Тайна железного дерева

Глава 13 Разбитое зеркало

Поля прижалась к Альке, не замечая, что подпалила свечой его рукав.

Прямо у её ног лежал осколок зеркала, на нём — сморщенная зеленоватая мёртвая рука. Рядом другой осколок. На нём — половина лица страшной старухи, искажённая ненавистью. Полусгнившие почерневшие губы прошептали:

— Будьте вы прокляты…

— Да, я знаю, в это трудно поверить! — послышался юный ясный голос.

В глубине пустой рамы на миг показался красивый юноша с прямыми светлыми волосами, в старинном суконном кафтане. — Когда-то я был её женихом, но я разлюбил её. Своим чёрным колдовством она погубила меня, усыпила, лишила воли, держала в плену мою душу… Но теперь больше нет её власти. Душа моя свободна…

Тихий свет в глубине зеркала возник, пролился, и всё померкло.

— Звезда! Спасите звезду… — послышался замирающий голос юноши.

— Что это? Смотри, Алька! — прошептала Поля.

Из рассыпавшихся по полу осколков зеркала поднимались куски разбитого отражения, оживая, срастаясь. Но это была уже не ослепительная девочка-царица, а сгорбленная безобразная старуха. Казалось, её лицо составлено из древних окаменевших морщин, набегающих одна на другую. Из-под чешуйчатых век смотрели жуткие пустые глаза.

Лоскутами висел сгнивший ситцевый сарафан. На тощей сморщенной шее болтались засохшие бусы из ягод рябины.

А внутри пустой рамы в самой глубине разбитого зеркала появилась еле различимая ажурная серебряная лестница. Поблескивая, она уходила куда-то ввысь.

— Клянусь дьяволом, вам не уйти отсюда живыми! — услышала Поля позади себя хриплый голос барона.

— И сюда вам не пройти! — Старая ведьма, покачиваясь, раскинула иссохшие, потрескавшиеся руки и преградила ребятам путь к серебряной лестнице.

Поля выше подняла свечу и, преодолевая страх, шагнула вперёд, хотя ей казалось, что она не выдержит и рухнет сейчас на мраморный пол.

— Маленькая убийца! Знай, меня нельзя ни уничтожить, ни сжечь! — прошипела старуха. — Я — Вечное Зло, Великое Зло! Я всегда буду жить на земле, всегда буду искать местечко в сердцах холодных людей.

Но голос её с каждым мгновением слабел, замирал. Её очертания в лучах свечи стали бледнеть, размываться, она исчезала, пропадала, растворяясь в темноте.

— Поль, беги! Видишь лестницу? Нам туда! — крикнул Алька. — А я пока задержу этих!

Поля услышала позади себя звон скрестившихся мечей.

Она слупила на серебряную лестницу, но не могла сделать и шага. Ей мерещилось, что сейчас на неё откуда-то сверху рухнет мёртвая старуха.

Позади слышались вой, крик и бешеные вопли. Они настигали её. Казалось, вот-вот они накроют её с головой. И всё же, медленно передвигаясь и держа высоко свечу, Поля наконец шагнула на верхнюю ступень серебряной лестницы.

— Что это? — прошептала Поля. — Я как будто по самое сердце в небесах!

Вокруг не было ничего — только небо, высокое небо, только бесчисленные мерцающие звёзды. Они со всех сторон медленно опускались к ней.

Поля робко шагнула вперёд, в пустоту. Нет, под ногами было что-то невидимое, но твёрдое и надёжное.

Подвешенный на четырех золотых цепях, уходящих в пустоту, перед ней сиял таинственный голубоватый ледяной кристалл. Можно было подумать, что он живой, потому что в его сердцевине сверкала звезда, слабо и нетерпеливо шевеля тонкими лучами.

Визг и вопли чудовищ приблизились. Поля оглянулась. Алька, стоя к ней спиной, из последних сил отбивался зазубренным мечом от сгрудившихся на верхней ступени чудищ.

— Вырвите меч у мальчишки! — послышался бешеный голос барона.

Но вдруг, неведомо как, Поля поняла, что ей надо делать. И сразу словно бы стихли жуткие голоса и лязг оружия. Поля шагнула в пустоту, уже не боясь оступиться, рухнуть вниз.

Она поднесла свечу к голубому кристаллу, и лучи внутри него радостно зашевелились, стремясь навстречу огню. Пламя свечи распласталось по дну кристалла.

Один из лучей, пронзительно яркий, с тонким звоном пробился сквозь толщу льда и вырвался на свободу. За ним второй, третий… Теперь ледяные струи, как плети, хлестали Полю по рукам.

Она и не знала, что на свете бывает такой нестерпимый холод. Но дрожащей рукой, вся согнувшись от боли, беззвучно плача, она продолжала согревать кристалл огоньком свечи.

И наконец гордая и сверкающая, божественно прекрасная, освобождённая звезда поднялась в небо и остановилась прямо над верхушкой Железного Дерева.

Дикий вопль раздался позади Поли. Она оглянулась. Казалось, рушится весь мир. Растаяла серебряная лестница. Чудища, невиданные звери, огромные пауки, люди в бархате и атласе, потеряв опору, падали навзничь, скатывались вниз, цепляясь за сучки и зелёные ветви.

— Алька, хватай меня! Я сейчас упаду! — отчаянно закричала Поля. Свеча выпала из её руки и пропала где-то глубоко внизу.

Поля из последних сил ухватилась за качающуюся зелёную верхушку дерева. Больше не было ни ступеней, ни лестниц, ни башен с зубцами, ни замков, только живые ветви и сочная листва.

Алька вскарабкался по стволу и в последний миг подхватил падающую Полю.

— Держись! А ногу поставь на эту развилку! — крикнул он. — Туг крепко.

— Гляди, солнышко! — прошептала Поля.

Ребята глянули вниз и ахнули. Больше не было Железного Дерева. Нижние ветви, покрытые густой живой зеленью, заливало тёплое солнце, и его лучи, с трудом просачиваясь вглубь, пятнами ложились на крепкую кору доброго старого дуба.

Видно было, как вниз с ветки на ветку прыгают перепуганные зверушки: куницы, ласки, рыси. Все они торопились убежать с ожившего дуба — он как будто стряхивал их со своих ветвей. В глубину леса по петляющей тропинке торопилась хромая лиса, поджимая раненую лапу. Громадный бурый медведь ковылял по дороге, закрыв морду лапами. Мелькнул белоснежный горностай, и Поля заметила: на ветке, где он только что пробежал, остался висеть клочок белого кружева.

Но тут ребят окружили белки, и спускаться стало совсем легко. Высоко над ними, как тугая натянутая ткань, прорвался мрак и развернулось ясное голубое небо. Последние клочья тумана торопливо уползали в овраги.

— Твоя свеча! — крикнул Алька.

И правда, зацепившись за широкую ветку, лежала свеча. Она горела всё так же ясно и спокойно, только в солнечном свете её огонёк казался совсем бледным.

Поля подхватила свечу и вскрикнула от нестерпимой боли. Пальцы опухли, кожа потрескалась и кровоточила.

Бережно, как величайшую драгоценность, Алька взял Полины искалеченные руки в свои.

— Ты их отморозила ледяной водой. Ну, когда оттаивала звезду! — сказал он дрогнувшим голосом. Сначала он начал осторожно согревать их дыханием. Потом, догадавшись, что надо делать, стал нежно и бережно целовать израненные бедные пальцы. И от этих ласковых лёгких поцелуев боль слабела, смягчалась и наконец исчезла совсем.

Алька спрыгнул на землю и растопырил руки, помогая Поле. Он поймал её на лету.

Чтобы отдышаться, ребята уселись у подножия дуба, прижавшись спиной к тёплому широкому стволу.

Невдалеке деловито копошились муравьи, заново отстраивая муравейник.

Старый растрёпанный Ворон опустился на округлый дубовый корень, выпирающий из земли. Хитро прищурившись, посмотрел на ребят.

— Знакомые мордашки! — хрипло прокаркал он. — Ну и денёк, скажу я вам, ну и денёк! Только где уж вам это понять. Ещё утром мой мешочек был почти что пуст. Так, подкинули немножко эльфы, вот и всё. Но сегодня кто-то расколдовал наш старый дуб, вот что я вам скажу! На радостях белки насыпали в мой мешочек золотой радости, не жалели. А муравьи! Пусть у них радость помельче, но она от этого не хуже. А ваши улыбки, глаза! Нет, не обмануть старого бродягу! Небось полные карманы радости, так что не скупитесь.

— Да нет у нас ничего в карманах, — сказала Поля. — Так, ерунда всякая. Носовой платок, ну да ещё обратный билет на электричку.

— А вы пошарьте, пошарьте получше, — засуетился Ворон. — Ишь, сквалыги!

Поля сунула руку в карман и, к своему изумлению, выгребла оттуда целую пригоршню чего-то блестящего, мелкого, тёплого.

— Вот-вот! Я же говорил! — заволновался Ворон, поднимая крыло и подставляя свой холщёвый мешочек. — Сыпь скорей, пока ветер… О, это такой хитрец и проныра… Так и норовит всё унести разом!

Алька тоже достал из карманов полные горсти золотой невесомой пыльцы. Высыпал всё в мешочек Ворона. Глаза старой птицы просто светились от счастья.

— Ух, полон мешочек! — Ворон встрепенулся, готовясь лететь, и напыщенно добавил: —Желаю вам прожить вместе долгую жизнь в любви и согласии и умереть в один день!

Ворон тяжело взлетел, припадая на одно крыло.

— Это он из сказки взял, ну, «умереть в один день», — шепнул Алька, наклоняясь к Поле.

За мелким ручейком на взгорье виднелась деревня и с детства знакомый дом, крытый серой черепицей. Всё было таким привычным, всё, как всегда, только у Поли в руке горела свеча.

Ребята перешли ручей по плоским камешкам, даже не замочив ног, — никакого мостика не было и в помине. Поднялись на крыльцо бабушкиного дома. Дверь, уходя, они не закрыли, она так и стояла распахнутая.

— Надо подняться на чердак, отнести свечу, — сказал Алька.

Поля и без него знала, что надо. Вот только взбираться по разбитым ступеням не хотелось. Уж столько они сегодня карабкались по всяким лесенкам: и сломанным, и трухлявым, и гнилым.

На чердаке всё было таким же, как прежде. Разноцветные пылинки плясали в солнечном луче и прятались в сундуке с откинутой крышкой. Через край сундука свесился белый прозрачный рукав.

Поля осторожно расправила подвенечное платье и уложила в сундук. А вот и фата! Какая красивая, и цветы как живые. Может, взять её с собой, бабушке показать? Нет, лучше не надо. Поля сама не знала почему, но чувствовала — нет, не надо, нельзя.

Свеча тёплым огоньком коснулась щеки Поли, когда она наклонилась над сундуком.

«Домой хочет, к себе в сундук», — подумала Поля.

— Помнишь, что сказать надо? — почему-то хрипло спросил Алька.

Поля кивнула. Дрожь прошла по всему её телу. Но свеча горела радостно и ясно, разгораясь всё ярче, словно говорила: да всё хорошо, всё как надо…

Поля тонким срывающимся голоском проговорила:

Поля, чувствуя, как звонко бьется её сердце, решилась: набрала побольше воздуха и дунула на свечу.

Огонёк оторвался от свечи, плавно поплыл по воздуху, облетел вокруг Поли, словно прощаясь, качнулся, поклонился ей и погас.

«Вот и всё. — Поле почему-то стало грустно. — Погасла, погасла свеча…»

Поля наклонилась над сундуком, отодвинула в сторону подвенечное платье, фату. Разгребла старинные наряды и, докопавшись до самого дна, положила свечу возле старинной книги в потрескавшемся кожаном переплёте.

Она выпрямилась и тут же очутилась в объятиях Альки. Он обнял её властно, крепко, как будто имел на это право. Поля почувствовала его горячие жёсткие губы на своих губах и, даже не подумав, обняла его за шею обеими руками.

Она закрыла глаза, прижимаясь к Альке всё крепче, пока не хрустнули косточки у неё на спине.

— Ты теперь моя жена, ну, невеста. — Алька чуть разжал объятия. — Ой, Поль, ведь у тебя глаза светятся. Ей-богу!

Поля повела плечами, освобождаясь. Она невольно улыбалась, глядя на его новое, повзрослевшее лицо.

«Как он сказал: жена, невеста?..» — Эти слова звучали в ней, повторяясь вместе с дыханием, биением сердца.

Ребята спустились по лесенке вниз. Сначала Поля, за ней Алька. Только Алька спрыгнул на пол, как лестница затрещала, пошатнулась и рухнула, так что сухие обломки ступенек рассыпались по всей комнате. Ребята сложили их у печки — пригодятся, на растопку пойдут.

— Слушай, а где твой голубой меч и пояс такой красивый? — удивилась Поля.

— А твоя висюлька на золотой цепочке? — откликнулся Алька.

— Ничего нет, — задумчиво сказала Поля. — Ведь это было волшебство. А мы его разрушили. Раз — и ничего нету.

Ребята заперли дверь и пошли по дорожке по шуршащим звонким листьям.

— Очки не потерял? — спросила Поля.

Алька не ответил, только похлопал себя по карману. Поля хотела нарвать флоксов, такие красивые, разноцветные, но они тут же осыпались.

Золотые шары высоко поднимали круглые крепкие головки, и Поля собрала целый букет.

Дорога домой показалась им на диво короткой. Вагон был совсем пустой. Только одна женщина напротив них крепко спала, обняв рукой корзину с грибами. Одни сыроежки.

Алька нашёл под букетом цветов руку Поли и крепко её сжал. Поля не могла сдержать улыбку нежности. Вот чудак! Так и пальцы сломать недолго. Алька хмурился, а глаза у него были какие-то другие, новые, взрослые.

Дома бабушка встретила их отчаянным криком. Обхватила Полю, часто целуя её в голову. На столе лежала собранная сумка и флаконы с лекарствами.

— Да пропади они пропадом, очки эти! Я как узнала, что вы в деревню одни поехали, чуть с ума не сошла. Собралась за вами. Вы меня еле-еле застали.

— А откуда ты узнала? — осторожно спросила Поля и замерла, ожидая ответа.

— Так я тётю Галю на углу встретила. Ну, из семнадцатой. Она мне говорит: ваши-то, ваши…

Поля и Алька переглянулись. И оба одновременно подумали: «Ну, бабушка узнала — это ладно. Но как Лиса-оборотень узнала про тётю Галю? А Королева-красавица? Да, чудеса…»

— Иди, иди домой, рыцарь, — сказала бабушка, выпроваживая Альку. — Мать уже три раза забегала. Тоже с ума сходит! Попозже придёшь.

Бабушка торжественно надела очки и огляделась по сторонам.

— Как заново родилась, — сказала она. — Всё вижу и тебя…

Туг бабушка вгляделась в Полю получше и ахнула.

— Что это? Поленька Пришей Пуговку! Какая-то ты стала другая, новая. Вроде повзрослела.

— Бабушка, бабулечка, — заторопилась Поля. — Ты на диван сядь. Вот сюда, ко мне поближе. Главное — не волнуйся. Я уже дома. Только спать хочется… Мне столько надо тебе рассказать, ты обалдеешь. Мы с Алькой попали в Железный Дуб. А там… Там Лиса-оборотень и всякие чудища. И Королева в зеркале. Красавица, как мисс Вселенная, только в сто раз лучше. Я есть не хочу. Я у Лисы пирога с капустой наелась. Я бы поспала немножко… И эльфы там, а Медведь хотел им крылышки отрезать. Но у меня была свеча, только не простая… Я потом дорасскажу, ладно? А сейчас я посплю немножечко, совсем чуточку…

Глаза у Поли и впрямь закрывались.

— Заболела девочка, бредит! — Бабушка дрожащими руками стала расстёгивать пуговицы ковбойки. — Градусник поставить…

Поля с трудом приоткрыла глаза.

— А над ручьём был мостик, а ты и не знала. Голубой меч… За это белок за хвосты прибили к главному столбу…

— Господи! — причитала бабушка, — Телеграмму, что ли, дать матери? Пусть приезжает. А температура нормальная…

— Какая температура? — Поля вдруг открыла глаза и присела на диване.

«A-а!.. Вот оно что!» Им не поверят, сколько бы они с Алькой не рассказывали. Даже если самой страшной клятвой поклянутся, им всё равно не поверят.

Поля уткнулась лицом в бабушкин передник. И пахнет, как всегда: лекарством и чем-то вкусным.

Ведь главное не это. Главное, она теперь… невеста. По-настоящему, по-взрослому. Потому что Алька так смотрел на неё… И только это главное. И вообще он зря говорить не будет. Жаль только, что надо ещё подождать, похоже, что так.

Поля не могла удержаться от тихого счастливого смеха.

— Какая лисица, какая красавица? — Голос у бабушки прерывался. — Что ты говоришь, Поленька Пришей Пуговку? Ты бредишь! Я «Скорую» вызову! Ой, да они тебя в психушку засунут. Не отдам им тебя, ни за что! Это ты чего-то надышалась. Цветов каких-то, листьев. А где ты так измазалась, Поленька Пришей Пуговку? Вся в глине, и рукав рваный!

— Я очень спать хочу, бабулечка. Там на даче такой воздух — обалденный!

— Вот-вот, и я говорю — обалденный. Надышалась ты. — Бабушка накрыла её пледом. — Спи, моя девочка. Я буду тихо, тихо. Я на кухню пойду. Бог даст, поспишь — всё и обойдётся.

— Ведь всякое может случиться, правда, бабулечка? — Поля уютно подтянула коленки к подбородку. — Я больше не буду про красавицу. Я только посплю. Мне ватрушек с творогом хочется. Напечёшь?

И уже погружаясь в тёплую густую дремоту, Поля подумала: «Ну и пусть не верят. Может, это даже хорошо. Главное ведь не это. Главное — это я и Алька. Наша тайна. Только наша, и это уж навсегда».