Тайна невидимого убийцы

8

Машина ехала по бесконечному мосту, парапет которого напоминал борт корабля. Впечатление было такое, будто находишься в открытом море. Ветер, чайки, брызги воды и пены… И все вокруг такое живое и яркое, что хочется петь.

— У тебя веселый вид, — заметил мэтр Робьон.

— Это потому, что мы уехали из Бюжея, — отозвался Франсуа. — Сначала мне там ужасно нравилось, а сейчас хочется оказаться от него как можно дальше.

Мэтр Робьон обогнал автобус и посмотрел на часы.

— Время еще есть, — сказал он. — Можно не торопиться. Я тоже сыт Бюжеем по горло. К тому же, у меня своих дел полно. Я все бросил, чтобы помочь бедняге Раулю, но он должен понять, что это не может продолжаться вечно… Впрочем, он это понимает. Жаль мне его, он совсем выбит из колеи. Сразу же по окончании расследования мы вернемся домой.

— Мама, наверное, устала от всех этих переездов.

— Конечно. Но она предпочитает уставать рядом с нами, чем отдыхать в одиночестве дома. Ее не переделаешь.

Отец и сын разговаривали непринужденно и доверительно, как близкие друзья, которые понимают друг друга с полуслова. Наконец-то они снова были вместе. Позади остались трудные дни, когда оба нервничали и ссорились, а теперь их так сближало и располагало к откровенности мирное покачивание машины.

— Полиция так ничего и не выяснила? — спросил Франсуа.

— Нет. Установлено только, что пистолет, из которого был убит Ролан, принадлежал ему. Если верить Симону, то у его хозяина был пистолет 7,65 мм, который бесследно исчез. Опять неразрешимая загадка, как и в той, давней истории… Комиссар Дюпре вчера признался мне, что он просто обескуражен. Он привык иметь дело с обычными преступлениями: налетами, захватами заложников, наркотиками… А тут владелец замка, убитый на фоне кладбищенских крестов… Есть отчего запроситься в отставку.

Мэтр Робьон осторожно съехал с моста и повернул на Рошфор. Снова бросив взгляд на часы, он повторил:

— Время еще есть. Прошу тебя, Франсуа, не надо сразу все рассказывать маме. Она и так очень о нас беспокоится. Ты сможешь удержаться и не выкладывать ей свои умозаключения? Я ведь хорошо знаю моего Без Козыря. Если он чего-то и не знает, то придумает. Ведь так?

Франсуа рассмеялся.

— Ничего я не придумываю. Я собираю факты и анализирую их… Когда ты кого-нибудь защищаешь, разве ты действуешь иначе?

Адвокат хлопнул его по плечу и снова взялся за руль, обгоняя тяжелый грузовик.

— Ну как с тобой спорить? — покачал он головой.

— Обещаю, я буду молчать. Но тебе — то я могу рассказать о том, что узнал? У меня есть кое-какие подозрения.

— Представляю себе! — вздохнул мэтр Робьон.

— Сначала, — начал Франсуа, — я подумал, не мог ли шантажировать Ролана Шальмона кто-то из его прежних знакомых.

— Браво! — усмехнулся адвокат. — Начало многообещающее.

— Это не так уж глупо! — возразил Франсуа. — Предположим, что этот тип убил старого Шальмона, в результате чего Ролан получил наследство…

— Похоже, что ты много знаешь о Шальмонах. Кто тебе все это рассказал?

— Кузен Дюрбан.

— Ну разумеется! Я сам должен был догадаться. Имей в виду, Франсуа, он ужасный болтун.

— А если я скажу тебе, что именно его я подозреваю в сообщничестве с Роланом?.. Разумеется, это только предположение. Я знаю, что надо тщательно прорабатывать любую версию…

Мэтр Робьон не выразил удивления. Он только задумчиво вынул из кармана смятую сигарету, хотел было зажечь ее, но потом выбросил в окно машины. Он посмотрел на Без Козыря долгим взглядом и покачал головой.

— Ничего себе предположения! Да понимаешь ли ты, с чем играешь? По-твоему, обитатели Бюжея — пешки, которые можно передвигать, снимать с доски, ставить обратно?.. Ты без тени смущения объявляешь одного из них шантажистом, а другого — сумасшедшим. Вот всегда с тобой так: стоит тебе оказаться рядом с чем-то необычным, как тебя начинает нести. По-твоему, можно из одного предположения послать человека в тюрьму?

— Ну что ты, папа! — запротестовал Франсуа. — Я просто стараюсь рассуждать логично.

— Ах, логично?! — воскликнул мэтр Робьон. — Странная у тебя логика. Совсем недавно ты был готов поверить в любую чертовщину. А теперь предлагаешь мне согласиться с тем, что Ролан организовал убийство отца?

— Я просто собираю факты, — возразил Франсуа.

— В том-то и дело, что факты — или то, что ты называешь этим словом, не имеют никакого значения. Важны только чувства. Их-то в первую очередь и следует принимать в расчет. В этом и заключается роль адвоката. Поверь мне, Франсуа, ты еще слишком молод, чтобы пытаться читать человеческое сердце.

Машина пересекла Рошфор. Мэтр Робьон немного замедлил ход, ища поворот на Ля Рошель.

И продолжал размышлять вслух.

— Если поезд не опаздывает, — говорил он, — мама сейчас должна выезжать из Пуатье. Надеюсь, она захватила с собой что-нибудь перекусить. — Он шлепнул Франсуа по колену. — Ну же, малыш, не дуйся. Я ведь тоже анализирую события, но при этом всегда помню, что человек не может совершить поступок, не свойственный его натуре. Что же касается несчастного Ролана, то разве не достаточно было видеть, как он казнил себя, что не сумел вовремя защитить отца?

— Тебе известна причина их ссоры?

— Не совсем. Я знаю только, что старый Шальмон хотел продать замок или превратить его в гостиницу, а Ролан был с этим не согласен. Это могло стать поводом для ссоры, но никак не для убийства… Истинной причины этой загадочной смерти не знает никто — прежде всего потому, что никому не известна личность преступника, его мотивы, цели, чувства… и особенно методы. Только подумай — ведь он убил старика в доме, полном людей, где его в любой момент могли заметить. И выбрал день годовщины первого убийства, чтобы совершить второе, — если, конечно, принять, что речь идет о том же человеке. Полицейские, разумеется, отреагировали точно так же, как и ты: они вообще не отличаются проницательностью. Подозреваются все: Рауль, Дюрбан, Симон, Нурей… Меня, правда, они не тронули, хотя были недалеки от этого. Само собой, алиби нет ни у кого: ночь ведь была, все спали… К прислуге не придерешься: более преданных слуг трудно найти. Как видишь, факты мало что говорят… Впрочем, милый Франсуа, хватит об этом; давай-ка сменим тему.

В тоне мэтра Робьона не было ни капли раздражения. В глубине души он был даже рад этой небольшой перепалке: он давно уже не разговаривал по душам с сыном, у которого начинался переходный возраст.

— Еще один вопрос, папа.

Адвокат улыбнулся.

— Но только один.

— Скажи, твоя интуиция, которой ты так доверяешь, тебе что-нибудь подсказывает? Ты ведь говорил, у тебя есть какая-то идея…

— До чего же ты бываешь вредным! Моя идея еще настолько хрупка, что пока я даже не берусь ее сформулировать. Позволь мне не говорить об этом еще некоторое время.

Франсуа взглянул на плоский заболоченный берег, от самого Шатолайона тянувшийся вдоль шоссе.

— Легенда гласит, — сказал он, — что на этом месте когда-то находился маленький городок, который потом поглотило море.

— О Господи, — вздохнул адвокат, — ты и это знаешь, господин Всезнайка?

— А что касается годовщины убийства… — начал было Франсуа.

— Ну уж нет! — воскликнул адвокат. — С меня хватит!

Они молчали до самой Ля Рошели. Вокзал показался им слишком большим для такого скудного расписания. Припарковав свой «пежо», адвокат купил газету «Юго-запад». На первой странице красовалась фотография музея оловянных солдатиков; жирный заголовок гласил: «Загадка замка Бюжей». Ниже был подзаголовок: «Привидение появляется снова».

— Бедный Рауль, — прошептал мэтр Робьон, — нелегко ему будет теперь продать замок…

По радио объявили о прибытии парижского поезда.

«Привет, дорогой мой калека! Я тебе завидую. Тебя все холят и лелеют, в то время как я… Представь себе, мама с самого приезда все время сердится. В основном на меня, потому что я то и дело бегаю в замок за новостями, а она хочет, чтобы я постоянно был при ней и рассказывал по порядку все, что здесь произошло. Она считает (и не без оснований), что от нее что-то скрывают. Заодно она сердится и на папу — за то, что тот привез меня сюда. И они из — за меня ссорятся.

— Он еще мал для всего этого, — говорит мама.

— Он уже достаточно взрослый, чтобы разбираться в жизни, — возражает папа.

— Что ты называешь жизнью? Два отвратительных преступления? Ты только посмотри на мальчика — он не способен думать ни о чем другом! И к тому же он мне лжет. Когда я его о чем-то спрашиваю, знаешь, что он мне отвечает? «Это преувеличение. Люди болтают сами не знают что. В Бюжее никогда не было никаких привидений». Представляешь себе?

Разумеется, эти разговоры происходят не в моем присутствии, но у меня, как назло, хороший слух. Ну да, я вру. Но зачем ей все это знать? Эта история с привидениями пугает ее, выводит из себя. Мама всегда была суеверной. С детства я только и слышал: не проходи под лестницей, не садись за стол тринадцатым, не оставляй шапку на кровати… А тут — привидение! Бесполезно повторять ей, что это выдумки: мама отвечает, что об этом пишут все газеты. Обычно такая рассудительная, она не желает слушать никаких разумных доводов. Когда дело касается призраков и пауков, она теряет способность рассуждать здраво… Впрочем, я такой же. до сих пор, вспоминая ту жуткую ночь, я покрываюсь холодным потом. Думаю, что я никогда ее не забуду.

Итак, продолжаю свою хронику. Вскрыли завещание Ролана Шальмона. Это я узнал от Нурея. Этот проныра опять оказался в курсе дела! И как только это ему удается? Как и ожидалось, все наследует Рауль. Кое-что завещано другим лицам, в том числе Дюрбану. Верному Симону назначена рента. Кроме того, возможный покупатель замка обязан взять Симона на работу — например, привратником или садовником. Я в этом ничего не понимаю, но, думаю, эта часть завещания вряд ли будет иметь значение. Коллекция оловянных солдатиков, как и ожидалось, завещается музею Ля Рошели. Остается только надеяться, что музей ее примет… Но тебя, конечно, больше всего интересует ход следствия?

Так вот, мы недалеко продвинулись. По сведениям Нурея, имеется туманное предположение о том, что убийца проник в дом через незакрытое окно. Положим. И что дальше? Пистолет находился в комнате Ролана. Ролан не спал. Почему? Можно предположить, что он услышал подозрительный шум, схватил пистолет, застал в музее постороннего, между ними завязалась борьба, Ролан был обезоружен и убит… Нет, это маловероятно. Следов борьбы не обнаружено. И потом: почему вокруг Ролана были разбросаны крестики?

Есть еще одна деталь — я только что о ней вспомнил. Пуля попала Ролану в правый висок, с близкого расстояния. Комиссар считает: это означает, что Ролан знал убийцу, раз подпустил его к себе. Папа с этим не согласен. Он все еще размышляет над своей «идеей». Когда мама отдыхает, мы пользуемся моментом, чтобы вполголоса, словно заговорщики, перекинуться парой слов.

— Она все еще злится? — спрашивает папа.

— Да, немного. Узнает от прислуги о странных происшествиях в замке и сердится, что я все это от нее утаил. Просто кошмар!

— К счастью, сразу после похорон мы вернемся домой. Я ничего больше не могу сделать для Рауля. Когда мы окажемся дома, все станет на свои места, и мы спокойно объясним маме, что у нас нет от нее секретов.

Я вдруг захихикал. Папа спросил, что меня так рассмешило, и я ляпнул:

— Вспомнил ту ночь с невидимкой…

Я тут же опомнился, но было поздно. Я бы многое отдал, чтобы вернуть эти слова обратно… Папа внимательно посмотрел на меня.

— Что еще за ночь с невидимкой?

— Да так, ничего особенного…

— Теперь я понимаю, на что намекал твой друг Поль, когда звонил тебе в замок.

— Папа, это был всего лишь страшный сон. Не стоит об этом говорить.

— Нет уж, извини. Ты сказал «невидимка». Значит, страшный сон был вполне конкретным, раз он тебе так запомнился. Говори же. Я тебя слушаю.

— Это никак не связано…

Папа не дал договорить.

— Очень на это надеюсь. Но я уже ничему не удивлюсь. Итак, ты видел во сне привидение…

— Не привидение, нет! Это было… что-то непонятное…

И я рассказал ему о событиях той ночи, стараясь говорить небрежно, чтобы он не догадался, как я был испуган.

— Не спеши. Ты уверен, что слышал шорох?

— Конечно! К этому моменту я окончательно проснулся.

— И ты побоялся зажечь свет? Это не упрек, я тебя прекрасно понимаю.

— Я позвонил Симону.

— Представляю, что ты пережил… Итак, явился Симон.

— Да, он постучал в дверь. Видимо, подумал, что я заболел.

— А дальше?

— Да, собственно, это все. Он открыл дверь, зажег свет. В комнате никого не было. Видишь, какая идиотская ситуация?

Папа задумался. Но тут вернулась мама, подкрашенная и ужасно красивая.

— Опять заговор! — вздохнула она, глядя на наши задумчивые физиономии.

— Да что ты, ничего подобного! — весело ответил ей папа. — Иди, я тебя догоню.

Он повернулся ко мне, безнадежно развел руками и прошептал:

— Какой же ты идиот!

Ну вот! Такого я от него не ожидал! Конечно, всякое бывает… Я ведь уже говорил тебе, что с момента приезда мамы барометр показывает бурю. Никогда еще папа не называл меня идиотом! Даже наоборот: когда он хочет надо мной подшутить, а бывает это часто, он делает это в особом, якобы почтительном тоне. В общем, я расстроился. Но не буду жаловаться; просто хочу тебя предупредить — с островом Олерон покончено. Мы уезжаем сразу после похорон. И я больше никогда не вернусь в Бюжей, который будет продан ил сдан в аренду. Жаль только несчастного Рауля Шальмона. Я почти его не знаю, и все же он мне нравится. Сейчас пойду прощаться с Дюрбаном и Нуреем (последний уже покинул Бюжей и устроился в Сен-Жорже, в маленьком отеле под названием «У четырех сержантов»). До встречи Париже! Привет от идиота!»