Тайна шести подков

Глава 5. Вокзал и его жители

«Внимание, пассажиры! Восьмичасовой вечерний поезд на Уиллабет отходит с платформы “Дурчинс”!» — раздалось из бронзовых рупоров на столбах, и проводники, докурив папиретки, забрались в вагоны. Темно-коричневый, похожий на старый чемодан, поезд, кашляя дымом из труб, медленно отошел от платформы.

Автоматон, служащий Паровозного ведомства, занес данные об отбытии на большую механическую панель, висевшую на стене у платформы, а господин старший перронщик ударил в колокол, соблюдая старую, как подвалы этого города, традицию.

Вскоре последний вагон выбрался из здания вокзала, и оно вновь погрузилось в тишину и покой.

Но ненадолго.

Двери распахнулись, и в зал ожидания, сжимая подмышками дорожный чемодан и извивающегося ручного спрута, вбежал человек в шапокляке и полосатом пальто.

Мистер в шапокляке подскочил к окошку кассы и завопил:

— Два билета до Уиллабета! Один — регулярный, другой — для питомца!

— С вас тридцать пять фунтов.

Мистер в шапокляке поспешно заплатил, схватил билеты и, глянув в них, ринулся к платформе.

Оказавшись на месте, он в недоумении огляделся по сторонам в поисках поезда. Бросил взгляд на большие вокзальные часы, после чего бегом вернулся к кассе.

— Поезд на Уиллабет — где он?!

Из окошка раздалось:

— Это который восьмичасовой?

— Да!

— Это который должен отходить с платформы «Дурчинс»?

— Да! Да!

— Он отошел в восемь часов. Не зря же он восьмичасовой.

Мистер в шапокляке побагровел.

— Что?! Как?! Это же Габен, тут никогда поезда вовремя не отходят!

— Все случается впервые.

Подобный неприкрытый цинизм окончательно вывел из себя мистера в шапокляке. Он уже приготовил порцию отборнейших ругательств, которым позавидовали бы и самые прожженные среди моряков, но смог выдавить лишь:

— Верните деньги за билеты!

— Боюсь это невозможно, сэр, — ответили из окошка. — Правила Паровозного ведомства.

— Вы продали мне билеты, зная, что поезд ушел! Это возмутительно! Я буду жаловаться!

— Это ваше право, сэр, — прозвучало в ответ. — Следующий поезд на Уилллабет отходит в полночь. Желаете купить билеты на него?

— Проклятый город! — возопил мистер в шапокляке, после чего стиснул зубы и процедил: — Два билета.

— С вас тридцать пять фунтов.

Взяв билеты, мистер в шапокляке в гневе пробурчал:

— Пойдем, Барри…

Спрут затрусил щупальцами, и его хозяин сказал:

— Нет уж! Мы опоздали из-за тебя. Из-за того, что ты так долго ужинал. Второй ужин будет уже в поезде.

Мистер в шапокляке двинулся к скамейкам зала ожидания. Плюхнув на одну из них чемодан, он опустил спрута на пол и привязал его поводок к ножке скамейки. После чего огляделся в поисках одного из кофейных автоматонов, но, вспомнив, что сам он находится не где-нибудь, а в Тремпл-Толл, где их еще не изобрели, пожал плечами и испустил тяжкий вздох. Впрочем, особо отчаиваться мистер в шапокляке не стал — вместо этого он переключил под ручкой чемодана пару рычажков. Вскоре чемодан задрожал, и в его крышке открылась дверца, из которой выдвинулась исходящая паром чашка…

До полуночного поезда было еще так долго…

Тем временем наблюдавший за ним некий господин записал в свой блокнот:

«Непунктуальщик № 34. Шапокляк, трясущиеся щеки, выпученные глазенки, разные носки, неправильно застегнутые пуговицы, пальто в чернилах и ручной спрут».

Дописав, вокзальный констебль мистер Бэнкс закрыл блокнот и растянул лягушачьи губы в улыбке: в его коллекцию опаздывающих добавился еще один экземпляр.

— Тридцать четвертый, — сообщил констебль.

Вовсю храпящий на скамейке рядом напарник, мистер Хоппер, не просыпаясь, буркнул:

— Хпрфффф… Я счастлифффф… пфф…

Вокзальные констебли Бэнкс и Хоппер любили свою работу, хотя она и была зубодробительно скучной. За годы, проведенные у своей сигнальной тумбы, они научились скучать профессионально. Большую часть времени, сменяя друг друга, Бэнкс и Хоппер дрыхли. И хоть считалось, что закон не дремлет, но иногда все же этот самый закон бессовестно и с тем совершенно беззаботно спит на посту, когда ничего интересного не происходит… Вокзальные констебли считали, что раз они присутствуют, этого достаточно.

Бэнкс спрятал блокнот в карман мундира и раскрыл вечернюю газету. Почти всю первую половину выпуска занимали статьи и заметки о предстоящей судейской партии в бридж. Скука смертная…

О ногу констебля что-то ударилось и кто-то сказал: «Ой!»

— Смотри, куда прё… — Бэнкс оборвал себя, увидев того, кто потревожил его полицейский покой.

Перед ним стояла миниатюрная девушка в темно-зеленом форменном мундире Паровозного ведомства; из-под фуражки выбивались короткие каштановые волосы. Девушка сжимала в руках трость и незряче глядела мимо констебля.

— О, мисс Летти! — Толстяк Бэнкс попытался втянуть живот и сел ровно, словно девушка могла увидеть это.

Мисс Летиция Бракнехт была внучкой господина начальника вокзала, но констебль робел в ее присутствии не поэтому. В его понимании, кого-то миловиднее представить было сложно, и ее не портили даже плохо затянувшиеся ожоги вокруг глаз — следы старой трагедии.

Сбоку раздалось ехидное «Хм», и Бэнкс поморщился: Хоппер знал о симпатиях, которые он питает к мисс Летти, и всячески над ним насмехался из-за этого.

— Добрый вечер, мистер Бэнкс, добрый вечер, мистер Хоппер, — сказала девушка.

— Как поживаете, мисс Летти? — спросил Бэнкс, демонстративно не замечая, как Хоппер тычет его в бок локтем. — Вышли прогуляться?

Почти все время мисс Летти проводила на вокзальном чердаке, где следила за большими часами. Кто-то мог бы усомниться, что это подходящая работа для слепой, но несмотря ни на что часы вокзала Тремпл-Толл неизменно показывали точное время. Сами констебли недоумевали, как Летти Бракнехт удается настраивать их, не видя ни стрелок, ни шестеренок, но спросить они не осмеливались.

— Да вот вышла за газетой, — сказала девушка.

Еще одна странность: зачем слепой газета?

Но об этом ни Бэнкс, ни Хоппер и вовсе никогда не задумывались. Раз в день мисс Летти спускалась в зал ожидания и покупала в тумбе вечерний выпуск.

— Возьмите мою! — Бэнкс поспешно сложил газету и протянул ее девушке. Та не отреагировала, и он, залившись краской, вложил вечерний выпуск в ее руку.

— О, благодарю. — Девушка одарила темно-синюю полицейскую тумбу, стоявшую рядом с Бэнксом, улыбкой.

Бэнкс чуть сдвинулся, чтобы оказаться напротив улыбки.

— Что-то интересное пишут? — спросила мисс Бракнехт.

— Ни словечка, — ответил толстяк. — В Саквояжне все помешались на судейском бридже — только о нем и болтают.

— О, бридж! Вы, должно быть, болеете за господина Сомма?

— Само собой, — кивнул Бэнкс.

— Начальство, как-никак, — добавил Хоппер. — Но господин Сомм выиграет, в этом нет сомнений. Мы в нетерпении ждем полуночи, когда партия состоится. От победы нашего достопочтенного судьи многое зависит.

— Правда? — удивилась мисс Летти. — Что именно?

— Благосклонность господина Сомма и его душевный покой на ближайший месяц как минимум, — сказал толстяк. — Он же лопнет от ярости, если проиграет, и этот взрыв затронет всю Саквояжню.

Мисс Летти звонко рассмеялась. Констебли поддержали, гулко расхохотавшись, хотя им было совершенно не смешно: если главный судья Тремпл-Толл проиграет своим коллегам из других районов, тогда несдобровать всем, и перво-наперво он выместит злобу на служителях Дома-с-синей-крышей, как было в тот раз, когда выиграл господин Китчинсли, главный судья с Набережных.

— Лично я надеюсь, — сказал Хоппер, — что господин Сомм проявит весь свой талант в жульничанье и пережулит своих партнеров по игре. Хотя и те не промах. Думаю, на этот раз нас всех ждет самый нечестный бридж, который только можно представить.

Мисс Летти кивнула и повернула голову к пустующим платформам. Сейчас там не стояло ни одного поезда. Зал ожидания был непривычно тих.

— Какой спокойный вечер выдался, — заметила она.

— Побольше бы таких, — согласился Бэнкс. — Никто не бегает, не суетится, не мельтешит. Никуда не нужно ходить, никого не нужно хватать за шиворот…

— А что сегодня было интересного на вокзале? У вас тут, наверное, весь день приключения какие-нибудь?

— Не без того, — напустив на себя важный вид, сказал Бэнкс. — Приключений хоть отбавляй. Утром ловили Вокзальщика и почти поймали его, но этот ловкий мерзавец снова ускользнул.

Вокзальщика здесь все знали. Хотя правильнее будет сказать, что все знали о его существовании. Хитроумный и неуловимый вор багажа был местной легендой. Никто не знал, ни как он выглядит, ни как действует. Констебли могли лишь строить предположения. Бэнкс считал, что Вокзальщик носит специальный маскировочный костюм, делающий его похожим на стопку чемоданов, а более суеверный Хоппер и вовсе полагал, что вор — это призрак.

— К сожалению, нас отвлекли, — добавил Хоппер, почесывая квадратный подбородок. — У одного из пассажиров взорвался чемодан прямо на перроне, и весь зал ожидания затянуло мыльной пеной. Почти три часа пришлось потратить на то, чтобы полопать все пузыри. Механоиды полдня чистили плитку.

— Но на этом приключения наши не закончились, — сказал толстый констебль. — Думаю, вам будет любопытно узнать, мисс Летти, что я проявил сегодня чудеса личной наблюдательности. Заметил, что в багаж одной приезжей дамочки забрался гремлин — когда открыли ее дорожный вализ-гардероб, там почти все было сожрано, а сам негодник исчез. Пришлось вызывать ловцов…

— А пассажиры? — спросила мисс Летти. — Были какие-то интересные пассажиры сегодня?

— Само собой! — воскликнул Бэнкс. — Прибыла целая делегация обезьяньих гуталинщиков… кхе-кхе… в смысле, смуглых господ из Хартума. Все они были в громадных тюрбанах, расшитых звездами, их сопровождала настоящая армия слуг, которая выстилала перед ними ковер и обмахивала их опахалами. То еще зрелище! Но и помимо этих хартумцев, было много странных приезжих…

— К примеру, Толстяк-Обжора! — подсказал напарник.

— Толстяк-Обжора? — удивилась мисс Летти.

Хоппер пояснил:

— На полуденном поезде из Роузмар прибыл такой толстый джентльмен, что даже наш Бэнкс — просто грустный доходяга в сравнении с ним. Не представляю, как он вообще попал в вагон. При выходе из поезда он застрял в проеме — понадобилось шестеро служащих Ведомства, чтобы вытиснуть его наружу. Так и что вы думаете, мисс Летти?! Он ни на мгновение при этом не отрывался от поедания своего торта! И даже Бэнкса не угостил, — Хоппер с усмешкой поддел напарника. — Хотя наш Грубберт Бэнкс так и хотел стащить у него кусочек.

Бэнкс хмуро глянул на Хоппера и поспешил сменить тему, пытаясь отвлечь мисс Летти, чтобы она ни в коем случае не успела решить, что и он — обжора:

— Снова приходила та сумасшедшая женщина с полосатой ковровой сумкой и билетом пятидесятилетней давности. Как и всегда, простояла час на платформе, прождала свой несуществующий поезд на несуществующий Харпеллинг.

— Бедняжка, — сочувственно сказала Летти Бракнехт. — Надеюсь, вы помогли ей? Сказали, что поезда не будет?

— Ну да, — хмыкнул Хоппер. — Бэнкс уверил чудачку, что нужный ей поезд просто задерживается, и ей стоит прийти завтра.

— Как жестоко с вашей стороны, мистер Бэнкс!

— Да ничего такого я не говорил, — пробурчал толстяк. — Хоппер все врет. Напротив, я ее утешил, лично проводил и даже угостил чаем. А еще показал карту, на которой никакого Харпеллинга нет и в помине. Она поверила и покинула вокзал в весьма возвышенных чувствах. Из-за моего обхождения, разумеется.

Внучка господина начальника вокзала покивала.

Бэнкс досадливо поморщился — ему показалось, что она не особо поверила в его благородство. Еще и Хоппер этот бесстыжий — все норовит его поддеть и высмеять…

— Сколько всего любопытного успело произойти за один только день, — сказала мисс Летти.

— Да уж, — ответил Бэнкс. — Жаль, вы ничего не видели… кхм… в смысле, вы бы и не увидели… то есть, я хочу сказать…

Мисс Летти опустила голову:

— Пожалуй, не буду больше отвлекать вас от службы, господа.

— Что вы! Вы совсем нас не отвлекаете…

— Хорошего вечера, — сказала девушка, и Бэнкс вскочил на ноги.

— Может быть, вас проводить?

— Не стоит, благодарю.

Мисс Летти повернулась и, постукивая тростью, двинулась к двери, ведущей на лестницу служебных помещений.

Бэнкс с понурым видом глядел ей вслед.

— Ну ты и тюфяк, — хмыкнул Хоппер. — Зря стараешься — мисс Летти на такого, как ты, даже не посмотрит.

— Она ни на кого не посмотрит, — буркнул Бэнкс, усевшись обратно на скамейку. — Ладно, до прибытия следующего поезда еще полчаса. Моя очередь спать.

— Вот еще! — возмутился Хоппер. — Я не доспал еще свои пять минут.

Ответом ему был протяжный паровозный храп напарника…

К тиканью часов, мерному гулу механизмов и порой доносящимся из зала ожидания сигналам оповещения добавился скрип открывшейся двери.

На пороге вокзального чердака на миг появилась стройная женская фигура, после чего дверь закрылась, и все снова погрузилось в темноту. Скрипнул ключ в замке, потом на мгновение все стихло.

— Они ничего не знают, — сказала вошедшая на чердак девушка.

— Ты уверена? — раздалось откуда-то сверху, из-под купола.

— Не думаю, что эти дуболомы что-то задумали. Вокзал пуст — на засаду не похоже.

— Знач-ч-чит, этот тип говорит правду. Он здесь один.

С балки спрыгнул комок мрака. Человек-блоха разогнулся и, покачиваясь, двинулся к констеблю, привязанному к деревянной колонне. Пленник задергался и замычал сквозь кляп.

За время, проведенное в этом месте, глаза Джона Дилби привыкли к темноте. Хотя он и предпочел бы не видеть.

Младший констебль никогда храбрецом не слыл. А еще он никогда не попадал в подобные передряги. Да уж, его стол с бумагами в полицейском архиве сейчас был очень далеко, и Джон многое отдал бы, чтобы оказаться за ним.

Но он был здесь. В лапах у монстра и его… сообщницы. Язык не поворачивался назвать Летицию Бракнехт возлюбленной Человека-блохи.

Джон искренне не понимал, как можно испытывать к монстру нежные чувства, но, судя по тому, как вела себя Летти Бракнехт, судя по тому, что говорила, она не видела в Человеке-блохе монстра.

Не видела, да… Если бы она только увидела его…

Из их разговоров Джон понял, что Человек-блоха живет здесь уже много лет. Подумать только! Ни пассажиры, ни полиция, ни даже служащие вокзала — никто в этом проклятом городе и не догадывается о том, что совсем рядом — прямо над их головами устроило себе логово четырехрукое чудовище.

Возможно, если бы еще вчера Джону Дилби кто-то рассказал обо всем этом, его посетило бы множество вопросов: «Чем питается Человек-блоха?», «Откуда он берет еду?», «Как так вышло, что никто о нем не знает?»

Но сейчас его мучил лишь один вопрос: «Что он со мной сделает?!»

Летти Бракнехт, постукивая тростью по полу, шагнула к монстру.

— Ты должен остановиться, Мартин! — взмолилась она. — Прошу тебя!

— Слиш-ш-шком поздно. Ч-ч-что я долш-ш-шен, так это довести дело до конца.

— Но полиция…

— Он здесь один. Никто за ним не придет.

— Умоляю, Мартин! Давай отпустим его. Мы просто забудем, что он здесь был. Пусть все будет, как раньше… Мы заведем часы, ты почитаешь мне газету, мы… просто… обо всем забудем…

— Нич-ч-что уш-ш-ше не будет, как раньш-ш-ше, Летти. Думаеш-ш-шь, он забудет? Флик первым ш-ш-ше делом приведет сюда других фликов. Они схватят и убьют нас. Мы для них — уроды и ч-ч-чудовищ-щ-ща. И твой дед не помош-ш-шет. Он скаш-ш-шет, ч-ч-что не знал обо мне. Нас разоблач-ч-чили, как ты не понимаеш-ш-шь? Но пока о нас знает только этот флик. Пока это просто заноза…

Человек-блоха склонился над констеблем. Джон Дилби с ужасом глядел в черные блестящие глаза; суставчатые щупики монстра зашевелились. Пленник ощущал исходящий от него запах — жженная резина и подвальная затхлость.

— Что ты будешь с ним делать? — испуганно спросила девушка.

— Я вытащ-щ-щу досаш-ш-шдающ-щ-щую занозу.

— Нет, не делай этого! Прошу тебя! Он здесь ни при чем!

— Что скаш-ш-шеш-ш-шь? — прошипел Человек-блоха, обращаясь к пленнику, — его рот походил на уродливую вытянутую рану со сморщенными краями, в которой проглядывал подрагивающий хоботок. — Ты ни при ч-ч-чем?

Джон Дилби отчаянно закачал головой.

— Мне нуш-ш-шны ответы. И сперва ты мне все расскаш-ш-шеш-ш-шь. — Человек-блоха подцепил когтем кляп и вытащил его изо рта констебля.

Джон тяжело задышал. Губы и подбородок были все в слюне, но он этого не замечал.

— Я из полиции… — начал констебль. — Меня будут искать…

— Возмош-ш-шно. Но здесь они тебя не найдут. И никто ничего не заподозрит, если ты просто упадеш-ш-шь с какой-то крыш-ш-ши…

Слепая девушка приблизилась.

— Мартин…

Человек-блоха вскинул руку, останавливая ее, и она замерла в нескольких шагах от того места, где сидел привязанный к колонне констебль.

— Стой где стоиш-ш-шь, Летти! — воскликнул монстр.

— Мартин, прошу тебя… Ты ведь не такой! Ты добрый… — Летти заплакала, но Человек-блоха ее не слушал. Всем его вниманием завладел констебль.

— Ты напрасно сунул нос в это дело, флик. Ты влез в мое прош-ш-шлое, и мое прош-ш-шлое тебя сош-ш-шрет. Ты взял то, что тебе не принадлеш-ш-шит… — Он поднял дневник Мариетты Лакур, который держал в одной из своих четырех рук, и отвесил им констеблю пощечину.

Джон вскрикнул. На глазах проступили слезы.

— Откуда у тебя дневник моей матери? — прорычал Человек-блоха.

— Нашел… я нашел его в цирке! В гримерке…

— Зач-ч-чем ты проник в цирк? Ч-ч-что надеялся там узнать?

Перед мысленным взором Джона вдруг предстала мисс Полли — он не может ее подвести! Не может выдать этому монстру! Констебль демонстративно сжал губы, и Мартин Лакур приставил коготь к его горлу.

— Отвеч-ч-чай мне!

Ощутив холод на шее, Джон мгновенно сдался. Нет, он совсем не храбрец. Ну почему он такой трус!

— Я… я же сказал, что расследую похищения. Подковы… они привели меня в цирк. Я хотел найти похищенных бедолаг, хотел найти похитителя…

— И ты наш-ш-шел его. «Бедолаги»! Ты это слыш-ш-шала, Летти? Он их назвал бедолагами! Ты нич-ч-чего не знаеш-ш-шь, флик.

— Я знаю, зачем ты все это делаешь… — сказал Джон.

— Ты ничего не знаеш-ш-шь, проклятый синемундирник…

— Я читал дневник! Твоя мать…

Человек-блоха в ярости обхватил горло констебля двумя когтями, как клещами.

— Не смей…

— Ты хочешь отомстить ему! — выдавил Джон. — За то, что он сделал…

Мартин Лакур застыл.

— Ч-ч-что ты сказал?!

— Я прочитал. Последняя запись…

Человек-блоха отстранился и раскрыл дневник. Нашел последнюю запись.

Какое-то время он стоял, не шевелясь. Летти не выдержала и шагнула к нему.

— Что? Что там, Мартин?

Человек-блоха затрясся. Дневник в его верхних руках задрожал, нижние при этом обхватили бока, царапая пальто когтями.

— Я не верю… — потрясенно прошептал он. — Это оч-ч-чередная лош-ш-шь? Но это ведь ее поч-ч-черк… она это написала!

— О чем ты говоришь, Мартин?

— Я долш-ш-шен все узнать! — Человек-блоха говорил сам с собой. — Я спрош-ш-шу его! Спрош-ш-шу…

— Что происходит? — испуганно проговорила Летти. — Я ничего не понимаю…

Человек-блоха захлопнул дневник и повернул голову к Летти Бракнехт.

— Я скоро вернусь. Не вздумай подходить к флику.

— Куда ты?! — воскликнула девушка.

— Я отправлюсь на Трубный пустырь, дош-ш-шдусь его и потребую ответы… — Мартин Лакур вдруг оборвал себя: — Нет, на это нет времени! Я отправлюсь прямиком к нему!

Человек-блоха повернулся к констеблю и, выхватив торчащую из кармана пальто дубинку, которую он отобрал у незваного гостя, с размаху ударил пленника по голове.

Джон Дилби дернулся, голова его безвольно повисла.

— Сторош-ш-ши его, Летти.

— Прошу тебя, Мартин! Не уходи!

— Я долш-ш-шен все узнать… Если то, ч-ч-что написано в дневнике, — правда…

— Мартин!

Человек-блоха прыгнул на балку, а оттуда — в пролом в куполе.

— Мартин! — крикнула Летти, но на вокзальном чердаке, кроме нее и связанного констебля, уже никого не было.

Мисс Летиция Бракнехт была любопытной с самого детства. И это несмотря на то, что трагедия, которую она пережила, стала следствием как раз таки ее любопытства.

Впервые Летти увидела Мартина, когда ей было семь лет. Она хорошо помнила ту холодную дождливую ночь, когда он появился.

Незадолго перед полуночью к дедушке, который уже тогда был начальником вокзала, кто-то пришел. Она не видела позднего посетителя, но слышала его голос — скрипящий и скрежещущий, очень неприятный голос.

Летти пряталась за дверью дедушкиного кабинета и пыталась разглядеть что-нибудь в замочную скважину, но, к ее огорчению, посетитель будто нарочно встал там, где его видно не было. Зато она видела большой ящик, стоящий у дедушкиного стола.

Незнакомец и дедушка спорили. Дедушка велел ему убираться, но обладатель скрежещущего голоса что-то произнес (Летти смогла разобрать лишь то, что это было сказано на каком-то чужом языке). Лицо господина начальника вокзала вытянулось — Летти прочитала на нем смесь удивления и страха.

Дедушка спросил, что позднему гостю нужно, и вместо ответа тот открыл ящик.

— Это мой сын, — сказал обладатель скрежещущего голоса. — Он немного приболел…

Дедушка поднялся из-за стола и, заглянув в ящик, вскрикнул:

— Это ведь он! Тот, о ком писали в «Сплетне»! Но почему он здесь?!

— О, вы узнаете, почему он здесь, а не там, где должен быть, уже очень скоро — все будет в утреннем номере «Сплетни». — В голосе незнакомца явно слышалась ненависть, но тогда Летти еще не понимала, почему.

— Вы думали, что обманете меня? — спросил дедушка. — Я знаю, кто он. Он не ваш сын.

— Мой, — ответил незнакомец. — Хотя я и не особенно рад этому. Но вам придется поверить мне на слово, господин Бракнехт. И сделать все, что я потребую. Впрочем, вы запросто можете отказать мне, если хотите, чтобы в утреннем номере «Сплетни» также появилась статья о… — и он снова сказал ту фразу на непонятном языке, после чего продолжил как ни в чем не бывало: — Его мать мертва, а я не хочу с ним возиться. Мне нужно, чтобы вы укрыли его у себя. Не навсегда — на время. Через полтора месяца сюда прибудет господин Люммиберг, хозяин цирка уродов из Рабберота, и заберет его — я уже написал ему: думаю, он будет счастлив пополнить свою труппу подобным уродцем.

Дедушка смотрел на содержимое ящика не в силах отвести взгляд.

— Что с ним случилось? На нем ведь живого места нет!

— Неудачно упал.

— Ну разумеется! — с недоверием бросил дедушка. — Он вообще дышит? Кажется, он мертв! Вы не думаете, что милостивей будет просто закопать его где-нибудь у канала прямо в этом же ящике?

— Нет. И хоть подобное решение всерьез облегчило бы мне жизнь, все же я очень рассчитываю на вознаграждение от господина Люммиберга за его нового уродца.

— И что мне с ним делать до того, как его заберут? Если его здесь найдут… если кто-то узнает…

— Тогда в ваших же интересах сделать так, чтобы его не нашли и никто о нем не узнал, — сказал незнакомец. — Просто спрячьте его где-нибудь, где никто не появляется. Уверен, на вокзале полно таких мест.

— И чем прикажете мне его кормить? А если он нападет на служащих или на пассажиров? Вы об этом думали?

Незнакомец рассмеялся.

— Он не нападет. Если он проголодается, то попросит его накормить — мамочка хорошо его воспитала. Да и вообще он не опаснее котенка с вырванными когтями. А ест он… полагаю, одной квартовой банки в день пока хватит.

— «Пока хватит»? И… банки чего?

— Думаю, вы догадываетесь.

Судя по изменившемуся лицу дедушки, он понял, о чем идет речь.

— И где, по-вашему, я должен ее добывать?

— Могу посоветовать мистера Рэбберга из «Скотобоен братьев Рэбберг».

— Не оставляйте его здесь, прошу вас… — взмолился господин начальник вокзала.

— Нет, это решенное дело. Да не тряситесь так, Бракнехт: если бы он был опасен, я бы держал его в клетке. Уж поверьте: мне меньше всех нужно, чтобы он кого-то выпотрошил здесь и не попал из-за этого к Люммибергу. Если уж так хотите, посадите его на цепь, хотя, как по мне, это лишнее. В любом случае скоро его здесь уже не будет…

Впрочем, все произошло не так, как говорил незнакомец. Через месяц после появления на вокзале таинственного ящика и его обитателя газеты запестрели заметками о том, что господин Люммиберг мертв — его убил один из его же собственных ручных уродов. И таким образом тот, кого принесли в ящике, остался на вокзале.

Но до того времени господин начальник вокзала тешил себя надеждой, что скоро избавится от возложенного на него бремени. Той же ночью ящик «со списанным автоматоном» перенесли на вокзальный чердак.

Летти изнывала от любопытства. Она в нетерпении ждала утреннюю газету, о которой говорил незнакомец. И когда та появилась, девочка прочитала весь номер, даже раздел объявлений и страничку погодных новостей. В статьях о различных происшествиях можно было потеряться — так этих происшествий было много. На канале Брилли-Моу произошел пожар, в котором обвиняли главаря банды Свечников, Бартоломью Бёрнса, который, по словам очевидцев, поджег полицейскую тумбу на мосту Ржавых Скрепок голыми руками. Также описывались последствия перестрелки между полицией и бандой братьев Лэмп из Фли на улице Флоретт. Представитель Дома-с-синей-крышей утверждал, что сыщики вышли на след Замыкателя, которого называли Последним Габенским Злодеем, и что скоро он будет схвачен. Еще писали о том, что «Цирк мадам Д.Оже» закрылся и что банк с площади Неми-Дрё имеет к этому отношение.

Как ни искала Летти хоть что-то, связанное с незнакомцем и его сыном, она так ничего и не нашла…

Ее тянуло на чердак — хоть одним глазком увидеть, кого же незнакомец принес. Той же ночью Летти стащила с дедушкиной связки ключ от чердака и, взяв керосиновую лампу, поднялась в часовую комнату. Ящик стоял у стопки старых чемоданов, он был открыт.

Затаив дыхание, Летти на цыпочках подкралась к ящику и заглянула внутрь: открывшееся ей зрелище было настолько отталкивающим и отвратительным, что она едва не выронила лампу. В ящике лежал жуткий монстр! В ворохе каких-то тряпок проглядывало скрюченное темно-серое тело насекомого! Шесть покрытых редкими длинными волосками конечностей шевельнулись, на девочку уставились два черных блестящих глаза.

Летти с криком сорвалась с места и бросилась к выходу из чердака. Стремительно распахнула дверь и… натолкнулась на дедушку.

Дедушка был зол, его брови сложились в хмурую линию. Но Летти этого будто и не заметила.

— Там… там… этот… монстр! — крикнула она. — Он хочет меня съесть!

Дедушка схватил Летти за руку и, затащив внучку на чердак, закрыл дверь.

— Не вопи ты так, дуреха! Кто-то услышит…

— Но там… монстр!

— Успокойся, Летиция. Никто не хочет тебя съесть. «Монстр» не ест маленьких девочек. В отличие от меня. Если ты мне сейчас же не скажешь, что ты здесь делаешь, я сам тебя съем!

— Я просто хотела… хотела…

— Твое любопытство однажды доведет тебя до беды, Летиция, — строго сказал дедушка — он словно предвидел то, что вскоре должно было произойти. — Стащила ключ, пролезла куда не следовало, обзываешь нашего гостя монстром… Знаешь, этот «монстр» в ящике воспитан намного лучше тебя, а он между тем вырос в цирке.

Летти вспомнилась утренняя газета: цирк — вот та статья, о которой говорил незнакомец!

— Послушай, Летиция, — дедушка уже не злился, но он был очень серьезен, — никто не должен узнать, что юный циркач находится здесь. Это очень важно. Я знаю, что ты умеешь хранить тайны. Никому не говори о нем. Ты понимаешь меня?

Летти, все еще испуганная, кивнула, и дедушка продолжил:

— Мне понадобится твоя помощь, Летиция. Наш гость болен и очень голоден. Его нужно кормить каждый день, чтобы он поправился. Если я буду постоянно сюда подниматься, кто-то что-то заподозрит. Но ты вечно лазишь по всему вокзалу, путаешься под ногами у служащих станции и не вызовешь подозрений.

— Ты хочешь, чтобы я… — потрясенно прошептала девочка. — Чтобы я его кормила?

Дедушка кивнул и протянул ей большую банку, наполненную чем-то темно-красным. Летти взяла ее, но тут же замотала головой.

— Я не хочу! Я боюсь!

— Ну же, Летиция, это не так уж и страшно. Тебе нужно будет всего лишь раз в день приносить сюда такую банку и оставлять ее в ящике. Дальше наш гость и сам справится.

— А если он меня укусит?

— Он не кусается. Он вообще безобидный. И пьет только… гм… свой сироп.

— Но он страшный!

Дедушка наделил внучку своим коронным дедушкиным взглядом: строгим, но с явно читаемым задором.

— Гм. А я-то думал, что мисс Летиция Бракнехт — храбрая девочка. Ладно, верни мне банку и возвращайся в свою комнату. Придется мне поискать кого-то, кто не такой трусишка.

Разумеется, прослыть трусихой девочка, которая мечтала однажды стать самым главным в мире Паровозником и ездить повсюду на личном локомотиве, не могла.

Наделив дедушку осуждающим взглядом, Летти крепко сжала губы и, собрав всю свою храбрость в кулак, шагнула к ящику.

Не глядя внутрь — подобное было уже выше ее сил, — она поставила банку, а затем отпрыгнула назад. После чего подбежала к дедушке и схватила его за руку.

— Я в тебе не сомневался, — сказал дедушка, и вместе они направились к двери. — И помни: никто не должен о нем знать.

Летти кивнула и пообещала сохранить все в тайне…

Девочка боялась того, кто жил на вокзальном чердаке. Но любопытство было сильнее страха. К тому же она пообещала дедушке помочь.

Наутро еще одна банка с сиропом появилась в ее комнате. Летти взяла ее и пошагала на чердак.

Никто не обращал на девочку внимания — служащие станции как обычно носились по коридорам и лестницам, а старший багажник мистер Дрилли как всегда о чем-то переругивался со старшим вокзальным механиком мистером Хофмером.

Летти поднялась на чердак и прикрыла за собой дверь.

Ящик стоял там же, где и ночью. Из него раздавались хрипы.

Девочка едва сдержала себя, чтобы не убежать, но, напомнив себе, что нужно быть храброй, осторожно подошла к ящику и дрожащими руками опустила туда банку. После чего… не выдержала и бросилась вон, с чердака.

На следующее утро ее ждали очередная банка с сиропом и новый подъем на чердак. Она снова опустила банку в ящик, но на этот раз не успела ее поставить — тот, кто жил внутри, схватил банку.

Летти взвыла и, не оборачиваясь, ринулась к двери.

Утром следующего дня жуткий гость уже поджидал ее. Поднявшись на чердак, она увидела его голову, торчащую из ящика — вытянутую скуластую и безносую голову с похожими на бакенбарды заостренными отростками по бокам. Черные глаза пристально глядели на нее. Летти застыла у двери, не в силах пошевелиться.

— Не бойтесь, мисс… — едва слышно прошипел монстр. — Я не прич-ч-чиню вам вреда.

— Я и не боюсь! — с вызовом воскликнула Летти. — Я вообще-то очень храбрая!

Голова монстра чуть склонилась набок.

— Могу я попросить вас дать мне банку, мисс? — спросил монстр, и Летти вдруг поймала себя на том, что и правда не боится — как и говорил дедушка, их гость был очень хорошо воспитан.

Она подошла и протянула ему банку.

Из ящика высунулись две тонкие темно-серые конечности с парой когтей на каждой и затащили банку внутрь. До Летти донесся скрип отвинчиваемой крышки, за которым последовало хлюпанье — монстр пил свой сироп.

— Как тебя зовут? — расхрабрившись, спросила Летти.

— Мартин, — ответили из ящика. — Мартин Лакур.

— А я Летти Бракнехт. Ты ведь из цирка?

— Да, — ответил Мартин, и в его голосе прозвучала тоска.

— Что с тобой случилось?

Какое-то время монстр молчал, и Летти уже решила, что он не ответит.

— В цирк проник ш-ш-шпион наш-ш-шего врага, господина Помпео. Папа сказал, ч-ч-что он… напал на меня, убил маму и мадам Д.Ош-ш-ше.

— Это ужасно! — воскликнула девочка и вдруг услышала, что из ящика доносится плач.

— Моя мама тоже умерла, — с грустью сказала Летти. — И папа тоже. Мы с дедушкой их иногда навещаем на Чемоданном кладбище.

Девочка вытащила из кармана носовой платок и засунула его в ящик — ей стало очень жаль этого маленького монстра.

Летти попыталась разговорить Мартина, но он ничего не отвечал и только плакал.

— Я приду завтра, — сказала она.

— Обещ-щ-щаеш-ш-шь? — всхлипнул мальчик-блоха.

— Обещаю, — сказала Летти.

Летти пришла на чердак на следующее утро. И на следующее… Страха перед «монстром из ящика» больше не было: она понимала, что Мартин Лакур — никакой не монстр, а простой ребенок, сирота, прямо как и она сама, хоть он и выглядит иначе.

Поначалу мальчик-блоха был не особо разговорчив, очень стеснялся и не хотел рассказывать ей о себе, но Летти с каждым разом стала все больше и больше времени проводить на чердаке, и он постепенно стал к ней привыкать.

Девочка рассказывала ему о своей жизни на вокзале, о дедушке, о служащих станции. И даже поделилась с ним своей мечтой:

— Однажды у меня будет свой собственный паровоз! Это будет очень красивый паровоз! Я слышала, что в Льотомне есть поезд, выкрашенный в узор из желтых и красных осенних листьев. Мой паровоз тоже будет так покрашен!

— Ч-ч-что такое «паровоз»? — спросил Мартин.

Летти удивилась: как можно подобного не знать! И когда она описала ему паровоз, он даже не поверил, что такая невероятная штуковина существует.

Мальчик-блоха заинтересовался поездами и паровозами и начал засыпать Летти вопросами — его интересовало буквально все, что с ними связано: для чего они нужны, как работают, зачем им уголь.

Постепенно Мартин Лакур стал разговорчивее. И уже не стеснялся Летти.

Он рассказал ей о цирке, описал чудесные номера, которые видел и в которых сам принимал участие. Мальчик-блоха рассказывал о своей маме и никогда не говорил об отце.

Летти слушала его с восхищением — она почти не покидала здание вокзала и никогда не была в цирке…

Внучка господина начальника вокзала и мальчик-блоха целые дни проводили вместе. Разговаривали о разном, наблюдая через прорези цифр внутреннего циферблата за суетой в зале ожидания. Летти научила Мартина своей любимой игре: находя какого-нибудь причудливого пассажира в толпе, она придумывала ему невероятную и забавную историю. Вдвоем играть было интереснее…

Мартин был очень умным, он любил книги, и Летти таскала ему все, до которых могла добраться. По большей части это были справочники по железнодорожному делу.

Девочка и монстр с вокзального чердака стали настоящими друзьями. Летти не хотела, чтобы Мартина забирали — она изо дня в день уговаривала дедушку позволить ему остаться, но дедушка был непреклонен: оставить мальчика-блоху здесь не в его власти.

Мартин тоже не хотел отправляться в цирк уродов и ждал появления господина Люммиберга со страхом. Ему нравилось на чердаке, нравились книжки про поезда, сами поезда и пассажиры, но больше всего ему нравилось общаться с внучкой господина начальника вокзала.

Мартин постепенно восстанавливался, и вскоре его конечности почти зажили. Он начал выбираться из ящика. Летти видела, как ему тяжело и больно — нижняя пара ног все еще не желала гнуться как следует, но он упрямо отказывался передвигаться ползком, и тогда она стащила для него из «Бюро потерянных вещей» трость.

Шли дни… Однажды Летти поднялась на чердак и не нашла Мартина. Она звала его, но никто не откликался. Девочка заглянула в каждый уголок, но ее друг исчез!

И тут откуда-то сверху раздался смех.

— Эй, Летти, я здесь!

Задрав голову, она увидела Мартина — он сидел на балке и сотрясался от хохота.

— Ты дурак! — возмущенно воскликнула девочка. — Я испугалась, что тебя забрали… Как ты туда залез?

— Запрыгнул! Как ш-ш-ше ещ-щ-ще?

— Что? — удивилась девочка. — Это же значит…

Мартин спрыгнул вниз.

— Я вылеч-ч-чился! Я снова могу прыгать! Гляди!

Поджав ноги, он чуть присел, а потом за один миг перепрыгнул Летти. Та восторженно ахнула.

— Ух ты! Покажи мне еще!

И Мартин показал ей. Он скакал по чердаку, запрыгивал на балки и карабкался по деревянным колоннам с невероятной ловкостью.

— Поразительный Прыгун снова прыгает! — смеялся Мартин. — Снова прыгает!

Мальчик-блоха перекувыркнулся в воздухе через голову, приземлился перед Летти и отвесил ей церемонный поклон. Девочка зааплодировала.

И тут ей вдруг стало грустно.

— Теперь ты можешь сбежать, — сказала она, потупив взгляд.

Мартин покачал головой.

— Я не хоч-ч-чу сбегать. Мне некуда идти. Но я хоч-ч-чу выбраться отсюда хотя бы ненадолго и поглядеть на…

— На что?

— Я хоч-ч-чу взглянуть на локомотивы поблиш-ш-ше… — сказал Мартин. — Но это невозмош-ш-шно… Если меня увидят…

Летти осенило.

— Никто тебя не увидит!

Она бросилась прочь, и Мартин недоуменно глянул ей вслед.

— Ты куда?!

Девочка подбежала к вешалке со старой вокзальной формой и принялась перебирать висящие на ней костюмы.

Мартин подошел к Летти, и она протянула ему один из мундиров и форменные брюки.

— Думаеш-ш-шь, это сработает?

— Еще бы! Здесь всегда все торопятся — никто не обратит внимания на еще одного служащего вокзала.

Летти помогла Мартину надеть форму, натянула ему на голову темно-зеленую шапочку, какие носили багажники с тележками.

— Как я выгляш-ш-шу?

— Вылитый паровозник! — рассмеялась Летти.

Мартин выглядел очень забавно в форме: мундир и штаны были ему велики, по полу волочились края штанин, скрывая его блошиные ноги. Из-под шапочки выглядывали черные глаза. В общем-то, он походил на огородное пугало.

— Никто тебя не узнает, — заверила Летти. — Нужно только скрыть лицо. У дедушки есть несколько шарфов, возьмем один…

И все действительно сработало. Летти и Мартин спустились в зал ожидания и смешались с толпой. Как раз прибыл поезд из Керруотера, и на перроне было не протолкнуться. Никто не обратил внимания на девочку и маленького «носильщика», и они незамеченными подошли к паровозу. Мартин принялся рассматривал его.

— Поразительно… просто поразительно, — бормотал он.

— Мисс Летти! — раздался рокочущий голос за спиной.

К девочке, громыхая и лязгая, подошел вокзальный констебль мистер Бомунд. Из-за его скрежещущих и стучащих механических конечностей Летти называла его Бом-Бомундом. Констебль держал за шиворот вырывающегося типа, к перчаткам которого прилипло несколько бумажников.

— Вы ведь знаете, что вам запрещено заходить на перроны, мисс! — сказал Бом-Бомунд. — Ваш дедушка выдал мне четкие указания на этот счет. Прошу вас, вернитесь в зал ожидания.

Летти повернулась к тому месту, где только что стоял Мартин, но того там уже не было.

— Хорошо, мистер Бом… Бомунд.

— Кого вы высматриваете, мисс Летти?

— Никого, сэр.

Констебль проследил за тем, чтобы она покинула платформу и отправился к своей тумбе — передать воришку коллегам с площади.

Летти, не теряя времени даром, бегом поднялась на чердак. Мартин уже ждал ее там.

— Бом-Бомунд едва тебя не увидел! — воскликнула она.

Но Мартина не заботил констебль — все его мысли занимал паровоз. Он еще долго после того восхищался им и, хоть мальчик-блоха и пообещал Летти не покидать больше чердак, чтобы посмотреть на локомотивы, она поняла, что он навряд ли сможет сдержать слово.

Впрочем, едва не обнаружили Мартина вовсе не из-за паровозов. А случилось это из-за совершеннейшей, как тогда казалось, глупости…

— Ч-ч-часы отстают, — сказал как-то Мартин, ткнув рукой в большой циферблат.

— Правда? — удивилась Летти.

— Да, на восемнадцать минут. Это оч-ч-чень плохо. Господин Фармалетто говорил, что если ч-ч-часы показывают неверное время, то это знач-ч-чит, ч-ч-что без пяти минут, как все развалится.

— Кто такой господин Фармалетто?

— Это оч-ч-чень ваш-ш-шный ч-ч-человек. Ш-ш-шпрехш-ш-шталмейстер.

— Кто?

— Господин Фармалетто руководит всеми представлениями, командует униформистами и следит за выходами на манеш-ш-ш. У него есть оч-ч-чень красивые золотые ч-ч-часики на цепочке — он всегда ругается и тыч-ч-чет в них, когда кто-то опаздывает. «Десять секунд до выхода!» — его любимая фраза. Ч-ч-часы Фармалетто всегда ш-ш-шли оч-ч-чень точ-ч-чно.

— А давай переведем вокзальные часы, — предложила Летти.

— Ты уверена?

— Конечно! Я часто вижу тех, кто опаздывает на поезд. Если часы не будут опаздывать, то и пассажиры тоже!

— Это оч-ч-чень умно! — согласился Мартин. — А ты знаеш-ш-шь, как это сделать?

— Старый часовщик мистер Дербри показывал мне, как управлять стрелками. После того, как он умер, следить за часами стало некому.

— Мы мош-ш-шем следить за ними! И никто больш-ш-ше не будет опаздывать…

Кто мог тогда подумать, к чему приведет перевод времени на каких-то, казалось бы, жалких восемнадцать минут. Стоило лишь шестерням прокрутиться, а стрелкам встать на новые отметки, как вокзал, а с ним и Чемоданная площадь, на которой он находился, вскипели и вспучились. Все вдруг сломалось. До того шаткая и валкая, ленивая и нерасторопная, но хоть какая-то работа встала. В отправлениях и прибытиях началась путаница. Зал ожидания наполнился ничего не понимающими пассажирами, на один перрон попытались одновременно прибыть два поезда. Диспетчеры в рубке стали напоминать малых детей, которых кто-то зачем-то допустил к вещателям. Один сообщил об отбытии поезда, который еще даже не прибыл, другой, в противовес ему, прокаркал, что на платформу «Корябб» прибыл поезд, которого и близко там еще не было. Началась паника. Тележки с багажом принялись сталкиваться и переворачиваться, сигнальная тумба мистера Бомунда взвыла, констебля обступила возмущенная толпа, требуя ответов и разъяснений, которых у него не было.

Летти и Мартин потрясенно наблюдали через прорези цифр циферблата за происходящим на станции. Снаружи здания вокзала, со стороны площади, раздались крики и гудки экипажей.

Дети бросились к окну. У входа в здание вокзала сумятица не уступала происходящему на станции. Там смешались в заторе кэбы, трамваи и городские экипажи. Люди в недоумении тыкали пальцами в циферблат.

Из дверей соседствующего со зданием вокзала Паровозного ведомства вышли несколько важных господ в черных цилиндрах и при портфелях. Расталкивая столпившихся зевак, они направились к вокзалу.

— Ой-ой! — испуганно прошептала Летти. — Кажется, мы натворили дел…

— Лучше и не скажешь, — раздался голос за спиной.

Летти и Мартин обернулись. У дверей чердака стоял господин начальник вокзала. Настолько злым дедушку Летти еще не видела.

— Мы просто… перевели часы, — залепетала девочка. — Восемнадцать минут… они отставали…

Мальчик-блоха выступил вперед.

— Это была моя идея, господин Бракнехт, — сказал он. — Летти была против, но я ее не послуш-ш-шал.

— Это очень благородно с вашей стороны, мастер Лакур, но я слишком хорошо знаю свою внучку, — раздраженно ответил господин начальник вокзала. — Вокзал работал, как часы!

— Как отстающ-щ-щие ч-ч-часы.

— Неважно! Работа станции была основана на этом отставании. И теперь из-за глупости каких-то детей придется все менять и перестраивать!

Летти заплакала.

— Прости, дедушка, я не подумала…

— Как и всегда. Ты меня очень разочаровала, Летиция…

Он вдруг замолчал, к чему-то прислушиваясь. Тут и дети различили звук быстрых шагов на лестнице.

— Мастер Лакур, вам лучше спрятаться, — сказал господин Бракнехт. — И поскорее.

Мартин кивнул и запрыгнул на балку. Оттуда перебрался на еще одну на ярус выше и затаился в полутьме под куполом.

— Молчи, Летиция, — велел дедушка, и в тот же миг на чердак вошла группа джентльменов в цилиндрах. Их лица были белы от ярости.

— Что здесь происходит, господин Бракнехт?! — прорычал один из них, старик с выпученными глазами и посеребренными бакенбардами.

— А что такого происходит, сэр Немерли? — состроил недоумение на лице господин начальник вокзала.

— Вы, видимо, шутите! График нарушен! Вокзал сломан!

— Все идет своим чередом, — ответил господин Бракнехт. — Была проведена запланированная смена времени, о которой Ведомство было оповещено заранее.

— Что? Заранее?!

— Разумеется, — сохраняя хладнокровие, ответил господин начальник вокзала. — Я оповестил Ведомство о том, что часы будут переведены, еще неделю назад.

Сэр Немерли повернулся к спутникам, те покачали головами.

— Мы ничего не получали, — сказал он.

— Видимо, уведомление затерялось во время пересылки, — сказал господин Бракнехт. — Или же оно до сих пор проходит бесконечные столы клерков на этажах Ведомства. Бюрократия как она есть. Мы и так долго тянули с переводом времени: наш часовщик умер уже год назад, за часами никто не следил, и они начали отставать. Я решил наконец исправить это упущение.

— Вы решили?

— Разумеется. Уж не думаете ли вы, что это решила моя внучка?

— Само собой, я так не думаю. — Сэр Немерли потер бакенбарды, бросив взгляд на испуганную девочку. — Что ж, если перевод времени был запланирован, полагаю, у вас тут все под контролем.

— Как и всегда, сэр Немерли. Разве я когда-то давал вам или Ведомству повод усомниться в моей работе на должности начальника вокзала?

— Само собой, не давали. Я надеюсь, вы восстановите работу в кратчайшие сроки, господин Бракнехт.

Тут один из спутников сэра Немерли вдруг встрял в разговор.

— Сэр! Что это там, наверху?

Присутствующие задрали головы, вглядываясь в темноту под куполом. Сердце Летти сжалось.

— Что вы там увидели, Сайкс?

— Мне показалось, там кто-то прячется…

— Ничего не вижу, Сайкс, — проворчал сэр Немерли.

— Должно быть, птица залетела, — сказал господин начальник вокзала. — Все из-за этого пролома в куполе. Я уже давно отправлял запросы в Ведомство на то, чтобы отремонтировать крышу.

Сэр Немерли почесал нос.

— Как вы знаете, Ведомство ограничено в средствах, господин Бракнехт, — сказал он. — Но я думаю, мы что-то решим с этим. Скорее всего, на следующей неделе… Да, ближе к концу недели, мы пришлем к вам ремонтников. Но не это сейчас первоочередное.

— Согласен, сэр, — кивнул господин Бракнехт. — Восстановление работы вокзала идет полным ходом. Старшие служащие станции и констебль Бомунд уже ожидают в моем кабинете.

— Рад это слышать. Что ж, тогда мы не будем вам мешать. А клерк, ответственный за получение уведомлений с вокзала, будет наказан.

Сэр Немерли кивнул на прощание, развернулся и пошагал к выходу с чердака. Его спутники последовали за ним.

Когда они скрылись на лестнице, господин начальник вокзала наделил внучку грозным взглядом.

— Не только клерк из Ведомства будет наказан, Летиция, — сказал он. — С этого момента тебе запрещается сюда подниматься.

— Но, дедушка…

— А еще ты отправишься под начало старшего багажного носильщика — будешь таскать чемоданы. И я предупрежу его, чтобы он не делал тебе поблажек.

— Но мистер Дрилли мерзкий! Я не хочу…

— Я все сказал. За мной!

Дедушка направился к двери. Девочка засеменила следом.

— Но кто будет кормить Мартина?

— Я решу этот вопрос. С этого момента ты наказана, Летиция.

— Я просто думала, что если часы не будут опаздывать, то и пассажиры тоже…

— Эх, Летиция…