Тайна электричества

САХАР В КРОВИ

Недавно один больной скандал устроил. Сахар у него нашли.

— Как это так? Сахар? — говорит. — Я в вашем сахаре не нуждаюсь. Я не маленький. Вы мне подавайте анализ чистый, достойный передового человека.

Не успел откричаться, как другой больной предъявляет претензии:

— Что-то мне эритроцитов недодали. Неужели же я не заслужил у общества достойного количества эритроцитов? Что?

Третьему рентгеновский снимок не понравился:

— Не таким я представлял себе свое внутреннее состояние, не таким, Что-то вы не так, как надо, понимаете свои задачи…

Шум из регистратуры достиг второго этажа. Выходят терапевты: — В чем дело?

Который с сахаром говорит:

— Это же что получается, граждане хирурги? Зачем же я к вам хожу и емкости таскаю? Для того, чтобы вы мне гадости всякие говорили? Не выйдет! Пока мне другого анализа не дадите, не уйду!

Терапевты оправдываются:

— Мы бы с удовольствием. Не мы это. Химия. Аш два О. Таблица Менделеева. Реактивы. Показывают объективно.

Который с сахаром перебивает:

— Плохие у вас реактивы. Что это за реактивы, если они огорчают человека? Реакционные реактивы. Менделеев здесь ни при чем, а насчет объективности мы с вами в другом месте поговорим!..

Испугались терапевты. Вычеркнули сахар.

— Может быть, и у меня химия? — ехидно спрашивает который без эритроцитов. — Что? Ну, допустим, у меня просчет в организме. Со всяким бывает. Но вы-то здесь зачем? Не могли добавить? Что же у нас люди так очерствели, что эритроцитами не поделятся? Ин-те-рес-ное у вас мнение о наших людях. Что? Я понимаю, у вас план по эритроцитам. Правильно, все под планом ходим. Так пользуйтесь же планом умело! Урежьте, у кого много, и приплюсуйте, у кого не хватает! Чтобы было справедливо!.. А то химия! Странная у вас химия. Прямо скажу, не наша у вас химия. Вы с живыми людьми дело имеете, а прикрываетесь какой-то химией. Что?

Испугались терапевты. Приплюсовали эритроциты. За счет своих. Пусть, мол, из собственных высчитают, лишь бы шуму не было.

А тут уже третий наступает:

— Мертвой машине перепоручаете важнейшее дело? Бездушному агрегату без всяких моральных принципов? Мало что вам рентген намалюет! Отретушировать не можете? Темные пятна выпячиваете? Очерняете?

Опять испугались. Скинулись по копейке — дали ему цветную фотографию Бриджит Бардо:

— Извините, вот истинный снимок вашего желудка!..

А наиболее смекалистый терапевт тут же с перепугу лозунг кинул:

— Довольно огорчать отдельных пациентов!

С тех пор в этом медпункте истории болезней по новым методам составлять стали. В оптимальных вариантах. Сколько есть лейкоцитов, сплюсуют, на количество прикрепленных поделят — получается ажур. И, исходя из этого ажура, создали тип здорового больного. И стали планировать его дальнейший рост. А чтобы рентген не очень нахальничал и не портил картину своими объективными наклонностями, выключили. Заменили фотографическим ателье. С ретушером. Чтобы бездушные, лишенные моральных устоев аппараты и реактивы не омрачали картины…

Что, дорогой читатель, не может быть?

В медицине действительно не может быть.

Потому что медицина касается вашего драгоценного здоровья. Она при помощи химии, физики, механики и техники устанавливает объективную, точную картину, вследствие которой вам нужно убивать сахар (не на бумажке, а в естестве!), добавить эритроцитов (опять же не путем волевого перераспределения!), отремонтировать желудок (подчеркиваю, не для фотогеничности, а для пищеварения!) и, наконец, стимулировать, укрепить ваше прекрасное боевое сердце, похожее на набатный колокол.

И что самое смешное, не на бумаге, а в действительности! Попробуй подсунь вам не вашу кардиограмму, даже самую лучшую, — по судам затаскаете! Попробуй подсунь вам не ваш анализ, даже самый обворожительный, не ваш снимок, даже самый симпатичный, — не дай бог чего наделаете!

В медицине, чуть отклонения от объективной нормы, сразу шум: лечить! диета! санаторий! И все взаправду, а не на бумаге.

А почему?

А потому, что медицине ложь, очковтирательство и демагогия смертельны. В медицине предложенного здесь художественного вымысла с сатирической окраской быть не может!

А не в медицине может. И бывает. И не вымысел. И довольно часто в некоторых отдельных случаях.

Тут одну историю докладывали. Стояла машина и принимала сырье. В которой порции больше, скажем, пяти процентов влажности, ту порцию сырья машина не принимала. Потому что выше пяти процентов влажности, как показала наука, для данного производства нельзя. Вот машина и не пропускает.

Но ведь машина на электричестве, а человек на прогрессивке. Разница все-таки. Машине все равно, а человеку, чем больше сырья, тем больше почету. Как быть при таком остром конфликте?

Можно, конечно, понизить влажность во всем сырье, чтобы машина поменьше отбрасывала в сторону. Но как ее понизить? Это же как далеко зайдет подобная рационализация! При добыче следи, при транспортировке следи, при хранении думай. Этак и мыслями изойдешь. Тяжело.

Было бы проще взять небольшой молоток, благословиться по лампочкам и отвалить эту кибернетику в сторону, чтобы не торчала она поперек дороги и не воображала себя умнее начальника ОТК. Но теперь пока еще веяние такое: технику не ломать. Сломаешь — пойдут разговоры, то да се…

Тогда остановились на третьем способе, довольно передовом и современном. Если эта подлая машина требует пяти процентов влажности, не больше, — не подохнет, если будет требовать по десяти. Взяли схему, паяльничек, напильничек и удвоили пропускную привередливость.

Премия рационализатору? А как же! Ведь поток увеличился! И удвоился, и утроился, и в некоторых случаях даже удесятерился.

Не можем же мы ставить в зависимость от какой-то заумной машины свою передовитость! С такой машиной, пожалуй, никаких повышенных обязательств не сварганишь. Не даст, подлая. Машина бездушна. Машина такого насчитает, что потом никаким выговором не отделаешься. Нет у нее взгляда вперед. И взгляда вверх у нее тоже нет. Уперлась в траву, не видя горизонтов.

— Стоп, — скажет читатель, — а брак? Брак-то ведь пошел.

А при чем тут брак? Брак обязательствам не помеха.

Когда еще умных машин не было, мы, бывало, мечтали:

— Вот будут машины, уменьшится брак. Машину не обманешь!

Это почему же не обманешь? Даже человека обмануть можно, уж на что хитрый. А тут машина!

Скажем, план. Знает она, какой план? От нее по-честному ждешь: подсчитай-ка ты, машина, какова у нас картина. Да не своевольничай, а как положено по плану. Чтобы получилось восемьдесят процентов. Ну, по крайности семьдесят шесть и четыре десятых, черт с тобой!

— Машина, будь человеком, не срами!

Бац! Шестнадцать и семь десятых.

— Не соответствует! Давай снова.

Бац! Пятнадцать и две.

— Неправильно! Ошибка. Давай опять.

Бац! Четырнадцать и одна! Время-то идет!..

— Довольно. Выключай, а то дождешься. Ей все равно, а мне отчет писать. Тварь бездушная. А у нас в груди душа горит. Мы болеем за соответствие или не болеем? То, что она показывает, не может быть потому, что не положено, чтобы оно было!

Положено, чтобы Бриджит Бардо, а она — язву желудка. Положено, чтобы кровь бурлила, а она — малокровие. Положено, чтобы без сахара, а она — с сахаром, даже не вприглядку, не вприкуску, а навалом.

Что за черт?

А то за черт, что наука реалистична. И реализм у нее такой, что ставит под угрозу умозрительность. Какие бы красивые анализы ни составлял человек, этот известный венец творенья, у науки свой счет. Таблица умножения. Менделеев, Фарадей и другие упрямые факты.

Тут один мыслитель-руководитель решил на новые рельсы стать. Чтобы по новым рельсам мчаться вперед без помехи. Потому что который в наше время на новые рельсы не стал, тот, значит, ретроград и вообще не понимает значения момента.

Ну, стал он на новые рельсы. Нанял социологов и говорит:

— Так, мол, и так. Озолочу, если покажете мне исключительную научную картину моего производства. Что, мол, к чему и как на нем отражается наше благотворное влияние.

Пошли социологи, анкетки разнесли, к машинам прибегли, науки применили, подсчитали, анализировали, синтезировали, говорят:

— Отражается ваше влияние так, что производство закрывать надо. А то оно висит, как добавочный камень на шее желающего утопиться. И люди у вас не так стоят, и специалисты у вас не то делают, и мысли их с вашими расходятся, и энергия у вас летит впустую. Конечно, извините за объективность.

Но он их извинил. Так извинил, что они до сих пор научные места потирают.

— Вы это что?! Соображаете? Выходит, кибернетическая машина существует для того, чтобы болтать, что ей не положено. Я научу вас кибернетике. Я еще ваши личные анкеты проверю. Без всякой кибернетики!

И повернул социологию по-своему, Чтоб все соответствовало без объективщины. Несмотря ни на какие выбрыки специалистов.

Как просто закрыть глаза и не видеть. Как просто переиначить по своему усмотрению, не вникая в реальность!

Даже если анализ показывает сахар, можно найти светлый повод для неограниченной радости: сахар ведь, а не горчица!

А ведь можно, чтобы Бриджит Бардо! Можно. И чтобы Татьяна Самойлова можно, и даже чтобы Настасья Вертинская. Все можно. Но для этого нужно заходить с другого конца. Простое дело. Не называть порося карасем и не величать карася поросем.

Сравнительно недавно (без малого две тысячи лет назад) один практикант будто бы накормил пятью батонами и двумя воблами несколько тысяч верующих. Этот случай верующие помнят до сих пор. Я думаю, что помнят они главным образом потому, что вообразили, будто наелись тогда досыта.

Верующие люди бывают не только в указанной области. Они произрастают всюду, где наблюдается оголтелый идеализм. Где объективные законы подменяются волюнтаризмом.

Машина, конечно, бездушна. Она, знаете ли, не несет в себе моральных факторов, пока ее не приспособишь врать. Она не гибкая. То ли дело человек. Он гибкий. Он и сам согнется и кого надо согнет, лишь бы по его вышло. У него душевные порывы, У него моральные качества.

Человек, конечно, бог. Все в нем должно быть прекрасно: и мысли, и душа, и спецодежда, и реакция оседания эритроцитов. Но разница между человеком и богом все-таки есть. Кроме индивидуальных особенностей, она еще и в том, что при боге вначале был форменный агностицизм, а при человеке вначале должна быть наука.

Божья умозрительность порождает религию, очковтирательство и липу, не дающую меда. Она порождает бесшабашный, мстительный идеализм, расходы на содержание которого не поддаются усилиям ни одной машины, потому что машина не рассчитана на идеалистический вздор. Она стоит не на громогласном кликушестве, а на твердом фундаменте знаний, осмысленной деятельности, целесообразных усилий и точных параметров, поддающихся действительному учету, действительному планированию и действительному перспективному обозрению, каковые и являются действительными моральными факторами бытия.

Сахар в крови не хорошо, дорогой читатель. Это не тот сахар, от которого становится сладко. Это только говорится — сахар. А на самом деле надо просто лечиться. Надо не запускать болячку.

Действительность. Ничего, кроме правды, никогда еще не говорила. Она бесконечно нравственна по самому своему существу. Такое уж у нее устройство.

Это подсчитано на пальцах. А что может быть точнее своих собственных кровных пальцев?