Тайна Староконюшенного переулка

Гроза приближается

На следующий день барыня послала Мишку за Мишелем. Мишель ушёл к Дмитрию Валерьяновичу после завтрака, а дело шло уже к обеду.

Топотун, по своей привычке, прямо во флигель не пошёл, а послонялся по двору так, чтоб его не видно было из барских окон. И тут заметил он, как прошли во флигель несколько людей, в том числе Антип-кучер и Никифор-дворник. Затем семенящей походкой прибежала туда же ключница Егоровна. Потом из дома, озираясь по сторонам, выбежала и понеслась стремглав по двору горничная Наташа.

— Ой! Ты что тут стоишь? — испуганно спросила она.

— Я сейчас во флигель войду, — важно промолвил Топотун, — а ты не метайся, бога ради, по двору, как мышь, тебя дяденька Захар из окна заприметит.

Наташа скрылась во флигеле, и Топотун нырнул туда же.

Проходя по коридору, он услышал голоса, которые шли из комнаты Трофима. Подслушивать чужие разговоры, конечно, стыдно, и Топотун это знал, но какая-то неведомая сила заставила его остановиться.

— Соберёмся да и пойдём, — говорил Ангин, — у меня кум в Зарядье, сани даст. Человек восемь влезут.

— Куда? — спросил Трофим.

— В деревню. А куда ещё?

— Приснилось это тебе, — сказала Егоровна, — да мы и не дойдём до Зарядья. Схватят! Видал, нынче сколько караулов стоит, а другие ихние по переулкам шныряют?

— Ежели поодиночке бежать, а потом собраться…

— Ничего не выйдет, растеряемся, — настаивала Егоровна, — да я бы хоть пешком пошла в деревню, да и то не выйдет!

— А что в деревне делать? — спросил Трофим.

— Что? Слышал, говорят, что в настоящем царском манифесте не так написано: землю-то всю присудили мужикам, да баре не отдают…

— Сказки, — угрюмо промолвил Трофим, — что написано, то и есть.

— А что нам в городе? — сказал дворник Никифор. — Мы деревенские. Известное дело, неволя, боярский двор — стоя наешься, сидя наспишься.

— Ну и ступай, оглашенный! — в сердцах сказала Егоровна. — Бороду отрастил, а сам как дитё. Кто тебя пустит в твою деревню?

— Э, всех бояться, в постели оставаться, — отвечал Никифор.

— Трофим, да скажи ему ты! — возопила Егоровна.

Трофим, однако, не отозвался. Молчание стояло долго.

— Что сказать? — раздался наконец голос Трофима. — И я бы пошёл, да пока вся Россия не двинется, дотоле ничего не будет…

— Кто там в сенях возится? — тревожно спросила Егоровна.

Топотун сорвался с места и устремился к двери Дмитрия Валерьяновича — и вовремя, потому что дверь скрипнула, и в коридоре появился Мишель.

Он был в глубоком раздумье.

— Барыня приказала звать вашбродь в дом, — сказал Мишка.

— Ладно… А что бы тебе…

Мишель остановился.

— Чего изволите?

— А что бы тебе сходить поискать приятелей Макарова?

— Куда же сходить, вашбродь? — растерянно ответил Топотун. — Ведь мы не знаем, где они живут. Только и знаем, что есть Макаров, Илья Сергеевич… А их как звать?

— Можно узнать, — задумчиво сказал Мишель, — ежели спросить…

— У барыни? Да и они, чай, не знают.

— Нет, у матери спрашивать незачем. А вот что: сходи к университету, спроси у студентов.

Топотун надул щёки.

— Фы! Да их там несколько сот!

— Ну и что ж? Ты не раз сходи, а несколько раз. Ведь Макарова знают, а вдруг повезёт…

— А что, — сказал Топотун, — и схожу!

Топотун отправился в экспедицию на следующий же день.

Здание Московского университета, с высоким каменным крыльцом, стояло на том же месте, где стоит и сейчас. И двор перед ним был так же отгорожен от улицы узорной решёткой. Только сейчас это здание кажется приземистым среди высоких домов, а в те времена оно гордо возвышалось над крышами своим куполом, похожим на шлем. Купол был запорошён снегом, а студенты сновали по двору и по крыльцу с надвинутыми на уши фуражками и поднятыми воротниками шинелей. Все они куда-то спешили, и до ушей Мишки доносились отдельные непонятные слова: «химическая лаборатория», «физический кабинет», «анатомический театр». Особенно часто слышалось слово «коллега». Топотун сообразил, что так студенты обращаются друг к другу.

«У кого бы это спросить? — думал Мишка. — Все вроде ничего парни, не злые, однако же… Эх, была не была!»

Топотун остановил высокого студента в очках возле самого крыльца.

— Коллега… — начал он.

— Гм, — сказал студент, — вы какого факультета?

— Никакого-с. Я знакомых одного студента ищу.

— Какого студента?

— Ильи Макарова.

Студент посмотрел на него удивлённо.

— Ильи Макарова? С медицинского? Зачем тебе его друзья понадобились?

— Страсть как нужны! — воскликнул Топотун на весь двор.

— Ну, не шуми, коллега, — сердито сказал студент. — Макаров ведь арестован, так что…

— Мне дом нужен, где они жили! Ведь они небось не одни, мне бы ихним коллегам сказать слова два.

— Да, верно, Макаров там не один жил. Да ты что, приезжий, что ли?

— Я на посылках, — объяснил Топотун.

Студент наморщил лоб.

— Сходи, любезный, на Сивцев Вражек. Там стоит дом в три этажа, а чей дом, не знаю, но на нём есть надпись: «Здаюца комнаты с меблями». Спроси там Вадима Кузнецова, это друг Макарова. Может, он тебе скажет подробнее, что происходит о Макаровым. Я ведь другого факультета, так что извини, у меня сейчас лекция…

Студент побежал вверх по лестнице.

— Ага, — ликовал Топотун, — «лекция» не знаю, что такое, а «здаюца комнаты с меблями» — это найдём!

Найти эту надпись на Сивцевом Вражке оказалось совсем нетрудно, ведь в доме было целых три этажа. Топотун рассматривал бумажку с надписью «здаюца» минут пять, как вдруг почувствовал возле себя шорох.

Обернувшись, он увидел толстенькую старушку-кубышку, в сером платке, с маленькими, быстро мигающими глазками. Она держала на поводке собачку, которая — странное дело! — была очень на неё похожа: такая же кубышка и так же моргала глазками. Собачка эта быстро и деловито обнюхивала Мишкины валенки.

— Это у нас ноне сдаются, — тонким голосом проговорила старушка, — а вы кто, из каких краёв?

— Я из Староконюшенного, — не спеша отвечал Топотун. (Ему не понравились ни старушка, ни собачка.)

— А сами кто, комнату хочете, али кто послал?

— Я сам, — отвечал Топотун, — только мне не комнату, а студента.

Старушка сразу оживилась.

— А какого? А кого? Родич ваш али так, с запиской?

Собачка подпрыгнула и царапнула зубками Мишкину руку.

И это ему не понравилось.

— А хозяин-то где? — спросил он.

— Какой хозяин? Хозяина нет. Я хозяйка. Мой дом, мои мебли.

— Прощенья просим, — сказал Топотун. — Вадима Кузнецова мне надо.

Тут подпрыгнули обе — и старушка и собачка.

— Ой! — взвизгнула старушка. — Кузнецова нету, нету! Нету! Забрали его, сердечного, со всеми бумажками забрали! Ночью пришли, да как схватят его! Уж я-то им: «Да что вы, помилуйте, человек приличный, в баню по четвергам ходит и за квартиру плачено!..» А они: «Молчи, старая, он как есть бунтовщик против начальства и недозволенные листы прячет…» А я…

— Он разве прячет? — спросил Мишка.

— Прячет, любезный, переписывает и прячет! И ещё двух студентов подговорил, Сергея и Лёвушку! Сергей-то покрупнее, а Лёвушка так, невзрачный…

— А их как фамилия? — поинтересовался Мишка.

Старушка вдруг остановилась, словно её ударили по губам.

— Не знаю, откудова мне знать… А вы почему всё спрашиваете?

— Да ведь я посыльный, — таинственно сказал Мишка, — а Сергей и Лёвушка живут у вас?

— Забрали, — сухо сказала старуха, — всех забрали. И две лампы всю-то ночь жгли, кто за это заплатит? Полиция?

— Должны заплатить, — серьёзно сказал Топотун, — стало быть, всех забрали? Гм, я так и думал… Ну, с тем будьте здоровы!

Топотун удалялся с большой скоростью и ещё долго слышал, как за его спиной визгливым лаем заливалась собачка.

Неудача никогда не приходит одна — не успел он дойти до угла Староконюшенного переулка, как наткнулся на Захара-дворецкого, который с постным видом шёл откуда-то, вероятно из церкви.

— Ты как сюда попал? — подозрительно спросил Захар, нюхая воздух, как ищейка.

— За мебельными гвоздями ходил, как вы приказывали.

— Я тебе приказывал сходить на Пречистенку, а тебя зачем в другую сторону занесло?

— На Пречистенке мебельные гвозди дорогие да длинные. Я к Арбатским воротам ходил, там покороче и подешевле.

— Покажи.

Топотун показал пакетик с гвоздями.

— Сдача где?

Топотун высыпал в ладонь дворецкого несколько медяков. Захар пересчитал и крякнул от удовольствия. Получилось копеек на семь больше, чем он рассчитывал.

— Пошёл домой! Тебя куда ни пошли, ты словно за смертью ходишь. Вышел в обед, пришёл к ужину.

Захар двинулся дальше гораздо быстрее, чем раньше шёл. Мишка посмотрел ему вслед.

— Пронесло! Небось выпьет Кащей на семь-то копеек? Ну что ж, за здоровье студентов!

В этот день оба Михаила маленько приуныли.

— Теперя что делать? — тоскливо сказал Топотун. — Ведь вот не везёт! Неужто их не выпустят?

— Не знаю, — хмуро отозвался Мишель, — будем ждать!

Что теперь делать? Не знаю.

Мишель сказал, что надо ждать. И в самом деле, терпеливо ждать — это великое уменье.

Что будет с Макаровым и его портфелем? Поедет ли Мишель учиться в Петербург? Подчинится ли он воле отца? Оборвётся ли его дружба с Дмитрием Валерьяновичем? Расстанутся ли навсегда Мишель и Мишка-Топотун? Не знаю.

По правде сказать, не нравится мне что-то этот особняк в Староконюшенном переулке. Жаль мне бесхарактерную маму Мишеля. Жаль мне и обоих Михаилов, и старика, который приехал в город, да пришелся «не ко двору» в чужом доме. Жаль мне и Трофима, и дворовых людей, которые ещё два года, по царской воле, должны были оставаться в полном подчинении у господ. А потом-то что с ними было?

А «Колокол»? А Щепкин? А тётя Луша? А студенты? А вся Москва? Что делать? Очень просто — побывать ещё раз в старой Москве и собственными глазами посмотреть, что было дальше.

Задумаемся, зажмуримся… Да что это? Ведь мы уже там!