НАБЕРЕЖНАЯ СЕН-ВИНСЕН

Этим утром я проснулся раньше обычного. Сегодня приедет Кафи!

Посмотрев в окно, я сильно встревожился: небо было темным, и казалось, что день не наступит никогда. Туман! Я слышал о нем, но не представлял, что это такое. В Реянетте никогда не было туманов. У нас говорили, что мистраль поджидает их в Донзере и отгоняет к морю.

Выйдя на улицу, я даже растерялся. Какая странная вещь — туман! Я с трудом нашел дорогу в школу. Эта серая пелена скрывала крыши домов, и они казались еще выше, а улицы не имели конца. Бесшумно проезжали машины, их включенные фары напоминали огромные желтые глаза. Закутанные шарфами прохожие появлялись внезапно и так же внезапно исчезали, словно тени.

В ноябре это обычное дело, — объяснил Корже.

А как ты думаешь, грузовик придет" в такую погоду?

Не беспокойся, туман садится только в городе — это дым из фабричных труб его притягивает.

Корже успокоил меня только наполовину. По двадцать раз на дню я смотрел в окно — не видна ли верхушка трубы, что на другой стороне улицы?

К вечеру туман не рассеялся.

— Возвращайся скорее, — сказал Корже, — мы ждем тебя у Пиратского Склона.

Я побежал домой. Мама пошла с Жео в магазин и еще не вернулась. Тем лучше! Я нашел под ковриком ключ, с порога бросил портфель на стул и, хлопнув дверью, побежал на набережную. Противоположный берег Соны был скрыт в тумане. Мне удалось разглядеть вывеску «Юго-восточные склады», только вплотную подойдя к двери. Никаких машин не видно! Большие складские двери были открыты. Какой-то человек собирал и складывал ящики. Я спросил его, не приезжал ли грузовик.

— Какой грузовик?

Который привозит с юга овощи.

Их, мой мальчик, порой штук по десять на дню приезжает.

Меня интересует тот, что бывает по средам между пятью и шестью часами.

А, так ты о Буасье, что прибывает из Ша-торенара? Нет, малыш, еще не был… Но он не задержится. Нашим водителям туман не помеха, они к нему привыкли.

Я успокоился и начал мерить шагами набережную. Сырость проникала под одежду. Я поднял воротник пальто, но теплее от этого не стало: свое пальто я носил уже два года и оно стало мне маловато. Ну и ладно, зато я встречу Кафи, и мне сразу станет тепло. Я уже представлял, как возвращаюсь в Круа-Русс со своей собакой, как она прыгает от радости, как пытается лизнуть меня в лицо…

Шагая по набережной, я внимательно следил за проезжающими грузовиками. Нет, опять не он! Ребята дали мне с собой старые часы, но они не пригодились: я хорошо слышал бой курантов с ближайшей церкви, затерявшейся в тумане.

Шесть часов! До сих пор никого! Я продолжал ходить по парапету, постепенно отдаляясь от условленного места. Шесть тридцать!.. Я начал беспокоиться. В такой туман грузовик мог и опоздать; я заметил, что все машины ехали значительно медленнее обычного.

Вместо того чтобы продолжать топтаться на тротуаре, я замер на мокром парапете напротив кафе под вывеской «Пти-Божоле». Семь часов! Беспокойство переросло в тревогу. Внезапно мое сердце учащенно забилось, но не от радости, а от страха: сторож закрывал склад. Я бегом пересек набережную и подошел к нему в тот момент, когда он проверял, хорошо ли заперта дверь.

— О, мсье! Вы уже закрываете?

Сторож с улыбкой посмотрел на меня.

Уже семь часов, мой рабочий день закончен!

А разве грузовик не придет?

Не беспокойся. У Буасье есть ключ. — Он прекрасно разгрузится и без меня… До свидания, малыш!

Он положил ключ в карман и удалился. Пора было возвращаться домой, но сначала я хотел повидать хозяина кафе, предупредить его, что водитель грузовика должен привезти мне собаку, и попросить, чтобы он ее немного подержал у себя, пока я не приду.

Но в этот момент появились Корже и Сапожник. Они ждали вместе со всеми до семи часов, но, так и не дождавшись, направились к набережной. Я быстро им все объяснил.

— Не беспокойся, — сказал Сапожник, — я подежурю за тебя. Меня никто не ждет, мама сегодня после обеда уехала в Треву, на похороны тети, и вернется только завтра вечером. Я могу побыть здесь до девяти часов… и даже до десяти, если понадобится. Уверен, что Кафи к этому времени приедет.

Чтобы окончательно меня успокоить, Сапожник пообещал пройти с Кафи по улице Птит-Люн и посвистеть.

— Вот как я это сделаю!

Он запустил два пальца в рот и так свистнул, что разбудил бы и мертвого. Прежде чем уйти, я отдал Сапожнику несколько кусочков сахара для Кафи.

Я побежал домой. Корже обещал побыть с Сапожником до восьми часов.

Мне повезло: мама лечила Жео зуб и не заметила моего опоздания, а папа еще не вернулся. Он появился через минуту после меня, и все сели за стол. Я с трудом сдерживал свои чувства.

— Ты так нервничаешь из-за тумана? — спросил папа.

Я подскакивал от малейшего шума, доносившегося с улицы. Вдруг мне послышался свист Сапожника, и я бросился к окну. Но это был всего лишь скрежет тормозов старой машины. Вернувшись к столу, я встретился глазами с папой. Он внимательно посмотрел на меня, пожал плечами, но ничего не сказал.

Раздевшись в своей комнате, я не стал ложиться — ведь когда голова лежит на подушке, условный сигнал можно и не услышать. С каждой минутой мое смятение нарастало. Часы на кухне пробили девять часов, девять тридцать, десять… Родители уже легли спать, в квартире воцарилась тишина. Тогда я встал и открыл окно, чтобы точно не пропустить сигнал Сапожника.

Я стоял у распахнутого окна, дрожа от холода и сырости. На церкви Круа-Русс пробило одиннадцать часов. Окончательно окоченев, я все-таки решил залезть под одеяло. Для успокоения я пытался убедить себя, что Сапожник, наверное, прошел во время ужина, как раз тогда, когда Жео стучал ложкой по тарелке, но мне это плохо удавалось. Пытаясь не заснуть, я прислушивался к малейшим звукам, доносившимся снаружи. На душе у меня скребли кошки. Съежившись под одеялом, подложив руку под голову, я все еще ждал, изо всех сил борясь со сном… Но в конце концов усталость взяла свое.

…Когда я проснулся, было светло и, судя по всему, уже довольно поздно. Голова у меня болела, мысли разбегались. Тут в комнату вошла мама с чашкой кофе с молоком, как всегда по четвергам[1].

Тиду! Почему ты спал с открытым окном, когда на улице собачий холод?

Мой измученный слух уловил только слово «собачий». Я вскочил.

— Собака?.. Кафи?.. Где он?..

Мама улыбнулась, подумав, что спросонья я вообразил себя в Реянетте.

— Бедный Тиду! Это от холода тебе снятся кошмары. Окна так плохо закрываются! Ты не простудился?

Я быстро поел и оделся. По четвергам была моя очередь ходить в магазин. Заодно можно успеть сбегать на набережную… С сумкой в руках я скатился по лестнице, чуть не сбив с ног консьержку, поднимавшуюся на третий этаж, и, не дослушав ее проклятий, через мгновение был. внизу.

Едва выйдя из дома, я увидел Корже, он уже подходил к улице Птит-Люн — наверняка чтобы меня успокоить.

Я крикнул ему издалека:

— Кафи приехал?

Корже безнадежно махнул рукой и опустил голову. Кафи не приехал вчера вечером. Корже уже успел побывать у Сапожника — тот прождал на набережной до одиннадцати часов. Грузовик так и не приехал. Сапожник мог бы и еще постоять, но он так замерз и проголодался, что вынужден был вернуться домой.

— Да не переживай ты так, — сказал Корже, хлопнув меня по плечу. — Раз грузовик не приехал — значит, он и не выезжал. Наверное, приедет сегодня.

Корже прав; видимо, я зря волнуюсь. Мы быстро все обсудили. Если Кафи не выехал из Реянетта — Фредерик мне, конечно же, написал, так что письмо, отправленное вчера, должны доставить в Лион сегодня.

Мне не терпелось все узнать точно. Мы побежали на набережную. Удивительно, но чем ближе мы подходили к условленному месту, тем сильнее сжималось мое сердце — словно от предчувствия беды.

У дверей склада выгружали овощи из двух небольших грузовиков. Сторож был другой, не такой приветливый, как вчера. Мы спросили, почему вчера вечером не пришел грузовик из Шаторенара.

— Как не пришел? — удивился сторож. — Вот, смотрите!

Он показал на большие светлые ящики, на которых черными буквами было написано: «Шаторенар». У меня кровь застыла в жилах.

А моя собака?

Какая собака?

Водитель, мсье Буасье, должен был привезти мою собаку. Я ждал его вчера вечером…

Все, что я могу тебе сказать, — так это то, что сегодня утром, открыв склад, я никакой собаки здесь не видел… и хорошо, что не видел — я их не люблю, пришлось бы ее выгнать.

Мы с Корже переглянулись. Оставалась одна надежда — хозяин «Пти-Божоле». Мы застали его в кафе за уборкой. У него была большая, совершенно круглая и почти лысая голова и маленькие черные усики. Я спросил, не оставлял ли у него случайно вчера поздно вечером некий Буасье собаку, предупредив, что за ней придут.

Собаку?.. Нет, не видел. Буасье не заходил. Я хорошо его знаю — он всегда выпивает стаканчик красного за стойкой, когда бывает здесь.

Но складской сторож сказал, что он вчера разгрузился.

Значит, он приехал очень поздно, когда кафе уже было закрыто. Я заканчиваю работу в половине одиннадцатого.

Все больше теряясь, я смотрел на Корже, ища объяснений.

Успокойся, — сказал мой товарищ. — Это значит только, что Кафи все еще в Реянетте. Может, он не захотел ехать с незнакомым человеком, а может, Фредерик не смог с ним расстаться.

Нет, я уверен — здесь что-то другое…

Мы поблагодарили хозяина кафе и вышли на улицу. И вдруг я почувствовал, что не могу идти дальше. Меня удерживала какая-то непреодолимая сила, я как будто чувствовал, что Кафи рядом — прыгает возле меня и лижет своим розовым языком мое лицо… Я инстинктивно оглянулся. Внезапно мой взгляд остановился на небольшом проеме между кафе и складами, я приблизился и… похолодел от ужаса.

— Ах!..

Корже подошел и тоже это увидел… К железному крюку в стене был привязан обрывок желтого кожаного поводка… Меня затрясло.

— Корже! Я узнаю этот поводок… это поводок Кафи… его здесь привязали, а он сбежал!

Мой бедный Кафи! Один в таком большом городе! Все кончено, я никогда больше его не увижу. Ну как я мог оставить его здесь одного?! Я едва не расплакался.

Пока я стоял у края тротуара и сквозь слезы рассматривал набережную, Корже пытался отцепить конец поводка, который был крепко привязан к крюку двойным узлом.

Вдруг мой приятель подошел и взял меня за руку.

— Тиду, посмотри… да посмотри же! Голову даю на отсечение — твой пес не сам убежал… Поводок обрезан чем-то острым, похоже, что ножом!

Весь дрожа, я наклонился к обрывку плетеного кожаного ремешка. Край был ровным. Поводок Кафи обрезали. Но кто?.. Зачем?..

Потрясенные, мы вернулись в кафе. Хозяин тоже заинтересовался и вышел посмотреть на крюк, на котором болтался обрывок поводка. Он также ничего не понимал.

— Нет, этой ночью я ничего не слышал; но, вы знаете, я немного туговат на ухо.

Единственным человеком, который мог что-то прояснить, был водитель. Мы вернулись на склад. Сторожа уже стали раздражать наши вопросы.

— Единственное, что я знаю, так это то, что он живет где-то в районе Гильотьер, недалеко от гаража своей фирмы — гаража Домб… Ну ступайте, вы нам мешаете.

Мы оказались на улице. Я спросил Корже:

А Гильотьер — это далеко?

На другом конце Лиона.

Было уже десять часов, а я до сих пор ничего не купил. Мы могли отправиться в Гильотьер только после обеда.

— Жаль, — сказал Корже, — но мне сейчас тоже надо домой, а после обеда придется сидеть с младшей сестрой.

Мы молча возвращались в Круа-Русс, и я чувствовал, что Корже страдает почти так же, как и я.

Загрузка...