Таверна "Перекрёсток"

Глава 15. Песня о долгом пути

Музыкант! Самый настоящий бард! Ветта не могла поверить своему счастью: не успели они открыться и заселить первых постояльцев-людей, заметивших по дороге домой удивительным образом преобразившийся боковой тракт и скромную табличку на временном столбике у дороги, а к ним уже пожаловал представитель качующих. Скрестив на удачу пальцы за спиной, Ветта Норе приблизилась к незнакомцу.

— День добрый, Эймера сказала, ты желал меня видеть? Мы можем разделить беседу за трапезой или я подойду позже?

— Я не буду против компании, — улыбнулся незнакомец, и лира села напротив.

Полукровка, решила про себя Ветта: серебристые волосы, как у знатных аммилис, заплетены в сложную косу, на манер эльфийской, белая кожа, но совершенно нет хвоста! А уши, если те и были торчком, то скрывались под шляпой. Но незнакомец был красив, тем спокойным видом красоты, когда черты лица, лучики в уголках губ и глаз говорят о мудрости и весёлом, лёгком характере.

— Ты хотел предложить свои услуги, — начала первой лира, поблагодарив Эймеру за спешно поднесённую ей кружку с тёплым мятным отваром и печенье.

— Да, — прожевав тёплый хлеб с томлёным сыром, ответил бард. — Я знаю легенду об этой таверне, и хотел убедиться воочию, что она снова открыта. Хотелось бы быть в числе тех, кто своими глазами будет видеть изменения мира.

— Кочующие знают много легенд, было бы интересно слышать их тут, — не стала лукавить Ветта, не желая, как любила поступать её матушка, набивать себе и таверне цену. — Думаю, здесь достаточно народа, чтобы оценить твоё мастерство, когда закончишь трапезу, после я приму решение. А пока ты можешь рассказать о себе.

Кейден чуть не подавился жареным помидором: о самом незначительном он и не подумал! Мало того, что едва не назвал своё настоящее имя, успев лишь сократить его до странного «Кейд», так ещё и о происхождение не придумал. Что он скажет? Ветта, я приехал за тобой? Но глядя сейчас на лиру Норе Кейден вдруг осознал, что она никогда не будет чувствовать себя живой в норных жилищах — ей было их мало, ей нужен был весь мир с его историями и народами. Знать их, понимать, видеть, слышать. Светло улыбающаяся ему аммилиса была совершенно не скована догмами и правилами своего народа, будучи свободной душой. Врать ей? Как? Аммилисы никогда не лгут. Ладно, за редким исключением, когда совсем крайний случай — это как раз он.

— Я родился в семье торговца, — осторожно подбирая слова, лир Сел сделал глоток освежающего земляничного сока из первых, ещё не налившихся на солнце сладостью, ягод. — Мы много путешествовали. В долгой дороге иногда нечем было заняться, поэтому учился игре на гуцынь, а пели в семье всегда много, поэтому я быстро всё освоил.

— И потом покинул семью? — с тенью лёгкой грусти уточнила у него Ветта, иногда она всё же скучала по дому, но хитрые и недалёкие родители, так сильно этим выделяющиеся на фоне остального народа, просто не оставили ей шанса. Ветта была уверена по тем деловым письмам, что приходили от наречённого, он бы и слова ей не дал сказать — потащил под венец и заставил жить так, как заведено порядками, ей казалось, что об этом говорили сухие доводы о необходимости их союза.

— Да, я покинул семью, — Кейден снова отпил сок, пытаясь скрыть за чашкой нервный взгляд от собственной лжи, хотя, он ведь не лгал в полной мере, всего лишь не говорил всей правды. Когда-нибудь он сможет ей всё объяснить.

В глубине души лир Сел радовался, что хвост сейчас примотан к ноге и скрыт широкими брюками, иначе он бы выдал все чувства, что владели сейчас лиром — хвост уже ощутимо дёргался, вызывая щекотку пониже спины, но Кейден терпел, убеждая себя и хвост, что даст ему свободу, как только окажется в комнате.

Убедившись, что Кейд поел и остался сыт, Ветта хлопнула несколько раз в ладоши, привлекая к себе внимание людей и эльфов. Бард не заставил себя ждать, поклонившись гостям и подняв свой инструмент, он сел прямо на пол, положив гуцынь себе на колени. Тонкие пальцы, так непохожие на человеческие, когда дотронулись до струн, снова заставили Ветту подумать о смешанной крови в его жилах. Тихая мелодия полилась от этих прикосновений — бард словно гладил струны, рождая отдалённо знакомые звуки.

Когда Кейд запел, лира Норе замерла: простые слова своей безыскусностью проникали в самую душу, вынуждая вслушиваться в каждый звук. Она словно наяву видела окружённый высокими елями пруд, где сотни тысяч лет назад договорились встретиться влюблённые, но жизнь разлучила их и раскидала по разным краям мира. Годами они шли навстречу друг другу, несколько раз они разминулись, лишь на долю секунды опоздав, но всё же встретились в глубокой старости у своего пруда. Видевший их любовь лес, когда они были ещё детьми, встретивший их стариками, сохранившими тепло друг к другу в своих сердцах, он подарил им новую жизнь, превратив в цветы, что маленькими голубыми лепестками с той давней поры встречают солнце на дальней лесной поляне, а на ночь привечают светлячков, дарящих влюблённым надежду.

Последний куплет отзвучал под сводами таверны, молчали даже эльфы, потрясённые силой чувств, что бушует в сердцах тех, чья жизнь скоротечна и угасает, когда приходит время. Они редко слушали песни других народов, казавшиеся им незамысловатыми, но эта заставила пожалеть об упущенном.

Не сразу до Ветты дошло, что её глаза щиплет от слёз, мокрые дорожки заставили щёки покраснеть, а подбородок дрожать.

— Я буду рада, если ты будешь выступать здесь, — нарушила тишину лира Норе и, поднявшись из-за стола, вышла на улицу, подняв лицо к небу. Вечерний ветер остудил разгорячённую кожу, мурашки постепенно утихли, а слова ещё звучали внутри, заставляя тосковать о тех, что встретились так поздно, но сквозь года пронесли свою любовь. Будут ли и у неё однажды такие чувства?

Но ветер молчал, тихо шелестя травами, обнимая за плечи лёгкими порывами, играя с прядями серебристых волос, будто не хотел нарушать момент, что оседал в душе отзвучавшей мелодией.