Тайна Голубых Болот

Глава вторая

Видимо, я его этим смутила.

— Спасибо, мисс Рой, — пробормотал он с чарующей улыбкой. — Я и без этого верил в вашу невиновность, а теперь убежден совершенно. Вы необыкновенная женщина, мисс Рой.

— Из-за того, что я вам благодарна?

— Я наблюдал, как вы обходились с командором, как дружески и терпеливо вы успокаивали старого джентльмена. На самом деле, вы прекрасно справились с ситуацией и не нуждались в моей поддержке. Я уже отметил, что вы необыкновенная женщина, но теперь хочу добавить: вы необыкновенно прекрасная женщина.

При других обстоятельствах такой комплимент меня бы, несомненно, очень обрадовал, но сейчас лестные слова капитана показались мне неуместными и наду­манными, что я и дала ему понять.

Он встал и, взяв накидку, набросил себе на плечи. Неожиданно его голос прозвучал так холодно и официально, что я невольно похолодела.

— Простите, — сказал он отрывисто. — Мне показалось, что я имею достаточное представление о вас.

Он сделал шаг, другой… Неужели Брендон покинет комнату тем же способом, как и попал сюда?

Нерешительно оглянувшись вокруг, он вдруг протя­нул мне руку. Это движение было неожиданно робким, а его теплый взгляд не оставил меня равнодушной.

— Простите, мисс Рой, — повторил он почти нежно. — Я, конечно же, говорил не о вашей внешности. Я говорил не о вашем лице или фигуре, хотя и то и другое прекрасны.

Он взял мою руку. Внезапно я с отвращением вспомнила кокетство Габриэллы Брендон. Даже находясь в кресле-каталке, она пыталась флиртовать и очаровы­вать мужчин.

— Я увидел в вас красоту другого рода, — заверил он. — Вы обладаете такими качествами, которые мне очень потребуются.

Он отпустил мою руку и, к моему облегчению, перешел на решительный, деловой тон:

— Таким образом, вы сейчас свободны? Каковы ваши планы? Судья Сандерленд рассказал мне, что у вас здесь удивительное влияние на безродных детей.

— Любой, кто захотел бы о них хоть немного позаботиться, добился бы таких же результатов. Если бы у меня было так же много монет, как у судьи Сандерленда, я нашла бы им лучшее применение, в первую очередь я позаботилась бы об улучшении плачевного состояния обитателей этого дома. Дети должны находиться отдельно от взрослых, осужденные — от душевнобольных. Что касается пищи и спальных мест…

— У меня тоже много монет.

Я смущенно извинилась за неудачное выражение. В тюрьме как-то механически усваиваешь и употребляешь воровской жаргон. Но капитана Брендона, кажется, мои извинения только позабавили.

— По меньшей мере, я настолько богат, что могу вам дать кое-что из моих монет. И делайте с ним все, что сочтете нужным, мисс Рой.

— Но… Что вы под этим подразумеваете? Что я за это должна делать?

Конечно же, я не думала, что он предложит что-нибудь неприличное, тем не менее его ответ сильно удивил меня.

— Мне очень нужна в одном Богом забытом местечке, в имении, которое досталось мне от покойной жены, дама с вашими способностями.

Я растерянно посмотрела на осколки фарфоровой тарелки. Он проследил за моим взглядом, и мне показалось, чтоон слегка содрогнулся. От страха или от отвращения?

Да, Богом забытое местечко. Именно так Габриэлла Брендон называла свое родовое поместье, расположенное среди заросших камышом и тростником болот. И я будто снова услышала ее слова.

— Представьте себе только! Вокруг — ничего, кроме болот. Осока, камыши и болота. И трясина. Да, мисс Рой, трясина. Свинцового цвета слизистая трясина, которая выглядит, как…

Он на секунду замолчал.

— Значит, эту мерзкую тарелку вы получили в наследство? — продолжил он, изобразив на лице брезгливость. — Мне показалось, что моя жена хотела запечатлеть воспоминания о мечтах своей юности. Ну, да все равно. К слову, французы называют это место «Голубые Болота». Нужно обладать толстым бумажни­ком, если хочешь привязать к такому месту женщину, подобную вам.

— Простите, но я думала, что с начала войны в поместье никто не живет. Ваша супруга говорила, что для такого аристократического рода, как де Саль, просто неприлично проживать там. И разве поместье не переделали в тюрьму?

Он пододвинул носком сапога один фарфоровый осколок к другому.

— Осведомленные люди по ту сторону Ла-Манша сообщают, что скоро наступит мир. Пришлось мобили­зовать пять армий, чтобы победить маленького капрала, но осталось буквально несколько часов до подписания мирного договора. У меня есть намерение заново отстроить дом в поместье для моих детей. А когда они женятся или по каким-либо другим причинам покинут поместье, я переделаю дом в школу.

Мне показалось довольно удивительным, что он хочет растить своих детей вдали от друзей и цивилизации.

— Что вы об это думаете? Я хочу знать, могу ли я надеяться на вас, мисс Рой? Судья Сандерленд заверил меня, что вы идеально подходите для этого задания. Вы, конечно же, не будете выполнять обязанности гувернантки. Мне просто хочется, чтобы мои дети находились в вашем обществе и учились себя вести.

— Себя вести?!

— Да, искренне и, значит, — правильно.

Я прикинула, почему он предложил подобное мне бывшей заключенной: заботиться о детях, которых я по подозрению, лишила матери. А не встречу ли я там людей, чьи подозрения не рассеялись? Как они отнесутся ко мне?

Пламя свечей трепетало и создавало таинственную ирреальную атмосферу. Капитан Брендон беспокойно огляделся.

— Свечи, — пояснила я, — нам нужны новые свечи. Я подошла к буфету и достала две свечи. Было

удивительно, что такой сильный, властный, самоуверен­ный человек вдруг чего-то испугался.

Из коридора раздались звуки приближающихся к нам шаркающих шагов. Мамаша Хиггис просунула свою взъерошенную голову в дверь и объявила:

— Парнищка уже лежит на месте. И, если у вас еще есть хоть капля разума, то вы последуете его примеру. — Она поочередно взглянула на нас.

— В самом деле, мисс Рой. Сегодня ночью мне нужно отправиться в Лондон, чтобы на рассвете быть в военно-морском министерстве. Сандерленд сказал мне, что хочет встретиться с вами завтра. Со стариной Сандерлендом вы сможете утрясти все необходимые формальности. Я передам ему сумму, необходимую для помощи вашим бедным подопечным.

Я проводила капитана Брендона до дверей и распрощалась с ним со смешанными чувствами. В общем, у меня не было выбора. Мне стало ясно, что это то место, о котором говорил мне Сандерленд. Но женщина с таким прошлым, как у меня, и не могла надеяться на лучшее.

Стоя в дверях, я смотрела, как зевающий конюх запрягал двух гнедых в шикарную двуколку. Капитан Брендон взял мою руку, и в какое-то мгновение мне оказалось, что он поднесет ее к губам, но он лишь посмотрел на меня изучающе и как бы спрашивая, согласна ли я с его предложением. Неожиданно он быстро повернулся и шагнул к коляске. Через несколько секунд коляска скрылась в тумане.

Это было мое первое романтическое событие за последние десять месяцев, но я не могла его еще полностью прочувствовать.

Я поплелась обратно в кабинет директора, где с удивлением обнаружила мамашу Хиггис у графина с портвейном. Во избежание недоразумений, которыми было чревато ее состояние, я отвела ее в комнату во флигеле, где она и прохрапела до утра.

Спала я очень неспокойно. Непривычная прелесть отдельной комнаты, вновь обретенная свобода и при­ключения этой ночи — все это меня будоражило и мешало уснуть. В принципе, мне не на что было жаловаться. Чем больше я размышляла об удивительном разговоре с капитаном Брендоном, тем острее чувство­вала, что жизнь не торопится возвращаться в мое тело. Не лучше ли мне оказывать помощь бедным людям этого заведения? Возможно, я сумела бы скрасить их существование, тем более располагая деньгами?..

Воспоминания вернули меня в дни ранней юности. Какой энтузиасткой я была! Я работала тогда помощ­ницей повара в долговой тюрьме и не раз заслуживала похвалу. Там тоже пища состояла главным образом из густого супа, заменявшего первое и второе блюда. Но для него не жалели приправ, и приготовлен он был с любовью — никакого сравнения со жратвой — иначе не скажешь, — которой меня кормили последние десять месяцев. И очень своеобразная дама, чьи долги, по общему мнению, погасил известный уличный грабитель Джек Колби, почему-то пришла мне на память в эту неспокойную июньскую ночь. Она была первой, кто преподал мне урок поведения и хорошего тона, что сказалось и на моей внешности, и на манерах. Благодаря этому у меня было много поклонников, что тешило мою еще детскую гордость. Но давно уже мои чувства не приходили в такое смятение, как от нескольких комплиментов капитана Брендона. Его ласковые слова будоражили мозг. Увижу ли я его в родовом поместье «Голубые Болота»? Скорее всего, нет — ведь если он решил поселить своих детей в этом «Богом забытом месте», чтобы избавиться от них, то вряд ли будет там появляться. Но почему он хочет избавиться от них? Я ворочалась с боку на бок и в конце концов утешила себя новым открытием — мои чувства не умерли полностью, как казалось мне раньше. Может быть, поэтому наступившее утро показалось мне таким прекрасным.

— Я же говорил, что еще до полудня у нас будут все основания попраздновать, — приговаривал трактирщик, сидящий в почтовой карете, которая, вынырнув из тумана, громыхнула па булыжникам мостовой.

Казалось, что в почтовой карете нет ни одного трезвого пассажира. Мирный договор с Францией был наконец подписан, торговля и обмен между двумя странами должны вновь расцвести, Франция опять стала королевством, жирный, коварный Людовик XVIII вновь восседал на шатком троне.

Интересно, станет хорошим или плохим знаком моих жизненных планов "изменившаяся политическая ситуация?

Еще несколько дней назад — перед моим отъездом — Лондон казался мне шумным, грязным и жестоким городом. Часами с тоской думала я о моих бедных друзьях, которых оставляла в этом мрачном месте. Только заверения судьи Сандерленда, что капитан Брендон — человек слова, несколько утешали меня.

Мистер Джастис Сандерленд был джентльменом с широким носом и густыми бакенбардами; вокруг него постоянно крутились шикарные танцовщицы. Он выразил глубокое сожаление по поводу моего длительного и необоснованного заключения, но обращался со мной довольно небрежно.

— Скажите, мисс, сколько любовников было у вас до сего дня? — игриво задал он мне свой первый вопрос и пододвинулся так близко, что я ощутила его дыхание. Он начал нашептывать какие-то банальности, превоз­нося мои «нежные голубиные глазки».

С улыбкой я поправила его:

— По моим наблюдениям, сэр, у голубей совсем не нежные глаза. А что касается моих любовников, то я надеюсь, что некоторые ошибки в их подсчетах не окажут влияния на решение капитана Брендона. В любом случае он ничего не говорил о подобном предварительном условии.

— Посмотрите только на эту малышку! — он ласково потрепал своей узловатой, неожиданно горячей рукой мое колено. — Вы наверняка пережили трудные времена, но скоро станет намного лучше. Вы как раз то, что надо для этой должности. Это было мне ясно с самого начала, как только Ник рассказал о своей проблеме. Бедный Ник! Он очень славный парень, хотя жизнь сделала его немножко циничным. Я хорошо знал его отца, старого адмирала Брендона. В него будто бес вселялся, когда речь заходила о женщинах.

— Что конкретно… — время, проведенное в заключении, разрушило мою уверенность в элементар­ной защищенности. — Вы упомянули о проблеме капитана Брендона, — робко начала я еще раз. — В чем состоит его проблема, сэр? Или вы не уполномочены говорить со мной на эту тему?

Судья сложил ладони пирамидкой и оперся подбо­родком на указательные пальцы. Вероятно, он ожидал подобного вопроса. Его маленькие, хитрые глазки смотрели на меня. Из узких, запыленных окон его рабочего кабинета доносились дикие, восторженные крики энтузиастов празднования победы под Ватерлоо. За отдельными выкриками следовал приглушенный рев толпы, истеричность которой всегда вселяла в меня ужас. Не подобное ли торжественно-радостное вдохно­вение двадцать пять лет назад разбудило ужасные влечения наших многолетних врагов по ту сторону Ла-Манша?

— Ник доверил мне ведение всех его дел, — сказал судья, повысив голос. — Я должен приложить все усилия, чтобы пробудить вашу заинтересованность, а если потребуется, то и сострадание.

— Что-нибудь не так с детьми Брендона? Я знаю только, что они были под опекой тетки, когда умерла их мать, в Ричмонде.

Судья с улыбкой покачал головой.

— Ваше предположение неверно. Они рассказали отцу, что сбежали от тетушки, чтобы удивить и обрадовать мать своим появлением в Лондоне. Когда Габриэлла умерла, они находились в доме на Портсмунд-сквер. Они видели и знают все, но никто не видел их самих, и так, незамеченными, они опять вернулись в Ричмонд. Очень пикантная история, я бы сказал. Наследство их отца… Хотя… — он видимо затруднялся изложить свою мысль. Когда он продолжил, его голос вновь приобрел легкий, фривольный тон: — Бог его знает, что представляла из себя эта маленькая фран­цуженка! Я имею в виду супругу Ника. Она понимала, что свои романы нужно скрывать. Да, парнишка, Пен Брендон, вместе с любимой сестрой брал на время лошадь. По их словам, поездка была просто небольшим приключением и ничем более.

Итак, дети находились в доме в момент, когда произошла трагедия. Может быть, они видели, как опрокинулось тяжелое кресло-каталка с матерью? Или даже, может быть, они видели кого-нибудь возле матери? Я знала только, что миссис Брендон послала меня на чердак искать старомодный палантин, который не надевала уже много лет. Предполагая, что она ожидала поклонника или даже любовника, я специально не торопилась. Возможно, это молодой учитель с приятной внешностью, Франц Шиллер? Шиллер каждый вечер докладывал об успехах ее детей, но подозрения у меня не вызывал, и я утвердилась в мысли, что действительно произошел несчастный случай.

— Но письмо! — сказала я, к моему удивлению, вслух.

— Какое еще письмо? Ах да, письмо!

Мистер Джастис Сандерленд был убежден, что мисс Эмилия сама написала письмо, хотя и отрицает это до сей поры, и очень сожалел, что не может этого доказать.

— Похоже, мисс Эмилия недолюбливает вас. Скорее всего, причиной тому ревность. Молодой учитель Шиллер рассказал Нику, как враждебно отнеслась Эмилия к его неосторожной оценке ее внешности, но тем не менее она с шутками говорила о возвращении капитана Брендона. Шиллер предполагал, что бесконечные крат­ковременные и длительные увлечения Габриэллы надо­едят мужу, и он в конце концов обратит внимание на вас. Поэтому после смерти сестры Эмилия решила, вероятно, вывести вас из игры с помощью письма.

Я подумала: даже если Эмилии де Саль предъявить фальшивое письмо, вряд ли удастся найти какую-либо связь между ним и смертью ее сестры. Со смертью Габриэллы Брендон она ничего не выигрывала, кроме…

Вошедший служащий прервал нашу беседу. Он шепнул что-то на ухо судье, и мистер Сандерленд восхищенно завращал глазами. Наверняка речь шла об очередной опереточной певичке, подумала я.

Я взяла шляпу, перчатки и встала.

— Моя дорогая девочка, не покидайте меня так быстро, — проговорил судья больше из вежливости, однако с видимым облегчением провожая меня до дверей. По-отечески ласково похлопывая меня по плечу, он пообещал: — Я вышлю вам все необходимые бумаги. Вы будете хорошо обеспечены, поверьте мне. Паспорт я тоже велю вам оформить. Готовить эти утомительные бумажки — наш долг теперь, особенно для тех, кто хочет попасть на материк. Вы получите также подроб­ные инструкции относительно вашей поездки. В дерев­ню, расположенную вблизи «Голубых Болот», раз в неделю отправляется почтовая карета; подгадайте ос­тальную часть маршрута к ней. Я убежден, что для вас не будет проблемой отправиться на место без сопровождения. Это, конечно, не лучший вариант — отправлять вас одну, но с этим вы безусловно справитесь, любовь моя.

Я проигнорировала его последнюю вольность и, с улыбкой протянув ему руку, сказала:

— Будьте уверены, сэр, что касается путешествий, то я не менее изобретательна, чем молодой мистер Пен Брендон.

— Гм, да, — он бросил служащему взгляд, который тот мгновенно понял. Когда он вышел, судья заговор­щицки спросил меня: — Вы знаете юного Брендона?

Его поведение настолько сбило меня с толку, что какое-то мгновение мне казалось, что он говорит о капитане.

— Вы должны знать, мисс, — продолжил он приглушенным голосом, — молодой Пен и его младшая сестра (кстати, на редкость отвратительный ребенок) очень осуждают свою мать. Габи не отличалась материнскими наклонностями. Ник считает, что дети срочно нуждаются в твердой руке. Это и есть действи­тельная причина вашего приглашения в «Голубые Болота». У вас есть опыт общения с помешанными.

— Но какой ужас! Как может отец так думать о своих детях?! В чем он обвиняет эти бедные создания?

Судья галантно склонился над моей рукой и поднес ее к губам:

— Он подозревает их в убийстве родной матери.