Тать на ваши головы

Глава 8

Тело ощущалось чужим от сковавшего его дикого ужаса. Могильный холод давно поселился в желудке. Сердце металось между пятками и горлом, в поисках места поукромнее. Рубашка прилипла к мокрой спине, пряди обрезанных волос падали на глаза, закрывая обзор, сведенные от напряжения пальцы нестерпимо ныли. Внутри, собственно, осталось лишь смирение с тем, что сегодня я умру.

В нос ударил тяжелый запах крови. Бык поскользнулся, копыта с чавканьем опустились на землю. Я запретила себе думать о том, по чему мы сейчас ступаем.

Внезапно бык дернулся, обиженно взревел, и веревка завопила: «Прикрывай лучше!»

Я свесилась направо, налево — в широкой шее торчала стрела. И прилетела она из-за моей спины.

Сволочи! Нет, а чего я ожидала? Но быка было жаль. Протянула руку, с натугой выдернула стрелу. По коже дрожью прошла волна боли, но крови вытекло немного. Уф-ф-ф. Неглубоко вошла, на излете.

А дальше я онемела. Просто потеряла дар речи, потому как бык мотнул башкой, поднимая на рога скелет. Да-да. Натуральный такой скелет, еще и с остатками плоти.

Я ошиблась. Это ни разу не Толкиен. Это черт знает что!

Дальше мертвяки пошли гуще, запах крови смешался с вонью полуразложившихся тел. Эпицентр приближался. Тел в зеленых и синих мундирах становилось больше, и во мне росла уверенность, что бывшие одерживают верх. Не знаю, что там у цветных с резервами, но передние отряды полегли в полном составе. А мертвяки продолжали сражаться даже с тремя стрелами в груди. И еще они шустро убирались с нашей дороги, точно ждали... И меня ни разу не радовало их гостеприимство.

Дарье стиснул кулаки, с бессильной яростью наблюдая, как наездник все ближе продвигается к центру битвы.

«Он привел мертвых!»

«Это действительно Шаркей, точнее, его труп, и он кладет наших, словно они из бумаги».

Доклады сыпались один за другим.

— Передайте весть в Город, — принял нелегкое решение Дарье, — пусть готовятся. Мы их задержим насколько сможем. Дайте задание артефакторам, пусть срочно придумают что-то от этой... мертвечины.

И пусть будет проклят носитель! Если Дарье останется жив, он лично достанет ублюдка.

Мы перескочили груду тел, уткнулись в спины последних из оставшихся в живых защитников этого участка поля. Смотрелись те откровенно жалко... Израненные, еле стоящие на ногах и держались, похоже, благодаря серому от перенапряжения магу, а перед ними...

Товарищ даже в поеденном червями виде, без глаз, с гладким черепом и отвалившимися частями лица выглядел внушительно по-королевски. Высокий, широкоплечий, на дохлой и явно боевой животинке, помеси коня с ящерицей: морда чешуйчатая, все остальное от коня. Упырь с гигантским мечом в руках, одетый в уже заляпанные кровью доспехи, излучал безоговорочную власть, уверенность и грозил неминуемой смертью врагам. Он уже победил, по крайней мере тот десяток, который с безнадежным видом жался к телам павших товарищей.

Твою же...

Нет, нет и нет. У меня работа, мобильник, соцсети, квартира с нормальным душем и туалетом, отпуск. Я крем для лица хочу, а еще маску. И вообще, жить нормально, а не в бегах.

Нас заметили, предвкушающе оскалились.

Так, наверное, улыбался Волан-де-Морт перед тем, как вернуть себе полноценное тело.

Ну да, я же не дура. Догадалась, почему именно я. Им не просто камушки вернуть надо было, а мертвое сделать живым. Ну а камни играли роль проводника или аккумуляторов.

— Здрасте, — кивнула монстру, стараясь не трястись столь явно и от страха перейдя на провинциальный — я у мамы дурочка — стиль общения. Хозяин скелетов пугал так, что я на него даже смотреть боялась. Аура смерти, от которой тянуло могильным холодом и тленом, ощущалась даже на расстоянии.

Парни, которые смертники, озадаченно оглянулись. Сообразили быстро. Один потянулся было проткнуть меня мечом, но его остановили, остальные ограничились полными презрения взглядами.

Простите, парни, мне ваш мир вообще не нравится, а уж тюрьма...

Меня поманили костяной рукой в обрезанной перчатке, мол, иди сюда, радость наша, заждались.

Я сглотнула, ощущая себя бандерлогом под взглядом Каа. Мотнула головой — погодьте со своим «Ближ-ж-же», — распахнула плащ и начала высвобождать китель из-под ремня штанов.

Глаза у парней округлились, потому как полезла я под рубаху. Нет, о чем они думают? Какой интим на поле боя?!

«Чего копаешься?» — злилась веревка.

Я не ответила. Ясное дело чего — не хочу парней травмировать видом лифчика у небритого мужика. Они в этом плане невинные дети, да и тяжело чувствовать себя последней предающей их сволочью.

Достала камни, те сами прыгнули в руки, стоило на них нажать. И мне вежливо протянули меч рукоятью вперед.

Сбоку присвистнули. Попробовали атаковать, но я гаркнула тем особым голосом, который, как говаривала бабушка, ворон на лету останавливал:

— Не сметь!

Парни удивленно застыли. Монстр тоже удивился. Одна оставшаяся целой бровь поползла вверх.

— Не отвлекайтесь, — попросила настойчиво, и его мертвое величество понимающе склонил голову — на гладком черепе отразился блеск чьего-то огненного шара.

Меня привычно вздернули за шиворот вверх, а то мне до рукояти меча и в прыжке не достать было. Я зависла в воздухе перед упыристым королем, и весь мир замер, сузившись до нас двоих.

«Если они войдут в Город, — билось в голове, — что будет с жителями?»

Краем глаза уловила мертвеца с окровавленным ртом, сжимающего чью-то оторванную руку.

Понятно. Города не будет. Ой, все! Хочу проснуться от кошмара и не думать о том, что меня сейчас за отказ живьем жрать станут.

— Ваши камушки, — заставила себя улыбнуться, искренне, всем сердцем ненавидя упыря.

Глаза защипало. Нет, рано для жалости, хотя, конечно, тридцать лет маловато. Зато последние дни были такими насыщенными... Можно сказать, напоследок отжила свое.

Взяла по камню в каждую руку.

Ну что, ваше мертвое величество, приступим?

Готовы?

Упырь нетерпеливо — заждался, поди, — подался вперед.

Я одним движением приставила камни в выемки на рукояти, те ярко полыхнули, высвечивая вокруг нас две полусферы: справа алую, слева фиолетовую — полполя засветили, и тут же, собрав всю скопившуюся внутри ненависть в кулак, я со всей дури надавила телом на меч.

— Сдохни! — выкрикнула в наполовину сгнившее лицо.

Лезвие с чавканьем вошло в мертвую плоть.

* * *

Дарье понимал тщетность попыток догнать ветер, но и стоять без дела на холме сил больше не было. Если носителя не берут стрелы, он займется им лично. В спину неслись возмущенные крики, что-то обидное вопил его высочество — ему тоже хотелось на поле боя, но на плечах повисла, не пуская, охрана.

Верный нес широким галопом, бесстрашно стремясь туда, где звенела битва. Они обогнули переминающиеся в нетерпении резервы, и Дарье с нарастающей злостью подумал, что надолго их не хватит. Чувство бессильной ярости — когда все усилия не имеют смысла — сдавило сердце, заставляя до боли стискивать зубы. Надо срочно менять стратегию, искать слабое место у мертвецов, но как это сделать в горячке боя?

Злость душила, рвала когтями душу, и он сосредоточился на том, что еще можно исправить — убить носителя камней. Он должен успеть, должен! И Верный, подстегнутый шпорами, рванул вперед, огибая первые обозы с ранеными.

Даже если он опоздает, то сможет оценить ситуацию на месте, найти решение. Он уже отправил людей к артефакторам, и те сейчас лихорадочно искали нечто убойное, но время... Времени на поиски решения не было. Они оказались совершенно не готовы сражаться с армией мертвецов.

Теперь было понятно, зачем напоказ были выставлены отряды живых: чтобы скрыть передвигающихся по ночам мертвых.

Собственная слепота показалась Дарье чудовищной.

Когда поле боя внезапно полыхнуло фиолетовыми и алым, Дарье уже вклинился в передние ряды сражающихся. Мертвецов здесь почти не было, они застряли где-то в центре, так что первым удар его меча принял великан из северного племени. На полыхнувшую следом вспышку среагировали оба, застыли, наклонившись и ожидая удара. Верный испуганно заржал. Но удара не последовало, и парой секунд позже до Дарье дошло — сработали камни. Он выругался, поднявшееся в душе черное отчаяние жаждало крови. Дарье успел снова занести меч, поймать полный ярости ответный взгляд, как в грудь ударила волна горячего, пахнущего тленом воздуха, заставив его покачнуться и схватиться за луку седла.

Что за хлябь тут происходит?!

* * *

Упырь сдох. Нет, если бы он просто сдох, осыпавшись пеплом, я бы его даже простила, в конце концов, кто-то же его убил и за это вполне можно стать мстящим пожирателем плоти, но тварь порвало на куски. Меня отшвырнуло волной, и я, пролетев вместе с ошметками того, кто был повелителем мертвых, удачно приземлилась обратно на спину быка. Рядом на круп шлепнулся кусок гниющей плоти, второй заехал быку точно в глаз, и это стало последней каплей для бедного животного. Бык взревел бешеным паровозом, замотал башкой, встал на дыбы — я чудом удержалась, вцепившись в холку, — и скакнул, перепрыгивая через то, что раньше было его величеством. Тварь, на которой он сидел, порвало тоже. Так что досталось всем, кто стоял вокруг. Уносясь прочь, я слышала, как кого-то из вояк полощет. Слабаки!

Мы неслись строго к очередным проблемам, то есть вглубь неприятельской — а какая она теперь, если я укокошила их предводителя? — армии. Я влипла телом в горячую шкуру, ощущая, как подо мной ходят мускулы и каждый скачок отдается в голову, а грудь ноет после удара воздушной волной. Прилетело мне знатно, подозреваю, если бы не поддержка стражей, лететь мне с десяток метров, не меньше.

Веревка болталась впереди на рогах, сзади ощущалось присутствие плюща. Мысль, что мне будет за грубое надругательство над их хозяином, я малодушно отпихнула. Выберусь — оправдаюсь, нет — день закончится смертью.

Мы неслись под феерическое уничтожение армии мертвецов. Выглядело это цепной реакцией. Подозреваю, сверху зрелище было просто фантастическим, но когда это происходит рядом с тобой... Кости, куски сгнившей плоти, летающие в воздухе, а также волны удушающей вони бесили меня, но еще больше они бесили быка. Тот ревел так, словно каждый мертвец своей повторной кончиной наносил ему смертельное оскорбление.

Заслышав вой рогатой сирены, народ шустро разбегался, провожая нас ошалелыми взглядами. Дикий рев копытного локомотива — я даже не пыталась его остановить — перекрывал шум боя. Подозреваю, мы вызывали жгучий интерес по обе стороны конфликта, и навстречу нам в беспокойстве поднимались вражеские резервы.

Резервы состояли из животных и людей. Я видела дикарей, сидящих на здоровенных кошках — местная кавалерия, каких-то мужиков в доспехах с копьями, мечников и кое-как одетый, чуть ли не с вилами в руках вариант народного ополчения. Поодаль стояли в растерянности лучники, не понимая — стрелять в меня или это будет дружественный огонь, потому как одна, точнее, один дурак не прет на врага в гордом одиночестве, если только он не совсем больной.

Бык, увидев плотные ряды — нас явно готовились брать на копья, притормозил, взрывая копытами изрядно истоптанную землю.

— Расступись!!! — заорала я так, что у самой уши заложило. — Доклад! Срочно! Короля убили! Всех убили!

Никогда не была провокатором, но сейчас от желания убраться с поля превзошла саму себя. Орала, брызжа слюной, размахивая руками и тыча себе за спину. Разве что волосы на голове не рвала, изображая безутешное горе.

Ну да, мертвый король сдох. Надеюсь, окончательно. Я сильно расстроюсь, если эта падаль оживет. Может, надо было того?.. Огоньком?

Ряды заволновались, но истина доходила до них слишком медленно.

— Армии больше нет! — взвыла я, и бык солидарно поддержал, заревев пронзительно, явно жалуясь на горькую судьбину. Настрадался бедняжка. Ему тоже не нравилось быть мишенью для стрелков.

— Они скоро будут здесь! Спасайся кто может! — рявкнула ценное указание и дала пинка быку. Тот не возражал.

Мужики рванули из-под копыт. Я боялась стрелы, удара меча, но мы прошли, сминая ряды, без единого выстрела.

Вырвались. Я обернулась — задние ряды медленно, но верно пятились вслед. Все-таки паника заразна. Никого не смутило даже то, что орала я на языке синих. Видать, приняли за шпиона или перебежчика. Наверняка такие были в стане синих.

А мы промчались мимо обозов, проскакали, огибая, палатки с ранеными, потом свернули на какую-то дорогу и углубились в ущелье. Узкая дорога шла по берегу ручья, справа и слева вставали невысокие холмы с вкраплениями древних скал, бурно заросших растительностью. Бык еще несся какое-то время сломя голову, не веря в свое спасение. Я была с ним солидарна — после всего, что случилось, этот день можно считать вторым днем рождения.

Потом до животинки дошла окружающая нас тишина, он начал сбавлять шаг, фыркнул негодующе, видимо все еще переживая несправедливость окружающего мира, и вдруг резко мотнул башкой, поддел вверх зад, и меня вынесло вперед, впечатывая в ближайшую скалу.

«Отомстил», — мелькнуло в полете. Колючий кустарник чуть смягчил удар, оставляя жалящие укусы на коже, а потом голову пронзила резкая боль и сознание померкло.

Очнулась я по ощущениям довольно быстро. Во рту чувствовался привкус крови, голова раскалывалась, кожу саднило. Но все было целым. Усмехнулась: у Корбалей кость всегда была крепкой.

Выползла из кустарника, села на траву и огляделась: небо было голубым, без единого облачка, и день обещал быть по-весеннему теплым. Какая-то птица выдала задорную трель, перепорхнув с ветки на ветку рядом со мной. А мне подумалось, что почки начали набухать, скоро листва пойдет, трава будет зеленой, цветы зацветут.

Удивительно. Удивительно прекрасный день, чтобы остаться в живых и встретить весну.

Рядом с ногой что-то слабо шевельнулось. Я присмотрелась и похолодела, а в следующий миг уже стояла на коленях, руками щупая то, что осталось от веревки. И ведь отчетливо понимала — мы враги, но в ушах стоял ее ехидный голос: «Убогая», и слезы ручьем потекли по щекам.

Рядом шевельнулась столь плотно утыканная стрелами кочка, что, казалось, живого места на ней не осталось, если подобное применимо к плющу.

Господи! Так вот кто меня прикрывал собой. Вот кто принял на себя удар стрел, который предназначался мне от синих. Если бы не он, подозреваю, мы с быком сдохли бы уже на первом десятке метров забега.

Я стиснула зубы, слыша, как сквозь них прорываются рыдания. Мир затянуло пеленой слез.

Нет, они уйдут, а я? Мы ведь еще не все сокровищницы обчистили, не все камушки собрали... Я практически смирилась со стезей вора. Гармонично получается: утром — собиратель лавайхи, вечером — белый целитель, ночью — тать. Прекрасный жизненный план, а главное — рабочий. Но кто-то решил меня покинуть.

Как же командная работа?! У меня отдел, знаете, какой сплоченный был? Один за всех, и все против начальства. Я же одна не справлюсь. Да что там говорить! Я одна до Города не доберусь, дом бабули не найду или влипну во что-нибудь, даже щетина не спасет.

И кстати, а кто мне внешность возвращать будет?!

Веревка белела на глазах, покрываясь трухой, плющ темнел, усыхая.

Мне плевать на то, что их хозяин мертв, причем дважды, мне нужна поддержка. Я, может, лучшим вором хочу стать. Должна же быть у меня цель для самореализации в этом долбаном на всю голову мире!

Не позволю уйти... Не пущу.

Ухватила, сжимая в ладони, еще живой кусок веревки, обмотала вокруг запястья. Вытряхнула плющ из одеяла стрел. Добавила к веревке. Переплела уменьшающийся на глазах браслет.

Целитель я или кто?

И застонала, ощущая, как быстро уходят крохи жизни из стражей.

Выхватила, не глядя, из кучи стрел одну. Надавила на кожу ладони, протыкая. Зашипела от боли, но мазохистски — внутри болело сильнее — расковыряла ранку. Хлынувшую кровь старательно размазала по запястью, стараясь не думать о том, что все зря. И вообще — где я, а где ритуалы? Двадцать первый век в гостях у магического средневековья.

Прикрыла второй ладонью пропитанный кровью браслет, молясь о том, чтобы они жили.

Что за глупость уходить вслед за хозяином? А как же я?..

И темнота повторно накрыла сознание.

* * *

— Как исчез? Куда? Почему не остановили?

Дарье с трудом взял себя руки — парни и так еле держались на ногах, так что не дело на них орать.

— Все так быстро случилось, — смущенно пробормотал один из десятка.

— Вспышка, его крик и меч в теле упыря, а потом, — солдат восторженно улыбнулся, стер пальцем сочащуюся из рассеченной брови кровь, — короля порвало.

— Торр взрыва, видать, испугался, ну и понес, а тот наездник никудышный, еле удержался.

— Это был мужчина? — спросил Дарье, понимая, что ничего не понимает.

— Да.

— Точно?

— Будь я проклят, это был настоящий мужик.

«А куда делать сероглазая незнакомка?» — с разочарованием подумал Дарье, ощущая, как рушится выстроенная теория. Откуда взялся мужик, когда это должен быть маг жизни, а ими бывают лишь женщины. Бред какой-то!

— Он что-то сказал? — допытывался Дарье. Рядом топталась догнавшая его недовольная охрана, а вокруг, брезгливо отшвыривая ошметки, расхаживал его высочество. Звуки битвы катились все дальше от эпицентра, постепенно затихая где-то на краю долины. Дарье, даже не зная наверняка, уже предчувствовал победу и сейчас пытался понять, кому они, собственно, ею обязаны.

Солдаты напряглись.

— Срохни, — неуверенно произнес один.

— Нет, сдолни, — поправил другой.

— Понятно, — протянул князь.

Приставил ладонь козырьком ко лбу, оглядывая поле. И где теперь искать героя? Зачем, интересно, его понесло в ту сторону? Решил убрать короля, а потом все-таки податься к своим? Нет, он точно сойдет с ума от догадок.

— Победа!!! — внезапно разнесся над полем радостный, полный восторга крик, который был тут же дружно подхвачен сотней глоток.

— Ваше высочество, — гонец на взмыленном скакуне взволнованно глотал воздух, — задние отряды неприятеля бегут, мертвецы уничтожены по всему полю, еще держится правый фланг, но туда отправились белые.

Дарье хмыкнул — испугались рыцари, что без драки останутся. Ладно, их дело. Главное, что неизвестный парень уничтожил для них мертвецов.

— Как он выглядел хотя бы?

Солдаты переглянулись.

— Волосы темные, неровно стриженные, роста невысокого. Щупловат. Лицо нормальное.

— Одежда? — рыкнул Дарье, понимая, что с таким описанием найти спасителя будет непросто.

— Так в зеленый мундир был одет, да! — радостно проговорил солдат.

Значит, Дарье не показалось и на спасителе была форма зеленых. Надо будет отправить к ним людей поспрашивать, может, выяснится что интересное, а пока...

— Ваше высочество, позвольте?

Дарье наклонился, обернутой в плащ рукой подхватил меч. Пусть побудет у него, а там разберемся, что с ним делать.

* * *

В этот раз я провалялась приличное количество времени. Когда очнулась, сумерки сизыми плотными тенями ложились на дорогу, на небе догорал ало-розовым закат, подсвечивая пару набежавших к вечеру облаков. От земли тянуло холодом, с ручья — промозглой сыростью. Где-то ухнула, срываясь с ветки, ночная птица, намекая на то, что пришло ее время, а вместе с ней и время хищников выходить на охоту.

Я вздрогнула, поежилась, растерла кончик закоченевшего носа, потом со стоном распрямилась, хрустя застывшими от неудобной позы суставами. С ненавистью посмотрела на пригревший меня камушек. Всю спину изломал, сволочь.

Голова гудела, кожу саднило, набегающая волнами тошнота намекала, что у меня сотрясение и надо бы отлежаться пару деньков... Но мечтать о теплой кровати было мучительно больно, так что я сосредоточилась на насущном. Отряхнула плащ. Оглядела его критически. Отодрала пару колючек и решила, что сойдет. Все равно на прием я сейчас не пойду, а для возвращения в Город мой вид в самый раз. Вопрос лишь в одном: а где у нас, собственно, Город?!

В обступивших меня сумерках дорога выглядела одинаково в обе стороны. Я попыталась вспомнить, откуда прилетела головой в кусты, но голова отказывалась работать, послав меня в обоих направлениях.

Отпечатки копыт были едва различимы в темноте, да и внешне они отличались от земных, так что, неуверенно оглядев их по десятому разу, я побрела направо.

Шла пошатываясь, экономя силы и с тревогой прислушиваясь к бухающим ударам сердца в груди. Еще и ребра болели, что позволяло подозревать перелом или трещину.

Мне бы сейчас не помешало полное едкости и такое подбадривающее «Убогая!» от веревки, потому как убогой я себя и чувствовала, но страж молчала. Это молчание вкупе с окружающей меня тишиной безысходностью давило на плечи.

«Ты не дойдешь», — шептал ветер.

«Сдайся, ляг, отдохни», — шуршали деревья.

«Тебе что, больше всех надо?» — изумлялась темнота.

Мысли в ушибленной голове путались, мешая связно думать. Я лихорадочно скакала от битвы, эпичной поездки на быке, убийства короля до бабули и детей. Вернуться жаждало мое сердце. Переступить порог дома, упасть на тюфяк и вырубиться, наслаждаясь безопасностью жилища.

«Безопасностью?» — язвительно хохотнул, скатываясь по склону мне под ноги камушек. Я покрылась ледяным потом, ожидая следом кого угодно — от хищника до человека, но это был просто камень, которому пришло время прокатиться по склону.

Выдохнула, вытирая вспотевшие ладони о плащ. Представила, что было бы, случись мне повстречать двуногих, и... начала раздеваться. Веревка была права — зря я тогда грудь не замотала. Ночью несуразность мало заметна, но кто знает, где я утром окажусь? Все-таки парень со щетиной на подбородке и выделяющимся бюстом вызовет вопросы. Так что я, ежась от холода, сняла лифчик, разодрала рубашку на полосы, замоталась, надела сверху китель, застегнула ремень и побрела дальше, кутаясь в плащ.

Когда вышла на знакомую развилку, на небе уже взошла луна, и дорога предстала передо мной отчетливо залитой ее мертвенным светом. Я победно улыбнулась. Дорога — это хорошо, дорога — это путь в Город. Если буду идти всю ночь, к утру должна увидеть стены. От этой мысли прибавилось сил, я ускорила шаг, пока не наткнулась на суровое:

— Стоять! Кто такой?

А на что я, собственно, надеялась? Что на главном тракте, у которого еще днем бились войска, не будет патрулей? Что никто не станет присматривать за дорогой? Нет же, выперлась, наивная клуша, и почапала, не оглядываясь по сторонам... Дура!

Я посмотрела на допрашивающие меня кусты. На всякий случай тронула лицо — щетина была при мне.

Слова сами соскочили с языка:

— Из ездовых я. Мой понес, зараза, потом скинул. Я голову ушиб, ничего не помню. К своим вот пробираюсь.

Тусклый голос ушибленного головой прекрасно ложился на легенду, и кусты ответили обнадеживающим шуршанием, явив высокого здоровенного парня в белом плаще. Как он до этого маскировался — понятия не имею, но сейчас я его бы издали заметила — в белом-то.

Парень ощупал меня подозрительным взглядом, но видок у меня и правда был достойный подаяния, потому как патрульный смягчился.

— Пошли, — кивнул он, отвечая мне на языке синих, — к командиру отведу. Решим, что с тобой делать. Посидишь с нами у костра до утра, а там на обоз закинем.

Я помотала головой, намереваясь отказаться от чести разделить ночь с белыми, но меня решительно взяли за плечи и потащили с дороги:

— Ты едва на ногах стоишь, все равно не дойдешь, да и ваши первыми лагерь сняли, их уже в Городе с бочками вина встречают, поди.

Какие шустрые зеленые... Оно и к лучшему. Никто не сможет мою легенду опровергнуть. А слова... быки на поле боя были? Были. Все видели, а если кто не видел, так слышал. Мой орал за целое стадо. Так что я задавила панику - меня не раскроют, не раскроют меня - и потопала с провожатым.

— Чайде, я до стоянки, — сказал парень кустам.

Ух ты! Он не один был. Впрочем, логично. Меня сейчас доставит и вернется бдить к напарнику.

Шли недолго, и скоро красный огонек костра приветливо замаячил среди деревьев.

Отряд белых был небольшим — чуть больше десятка. Выглядел потрепанно — многие с повязками, но на лицах заметно воодушевление. Тишина то и дело взрывалась хохотом. Чем-то вкусным пахло от висевшего над костром котелка, по кругу шустро ходила фляга. Парни скидывали напряжение после боя. Где-то в темноте, за деревьями, шумно вздыхали, переминаясь... пусть будут лошади.

На нас особого внимания не обратили. Да и зачем? Они здесь что-то вроде элиты — причем исключительно нордической. Сплошь блондины, высокие, плечистые, точно их с рождения на службу отбирали. Еще и плащи белые. Попробуй остаться чистым после боя — это постараться надо. Короче, парни вели себя так, словно круче них только яйца.

На меня глянули мельком и забыли. Подумаешь, какой-то зеленый, пусть и коллега. Да и как можно сравнивать быка с конем?! Я вот, например, только быка и выбрала бы. Это же монстр рогатый, а не животное. Конь по сравнению с ним задохлик.

От костра поднялся командир. Кивнул вопросительно моему провожатому. Тот коротко доложил, я, естественно, не поняла ни слова. Впрочем, зеленому и не положено знать язык белых, так что я не переживала за свою неосведомленность.

Командир задумчиво пожевал губу, цепко ощупал меня взглядом, противоречий не нашел, но глаза не подобрели ни разу.

Шагнул ближе, бросил что-то вопросительное. Он язык синих не знает, что ли, забеспокоилась я.

Выдавила хилую улыбку больного на всю голову человека, кивнула, мол, и вам добрый вечер.

Белый нехорошо прищурился, у меня аж сердце сдавило, а голова предупреждающе так заныла, и повторил вопрос.

Еще и провожатый придвинулся вплотную, и разговоры на поляне стихли, а когда на меня уставилась вся белая рать...

— Не понимаю, — прошептала помертвевшими губами. И тишина стала угрожающей. Вот прям сейчас бухайся на колени и признавайся во всех прегрешениях.

— Забавно, — тоном палача, обнаружившего у клиента две головы, протянул командир на языке синих, — зеленый не знает собственного языка. Разве такое бывает? — спросил он у парней.

Те заухмылялись, а вот мне было ни разу не смешно. Черт, Штирлиц оказался на грани провала. Да что там говорить! Штирлиц провалился при первом же разговоре. Обидно-то как!