Тайна двух континентов

Глава 16

Глава 16

Иван

Тяжелая аура окутала как плащом и я понял, что соскучился. По вечным Навьим сумеркам, по тонкому зуденью гнуса, по затхлому запаху болота... Здесь всего этого не было.

В Африке Навь была сухой, как желудок сдохшего за миллиард лет до нашей эры кита, и жаркой, как адская баня.

Ветер нес острые песчинки, которые секли обгоревшее на солнце лицо, забивали веки и ноздри и неприятно свистели в ушах.

Мушхуш всполошился. Он, как обычный помойный пёс, рылся в куче отбросов неподалёку, но теперь решил познакомиться со мной. Пригибая к земле тупорылые морды и невнятно переругиваясь сам с собой, он устремился вперед.

Я решил не обращать на него внимания. Закрыв глаза, отрешился от мирской суеты и спазмов в желудке, и обратился к Нави.

На удивление, она очень быстро откликнулась. Наверное, узнала во мне родственную душу, и распахнув объятия, раскрылась навстречу.

Дыша глубоко, как только мог, я принялся насыщаться.

Времени было мало, но уроки Бел-Горюч Камня не прошли даром. С каждым ударом сердца, с каждым вздохом я понимал местную Навь всё лучше, всё глубже проникал в неё и... всё больше любил. Сумеречный мир отвечал тем же.

Мушхуш подобрался совсем близко - я чувствовал его смрадное дыхание, сабельный скрежет когтей и утробное урчанье семи желудков.

Игнорируя истеричные вопли мозга о том, что пора спасаться бегством, я как лозоходец вытянул руки над землей. Не понимая, что конкретно хочу найти, просто поддался предчувствию. Этому провидению, что неожиданно появляется в самых опасных жизненных ситуациях и подсказывает абсолютно нелогичные действия...

Нащупав глубоко под слоем песка твердь, я улыбнулся.

Он был очень стар. Миллионы лет он спал под толщей песка и почти забыл, что это значит: быть живым. Но я был уверен, что смогу напомнить.

О том, каким жарким может быть полуденное солнце и какой вкусной родниковая вода. Как прекрасны наполненные мерным жужжанием пчел цветочные поляны и тихие голубые сумерки. О том, как глубокой ночью приятно лечь на землю, закинуть руки за голову и смотреть в звездное небо... О трепещущем сердце жертвы, её страхе и вкусе горячей крови на языке.

Моргнув, я потряс головой.

Земля затряслась. Песок заволновался, подернулся рябью и расступился, образуя гигантскую воронку.

На дне, в уютной глиняной колыбели, ворочался Он.

Разумеется, это был только скелет. Громадные блоки позвоночника, толстые, как колонны, берцовые кости задних лап, хвост, способный одним ударом разнести средних размеров БТР, и конечно же, голова. Массивная и тяжелая, она словно состояла из двух гигантских челюстей, утыканных острыми, загнутыми внутрь зубами.

Кости были тёмно-коричневые, как сама земля. Выветренные и ноздреватые, они несли отпечаток лет, что гнили под солнцем и дождем, постепенно покрываясь грязью и погружаясь в песок.

Скелет был вполне целым. Но я всё-таки решил добавить немножко деталей.

Как в ускоренной съемке, череп покрылся мясом. От мощных челюстей протянулись белые волокна сухожилий, наросла кожа - толстая, как линолеум и прочная, как рубероид, она тут же покрылась чешуей. В глазницах блеснули злобные маленькие глазки, в пасти затрепетал юркий красный язык...

Тираннозавр раскрыл пасть и заревел во всю мощь новых легких.

Мушхуш, похожий на беспородную шавку рядом с королевским догом, поджал хвост и дунул куда подальше. Головы его недружно повизгивали и жаловались на невыносимые условия труда.

Я удовлетворенно хмыкнул: даже жуткие твари из подземельных измерений понимают, когда их превосходят классом...

Теперь единственным объектом, оставшимся в поле зрения ящера, был я. Медленно, даже величественно, он склонил голову, чуть не сбив меня с ног жестким наростом на носу и шумно втянул воздух. Я прилип к жутким черным ноздрям, как фантик к решетке канализации.

Очень хотелось отступить, хотя бы на метр, а лучше - на все десять: из пасти ящера разило, как из цистерны с протухшими потрохами. Но собрав всю свою выдержку, вместо этого я мужественно протянул руку и почесал ему нос.

Довольно осклабившись и припав к земле, тираннозавр завилял хвостом. Поднялся небольшой песчаный ураган.

Отплевываясь от песка и стараясь не замечать, как кроссовки тонут в громадных шмотках слюны, я чесал и приговаривал: - хороший пёсик, молоток...

Кожа ящера была холодной и гладкой, как чуть бугристое стекло.

Обойдя сбоку, я кое-как вскарабкался на спину тираннозавра. Устроился поудобнее между лопаток, соорудил ментальную уздечку и скомандовал:

- Вперед, Пушок!

Тираннозавр развернул ко мне голову и подмигнул золотисто-зеленым, с вертикальным зрачком, глазом. Я спохватился и открыл Завесу. А потом скомандовал еще раз:

- Вперед, Пушок!

Ящер хищно оскалился и прыгнул.

Наш выход в Правь был незабываемым. Грандиозным и умопомрачительным. Колоссальным, эпохальным и величественным.

Если б хоть кто-нибудь его заметил.

Но все были заняты. Бвана отбивался от собакоголовых монстров. Т'чала сцепился с какой-то совой - во все стороны летели клочки шерсти, перья и пронзительный визг.

Наш приятель Сет... Я даже присвистнул. Да, когда нужно, боги умеют себя подать.

Как зеркальные отражения друг друга, сошлись в схватке боги смерти. В руках их были копья. Кажется, в египетской мифологии такие зовутся кадуцеями... Копья были обвиты змеями которые, кстати сказать, громко шипели и плевались ядом.

Молнии били из кадуцеев, как из хорошей динамо-машины. Яркие до боли в глазах электрические дуги перескакивали с копья на копьё, уносились, сжигая тучи, в небо и плавили землю, оставляя гладкие черные проплешины.

Признаться, в этом бедламе было не отличить, где Анубис, а где Сет. Оба остроухие, гривастые, с серой, покрытой жесткой щетиной шкурой, они наскакивали друг на друга, вырывая огромные куски плоти, выли, подняв к небу острые шакальи рыла и бросая страшные, похожие на многоногих жаб, заклинания.

Вокруг богов шла битва: шакалы наскакивали на сов, кто-то откусывал кому-то голову, кто-то выпускал кишки, а потом, не отходя от кассы, вгрызался в дымящуюся плоть...

Пушок долго рассусоливать не стал. Выбрав самую большую группу монстров, он рванул к ней, пуская пар из ноздрей и ревя, как раненый паровоз.

Я чувствовал его восторг. Его нечаянную радость тем, что он вновь жив, что челюсти его обрели былую мощь, а лапы - былую прыть. Тем, как замечательно струится по горлу горячая кровь врага...

Я подавился. Пушок вопросительно сверкнул лиловым глазом. В его пасти что-то трепыхалось, повизгивало и неистово било хвостом...

Интересно, что на краю сознания я всё время чувствовал какие-то яркие вспышки. Будто мелкие камешки падали дождем в жидкую ртуть...

Оглянувшись, я выпучил глаза: из Нави шествовала целая армия. Вспышки я чувствовал, когда монстры пересекали Завесу...

Тут были полчища динозавров - не таких древних и поменьше, чем Пушок. Тут были реликтовые крокодилы и бегемоты. Птицы, похожие на птеродактилей и ящеры, похожие на птиц.

Тут были мумии. Никогда не думал, что в долине Гизы перемерло столько народу... Чистые, словно обглоданные скелеты, высохшие, обмотанные истлевшими тряпицами тела и даже очень хорошо сохранившиеся, почти свежие трупы. Построившись в костеланги и череполки, они шагали вслед за ящерами, издавая негромкий сухой стук.

Так же, как и Пушка, я чувствовал их всех. Каждого из них. Чувствовал исходящие от них волны эйфории - краткие мгновения жизни стоили того, чтобы ждать десятки, сотни и даже тысячи лет.

И все они испытывали жуткий, сводящий с ума, голод.

Вероятно, я так сильно соскучился по силе Нави, по её богатствам и возможностям, что не рассчитал зов и вместе с тираннозавром, так сказать на сдачу, поднял всю эту орду...

Глядя, как полчища гигантских зухосов жадно, вместе с перьями и когтями, глотают сов и шакалов, я меланхолично думал о том, что пора переходить на растительную диету. Во всяком случае, на месяц-другой. На пару недель уж наверняка.

До завтра точно в рот ни кусочка мяса не возьму...

Вокруг Лумумбы и Т'чалы образовался высокий бруствер из разрубленных тел. Учитель молотил ассегаем, как кукурузный комбайн. Ягуару, на мой взгляд, тоже было весело.

Убедившись, что им моя помощь не требуется, я направил Пушка к богам смерти. По их хищным, стремительным движениям, по яростным атакам кадуцеев можно было заключить, что уступать ни один не собирался.

Сет пошел в атаку, нанося удары быстрыми, почти незаметными глазу ударами. Анубис отступил, но тут же собрался и ударил в ответ. Бог с шакальей головой зарычал и поднял кадуцей повыше.

Я вспомнил, как Сет смотрел на сына перед битвой...

В конце концов, встревать в свару родственников - себе дороже. Обязательно крайним будешь.

Похлопав Пушка по твердой, как камень, шее, я направил его в сторону от богов. Пусть их. Ворон ворону, как говорится.

Даже как-то обидно сделалось. Никому я здесь не нужен, никто во мне не нуждается. Никого не надо спасать.

Вот была бы здесь Машка - она бы наверняка восхитилась моим мужественным профилем и профессиональной посадкой наездника! А так...

Я заметил яркий металлический проблеск. Искорку, совершенно неуместную в этой свалке кровавой плоти.

Убеждая себя что ошибся, стараясь отогнать надежду подальше, - чем больше веришь, тем больнее обмануться, верно? - я направил Пушка в гущу сражения. Монстры косили друг друга пачками. Звуки и запахи были такие, будто одновременно блевал и опорожнялся отравленный тухлыми консервами батальон солдат.

Мой ручной зверек брел сквозь это месиво совершенно нечувствительно, только хвостиком помахивал: махнет в одну сторону - улица, махнет в другую - переулочек...

Я опять уловил блеск металла. Может, это деталь злополучного Астон-Мартина? Откатилась подальше, и блестит себе... Но нет. Металлическая вспышка перемещалась, причем довольно резво.

- Ну давай же, давай... - понукал я ящера, - Давай, пёсик, ищи...

Пушок, давя монстров как виноградины, наконец протолкался к тому месту, где я видел отблеск в последний раз. Свесившись с его шеи, я вглядывался в кучу... Вот мелькнул характерный клюв, вот - крыло. Вороненое перо отразило лучик солнца...

- Гамаюн! - заорал я со всей мочи. - Гамаюша!

- Ваня! - хрипло каркнула ворона. - Ванюша! Я знала!.. Я надеялась!..

Вырвавшись из чьей-то влажной от крови пасти, она с лязгом распахнула крылья, взлетела и... с размаху врезалась мне в плечо. От неожиданности я свалился с Пушка и тот, ощутив слабину ментальной уздечки, взбрыкнул, как лошадь, и умчался.

На меня сразу наступили, вцепились в ногу и обвились вокруг шеи. И всё это были совершенно разные существа.

Гамаюн, не желая остаться в меньшинстве, обвила крыльями мою голову.

Я ничего не видел и постепенно задыхался, а ворона, не помня себя, тараторила, как заведенная:

- Прихожу в себя - вокруг жар, дым, резиной горелой воняет. А я лечу-у-у-у...

- Погоди, дай вздохнуть, - я попытался оторвать крыло от своего лица, но железная птичка только усилила хватку. Перья больно врезались в кожу.

- Камни летят, песок летит, крышка багажника летит, я вместе с нею! Голова - ноги, голова - ноги...

- Крылья убери - не вижу ни черта.

- Потом удар и - тишинаа-а-а...

- Крылья, говорю, убери. И когти из плеча вытащи!

Я кое-как отодрал от ноги небольшого крокодила - пришлось открутить сначала туловище от головы, а затем вынуть челюсти, по частям. Выковырял из плеча совиный клюв. Размотал с шеи змею. Глубоко вздохнул. Позвал Пушка.

Тот прискакал на зов, как резвящийся щенок и положил к моим ногам палочку - бедренную кость какого-то бедолаги...

С огромным облегчением - я весь был покрыт укусами, помят и почти задушен - я взгромоздился на загривок Пушка и осмотрел побоище.

О поле, поле, кто тебя усеял мертвыми костями...

Вся долина представляла собой кладбище. Только на нормальном погосте кости лежат себе мирно в могилках и не отсвечивают, а здесь каждый усопший норовит оторвать от тебя кусок мяса...

- Бвана! Я нашел Гамаюн!..

К этому времени птичка уже немного пришла в себя, перестала орать, но слезть с меня или ослабить хватку категорически отказалась.

- Бвана...

Бруствер, за которым я в последний раз видел Лумумбу, заметно подрос. За ним явно продолжалась какая-то возня, в воздух время от времени взлетали влажные на вид ошметки, и раздавались молодецкие хеканья. Я рванул туда.

Твари окружали моего наставника плотным кольцом. Где-то под их лапами, когтями и крыльями угадывался Т'чала. Его золотая шкура превратилась в слипшийся от крови войлочный коврик, глаза потускнели, из открытой пасти бессильно свешивался фиолетовый язык.

Лумумба стоял над ягуаром, мерно, как мясник, поднимая и опуская ассегай.

Завидев морду Пушка, наставник отшатнулся. В глазах его мелькнуло безумие обреченного. Подняв ассегай и встав в позицию "мартихор", он уже собирался выкрикнуть последнее проклятье, последний смертный клич, когда я, привстав на спине тираннозавра, замахал руками.

Бвана оскалился - сквозь пленку пота и крови улыбка его была усталой. И ужасающей.

Подхватив бездыханное тело Т'чалы, Лумумба гигантским прыжком взлетел на спину ящера. Только плащ взметнулся, как крылья летучей мыши.

- Ты как раз вовремя, падаван, - он осторожно передал мне ягуара. - Слишком стар я уже для этого дерьма... О, Гамаюн! В огне не горишь, в воде не тонешь?

- Он мертв? - я не мог уловить ни дыхания ни биения сердца.

- Умаялся. Не кипишуй, оборотни - ребята крепкие. Давай, выноси нас. Надоел этот балаган.

- А как же боги?

Мы посмотрели на остроухих богов смерти.

- Сами разберутся, - резюмировал наставник. Кровь текла у него по щеке, теряясь в густых зарослях бакенбард. Губа была разбита, на скуле наливался синяк.

- Как думаете, Линглесу приложил к этому руку? - спросил я, кивая на побоище, которому не видно было ни конца ни края.

- Скажу больше, он это инициировал, - отозвался бвана. - Зная лё Биг-Мака и его склонность к интригам, надо думать, сынок пошел в папашу. За те несколько лет, что он мотался по Африке в поисках Сердца, гаденыш успел стравить между собой всё, что шевелится. Мой братец Самеди и Сет были не первыми и не последними ниточками в его кошачьей колыбельке...

- Кстати, откуда вы узнали, что Линглесу - это сын?

- Бумба показал фотографию.

- Так он и у него побывал?

- А как же! Наш пострел везде поспел. Даже дневник украсть - нам достались только корочки...

- Ну да, - буркнул я. - Как же иначе?.. А как Бумба умудрился сделать фото?

- Старенький "Полароид". Фото мелкое, выцветшее, но семейное сходство трудно не заметить.

- Я что хочу сказать... - я пытался формулировать как можно точнее. На подпрыгивающей спине тираннозавра, среди сплошной массы дерущихся монстров, это было не так то просто, но я очень старался. - Почему он напал именно сейчас? Не раньше, когда мы еще не подозревали, кто он такой. Не тогда, когда мы перепились в Бумбе и перестали контролировать ситуацию...

- Ситуация была под контролем всегда, - отрезал Лумумба. - Не обобщай. К тому же, в Бумбе слишком много магов. Он бы не справился.

- И поэтому заманил нас в пустыню, - кивнул я. - Явился, осознал, что мы из себя представляем не такие уж лёгкие мишени и быстренько натравил Анубиса. Любитель загребать жар чужими руками...

- Зато мы убедились в том, что он - всё ещё Линглесу. А значит, оно того стоило.

- Ну, раз вы так говорите... Мушхуша, кстати, тоже он привёл.

- Как ты с ними разобрался? - встрепенулся Лумумба.

- Да мне и делать ничего не пришлось, - я скромно пожал плечами. - Всё сделал Пушок.

- Пушок? - переспросил после некоторой паузы наставник.

- Ну да, - я похлопал ящера по шее. Словно по железной трубе, обернутой в шубу из асфальта. - Пушок. Он на него накричал.

По пальцам одной руки можно пересчитать случаи, когда мне удавалось удивить бвану. А уж озадачить...

- Пушок, - повторил он, проводя рукой по щеке и не замечая, что размазывает кровь. И посмотрел на меня как-то по-новому, будто видел впервые. А потом пробормотал: - Вот тебе, бабушка, и Юрьев день.

- Это вы о чем?

- О том, что ты - самый крутой маг, которого земля носит. Богатырь Святогор и Илья Муромец в одном флаконе.

Я опять чуть не свалился с динозавра. Помешала ворона: вцепившись мертвой хваткой в плечо, она так придавила меня к шее Пушка, что я и двигался с трудом.

- Что вы этим хотите сказать?

Смотрел я настороженно, каждый миг ожидая, что наставник рассмеется, похлопает по щеке и заявит, что пошутил. Что мне, тугодуму и тормозу, еще учиться и учиться. И вообще: я без него - как дитя малое без няньки, жопу собственную в портках не найду...

Вместо этого Лумумба торжественно выпрямился, положил руку мне на плечо и сказал:

- Ты только что сдал свой последний экзамен. Поздравляю.

- ?.. - слова я все растерял. Одни знаки препинания остались.

- Ты вызвал из небытия самую древнюю, самую громадную и злобную тварь, какую только можно отыскать в Африке. И назвал её Пушком.

- Да какая разница, как я его назвал? Хоть Каштанкой... Что изменилось-то?

- Это и вправду не имеет значения. Потому что ты понимаешь его глубинную сущность.

Голос учителя мне совершенно не понравился. Торжественный и слегка дребезжащий, будто надколотое блюдце. Может, он и вправду уже стар для всего этого дерьма? Перегрелся, нанюхался кровушки... Вот и хвалит, вместо того, чтобы по шее дать, да обругать, как полагается.

- Обычный некромант может поднять труп, пролежавший в земле десяток лет, - я закатил глаза. Даже сейчас, едва спасшись от смерти, Гамаюн не удержалась от лекции. - Хороший - сотню-другую. Выдающийся - пару тысячелетий, плюс-минус. Тираннозавру, на вскидку, не менее двухсот миллионов.

- Главное, напомнить ему, что значит быть живым, - развёл я руками. - И всё... Скажите лучше, что с этими богами доморощенными делать? - Сет с Анубисом сошлись уже совсем коротко, от их молний стоял треск, как от радиопомех. - Это чертово побоище будет длиться, пока они оба не упадут.

- Не ругайся, падаван.

Я выдохнул. Что-то от моего прежнего учителя еще осталось, а значит, не всё потеряно. Надо только ему напомнить...

Может, и не самый удачный момент для лирического отступления, но другого может и не быть. Небо вокруг потемнело окончательно. Оно клубилось какой-то запредельной, нездешней чернотой. Воздух потрескивал и пах озоном.

Побоище раскинулось вдаль и вширь, напоминая распаханное под яровую пшеницу поле. Солнце жирной масляной каплей стекало за горизонт, а со стороны реки наползала тяжелая бронзовая туча. В ней проскакивали синие искры и багровые всполохи.

Когда она спустилась пониже, стало видно, что это не туча, а огромные полчища кузнечиков. Стрекоча, как миллион сердитых швейных машинок, они стремительно приближались.

Закрыв собою всё небо, стая саранчи рухнула на поле. Окутав, будто тёплой шалью, сов и шакалов, динозавров и зухосов, Анубиса и Сета, масса насекомых шевелилась и переползала с место на место.

- Опять Линглесу? - спросил я.

- Не думаю, - наставник, подняв руки, держал над нами защитный купол. На его прозрачной радужной поверхности, как на лобовом стекле автомобиля, становилось всё больше отвратительных зелено-желтых пятен. - Линглесу не стал бы тратить силы на них... Он бы напал на нас.

- Тогда кто? - помогая бване поддерживать купол, я одновременно старался разглядеть, что творилось за его пределами.

Саранча заполонила пространство. Земля превратилась в сплошной ковер шевелящихся надкрылий и зазубренных ножек.

Зато Анубис и Сет больше не метались, как ослепшие крысы, а встав спина к спине, пытались создать такой же защитный полог, как у нас.

Ничто не примиряет так хорошо, как общий враг.

- Давай к ним, - скомандовал я Пушку.

Когда мы добрались до богов смерти и наши защитные пузыри слились, оказалось, что и Сет и Анубис приняли свои человеческие обличья. Анубис, кстати сказать, оказался мужчиной стильным и презентабельным: лысый и сплошь в золотых браслетах.

В тот миг, когда боги смерти перестали драться, вся стая саранчи поднялась в воздух. Стрекоча, как страдающий бронхитом кукурузник, она вытянулась, принимая форму исполинской птицы с громадным клювом и размахом крыльев от горизонта до горизонта.

- Это Апоп, - авторитетно заявил Сет. Задрав голову, он следил за тяжеловесным, неуклюжим полётом.

- Решил поживиться на дармовщинку, собачий сын, - Анубис сплюнул в пыль под ноги Пушку и вопросительно посмотрел на отца. Тот криво ухмыльнулся и кивнул. А потом боги смерти посмотрели на нас.

- Уходите, - мотнул головой старший из богов.

- Ты уверен? - спросил бвана.

- Мы справимся, - Сет улыбнулся. - У вас - свой путь.

- Я должен тебе желание, - напомнил Лумумба.

- Моё желание исполнилось: я помирился с сыном, - сверкнул золотым зубом бог смерти. - Считай, мы в расчете.

Анубис кивнул и обнял отца за плечи.

Птица тем временем вытянулась в узкое веретено и устремила похожий на острие ледоруба клюв прямо на нас.

- Поздно, - сказал я. - Он уже пошел в атаку... Бвана, в три касания?

- Лучше в четыре.

Мы подняли руки. Пушок угрожающе задрал голову. Боги смерти встали по сторонам и нацелили кадуцеи.

Птица же, не долетая до нас пары десятков метров, собралась в каплю, уплотнилась и... превратилась в старого знакомого.

Всё тот же хищный нос, черные, зачесанные назад волосы и красная бархатная феска...

- Простите за столь экстравагантное появление, майор М'бвеле, - сказал маг приятным светским баритоном. - Я не мог придумать, как остановить... всё это, - не скрывая брезгливости, он обвел глазами искореженную, заваленную трупами равнину. - Пришлось импровизировать.

- Не буду отрицать, что изрядно удивлен, - откликнулся так же светски учитель.

- Я принес сообщение от Товарища Седого, - сунув руку в карман парчового пиджака, Роман-заде показал скрученный в трубочку манускрипт. - Код красный.

- Красный? - переспросил Лумумба. - Вы не ошиблись?

- Краснее некуда.

- Что это значит? - тихо спросил я.

- Время вышло, - ответил наставник. - Мы провалили задание.

Запустив пальцы в жилетный карман, он достал баночку с царевной-лягушкой.