Тайна электричества

НОРМАЛЬНЫЙ ЧЕЛОВЕК

Отчего это люди критикуют?

А бес их знает, отчего.

Недавно в одном небольшом кабинете зашла речь на эту загадочную тему. Поскольку завелась среди здорового коллектива женщина, которая только то и знает, что критикует.

Ну сперва, конечно, проверили ее производственные показатели. Мол, достойна ли она выражать критические мысли, или она просто работать не хочет, а хочет наводить тень на плетень, чтобы отвлечь общественность от этого непривлекательного факта.

Проверили. Будто в порядке. Выполняет, а иногда и перевыполняет, несмотря на то, что у нее дети.

Ладно.

Так отчего же все-таки она критикует?

Может, у нее жилищные условия оставляют желать лучшего? Может, она имеет мстительный характер и мечтает о квартире?

Проверили. Вроде бы ничего. На жилищные условия свои не жалуется и перспективы жаловаться не имеет. Значит, эта причина в смысле недовольства процессом действительности тоже отпадает.

Тогда, может быть, у нее заработок слабый? Проверили — не хуже, чем у других. Тогда, может быть, у нее неудачи в семейной жизни? Скажем, муж дерется или дети — двоечники? Откуда-то ведь должно же идти это критическое веяние?

Проверили. Что за чудеса! Муж непьющий! Это же надо! Дети прямо тебе ангелы по количеству знаний! И она, проживая в квартире при миролюбивом муже и соответствующих детях, все-таки увлекается критикой!..

Так отчего же она критикует? Нет же причин у женщины быть недовольной полнокровным жизненным процессом!

Загадка…

И тогда одно умное лицо додумалось все-таки до Причины.

— По-моему, — говорит, — она того… С приветом…

И приложило это лицо большой палец ко лбу своему, а остальными пальцами вокруг помахало. Получилось очень убедительно.

Тут все прямо вздохнули от облегчения! Ну и голова это умное лицо! Действительно с приветом! И как только загадку они решили, так им сразу стало легко в смысле доказательств своего психологического открытия. И посыпались доказательства, — хоть диссертацию пиши. Одно другого убедительнее.

Скажем, мастер на работу пьяный пришел. Ну пришел. А ей какое дело? Он ей не муж, а она ему не начальник цеха. Чего же ей, больше всех надо?

Или, допустим, производство третий месяц брак гонит. Ну гонит. А ей чего надо? Она же не отдел технического контроля!

Уволили, видите ли, молодую работницу. Незаконно. Ну уволили. Ну незаконно. А она тут при чем? Не ее же уволили! Что она, прокурор!

А недавно — смех один — обматюкал ее слесарь-наладчик. Делов-то! А она опять в критику. Не может она, видите ли, слушать различные выражения. Нежность какая на данном историческом отрезке! Что же он, обязан с ней по-особому разговаривать? Что же он, может быть, «здрасьте» ей обязан говорить на каждом шагу? Может быть, он ей обязан арии петь на граммофоне? Ежели каждый на подобные звуки обижаться будет, придется производство закрывать. А что нам важнее — продукция или матерщина? Ясное дело, продукция!

Да. Придется вызывать.

Вызвали.

Села она, значит, на край стула в конце длинного стола и за кончики платочка держится.

Ей говорят по-хорошему:

— Так, мол, и так, может, у вас что не ладно на личном фронте, может, вам медицинскую помощь оказать — так это у нас вполне доступно. И вы скажите нам прямо, в рабочем порядке. А не с трибуны, как вы себе позволяете это в последнее время. Из-за вас хоть собраний не проводи. Отвлекаете народ своими капризами от насущных задач и тормозите поступательное движение всего довольно-таки здорового коллектива…

— Я, — говорит, — ничего такого не торможу… А только противно мне смотреть, как вы людям рты зажимаете. Сами понавешивали плакатов «Не проходите мимо», а сами будто бы и ни при чем…

— Насчет зажимания ртов, — говорят ей по-хорошему, — вы это оставьте. Это не ваши мысли. Это мы еще разберемся, чьи мысли. А насчет «Не проходите мимо», так тоже надо голову иметь на плечах. Интересно, почему это вы все, что написано, на свой счет воспринимаете? Будто этот лозунг лично для вас писан… Какой эгоизм… Он для всего коллектива писан! Идите и не проявляйте индивидуализм!

Ну, она, конечно, ушла.

А в цеху опять смеются.

— Ну что, — говорят, — вправили тебе мозги?

А этот самый слесарь-наладчик опять матюгом. Это при дамах-то!

Ну, она, конечно, не выдержала и — раз — его по морде от всей души.

Тут-то все и началось.

Каждый может лично увидеть, до чего доводит любовь к критике. До прямого хулиганства она доводит! Вот так человек поначалу использует свою демократию — то ему не так, да это ему не этак, дальше — больше и, наконец, до того разнуздается, что начинает трудящихся в рожу ударять! Надо пресечь это дело. Дать ей пятнадцать суток за хулиганство в условиях производственного процесса! Не глядите, что она женщина! У нас равноправие. Будет знать, как трогать слесарей-наладчиков!

И вот она пишет письмо в редакцию. Сидит вся в слезах и пишет. И не то ей обидно, что сутками ее запугали, а обидно ей, что душу ее так и не поняли. За что, мол, ей такое унижение достоинства, когда ей ничего лично для себя не надо, а надо ей, чтобы жизнь для всех была еще распрекраснее, чем на самом деле. Надо ей, чтобы продукция была высшего сорта, и чтобы законы соблюдались, и чтобы у мужиков хоть доля стыда проступала, когда они рот разевают.

И мы это читаем, ощущая ее душевную боль.

Но фельетон этот писан для того, чтобы попытаться выяснить, «с приветом» она или не «с приветом».

Почему за ней пошла такая слава?

Потому что все у нее есть, а она занимается критикой. Отсюда можно сделать вывод, что критикой позволительно заниматься не тогда, когда имеются для этого причины, а только тогда, когда ты в результате этой критики сможешь отхватить кусок себе лично. По этой замечательной логике человеку можно заткнуть рот, как он только его разинет. То есть по этой замечательной логике выходит, что человек есть предмет, которому в пору заниматься только своими делишками, не затрагивая общественных вопросов. То есть по этой замечательной логике выходит, что если человек начинает думать и интересоваться или, не дай бог, размышлять, следует разобраться: может, он ненормальный? А какой же человек тогда нормальный по этой логике? Нормальный тот, кто молчит. Его — с работы, а он молчит. Ему несправедливость — а он молчит. Ему хамство — а он молчит. Такой человек очень удобен с точки зрения данной логики. Он даже уже и не человек, а вроде как бы действительно предмет. Ему что ни сделай — он молчать должен.

Но позвольте, скажут мне, ей-то ничего не делали, она-то первая лезет! У нее и комната есть, и муж непьющий, и увольнять ее пока еще не собираются…

Совершенно верно. У нее вроде бы все есть. И работа, и дети, и муж, и комната. Но наряду с этим у нее еще есть пьяный мастер, полные уши матерщины, уволенная по произволу подружка и бессовестные разговоры насчет того, как относиться к лозунгам, развешанным по стенам. Это у нее тоже есть. Конечно, предмет может и не обратить внимания на такое обширное наличие того-сего, а человек обращает. Потому что первое отличие человека от предмета вовсе не в том, что человек умеет крутить ручку машины, а предмет не умеет. А в том отличие, что у человека есть достоинство, а у предмета нету. Предмету все до лампочки, хоть плюй ему в физиономию и в прямом и в переносном смысле. А человеку не все равно. Ему не все равно, как жить, какую продукцию выпускать, что слышать собственными ушами. И еще есть разница между человеком и предметом: человек умеет плакать от обиды, от горького отчаяния, от собственной беспомощности. Он умеет плакать оттого, что ему наносят оскорбления, которым он не в силах противостоять. Потому, что над ним смеются там, где нужно подать ему руку. И слова его — правдивые и честные, слова его, заинтересованные в пользе для всех, истолковываются с легкомысленной проворностью, как бред «с приветом».

Вот какая это логика. Молчи, когда с тобой разговаривают, дают — бери, а бьют—‘беги. В этой логике нет места для размышлений, для совести, для достоинства. А есть место только для ног да желудка.

Собственно, об этом и писан фельетон.

Этой распрекрасной логике, между прочим, в субботу три тысячи лет исполняется. И она, как видите, еще довольно способно сучит ручками-ножками, вроде ничего не произошло за указанный период. И это тоже огорчительно, поскольку мы имеем налицо эту логику наряду с целым комплексом чисто человеческих достижений. И она мешает достижениям. Она их калечит. Она их даже в порошок стирает.

Потому что ни одно человеческое достижение долго не протянет, если его каждодневно не взбадривать, лелеять, поливать и протирать чистой тряпочкой критики.

И эта женщина заслуживает все симпатии, какие только могут быть, поскольку она заботится о том, чтобы человек не отупел, а, наоборот, жил бы осмысленной, заинтересованной жизнью, чтобы он чувствовал свое достоинство не только на плакатах, но и в рабочем порядке и чтобы его передовое мировоззрение не наталкивалось на доисторическое непонимание, а совсем наоборот.

Чтобы человек — мужчина он или женщина, слесарь-наладчик он или мастер цеха, уволенная девушка или уволивший ее самодур — все люди без исключения, чтобы человек звучал гордо не только в валовом исчислении, но главным образом в каждом отдельном случае. То есть чтобы он понимал святую разницу между собою и каким-нибудь прочим предметом — говорящим, кричащим или помалкивающим.

Так что она вполне нормальна. И должен я добавить, что нормальность ее весьма перспективна и заразительна. Тут есть над чем подумать.