Тайна личности Борна

ЭПИЛОГ

Бригадный генерал Кроуфорд положил папку с документами на диван рядом с собой.

— Мне это больше не нужно, — сказал он Мари Сен-Жак, сидящей напротив него в кресле. — Я просмотрел все несколько раз, пытаясь отыскать нашу ошибку.

— Вы сделали допущение, какого делать было нельзя, — проговорил третий присутствующий в гостиничном номере, психиатр Моррис Панов; он стоял возле окна, сквозь которое лилось утреннее солнце, так что его бесстрастное лицо оставалось в тени. — А я позволил вам его сделать, и это останется на моей совести на всю жизнь.

— Прошло почти две недели, — нетерпеливо сказала Мари. — Я хочу определенности. Я полагаю, что имею на это право.

— Имеете. То было безумие, именуемое вседозволенностью.

— Безумие, — согласился Панов.

— Ему нужна опека, — добавил Кроуфорд. — Я подпишусь под своим утверждением. Это продлится еще долго.

— Опека? — нахмурилась Мари.

— Мы еще поговорим об этом. — Генерал взглянул на Панова. — Это важно с любой точки зрения. Надеюсь, все с этим согласятся.

— Пожалуйста! Джейсон — кто он?

— Его имя — Дэвид Уэбб. Был офицером дипломатической службы, специалистом по Дальнему Востоку, прежде чем разорвал отношения с правительством пять лет назад.

— Разорвал?

— Отставка по взаимному соглашению. Его работа на «Медузу» исключала продолжение официальной карьеры. О Дельте шла дурная слава, а слишком многие знали, что это Дэвид Уэбб. Таких людей не ждут на дипломатических конференциях. И не стоит им там быть. Затянувшиеся раны начинают кровоточить при их появлении.

— Он действительно был таким, как о нем говорят? В «Медузе»?

— Да. Я видел. Он действительно был таким, как о нем говорят.

— Невозможно поверить, — сказала Мари.

— Он потерял нечто очень важное и оказался не в силах смириться с утратой. Он мог лишь крушить все на своем пути.

— Что потерял?

— Семью. Семья жила в пригороде Пномпеня, на берегу Меконга. Его жена по происхождению таиландка, у них было двое детей. Как-то раз, когда жена с детьми были возле реки, неизвестно откуда взявшийся самолет сбросил две бомбы и обстрелял местность. Когда он прибежал, купальня была взорвана, а изрешеченные тела жены и детей плавали в воде.

— О Боже, — прошептала Мари. — Чей это был самолет?

— Так и не выяснили. Ханой отрицал свою причастность, Сайгон утверждал, что самолет не наш, Камбоджа тогда была нейтральной; никто не хотел брать ответственность на себя. Уэбба душила жажда мести; он уехал в Сайгон и завербовался в «Медузу». В их зверскую практику он привнес интеллект и профессионализм. Он стал Дельтой.

— Это там он встретил д’Анжу?

— Да, но позднее. К тому времени Дельта уже был известен. Северовьетнамская разведка назначила огромную цену за его голову, и не секрет, что некоторые из наших людей собирались на нем заработать. Затем в Ханое узнали, что у Дельты в Сайгоне служит брат, и, хорошенько прощупав, насколько братья близки, решили подстроить ловушку. Они выкрали лейтенанта Гордона Уэбба и подослали туземца, который сообщил, что он содержится в Тамкуане. Дельта клюнул на приманку; набрал команду из медузовцев, которые хорошо знали район, включив туда и туземца — двойного агента, — выбрал ночь, когда на север не вылетал ни один самолет. Д’Анжу был в той же команде. Но там был и другой человек, не вьетнамец, но купленный Ханоем: специалист по связи, способный вслепую собрать коротковолновую рацию. Именно это он и сделал, сообщив Ханою о местонахождении команды. В конце концов Уэбб выбрался из переделки, освободил брата и разоблачил обоих: двойного агента и белого. Вьетнамец исчез в джунглях, белый не успел. Дельта казнил его на месте.

— И этот человек был… — пристально глядя на генерала, начала Мари.

— Джейсон Борн. Австралиец из Сиднея, завербованный «Медузой», торговец оружием, наркотиками и людьми; преступник, чьи услуги, однако, оказывались очень полезными, если ему хорошо платили. В интересах «Медузы» было скрыть обстоятельства его смерти. А годы спустя, когда была создана корпорация «Тредстоун» и Уэбба туда позвали, он сам взял себе имя Джейсона Борна — человека, который предал его и которого он убил. На то были причины: достоверно и поддается проверке.

— Чем он занимался, прежде чем пришел в «Тредстоун»? — спросила Мари.

— Преподавал в маленьком колледже в Нью-Гемпшире. Жил изолированно; поговаривали, что медленно сжигал себя. — Генерал взял папку. — Это основное, мисс Сен-Жак. Остальное скажет вам доктор Панов, который дал мне понять, что мое присутствие больше не нужно. Есть, однако, одна деталь, которую вам знать необходимо. Это прямой приказ из Белого дома.

— Опека, — сказала Мари.

— Да. Где бы он ни был, какой бы облик ни принял, как бы хорошо ни замаскировался, он будет все время находиться под наблюдением. Столько, сколько понадобится, — даже если событие, для которого его готовят, никогда не произойдет.

— Объяснитесь, пожалуйста.

— Он единственный, кто когда-либо видел Карлоса. Кто знает его в лицо; правда, это воспоминание скрыто в темных закоулках его памяти. Из того, что он говорил, мы поняли, что Карлос известен многим — либо государственный деятель, либо журналист, банкир. Это совпадает с общепринятой версией, возможно, когда-нибудь образ Карлоса прояснится в его памяти. Полагаю, вы уже беседовали с доктором Пановым. Он подтвердит мои слова.

— Это правда, Мо? — обернулась к Панову Мари.

— Это возможно, — сказал тот.

Кроуфорд ушел. Мари налила кофе себе и доктору. Панов опустился на диван, где раньше сидел генерал.

— Место еще не остыло, — улыбнулся он. — Кроуфорд весь взмок, аж до самого своего знаменитого зада. Да и немудрено, они все там взопрели.

— Что должно произойти?

— Пока ничего. До той поры, пока я не скажу им, что можно начинать. Это может продлиться месяцы, возможно, года два… Пока он сам не почувствует, что готов.

— К чему?

— К их вопросам. К просмотру кипы фотографий. Они составляют целую фотоэнциклопедию на основе того, что он сообщил. Поймите меня правильно: рано или поздно это случится. Он сам захочет — и мы хотим того же. Карлос должен быть пойман, и в мои намерения не входит помешать этому. Слишком много жертв принесено, слишком многим пожертвовал и Дэвид. Но сейчас главное — забота о его рассудке.

— Об этом я и спрашиваю. Что с ним должно произойти?

Панов поставил чашку.

— Не могу сказать с уверенностью. Я слишком ценю человеческий разум, чтобы пичкать вас психологической псевдомудростью, подобно разным шарлатанам. Я разговаривал с нейрохирургами. Да, мы можем при помощи скальпеля снять страхи, волнения, принести мир в его душу. И даже, возможно, сделать его тем, чем он был. Но это не тот мир, которого он жаждет. А риск колоссальный: можно стереть все, что уже восстановилось в его памяти — и еще восстановится. Со временем. При должной заботе.

— Со временем?

— Да, я думаю. Потому что уже установилась схема: подспудный рост — боль узнавания — восторг открытия. Вам это что-нибудь говорит?

Мари взглянула в темные усталые глаза Панова — в них был свет.

— Всем нам, — ответила Мари.

— Верно. В сущности, он — модель человеческого развития. Ведь все мы пытаемся понять, кто же мы, черт побери, есть.

Мари подошла к окну; домик стоял на побережье, позади высились дюны, вокруг — стены. И повсюду — вооруженная охрана. Через каждые пятнадцать метров стоял человек с автоматом. Он был у самого моря. Швырял плоские раковины и глядел, как они скачут по воде. Эти две недели пошли ему на пользу. Израненное тело окрепло. Ночные кошмары все еще преследовали его, иногда возвращаясь днем, но уже не такие жуткие. Он все более приходил в себя, он снова начал смеяться. Панов был прав: память возвращалась к нему. Образы, в которых раньше не было ни малейшего смысла, становились все более осмысленными.

Что-то случилось! Боже, в чем дело? Он вдруг бросился в воду и замолотил руками, закричал. Затем вдруг вскочил и побежал к дому вприпрыжку. Один из охранников встрепенулся, схватился за висящее на поясе переговорное устройство.

Он бежал по берегу, размахивая руками, взметая ногами песок. В чем дело?

Мари приросла к месту, ожидая того, что однажды могло произойти: звука выстрелов.

Он ворвался в дом, тяжело дыша, хватая ртом воздух. Глаза его были ясны как никогда. И тихо проговорил — тихо, еле слышно. Но она расслышала.

— Меня зовут Дэвид…

Она шагнула ему навстречу:

— Здравствуй, Дэвид.