На роскошном французском автомобиле Цент довез компанию до высокого бетонного забора, находящегося довольно далеко от центра города. Сергей понял это по времени, в течение которого они колесили по раскисшему мрачному городу. Они сидели с Машей, прижавшись друг к другу, на заднем сиденье, и, когда свет от уличного фонаря освещал ее лицо, Горностаев читал немой вопрос, застывший в широко распахнутых испуганных глазах: «Куда нас везут?» Но что он мог ответить, когда и сам ничего не знал.
Пузырек уснул. Ему было хорошо в своих снах — во всяком случае, на его-то лице читались лишь беззаботность и покой.
«Вот у кого железные нервы», — подумал Сергей, всматриваясь в черноту городского пейзажа.
Бетонный забор почему-то вызвал у него ассоциации с рабством. Он слышал, что в России, оказывается, началась эпоха рабства. Живой товар стоил почти столько же, сколько и наркотики, и те, кто занимался похищением людей, имели приличные деньги. И хотя Соломон не походил на работорговца, он вполне мог работать на настоящих работорговцев, прячущих свой живой товар вот за такими высокими бетонными заборами.
Соломон поблагодарил Цента, что-то сказал ему на ухо, после чего дождался, когда из машины выйдут Сергей с Машей, которым с трудом удалось разбудить Пузырька.
— Здесь лаз в стене, вон за тем кустом. Надо бы пригнуться… — сказал потенциальный работорговец, уводя за собой будущих рабов в какую-то черную дыру — пролом в бетонной стене.
— Смотри, здесь еще один забор, но только уже металлический… — шепнула Маша Сереже, крепко держась за его руку и дрожа всем телом.
Никита, едва волочивший ноги, чуть не упал, зацепившись за корягу.
— А здесь уже калитка. Проходите спокойно. Собак нет.
Едва ребята проникли через калитку на территорию какого-то не то сада, не то небольшого леса, как среди деревьев в голубоватом свете единственного фонаря они увидели двухэтажный светлый дом с темными окнами.
«Какой знакомый запах», — подумала Маша.
Между тем Соломон достал откуда-то из недр своих одеяний большой ключ и открыл небольшую, явно не парадную, дверь. И снова теплый и родной запах коснулся Машиных ноздрей, вызвав какие-то смешные пожелтевшие картинки из детства: оранжевый кафельный пол с рядами детских горшков, разноцветные большие кубы, тяжелые грузовички, резиновые мячи и ведра со щами или гороховым супом…
— Вот и все. Мы пришли.
Вспыхнул свет, и они оказались в большой просторной комнате.
— Да это же детский сад! — воскликнул Никитка и оглянулся. — Класс!
И он, позабыв обо всем на свете, кинулся к первому же стеллажу с игрушками и, усевшись прямо на ковер, принялся выкладывать все рядом с собой. «Класс!» «Вот это ничего себе!» «Ни фига себе!»
— Правильно, это детский сад. Я немного помогаю сторожихе, дежурю за нее, а она меня отлично знает и разрешает мне здесь ночевать. Так что на сегодняшнюю ночь вплоть до семи утра — садик наш. Тебя ведь зовут Маша? — Соломон подошел к оробевшей Маше и улыбнулся, стараясь немного разрядить обстановку.
— Да, меня зовут Маша, — отозвалась она довольно прохладно, поскольку еще не решила для себя, можно все-таки доверять этому кудрявому проныре или нет.
— Так вот, Маша, здесь есть душ с горячей водой. Я покажу тебе, где можно взять чистые полотенца. Это МОИ полотенца, так что бери смело и ничего не опасайся. Они чистые, потому что совершенно новые. Я заработал их на рынке, когда разгружал «фуру». Здесь вообще есть мой шкаф, он находится в прачечной, и туда никто и никогда не лазает. Больше того, в сущности, это мой второй дом.
— А где же первый? — спросила Маша уже более мягко, поскольку о душе она и мечтать не могла, а тут еще и полотенца!
— Вот там бы вам точно не понравилось. Это под мостом, у меня там небольшая хижина, в которой сейчас живут мои друзья, такие же, как и я… Словом, у них тоже проблемы. У кого-то нет отца или матери, а у других есть полный комплект, да толку-то от них… Пьют… Но со мной они не пропадут.
— А у тебя родители есть? — спросил Пузырек, даже не поворачивая головы и с увлечением собирая мозаику.
«Поистине устами младенца…» — подумала Маша, краснея за бестактность брата.
— У меня — нет, — пожал плечами Соломон. — Но я и без них много чего достигну в жизни. У меня же есть цели, поэтому мне куда легче, чем им.
— Мальчики, так я… в душ? — Маше показалось, что в ее отсутствие Соломон расскажет Горностаеву с Никиткой куда больше, к тому же ей действительно хотелось поплескаться в теплой воде. — А мыло в этом доме есть?
— Пойдем, я выдам тебе все, что положено, — и Соломон, в смущении взъерошив на голове свои прекрасные кудрявые волосы, повел Машу в прачечную. И там, отперев шкаф, действительно дал ей запечатанный кусок мыла, большое красное полотенце и даже большую махровую простыню.
— Это ты тоже заработал?
— Ты бы видела, сколько этого барахла у меня было неделю тому назад! Но я почти все раздал. А в эту простыню можешь потом обернуться вместо халата. Душ вон там… С водой проблем быть не должно.
И он ушел, оставив ее в коридоре и предоставив ей полную свободу действия.
«А он милый», — подумала она и пошла в ДУШ.
— И какие же у тебя цели? — спросил Соломона Сергей, когда тот вернулся в группу (как назывались помещения в детском саду).
Как-нибудь потом расскажу, — уклончиво ответил он. — Знаю только одно: мои родители в эти цели и планы не входят. Особенно мать.
— Она бросила тебя? Ты извини, что я задаю тебе такие вопросы…
— Да ничего, я уже не реагирую. Что касается матери, то я не знаю, где она, да и жива ли вообще. Бросила? Если бы… Как я понял, она вообще продала меня одному типу, но я от него сбежал.
— Продала? Разве такое бывает? Она что, тоже пьющая была?
— Нет, у меня мать была красивая, я ее помню. Мне тогда лет восемь было, когда все это случилось. Мы вообще-то издалека приехали… — Он погрустнел и замолчал, опустив голову. — Я же не на помойке родился. У меня и няня была, и учительница музыки… Но все это, оказывается, делалось для того, чтобы потом меня подороже продать. Так мне сказали в детском доме, где я жил первые несколько месяцев. Потом-то я сбежал, жил под мостом, после меня поймали и определили в интернат. Знаешь, там ничего было, кормили хорошо, но у меня отношения не сложились с воспитательницей. Она воровкой оказалась, одну вещь у меня украла и до сих пор не вернула. Короче, я и оттуда тоже сбежал.
— Постой, как же так? Зачем твоей матери было продавать тебя? Какой в этом резон? Ведь если она тратила на тебя такие деньги, нанимая няню и учителей, то, значит, и деньги у нее были…
— Может, и были, но тогда ответь мне: зачем ей было везти меня сюда, в это захолустье и отправлять в парк с этим типом? Мы катались на яхте, отдыхали, все было так замечательно, а потом вдруг она говорит: пойди, дорогой, погуляй с дядей Буффало.
— А кто у нас дядя Буффало?
— Говорю же — тип один. Хлюст. Он повез меня к себе домой и запер в своей квартире. И сказал: если твоя мама захочет тебя увидеть, она знает, что ей надо делать.
— И ты сбежал?
— Сбежал.
— А что, если ты все не так понял, и она вынуждена была это сделать? — Сергей упорно не хотел верить в то, что мать, способная воспитать такого смышленого и талантливого парня, каким ему показался Соломон, способна на такой чудовищный поступок, как продажа собственного ребенка.
— Я уже обо всем передумал, — пожал плечами Соломон. — Пусть даже между моей матерью и этим Буффало были сложные отношения, и она была ему чем-то обязана. Пусть. Но если она жива, то она должна была меня искать здесь, потому что именно здесь мы были все трое, и именно здесь она бросила меня. Прошло уже пять с лишним лет, а она До сих пор не объявилась? Меня за это время уж кто только не хотел усыновить… Но я не соглашался. Не хочу. Я не верю взрослым. Иногда мне кажется, что у меня было две мамы. Одна хорошая, та, с которой мы жили в большом доме в лесу и которая на завтрак пекла мне маленькие блинчики с медом. А другая — это та, которая привезла меня сюда и бросила…
Он обернулся на шорох — в дверях стояла закутанная в красный махровый кокон Маша, порозовевшая после горячего душа. В глазах ее стояли слезы: она услышала последнюю часть рассказа Соломона.
— Ну как душ? — Соломон, стараясь не показывать своего волнения от воспоминаний, даже привстал, приветствуя Машу.
— Спасибо, Соломон, душ прекрасный. Сережа, предлагаю и тебе тоже… — И тут ее взгляд упал на брата, который, растянувшись во весь свой небольшой рост, крепко спал, подложив под щеку коробку из-под мозаики. — Смотри… Бедный Пузырек.
Спустя полчаса, когда и Серега привел себя в порядок, Соломон привел своих гостей на кухню. Большая и теплая, ярко освещенная, она прямо-таки завораживала взгляд своими огромными кастрюлями и сковородками, гигантской плитой и невероятных размеров чайниками.
На столе под марлевой салфеткой, которую Соломон сорвал с видом хозяина и со словами «Это мне баба Надя оставила на ужин», ребята увидели миску с макаронами по-флотски, сковородку со свернутыми трубками блинами и кастрюльки с вермишелевым супом и компотом из сухофруктов.
— Сейчас достану тарелки и — милости прошу! — сказал душка-Соломон. — Как видите, с голоду я никогда не умру. Вы себе даже представить не можете, как много вокруг хороших людей…
И Маша, вспомнив, какими чувствами руководствовались они с Сережей, когда окликнули его еще там, на улице, когда он почти спустился под землю, снова прослезилась. «Возможно, он бы и не оскорбился, если бы мы сразу предложили ему тушенку. Или?..» Она так и не нашла ответа на свой вопрос.
Соломон разбудил их в шесть утра. К тому времени на кухню пришла повариха — заваривать бульон, кипятить молоко, принимать продукты…
Покидали детсад таким же странным способом, каким и приходили: через калитку, а потом дыру в бетонном заборе неизвестного происхождения.
— А куда мы теперь? — спросил Соломона заспанный Пузырек. — И почему мы не позавтракали?
Маша сочла за благо находиться рядом с таким непосредственным человеком, каким был ее брат. Кто еще мог вот так запросто задавать самые простые и конкретные вопросы, не боясь, что его примут за чрезмерно любопытного или несообразительного?
— С завтраком туговато, — признался Соломон. — Но детский сад — есть детский сад, и испаряться из него надо в шесть, а то и в пять утра. Это хорошо, что нас еще не засекли. Сторожиха — это вам не повариха. Разные люди… Но я предлагаю вам все-таки не заниматься самодеятельностью, а обратиться за помощью в милицию.
— Что?! — воскликнули хором Сергей с Машей. — В милицию? Да ты что!
— Но не официально, а иначе… — он немного замялся.
Они стояли на обочине дороги, тонувшей, как и все вокруг них вместе с деревьями и очертаниями расположенных рядом домов, в густом молочном тумане и почти не видели друг друга.
— Есть у меня один друг, взрослый человек, оперуполномоченный из уголовного розыска. Его зовут Олег, фамилия Царев.
— Ты предлагаешь рассказать ему обо всем, и даже о том, что мы сбежали из дома на папиной машине? — Горностаев от слов Соломона окончательно проснулся и теперь разве что не крутил пальцем у виска, настолько был раздосадован. «Здрасьте, приехали», — покачал он головой.
— Вы просто не знаете Олега. Он человек с понятием. А я ему полезен. Я бы рассказал вам многое, но не имею права. Хотя кое-что, для убедительности, все же скажу. Дело в том, что я — агент. У него полно агентов, но все, в основном, взрослые.
— Да я понял, — кивнул Сергей. — У моего отца тоже много агентов. И он тоже кое-что из себя представляет. Но вот именно поэтому я не могу «светиться» в Москве.
— Тогда тем более ты должен знать, что и в органах встречаются самые разные люди. Так вот, Олег — классный парень, и поможет вам разыскать или даже спасти вашу актрису. Если вы не против, я сейчас же отвезу вас к нему, и вы ему обо всем расскажете. Только перед тем, как к нему идти, надо все же предварительно позвонить и выяснить, на месте ли он.
С этими словами Соломон достал из кармана жетон и подошел к полуразрушенной телефонной будке и принялся набирать номер.
— Стой, Соломон! — вдруг опомнилась Маша. — Ты ему пока ничего про нас не говори, а спроси, не может ли он выяснить, в какой гостинице остановилась актриса Лариса Ветрова. И все. Подожди нас знакомить, может, мы и сами что-нибудь сможем сделать.
— В гостинице? — удивился Сергей. — Но разве стал бы тот тип, что увез Ларису сюда, селить ее в гостиницу? Это же глупо!
Все смотрели на Соломона, который прижимал к щеке трубку. Судя по выражению его лица, Олег Царев был на месте, и его должны были пригласить к телефону.
— Это я, — сухо сказал Соломон, даже не поприветствовав своего знакомого «опера».
«Очевидно, — подумала Маша, — у них так принято».
— Тут дело одно. Не поможете разыскать актрису Ларису Ветрову? Кажется, ей грозят большие неприятности, а она об этом не знает. Приехала из Москвы. Вернее, прилетела. Это можно проверить по компьютеру. С ней один тип, имени его не знаем… Хорошо, я перезвоню. Да, кстати, из аэропорта они могли поехать на такси, поэтому было бы неплохо опросить таксистов, дежуривших вчера в аэропорту. Это было бы классно… А… Я понял. Да, он снова приезжал и привозил деньги. Я все заснял, как вы и просили. Пленка у меня, в надежном месте. Хорошо, договорились. Сегодня вечером.
Он повесил трубку и вернулся к продрогшим и сбившимся в кучку ребятам.
— Что, замерзли? Вам бы сейчас чайку горячего или кофейку? Я бы пригласил вас к себе домой, но, боюсь, что жизнь под мостом покажется вам адом по сравнению с детским садом. Да и друзья мои, думаю, вам не понравятся. Хотя…
— Сережа, может, нам вернуться в машину? Все-таки, дом на колесах, — предложила Маша, которую прямо-таки трясло от холода. — Или выедем за город и разобьем палатку? Вот только, как чай кипятить — понятия не имею… В крайнем случае, можно позавтракать в том же кафе.
Сергей и сам уже начал подумывать об этом и потому спросил Соломона, как им можно добраться до стоянки, где они оставили машину. Понятное дело, ему не терпелось взглянуть на нее — живали?
— За нами сейчас приедут. Я же все предусмотрел, — ответил Соломон. — Минут через пять прикатит Цент и отвезет вас, куда только пожелаете.
И действительно, не успел он договорить, как на дороге появилось маленькое красное пятнышко, которое на глазах постепенно превращалось в сверкающую, мокрую стильную машину. Она мягко, на тихом ходу притормозила возле Соломона, приятели поприветствовали друг друга кивком головы.
— На стоянку, — приказал Соломон, ребята сели, и машина тронулась.
Когда на стоянке Сергей увидел знакомый тент, ему стало поспокойнее, а уж когда они с Машей сняли его и он понял, что видит перед собой свою родную «шестерочку», радости его не было предела. Ведь это означало многое — то, что Соломон не предатель, а настоящий друг, которому здесь, в этом чужом для них городе можно вполне доверять.
Маша, которой не хотелось, чтобы они прямо сейчас расстались с Соломоном, ждала от Сергея каких-то слов, которые помогли бы им встретиться позже, пусть даже не для дела, а просто так. Но Сергей в основном молчал, складывая тент и изредка бросая в пространство ничего не значащие фразы вроде «Ну и погодка сегодня» или «Это вам не Рио-де-Жанейро».
Пузырек, квелый и, ясно, не выспавшийся, вдруг спросил, как всегда спасая положение:
— А Ларису-то где искать будем?
Соломон, обернувшись на голос, ласково потрепал Никитку по плечу:
— Может, Олег нам поможет. Ну не по улицам же вам ходить с фонарем! Жаль, конечно, что у вас никакой зацепки нет… Как хоть выглядел этот тип, помните?
— Да обыкновенный мужчина в костюме, высокий, темноволосый, худой, — сказал Сергей.
— Говорю же, к Олегу надо обратиться, — упорствовал Соломон. — Ведь если ваша актриса действительно летела в самолете, то и ее похититель должен был находиться рядом с ней и чуть ли не держать ее за руку, чтобы она не сбежала или не посмела обратиться к кому-то за помощью.
— Точно! — воскликнула Маша. — И как это мы раньше не догадались! Значит, надо узнать через твоего Олега фамилии тех мужчин, которые летели на соседних креслах. А что, если ее похититель, которого мы условно назвали «Иван», прописан в Саратове? Вот тогда его будет несложно вычислить и найти их обоих по адресу…
— А если он не местный? — спросил Сергей. — Что тогда?
— Вот тогда вообще непонятно, зачем ему было везти ее сюда. Очень странная история…
— Маша, да ты не расстраивайся так, — сказал Соломон. — Ну так что вы решили: куда едем?
И вот когда он сказал это волшебное «едем», что означало, что он их не бросит, Машино лицо просветлело.
— Ладно, поехали к твоему Цареву, — махнул рукой Сергей. — Но если нас схватят и отправят в Москву, то отвечать будешь ты…
Соломон расплылся в широкой улыбке.
— Говорю же: Олег — классный парень, к тому же у меня для него есть такой подарок!
Они все сели в машину, и Соломон показал, куда ехать.
— Какой у тебя для него подарок? — спросила Маша.
Пленка. Олег следит за одним типом, который занимается продажей наркотиков, но никак не может вычислить всю цепочку… А у меня есть пленка, где я нащелкал эту сволочь… пардон, — он извинился перед Машей, — но это еще мягко сказано! Так вот, я снял его вместе с теми, через кого он и получает товар, причем с каждым отдельно. И пусть на пленке не видно, что именно этому Лехе передают, там видно, что просто белые пакетики, но все равно, когда знаешь людей в лицо, нетрудно будет потом поймать и с поличным. Так что Олег будет доволен. Серега, сейчас свернешь направо, проедешь метров двести и увидишь большой серый дом с высоким крыльцом — это и есть милиция.
Машу от этого сурового и страшного слова аж передернуло.