Тайна оранжевого саквояжа

Глава5 АНГЕЛ-ХРАНИТЕЛЬ

К обеду погода испортилась, начался дождь, и чем ближе они были к желаемой цели, тем темнее становилось небо. Дождь перешел в злой, хлесткий ливень, заливавший ветровое стекло и мешавший скорости, которую пришлось, конечно же, сбавить. На пути им встретились две аварии, и Маша, завернувшись в плед и глядя на проплывающие мимо искореженные машины, готова была повернуть обратно.

— И кто только придумал эти машины, катались бы на лошадях… Они такие добрые, сахар любят… — Ясно было, что она захандрила.

Никитка же, напротив, как мог приободрял Сергея и до самого Саратова благополучно играл роль послушного и проворного «сыночка», бегающего к окошечку заправочной станции, чтобы заплатить за бензин и даже сам засовывал шланг в бензобак. Эти минуты, не считая, конечно, встречающихся постов ГАИ, были самыми волнительными. И Маша, когда такой вот пост оставался далеко позади, поворачивалась к ним и, показывая язык, возмущалась подобным положением дел:

— Нет, вы видели? Дети за рулем, а им хоть бы хны! Работнички золотые. Не могут парня от мужчины отличить. А если бы нас родители разыскивали? Переживали? И за что им только деньги платят?

— Я бы на твоем месте, — отвечал ей Сергей, — не каркал. Еще накличешь какого-нибудь чересчур внимательного «гаишника». Что тогда будем делать?

— Сушить сухари, — отвечал за нее Пузырек, с наслаждением глотая оранжевую пузырящуюся фанту.

За все время пути была съедена вся колбаса, сыр и хлеб. О том, чтобы поесть чего-нибудь горячего, не могло быть и речи: в такую погоду не то что «Шмель» не разожжешь, из машины-то выходить не хочется.

В пять часов, когда на улице было темно, как в десять часов вечера, впереди показались огромные белые буквы «САРАТОВ», и Маша захлопала в ладоши.

— Приехали! Приехали! Как здорово! Сережка, какой же ты классный парень! — И вдруг стала быстро-быстро молиться, шепча про себя что-то непонятное. — Аминь…

И они снова благополучно миновали на въезде в город очередной пост ГАИ.

— Это мой ангел-хранитель, — пояснила Маша, когда машина заскользила по мокрой дороге в глубь неизвестного, утопающего в дожде и сумерках города. — Я время от времени обращаюсь к нему, и он помогает мне. Он только мой, понятно?

— Да у нас свои ангелы-хранители есть, — хмыкнул Пузырек, — думаешь, они слабее твоего будут? Хотя непонятно, зачем они вообще существуют, если есть мы сами?

— Глупый ты, Никитка, — ласково проговорила Маша, зябко кутаясь в плед. — Человек слаб, ему обязательно какая-нибудь религия нужна или свой ангел. Это у зверей есть толстая шкура, клыки или чешуя. А мы, люди, рождаемся голые, беззащитные. Все преимущество перед другими тварями, что есть у человека, это — разум, мозг…

— Это смотря у какого человека, — пожал плечами Никита. — Есть такие люди вроде того типа, который увез нашу Ларису. Их надо бояться пуще зверей. Вроде и мозг есть, а совести — никакой.

Знаете, что я вам скажу? — вдруг подал голос Сергей, который в это время свернул с основной дороги на тихую узкую улочку и остановил машину, въехав чуть ли не на тротуар. — Я смертельно устал, зверски хочу есть и спать. Что будем делать? Разбивать палатку прямо в городе или как?

— Все очень просто. Мы можем перекусить где-нибудь в кафе, а спать будем в машине, но только перед этим накроем ее тентом. Чтобы никто нас там внутри не увидел, и чтобы трое детей в одной машине не привлекли к себе внимание прохожих.

Разумеется, эта идея могла принадлежать только Маше.

Все трое вышли из машины (Маша раскрыла над головой зонт, Никита нахлобучил на себя прозрачный, слегка великоватый ему, дождевик, а Сергей ограничился лишь джинсовой бейсболкой) и направились к похожему на аквариум прозрачному, освещенному изнутри строению с вывеской «Волна». Это было полупустое кафе со столиками, покрытыми голубыми льняными скатертями, и белыми металлическими стульями.

— Заказывать буду я, поскольку отвечаю за еду, а вы должны будете все съесть, — важно заявила Маша и, ознакомившись с меню, заказала борщ, пельмени, оладьи с яблочным повидлом и чай с лимоном.

— Ты забыла пепси, — шепнул ей Пузырек и сглотнул. — Умираю, как хочу пить…

…Сытые и разомлевшие, они вышли из кафе и медленно побрели под дождем назад, к машине.

Сергей достал ключи, открыл свою дверцу и хотел было уже открыть дверь и Маше с Никитой, как вдруг почувствовал, что на него кто-то смотрит. Он медленно повернул голову, и волосы на его голове зашевелились: из темной глубины салона на него смотрели огромные горящие глаза… «Человечьи глаза…» И рядом с ними оранжевая горящая точка — кончик зажженной сигареты.

— Ты кто? — чуть дрогнувшим голосом спросил ошарашенный Сергей, стараясь опередить Машу, которая не должна увидеть это привидение.

— Ты поставил свою машину на мой дом, — донеслось до него глухим, словно доносящимся из преисподней, голосом.

— Серый, какого черта?! Чего ты не открываешь? Все-таки дождь… — Это уже звенел недовольный Машкин голос.

— Сейчас, заело… — подняв голову, сказал Сергей и снова нырнул в машину. — Я тебя не вижу. Извини, если мы поставили машину на твой дом. Но что-то никакого дома я не заметил.

Внезапно вспыхнул огонь — это привидение щелкнуло зажигалкой. И перед Сергеем возникло тонкое бледное лицо, обрамленное красными кольцами кудрей. Взгляд немигающих глаз уставился Горностаеву прямо в самое нутро и словно прожигал его насквозь.

— Открой дверь девочке, а то вымокнет совсем… Вернее, я сам сейчас открою… — И привидение, нашарив в темноте, открыло по очереди две двери — Маше и Пузырьку.

— Ма-а-ма-а! — раздался, как и следовало ожидать, истошный Никиткин вопль.

Маша, которая, ничего не подозревая, усаживалась рядом с водительским местом на переднем сиденье, резко повернула голову. Увидев непонятную фигуру рядом с братом, она в одно мгновение покинула машину и припустила вдоль по улице, не разбирая дороги и не обращая внимания на глубокие пузырящиеся лужи. Ей, судя по всему, было уже не до зонтика.

Распахнув дверцу, из машины следом за ней пулей вылетел Пузырек. От страха он даже забыл крикнуть, он только раскрыл рот, и так, глотая дождевые капли, бежал за сестрой…

Горностаев, чувствуя, как в нем поднимается нечто, грозящее привидению самым худшим, распахнул сам дверцу, рядом с которой и находилось это маленькое кудрявое чудовище с сигаретой в лапе, и храбро сунув в темноту руку, схватил его за что-то мягкое, похожее на фланелевую ткань. Он с силой, рывком потянул его на себя, но не тут-то было. Чудовище упиралось. И тут вдруг само зашевелилось и выползло на свет божий.

Это был мальчик, примерно Сережкин ровесник. Но только очень лохматый, кажущийся толстым из-за навьюченной на него многослойной одежды. Бледное узкое лицо, усыпанное веснушками, которые в голубых сумерках уходящего дня казались коричневыми. Большие глаза — темные и распахнутые, как окна, — смотрели настороженно, но не зло.

— А где ваши предки? — спросил парень. — Куда вы их дели?

— Это не твое дело. Как ты оказался в машине?

— А это уже не твое дело, — парировал он ему. — Машина с московскими номерами. На Волгу приехали? В отпуск?

— Чего тебе от нас надо?

; — А то, что это мой город. И вы наехали на МОЙ дом.

— И где же этот твой дом?

— А ты откати свою колымагу, и увидишь, — загадочно ответил незнакомец.

И Сергей, сев за руль, отъехал на несколько метров вперед, поравнявшись в конечном итоге с забежавшими под козырек крыльца старого дома Машей и Никитой.

Машка, быстро сориентировавшись, тут же вернулась в машину, Пузырек последовал за ней.

— Слушай, я не слышала, о чем вы там говорили, но мне кажется, что надо давать деру… — прошептала она, умирая от страха. — Кто это такой?

Они молча наблюдали, как рыжий мальчишка, едва машина отъехала, склонился зачем-то и стал ковыряться в земле. Но оказалось, что под машиной находился канализационный люк. И Рыжий, подняв круглую тяжелую крышку, стал не спеша, очевидно ступая по уходящей вниз лесенке, спускаться под землю.

— Это бомж, — прошептал Пузырек. — Бедняга, он живет под землей. Можно себе представить, как же ему там холодно и мокро. А запахи… И чем он питается?

После сытного ужина с пельменями и оладьями ему стало не по себе при мысли, что кто-то сейчас так же жестоко, как совсем недавно он сам, страдает от голода.

— У нас есть консервы. Может, дадим ему пару банок? — сама удивляясь себе, сказала Маша. — Пока он не закрыл крышку люка.

И Сергей, который и сам подумал примерно то же самое, вышел из машины и быстрым шагом направился к исчезающему под землю мальчишке.

— Стой! — крикнул он, на бегу надевая на голову воротник джинсовой куртки. — Подожди! У меня к тебе дело…

Рыжий замер — только рыжие кудри, теперь уже влажные от дождя, оставались над поверхностью земли. Поднял голову, и Сергея поразило его тонкое и умное лицо. «Вроде бы мальчишка, но лицо почему-то взрослое. Может, он лилипут?» И глаза — смотрящие прямо в душу.

— Какое еще дело? — спросил спокойно парень, и Сергей подумал, что человеку с таким выражением лица, в котором читалась гордость и достоинство, нельзя вот так просто предложить тушенку. Этим его можно только унизить.

— Я не могу тебе рассказать это прямо сейчас, вот здесь, на дожде… Но дело серьезное: человек попал в беду. Мы приехали сюда из Москвы его выручать, но никого и ничего здесь не знаем. Не поможешь?

И Рыжий, услышав просьбу о помощи, невероятно быстро и проворно выбрался на поверхность. Отряхнулся и протянул Горностаеву грязную, но горячую, с сильными цепкими пальцами, руку.

— Соломон, — представился Рыжий.

— Сергей, — кивнул головой Горностаев. — А там — Машка и ее брат Пузыр… вернее, Никита.

— А где ваши родители?

— Мы одни. Пойдем в машину, там и потолкуем, — предложил Сергей, и мальчик, назвавший себя Соломоном, пошел вместе с ними.

Когда Сергей закончил рассказывать историю похищения Ларисы Ветровой, в городе уже наступила самая настоящая ночь. Зажглись уличные фонари, в окнах вспыхнул свет. Все нормальные люди заперлись в своих домах и теперь, сидя в тепле и уюте, смотрели телевизор или пили чай. И только четверо подростков, забившись в маленькую машину, согревались, обмениваясь душевным теплом.

Соломон — маленький бомж, который поначалу так испугал ребят, на самом деле оказался вполне симпатичным парнем. Он не ругался матом, хотя убедил своих новых друзей в том, что он умеет это делать мастерски, прямо-таки с блеском (Маше даже пришлось при этом заткнуть уши), и производил впечатление вполне домашнего человека. Спрашивать его о родителях или о том, как случилось такое, что он стал обитателем канализационных подземелий, никто не посмел. Подумали, что если Соломон захочет, то сам когда-нибудь расскажет. Но пока что помощи просили они, и это было их исключительно верным тактическим ходом. Давно известно, что люди подобного типа — бомжи, инвалиды, нищие — не любят, когда их жалеют. И немного возвысить бродягу Соломона, обратившись к нему с нижайшей просьбой о помощи, — что может быть правильнее в нравственном смысле?

— Да, братцы-кролики, — услышали они ответ Соломона. — В рискованное дело вы влипли. Во-первых, вас могут в любую минуту остановить, потому что вы без прав, во-вторых, вы же здесь действительно ничего и никого не знаете. Даже представить не могу, как вам помочь найти вашу актрису. Что касается театра, то вряд ли вам там что-то скажут. В этом я больше чем уверен. Но сейчас надо прежде всего позаботиться о том, чтобы вами не заинтересовалась милиция. Где вы будете жить, пока ведется расследование?

Слово «расследование» потрясло Горностаева. Он и представить не мог, что их действия, направленные на поиски Ветровой, могут быть обозначены именно этим, отдающим чем-то высоким и благородным, словом. «Расследование»! Ну конечно же! А как же иначе назвать то, чем они занимаются?

— Можно я скажу? — И Маша, по-женски чувствуя грань между тем, что можно, а чего нельзя позволить себе в отношении двух своих друзей-мужчин, предпочла сразу же поднять авторитет Горностаева в глазах Соломона, опустившись на одну ступеньку пониже него.

Она увидела, как засветилось лицо Сергея, когда он услышал эту просьбу выслушать ее. Она поняла, как он ей благодарен за это проявление тактичности и уважения к нему как к мужчине.

— Так вот, — улыбнувшись, продолжила Маша. — Мы вообще-то планировали остановиться за городом, у нас есть палатка, «Шмель», сковородки…

— Понятно, — кивнул головой Соломон. — Короче — дикарями?

— Ну не в гостинице же нам останавливаться, — развел руками Сергей.

— Если бы были паспорта, то можно было бы и в гостинице, — раздался тоненький голосок Пузырька. — А так, без паспорта мы вроде бы как и не люди.

Но в последнее время мы научились ночевать прямо в машине. Мы и сейчас собирались это сделать, только предварительно прикрыть ее тентом, чтобы не привлекать к себе внимания прохожих.

— Да разве вы так выспитесь? — усмехнулся Соломон. — Есть у меня одна идея, да вот только не знаю, согласитесь вы или нет.

— А что за идея? — спросила Маша. От ее усталости и апатии, которая последовала за обильным ужином, не осталось и следа. Чувствовалось, что она снова превратилась в просто Машку — своего в доску человечка.

— Для начала вы должны оставить машину на стоянке, а я приведу вас в одно место, где вы сможете отдохнуть и выспаться.

У Маши чуть не вырвалось: «В канализации?», но она вовремя взяла себя в руки и промолчала.

— Но как же мы сможем оставить машину на стоянке, ведь там сразу определят, что мы без взрослых и вызовут милицию, — сказал Горностаев.

— У меня повсюду друзья, и вы скоро убедитесь в этом… — загадочно улыбнулся Соломон. =— Ну что, двигай, Серега, в конец этой улицы, затем свернешь налево и буквально через пятьдесят метров будет стоянка. Там работает мой друг — Цент.

— Цент? — удивился Пузырек. — Это у него что, кличка такая?

— Кличка.

— Что же он, на Доллар не тянет? — рассмеялась Маша.

— Он хороший парень, но вот пристала к нему эта кличка, и все тут.

Машина тронулась, выехала на проезжую часть и медленно покатила по маршруту, подсказанному Соломоном.

— Въезжай, устраивай свое авто в самое удобное для тебя место, и ничего не бойся, — посоветовал Горностаеву Соломон, когда перед ними возникли ворота автостоянки. — А я сейчас выйду и все устрою.

— А сколько это будет стоить?

— Ты имеешь дело с Соломоном, а у меня для друзей всегда найдется доллар-другой, — усмехнулся он. — Вы не смотрите, что я ТАКОЙ… У меня все есть.

«Кроме родных и близких, — подумала Маша, и сердце ее сжалось, когда она представила себе, какую жизнь вынужден вести по вине бросивших его родителей этот симпатичный мальчишка. — А какие у него чудесные кудри! Вот если бы его мать увидела его, ей бы сразу стало стыдно…»

Хотя, продолжала она рассуждать, никто пока не знает, отчего судьба маленького Соломона сложилась именно так, а не иначе.

Ее мысли были прерваны вопросом, который она прочла в глазах Сергея.

— Машка, ты что, снова уснула? Я же тебя спрашиваю…

Они в машине были втроем и могли все спокойно обсудить, пользуясь отсутствием Соломона.

— Повторите, пожалуйста, свой вопрос, — жеманно произнесла она и поправила упавшие на лоб волосы.

— Вот оставим мы сейчас машину, а дальше-то что? Должны ли мы довериться этому бомжу? Он мне, конечно, симпатичен… он кажется добрым, но мы же его совсем не знаем. Вот представь себе, что он него друзья — Доллары и Центы — это банда, которая угоняет машины. Мы оставляем свою машину, набитую продуктами, на стоянке. На весьма сомнительных условиях, кстати. Затем нас озаряет, что мы обмануты, возвращаемся сюда, а машина — тю-тю! Как тебе такая перспектива?

— Все очень просто, — серьезно ответила Маша. — С Соломоном надо разговаривать открытым текстом.

— То есть, называя вещи своими именами… — Пузырек продолжил за нее эту фразу, которую они неоднократно слышали от своих родителей. Особенно часто ее произносила мама, которая во всем любила четкость и ясность и терпеть не могла «растекаться словом по древу». — Еще Черчилль говорил, что, идя к своей цели, нужно действовать даже грубо…

Правильно, — поддержала его сестра. — Я сама скажу ему о наших сомнениях. Он же не дурак — должен все понять.

Соломон, вернувшись, поднял большой палец правой руки вверх, что могло означать только одно: все в полном порядке.

И тут Маша, совершенно свободно владея ситуацией и возомнив себя, возможно, самим Уинстоном Черчиллем, выдала ему на-гора все то, что они только что обсуждали в его отсутствие.

— Что ж, мне нравится, что вы такие простые и прямые ребята. Во всяком случае, мне будет легко с вами общаться, — отозвался Соломон. — И вы правильно делаете, что ведете себя таким вот образом. Всегда нужно обо всем договариваться конкретно и требовать гарантий. Но вот со мной никаких гарантий быть не может. Вы или верите мне на словах, что я не угонщик, или же спокойно возвращаетесь на соседнюю улицу, укладываетесь спать, а я сам лично укрою вашу машину тентом. Никаких проблем. Я не в обиде. Я все понимаю.

Маша молчала и не знала, что говорить. Она, конечно же, ждала от их нового знакомого каких-то уверений и обещаний, и когда они не прозвучали, даже немного растерялась.

— Тогда мы рискнем, вот только надо бы взять что-нибудь из провизии или одеял… — сказал Сергей. Он, очевидно, как и Маша, полагал, что Соломон собирается отвести их куда-нибудь в свою канализационную нору.

— Туда, куда я собираюсь вас отвести, вам ничего не потребуется. Это, правда, не моя хата, но я чувствую себя в ней как дома. Да не бойтесь вы, там вас не съедят. Больше того, у меня появились идеи относительно вашей артистки. Но об этом поговорим позже. Уже ночь, пора спать. Сергей устал, он же несколько десятков часов за рулем. У меня хоть и нет машины, но я уверен, что чуть живой… Ну так что, идем? С Центом я обо всем договорился. Он — мой должник, а потому будет с вашей машины пылинки сдувать…

— Сейчас дождь, — напомнила Маша, — пусть он лучше проследит, чтобы машина все время, пока нас не будет, под тентом находилась.

Они вышли из машины налегке, боясь показаться невежливыми, лишь с зонтиками и, не понимая, как же могло такое случиться, что они, бросив все, поверили первому встречному бродяге, покорно последовали за Соломоном.

«Где ты, мой ангел-хранитель?» — с тоской и отчаянием подумала Маша, когда рядом с ними, уже возле ворот остановилась красная иномарка, и Соломон, представивший им сидевшего за рулем верзилу («Знакомьтесь: это Цент»), как ни в чем не бывало сказал, что сейчас их отвезут «куда надо».

Маша встретилась взглядом с Сергеем. Они оба тогда подумали об одном и том же. И только Пузырек, не до конца понимавший, что происходит, с удовольствием распахивал дверцу красивой машины. «Это „Пежо“, я знаю», — произнес он с восхищением, усаживаясь на белые мягкие, пушистые сиденья.