Тайна Голубых Болот

Глава первая

С удивлением прочитала я имя на фарфоровой тарелке, найденной в старом чемоданчике. Такие тарелки с росписью были очень популярны на рубеже нового столетия. Многие художники-любители занима­лись этим ремеслом. Роспись на фарфоре, который я держала в руках, была сделана Габриэллой Брендон, моей последней хозяйкой. На тарелке был изображен ее родной край. Над поразительно голубым ландшафтом висели тяжелые дождевые тучи.

Был туманный июньский вечер 1815 года. Еще несколько часов назад я была заключенной и ожидала пересмотра моего дела в лондонском суде присяжных. Меня обвиняли в непреднамеренном убийстве молодой миссис Брендон, моей хозяйки.

Было удивительно снова ощутить себя Ливией Рой. Я только достигла своего двадцатипятилетия и смотрела в будущее довольно скептически. Еще будучи заклю­ченной, я ухаживала за престарелыми и сиротами.

Это были отверженные.

Они находились в нашем заведении потому, что для этих беспомощных, никому не нужных существ не нашлось другого места. И сейчас, когда я думала об этих достойных сожаления несчастных, мне было жаль покидать их.

Я хотела заботиться о них, взаперти ожидающих своей смерти или места в приюте, — лишь бы у меня самой был хоть какой-нибудь заработок.

Стоя в кабинете директора тюрьмы, я все еще продолжала держать в руках расписную фарфоровую тарелку, размышляя, что с ней делать, как вдруг она распалась на две неравные части. С облегчением я отбросила их в кучу ненужных вещей.

Дребезжащий звук сделал наступившую в комнате тишину почти осязаемой, лишь в отдаленных камерах раздавались приглушенные звуки.

Сочный, раздраженный старческий голос принадле­жал Анни Медруф, которая наверняка пыталась снова рассказать всему свету тайну бракосочетания наследного принца с бедной госпожой Фицхерберт. Жалобные рыдания, переходящие в стоны, резко прекратились.

Неожиданно я вздрогнула. Или мне просто показа­лось, что у карниза раздался какой-то щелчок?

Стоны наверняка издавал командор Мервин Вильберфорс. Это был девяностолетний джентльмен с довольно обычной жизненной историей. Все еще цвету­щий, живой, молодящийся старик попал в сети к своей экономке, старой деве Милли Пендит. Мисс Пендит некоторое время вела себя очень тихо, пока не прибрала к рукам все несметное состояние престарелого джент­льмена. А когда командор распознал ее намерения, его душа не перенесла такого удара. Милли засунула его за решетку, утверждая, что у командора нет никаких средств, и он уже не в состоянии заботиться о себе самостоятельно.

Где-то залаяла собака. Может быть, сбежал заклю­ченный? У садовника было два огромных бульдога, которые начинали неистово лаять, стоило кому-нибудь их потревожить ночью. Инстинктивно я с опаской оглянулась вокруг. Помещение с высокими потолками и темной мебелью, рядами книг в кожаных переплетах на полках как бы способствовало тому, что бы напугать боязливую душу. Я напряженно прислушалась. Или это скрипнули половицы в коридоре?

В тусклом свете свечи я осторожно подошла к двери и медленно открыла ее. Осторожные движения только усилили панику в душе.

В коридоре было совершенно темно. Когда мои глаза несколько привыкли к темноте, я разглядела в конце коридора массивную стальную дверь, отделяющую служебные и жилые помещения от камер. С бьющимся сердцем я сделала несколько шагов вперед, но не увидела ничего подозрительного.

Как я мечтала последние десять месяцев побыть в тишине и одиночестве, а тут вдруг испугалась царящей вокруг меня тишины. И почему я медлила вернуться обратно в кабинет директора? Чего я опасалась?

Когда я снова вошла в кабинет, то сперва не обратила внимание на некоторые изменения. Я сразу же пошла к письменному столу, намереваясь продолжить разби­рать мой чемоданчик, как вдруг замерла на полпути. Кто-то прошел в комнату во время моего отсутствия. В темном углу явно что-то шевелилось. Зверь?

Я попыталась успокоиться и оценить грозящую мне опасность. То, что таинственный посетитель прятался, показалось мне дурным предзнаменованием.

Удивительным образом мне удалось приветливо улыбнуться маленькому старому человеку, который прятался в складках пыльной портьеры. Его тусклые глаза тупо уставились на меня в то время, как дряхлое тело слегка покачивалось из стороны в сторону. С тех пор как мы скромно отметили в камере его девяносто­летие, командор Вильберфорс как бы впал в воспоми­нания о тех днях, когда он был знаменит и богат и потерял все это. Казалось, он заново переживал героические подвиги в ходе бесконечных войн с Французской Республикой, а позже с наполеоновской империей. В последнее время он перестал с кем-либо разговаривать. Его мутно-карие глаза оживали, лишь когда в разговоре упоминалось имя Милли Пендит.

— Добрый вечер, командор, — сказала я подчеркнуто дружелюбно.

Командор моргнул и, шаркая ногами, пошел ко мне, протягивая левую руку и одновременно судорожно пряча правую за спину. Он держался прямо, как свеча, — наверное, как в былые дни побед.

Несмотря на то, что время близилось к полуночи, я поступила так, словно приветствовала знатного гостя на чайной церемонии. Бедная, потерянная душа, он растерянно оглянулся, как бы ища других гостей. Или, может быть, он высматривал возможных свидетелей? Его спрятанная за спину правая рука меня слегка нервировала. Колеблющийся свет свечи не позволял рассмотреть его лицо, чтобы угадать, что творилось у него в душе.

Он плюхнулся на мой стул и заикаясь пролепетал:

— Вы пришли… Вы пришли… забрать меня отсюда домой?

— Я приготовлю чай, сэр, — сказала я, чтобы как-нибудь отвлечь его.

Было совершенно ясно, что он принял меня за госпожу Пендит. Возможно, его ослепил свет свечи после темной камеры.

Он несколько раз моргнул, отрешенно провел левой рукой по губам и спросил:

— Почему, М-Молли? П-почему ты так поступила?

Я не делала никаких резких движений, боясь напугать его. Стараясь вести себя естественно, я взяла чашку и сахарницу, поставила их на поднос, который мне подарила служанка директора. Я относилась к командору Вильберфорсу с тем уважением, которого он заслуживал в моих глазах. Помощь мне потребовалась бы лишь в том случае, если бы я не могла с ним справиться сама.

Он растопырил пальцы и потянулся к чашке. Я пододвинула ему чашку, и он молниеносно схватил меня за кисть.

— Ты… — пробормотал он, видимо не узнавая меня.

— Командор, я не миссис Пендит, — объяснила я ему мягко. — Пожалуйста, пейте ваш чай.

С неожиданной для его возраста быстротой он ударил меня правой рукой. Острие садового ножа, на мое счастье, лишь оцарапало плечо. На ноже еще оставались комки земли и опавшие листья.

Я слышала, но не обратила внимания на тихий шорох у окна позади. Все силы я направила на то, чтобы как-то успокоить старого тщедушного человечка, пока охранник или служанка не обнаружат его отсутствия. Я никогда не обладала большой физической силой и сейчас не смогла бы справиться со стариком, несмотря на его преклонный возраст, да и сил у него, как оказалось, было еще предостаточно.

Я встала с другой стороны стола и сказала твердо и решительно, как говорят маленьким детям:

— Командор, ваш чай остывает.

Он взглянул на меня безо всякого выражения и суетливо сделал два шага.

— Мервин Вильберфорс, ваш чай! — повторила я.

Командор озадаченно посмотрел на стол, отступил назад и снова плюхнулся на стул.

Пробормотав покорно: «Да, мама», он принялся пить свой чай большими глотками. Садовый нож, оставлен­ный без присмотра, упал на ковер.

Абсурдная реплика старого человека подействовала на меня очень сильно. Слезы навернулись на глаза. Я быстро отвернулась, чтобы скрыть свое состояние, и лицом к лицу столкнулась с высоким мужчиной, который, по всей вероятности, забрался в комнату через окно. На нем была военно-морская накидка. Сняв головной убор, он обнажил темные, тронутые сединой волосы. Как почти все офицеры королевского флота, он обладал приятной внешностью, хотя и явился, как типичный взломщик. Одна его наглая ухмылка чего стоила. Да и вел он себя не слишком вежливо. Он кивнул небрежно в мою сторону и важно пошел в сторону командора. Его сапоги оставляли на толстом, пушистом ковре ужасные грязные следы.

— Добрый вечер, командор. Вас ожидают на верхней палубе.

Его непрошеное вмешательство меня сильно разозли­ло. Он выглядел, как настоящий джентльмен, но я вполне могла допустить, что уличный грабитель или убийца вел бы себя не так нагло, как он.

Уверенно и снисходительно я объяснила:

— Командор хочет выпить чаю, и он его получит. Он не сделал никому ничего плохого.

— Не будьте сумасшедшей! Он чуть не рассек вас на две половинки. Пойдемте, сэр. Еще один глоток, и достаточно. А теперь вставайте!

Он вел себя уверенно, как будто действительно находился на своем корабле, а я была лишь младший чин в подчиненной ему команде.

— Да вызовите же вы этого чертова директора тюрьмы! — приказным тоном скомандовал незваный визитер.

— Этот «чертов директор» в настоящее время находится в Лондоне.

Он поднял вверх одну бровь и скорчил гримасу. По всей видимости, он относился к тому типу людей, которые ценят только свою наглость. Однако, стыдясь собственного ответа, я звонком вызвала сиделку. Я страстно надеялась, что выносливая старая карга еще не напилась. Мамаша Хиггис должна была слегка усмирить своего подопечного, не причиняя ему при этом боли. Нескольких пенсов в качестве взятки должно было хватить. Мамаша Хиггис по пятницам была особенно уступчивой.

Командор смотрел на нас сконфуженно.

— Мои приказы… Я не могу думать.

— Пойдемте, сэр, — настаивал странный посетитель, и его голос, несмотря на повелительную интонацию, звучал почтительно. — Где его каюта? — спросил он меня.

Я выглянула в коридор. Мамаша Хиггис уже шла, наклонившись в нашу сторону. К счастью, она была лишь слегка навеселе. Увидев меня, она ухмыльнулась.

— А, это ты, моя девочка! А передо мной стояла такая хорошая бутылочка с напитком. Простите, мисс! — Она сильно покачнулась и чуть не упала. — Мисс уже не ангел тьмы, не заключенная Рой. С этого времени опять свободная и элегантная мисс Рой.

— Глупости, Хиггис. У меня есть работа для тебя. Войди в кабинет.

Она последовала за мной.

Мамаша Хиггис была гротескно жирной персоной. Ее полнота только подчеркивалась одеянием — в жирных пятнах, сшитом вопреки всякой моде. Седые космы лучками торчали во все стороны.

Морской офицер с похвальной выдержкой скрыл испуг и пробормотал:

— Ему точно нужно к ней?

Я утвердительно кивнула, выловила из кошелька, который я сделала сама за время заключения, две однопенсовые монетки и сунула их в потную руку мамаши Хиггис. Ее пальцы автоматически схватили деньги.

— Не выдавайте, Хиггис, что он выходил, — попросила я.

Она ничего не ответила, но я знала, что она поняла меня.

— Пойдемте, мой любимый! Вы покинули ваш корабль и попали в окружение к французам. Если вы не будете внимательны и осторожны, то попадете еще во французскую тюрьму. Пойдемте, мой сладенький!

Командор пошаркал послушно за ней, полностью нас проигнорировав.

Изучающий взгляд странного гостя остановился теперь на мне. В смущении я подошла к письменному столу, на котором все еще стоял мой чемоданчик. Какой-то острый предмет кольнул мою ступню через тонкую подошву туфли. Я раздраженно взглянула на пол, но галантный офицер уже нагнулся за садовым ножом.

— Он мог быть опасен — это вы, надеюсь, понимаете?

— Так же опасен, как вы или я в его положении.

Пришелец изучающе смотрел на меня, нахмурив лоб. У него были удивительные глаза. Я сначала подумала, что они темные, но сейчас разглядела, что на самом деле они зеленого цвета, а темными казались лишь из-за того, что глубоко сидели в глазницах. Его глаза напоминали мне чьи-то, но я не могла вспомнить чьи.

Хотя я и не доверяла непрошеному гостю, в нем было что-то притягательное.

— Вы для меня загадка, — сказал он. — Вы служите здесь? По виду этого не скажешь.

С некоторой неприязнью я наблюдала, как он, сняв свой головной убор, вел себя так, словно нанес мне визит вежливости. Мне было ясно, что я должна бы предложить ему уйти, но как это сделать? И если он не последует моему предложению?

— До сегодняшнего дня, ровно до трех пополудни, я была здесь в качестве заключенной, — объяснила я, испытывая неловкость. — Моя фамилия Рой.

— Рой, а как дальше?

Он пододвинул тяжелый стул поближе ко мне и предложил присесть. И сам устроился поудобнее, далеко вытянув ноги в сапогах.

Я прислушивалась к его словам с понятной опаской, но так как у меня уже давно не было возможности побеседовать с джентльменом, то я не решилась лишит себя такого удовольствия.

— Меня зовут Ливия Рой, — начала я медленно. — Я служила экономкой у одной молодой французской эмигрантки. Ее звали Габриэлла Брендон, и она была супругой некоего британского офицера. Однажды миссис Брендон сломала ногу и поэтому большую часть времени проводила в кресле-каталке. В один из дней я вышла из комнаты, чтобы выполнить ее поручение. В мое отсутствие тяжелое кресло опрокинулось, и миссис Брендон, упав, ударилась головой. Она скончалась в результате травмы.

Он взял графин и налил себе лучшего портвейна директора заведения. К моему удивлению, сам пить не стал, а пододвинул бокал мне. Я сначала отказалась, но он был не из тех людей, кому можно легко отказать. Очень осторожно — в последние десять месяцев я была лишена такого удовольствия — я поднесла бокал к губам. Он, не отрываясь, смотрел на меня, пока я маленькими глотками пила густую, сладкую, золотисто-коричневую жидкость. Его нескрываемый интерес ко мне вызывал странное ощущение, учитывая непродолжительность нашего знакомства.

— Позвольте спросить, сэр, почему я вызываю у вас такой интерес?

Он отрицательно покачал головой:

— Позже. Продолжайте.

Это было нелепо. Я должна была бы видеть в нем взломщика, но его самонадеянное поведение делало меня на редкость податливой.

— Меня заподозрили в том, что я, по неведомым мне причинам, с умыслом опрокинула кресло-каталку. А мое происхождение лишь подтвердило эту теорию.

— Ваше происхождение? Вы что, из семьи потомст­венных убийц?

— Нет, я дочь адвоката, умершего в долговой тюрьме. Моя мать одна вырастила меня. Она работала после смерти отца швеей.

— Что-то я никак не возьму в толк, почему же заподозрили вас?

Мало-помалу разговор становился неприятен. Не лучше ли мне уйти? Я в раздумье оглянулась. Но ведь и другие будут меня расспрашивать о том же. Я не стыдилась своего прошлого.

— Ну, так что, мисс Рой?

Я подняла голову, открыто взглянула ему в глаза и спокойно сказала:

— Миссис Брендон была моей хозяйкой. Я не могу себе представить никакого разумного мотива для того, чтобы желать ей смерти.

— А в чем, кроме того что ваш отец выбрал себе такое место смерти, вас еще обвинили?

Его вопрос о тех призрачных днях всколыхнул во мне волну воспоминаний. В обычной ситуации я бы не рассказала первому встречному ничего, но его вопросы как бы оживили все предъявленные мне обвинения.

— Моим обвинителем была младшая сестра миссис Брендон — мисс Эмилия де Саль. Во время болезни сестры она заботилась о детях миссис Брендон. В то время мисс де Саль утверждала, что я соблазнила мужа миссис Брендон в надежде выйти за него замуж.

— И это было действительно так?

— Конечно же, нет. Я никогда не видела мужа моей хозяйки.

— А на каком основании Эмилия выдвинула такое обвинение?

Я пожала плечами:

— Было найдено письмо миссис Брендон к сестре, в котором она выражала такое подозрение. Якобы я позарилась на богатство мистера Николаса Брендона. В письме говорилось также, что я надеюсь на несчастный случай с миссис Брендон.

— А что вы знаете об этом Николасе Брендоне?

— Я клянусь вам, что я его совершенно не знаю. Миссис Брендон никогда не говорила о своем муже. Но, кажется, он честный человек. Благодаря ему я вновь обрела свободу. Он был в отъезде и только сейчас вернулся в Англию. Как мне рассказали, он заявил, что письмо написано не его женой. А так как он герой, известный всей Англии, то ему сразу же поверили. — У меня нервно дернулись руки, и я пролила несколько капель портвейна. — Да, и теперь я свободна. Директор сказал мне, что возможно, найдет для меня работу у судьи Сандерленда.

— После того как вы почти год провели здесь…

Что-то заставило меня насторожиться и более внимательно присмотреться к собеседнику. И тут меня озарила догадка. Как же я глупа! Я же знала, что капитан Николас Брендон вернулся в Лондон. Это мог быть только он. Этим и объясняется его интерес к делу миссис Брендон и моей скромной персоне. Но случайно он здесь или нет?

— Да, почти год, — подтвердила я. — Несмотря на это, я ему очень благодарна. — Я улыбнулась: — Позвольте мне выразить благодарность лично, сэр?