Тайна острова Буяна

Глава девятая. Зловещие незнакомцы

— Ванька! — прокричал я. Вернее не прокричал, а прохрипел, потому что рот и горло забивало снегом, стоило открыть рот. — Скорей, дай мне руку!

Но он не отвечал — он смотрел куда-то в сторону. Я проследил за направлением его взгляда — и остолбенел от ужаса.

Из перелеска на нас надвигалась темная фигура. Разумеется, во всех подробностях мы её разглядеть не могли, но было очевидно, что это здоровый взрослый мужик.

— Стой! — взвыл Ванька. — Стой, стрелять буду!

Мужик остановился. Он приглядывался к нам, держась за ствол соседней сосны. Похоже было, по тому, как он вздрогнул, что он и сквозь буран различил Ванькин наряд, хотя бы в общих очертаниях — косматый рогатый шлем, косматый нагрудник, надетый поверх мохнатого свитера волчьего цвета — в темноте и в буране этот свитер выглядел вполне как кольчуга, надетая на фуфайку из волчьей шерсти — сверкающий меч у пояса, который теперь и с расстояния в полметра выглядел настоящим и грозным, щит, висящий на ремне за плечами, лук наизготове… Достаточно, чтобы самого нормального и трезвомыслящего человека свести с ума. Ну, представьте: из бурана перед вами возникает фигура древнего викинга и грозит вам смертью. Да ещё этот викинг то ли странно маленького роста, то ли кажется таким из-за сбивающих восприятие снежных вихрей…

Мужика покачнуло. Но, кажется, он быстро оправился. Оттолкнувшись от сосны, он сделал ещё один шаг к нам.

— Ага! — услышали мы его голос, звучавший с каким-то злым торжеством. — Вас-то я и искал!

Его голос был настолько подсевшим и сиплым, что мы не могли понять, голос это «охотника» или нет. Как и лица его не могли разобрать… Но у нас было полное впечатление, что это «охотник». Во-первых, рост соответствовал. Во-вторых, где он мог так простудиться, посадив голос, как не в холодной воде, благодаря купанию, которое мы ему устроили? И в-третьих, почему он так быстро оправился от испуга? Вид у Ваньки был сейчас устрашающий, и любой, кто не встречался с ним прежде и не знал, что это девятилетний мальчик в маскарадном наряде, обязательно дал бы деру. Но «охотник»-то ведь знал, что «викинг» — всего лишь маленький мальчик!

То есть, это мысли, которые промелькнули у меня в голове. А Ванька, по-моему, вообще ни о чем не думал — у него просто сдали нервы. Издав странный звук — наполовину вой, наполовину мяуканье — он отпустил тетиву. Мужик взвыл и провалился куда-то в буран, опрокинувшись на спину. Насколько я мог судить, стрела попала ему в бок. Тут я схватил Ваньку за руку и потащил его и Фантика за собой. Фантик держала меня за ту руку, в которой был транзистор, крепко вцепившись в мое запястье.

Не знаю, сколько времени мы спускались с пригорка и добирались до подворья. Потом, когда мы сверяли и прикидывали по часам, выходило, что не больше десяти минут, но нам показалось, что это длилось целую вечность. Мы спотыкались, падали, с трудом поднимались на ноги — и чем больше спешили, тем труднее было устоять под бешеным ветром.

Внутри подворья ветер бушевал не так, хотя снег валил на всю. Но густой снег — это уже были пустяки. Мы дотопали до трапезной, не оглядываясь на снегопад добежали до очага и лишь возле огня — в который мы сразу подкинули несколько хороших поленьев — перевели дух.

— Прежде всего ставим чай! — сказал я. — И сразу же переодеваемся и сушим все мокрое. У меня полные кроссовки снега.

— У меня тоже, — сказала Фантик.

А Ванька лишь пыхтел, беззвучно развевая рот — как рыба, вытащенная из воды.

— Как ты думаешь, я его подстрелил? — спросил он наконец.

— Подстрелил, — уверенно ответил я. — А теперь переодевайся.

В итоге, оказалось, что Ванька пострадал меньше нас, потому что шлем защищал от снега лучше, чем капюшоны наших ветровок, и хотя бы его голова осталась сухой. Ванька не преминул с гордостью это отметить.

— Я всегда знаю, что делаю! — заявил он, натягивая сухие шерстяные носки. — И, согласитесь, без меня вы бы уже попали в лапы этого типа.

Мы, естественно, согласились, а потом возник другой вопрос. Нам было тепло только возле самого очага, потому что через открытый без дверей, дверной проем кухни и выбитые окна воздух гулял на улицу и обратно. Стены подворья сколько-то преграждали путь лютому ветру, но, все равно, поддувало достаточно, чтобы нам хотелось устроиться поуютней.

— Предлагаю перенести сюда лавку и использовать её как стол, — сказал я. — Если мы будем сидеть на свернутых спальных мешках, то лавка придется нам по грудь, как раз нужная высота. А стол, если его поставить стоймя на узкую сторону, как раз закроет дверной проем.

Ванька и Фантик одобрили эту идею и мы, перетащив лавку в кухню и накрыв её нашей скатертью, стали ворочать стол. Очень быстро мы поняли, что погорячились, посчитав само собой разумеющимся, что наших силенок хватит на то, чтобы перетащить и развернуть дубовый стол длиной в три метра и шириной где-то метр двадцать. Тяжесть оказалась неимоверная — как мы могли бы спокойно допереть, если бы хоть секунду подумали. Но, видно, из-за всех приключений мы периодически лишались способности просекать самые простые вещи.

Как следует попыхтев и сдвинув стол на полметра максимум, мы решили вернуться к идее, которая у нас уже возникала: занавесить дверной проем полотном палатки. Ведь главное, чтобы образовалось закрытое пространство, где могло бы циркулировать тепло (мне очень нравится слово «циркулировать», и вообще такие красивые слова, тем более, что за этим словом мне сразу видится циркуль, который проводит ровную-ровную окружность — такую чистую и точную, что глаз радуется). И вообще, полотно палатки, висящее как полог, получалось намного удобней приваленного стола, ведь сквозь него можно было спокойно входить и выходить, просто его отогнув, а со столом всякий раз пришлось бы корячиться.

Когда мы развернули полотно палатки и занавесили им дверной проем, в нашем помещении сразу стало намного теплее. И, кстати, тут снег оказался нашим союзником: он замел все остававшиеся щели в досках, которыми было заколочено окно, и получилось такая плотная изоляция, что мы могли забыть о сквозняках.

К тому времени чай уже был заварен, и мы с удовольствием выпили горячего чаю и съели по куску хлеба с вареньем.

— Представляю, как завтра придется чистить нашу лодку от снега, сказала Фантик.

— Это ещё ничего! — отозвался Ванька. — Главное, чтоб «мыло» не пошло.

— «Мыло»? — не поняла Фантик.

— Лед мелкими кусочками, который чем-то вроде кашицы закрывает поверхность воды, пока не сменится на крепкий сплошной лед, — объяснил я. По «мылу» ни пешком не пройти, ни на лодке не проехать. Пешком — это все равно, что пытаться по воде ходить, а лодка сразу вязнет в этом ледяном крошеве. Оно смыкается так, что даже моторные катера не пускает. Единственный выход — это кому-нибудь стоять на носу с багром или веслом и разгонять «мыло». Разогнал на метр, лодка этот метр прошла, и опять разгоняешь. В таком случае, мы будем ползти медленней черепахи, и единственное, что мы сможем сделать — это часа за три-четыре доползти до самого близкого берега, а там идти искать людей. Или попутную машину, чтобы довезла нас до Города, или деревню покрупнее, с телефоном, чтобы позвонить нашим, сказать, что мы живы-здоровы, и пусть они не волнуются.

— Понятно… — задумчиво кивнула Фантик. — А если и до берега не дойдем?

— Родители забьют тревогу, — сказал я. — Спорить готов, тогда отец позвонит в спасательную службу, они вышлют вертолет и заберут нас на вертолете. Но лодку придется бросить — и надеяться, что она достоит в целости и сохранности до чистой воды. То есть, до весны, если после этого безобразия опять не потеплеет.

— Как же, достоит она! — с досадой отозвался Ванька. — Ее обязательно кто-нибудь приватизирует, и тут даже не поспоришь, потому что брошенные лодки имеет право забирать первый, кто найдет. Жалко! Столько труда в неё вгрохали. И вообще, это лучшая лодка в мире. Как она сегодня шла!

— Можно предупредить в окрестных деревнях, что лодка наша, и чтобы её не брали, — сказал я. — Народ обычно с уважением относится к таким предупреждениям, ведь все знают, как много значит лодка в наших краях.

Ванька только с сомнением покачал головой.

— Но кто бы ждал, что ни с того ни с сего обрушится такой снежный ураган? — вопросила Фантик.

— Брюс ждал! — ответил Ванька. — Надо было ему поверить! Но как поверишь, когда даже Топа, который чует любую перемену погоды, дал понять нам, что паника Брюса — это чепуха? А вообще, жрать хочется. У меня от этого бутерброда только аппетит разыгрался. Давайте, что ль, ужин готовить, а?

— Я только «за»! — сказал я. — А ты, Фантик?

— Я тоже «за»! Давайте я пожарю лисички и смешаю их с макаронами. Получится — пальчики оближешь!

Мы предоставили Фантику жарить лисички на маленькой походной сковородке (у нас и сковородка была с собой, экипировались мы основательно!), а мы с Ванькой стали расставлять на столе миски и раскладывать закуски. Ванька опять вернулся к размышлениям о мужике, вынырнувшем на нас возле сосны. Впрочем, мы все время об этом думали, даже когда говорили о другом.

— Я ведь попал в него, — сказал он. — Интересно, насколько сильно я его ранил?

— Думаю, ровно настолько, чтобы он от нас отклеился, — сказал я.

— Я не о том, — Ванька вздохнул и покачал головой. — Вдруг ему нужна медицинская помощь? А? Как ты думаешь?

— Думаю, нет, — ответил я. — Судя по всему, это был наш «охотники». Вспомни, какая на нем была плотная кожаная куртка с цигейковой подкладкой, когда мы его встретили в заводи, да ещё под неё свитер одет. Ты попал ему куда-то вбок — из-за снежного вихря трудно было разобрать, куда именно. Думаю, его роскошную куртку ты ему попортил, факт. Но если даже твоя стрела в итоге и проткнула ему кожу — я имею в виду не кожу куртки, а его собственную — то это так, пустяк, царапина. Впрочем, если ты волнуешься за него, можем организовать спасательную экспедицию и поискать, где он отлеживается.

— Ни за что! — перепугался Ванька. Течение его мыслей сразу повернуло на сто восемьдесят градусов. Если секунду назад он готов был пожалеть раненого, и вообще ему была неприятна мысль, что он стрелял в человека, то теперь он побледнел и пробормотал. — Слушайте, но если его рана — не больше, чем царапина, то он может отправиться искать нас, забинтовав её или заклеив пластырем! И теперь ружье будет при нем, наготове! Все входы здесь открыты, ни одной двери, и он спокойненько доберется до нас!

— Говорю я тебе, после твоего выстрела он отлипнет от нас как миленький! — сказал я. — Он понял, что мы можем за себя постоять!

— Ну, не знаю… — Фантик помешала вилкой лисички и повернулась к нам. — Во-первых, я не уверена, что это был «охотник»…

— Я тоже не могу сказать на все сто, — заметил я. — В том смысле, что мы видели его очень нечетко. Но в смысле внутреннего убеждения — я уверен, что это был он!

— …Ну, тогда… — Фантик зябко передернула плечами. — Он ведь псих ненормальный, а во всех этих триллерах и боевиках все эти психи и маньяки очень живучие и настырные. Кажется, в них уже десяток пуль всадили, и со скалы столкнули, и чего только ни делали, а в следующей сцене он опять начинает шевелиться, встает с окровавленной мордой и идет с огромным ножом убивать героя или героиню! Так ведь и этот попрет… легкая рана его только разозлит и раззадорит, как кабана!

После того, как мы на прошлые зимние каникулы столкнулись с кабаном, во время одного из наших приключений, Фантик отлично усвоила очень многое про повадки кабанов.

— Ты побольше триллеров смотри! — фыркнул я. — Вообще начнешь по ночам голову под подушку прятать!

— И потом, он не псих и не маньяк, — вмешался Ванька. — Он шпион!

Мой братец готов был до конца отстаивать эту теорию, на которой его заклинило. Перехватив мой взгляд и, видимо, разглядев в нем недоверие, он сказал:

— Чего сомневаешься? Все доказано, разве нет? Мы и шифровку его перехватили, и его самого видели…

— Тогда он тем более постарается нас убрать! — заявила Фантик. — Как свидетелей! Мы слишком много знаем!

Я покачал головой. Я ещё мог понять, зачем шпиону распространять фальшивые деньги — шпионы часто этим занимаются, чтобы подорвать экономику страны. Но чего ради шпиону собирать осколки и обломки креста? Говорить вслух я ничего не стал, потому что с моим братцем бессмысленно спорить, когда он упрется. Кой-какой резон в их рассуждениях был. Чтобы не трястись от страха всю ночь, не мешало бы обеспечить какую-то систему защиты. И я, кажется, придумал…

— Единственный вход в подворье — через ворота, — сказал я. — То есть, если мы перекроем ворота, то нам ничего не страшно.

— Как мы их перекроем? — спросил Ванька. — Кирпичом заложим? Или новые створки из досок сделаем?

— Вовсе нет, — ответил я. — Мы поставим сигнализацию.

— Сигнализацию?..

— Ну да. Тут полно пустых бутылок и жестянок из-под тушенки. Все это вяжем на одну веревку, поближе друг к другу, бутылки подвешиваем за горлышки, жестянки — как зацепится. Натягиваем эту веревку в воротах, поближе к земле, но все-таки так, чтобы бутылки и жестянки болтались в воздухе. Человек, знающий, что в воротах препятствий нет, не заметит их и наверняка заденет ногой. И они поднимут такой трезвон, что только держись! Скорей всего, он сбежит после этого и больше не появится. А если и полезет в подворье — мы уже будем начеку и встретим его как надо! Его ружье ему не поможет, потому что мы будем стрелять из укрытия, из-за двери или выбитого окна. И кто-то будет стоять у двери трапезной, чтобы двинуть его кирпичом по затылку, если он все-таки добежит через двор и войдет!

— Классная идея! — восхитился Ванька.

— Ребята, а вы уверены, что у нас все это получится, если он и в самом деле полезет? — робко спросила Фантик.

— Не сомневайся! — самоуверенно ответил мой братец. — После того, как он в этих гремящих бутылках запутается, мы его в два счета одолеем! Давай делать сигнализацию!

И вот, пока Фантик заканчивала готовить ужин, мы с Ванькой навязали на крепкую веревку (веревок у нас был большой запас, ведь веревки — это такая вещь, которая в путешествии может понадобиться по самым разным случаям), как можно ближе друг к другу, все стеклянные бутылки и консервные банки, которые смогли найти (вот когда мы ещё раз порадовались, что столько мусора унесли к себе — ведь одних бутылок из-под водки и из-под вина у нас получилось семь штук, и ещё кое-что мы насобирали по углам трапезной), и направились к воротам, держа веревку аккуратно растянутой, чтобы бутылки как можно меньше звякали друг о друга.

Снаружи была красотища! Буран утих, все было покрыто белым-белым снегом, и небо начало очищаться — в нескольких просветах между тучами виднелись звезды, такие яркие, какими они бывают только в мороз. Снег мерцал и отсвечивал, и поэтому видно было хорошо. Словом, мы увидели не вечер, а сказку!

Мы прошли к воротам и натянули веревку, завязав её концы на вбитых в арку ворот железных штырях — нижних петлях давно снятых подвесных створок. Как раз на нужном расстоянии от земли они повисли, сантиметрах в тридцати-сорока, а тень от арки полностью их скрывала. Человек, не знающий, что в воротах стоит сигнализация, влетит в них как пить дать! Я легонько качнул одну бутылку пальцем, и по всей длине веревки прокатился тихий перезвон.

— Нормально! — сказал я. — Представляешь, что будет, если кто-нибудь врежется в них со всей дури?

Успокоенные, мы вернулись к очагу. Фантик как раз сняла с плиты лисички с макаронами и готовилась раскладывать их по тарелкам.

— Слушай, на улице такой кайф, что обалдеть можно! — сообщил ей Ванька. — Предлагаю после ужина вылезти погулять.

— И нарваться на этого типа? — Фантик содрогнулась.

— Не обязательно вылезать за ворота. Можно просто поиграть в снежки во дворе или полазить по галерее. Ты только выгляни — сама не захочешь торчать под крышей!

— Обязательно выгляну, — сказала Фантик. — Но давайте сначала поедим.

Здорово было есть возле жаркого очага, при его свете — да, в кухне было темновато, но все-таки очаг светил не хуже, скажем, настольной лампы и странно было думать, что вот эти лисички, которые мы едим, мы собрали лишь несколько часов назад, а теперь за стенами настоящая зима!

Меня больше всего волновала судьба лодки, поскольку я не сомневался, что с острова нас так или иначе благополучно извлекут. Вообще-то, чтобы пошло ледяное «мыло», надо, чтобы мороз держался не меньше трех-четырех дней, но природа настолько спятила с ума, что я не удивился бы, увидев уже утром ледяное крошево повсюду на воде — то крошево, плыть сквозь которое безумно трудно.

А Ваньку и Фантика интересовало другое.

— Эх, вот если бы у нас была с собой рыболовная сеть! — говорил Ванька. — Мы бы установили ее там же, в воротах, чтобы можно было опускать ее сверху, как только зазвенят бутылки. Из рыболовной сети он бы уже не выбрался. Интересно, а нет других способов поймать его и связать?…И допросить, — мечтательно добавил он, — чтобы он выдал свой шифр и мы могли расшифровать все эти послания по радио. Интересно, о чем они?

— Может быть, где забрать следующую партию фальшивых денег? — предположила Фантик.

— Точно! — Ванька чуть, не поперхнулся от восторга. — Но при чем здесь крест? Борька, у тебя нет никаких идей?

— С этим крестом вообще сплошная путаница, — сказал я. — Смотри, покупать осколки креста за безумные деньги этот тип мог только в том случае, если он никогда не бывал в наших краях, не говоря уж о том, чтобы бывать на острове и не знать про крест. Но если он передавал и принимал здесь свои шифровки, то он не мог не знать про крест! И покупать кусочки креста для него не имело никакого смысла. Разве не так?

Ванька ненадолго задумался, потом просиял:

— Я знаю! Все очень просто! Шпионов было двое!

Мы с Фантиком вытаращили на него глаза.

— Ну, знаешь… У тебя шпионы множатся как грибы…

— Вы не понимаете! — стал с жаром объяснять Ванька. — Смотрите! Сперва здесь был один шпион — тот, что и установил антенну-проволоку и передавал и принимал радиограммы, а потом его шпионский срок закончился, и он уехал домой. Совсем-совсем недавно, понимаете? А вместо него приехал работать другой, который знал только одно: надо добраться до острова Буяна — до Коломака, как они его знают, — потому что оттуда удобней всего выходить на связь. Естественно, он ничего не знал о кресте! Вот этот шпион, еще зеленый и необстрелянный, и прется в наши края и, естественно, влипает на каждом шагу и совершает глупости, после которых его хорошо запоминают, ведь он еще в нашей жизни не разобрался. Например, не знал, что у жителей деревень, по которым разъезжает автомагазин, редко бывает сотенная на руках, поэтому всякий раз, когда кто-то платит за покупку сотенной, это событие, и, естественно, если сотенная окажется фальшивой, ее путь сразу же проследят! Не то что в городе!.. Эх, не надоумил его старый шпион… — чуть ли не с сожалением вздохнул мой братец. — Остается вопрос: что такого ценного он углядел в кусочках креста? Я не верю, что для настоящего шпиона собирательство этих кусочков было придурью или блажью. Ну? Что вы об этом думаете? — Погоди… — начал я. Среди сплошной, как мне казалось, белиберды Ванька мимоходом высказал очень здравую мысль — довольно простую, но которая прежде нам в голову не приходила. С этой мыслью довольно многое вставало по местам — мне надо было ее только додумать, чтобы она нарисовалась во всей красе, но тут…

Как раз тут мы и услышали жуткий звон и грохот — сработала наша сигнализация!

— Все по местам! — подскочил я. — Ванька, к окну! Мы с Фантиком — к двери!

Ванька, схватив лук и стрелы, помчался в трапезную, к самому удобному из оконных проемов, глядевших на двор и на ворота, а мы с Фантиком заняли места у дверного проема. Я приладил у двери чурбак, забрался на него, а в руки взял увесистый кирпич. Если кто войдет в дверь, он получит от меня так, что больше ему ловить будет нечего, кроме звездочек из глаз, разумеется!

Звон и грохот продолжались. Мы услышали приглушенную ругань.

— Эй! — тихо окликнул нас Ванька. — А их, кажется, двое! Я ж говорил, что шпионов — два! Вот теперь старый шпион приехал на помощь молодому! Фантик выглянула из двери.

— Да, точно! — сообщила она. — Вон, две тени у ворот. Кажется, они выпутались и теперь размышляют, что делать дальше. Ой, ребята, что теперь будет? — У нее губы дрожали от страха.

Я тоже выглянул: У ворот маячили две мрачные тени здоровых мужиков. После недолгого совещания зловещие незнакомцы двинулись к центру двора, то и дело оглядываясь и прислушиваясь.

— Эй, вы! — прозвенел в полной тишине Ванькин голос. — Стоять на месте и не двигаться! Иначе стреляю без предупреждения! Не верите — сделайте хоть шаг!

Ванькин голос сам вибрировал, как туго натянутая тетива лука.

Незнакомцы — два черных силуэта на белом снегу — замерли.

Наступила томительная пауза. Затаив дыхание, мы ждали, что будет.