Тайна утренней зари

15

Геннадий Кузьмин взволнованно шагал из угла в угол. Но Силантьев, склонившись над письменным столом, весь углубился в изучение результатов последнего опыта и, казалось, не обращал внимания на своего помощника, Старик хорошо знал, что в конце концов юноша не выдержит и сам все расскажет ему.

— Отчего так бывает, Всеволод Александрович, — чем больше думаешь о предмете своей мечты, тем явственней он отдаляется от тебя? Может быть здесь действует какой-то закон человеческой психики?

— А что это за предмет? — спросил главный конструктор. — Какая-нибудь хорошенькая девушка, этакая стройная, высокая?

Геннадий в ответ грустно улыбнулся:

— О, нет. Скорее всего холодная, бледная и… круглая. Ах, Всеволод Александрович! Если сегодня что-либо и заставило меня потерять покой и сон, так это… Венера.

— Венера? — сделал удивленное лицо Силантьев. — А я, бедняжка, был уверен, что с некоторого времени твои мечты вращаются возле сугубо земных существ.

Геннадий сделал вид, будто не понял прозрачного намека главного конструктора, а Всеволод Александрович продолжал:

— Насколько я понимаю, тебе уже тесно на нашей планете, истоптанной вдоль и поперек столькими знаменитыми предками. Что ж, тем лучше, дорогой Геннадий! «Слух обо мне дойдет до всех углов Вселенной!» — Вскоре ты сможешь сказать о себе этими словами поэта. Лично я в том не сомневаюсь. Другое удивляет меня: почему, открыв мне тайну предмета твоей мечты, ты сказал, что он удаляется от тебя? Ведь именно сейчас движение Венеры по орбите вошло в ту фазу, когда расстояние между ней и Землей сокращается. Видать, ты еще совсем новичок в астрономии!

Главный конструктор говорил нарочито шутливым тоном, однако слова его на сей раз не вызвали, как обычно, ответной шутки. Наоборот, Геннадий глядел серьезно, и взгляд его выражал упрямство.

— Зато я немного разбираюсь в физике, Всеволод Александрович, и как бы горячо ни поддерживал я ваши идеи, как бы оригинальны и совершенны ни были ваши системы охлаждения, я все же боюсь, что с некоторого времени Венера, назло ее движению по орбите, начала удаляться от нас.

— Вот как? — Силантьев озадачен и явно раздосадован. — И ты Брут? И ты стал разговаривать языком Летягина?

— Бруту оружием служил кинжал, и он им ударил… Моим же оружием служит счетная машина, и я хочу придти вам на помощь. А если у меня и у Летягина одинаковые намерения, то…

Геннадий не закончил свою мысль. Он подошел к Силантьеву и, глядя тому в глаза, молча захлопнул толстую, в несколько тысяч листов, книгу, лежавшую на столе. На ее кожаном переплете было вытеснено золотыми буквами: «Журнал испытаний охладительных систем».

И случилось так, что однажды Летягин, Кузьмин и Силантьев, все вместе, переступили порог специального бюро по исследованию атомной структуры вещества. Вместе — и все же далекие друг от друга. Павел ничего не предпринимал, чтоб привлечь Кузьмина на свою сторону, и никак не мот себе объяснить упорства, с которым Геннадий настаивал на посещении бюро. Что же касается главного конструктора, то он ясно дал понять, что уступает лишь ради своего помощника.

— Как хотите, Всеволод Александрович, но я и вам принес пропуск, — обратился к главному конструктору Геннадий. — Прошу вас, оставьте свой скептицизм по эту сторону дверей бюро. Дело ведь касается усовершенствования мотора, созданного вами. Разве мне под силу взяться за это одному.

Силантьев взял протянутый ему пропуск, однако не преминул тут же оговориться:

— Я пойду, Гена. Но пойду с одной лишь целью: убедить тебя, что ты делаешь шаг от науки к утопии.

Перед тем, как войти в помещение бюро, Всеволод Александрович неожиданно вспомнил, что ему необходимо срочно переговорить со своим знакомым, и набрал номер на диске радиотелефона.

— Алло, Иван Петрович! Ну, как, встретимся мы завтра на электроциклетных гонках? Да? Отлично! Знаете, этот вид спорта я не сменяю ни на какую атлетику, не говоря уже о футболе. До скорой встречи!

Физики и инженеры, занимающиеся исследованием атомной структуры различных металлов, работают в отдаленном крыле институтского здания. Данные структурного анализа дают возможность устанавливать соотношение составных частей и технологию новых сплавов. Именно таким путем удалось придать оболочке ракеты необходимые ей качества.

Результаты исследований доводятся до всеобщего сведения только после окончательного уточнения и тщательной проверки на практике. Поэтому правом входа в бюро пользуется лишь строго ограниченное число сотрудников института.

Три конструктора, предъявив полученные от дирекции пропуска, вошли в просторный вестибюль специального бюро. Пивоваров, главный инженер бюро, встретил их глухим ворчанием, долженствующим означать нечто среднее между «Добрый день» и «Что вам от меня угодно?».

Странный человек, этот Пивоваров! Задумчивый, устремленный в одну точку взгляд, до предела скупые движения и слова. Сфинкс. Так прозвал его Геннадий, и невозможно было придумать более подходящего прозвища. У главного инженера узкие, словно бы всегда сощуренные глаза, квадратный подбородок, а густые, назад зачесанные волосы образуют над головой черный купол.

К счастью Кузьмина и Летягина, сотрудники бюро, заботам которых передал их Пивоваров, не стремились подражать своему начальнику. Завязалась горячая дискуссия. Она прерывалась лишь в те моменты, когда гости углублялись в предоставленные им схемы и формулы. Структурщики сообщили, что в последнее время они особенно усиленно работают в области полупроводников. Как показали исследования, именно полупроводники придают различным сплавам наибольшую стойкость. В некоторых из них межатомные связи в десятки раз сильнее, чем в специальных сталях. Материал для оболочки космического корабля был создан именно на основе удачного сочетания полупроводников и легких металлов.

— Формула оболочки! Вот исходный пункт наших поисков. Не так ли, Геннадий? — воскликнул Летягин, взволнованно глядя на товарища.

Что говорить, еще вчера Геннадий слепо следовал всем наставлениям главного конструктора. Но сегодня он уже сам пытался искать выход из создавшегося положения. И это было для Павла самым главным.

Пивоваров хранил формулу сплава для оболочки ракеты отдельно, в сейфе. — Под семью замками, — шутили сотрудники. На просьбу конструкторов Сфинкс опять пробормотал что-то невнятное, но все же открыл сейф и достал документы.

Про Пивоварова недаром говорят, что в любом веществе он с закрытыми глазами видит атомы, чувствует их взаимодействие и связь. «Человек с необыкновенным пространственным воображением» — говорят о нем специалисты. От Пивоварова Кузьмин и Летягин узнали, какие атомы входят в состав нового сплава и как они расположены. Наконец, и Силантьев приблизился к столу главного инженера.

— Делать нечего: взялся за гуж — не говори, что не дюж! — Всеволод Александрович развел руками, давая понять, что пересилил себя и начинает интересоваться работами структурщиков.

— Мы должны сознаться, товарищи, что до сих пор действовали в разнобой, — сказал Летягин, прощаясь с сотрудниками бюро. — Начиная с сегодняшнего дня, мы должны сделать все, чтобы идти параллельными путями. Но если мы не пойдем навстречу друг другу, мы рискуем никогда не встретиться.

— На твоем месте, Павел, я не взялся бы пересматривать законы геометрии, — вмешался в разговор Кузьмин. — Скажи лучше, что впредь нам придется постоянно работать совместно со структурщиками. Или, быть может, мы предложим Николаю Александровичу подчинить спецбюро моторному цеху? — заключил он, весело подмигивая Летягину.

В моторный цех оба молодых человека возвращались почти друзьями. Силантьев молча следовал за ними. У двери в цех главный конструктор внезапно обратился к Летягину:

— Знаешь, Павлик, твои геометрические аллегории заставили меня вспомнить об одном элементарном правиле, очевидно, забытом тобой. Правило это гласит: самая простая геометрическая фигура имеет три стороны — и никогда не меньше. Ну, а если сблизить две прямые линии, они образуют только угол, — кожа на лбу Силантьева собралась в три глубокие складки и в глазах засветилось ироническое выражение, столь хорошо знакомое его ученикам.