Тайна Святой Руси

ИЗБРАННЫЕ ПЕРЕВОДЫ Максим Грек

Раб Божий имярек, возлюбленный друг! Ищешь от меня, грешного, некоего писания, лекарства душе, обуреваемой смущением многих прегрешений. Это твое желание весьма похвально и благоприятно Богу. Если и делом исполнишь его, когда услышишь таковое от кого-нибудь, разумного в божественных <писаниях>.

Я же ниоткуда не могу предложить тебе столь душеполезное лекарство, разве от самих богодухновенных Евангелий нашего Господа Бога и Спаса. В них же с прочими Его многими спасительными заповедями и учениями содержится и некое таковое повествование.

Юноша некий пришел к Христу, кланяясь Ему и говоря: «Учитель благой! Какое благо сотворю, дабы получить жизнь вечную?» (Мф. 19,16). Господь же сказал ему: «Если хочешь войти в жизнь вечную, заповеди соблюди». И оный вопросил Господа: «Какие?» Сказал ему Господь: «Не соблуди, не убивай, не прелюбодействуй, не укради, не лжесвидетельствуй, почитай отца и матерь твою и люби ближнего своего как себя».

Таков ответ нашего Господа, предложенный оному юноше, душеполезный и спасительный для исполняющих делом эти Его спасительные заповеди. И надеюсь на щедроты Господни, что ты соблюл все это, исполняя всегда от юности твоей.

Слушай же о том и прилежно внимай. Оный юноша сказал нашему Господу: «Все это я сохранил от юности своей. Чего еще не сделал?» И Господь ему отвечал: «Если хочешь быть совершенным, то есть войти в великий и боголепный сан у Вышнего, иди и продай имения твои, и раздай их нищим. И будешь иметь мзду на небесах. И иди вслед Меня».

Вот — совершенная степень добродетели и жительства по Богу. Вот — тесный и прискорбный путь, вводящий в жизнь вечную ходящих по нему право. И ныне весьма мало обретаем шествующих по нему прямым шествием, ибо мы окаянно побеждены от самолюбия, и властолюбия, и стяжательства, и славолюбия, губительнейшего из всех зол. От него все побуждаемся к тому, чтобы властвовать, и всей силой и усердием тщимся начальствовать.

Без ума ослушиваемся Владычней заповеди, нам завещающей и говорящей: «Если кто из вас хочет первым быть, да будет всех последним и всем раб» (Мф. 20,27). И еще: «Если кто не смирит себя, как сие дитя, не войдет в Царствие Божие» (Мф. 18,4). Осветившись и научившись от сих божественных заповедей Господа нашего, изберем себе всей душой и усердием жительство и пребывание по силе нашей.

Здесь услышали мы о двух жительствах, наставляющих нас к нестареющей вечной жизни. Одно совершается по заповедям Моисея, которые тот юноша исповедал совершенным от юности своей. Оно велит с женой законно сожительствовать, и чад творить, и иметь праведным промыслом стяжание и богатство и иное, что потребно и нужно человеческому житию.

Другому же жительству, высокому и равному ангельскому, научились трудом многим, страданием и великим терпением даже до конца. Это жительство преподобных и неложных иноков совершается нестяжанием и утверждается вольной нищетой, подобно ангелам сияет чистотой и святыней, ограждается смиренномудрием, кротостью, и воздержанием. И всегда очищается слезами и воздыханием, всегда ненавидит всякое сладкое и ухищренное — и несытое чревообъедение, и бесчинный смех, и безумное многословие. Всегда же поминает смертный час и всегда понуждает сетовать об испытании Страшного Неподкупного Судии. И надлежит быть осторожным избравшему таковые постинические подвиги.

Об ином, кроме этих, третьем жительстве и пребывании не слышали, не научились от Спаса нашего. Напротив, слышим Его, повелевающего нам и говорящего явно: «Никто не может двум господам работать». И еще: «Не можете работать Богу и мамоне» (Мф. 6,24). Сиречь, которое из двух сказанных вам жительств изволите, в том же пребывайте, плодонося Богу, как Ему угодно.

Если же возлюбили обычное человеческое житие, в нем плодоносите Богу добрыми делами, то есть любовью друг к другу, правдой и истиной, страннолюбием, благостью к нищим и нуждающимся, милостью и милосердием, заступлением сирот и вдовиц, помощью обиженным. Если таковыми добрыми делами плодоносите Богу, всяко получите вечную жизнь.

Если же возлюбили сверхъестественную жизнь, потщитесь всей душой и мыслью войти в совершенное наслаждение вечных благ узким и прискорбным путем. Отриньте лишние губительные печали сего суетного жития, которые отводят от нашего разумного ума видения и поучения неизреченных вечных благ и пригвождают его всего к плотским похотям и страстям, беспрестанно понуждающим нас всегда собирать всяческие многие и лучшие брашна и пития для угождения гортани и чреву.

Так в Евангелиях безумный говорил своей душе: «Душа, имеешь много собранного добра: ешь, пей, наслаждайся, почивай». Но услышал против своей безумной мысли от Страшного Судии: «Безумный! В сию ночь заберут душу твою от тебя! И приготовленное тобою кому останется?» (Лк. 12,19–20).

Бежим, братья, таковой безумной мысли оного плотолюбия, отлучающей нас от Бога и всех в постничестве воссиявших богоносных отцов: Антония, Пахомия, Евфимия, Саввы Освященного, Феодосия Киновиарха и всех преподобных скитских, что в труде многом и страдании непрестанном, и в поте лица своего ели хлеб свой, соблюдая прилежно заповедь, изреченную с негодованием Самим Праведным Судией праотцу Адаму, преступившему заповедь Создателя Владыки.

Знаем, что «Царствие Небесное трудом берется и труженики получают его» (Мф. 11,12). Сиречь теми, кто трудом и подвигами непрестанными, добровольной скудостью житейских потреб тщится получить вечную жизнь по слову пророка <Давида>: «И утрудился во веки, и жив будет до конца» (Пс. 48, 9—10). Учит святой апостол Павел: «Многими скорбями подобает нам войти в Царствие Божие» (Деян. 14,22). А не всегдашним покоем телесным, изобилием стяжаний и имений, которых добровольно отреклись, когда <при иноческом постриге> волосы на голове остригли.

Никак невозможно понравиться некоему земному царю и получить у него честь и сан некий, разве прилежнейшим соблюдением повелений его, неложной преданностью ему и скорейшим исполнением того, что он требует. Так же поступаем и мы, верные, желая получить благо от нашего Бога и Спаса.

Если же не по всем Его спасительным заповедям исправим житие наше, подобны будем тому безумному мужу, что создал дом свой на песке, на него же повеяли сильные ветры, и дожди, и реки разрушили его, и было падение его велико.

Ты же, возлюбленный, потщись создать дом души своей на неподвижном камне заповедей Бога твоего, да уподобит Он тебя мужу мудрому и сподобит тебя войти свещеносцем с мудрыми девами в небесный чертог Его, где веселье непрестанно празднующих и глас неизреченной радости. Аминь.

Опубликовано: Православный старообрядческий церковный календарь 7515/2007. М, [2006].

«Великое зерцало» — это сборник назидательных и занимательных рассказов-примеров для проповедников, переведенный с польского на церковнославянский язык в последней четверти XVII в. Польская книга «Wielkie zwierciadlo» восходит к широко распространенному в Западной Европе латинскому «Speculum magnum» — сборнику примеров для проповедников, составленному около 1480 г. неизвестным монахом.

На рубеже XVI–XVII вв. ученый-иезуит Иоанн Майор дополнил книжку новыми рассказами и систематизировал их по рубрикам. Сборник Майора, многократно издававшийся в XVII в., был переведен на польский язык и выпущен в Кракове в 1612 г. другим иезуитом, Симоном Высоцким.

По распоряжению царя Алексея Михайловича в Посольском приказе сделали перевод с польского на славянский язык, значительно сократив и отредактировав текст. «В целях освобождения от “католического налета” исключены имена собственные, ссылки на источники и список авторов, а также проведена последовательная замена лексики: титулы Римского Папы заменены “Вселенским Патриархом”, “святым отцом”, “Римская Церковь” названа “Святой Соборной Восточной и Апостольской” и т. п.»[206].

Сохранилось около 150 списков русского «Зерцала», многие из которых бытовали в старообрядческой среде. Например, известно, что в библиотеке прославленной Выговской пустыни хранились два списка «Зерцала». Во время археографических экспедиций ученые часто находят списки «Великого зерцала» в домах староверов.

С самого своего появления на Руси «Зерцало» было воспринято как сочинение, вполне соответствующее традициям византийской церковной литературы. Несомненный успех книги объясняется сходством сборника с Прологом и разнообразными патериками — излюбленным чтением православного христианина. Католическое по происхождению сочинение так пришлось по душе русскому читателю и так сроднилось с русской словесностью, что утратило характер переводного.

Отдельные повести из «Зерцала» переходили в другие книги, а через них в фольклор (духовные стихи, легенды). Сборник послужил источником многочисленных сюжетов в старообрядческой книжной миниатюре и лубке. Книжники-староверы черпали из «Зерцала» сюжеты для собственных литературных переработок. Так поступал, например, в XIX в. Иван Мяндин, известный старообрядческий книжник и писатель с Усть-Цильмы (республика Коми).

Русская народная культура и как одно из замечательных ее проявлений — культура старообрядчества — всегда были открыты для внешнего влияния. Заимствуя сюжеты и образы из иной культурной среды, наш народ по-своему переосмысливал и переделывал их. Яркий пример тому — творчество известной сказительницы-поморки, старообрядки Марьи Кривополеновой (1843–1924).

Услышав от писателя Бориса Шергина знаменитую французскую легенду «Жонглер Богоматери», Кривополенова пересказала ее совершено по-русски, в духе не то народного сказа, не то церковного поучения. Пересказала так удачно, что впоследствии, как вспоминал сам Шергин, «Озаровская, слышавшая эту легенду из уст Марьи Дмитриевны, запрашивала меня письмом, из каких “харатейных патриарших книг”, как уверяла бабка, вычитал я эту легенду».

Повествует святой Августин.

Жили два друга, которых объединяли общие лукавые дела. Они крутились среди людей, многих лукаво обманывая и прельщая. Но один из них покаялся, оставил друга своего и скрылся в некой яме или пещере, которую нашел в лесу. И много лет там жил в жестоком покаянии и сделался весьма добродетельным.

Друг же его удивлялся его исчезновению и не знал, куда он делся. Обошел всю ту землю, тщательно разыскивая приятеля. Услышав от людей, что некий человек в таком-то месте, в таком-то лесу скрывается в пещере, стал думать: «Не это ли друг мой?»

Немедленно поспешил и пришел с провожатыми в то место. И, увидев, что это тот <друг>, возрадовался и начал его соблазнять и прельщать, рассказывая, что в мире великое изобилие, а люди же просты во нравах. Говорил: «Если ты выйдешь, вместе мы разбогатеем».

Но оный, утвержденный в страхе Божьем, никак на то не соглашался. А тот непрестанно и неотступно словами выманивал его из пещеры. И тогда оный, вспомнив свое прежнее мошенничество, замыслил не только сам от своего прельщения избавиться, но и друга освободить. Думаю, что это было от Духа Божьего. Он притворно согласился на его слова и сказал: «Брат мой, если можешь отвалить камень от входа и вытащить меня, пойду с тобой на наше прежнее дело».

А та ямина отовсюду была загорожена и имела только одно малое оконце, и то было закрыто великим камнем. Мошенник возрадовался своему злому успеху, отвалил камень и извлек друга. Возрадовались они друг другу и расцеловались. Пошли, вспоминая, как прежде людей обманывали, и, думая, как бы им ныне на первые дни раздобыть что-нибудь на потребу.

Вдруг остановился пустынник, бывший в яме, и сказал приятелю: «Брат, я забыл в пещере мешочек серебра еще прежней добычи. Давай возвратимся и возьмем». И жадный приятель с радостью сказал: «Давай возвратимся, любезный мой друг!» И когда вновь пришли они к оной ямине, пустынник сказал приятелю: «Брат, я, просидев много лет в пещере, силы лишился. Спустись-ка ты, возьми в изголовье ложа мешочек с серебром и принеси».

Тот же немедленно в пещеру спустился. Пустынник же с тщанием завалил вход камнем и так своего друга-мошенника доброй хитростью перехитрил. Подошел к оконцу и сказал: «Мой возлюбленный брат и товарищ, надеюсь на щедроты Божьи, что и ты исправишься, как я. Молю тебя, только сиди и оплакивай грехи, коими мы прогневали Господа Бога, коварно обольщая нашу человеческую братию, которую подобало бы нам любить как самих себя. Мы же дьявола любили и по воле его служили. Прошу, сиди и кайся о грехах своих!»

Мошенник же, думая, что тот шутит, просил выпустить его. Пустынник же крепче пещеру закрыл и стал возвещать ему грехи, напоминая суд и муку. И увещевал духовными словами. И усердно ему от сердца служил, непрестанно молил о нем Господа, но твердо решил его не выпускать. Тот же сперва гневался и ругался, но помалу умилился молитвами брата и благодатью Божьей обратился на благую волю. И так оба, преподобно пожив в пещере, скончались.

Написано, что один царь никогда в своей жизни не был весел, никогда не улыбался. Князья просили брата того царя, чтобы узнал у брата, о чем смущается и скорбит в непрестанной печали. Царь же, когда от брата услышал об этом, то сказал, что однажды расскажет ему.

Повелел выкопать ров глубокий, засыпать его наполовину углями горящими и над тем рвом поставить престол ветхий и трухлявый. Над престолом повелел повесить на тончайшей нити острый обнаженный меч. А пред <престолом> повелел поставить стол со множеством разных брашен и дорогого вина.

Позвав же брата, посадил его на оном ветхом и трухлявом престоле над оным углем. И поставил окрест его четырех мужей с обнаженными мечами: одного против сердца, другого сзади и двух по обеим сторонам. И повелел всем им мечи на брата направить. Потом повелел привести музыкантов, чтобы играли.

И сказал царь брату: «Ешь, пей, радуйся и веселись!» И сказал царю брат: «Как могу веселиться, если отовсюду мне угроза! Посмотрю вниз — там огонь, ввысь — оттуда меч хочет голову мою отсечь, и гак не смею повернуться на этом престоле, дабы он не разрушился, а я не упал в огонь. Со всех сторон мечи меня могут поразить. Не до веселья мне ныне! Вижу лишь одну неминучую погибель».

Тогда сказал царь брату: «Как ты, видя устроенное не к погибели твоей, а к поучению, не хочешь пить и есть и не можешь веселиться, так же и я всегда в страхе. Если поднимусь умом моим ввысь, вижу там Судью моего, который будет меня судить. Ему известны все мои деяния, Ему же дам отчет за дела, слова и мысли, и за то приму лютый и ярый ответ. Если вниз посмотрю, помышляю огонь адский и муку лютую и всех осужденных, с которыми и я буду осужден, если хоть в одном смертным грехе отойду. Если на себя посмотрю, вижу грехи мои, которые пред Богом сотворил. Если пред собой посмотрю, помышляю смерть мою, к которой приближаюсь с каждым часом, но не знаю ни часа, ни места, как и где мне будет конец. Если налево посмотрю, то днем и ночью демоны-враги ищут душу мою и мешают избавлению моему. Если направо посмотрю, вижу ангелов Божьих, которые подают мне благие мысли и благие желания, а я их не приемлю и не творю. И когда все это осознаю, никак не могу быть весел в этом прелестном мире и на моем ненадежном престоле».

Некий инок, совершенный в добродетелях, размышлял, желая узнать о славе небесной и о том, почему пред Господом тысяча лет как один день (Пс. 89, 5). И о том непрестанно думал и усердно молился. И однажды, стоя в церкви и размышляя об этом, увидел, как влетела в храм маленькая прекрасная птичка, такая, что не постичь человеческим разумом.

Инок же птичке весьма удивился. Желая рассмотреть красоту ее, приближался к ней, а птичка отлетала. Направляясь за ней, вышел инок из монастыря. И тут показалось ему поле прекрасных цветов и пречудные деревья. И птичка взлетела на дерево и начала так чудно и сладко петь, что инок пришел в забытье. Не знал, сколько стоял, только веселился и радовался красоте птички и того чудного цветущего поля. А думал, что время между литургией и вкушением трапезы.

И тут, спев, птичка стала невидимой, а инок оказался у врат монастыря. И хотел войти, но не узнал привратника. И привратник не узнал его и не пускал, словно чужого. Инок просил и объяснял, что он только после святой литургии ненадолго вышел из монастыря. Привратник же скала ему: «Я не видел, как ты сейчас выходил, и не знаю, кто ты». Так они много спорили. И начал старец молить привратника, чтобы тот сообщил о нем наставнику отцу игумену, и привратник сообщил.

Игумен пришел ко вратам и начал спрашивать <инока>, кто он, из какого места и из какой обители. Старец же начал рассказывать: «Я из этого монастыря, отче! Сегодня после святой литургии вышел и лишь малое время пробыл вне монастыря». Игумен же сказал: «Я тебя не только здесь, но и в окрестных лаврах и скитах никогда не видал». Изумленный инок спросил: «Да ты ли это, отче, наш отец?» И назвал имя своего отца настоятеля.

И сказал игумен: «Нет, чадо, тот, о ком говоришь, был много лет назад. И, как повествуют книги, уже триста лет минуло по смерти его. Но думаю, что ты от Бога послан к пользе нашей. Поведай, кто ты и что с тобой приключилось?»

И начал старец все о себе подробно рассказывать: как жил в обители, размышлял о сладости праведных после смерти и о славе небесной, и о том, почему пред Господом тысяча лет как один день, и как прекрасная сладкогласная птичка увела его на прекрасное поле, и в какой радости и сладости слушал ее пение. «И кажется мне, — сказал, — что прошло не более трех часов, как я вышел из сего святого монастыря».

Прозорливый же игумен понял, что произошло. Весьма удивился Божьему величию и, возрадовавшись душой, сказал: «Преблажен ты, отче! Ты удостоился от Бога великой благодати видеть славу и веселье праведных, потому триста лет показались тебе тремя часами». И, приняв его, ввел в монастырь, созвал братию и велел вновь все о себе рассказать.

Все, это услышав, в радости и умилении начали многие слезы проливать и большие труды приложили к достижению той славы. Оный же святой старец прожил только три дня и преставился в совершенную и вечную радость, которую уготовил Бог любящим Его.

Некая старуха шла по дороге и увидела скорбного юношу, сидевшего с мешком полным серебра. «Почему сидишь невесело и о чем печалишься?» — спросила баба. «Один человек сотворил мне много зла, — отвечал юноша. — Я же хочу воздать ему за это, но не могу. Замыслил поссорить его с женой, но как это сделать — не знаю. Хоть я и дьявол, но в словах не искусен. Знаю, славная женщина, что слова твои действенны. Даю тебе это серебро, дабы ты сотворила, что мне нужно». Баба взяла серебро и сказала: «Сотворю по твоему желанию».

Тогда оная баба стала приходить в дом того человека (она и до того была знакома с ним) и втерлась к нему в доверие. И начала помалу нашептывать жене: «Муж твой нарушил взаимное обещание с тобой: видела я некую девицу, пришедшую к твоему мужу и получившую некую одежду за нечистое дело».

Придя же к мужу, сказала: «Когда я была на богослужении, стояла в тайном месте и видела, как жена твоя совещалась об осквернении <супружеского> ложа с неким клириком и назначала место, где бы им сойтись и сделать скверное дело».

Таково злое начало ссоры от злой бабы. То, что многими лукавыми способами не смог совершить дьявол — мастер всякой злобы, эта баба сотворила за короткое время. Сама тайно купила некую одежду и послала к девице. Жена, узнав об этом, наученная словами бабы, дурно думала о муже. И когда за ужином <она> в печали не захотела есть, пала мужу на сердце мысль о клирике, о котором ему баба сказала. И с тех пор он стал подозревать жену.

Тем временем оная баба вновь пришла к жене и, якобы весьма жалея ее и желая видеть ее в согласии с мужем, сказала: «Знаю одного человека, который исправит вашу жизнь. Желая вам добра, я спрашивала его о вас. Он же мне сказал, чтобы ты тайно своими руками отстригла бритвой от бороды мужа волосы и подложила их мужу в еду. И тогда он возненавидит блудниц, а тебя вновь сильно полюбит».

И женщина, желая вернуть прежнюю любовь мужа, запомнила это. И ждала, когда он ляжет в постель, чтобы это исполнить. Баба пришла к мужу и сказала, что жена его, сговорившись с клириком, хочет этой ночью убить его ножом. Пусть будет осторожен!

Наступила ночь, жена легла, тайно принеся с собой бритву, а муж притворился спящим. И только она захотела тихо отстричь волосы, муж, схватив ее за руки, начал вопить громким гласом.

Принесли светильник, прибежали позванные соседи и сродники. И была распря и великая ругань. Муж хотел вести жену к судье, а сродники и соседи не давали сделать этого, зная об их чистой жизни. И была брань и великая ругань.

Увидев это, дьявол сказал оной проклятой бабе: «Я по естеству демон. И много лет думал, как бы сего мужа поссорить с женой. Тридцать лет думал об этом и не придумал! Ты же за несколько дней смогла сотворить ссору. Воистину у тебя особый адский язык! И достойна там получить свою мзду!»

И, схватив ее с душой и телом, унес в адские места. Узнать обо всем этом было дано некоему добродетельному священнику, который пришел к мужу и жене и научил их вернуться к прежней любви.

Пьяницы седели в корчме и о многом разговаривали между собой. И заговорили: «Что будет <после смерти> и каково душам, отошедшим отсюда?» Тогда один пьяница сказал: «Напрасны эти разговоры о душах! Попы обманывают нас, возвещая жизнь души после смерти, хотят этим разбогатеть». Услышав это, прочие рассмеялись.

Так они сидели и пили, когда в корчму вошел человек здорового вида, сильный и высокий. Сел вместе с ними и повелел корчмарю поставить доброго вина. И начали пить вместе. И спросил <вошедший>, о чем беседа, И пьяный, над которым смеялись, сказал: «Говорили о душе. Но если бы кто мою душу захотел купить, то я не пожалел бы, продал. И сколько бы за нее ни получил, все бы отдал корчмарю за вино, за всех нас!»

Услышав это, <пьяницы> снова засмеялись. А пришедший сказал: «Я такого продавца ищу и хочу купить. Какую цену возьмешь?» Пьяница, щелкнув пальцем под щекой, сказал: «За столько!» Купец достал из кармана серебро и положил цену вина. И пили все без заботы, и обносили их большими сосудами.

Когда же наступил вечер, купивший душу у пьяницы сказал: «Настал час мне идти к себе. Но пока не разошлись, рассудите: если кто купит коня, оный же будет в узде, то не с уздой ли возьмет коня покупатель?» И все ответили: «Так!»

Тот бедняга, что продал душу, начал от страха трепетать как лист. А купец, злой древний змий, торжествуя, выхватил его и понес ввысь — и душу, и узду, то есть тело. Отнес в тартар, в вечную нестерпимую муку, ибо то был древний враг — дьявол в образе человеческом. Ибо кто покупает души? Только он!

Жил за городом некий иерей, благонравный и святых обычаев. Ради его добродетели, чудного жития, поучения и исправления духовных детей отовсюду шли к нему люди, желающие иметь его своим пастырем. И некогда в святой Великий пост собралось к нему на покаяние множество народа. Князь оного города, увидев это, вопросил, куда и зачем собралось и идет столько народу. Ответили ему, что <идут> к оному святому и чудному иерею, исповедать пред ним свои грехи.

Князь же, услышав это, начал размышлять: «Надо бы и мне, более всех согрешившему, искать себе такого иерея и лекарства от грехов, ибо я грабитель, губитель и грешник пред Богом и ближними — пред братией моей, пред всеми людьми». И от таких помышлений на иную мысль уклонился: «Может ли мне, такому грешнику, покаяние помочь?»

Но первая мысль победила. Пошел к тому доброму отцу иерею исповедать свои грехи. Пришел, припал и исповедался. И сказал ему добродетельный отец: «Подобает тебе, чадо, принять епитимью — лекарство от струпьев твоих грехов. Что хочешь? Можешь ли, как Церковь приняла, пятнадцать лет понести заповеданное мной?» Князь же сказал: «Пусть твоя милость знает, не могу».

Иерей спросил: «А семь лет?» И потом: «А три года?» И потом: «А три месяца?» И князь отвечал: «Не могу, святой отче, этого понести, привык в моих слабостях жить». И сказал отец: «А можешь ли каяться одну ночь, один в храме, что пред городом? Можешь бдеть в нем за отпущение грехов и пребывать в сердечном сокрушении?»

И князь согласился пробыть одну ночь в том храме. Священник же, наставив его, привел к оной церкви и ушел. Князь же, войдя в церковь, размышлял: «Лучше мне ныне покаяться от сердца, а не когда начнет приступать предсмертная немочь!» И стал пред алтарем в сокрушении сердца, прося отпущения своих грехов.

Когда настал глубокий вечер, некто из святых увидел, как собрались демоны со всей той страны. И сказал один, старший надо всеми: «Лишимся нашего великого друга, если пребудет в покаянии! Все знаете, что он был нашим. Постарайтесь же так сделать, чтобы он расслабился или устрашился и бежал, оставив покаяние. И если так сделаем, то он опять будет нашим».

И спросил: «Есть ли между нами такой, кто мог бы его изгнать?» И один <демон> ответил: «Если повелишь, я его изгоню». И тот сказал: «Иди!»

И демон принял вид сестры князя, которую тот почитал и любил и повелением и советом которой делал все, ибо она была весьма добра и мудра. В таковой фантазии, в наряде княжеском вошел демон в церковь и заговорил: «Любезный брат, как ты совершил такое безумие? Ты можешь и иным образом умилостивить Бога! Как осмелился стоять здесь, в этом храме, в пустынном месте, без слуг, без охраны? Знаешь ведь, сколько у тебя ненавистников, придут — на части рассекут тебя. Уйди, молю тебя. Уйди! Если же не послушаешь меня, то не буду тебе более сестрой».

И отвечал князь: «Это дано мне в епитимью, чтобы бдеть в этом храме ночь. Если так не сделаю, то не приму отпущения моих великих грехов. Уйди, сестра, не досаждай мне! Не уйду отсюда, даже если и убит буду». И демон, много соблазнявший <князя>, возвратился посрамленным. И поведал все старшему <демону>, сказав: «Тверже камня сделался оный человек. И знаю, что всеми нашими силами не сможем преодолеть его».

Выслушав это, иной <демон> высмеял своего друга и сказал: «Я пойду и тотчас низложу его». Он принял образ жены князя, держащей на руках сына его, как женщины обычно держат. И пришел в церковь, распустив волосы и горько плача: «Как же ты здесь скрылся ото всех, не переживая за нас, оставил меня и ребенка? Пришли накши ненавистники, твой город взяли, богатство разграбили и людей пленили. Я едва смогла убежать с сыном. Оставь свое начинание! И поспеши с оставшимися <воинами> за врагом, одолей его и свое возврати. Если же ты не выйдешь, куда мы денемся? Я сама убьюсь, а сына твоего пред тобой о пол расшибу!»

И бросил <демон> мнимого сына на пол. Но князь не поддался ухищрениям врага, мнимой жене отвечал так же, как и <мнимой> сестре. И посрамленный демон ушел с горестью и со стыдом. Рассказал о неосуществившемся лукавом замысле.

И старший <демон> сказал: «Мы побеждены! Покусится ли еще кто-нибудь из вас одолеть такую крепость?» И иной <демон> сказал: «Я мудрее всех умыслил!» И старший <демон> повелел. Тот же начал делать свою злую хитрость.

Слышит князь: началась страшная буря, гром загремел, молнии заблестели с небес. И начал храм от бури колебаться. И от молнии весь храм возгорелся. Окрест же храма все демоны собрались и кричали: «Идите, идите! Помогите, помогите!» И вбежали в церковь, говоря князю, будто бы люди из города бегут спасать <его>: «Выйди, князь, господарь наш! Выйди, а не то будешь сожжен и будешь осужден как самоубийца!» И князь сказал: «Не выйду отсюда, даже если и сгорю. Не выйду ради повеления отца и пастыря моего. Если же умру, имею надежду, что от рук Господних приму благо».

Услышав это, посрамленные демоны исчезли, Князь же, увидев, что ничего нет, удивился. И вновь начали демоны советоваться: «Кто из нас еще покусился бы?» И один взял на себя подобие попа, иной же — пономаря. И вошли в церковь. И велел <поп> пономарю ударить в колокол, будто к заутрени.

Сам же мнимый поп возжег свечи и, глянув на князя ярым оком, сказал: «Как это ты, проклятый, в святом храме стоишь? И кто сюда пустил тебя, такого осквернителя, убийцу и грабителя?! Уходи скорее! Если ослушаешься, то повелю силой выгнать, ибо не стану служить, пока здесь будешь!»

Князь же не сдвинулся с места, но более укрепился и отвечал, как и прежде. Демон же и все его друзья-бесы разбежались с уничижением и срамом злобы и своей хитрости. И воссияла заря, и просветился день, и князь вышел из храма, очищенный от всех своих грехов.

И видел некто из великих отцов (о нем же прежде упомянули), что оный князь сколько противился дьяволу, столько и принял венцов от всемогущей руки Господа. Так же и наставник его славу и просвещение воспринял от Бога. Князь же пришел в город и нашел свою жену и все в доме таким, каким и вчера было. И воздал хвалу Богу.

Видите, какую принял мзду и славу за истинное покаяние и за терпение стольких козней от дьявола! Какая же мука ждет тех, кто нисколько не противятся дьяволу, но являют себя худшими преступниками дьявольских искушений.

Некий благородный и юный воин, много грешивший и зла творивший, однажды пришел в страх Божий. И, найдя иерея, покаялся. И в совершение таинства покаяния принял с любовью и усердием епитимью, но не мог ее сохранить. Его духовный отец и пастырь дал ему иную заповедь. Он же не сохранил и этой возложенной епитимьи. Видя это, его духовный отец и пастырь сказал: «Так мы ничего не исправим и не убежим осуждения. Скажи, можешь ли что-нибудь легчайшее сотворить и за грехи свои неизменно сохранить?»

Воин отвечал ему: «Есть, отче, в саду моем одна яблоня, плод которой столь горек, что никто не может вкусить его. И если ты соблаговолишь и повелишь, да будет это моим покаянием, чтобы не вкусить от него, пока жив буду». Оный находчивый иерей, зная, что там, где заповедь и обещание, там же и искушение дьявола под давлением плоти, сказал юноше: «Хорошо, сын! За все грехи твои даю тебе епитимью, чтобы никогда не съесть от дерева этого, видя плод его».

Воин ушел в благодушии, полагая легкой эту епитимью, сиречь правило покаяния, ибо оные горькие яблоки он и в руки не брал. Но яблоня стояла на таком месте, что входишь в дом или выходишь — всегда ее видишь, стоит она пред очами. И так он входил, выходил и видел ее. И как-то, глянув на нее, он вспомнил заповедь, и так сильно захотелось ему вкусить от плода ее, что лишь великим усилием стерпел.

Увидев плод оного дерева, который прельстил первого человека <Адама>, похотью поразил и убил, юноша был сокрушен искушением. И уже к дереву подошел, к яблоку руку простер, чтобы снять и съесть, и опустил руку. И вновь, похотью побеждаем, руку поднял. И так, поднимая и опуская руку, целый день провел в этом сопротивлении. И так скончался под оным деревом, одолев искушение, сотворив достойное покаяние. И в очищении сердца оказался достоин небесного царствия.

Некий благочестивый и добродетельный пресвитер, принося о нас Богу непорочную и приятную жертву примирения, видел при алтаре дьявола, пишущего на большом пергаменте, сиречь на большой телячьей коже. И когда исписал все, что в руке имел, начал по обычаю сапожников зубами натягивать. Оный пресвитер, святую Божью службу совершив, подошел к нему и силой Господа вопросил: «Что на таковом пергаменте пишешь?»

Демон отвечал: «Писал здесь грехи входящих в храм: полные лжи и праздные слова, клеветы, насмешки, суетные суждения и нечистые мысли, нечестивые взгляды, пестроту и всякую тщету женского украшения и все грехи входящих в сей храм, которые днесь и во все дни совершаются. Таковые весьма оскорбляют и раздражают Бога и привлекают на себя гнев Божий и отмщение, а нас тем весьма увеселяют».

Пресвитер, силой Божьей и именем Его отнял оный пергамент из рук демона. И воспретил всем выходить из храма Божьего. Собрав всех возле себя, начал читать. Оное писание же ни одного не пропускало, но явственно всех обличало, кто чем согрешил — помышлением или словом, кто на что смотрел и кто что ел.

Люди, услышав это, весьма убоялись. А еще более <испугались>, когда увидели под запрещением учителя демонский взор. Все припали к тому чудному иерею, каясь каждый о своем грехе и обещая больше такого не творить. И когда каждый о своем грехе покаялся, все оное писание исчезло с пергамента и сделалось невидимым. И посрамленный демон исчез.

Некий богатый и весьма достаточный человек жил в большом доме, подходившем стеной к хибаре некоего бедного работника. И богатый в своем большом доме всегда размышлял о приходе и расходе, повсечасно печалился о сохранении богатства и не мог спать. Дивился жизни бедняка, который в своей хижине, в таком убогом жилище непрестанно веселится и поет с женой и детьми. И когда лягут спать, так сладко почивают, что жена его едва может разбудить, чтобы встал и шел на работу.

Позавидовав ему, богач стал размышлять, как бы опечалить бедного веселого работника. И, много размышляв, такое умыслил. Встал ночью, тихо пришел к хижине бедняка, отворил двери, повесил на них мешок с деньгами и ушел.

Бедняк же рано встал на свою обычную работу. И на своих дверях нашел мешок с деньгами, понял что это, обрадовался внезапному приобретению серебра и не захотел идти на свою обычную работу. Стал много размышлять, боясь, как бы не украли <деньги>. И стал печалиться, как бы не лишиться такого обретения.

И стал с места на место переносить оное серебро. Там и сям разрывал землю и прятал деньги, дабы его жена, а от нее и иные не узнали <о деньгах>. И нигде не мог найти места. И никак не мог успокоить мысли, куда те деньги деть. И так много мучился и перепрятывал, напоследок же пришел в свою хижину и положил <деньги> под свою убогую соломенную постель. И притворившись, будто сильно заболел, лег на оном серебре, размышляя, что делать <с деньгами>.

И так много дней лежал он на серебре, одержимый печалью и заботой, болезненно стонал, вместо того, чтобы петь и веселиться. Богатый, увидев это, понял причину своей печали и весьма удивился этому.

Пришел в убогий домик бедняка и спросил его жену, где ее муж. Она же сказала, что болеет. Он же сказал: «Я причина скорби твоего мужа, но постараюсь исцелить его». Вошел в хижину, подошел к тому, называя по имени, и тихо сказал: «Той ночью я тайно принес тебе мешок серебра и повесил на дверях твоей хижины. Знаю, что ты взял его. Возврати мне! Если же не возвратишь, сообщу судье, что уличил тебя, и он повелит тебя повесить».

Услышав это, оный сирый работник убоялся смерти, зная силу слов богачей, и возвратил деньги богатому. И когда серебра лишился, вернулся к прежнему веселью, начал петь и сладко спать.

Бес, связанный молитвой некоего пустынника, стерег его репу. И некогда пришел к старцу человек красть репу. И начал репу рвать, чтобы себе взять. И бес его окликал, дабы не рвал репу, иначе расскажет пустыннику. Вор же подумал, что чудится ему привидение. И когда хотел уйти, не смог поднять свою ношу от множества репы.

И бес пошел к пустыннику и рассказал о том. Пустынник же пришел и укорил человека за кражу репы. Вор просил прощения и говорил: «Прости меня, отче! Прости, святой Божий! Бес научил меня так делать».

И тотчас бес воскликнул: «О неправедный! Не трижды ли я окликал тебя: не рви репу, скажу старцу! Почто ты напрасно злословишь меня и клевещешь на невинного в твоей краже?» И тот человек сказал: «Прости меня, старче, Бога ради! От своей мысли смущен был». И тотчас, простив, отпустил его старец с репой.

Когда святой Августин <Иппонский> начал писать о Пресвятой Троице, таковым славным чудом был от Бога вразумлен.

Иппон, город славный в Африке, стоит на морском берегу. И святой Августин, утрудившись от писания многих ученых книг, вечером прохаживался по морскому берегу. С ним же шли и клирики, расспрашивая его о церковных делах. И когда он так прогуливался, увидел мальчика чудной доброты и красоты. Он сидел на берегу моря и рыл малую ямку на берегу, как это обычно делают дети. В руках у него была серебряная ложка, которой он черпал воду из моря и лил в оную малую ямку.

И когда святой Августин увидел благочинно сидящего мальчика, приостановил свою прогулку. И, подойдя, приветствовал ребенка, поздоровался и вопросил, что делает. И мальчик благоразумно отвечал: «Хочу все это великое море вместить в эту малую лужицу».

Услышав это от мальчика, святой муж пристойно улыбнулся и сказал: «О, любезное мое чадо! Как можешь это сделать? Море неизмеримо, ямка же маловместительна, и ложка мала». И отвечал мальчик: «Мне это более удобно, нежели тебе <сделать> то, о чем помышляешь».

Услышав это, святой весьма удивился и вопросил: «О чем, чадо, ты говоришь?» И мальчик отвечал: «Ты обращаешь мысли, хочешь разуметь и описать, что есть превеликая и несказанная тайна Неразделимой Троицы. И пока опишешь, я в эту ямку все это великое море волью».

Сказав это, мальчик стал невидим. Августин же ужаснулся и, поняв, кем был мальчик и что говорил, просил прощения и воздавал хвалу Отцу, Сыну и Святому Духу, в Троице Богу Единому. И оставил начинание свое.

Некий пленный христианин служил нечестивому язычнику. И был христианин в любви и чести у язычника. Но христианин пребывал в великой печали. Удивился хозяин: как, имея столько благодарности от него, в таковой печали пребывает? И начал у него выспрашивать, отчего он с иными слугами не веселится? Он же ответил: «Потому скорблю и печалюсь, что имею в памяти смерть Господа моего и ношу в сердце моем Его страшные страдания и мук раны».

Услышав это, хозяин весьма разгневался и сказал: «Я хочу проверить, так ли это». И повелел грудь его разрезать. И когда так сделали, увидели ужаснейшее видение: образ нашего распятого Господа на сердце, как на воске, изобразился. Увидев это страшное <видение>, хозяин уверовал во Христа и принял крещение со всем домом своим.

Некий именитый воин впал в такое зло: от своей жены прелюбодействовал с иной. И как-то ночью он пошел на злое дело, а его жена, думая, что он у некоего друга, сидела у окна и смотрела.

При свете луны увидела идущего мужа и начала кричать страшным гласом. Домашние услышали глас госпожи, вскочили, и как только увидели господина, все начали бегать от него и кричать: «Демон! Демон!» На этот крик прибежали псы. И как только увидели, завизжали и убежали со двора.

Увидев это, <воин> понял, что свершился гнев Божий и отнялся <от него> естественный вид. Отошел от своего дома, дабы свои не убили его. И ожидал дня, желая исповедать свой грех. И когда наступил день, поспешил к церкви. На его пути паслись стада коров из той деревни, где была церковь. И когда он приблизился, <коровы> страшным ревом заревели и в разные стороны разбежались, также и пастухи. Так его Бог обезобразил и отнял человеческий вид! Так что испугается всякий от земных, всякий от воздушных и даже сам демон, когда такое страшное привидение покажется.

Когда же он приблизился к церкви, стоявшей на поле за деревней, то священник, стоявший у дверей и читавший молитвы, как его увидел, знаменовался крестом, едва вскочил в церковь, дверь запер и весь трепетал от страха. Оный во™ подбежал к церковным дверям, пал ниц, плакал и взывал к священнику: «Умилосердись надо мной, бедным и скверным грешником! Помилуй меня, лишился скверными делами естественного вида! Прими меня, погибающего, на покаяние. Я не приведение, как кажется, а воин!» И имя свое назвал.

Священник же не смел выйти, но повелел ему творить покаяние на пороге церкви. Оный же <воин> со многим сокрушением, проливая реки слез, исповедался и принял епитимью. И тотчас скверное обличие от него отнялось, и естественный вид возвратился.

В некоем девическом монастыре была Беатрика, девица святого жития и крепкая хранительница своего обета, премного верная Пресвятой Богородице. Была она церковницей (блюстительницей церкви) и в своей службе усердна. Была же столь прекрасна, что многие дивились красоте ее лица. Наущением же врага некий клирик восхотел ее чистоты. Видев же ее помысел удаленным от всякого злого дела, призвал сатану в помощь и злохитростной снастью уловил ее сердце и распалил к похоти так, что невозможно было снести того огня.

Много <Беатрика> бедствовала, премного постилась, но нисколько не преуспела. Потому, приступив к алтарю, к образу Божьей Матери, с горькими слезами сокрушенного сердца сказала: «О, Благословенная и Честнейшая всех небесных сил Дева! Ведаешь, что, сколь могла, усердно послужила Тебе. И знаю, то было угодно Тебе, Помощнице моей. Ныне же ключи храма Твоего и порученную мне службу Тебе предлагаю, ибо не могу сдержать злые искушения телесные и борения врага. И потому ухожу из обители Твоей».

И, положив пред образом ключи храма, тайно ушла из монастыря к клирику. И он, окаянный, растлив ее, оставил. Она же стыдилась возвратиться и стала блудницей, дабы приобретать себе пищу. И в таковом зле и в скверном болоте пребыла пятнадцать лет.

И в некое время помянула свое иночество, чистое и честное монастырское житие, более же свою прилежную веру к Пресвятой Богородице. Ибо, не имея, чем питаться, никогда не забывала имени Пресвятой Богородицы. Пошла в обитель в мирской одежде, в которой ходила. Придя, начала вопрошать привратницу, не знает ли она некогда бывшую здесь церковницу именем Беатрику. И привратница отвечала: «Весьма усердна она в исправлении своих обязанностей и первой приходит к совершению службы. Нет святее ее среди нас! И без порока от детства в сей обители Господу служит».

Беатрика не поняла, что ей привратница сказала, и пошла от монастыря. И лишь немного отошла, тогда Царица Небесная, всех Спасение, Прибежище и Утешение, явилась ей и сказала: «Где ты доселе была? И куда отходишь от обители, верная и любезная раба Моя? Я за тебя службу твою пятнадцать лет усердно совершала в твоей ипостаси и в одежде вашего звания распоряжалась твоими обязанностями. И благодать Моя от тебя не отступила. Не бойся, любезная, возвратись, покайся, и Я помогу тебе. Если же стыдишься, то знай, что никто из людей не знает о падении твоем».

Услышав это, бывшая церковница припала к ногам Божьей Матери, реки слез изливая, милости и оставления грехов прося. Много же лежала, слезы горькие проливая, а поднялась с земли и не увидела Богородицы. И, надеясь на Ее милосердие, вошла в обитель и приступила к своим обязанностям. И все ее приняли, будто всегда была тут. И никто ничего не узнал о ней. Только пред Господом сокрушенно покаялась и возвестила все жестокое житие своему духовному отцу.

Преподобно пожила, Богородицу, свою Помощницу, на всяк час благодаря. И скончалась в благодати Ее. А бывшее с ней по смерти от духовника известил ось.

Некий священник имел к Пресвятой Богородице великую надежду и веру. И молил непрестанными, прилежными и слезными прошениями, да явится ему во славе, в светлости и сиянии доброты, которую Соломон в песнях воспевает: «Вся добра, ближняя моя, и порока несть в тебе» (Песнь песней 4,7).

Мать милосердия не отреклась его прошения, послала к нему ангела, да возвестит, что хочет показаться ему, как он желает. Только теми очами, которыми кто увидит таковую славу, уже невозможно видеть суетность сего мира. Иерей же сказал: «Хоть и погублю зрение, лишь бы получить желаемое!»

Но когда отошел ангел, начал размышлять, что с ним будет, когда зрение погубит, — станет попрошайкой и нищим. И пришел к такой мысли: «Так сделаю: когда Царица Небесная придет и явится, тогда одно око зажмурю, другим же буду смотреть. И будет одно в целости!»

Когда же пришло время явления Прекрасной Зари, явилась в непостижимой славе и красоте. Иерей же от желания лучше рассмотреть открыл и зажмуренное око. И тотчас зрение того ока погибло, а то, которым смотрел, в целости осталось. И явление кончилось.

Начал иерей плакаться, что не насытился созерцанием славных, солнцеподобных красот Богородицы. Говорил: «О, я, окаянный, если бы и всеми очами стал слеп, какую славу Царицы небес и земли мог бы рассмотреть!» И начал неотступно молить Милосердую Мать со всей силой и усердием, говоря: «Хоть приму слепоту и другим оком, только помилуй меня, Благая, снова яви мне светлость сияния благодатных красот Твоих!»

Скоропослушная и Щедрая Мать явилась, как и прежде. И зрячее око сохранила, и изгубленное просветила.

Некий человек великого звания, имея во власти множество подручных, озлоблял их и люто утеснял. Сам же непрестанно веселился во всех удовольствиях сего прелестного мира.

Когда же он на ложе почивал, слуга его, лежавший при дверях, взят был в видение, восхищен пред престол Божий и увидел своего господина, стоящего связанным и осуждаемым от многих, кому здесь зло творил. И за это принял осуждение — схватило его множество бесов и повело во власть сатаны. Тот же, как увидел человека, сказал: «Приведите его ко мне, да поцелую его, как верного моего слугу!» И привели. И сказал <сатана>: «Не имей покоя вовеки!» И еще сказал: «Возьмите его и отведите в баню княжескую!»

И схватили его, поливая на него огнь, горящую серу и жупел. И положен был в адском месте, о котором говорит пророк Исайя: «Под тобою постелет гной и покров твой червь» (Исайя 14,11). И сказал Люцифер: «Дайте ему пить от чаши гнева Божьего!» И дали ему пить жупельный огнь. И пил его, и вопил, что не хочет. И снова сказал Люцифер: «Привык он к играм и всяким утехам — утешьте его!» И принесли трубы огненные и так в уши его дунули, что из очей, уст, ноздрей и ушей вспыхнул великий пламень.

Потом снова сказал сатана: «Приведите его ко мне, пусть споет предо мной!» И привели его и сказали ему: «Спой, что умеешь!» И тот <человек> ответил: «Что спою? Только это: будь проклят день, в который я родился!» И сказал Люцифер: «Еще спой!» И тот запел: «Будьте прокляты отец и мать, родившие меня!» И сказал сатана: «Еще лучшее спой!»

Тогда тот окаянный сказал: «Что лучшее спою? Только это: будь проклят Тот, кто попустил мне родиться!» И сказал дьявол: «Такую песнь я и ждал от тебя. Возьмите его и уведите в то место, что он сам себе уготовил». Тотчас схватили его и ввергли в адскую бездну, и при ввержении его был таковой гром, будто бы рухнул весь свет и все, что на нем.

От этого слуга проснулся в страхе и трепете, побежал к господину своему и, отбросив одеяло, нашел его бездыханным.

И поведал всем людям то, что видел и слышал. Сам же оставил все, ушел и постригся. И до кончины верно послужил Истинному Богу, дабы не попасть в оные муки, в которых видел своего временного господина.

Жил в Германии некий богатый человек, имевший единственного сына, о котором радовался и во всем волю ему давал, весьма любя его. В том же городе некий благородный муж начал ему говорить: «Я имею прекрасную дочь, ей же, если благоволишь, твой род возвысится. Отдаю ее в жены твоему сыну, но с тем, чтобы ты ныне отдал сыну все, что имеешь. Сын же твой и дочь моя будут тебя и мать держать во всяком упокоении, чести и изобилии. Чего потребуешь, все по воле твоей будет!» Услышав это, тот человек был в недоумении, но любя сына своего, согласился с тем оным человеком и дал писание, что все сыну отдает. И так заключили брак.

Сын же с женой в первый год почитали его и выполняли его повеления, а все имение и богатство отчее присвоили себе. И в таковой чести отец и мать были даже до года. На второй год начали их меньше почитать, на третий же год начали их бесстыдно отрицаться, невежливо и гневливо разговаривая с ними.

В четвертый же год наущением жены сын отселил отца и мать в особый домик, устроенный у врат его дома, потребное же весьма скудно подавал им. И великий голод, тесноту и недостаток претерпевал престарелый отец со сгорбившейся матерью. И никогда они не смели войти в дом сына, но с другими передавали просьбы о своих нуждах.

И в некий день случилось матери сидеть напротив сыновнего дома. Увидела она, что в доме жарят гуся, и сказала своему мужу: «Я днесь насыщусь скудной пищей, какая есть в нашем домишке. А ты бы пошел к сыну и насытился, как в давние времена мы едали. Видела я у сына жарящегося гуся, уже готового к трапезе».

Услышав это, престарелый отец, опираясь на костыль, поплелся в дом сына. Когда сын отца увидел, взял гуся и повелел от отца спрятать. Сам же вышел навстречу отцу и спросил: «Зачем пришел?» Отец же, увидев, что произошло, ничего не сказал и в свой домик возвратился, оплакивая свою несчастную старость. Сын же увидел, что отец ушел, и повелел гуся на огонь поставить.

Хотел слуга взять гуся, но увидел на нем жабу, с самого гуся величиной, обхватившую всего гуся, и закричал. Услышал сын громкий вопль, прибежал и ужаснулся. И хотел чем-нибудь жабу сбросить с гуся, но жаба прыгнула на лицо оного окаянного сына и обхватила все лицо, очи и голову. И так впилась, что никакими лекарскими способами не могли ее снять.

И так на многие годы наказал Бог сына за злобу к отцу. Никак та жаба на лице сына не изменялась, но всегда жива была, и такова, какова сперва была. Ибо это было от Правосудного Бога чудо и наказание в пример непокорным. Так тот человек, много лет терпя и мучением весьма наказан, направил ум к покаянию.

И пришел к своему епископу, с великой жалостью и сокрушением сердца исповедуя свой грех. Дал ему епископ в исправление покаянную епитимью: повсюду ходить с открытым лицом и всем грех и вину объявлять, за что такое было ему. Да примут люди от страшного видения и повести пример, да научатся дети родителей не презирать, да познают, каково не воздавать за добро родителям и как мучит Бог согрешающих и не кающихся. По долгом же покаянии тот человек принял здоровье от неких святых Божьих. Скверная жабья липучка отнялась от него.

Некий священник, имея большее попечение о своем теле, а не о душе, всегда водил дружбу с богатыми мирянами. И как-то позвал многах мужчин и женщин к себе на обед, купил много рыбы и повелел <слугам> готовить. Сам же в церковь пошел с раздвоенной мыслью и с сердцем, разделенным и сухим.

Когда же начал с великой скороговоркой и спешкой литургию, думал немедля закончить ее, желая заняться устройством вкусного обеда. И когда пришло освящение Святых Таин, где следовало бы иметь великий страх и сокрушение сердца, начал он размышлять, говоря себе: «Купил много рыбы и дорогой ценой. Знаю, что без меня не приготовят как надо — иную пережарят, иную переварят, иную пересолят, а иную недосолят».

И когда он так тревожился и спешил, показался ему демон в гнусной поварской закопченной одежде. Принес с собой и всю рыбу, что была на огне и что солилась. И подошел со всем этим к алтарю и сказал попу: «О, повар и товарищ мой, а не иерей! Погляди и попробуй, какова рыба! И что тебе будет неугодно, то я доделаю. Есть здесь и соль, можешь посолить и приготовить по своему вкусу. Укроти мысль и стань добре!»

И так поиздевавшись и посмеявшись, демон исчез, а всю принесенную и приготовленную рыбу разметал в скверные места, и так все пропало.

О, беспокойное и мятежное человеческое сердце, как в таковой страшный час разделяешься? Узри, как твоей суете демоны смеются!

Рассказчик поведал.

Видел человека, виновного в этом гнуснейшем грехе, о нем же свидетельствовал некий добродетельный иерей, который и рассказал <это> мне. Когда тог человек шел чрез некий луг, на котором росла высокая и зеленая трава, священник шел за ним. И видел, где тот ступит, там трава сжигается как огнем, до корня, а на земле след огня остается. Увидев это, священник стал его увещевать и обращать к покаянию. Он же нисколько не умилился и не обратился. Потом вскоре услышали, что <грешник> умер страшной и лютой смертью. Извещено было оному молившемуся священнику, что осужден мучиться вовеки.

Некая девица в воскресные дни, когда слово Божье проповедуется, привыкла пребывать в играх, в веселье, в танцах и в песнях. И некогда в воскресенье с утра до вечера проводила день в веселье и танцах. Глубоким вечером возвратилась домой, присела, желая передохнуть, и задремала. Только смежила очи, приснилось ей, будто бесы схватили ее и унесли в геенну огненную. И там так ее опалили, что ни одного волоса на теле ее не осталось. И все тело ее покрылось огромными страшными ожогами, испуская нестерпимый смрад. После опаления один демон сунул ей в рот горящую головню и сказал: «Это <тебе> за песни и танцы соблазнительные». Одежда же ее не имела следов опаления.

Пробудившись, <девица> страшным воплем от боли кричала. Что с ней случилось, поведала всем — матери и иным пришедшим.

Был призван к ней священник. И на исповеди не обрелось у нее ни одного смертного греха, только то, что она танцевала и песни пела.

Некий благонравный человек, живший под городом, имел у себя премного ульев с пчелами, любил их, часто посещал и присматривал. И некогда, придя к ним с утра, слышит их необычное и дивное гудение. И начал с весельем и умилением слушать. Так <пчелы> пели весь тот день. И многие дни семикратно в день весьма сладкогласно пели, и ни одна из них в то время на поле не вылетала.

И однажды ночью человек проснулся и поглядел в сторону пасеки, где пчелы. Увидел над ульями яркую и дивную светлость, также услышал их пение, ужаснулся этому, недоумевая, что происходит, и возвестил о том отцу своему духовному. И пошел с ним к епископу и возвестил все подробно. Епископ же понял, что происходит некое чудо, повелел созвать всех тамошних жителей, желая при них поглядеть, что в том улье. Сам пошел на пасеку в облачении своего сана. И пришел со славословием, повелел открыть улей, над которым был больший свет и множество пчел окрест его.

И когда открыли, обрели в самом верху улья подобие святой чаши, неизреченно и премудро сотворенное из белого и чистого воска. И в том премудром творении лежала в виде хлеба часть Пречистого Тела нашего Господа и Спасителя. Окрест же нее лики пчел в подобие ангельских чинов обходят со страхом, летают и умильно поют.

Епископ же со всеми людьми заплакал великим плачем, сокрушая свое сердце, удивляясь и премного славословя. И водрузил епископ на голову Пречистое Тело в оном чудном здании из воска, отнес со страхом и трепетом, проливая слезы, в святую церковь и поставил на святом престоле. На оном же месте создали славный дом в честь нашего Господа для принятия странников и больных.

Когда же сие великое чудо везде прославилось, некие два вора рассказали о себе, что украли из церкви серебряный ковчег, в нем же хранился Агнец Божий. И ковчег себе взяли, а Тело Спасителя к пчелам кинули.

У освященного Феодора, ученика святого Пахомия, сильно болела голова. И некогда просил отца Пахомия, пусть молит Бога, дабы облегчилась болезнь его. Сказал ему великий Пахомий: «Думаешь, сын, что скорби и иные беды, находящие на людей, бывают не по воле Божьей? Знай, что неложно сказано <в Библии>: кого любит Господь, того наказывает (Притчи 3,12). Благодари, сын, Бога! Благодари и поклоняйся своему Владыке, ибо если хочет, то вылечит. А если хочет, то продолжит <болезнь>, дабы. ты стал известен своим терпением. Благодари, ибо хороши воздержание и молитвы, но любящий и благодарящий получит большую мзду».

В день святого апостола Андрея один брат внезапно начал громко кричать и трястись. И стало ясно, что терпит некие муки. Когда же братья сбежались, увидели его лежащим на земле, необычным образом глядящим очами, трясущимся и необычно кричащим. По велению святого Григория[207] братья взяли его, положили пред алтарем святого Андрея и молились о нем.

Этот брат вскоре исцелился, исповедался и рассказал, что ему явился некий старец и напустил на него черного пса, говоря: «Почему хочешь уйти из сего монастыря?» И <инок> сказал: «Когда я не смог уберечься от укосов пса, пришли некие монахи и просили за меня оного старца, дабы повелел оному псу отойти от меня».

И так исцелился тот брат. Потом много рассказывал, что это приключилось с ним в тот день, когда хотел уйти из монастыря.

Опубликовано: журнал «Истина и жизнь», 2005, № 3и2007,№ 1–2.

Семен Денисов