Тайна Бабблинг Вэлл Род

Глава II КТО ОНА?

На другой день все местные английские газеты были полны сенсационным описанием убийства синьора Толедоса.

Ловкие репортеры сумели узнать все, что было известно о «золотой даме», какими-то странными нитями связанной с жизнью и смертью синьора Толедоса. А сообщение полицейского врача о застывшем в зрачках убитого образе какой-то женщины с поднятой рукой еще более усиливал лихорадочный интерес немногочисленной шанхайской колонии европейцев. Они почти все знали друг друга если не по имени, то в лицо. А такой человек, как синьор Толедос, будучи управляющим одного из пяти местных европейских кинематографов, конечно, был известен в лицо всем проживающим в Шанхае. И, поэтому, его судьба заинтересовала всех и каждого.

О личности таинственной «золотой дамы» также ходили самые разнообразные версии. С первого же момента ее, конечно, определяли как тайную любовницу красивого испанца, может быть, чужую жену, так как во всех ее встречах с синьором Толедосом лежал элемент загадочности, осторожности и какой-то секретности.

Синьор Толедос был холост или, вернее, вдовец, потерявший жену пять лет тому назад, при поездке на родину, где его жена умерла от воспаления легких. Таким образом, он лично был совершенно свободен и не был обязан давать отчета кому бы то ни было в своих поступках.

Но почему же, в таком случае, такая осторожность при встречах с «золотой дамой»?

Ясно, что эта таинственность происходила ради нее, ради ее репутации. Кто же такая эта «золотая дама»?

У синьора Толедоса было много друзей как среди испанцев, проживавших в Шанхае, так и среди представителей других национальностей. Но никто из его многочисленных друзей не мог ничего оказать об этой «золотой даме» и даже указать на какую-либо даму, знакомую с синьором Толедосом и подходившую под описание, данное боем, служащим в кинематографе «Пикадилли». Единственным ключом к разрешению всей этой загадки являлся снимок со зрачков убитого испанца, в которых застыл образ какой-то женщины. Вся публика с ярым нетерпением ожидала появления этих снимков на страницах местной английской газеты «Норт Чайна Дэйли Ньюз».

Ждал этих снимков и молодой детектив Прайс, который накануне провел большую и утомительную работу по допросу всех служащих кинематографа, а также личного боя синьора Толедоса. Этот бой во время допроса выглядел загнанным, испуганным зверем и на все вопросы отвечал, что он ничего не знает и не помнит. Прайс выяснил лишь, что этот бой служил у синьора Толедоса всего два месяца, заменив старого боя, уехавшего к себе на родину в Нинпо, чтобы проведать семью.

Этот старый бой прослужил у синьора Толедоса более десяти лет и, конечно, знал очень многое из интимной жизни своего господина.

По требованию Прайса, власти Сеттльмента снеслись с китайскими властями провинции Цзянсу, прося разыскать и доставить в Шанхай для допроса «важного свидетеля» по делу убийства испанского гражданина синьора Толедоса — боя Ан-фу.

На другой день после раскрытии убийства, Прайс сидел в главном полицейском управлении на Фучжоу род, ожидая, когда полицейский врач, вместе с полицейским фотографом, проявят и отпечатают снимки с образа женщины, застывшей в зрачках синьора Толедоса.

По возмущенному требованию того же Прайса, представителей всех английских и китайских газет вежливо выпроводили из здания полицейского управления, с сообщением, что власти, к сожалению, не могут исполнить их просьбы и сообщить еще какие-либо добавочные сведения по делу об убийстве синьора Толедоса.

— И так уже сообщили им больше, чем достаточно, — возмущался Прайс, шагая крупными шагами по комнате и адресуясь к своему приятелю Грогу, сидевшему и ждавшему результатов съемки вместе с ним.

— Сразу видно, — продолжал Прайс, — что местные власти еще не привыкли иметь дело с такими сенсационными убийствами, как смерть Толедоса. Преступно и легкомысленно все сведения, собранные нами, были переданы всему обществу, включая и убийцу. Теперь он или она прекрасно информированы о том, сколько полиции известно по этому делу. И «золотая дама», конечно, постарается теперь уйти от нас как можно дальше…

— Верно, — согласился Грог, попыхивая трубкой.

В этот момент в комнату явился торжественный полицейский врач вместе с полицейским фотографом, неся с собой несколько роковых оттисков.

— Вот то, что интересует вас, джентльмены, — так же торжественно заявил врач, передавая снимки торопливо подскочившему к нему Прайсу.

На большом, плотном, еще сыром куске бумаги был снят увеличенный во много десятков раз зрачок синьора Толедоса. И на этом необычайном фоне резко выделялась фигура стройной, темной женщины с искаженным лицом и поднятыми вверх руками.

Длинные волосы незнакомки были распущены и широкими волнами падали на ее плети.

На лице ее был отражен явный испуг, отчаяние, ужас — словом, гамма самых разноречивых и сильных ощущений.

Прайс и Грог долго молча смотрели на этот снимок, как бы стараясь выпытать у фотографии незнакомой женщины, что именно видела она перед собой в этот момент, когда жизнь синьора Толедоса отлетала от него.

— Да, — наконец пробормотал Прайс, не обращаясь ни к кому в отдельности. — Конечно, с такого необычайного снимка не можешь потребовать более ясного отпечатка, но, тем не менее, мне кажется, что едва ли эту женщину можно назвать «золотой дамой». На снимке похоже, что это брюнетка.

— Возможно, — подтвердил врач, пожимая плечами. — Но это совсем не аксиома. Узнать, брюнетка это или блондинка, вы можете, только встретив оригинал.

— Я не думаю, чтобы оригинал фотографии горел желанием встретиться с представителями власти, — угрюмо проворчал Прайс.

— И это тоже верно, — невозмутимо согласился врач.

Поговорив с врачом еще несколько минут, Прайс расстался с ним и вместе с Грогом направился сначала, чтобы рапортовать по начальству о новой улике в деле убийства синьора Толедоса, а затем отправился домой.

По возвращении домой, пока он с наслаждением принимал ванну, так как день выдался довольно жаркий, несмотря на конец сентября, к нему явился посыльный из главного полицейского управления с телеграммой от китайских властей Нинпо, сообщавших, что бой Ан-фу задержан в родной деревне, закован в кандалы и отправлен в Шанхай. Таким образом, через день можно было ожидать боя уже здесь, в Шанхае.

— Идиоты, — громко произнес Прайс. — Это называется перестарались. Заковать в кандалы главного свидетеля и этим самым отбить у него охоту вообще с кем-либо разговаривать.

Два дня прошли без каких бы то ни было событий. Тщательный обыск в комфортабельной квартире синьора Толедоса у Хонкью парка не обнаружил ничего существенного. Это была обычная шанхайская квартира холостого европейца, в достаточной степени обеспеченного и не отказывающего себе в комфорте.

На третий день в Шанхай, действительно в наручниках и кандалах, был доставлен бой Ан-фу, которого тюремные власти Сеттльмента прежде всего напоили, накормили, сняли кандалы, а затем, в сопровождении тюремного надзирателя, отправили на квартиру к Прайсу.

Прайс увидел перед собой невысокого, широкоплечего китайца с поседевшей уже головой и с угрюмым взглядом узко прорезанных глаз. На флегматичном желтом лице было написано явное равнодушие к своей судьбе. При появлении в комнате Прайса, Ан-фу почтительно поднялся на ноги, поклонился почти европейским поклоном и застыл в ожидании допроса.

— Здравствуй, Ан-фу, — весело начал Прайс, желая расположить к себе угрюмого китайца.

— Здравствуйте, мастер, — почтительно и холодно ответил бой.

— Ты знаешь, конечно, почему тебя привезли в Шанхай?

— Знаю, мастер. Мне сообщили здесь, в тюрьме. Мой мастер, синьор Толедос, умер. Его убили его враги, — так же холодно ответил китаец.

— Враги? — быстро переспросил Прайс. — У него были враги?

— Врагов не имеет только посредственность, мастер, — сентенциозно ответил Ан-фу. — Каждый умный человек имеет врагов. У вас тоже есть враги, мастер. Мой мастер, синьор Толедос, был тоже умным человеком.

Прайс улыбнулся тонкому комплименту Ан-фу.

— Старый, умный черт, — промелькнуло у него в голове. — С ним нужно держать себя настороже.

— Ты жил долгое время у синьора Толедоса, не так ли? — продолжал допрашивать Прайс.

— Десять лет земля обходила солнце за то время, пока я служил у мастера Толедоса, — торжественно заметил Ан-фу.

— Десять лет — долгий срок. Ты должен хорошо знать как друзей, так и врагов своего хозяина.

Ан-фу пожал плечам и поднял глаза к небу.

— Как может скромный бой, покорный слуга своего господина, знать всех его друзей и всех его врагов, — уклончиво ответил он. — Никто в мире, даже сам человек, не знает, кто у него друзья и кто — враги. В черную минуту люди, считавшие себя друзьями, отворачиваются спиной, а люди, подходящие к вам с медовыми речами, таят на сердце своем холод вражды. А люди с горячими словами и гневными взглядами бросают жен своих и детей, чтобы спасти человека, который ненавидит их.

— Это миссионер какой-то, а не бой, — тоскливо подумал Прайс.

Он встал с кресла и долго ходил взад и вперед по комнате, обдумывая, с какой стороны вести дальше расспросы, чтобы скорее дойти до нужной цели.

Ан-фу стоял почтительно у кресла, покорно склонив голову и выражая всей своей невысокой, широкоплечей фигурой преданность и смиренное достоинство слуги.

— Китайский Тартюф, — с закипающим раздражением подумал про себя Прайс, останавливаясь у стола и вырабатывая дальнейший план действий.