Глава V ТАЙНА ШИФРА

Получив сухое, лаконичное сообщение от полковника Гойера, Прайс мгновенно оделся и на автомобиле помчался к уютной вилле на Бабблинг Вэлл род, где еще вчера он разговаривал с «золотой дамой» и оставил ее у камина задумчиво смотрящей вдаль и нервно сжимающей тонкий кружевной платок.

Пока автомобиль мчался по узким улицам Шанхая, ловко лавируя среди толпы рикш, тачек и велосипедистов, Прайс, забившись в уголок, усиленно обдумывал создавшееся положение.

В первую минуту сообщение полковника Гойера просто ошеломило его. Он понял инстинктивно лишь одно, что ему нужно как можно скорее прибыть к месту трагического происшествия. Нс сейчас, мало-помалу, его мозг, взбудораженный неожиданной новостью, начал сознавать всю трагичность и необычайность происшедшего.

— Миссис Робинзон убита… Задушена… Значит, тайна, окружавшая смерть синьора Толедоса, еще более сложна и запутана, чем казалось с первого взгляда. Впрочем, не будем строить теорий раньше, чем убедимся в имеющихся налицо фактах.

Придя к такому заключению, Прайс успокоился, взял себя в руки и только нетерпеливо изгладывал на часы, желая как можно скорее прибыть в дом Робинзонов.

Его желание скоро исполнилось и автомобиль остановился у широкого подъезда уютней виллы, которую занимали Робинзоны. Прайс быстро выскочил из автомобиля и легко взбежал вверх по ступеням, пройдя в вестибюль.

Там его уже ожидала большая компания. Высокий тонконогий Грог, старый знакомый судебный врач, бледный потухший Робинзон, секретарь американского консульства Балл и представитель секретариата муниципалитета Международного Сеттльмента. Быстро окинув взглядом всю эту группу, Прайс наглядно убедился в сенсационности и серьезности происшедшего, которым заинтересовались и по поводу которого обеспокоились такие высокие чины консульства и муниципалитета.

Почти одновременно с Прайсом к дому подъехал огромный синий «бюик» полковника Гойера и он сам вошел в вестибюль.

Произошел молчаливый обмен рукопожатиями. Все невольно говорили вполголоса и бросали сочувственные взгляды в сторону Робинзона, который, казалось, не видел ничего из происходящего вокруг и бессмысленными глазами смотрел в какую-то одному ему понятную точку в пространстве.

— Я думаю, что теперь мы можем приступить к осмотру комнаты, — вполголоса произнес полковник Гойер, обращаясь к Прайсу.

Прайс кивнул головой.

Группа мужчин направилась вверх по широкой лестнице во второй этаж, где была расположена спальня супругов. У дверей спальни шедший позади всех Робинзон вдруг попятился и чуть было не упал, если бы Грог вовремя не подхватил его за талию.

— Нет, не могу, — глухо произнес Робинзон, стискивая зубы. — Я не могу видеть ее… мертвой, без движения… Такую молодую и жизнерадостную…

Он побледнел еще больше и в изнеможении прислонился к стене.

— Проведите инженера Робинзона вниз, Грог, — коротко приказал толковник Гойер. — Разумеется, слишком жестоко заставлять его присутствовать при этой мрачной картине. Мы справимся одни.

Вслед за этим Гойер, Прайс, врач и представители консульских и муниципальных властей прошли в большую, светлую спальню, залитую веселым солнечным светом, падающим сквозь широкие стеклянные двери, выходящие на веранду. Спальня носила уже полужилой характер, так как именно сегодня чета Робинзонов собиралась отплыть обратно в Соединенные Штаты, пробыв в Шанхае около двух лет. Кругом стояли чемоданы и сундуки. Картины со стен и безделушки с этажерок и туалетного столика уже были убраны в чемоданы.

На широкой двуспальной кровати, стоявшей прямо посреди комнаты, среди вороха белоснежных, смятых простынь, лежал полуобнаженный труп той веселой, жизнерадостной женщины, которую еще вчера звали миссис Робинзон. Золотые, волнистые волосы были спутаны и в беспорядке рассыпались по подушке. Хорошенькое, точеное личико было искажено мукой и смертельным испугом. На изящной тонкой шее темнели синие подтеки. Прелестные перламутровые зубы с силой прикусили кончик языка.

Вошедшие в комнату мрачно сгруппировались у порога, боясь громким словом или резким движением нарушить суровую торжественность царства смерти. Только врач, с профессиональной бессердечностью, сразу подошел к постели и тщательно принялся за осмотр трупа. Прайс так же хладнокровно и деловито принялся за исследование постели, ковра, затем столика у постели и всей обстановки.

Через пять минут врач сухо заявил, что миссис Робинзон погибла, будучи задушенной, очевидно, мужчиной, так как никакие женские руки не смогли бы причинить таких ужасных синих подтеков.

Группа мужчин у порога взволнованно заговорила вполголоса.

Затем, по предложению полковника Гойера, все спустились обратно вниз, в гостиную, оставив в спальне Прайса с Грогом.

— Это вот лучше, — облегченно произнес Прайс, когда дверь закрылась за ушедшими. — Спасибо полковнику. Как бы я смог работать здесь в присутствии такого огромного количества высокопоставленных лиц! Ну их к Богу!..

Вместе с Грогом он принялся за дальнейший осмотр комнаты. После получасовой утомительной и кропотливой работы, Прайс нашел две или три мелких улики, которые были им осторожно спрятаны в бумажник.

Прежде всего, на ковре, у постели, Прайс нашел тонкий дамский платок, с тонкой вышивкой монограммой «К. С.». От платка шел одуряющий аромат духов «Черный нарцисс».

Затем Грог нашел под кроватью смятый и порванный конверт, на котором небрежным мужским почерком был написал адрес госпожи Робинзон.

Но самое главное открытие было сделано Прайсом немного позднее. Закончив осмотр комнаты, Прайс перешел на осмотр трупа. Он долго всматривался в искаженное от ужаса мертвое лицо «золотой дамы», мысленно ломая себе голову над тем, что могла увидеть перед смертью Эдит Робинзон. Что заставило ее так ужасно исказиться от предчувствия неминуемой смерти? Затем его взгляд перешел на руки задушенной и в ту же минуту он заметил, что правая рука «золотой дамы» была конвульсивно сжата в кулак и даже спрятана под подушку. По внешним признакам, умершая, в минуту смерти, пыталась как можно дальше засунуть руку под подушку вместо того, чтобы обороняться от врага.

— Похоже на то, что она пыталась что-то спрятать от убийцы, — мелькнула догадка в уме Прайса и он приподнял подушку, освободив правую руку Эдит. В тот же момент он торжествующе присвистнул. Из судорожно сжатого кулака Эдит виднелся беленький кусочек бумаги.

— Ключ к тайне, — молниеносно подумал Прайс, усердно пытаясь разжать похолодевшую руку.

Это было нелегким делом. Кулак уже успел закоченеть и только после двух-трех минут Прайсу удалось разжать руку Эдит и вынуть смятый клочок бумаги. Торопливо развернув его, он гневно закусил губу. На листке бумаги было начертано:

25. 737. 21. 44.

55. 765. 45. 33.

71. 24. 55. 16.

— Шифр, — громко произнес он, показывая листок бумаги наклонившемуся с любопытством к нему Грогу. — Ничего, попробуем на досуге разобраться, в чем здесь дело. А пока здесь делать больше нечего. Перейдем вниз для первого допроса.

Они спустились вниз в гостиную, где их терпеливо ожидали все прибывшие равнее лица.

— Ну-с, Прайс, — встретил вопросом детектива начальник полиции. — Что нового? Что вам удалось найти?

— Очень немного, господин полковник, — почтительно ответил молодой детектив. — Но в то же самое время, может быть, найденное мною может оказаться ключом ко всей тайне. Во всяком случае, считаю необходимым донести вам, что часть улик мною обнаружена и я не сомневаюсь, что при энергичной работе нам удастся раскрыть эту ужасную тайну.

— Вы слышали, господа? — довольно обратился полковник Гойер ко всем присутствующим. — Человек, поставленный мною во главе расследования этого дела, обещает нам дать в недалеком будущем благоприятные результаты.

— И на этом я считаю, что дальнейшая информация пока не последует, — с вежливой улыбкой добавил Прайс, — так как разглашение добытых мною улик может затруднить следствие и поиски убийцы.

Представители консульских и муниципальных властей поняли тонкий намек представителей полиции и с кислыми минами, пожав на прощанье руки Гойеру и Прайсу, удалились.

Когда в гостиной остались только Гойер, Грог и Прайс, первый откинулся в кресле, закурил трубку и добродушно обратился к Прайсу:

— Ну, я надеюсь, что мне-то вы можете сообщить детали ваших улик. Не скрою, что все это дело меня интересует самым живейшим образом. Кроме того, на карту поставлена не только ваша, но и моя карьера, Прайс. Никогда еще, за всю историю Шанхая, не происходило два таких сенсационнейших убийства в непосредственной близости одно от другого. Общественное мнение будет возбуждено до пределов. Если мы споткнемся на этом деле, то нам не миновать самой жестокой критики как со стороны налогоплательщиков, так и со стороны членов муниципалитета. Мне, может быть, придется подать в отставку. А для вас — будет закрыта дорога к быстрой карьере, по крайней мере, на долгие годы. Вы понимаете это, Прайс?

— Я все прекрасно понимаю, полковник, — немного нетерпеливо произнес Прайс. — Но сейчас я не собираюсь забивать себе голову тем, что будет, если мы не разрешим этого дела. Я считаю, что я должен разрешить тайну этой виллы на Бабблинг Вэлл, а также тайну кинематографа «Пикадилли». Прежде всего, для меня нет никакого сомнения, что между этими двумя убийствами существует какая-то определенная связь.

— Вы думаете, что «золотая дама»…

— «Золотая дама» была госпожа Робинзон, — твердо ответил Прайс.

— Но если даже это и так, то ваше открытие не только не упрощает, но еще более усложняет дело, — после долгого раздумья заметил полковник. — Раньше мы могли думать, что синьор Толедос был убит женщиной, этой пресловутой «золотой дамой», по мотивам ревности и страсти. Но теперь… Что прикажете думать теперь…

— Поживем — увидим, полковник, — самоуверенно произнес Прайс, не чувствуя, впрочем, на душе никакой уверенности и веселья. — А сейчас я хотел бы поговорить с инженером Робинзоном.

— Это можно устроить, — мотнул головой Грог. — Я оставил его на террасе, в лонгшезе. Я сейчас приведу его.

Он скрылся за стеклянной дверью и через минуту вернулся, ведя под руку бледного, с покрасневшими глазами и пересохшими губами, инженера Робинзона.

— Садитесь, Робинзон, — дружески сочувственно произнес полковник Гойер, усаживая несчастного вдовца в кресло. — Мой молодой помощник Прайс желал бы задать вам несколько вопросов. Помните, что от его усилий зависит сейчас найти неведомого убийцу, погубившего вашу прекрасную супругу. Я думаю, что вы окажете нам всяческое содействие в том, чтобы заставить этого негодяя предстать перед правосудием.

Потускневшие глаза Робинзона вспыхнули мрачным огнем. Он грозно сжал кулаки.

— Я сам убью его, — хрипло произнес он.

Потом он слегка опомнился, вынул платок, утер пот, струившийся по его бледному лицу, и улыбнулся кривой и жалкой улыбкой.

— Я к вашим услугам, господа, — тихо произнес он. — Спрашивайте, что вы хотите.

— Я начну с неожиданного для вас вопроса, господин Робинзон, — начал Прайс. — Какими духами предпочитала душиться ваша супруга? «Черным нарциссом»?

Робинзон недоуменно поднял голосу и посмотрел на Прайса.

— Нет, — после некоторого раздумья ответил он. — Она всегда душилась старыми духами «Кэр де Жанет»[8], которые теперь уже вышли из моды. Она не любила модных, терпких и дурманящих духов, считая их вульгарными…

— Вы уверены, что у нее не могло быть духов «Черный нарцисс»?

— Абсолютно уверен.

— Благодарю вас. Вы дали мне первое ценное указание, — произнес Прайс с чувством глубокого удовлетворения.

Робинзон потухшим взором смотрел на детектива и, казалось, даже не слышал, что говорил тот.

— Скажите, господин Робинзон, — вежливо продолжал далее Прайс. — Вы, конечно, имели здесь в Шанхае множество друзей. Скажите, были ли особенно близкие друзья у вашей супруги?

— У нас были одни и те же друзья. Мои сослуживцы с их женами и другие знакомые, — тихо ответил Робинзон.

— Я говорю об особенно близких друзьях, — подчеркнул Прайс. — О друзьях, которые особенно часто бывали в вашем доме.

Робинзон думал, приложив руку к виску, как будто это раздумье причиняло ему большое страдание.

— Не знаю, — наконец произнес он. — У нас так много знакомых и почти всех мы встречали часто на различного рода «парти». В доме у нас также редко обходилось без гостей. Эдит любила окружать себя толпой. Она была так молода и ей еще хотелось веселиться…

Он нервно сжал руки и голос его слегка дрогнул.

— Впрочем, в последнее время она стала заметно меньше выезжать и бывать в обществе.

— Не показалось ли вам, что она чем-то озабочена? Что ее гнетет какое-то скрытое несчастье? — продолжал допытываться Прайс.

— Не знаю… Не заметил, — с трудом ответил Робинзон. — Пожалуй, она стала более задумчивой в последнее время. Это все, что я могу сказать. И… и, простите меня, я не могу сегодня больше говорить. Не отложите ли вы ваш допрос хотя бы на завтра…

— Конечно, господин Робинзон, — охотно согласился Прайс, немедленно вставая на ноги. — С вашего разрешения, я пройду сейчас наверх, в вашу спальню, и осмотрю багаж госпожи Робинзон. Возможно, что я найду там кое-какие нужные мне указания.

— Делайте, как хотите, — устало произнес Робинзон, откидываясь на спинку кресла. — Наша ама покажет вам вещи, принадлежащие моей несчастной жене.

Крепко пожав на прощанье руку убитому горем инженеру, Прайс вместе с полковником Гойером и Грогом вышел из гостиной. В вестибюле полковник Гойер остановился.

— Я уеду, — заявил он, — оставив вас работать над этим делом. Помните, Прайс, что очень многое зависит от успеха вашей работы. Прощайте.

В сопровождении Грога Прайс снова поднялся в роковую спальню, у дверей которой дежурил китаец-полисмен.

В комнате было светло от ярких лучей солнца, вливающихся в открытое окно. День был так хорош и светел, что не верилось в существование горя и печали на земле. Но здесь же, в этой комнате, на широкой постели, под белоснежным покрывалом, лежал похолодевший труп молодой женщины, погибшей от руки таинственного и мрачного убийцы.

Впрочем, в данный момент Прайс не стал забивать себе головы какими-либо философскими мыслями. Он должен был действовать.

После того, как боязливо вошедшая в спальню ама указала на сундуки, принадлежавшие лично миссис Робинзон, Прайс, с помощью Грога, принялся усердно знакомиться с содержанием этих сундуков. Они работали больше часа, методично проверяя содержимое багажа и не находя в нем ничего интересного, так как там лежало белье, платья и сотни безделушек и сувениров. Но, роясь в большом чемодане, Прайс наткнулся на старинную китайскую шкатулку, запертую на ключ.

Глаза Прайса радостно засверкали.

— Вот то, что мне нужно. Несомненно, здесь хранятся письма и различные интимные документы, — произнес он, показывая шкатулку Грогу. — Теперь только найти ключ к этой шкатулке.

Но, несмотря на самые усердные попеки, ключа не оказалось. Вызванная еще раз ама подтвердила, что миссис хранила в этой шкатулке разные бумаги. Но ключ от шкатулки или утерян, или спрятан госпожой Робинзон так тщательно, что найти его теперь не представлялось возможным.

— Наплевать, — решил в конце концов Прайс. — Я увезу шкатулку домой и там открою ее при помощи отмычки.

Он спустился вниз и передал свою просьбу Робинзону. Тот продолжал сидеть в кресле, далекий, занятый своими печальными мыслями, и на слова Прайса только мотнул головой, выражая согласие на увоз шкатулки.

На подъезде, держа шкатулку под мышкой, Прайс простился с Грогом.

— Я поеду сейчас домой и там ознакомлюсь с содержимым шкатулки, — пояснил Прайс. — Если я найду там что-либо заслуживающее внимание, то я позвоню вам. Если же там не найдется ничего замечательного, то я увижусь с вами завтра, чтобы выработать дальнейший план работы.

— Хорошо, — флегматично отозвался Грог, не выказывая никакого интереса к возможности каких-либо сенсационных открытий. Грог никогда ничем не интересовался и его нельзя было назвать любопытным. Больше всего на свете он любил свою трубку и мирное сиденье у горящего камина.

Всю дорогу до дома, сидя в машине, Прайс с любопытством рассматривал шкатулку. Это была большая черная шкатулка с резными украшениями, изображающими сценки из китайской жизни. Вся шкатулка была обита медью, увеличивающей тяжесть шкатулки.

— Интересно, какие секреты могут храниться в шкатулке «золотой дамы», — вслух произнес Прайс. — Я уверен, что найду там что-то интересное… Алло, что там случилось…

Послышался резкий треск, похожий на звук револьверного выстрела, и быстро мчавшийся автомобиль, дернувшись, остановился, скрипя тормозами.

Прайс инстинктивным движением прижал шкатулку ближе к себе и взглянул на шофера. Тот, остановив машину, медленно вылезал на дорогу.

— В чем дело? — резко спросил его по-китайски Прайс.

— Лопнула шина, мастер, — равнодушно ответил шофер.

Прайс смачно выругался. Смена шины должна была занять не менее десяти минут. А он дорожил каждой минутой, стремясь скорее ознакомиться с содержанием шкатулки.

— Меняй скорее, — приказал он шоферу, оглядываясь по сторонам.

Автомобиль остановился на узкой китайской улице Международного Сеттльмента, позади Хонан род, где шофер ехал, чтобы сократить путь на Скотт род, к дому Прайса. Было около двенадцати дня и узкая улочка кишела китайской толпой, велосипедистами, рикшами и тачками с тяжелым грузом. Редкие автомобили с трудом пробирались в этом человеческой водовороте, не переставая реветь сиренами.

Желая облегчить шоферу работу по смене шины, Прайс вылез из машины, продолжая держать шкатулку под мышкой. Вокруг остановившегося автомобиля начала собираться густая толпа зрителей-китайцев, падких до всяческих уличных происшествий. Прайс взглянул на ближайший угол, надеясь найти там постового полисмена, которого он мог бы подозвать и, показав свой значок, приказать рассеять толпу. Но постового полисмена вблизи не оказалось.

Чертыхаясь, Прайс оттолкнул несколько зевак, подступивших уже вплотную и мешавших шоферу сменять шину. Но толпа продолжала накапливаться все больше и больше.

— Черт бы их побрал с их восточным любопытством, — раздраженно подумал Прайс. — Скорее, шофер.

— Одну минуту, мастер, — отозвался, пыхтя, шофер, надевая новую шину на колесо.

Прайс повернулся и направился обратно к дверце автомобиля, намереваясь сесть на свое место, чтобы отправиться в дальнейший путь.

Но следующий момент принес за собой неожиданное происшествие.

Прайс только что поставил ногу на подножку машины, как кто-то с силой дернул его за другую ногу, стоявшую на панели.

Не ожидавший ничего подобного, Прайс «клюнул» носом прямо в машину. В тот же момент чьи-то ловкие и сильные руки рванули к себе шкатулку, находившуюся у него под мышкой. Шкатулка с грохотом полетела на панель.

Побледневший от неожиданности и злости Прайс быстро вскочил на ноги и автоматически выхватил револьвер. Сгрудившаяся вокруг него толпа китайских зевак бросилась врассыпную при виде черной стали револьвера.

Прайс торопливо бросил взгляд на мостовую.

Шкатулки уже не было.

Чьи-то невидимые руки успели подхватить ее с мостовой.

Взбешенный Прайс выхватил свисток и резкий полицейский свист прорезал уличный гвалт и шум. Толпа китайцев бросилась теперь наутек, скрываясь в магазинах, лавочках и узких переулках. Прайс бегал кругом машины, вдоль улицы, стараясь разглядеть шкатулку в руках убегающих китайцев. Но шкатулка исчезла, как будто растаяла в воздухе или провалилась сквозь мостовую.

Где-то вблизи послышались ответные полицейские свистки.

Из-за угла выбежал полицейский-индус с револьвером в руках. Еще через минуту прибежали два китайских полисмена и один европеец, также с револьверами.

— Что случилось? — торопливо спросил европейский сержант, обращаясь к Прайсу.

Тот только закусил губы. Слишком поздно пришла ему в голову мысль, что он свалял дурака. Как он не сообразил раньше, что эта шкатулка была ценной и необходимой для убийцы Эдит Робинзон? Как он не мог сообразить раньше, что темные силы, задушившие прекрасную «золотую даму», примут все усилия, чтобы вырвать у него из рук это хранилище секретов?

А он, как дурак, ехал один с таким ценным предметом, не взяв с собой даже Грога и не позаботившись охранять драгоценную шкатулку. Теперь он должен был расплачиваться за собственное легкомыслие. Бессмысленно было пытаться найти шкатулку среди сотен китайцев, наводнявших улицу, а теперь боязливо рассеивавшихся в разные стороны. Похититель шкатулки был, во-первых, очевидно, не один. И теперь эти похитители уже находятся вне опасности, унося с собой шкатулку.

— Все, что нам остается делать, это составить протокол о нападении на вас. Мы не можем окружить все окрестные улицы и произвести поголовный обыск всех прохожих, — заметил полисмен-европеец, вынимая из кармана записную книжку.

Прайс мрачно кивнул головой, сознавая справедливость слов полисмена. Потом новая мысль пришла ему в голову и он направился к снятой шине, у которой сидел на корточках перепуганный всем произошедшим шофер.

— Покажи мне, в чем дело здесь с шиной, — приказал Прайс.

Шофер молча указал на снятую шину. Одного быстрого взгляда было достаточно, чтобы убедиться, что шина была проколота каким-то острым оружием вроде кинжала или шила.

— Шина была совершенно новой, мастер, — пролепетал шофер.

Составив протокол, европейский сержант удалился со своими постовыми индусами и китайцами. Шофер переменил шину и Прайс, чернее тучи, сел обратно в машину. Через минуту автомобиль мчался дальше на Скотт род.

Загрузка...