота и вслед за огневым валом короткими перебежками преодолела еще метров сто. Почти у самых вражеских позиций наступавшие попали под ожесточенный перекрестный огонь с высоты 185,1 у окраины села Каменка. Снова красноармейские цепи залегли в спасительный снег.

Кажется, нет такой силы, которая могла бы поднять людей. Но вот могучие «тридцатьчетверки» батальона капитана Филиппова, пропахивая снег и вздымая за собой белые буруны, направились к высоте. Томительно тянутся минуты.

Головной танк Филиппова стремительно вырвался вперед. Суетятся у немецких орудий расчеты, разворачивая батарею на прямую наводку. Но поздно. Короткая очередь — и падают фашисты у первого орудия. Остальные, обгоняя друг друга, бросились в укрытие. Очередь — и падает еще несколько человек.

— Держи на тридцать градусов правее, бери прямо на орудие! — кричит по переговорному устройству Филиппов механику-водителю. Через несколько секунд раздается металлический лязг, танк резко встряхивает.

— Так им, сволочам! — в порыве боевой горячки повторяет капитан. — Водитель, еще градусов на десять правее, на орудие!

Под тяжелым танком с хрястом приплюснулось к земле и это орудие.

— Заряжающий! Фугасными прямой наводкой по блиндажу! — командует Филиппов.

С первого же выстрела блиндаж рухнул. Метрах в тридцати Филиппов заметил танк с цифрой «12» на броне. «Петька Громов орудует», — подумал капитан и увидел, как танк друга резко затормозил, повернулся, жерло его орудия нацелилось на блиндаж. Выстрел — и летят вверх бревна, земля.

Танки батальона Филиппова разбили вражеские блиндажи и подавили огневые точки. Цепи пехоты, еще недавно врывшиеся в снег, поднялись и устремились к высоте.

На НП командира танковой бригады настойчиво зазвонил телефон. «Товарищ полковник, вас вызывает командир дивизии», — доложил телефонист.

— Мой правофланговый «сынок» попал под огонь пулеметов и автоматчиков с южной окраины Донецкого. Пошлите еще «коробочек», — просит командир дивизии Щагин.

Василий Михайлович задумался. В его резерве остались танки Т-60, малые танки, по столь глубокому снегу им не пройти…

— «Коробочек» подходящих нет. Шлю «сынка», «братика», твоему «сынку» шлю, — применяя простейший условный код, сообщил Алексеев Щагину.

Вызвав к телефону командира мотострелкового батальона Шанина, теперь уже капитана, Алексеев приказал ему скрытно обойти по балке хутор Донецкий и атаковать немецкий гарнизон.

— Сынок, — теперь уже в его словах не было условности. Василий Михайлович давно и часто обращался так к Виктору Шанину, полюбившемуся ему своей юношеской непосредственностью, отвагой и смелостью. — Имей в виду, немцы увлеклись сейчас перестрелкой с пехотой, тебе надо ударить по ним внезапно. Если сможете подойти скрытно, все отлично получится. Будь осторожен, сынок, — закончил он.

Действительно, когда батальон Шанина с тыла внезапно атаковал немецкие позиции, гитлеровцы в беспорядке побежали. На плечах отступавших наши пехота и танки к ночи вырвались к хутору Топальский, находившемуся в четырех километрах от передовой, и с ходу взяли его.

Наступление в направлении Лозовой и Барвенково продолжалось.

Капитан Филиппов получил приказ совместно со стрелковым полком взять село Большая Камышеваха.

К исходным для атаки позициям он повел танки по лесным дорогам за стрелковыми подразделениями. Шел крупный пушистый снег, видимость сорок — пятьдесят метров. Танки часто останавливались, давая возможность пехоте уйти вперед метров на четыреста — пятьсот.

Головной шла «тридцатьчетверка» младшего лейтенанта Федора Ощепкова. На одном из поворотов, взглянув через смотровой триплекс на дорогу, Ощепков не поверил своим глазам: по дороге длинной колонной, подняв воротники серо-зеленых тонких шинелей, шагали немцы. Лошади тянули противотанковые пушки. «Что за чертовщина! — удивился Ощепков. — Сомнения нет, немцы! Вот так случай, а говорят, в мире чудес не бывает», — промелькнула мысль.

Забыв обо всем на свете, как охотник, внезапно увидевший дичь, он даже не подумал, что ему первым делом надо доложить обо всем командиру. Взволнованным тихим голосом, как будто его могли услышать немцы, Ощепков сказал по переговорному устройству командиру танкового орудия:

— Мишка, друг, скорей заряжай осколочным. Дистанция сто метров.

Младший командир Михаил Пастухов изумленно поглядел на него.

— Быстрей, говорю тебе, не понял, что ли! — уже крикнул командир танка.

Через несколько секунд снаряд был в стволе.

— Огонь!

Прижавшись к мутноватому стеклу, Ощепков, как завороженный, смотрел на близкий разрыв снаряда, раскинувший сотни горячих, режущих металлических брызг по фашистам. Хвост колонны раскидало, разбросало по сторонам. Впереди идущие солдаты на мгновение оцепенели, а потом бросились кто куда.

— Та же дистанция, Миша, дорогой! Коля, Коля, — кричал Ощепков механику-водителю, — полный вперед! Да быстрей же ты, черт! — уже нервно ругался Ощепков.

Прислуга немецкого орудия, опомнившись от неожиданности, пыталась навести орудие. Танк Ощепкова стремительно рванулся с места.

— Коля, газку, газку побольше!

Громко урча работавшим на больших оборотах двигателем, чадя выхлопной трубой, танк в минуту достиг орудия, так и не успевшего сделать ни одного выстрела.

— Коля! Жми, дави их, гадов! — кричал возбужденный Ощепков.

В этом коротком неожиданном бою немцы потеряли десять противотанковых орудий, боеприпасы, не менее сотни солдат.

— Что, младший лейтенант, наверное, сам испугался, увидев вдруг фрицев в нескольких шагах? — шутливо спрашивал позже полковник Алексеев, вручая Ощепкову орден Красного Знамени. — Молодец, не растерялся, горжусь тобой, — сказал командир бригады, крепко пожимая руку младшему лейтенанту.

После упорного продолжительного боя, в течение которого немцы двенадцать часов удерживали село, Большая Камышеваха была освобождена. Не давая врагу опомниться, танкисты преградили возможные пути отхода противника из следующего опорного узла Мечебилово и совместно с 1141-м стрелковым полком разгромили немецкий гарнизон и взяли село.

…Просторная украинская хата под крышей из красной черепицы, окна со ставнями. Деревянный пол выкрашен светло-желтой масляной краской, косяки и оконные рамы — голубой. В дверных проемах белые занавески с красной узорчатой вышивкой. В одной из трех комнат сдвинуты столы, заставленные коробками телефонных аппаратов. На самом большом столе пишущая машинка «Мерседес», у стены, между окнами, большой шкаф с папками для бумаг и чайным сервизом. В углу на этажерке радиоприемник «Телефункен». Здесь был штаб немецкого батальона, а теперь — КП командира танковой бригады.

За одним из столов начальник штаба бригады Нестеров. Он докладывает о результатах боя полковнику Алексееву, который расхаживает по комнате, попыхивая трубкой.

— Уничтожено до батальона пехоты, четыре противотанковых орудия, семьдесят автомашин. В общем, товарищ полковник, «немцевбилово» получилось. Капитан Филиппов доложил, что среди пленных оказался начальник штаба, гауптман по званию. Перед тем как отправить офицера в тыл, капитан допросил его. Между прочим, гауптман заявил: «Ваши танки хорошо воюют».

— Ну, ерунда, гауптман просто с перепугу, чтобы на тот свет не отправили, стал комплименты сыпать. Пока плохо мы воюем, Степан Кузьмич.

Полковник помолчал и продолжил:

— Вот что я думаю. Впереди, километрах в тридцати от нас, Лозовая, крупная железнодорожная станция. Судя по тому, что немцы построили оборону на опорных узлах, не имея сплошного фронта, нам надо создать маневренную десантную группу с танками, чтобы она значительно раньше основных сил вышла к железнодорожной магистрали Лозовая — Харьков и перерезала ее. Да и шуму можно наделать, уничтожая отступающие немецкие части.

В десантную группу объединили взвод автоматчиков и взвод пулеметчиков, посаженных на грузовики, восемь танков и противотанковую батарею. Возглавил группу капитан Филиппов.

Полковник Алексеев внимательно следил за донесениями отряда. «Очистили такой-то населенный пункт, уничтожили столько-то немцев», — передавал по радио Филиппов.

В один из вечеров связь с десантом прервалась. Алексеев не давал покоя начальнику связи капитану Чепкову, заставляя еще и еще раз вызывать по рации Филиппова. Наконец радист Филиппова вышел в эфир. Слышимость была отличная. Когда об этом доложили Алексееву, он сам подошел к рации и попросил вызвать капитана. Выслушав рапорт о делах десанта, полковник взял в руки микрофон: «Дорогой мой Володя. Спасибо. Хорошо действуете. Обнимаю всех…»

Неугомонный командир десантного отряда, воспользовавшись благоприятным моментом, попросил Алексеева:

— Товарищ третий, разрешите погостить у «тещи» в Лозовой. Как меня поняли?

— Понял вас отлично, разрешаю. Только, Володя, не жадничай на блины. Понял?

— Все понял. Ждите завтра.

Трое суток пробыл в тылу врага десантный отряд. Утомленный, осунувшийся, с забинтованной рукой, но довольный, со счастливым блеском в карих чуть лукавых глазах, капитан Филиппов докладывал полковнику:

— Задание выполнено. В Янычевке уничтожили до двухсот солдат и офицеров. В Александровке наделали суматоху, ворвавшись на большой скорости в село. В районе села Николаевка встретили колонну пехоты с артиллерией длиной километра в четыре. Это были свежие подходившие резервы…

— Володя, а ты не преувеличиваешь? — мягко прервал капитана Алексеев.

— Нет, товарищ полковник, не преувеличиваю. Так вот… как увидел я эту колонну, ну, думаю, дади-и-м мы им жару! Вспомнил, что они у Больших Сал под Ростовом с нашей пехотой делали. Скомандовал я своим, чтоб осколочных не жалели, и давай стрелять по гадам, а потом давить. На разъезде Нижние Раздоры взорвали стрелки. В Екатериновке, что вблизи Лозовой, разогнали немцев и начали обстрел Лозовой. Отрядом уничтожено не менее семисот солдат и офицеров. Наши потери — один танк Т-60.

— Очень хорошо, Володя. Задачу выполнили блестяще. Спасибо. Пусть танкисты отдохнут. А тебе в медсанбат, руку лечить. Скажи начальнику штаба батальона, пусть готовит документы для представления к наградам.

«Заслуживает звания гвардейской»

Полковник Алексеев задумался. На столе перед ним стопка исписанных листов бумаги, схемы боев под Ростовом и Харьковом. Через несколько дней ему предстоит выступить на тактической конференции командного состава танковых бригад армии с докладом об опыте боевого использования танков. Доклад ответственный, но Василию Михайловичу было что сказать. И самое главное, наболевшее — правильное использование танковых соединений. Вопрос очень принципиальный, так как многие решают его неграмотно, от чего страдает общее дело.

Фактический материал подобрать не составило большого труда: журнал боевых действий бригады, в котором ежедневно, какой бы трудной ни была обстановка, велись записи, был под рукой. «Как отнесется армейское начальство к выводам, которые я сделаю на основе собственных наблюдений? Наверняка не всем понравится, что мнение командира танковой бригады об использовании танков идет вразрез с указаниями штаба армии, — размышлял Алексеев. — Нет, скажу все так, как думаю», — решил он. Полковник взял ручку и крупным ровным почерком неторопливо стал записывать тезисы своего выступления:

«Прежде всего, нельзя распылять танковое соединение. Целесообразнее было бы иметь танковые корпуса, объединив в них танковые бригады. А у нас танковую бригаду дробят и поротно придают полкам. Командиры же полков порой идут еще дальше и повзводно подчиняют танки батальонам. В лучшем случае танковая бригада придается дивизии. Но и командиры стрелковых дивизий нередко задачу ставят так: «Придаю танковую бригаду стрелковому полку». Неоднократно я лично убеждался, что командиры полков используют танки неграмотно.

Для выполнения серьезных задач необходимо массированное применение танков. Я понимаю, — писал он далее, — у нас мало танков, в связи с этим, возможно, мы не можем иметь в настоящее время крупных танковых соединений. Но тем не менее не следует все-таки подчинять дивизии танковую бригаду, а через штаб армии ставить ей самостоятельную задачу, используя на главном направлении.

Второе. У нас утвердилась практика, когда танки без должной артиллерийской поддержки бросают на оборону противника. В результате при подходе к переднему краю танки несут большие потери от огня вражеской противотанковой артиллерии. Очень важно улучшить взаимодействие танков с артиллерией в ходе боя».

Доклад слушали с большим интересом. Командиры, начальники штабов танковых бригад поддержали выводы и предложения полковника Алексеева. Заместитель командующего армией заверил, что протокол конференции будет представлен начальнику Главного управления бронетанковых войск.

Весной 1942 года бригада продолжала вести наступательные бои за новые опорные пункты врага: Фидлерово, Аннаниколаевку, Елизаветовку, Очеретино.

Василию Михайловичу не повезло, простудился. Ангина. Пришлось лечь в постель. В отрыве от боевых дел, оставшись наедине с собой, вспомнил семью, Пермь. «Как там они, родные, переносят тяготы войны? Нам тут тяжело, но и им нелегко». Представил жизнь жены, детей. С началом войны жена Александра Петровна пошла работать на завод, дочка заканчивает десятилетку. Сын Витя совсем еще мал, учится в начальной школе. Вспомнил последнее письмо из дому: «Ты за нас не беспокойся, у нас все хорошо…» Представил, как с продовольственными карточками ходят они в магазин. Нормы на хлеб, на крупу. А мясо, масло и сахар отпускаются в таком мизерном количестве, что ему даже как-то неловко стало за себя и своих боевых товарищей перед теми, кто остался в тылу…

Раздумья прервал Нестеров. Степан Кузьмич заходил к нему часто, по нескольку раз в день, не доверяя ни адъютанту, ни начальнику медсанслужбы. Приносил то банку малинового варенья, то крупные сочные яблоки. В последний раз, как только зашел в хату, достал из кармана бутылку водки и с серьезным видом посоветовал употребить для лечения. На этот раз Степан Кузьмич пришел сообщить, что танкисты вместе с артиллеристами отбили ожесточенную атаку немецких танков на Фидлерово, подожгли одиннадцать танков.

— Вот эта весть, Степан Кузьмич, лучше всякого лекарства! — улыбнулся полковник…

5 апреля 1942 года военный совет 57-й армии принял постановление: «Учитывая особые заслуги и отвагу, проявленные в боях за социалистическую Родину с немецкими захватчиками, за стойкость и мужество, дисциплину и организованность, героизм личного состава, военный совет 57-й армии ходатайствует перед военным советом Южного фронта и Народным Комиссариатом Обороны Союза ССР о присвоении 6-й танковой бригаде звания гвардейской».

Постановление поддержал и военный совет Южного фронта. Но не суждено было 6-й танковой бригаде стать гвардейской. Другие обстоятельства перевернули ее судьбу. В этом же месяце она, уже как 57-я бригада, вошла в состав вновь созданного 23-го танкового корпуса.