Тайна Голубых Болот

Глава пятая

Я сомневалась в правдивости истории, рассказанной Францем Шиллером. Наверное, он поведал ее мне, чтобы просто напугать. С окаменевшим лицом я вернулась к реальным, хотя и незначительным пробле­мам настоящего момента, и спросила, как же дети и он сам будут ужинать без прислуги.

— Кстати, я напугала на лестнице какую-то женщину, но, кажется, она работает не на кухне.

— Совершенно верно. Леокадия — горничная. Она неверующая, поэтому в такие праздники уезжает в деревню, только если ей это нужно. Но Тиссо, наш маленький тиран и повар, кое-что приготовил и оставил мне инструкции, которые я любезно и передам вам вместе с его наилучшими пожеланиями успехов.

Шиллер направился к двери в кухню. Я решительно обогнала его и объявила, что со своими обязанностями справлюсь и сама. Ни Тиссо, никто другой не могли знать, когда именно я прибуду, но было вполне естественно, что все неблагодарные работы по дому он попытается спихнуть на меня с сегодняшнего дня.

Шиллер проследовал за мной еще пару шагов, наконец остановился и сообщил:

— Дети едят в час. К этому времени и я тоже, видимо, проголодаюсь.

Я кивнула ему головой в знак согласия и вошла в темную, закопченную кухню, главное место в которой занимал огромный открытый очаг. На камине стояли сковородки и кастрюльки. Пищу на целый день я нашла в прохладном месте между камнями у северной стены.

Я подошла к очагу, чтобы раздуть еле тлеющие угли. И тут же посадила огромное пятно на одно из двух моих приличных платьев. Слава Богу, в углу на крючке я обнаружила синий фартук повара Тиссо.

Когда огонь более или менее разгорелся, и я уже хотела с гордостью поздравить себя за столь удачно выполненную работу, сверкнула яркая молния и про­гремел такой гром, что от неожиданности и испуга я опрокинула себе на ноги бачок с водой. И в это же мгновение в камин посыпались прокопченные обломки.

Судя по всему, молния ударила в дом или, по крайней мере, очень близко от него. Почти сразу после этого я услышала громкий разговор, который доносился до меня из коридора.

Я поставила на стойку бачок со свежей водой и выбежала в коридор, где стала свидетелем встревожив­шей меня сцены.

Роза плакала, а ее мрачный братец, схватив сестру за плечи, с силой тряс ее.

— Прекрати! — кричал он яростно. — Ты слышишь меня, ты, дура! Это всего лишь гром! Он не причинит тебе вреда. Господи, у нас ведь есть еще и другие заботы!

Девочка продолжала всхлипывать.

— О, Пен! Ты что, не знаешь? Все гораздо, гораздо хуже. Я плачу не из-за грома. Она хочет нас отравить. И у нее есть все — все основания для этого.

— Отец не допустит. Да ты подумай хорошенько! Он не такой, как мать. Даже убийство не так плохо. Вот о чем мы не должны забывать. Убийство не так плохо, как… Прекрати же, наконец, реветь!

Я быстренько вернулась в кухню. Когда обед был готов, мое душевное состояние было настолько удру­ченным, что я чувствовала себя не в состоянии обедать с двумя детьми, которые подозревают, что я хочу их отравить. Но если я не сяду с ними за стол, то их подозрения только укрепятся.

Я накрыла стол в маленьком летнем зале, где во время обеда мы могли бы наблюдать разбушевавшееся озеро. Пришедшие Пен и Роза вежливо, но решительно отказались от всех блюд, а когда я на их глазах сама с энтузиазмом взялась за еду, они попробовали лишь самую малость. Я понимала их состояние, но слезы обиды застревали в горле. Во рту у меня стало сухо, язык прилипал к небу, а на прекрасные блюда, приготовленные Тиссо, не хотелось даже смотреть.

Франц Шиллер вел себя так, словно не замечал этого театра. Ему даже удалось рассмешить заплакан­ную Розу.

— Франц, ты все время так весел! — проговорила она. — Я думала, что отец хочет, чтобы мы были несчастными. Но он послал тебя к нам в качестве спасителя. Ты и правда спасаешь нас.

Я взглянула на них. Пен тоже поднял голову. Хмуря лоб, он задумчиво смотрел на сияющего Франца Шиллера. Мне показалось даже, что он не совсем разделяет энтузиазм своей сестры. Хотя, может быть, он просто ревновал к тому влиянию, которое учитель оказывал на его впечатлительную младшую сестру. После обеда домашний учитель напомнил детям, что через полчаса он начнет с ними занятия. Они тут же убежали, чтобы сполна использовать свободное время. Я спросила Шиллера, куда они так резво убежали. — О, они, разумеется, тоже относятся к искателям сокровищ, — объяснил мне учитель, смеясь. — Как и все жители этой местности. Все разыскивают несуще­ствующие сокровища семейства де Саль, но находят лишь призраков и привидения, которыми морочат свои бедные мозги.

— А много ли в доме бородатых привидений?

— Когда вы проживете здесь подольше, то научитесь разбираться в совершенно невероятных взаимосвязях. Говорят, что бедные души людей, которые страдали здесь, возвращаются к местам своих мучений.

В действительности я уже почувствовала их повсе­местное присутствие, особенно когда ходила по камерам; Франц Шиллер напротив, так мне показалось, не верил в их существование. Я с извинениями прервала нашу беседу, сославшись на необходимость вымыть посуду.

Я быстро навела порядок в летнем зале, благо он был невелик, а затем убралась на кухне. Я уже заканчивала работу, когда появилась Леокадия и предложила мне свою помощь. Она сильно изменилась после нашей первой встречи на лестнице.

— Мадемуазель, извините меня за давешнее, — прошептала она мне на ухо. — Перед вашим приездом здесь произошли странные вещи. Они искали драгоцен­ности все ночи напролет. Я рада, что вы приехали, а завтра приедет и капитан. Здесь нужен такой человек, как вы. Вы и капитан.

Я поблагодарила ее с радостным облегчением. Конечно, она меня совершенно не знала, но, значит я смогла вызвать у нее определенное доверие. Возможно, мне еще удастся разубедить Пена и Розу в их страшных подозрениях и выполнить соглашение, заключенное их отцом. До сих мне не удалось достичь каких-либо заметных успехов в нахождении общего языка с детьми. Капитан Брендон будет разочарован. Эти размышления навеяли на меня печаль. Было, конечно же, глупо, что меня так волновало мнение человека, которого я видел раз в жизни, да и то недолго, но с чувствами был трудно справиться. Боже мой, завтра он уже будет здесь. Мне не остается и двадцати четырех часов. Что же предпринять? Доверие детей нельзя завоевать штурмом, особенно учитывая их кошмарные предполо­жения и подозрения. Не исключено, что послезавтра я буду плыть вверх по реке на пути в Англию. Но до этого времени я хотела сделать все, что было в моих силах. За мое недолгое пребывание в «Голубых Болотах» я не раз успела почувствовать, что, пожалуй, в состоянии преодолеть барьер, возникший между детьми и мною. Было совершенно ясно, что их настроили против меня, И если Эмилия де Саль написала фальшивое письмо, на основании которого я попала в тюрьму, то нет ничего странного в том, что она нашептала Пену и Розе на ушко, что я — убийца их матери и теперь опасна для них обоих.

Леокадия сообщила, что другие горничные и Тиссо раньше завтрашнего утра не вернутся, но повар самым тщательным образом подготовил все заранее. Паштет из дичи достаточно лишь разогреть, так же как и рагу из баранины и фрикасе, а на десерт — различные сорта сыра и хороший выбор ягод и фруктов. В Лондоне у меня уже были желудочные колики, когда после нескольких голодных месяцев я сильно объелась. Надеюсь, в этот раз подобное не повторится.

Леокадия удалилась, а так как по хозяйству мне делать было совершенно нечего, то я решила получше осмотреть дом и усадьбу.

В доме было три этажа. На первом этаже распола­гались различные залы, на втором — спальни, а на третьем — камеры. Я с любопытством заглядывала во все комнаты, но обнаружила, что многие из них заперты. Странным образом во время предпринятой экскурсии я чувствовала себя под постоянным наблю­дением. Я часто оглядывалась и осматривалась вокруг, кляня себя за трусливость. Я видела в рабочем кабинете Франца Шиллера, склонившегося над столом, — вероятно, он проверял работы своих учеников, а Леокадия протирала пыль в спальне хозяина. Таким образом, наблюдать за мной могли только Пен и Роза.

Разозлившись, я прошла в северную часть коридора и остановилась перед высоким венецианским окном, в которое были видны голубое озерцо и платаны за ним. Летняя гроза несколько успокоилась, но было еще довольно темно, из-за чего окно отражало почти как зеркало, в котором я неожиданно ясно увидела какое-то движение.

Я остолбенела: ведь это тихо и мягко закрылась дверь.

Господи, да я просто свожу себя с ума этими видениями. В конце концов, на улице еще продолжается гроза, а дом очень старый. Наверняка это просто сквозняк закрыл дверь.

Успокоив себя такими аргументами, я вернулась к лестнице и наткнулась на Пена и Розу. Они возбуж­денно спорили между собой, но замолчали, как только увидели меня. Вне всякого сомнения, опять я была темой их спора.

Я услышала лишь последние слова Розы:

— Говорю же тебе, это была не она. Я все сказала!

Пен рассматривал меня, хмуря брови. Похоже было, что Роза пыталась защитить меня от очередного обвинения.

— Хорошего и приятного послеобеденного отдыха вам, Роза и Пен, — поприветствовала я их несколько напыщенно и прошла мимо.

— Где вы взяли ключи к закрытым комнатам? Франц сказал, что нам нельзя в них входить до приезда отца, — бросил мне вслед Пен.

— А сам господин Шиллер заходил в комнаты?

Роза приблизилась ко мне с доверчивым видом, что укрепило мою надежду на возможность хороших отношений между нами.

— Ливия, скажите ему, что это не вы открыли комнаты, — попросила она с мольбой в голосе.

— Ну конечно же, у меня нет ключей от комнат. А почему они вообще закрыты? Господин Шиллер не объяснял вам, почему?

Дыхание Пена стало чуть ровнее. Он опустил тяжелые веки и внимательно изучал балюстраду, точнее, какую-то бороздку на ней.

— Гм, да потому, что часть старой мебели находится там, — неуверенно сказал он. — Франц говорит: две тетки матери умерли в этих комнатах. — И добавил торопливо: — Конечно же, их там нет. Но Франц говорит, что только отец может открывать эти двери — на тот случай, если сокровища еще спрятаны там.

— А сам господин Шиллер не пытался сломать замки или попасть в комнаты каким-нибудь другим путем? — спросила я деловым тоном.

Пен посмотрел на меня, и на его угрюмом лице появилась шельмовская улыбка.

— О нет! Я вставлял маленькие соломинки в разъем двери, поэтому если бы двери открывали, то они бы выпали. Значит, он не был внутри. — Пен бросил быстрый взгляд на Розу и добавил: — Если нет другой возможности попасть в комнаты. Но этого мы до сих пор не знаем. Куда же вы идете?

Я объяснила, что еще не осмотрела полностью усадьбу и окрестность вокруг домика для прислуги.

Роза нервно проговорила:

— Но вы не должны…

Быстрый взгляд брата заставил ее замолчать. Я подумала: если она хотела остеречь меня от опасности, то сколь неутешительно, что она так легко отказалась от своего желания из-за одного взгляда брата. При всем при этом у меня сложилось такое ощущение, что оба юных Брендона уже не так меня ненавидят, как несколько часов назад.

После дождя земля во дворе стала влажной, топкой и вся покрылась лужами. Пурпурные облака еще скрывали солнце. Очень типичный пейзаж для этих мест. Воздух был влажный и душный.

Я потихоньку продвигалась вперед, осторожно обходя лужи и торчащие из земли корни деревьев. Узкая каменная тропинка шла как раз по берегу озерка. Поднимающийся запах гнили напомнил мне о слизистом дне озера под сияюще синим верхним слоем воды. За южной стороной дома для прислуги я обнаружила остатки дороги, которая лет сто назад соединяла «Голубые Болота» с остальным миром. Даже указатель еще сохранился. Он торчал из болота, наполовину скрытый волнистым камышом. Сколько же времени прошло с тех пор, как дорогой пользовались в последний раз?

Я прыгала с камня на камень по почти пропавшей в болоте дороге и содрогалась от отвращения. Действи­тельно, попасть в усадьбу можно было только по воде.

Не знаю, то ли ветер стих, то ли дно болота таким необычным образом издавало звуки, что они становились слышными лишь через какое-то время. Но так или иначе, я вдруг стала ясно различать булькающее чавканье болотной жижи, скрываемое доселе громким шелестом камыша. Солнце еще не зашло, но в этом замкнутом, гнилостном мирке было уже сумрачно. Меня неудержимо потянуло обратно в дом, да и ужасные звуки болота становились все громче и навязчивее.

Чтобы избежать неприятных неожиданностей, я решила вернуться тем же, уже известным мне путем. Все шло хорошо до тех пор, пока я не добралась до двух больших плоских камней, похожих друг на друга как две капли воды. Я была рада, что тяжелый, отломанный грозой сук предопределил мой выбор. Он упал поперек левого камня, и я с бьющимся сердцем прыгнула на правый, который в то же мгновение вывернулся из-под моих ног. Я соскользнула в болото. С ужасающей быстротой я погружалась все глубже в густую, вонючую, неожиданно очень холодную болот­ную трясину — по самое горло. У меня уже не оставалось никакой надежды нащупать под собой прочную почву. Сейчас я погружусь до подбородка, затем уже не смогу дышать и…

Я хотела закричать, но ужас сомкнул мне губы. И вдруг, совершенно неожиданно, я почувствовала под ногами опору — очень шаткую, скользкую, но все-таки опору. Я отчаянно заработала руками, и через несколько показавшихся мне бесконечными минут все-таки выбра­лась из трясины. Шатаясь, я прошла сквозь камыши несколько метров и свалилась на землю, совершенно обессиленная.

Может быть, я пролежала бы так целую вечность, но крупные капли начавшегося дождя, барабанившие по голове и спине, вывели меня из оцепенения. Мне было холодно, несмотря на давящую духоту, и снова возникло чувство, что кто-то наблюдает за мной.

Я торопливо прошла мимо домика для прислуги через запущенный сад прямо к дому. Муслиновое платье, все пропитанное болотной жижей, висело на мне как тряпка, выглядела я ужасно, но, на счастье, никто не встретился мне на пути.

И только когда я была уже в своей комнате, мне в голову пришла идея, что, может быть, неспроста этот огромный сук оказался на левом камне, может быть, кто-то умышленно бросил его туда. Но зачем? Кому могло показаться опасным мое присутствие в «Голубых Болотах»?

Я сняла с себя насквозь промокшие вещи, надела длинный купальный халат и позвала Леокадию. Она, по-видимому, находилась на этом же этаже, потому что подошла почти сразу. К моему удивлению, она никак не отреагировала ни на кучу побывавшего в болоте белья, ни на просьбу о ванночке. Я хотела помочь ей, но она с обезоруживающей простотой объяснила, что это входит в ее обязанности. И только нагреть воду позволила мне, в конце концов. Я спустилась в кухню и повесила несколько котелков с водой над огнем. Когда, примерно час спустя, я тащила наверх горячую воду, не повстречался по пути Франц Шиллер, который с видимым удовольствием осмотрел меня.

— О, что за прекрасная дева, наша Ливия! — начал он. — И часто мы будем иметь удовольствие видеть вас в полуобнаженном виде?

Он подошел вплотную, и я по своей наивности несколько мгновений думала, что он хочет взять у меня из рук оба котелка. Поэтому приветливо улыбнулась, что он, вероятно, принял за поощрение и призыв; он схватил — но не котелки, как я ожидала, а меня за плечи. Я машинально дернулась назад, облив его и себя горячей водой.

Он промахнулся, и его губы мазанули меня по подбородку. Я никак не отреагировала на его нежности, хотя просто клокотала от ярости и желания ударить в это красивое, ухмыляющееся лицо, но понимала, что после этого наша жизнь рядом станет невозможной. И я засмеялась, хотя глаза говорили совершенно о другом.

Он нехотя отпустил меня.

— Маленькая ведьма! Попробуйте только появиться в еще более соблазнительном виде!

— Я попробую появиться к обеду, — ответила я с невинным лицом. — Думаю, это очень соблазнитель­но — обед, приготовленный господином Тиссо.

Он прекратил свои шутки и уже хотел отпустить меня, но в это время нас заметил Пен. Его слова напугали меня.

— Франц, что ты делаешь? — спросил он возму­щенно. — Ты же говорил, что мы не должны ей доверять. Ты что, стал предателем?

— Вы стали предателем, господин Франц? — повторила я, глядя в его холодные глаза.

Он нервно облизнул губы, смущенно улыбнулся и извинился.

Я обошла его и стала подниматься вверх по лестнице. Несколько секунд спустя маленькая рука взяла один котелок из моих рук. Я с удивлением взглянула в мрачное лицо Пена Брендона, который, казалось, не очень стремился быть вежливым.

— Вы не должны думать, что мы изменили мнение о вас, Ливия, — объяснил он простодушно. — Вы были действительно очень небрежны. Мама могла бы сейчас быть жива.

— Ты хочешь поговорить со мной об этом? О несчастном случае, происшедшим с твоей матерью?

— Нет, мисс. Я просто посчитал неприличным, что Франц перепоручил вам работу посудомойки. Вы же благородная дама. Это видно каждому, если он не идиот.

Я поблагодарила его.

Пен нечаянно наткнулся на меня — котелки громко ударились друг о друга — и испуганно произнес:

— Не правда ли, здесь, наверху, очень темно?

— Да, темновато, — подтвердила я радостно. — Мне очень приятно, что ты проводил меня. Это весьма деликатно с твоей стороны.

Казалось, маленькая фигурка начала расти прямо на глазах. Шагая прыгающей походкой рядом со мной, он важно произнес:

— Ну да, конечно же, неплохо иметь свечку с собой. Не смотрите на помещения в южной части дома. Они я при дневном свете выглядят мрачно.

Как по команде мой взгляд машинально скользнул по открытым дверям, напоминавшим раскрытые рты.

Я быстро шмыгнула в свою комнату. Когда разгоре­лась свеча в стеклянном подсвечнике розового цвета, страшные мысли, слава Богу, покинули меня.

Пен услужливо вылил уже остывшую воду в старую ванночку и вышел из комнаты. Я пообещала не задерживать их долго в ожидании обеда.

Когда я искупалась, оделась и уже причесывала волосы, раздался пронзительный крик, разорвавший вечернюю тишину и заставивший меня покрыться мурашками с головы до пят.

Это был детский крик, полный ужаса. Роза Брендон! А где ее брат?

Расческа упала на пол. На едином вдохе пробежала я мимо дверей камер.

Девочка пронзительно крикнула во второй раз и внезапно замолкла.