Тайна оранжевого саквояжа

Глава 9 ЧЕРНЫЙ КАПЮШОН И ЛУННЫЕ ПРОГУЛКИ

Маше понравилось поливать сад. Марта предложила ей переодеться в старую мужскую сорочку, доходящую ей почти до колен, вручила в руки шланг и, показав, как им пользоваться, чтобы он превратился в хрустальную радугу, ушла в дом, посмотреть, «как ваша Лариса» . И почти тотчас вернулась: на лице ее сияла улыбка, которая делала ее почти молодой.

— Маша, пойди посмотри, кажется, она очнулась. Лежит, смотрит в потолок и не разговаривает со мной. Думаю, что ей необходимо увидеть родное лицо…

Маша не поверила своим ушам.

— Очнулась? А где же врачиха?

— Она пошла встречать машину.

И Маша побежала в дом. Разулась, оставив резиновые калоши с налипшими на них комьями влажной земли на веранде, и осторожно, с бьющимся сердцем, вошла в спальню, где на диване, обложенная грелками и одеялами, лежала Лариса. Волосы на ее мокром лбу были влажные и змеились вокруг порозовевшего лица.

— Лариса, это я… — и Маша бросилась к ней и уткнулась лицом в ее горячую, свисавшую с края постели, как плеть, руку.

Лариса повернула голову и, встретившись взглядом с Машей, широко раскрыла глаза. Брови ее в удивлении взлетели вверх, а рот открылся…

— Не бойтесь, вы среди друзей, — плакала Маша, гладя Ларису по голове, как маленькую. — Вы узнали меня? Я — Маша!

— Ма-а-ш-ша… — Лариса закашлялась, и Марта, которая к этому времени вошла в комнату, дала ей воды. — Машенька…

— Вы хотя бы что-нибудь помните?

Но Лариса не успела ответить, потому что послышались какие-то незнакомые голоса, шум. Марта выбежала из комнаты, а вернулась уже в сопровождении людей в белых халатах, которые установили рядом с больной капельницу и, проинструктировав хозяйку, каким образом ею пользоваться и в каких пропорциях смешивать препараты, уехали, забрав с собой и докторшу. «Раз так, значит, с Ларисой ничего серьезного…», — подумала Маша.

— Маша, где я? — спросила Лариса, морщась от боли, потому что в это самое время Марта поправляла ей трубку, ведущую к иголке, наполовину утонувшей в вене.

— Вы сами-то помните, где вы были и кто вас сюда привез? — спросила Марта. — Очень важно, чтобы вы сами что-то вспомнили.

— Я летела в самолете. С человеком, которого никогда прежде не видела… Вот он, его зовут Николай Петрович, — Лариса повернулась к Маше, — он сказал, что если я не поеду с ним в… Подождите, мне надо вспомнить, как называется этот город…

Марта, предупредив желание Маши произнести название города, приложила указательный палец к губам, мол, подожди, пусть она сама постарается вспомнить.

— Город на Волге, похоже на Астрахань или Самару… Саратов! Точно! Вспомнила. Он говорил, что мне непременно надо с ним лететь в Саратов, что там я встречусь со своим сыном…

И тут она испуганно замолчала. Откинулась на подушки и закрыла лицо свободной от капельницы рукой. «Господи…» — прошептала она, и из уголков глаз ее прямо на подушку скатилось несколько капель слез.

— У вас есть сын? — спросила пораженная Маша, до сих пор знавшая Ларису как человека одинокого и бездетного.

Лариса открыла глаза.

— Он, этот Николай Петрович, сказал, что если я не поеду с ним, то вам — вам, Маша, тебе и Никитке — будет плохо. Это я во всем виновата… Когда он стал преследовать меня и устроил настоящий погром в моей квартире, чтобы напугать меня по-настоящему, я сказала, что не могу лететь ни в какой Саратов, потому что должна присматривать за соседскими детьми, что я обещала вашим родителям… Разве могла я представить, что он воспользуется этим обстоятельством и именно вами начнет меня шантажировать…

Маше не понравилось, что Лариса ушла от ответа, на самом ли деле у нее есть ребенок, или этот Николай Петрович все напутал.

— Он ваш родственник? — спросила Марта.

— Нет, думаю, что у него фальшивые документы. Потому что я случайно увидела его паспорт, в котором он был как Ветров…

— Маша, я думаю, что Ларисе нужен сейчас покой. А еще врач сказал, что вам надо немного поесть. У меня на плите варится курица, через несколько минут будет готов бульон… Вы, Лариса, должны поесть. А потом, когда вам станет получше, вы нам расскажете, что же с вами случилось. Пойдем, Машенька, пусть она отдохнет и немного поспит…

Маша, так и не пришедшая в себя от новости, что у Ларисы, возможно, где-то есть ребенок, покорно вышла из комнаты.

— Можно, я вернусь в сад и продолжу поливать? — спросила она Марту.

— Не стоит. На улице похолодало и солнышко скрылось. Посиди со мной на кухне, поболтаем…

— Что-то наши мужчины затихли наверху.

— Думаю, что им есть о чем поговорить. Одна ваша история чего стоит. И как это вы решились на такое опасное и рискованное путешествие?! И тебе не страшно было?

— Да я и сама не знаю, — смутилась Маша. — Просто во мне сидит сразу несколько Маш, и все — разные. Одна Маша была в шоке от того, что я собралась куда-то там ехать, а другая считала, что если я не поеду, то потеряю полжизни… Понимаете, вот у вас, взрослых, жизнь интересная, насыщенная и зависит прежде всего от вас самих, а у нас, детей, все подчинено каким-то там условностям. Мы с Сергеем весь год мечтали о таком путешествии. Долгими зимними вечерами мы мечтали о том, что когда наступит лето, то обязательно воспользуемся отъездом родителей, чтобы пожить самостоятельно. Ведь что у нас за жизнь такая? Одна учеба и обязанности, и никаких прав. А мир не ограничивается стенами квартиры или школы. Вокруг так много интересного!

— Как я понимаю тебя… — немного грустно улыбнулась Марта, наливая в чашку горячий бульон и тихонько дуя на него. — Думаю, что через это прошли все взрослые… Но у вас есть преимущество.

— Какое?

— Вы не несете ответственности за многие серьезные вещи. Вы пока еще ограждены от них…

— Неправда! — с жаром воскликнула Маша. — У меня, к примеру, так вообще повышенное чувство ответственности, я даже устаю от него, и мне порой хочется быть чуть ли не преступницей, только чтобы немного побыть самой собой!..

— Значит, ты не такая, какой хочешь казаться.

— Это верно. Говорю же — во мне слишком много скопилось разных Маш, если бы вы только знали, как я от них устала. Хочется быть какой-нибудь одной, но не получается. — И тут Маша в порыве откровенности выдала: — Вообще-то я мечтаю стать актрисой. Как Лариса.

— А… Ну тогда все понятно. Думаю, что у тебя все получится. Ну что, пойдем, покормим нашу больную?

Лариса не спала. Она послушно выпила из рук Марты бульон, поблагодарила ее и, попросив дать ей носовой платок, вытерла слезы.

— Я бы хотела узнать, где я, — сказала она. — У меня что-то с памятью, и я никак не могу вспомнить, что со мной было после самолета. И как случилось, что я нахожусь в незнакомом доме?

Тот человек, которого вы называете Николаем Петровичем, — сказала Маша после того, как Марта кивком головы разрешила ей ответить на этот вопрос, — на самом деле никакой не Ветров. Настоящую фамилию его мы еще не выяснили, но зовут его Ефим Борисович…

В это время чашка выпала из рук Марты и разбилась.

— Как ты сказала, Ефим Борисович? — теперь уже спросила Марта. — Но почему вы мне раньше ничего не сказали?

Она казалась очень взволнованной.

— А вы что, знакомы с ним? — удивилась Маша. — Вы знаете его?

— Может быть… — загадочно ответила Марта. — Но как вам стало известно, что его зовут именно так?

— А разве Соломон не рассказал вам, что в то время, когда мы были в гостиничном номере, туда неожиданно пришла Альбина…

— Альбина?… — еще больше удивилась Марта. — Альбина Георгиевна?

— Точно, — развела руками Маша. — Но вы-то откуда ее знаете?

— Она работает воспитательницей в интернате, где раньше жил Мих… вернее, Соломон… Пренеприятная особа, надо сказать.

— Мы поняли это, когда Соломон набросился на нее и сорвал с ее шеи свой медальон. А он действительно его?

— А ты думаешь, что он обманывает вас? Да на Соломона вы можете положиться, как на себя, — успокоила ее Марта. — Это хороший мальчик, хотя и позволяет себе иногда странные вещи…

— Вы имеете в виду его побег из интерната и тому подобное?

Но Марта ничего не ответила. Она смотрела на лежащую Ларису и думала о чем-то своем.

— Лариса, — наконец сказала она, — вы можете говорить?

— Да, могу…

— Тогда не могли бы вы вспомнить, когда вы в первый раз увидели человека, которого Маша назвала Ефимом Борисовичем?

Я все помню. Дело было поздно вечером, когда я возвращалась из театра. Я очень спешила, потому что мне надо было покормить ужином детей, вот, — она кивнула в сторону Маши, — Машу и ее братика. Их родители уехали и попросили меня пару недель присмотреть за ними. Машенька взрослая девочка, поэтому я была спокойна за них и верила, что у меня все получится… :— она перевела дух и продолжила: — Вот иду я по улице, уже ночь, спектакль закончился где-то в половине одиннадцатого… Словом, уже очень поздно. И вот в подъезде на меня почти нападает этот человек. Он зажимает мне ладонью рот и требует, чтобы мы вместе с ним поднялись на лифте ко мне домой. Если бы вы знали, как я испугалась… Я приняла его за вора. Но когда мы пришли ко мне, он отпустил меня, правда, швырнул грубо в кресло, сам сел напротив и начал говорить такие вещи… — Глаза ее снова наполнились слезами. — Он сказал, что презирает меня за то, что я бросила своего сына, что настоящие матери так не поступают и что это я, а не он, виновата в том, что его долгое время не могли найти. Я слушала его с ужасом! Кто бы мог подумать, что кому-то известно о том, что у меня есть сын и что я отдала его своей сестре?! Вы понимаете, жизнь у актрисы — это ожидание момента, когда может случиться карьера… И ребенок, неожиданный, можно сказать, случайно рожденный… Вы не подумайте, что я такая черствая мать, которая на самом деле бросила своего ребенка где-нибудь на вокзале, нет! Все случилось иначе. У меня есть родная сестра, у них с мужем нет детей, поэтому, когда у меня родился сын, я предложила отдать его сестре… Что в этом плохого? Он растет и не знает, что она — его приемная мать.

— Да вы не расстраивайтесь так, вы же на самом деле не бросили его на вокзале… — как могла, утешала ее Марта. — А отдали сестре.

— Но как об этом узнал этот человек? — Лариса промокнула слезы и тяжело вздохнула. — Ведь он не знает мою сестру, я его спрашивала…

— Так что он от вас хотел? — спросила Марта прямо. — Он шантажировал вас, грозился, что расскажет о вашем ребенке кому-нибудь?

— Нет! Он не шантажировал, в том-то все и дело. Он хотел ВЕРНУТЬ МНЕ МОЕГО СЫНА.

После этих слов в комнате стало особенно тихо. Все пытались осмыслить услышанное.

— Но каким образом?

— Николай Петрович сказал мне, что я непременно должна лететь с ним на следующий день в Саратов и забрать своего сына. Что он нашелся, что в Саратове живет человек, который знает, где он, но прежде, чем я это узнаю, мне придется рассказать, где спрятан какой-то САКВОЯЖ.

— Саквояж? — Марта замешкалась и принялась почему-то именно сейчас подбирать осколки разбитой чашки, словно это было так необходимо. — Какой еще саквояж?

Слова ее доносились снизу, глухо, как если бы из-под пола.

— Да я сама ничего не могу понять! Когда я спросила его, знаком ли он с Виноградовой Татьяной — так зовут мою сестру, — он сказал, что это имя ему ни о чем не говорит и пригрозил мне, что, если я попытаюсь запутать его, он вынужден будет ударить меня… Тогда я стала плакать и клясться, что у меня нет никакого саквояжа, что я ничего не знаю… Но он в ответ на мои уверения достал из кармана смятую афишу — мою последнюю афишу, где моя фотография находится в самом центре, да еще и снята я там так удачно… и швыряет ее мне в лицо. «Это ты?» — кричит он. Я говорю, что, конечно, это я, разве не видно. И тут он называет меня не Ларисой, а как-то по-другому, сейчас затрудняюсь вспомнить… И я отвечаю ему, что я не та, за которую он меня принимает. И снова он кричит на меня и спрашивает, как могла я предпочесть сытую жизнь своим материнским обязанностям… Поверьте, я так ничего и не поняла. Он неожиданно ушел, хлопнув дверью, а я была в таком состоянии, что даже не нашла в себе сил заглянуть к детям. Утром я пошла в сберкассу, чтобы снять деньги и куда-нибудь с Машей и Никиткой уехать от греха подальше. А когда вернулась, увидела, что все в моей квартире перевернуто вверх дном, а в комнате на том же самом кресле сидит это чудовище…

Маша вспомнила, как Сергей рассказывал ей о том, что встретил Ларису на улице в разных туфлях. «Да уж, можно себе представить, как же она разволновалась, что не заметила даже, что обула разные туфли, бедняжка…

— А как же он вошел к вам? — спросила Маша.

— Думаю, что я находилась в таком состоянии, что оставила дверь незапертой или он еще ночью взял запасные ключи, они же висят прямо возле двери, на крючке.

— И что было потом? — раздался голос Марты.

— А потом он снова стал кричать на меня, сказал, что мой сын ждет меня и что мне надо только отдать ему саквояж, и он отвезет меня к сыну. А потом раздался звонок, это пришла ты, Машенька… И я бы намекнула тебе о том, что надо срочно вызывать милицию, что мне угрожает опасность, но ведь этот человек обещал в случае моего неповиновения сделать и вам с Никиткой плохо. Поэтому я ничего тебе не сказала…

— Но мы и так поняли. А когда вас посадили в машину и увезли, позвонили в аэропорт и узнали, каким рейсом и куда улетела Лариса Ветрова.

— Представьте себе, эти чудесные дети прикатили сюда, в Саратов, на отцовских «жигулях», чтобы только спасти вас, Лариса, — сказала Марта. — И если бы не они, вы до сих пор лежали бы в… чемодане…

При слове «чемодан» Лариса вздрогнула и съежилась.

— Я вспомнила… Мы прилетели в Саратов, взяли такси и приехали в гостиницу! Точно! Но мне было так плохо, в голове шумело, все кружилось перед глазами, а он все твердил про какой-то саквояж, а потом… Я помню только, что мне стало плохо, словно в комнате стало душно…

Он раздел вас и уложил в ваш же чемодан, — сказала Маша. — А мы разыскали вас с помощью Соломона и привезли сюда, к Марте. Соломон и Марта — друзья.

— Думаю, что произошло какое-то чудовищное недоразумение, — заключила из всего услышанного Марта. — Ефим Борисович явно вас с кем-то спутал…

— Так вы знакомы с ним? — повторила свой вопрос Маша.

— Знала я одного Ефима Борисовича, и не дай Бог кому встретиться с ним… Но мы потом поговорим об этом. Главное, что теперь вы в безопасности, что скоро начнете поправляться… Он сделал вам укол, чтобы вы какое-то время спали, думаю, что он собирался избавиться от вас и вывезти вот таким вот образом, в чемодане, из гостиницы… Вполне вероятно, что он и сам понял, что спутал вас с кем-то…

Но Маша Ларисе уже не верила. Уж слишком много совпадений. И действительно, откуда было знать этому типу о том, что у Ларисы есть сын?

Марта дала Ларисе выпить лекарство, укрыла ее одеялом, и они вышли с Машей из комнаты.

— Пусть она поспит, она еще очень слаба, а ей пришлось так много вспомнить…

— А вы верите ей? — спросила Маша.

— Верю, — ответила Марта. — Очень даже верю.

В это время на их голоса со второго этажа спустились Сергей с Соломоном. Они выглядели довольными, и чувствовалось, что они поговорили от души.

— Лариса пришла в сознание, — сказала им Маша. — Она сейчас отдыхает, а завтра, может, она нам что-нибудь расскажет…

Ей не захотелось сейчас, на ночь глядя, расстраивать Сергея новостью о том, что Лариса — это вовсе не та Лариса, которую они так любили и уважали… Что Лариса — оборотень. Овечка в волчьей шкуре. Или наоборот: волчица в овечьей шкуре…

Марта, которая прочувствовала это и тоже промолчала, предложила ребятам «стелиться». Это означало, что и сегодняшнюю ночь путешественники вместе со своим новым другом проведут в нормальных, человеческих условиях, которые в сто раз даже лучше детсадовских.

— А где же Никитка? — спросила Маша у ребят. — Куда вы его дели?

— Он до сих пор спит, — таков был ответ.

— Ну и зря, а что же он будет делать ночью?

— Маленькие дети помногу спят, так что не переживай, — мягко успокоила ее Марта. — Маша, ты ляжешь в большой комнате на диване, я в своей спальне, а вы, ребята, наверху, в библиотеке.

Перед тем, как удалиться к себе в спальню, Марта обошла весь дом и, заглянув в каждую из комнат, пожелала всем спокойной ночи.

Маша крепко спала и видела море, Ялту и розовые сады, когда ее разбудили. Распахнув глаза, она увидела перед собой взлохмаченное существо, которое голосом ее брата шептало ей в самое ухо: «Машка, ты спишь?»

— Слушай, ты чего это бродишь по ночам? — Маша обняла и прижала к себе брата, по которому уже успела соскучиться. — Говорю же тебе всегда — не ложись спать вечером, ночью-то что будешь делать? Ты чего-нибудь хочешь? Как ты себя чувствуешь?

Она, возможно, успела бы ему задать еще несколько таких почти материнских вопросов, если бы Никита не перебил ее:

— Слушай, что это ты со мной как с маленьким разговариваешь? Сначала я, конечно, проснулся и никак не мог понять, где нахожусь. Пошел гулять по дому. И вдруг увидел ее, Марту… Она сидела в своей спальне, перед зеркалом… Она — ведьма!

— Бог с тобой, Никита, что ты такое говоришь? Марта — добрейшая из женщин!

— Я знаю, что говорю… Смотри, что она с себя сняла… — и Никитка сунул ей прямо в лицо что-то непонятное, шелковистое и прохладное.

Маша от омерзения чуть не закричала и вскочила с постели.

— Что это? Включи немедленно свет!

— Я бы включил, да нельзя, — еще более таинственным голосом говорил Никита. — У меня спички есть. Подожди, сейчас…

Вспыхнул свет, и Маша увидела на кровати седые волосы. Длинные и некрасивые, как пакля.

— Это ее парик, поняла? Она сняла его прямо на моих глазах, как скальп. А на самом деле у твоей Марточки длинные белые волосы с какой-то прозеленью… как у русалки…

— Никита, у меня от твоих слов у самой волосы на голове встают дыбом, того и гляди поседеют и позеленеют… Парик…

Она уже более спокойно трогала его и даже поднесла к носу. «Духами пахнут».

— Но зачем ей парик, если, как ты говоришь, у нее свои длинные волосы?

— Неужели ты ничего не понимаешь? Вот уж не ожидал, что ты такая туп… Короче, бестолковая! Если человек носит парик, под которым скрывает свои подлинные волосы, значит, он не хочет, чтобы его кто-то узнал. Кстати, у нее и с лицом не все в порядке, мне кажется.

— В смысле?

— Я, конечно, не мог разглядеть все с такого расстояния, но, судя по тому, как долго и нудно она счищала косметику с лица, я пришел к выводу, что это вовсе и не косметика, а что-то другое…

— И что же? — тут уже и Маша начала терять терпение. — Вторая кожа?

— Ну, это уж ты загнула. Я думаю, что она большим куском ваты с кремом счищала с себя… театральный грим, вот что! — выдохнул Никитка. — Или свет от лампы был таким ярким, или по какой другой причине, но мне показалось, что кожа у Марты молодая, как у Ларисы. Я даже подумал, что это она, потому что длинные белые волосы, ночь, страхи и все такое, ну, ты понимаешь…

— А что если я прямо сейчас пойду в спальню Марты под каким-нибудь предлогом, скажу, к примеру, что испугалась, и сама посмотрю на нее. А вдруг тебе все это приснилось?…

— Ну да, конечно, — Никита бросил насмешливый взгляд на лежащий на постели парик.

— Фу ты, черт… — Маша уже успела забыть про парик и теперь рассматривала его, казалось, с еще большим интересом.

— Никуда ты не пойдешь, — между тем заметил Никита.

— Это почему же? Думаешь, испугаюсь?

— Не в этом дело. Просто твоя русалка исчезла. .. Она надела на себя черный капюшон и тихонечко, на цыпочках, вышла из дома. Я сам лично видел, она меня чуть дверью не зашибла, когда я подсматривал за ней. Да ты можешь сама подойти к окну, но лучше на втором этаже, где окна выходят на берег, и, возможно, увидишь ее…

— Тогда посвети мне, где тут лестница?

Они, минуя коридор, поднялись на второй этаж, и тут Маша, не выдержав, заглянула в библиотеку, где должны были спать Сергей с Соломоном.

В лунном свете их постель казалась голубой. И сами они — бело-синими, похожими на уснувшие привидения. Хотя, быть может, всему виной была ночь и страхи, которые нагнал на Машу Никита.

— Горностаев, — позвала Маша, дрожа всем телом. — Сергей, Горностаев…

Одна бледная фигура на постели тотчас поднялась, закрутив головой. Это был Соломон.

— Кто здесь?

— Это мы, Маша и Никита. Разбуди, пожалуйста, Сергея.

— Что-нибудь случилось? Вашей Ларисе плохо?

— Нет, еще хуже… — и Маша, приблизившись к кровати на цыпочках, присела рядом с Соломоном и прошептала: — Дело есть…

В двух словах она рассказала обо всем, что произошло, по словам брата, в спальне Марты.

— Что касается парика и прочего, я не знаю, быть может, это вовсе не парик, а какая-нибудь лечебная маска для волос или что-то в этом роде. А вот то, что Марта ушла из дома в черном капюшоне — чистая правда. Дело в том, что она, скорее всего, лунатик. Я знаю, что она довольно часто, особенно в теплое время года, выходит из дома, надев на себя плащ с капюшоном, и идет к берегу. Там она садится в лодку и плывет…

— Куда? — хором спросили Маша с Никитой, чем разбудили Сергея.

— Куда глаза глядят, я думаю… — ответил Соломон и бросил задумчивый взгляд за окно. Там, в зеленовато-синих сумерках, плавал, словно в замедленной съемке, расплывчатый и зловещий в своем непостоянстве очертаний лунный пейзаж…