ГЛАВА ШЕСТАЯ

Концы в воду. Гибель Золотой Колесницы Счастья. Мы отрываемся от преследователей. Ура, Золотая Долина! Чья-то хижина.

Мы пошли прямиком через лес, куда показывал черный конец магнитной стрелки. Идти было не так-то просто. Золотая Колесница Счастья стала тяжелая и почему-то все время натыкалась на пни и кусты. Как мы ее ни отворачивали, она обязательно лезла то на пень, то в куст! Но все же к полудню мы пробились сквозь густые заросли к речке и сделали привал.

Я послал Димку на разведку, Левке велел заготовить топливо и приступить к приготовлению пищи, а сам сел на берег и стал ориентироваться, то есть соображать, куда же мы зашли. Но, как ни вертел в руках компас, ничего понять не мог.

Я стал вспоминать, что говорил об ориентировании на местности наш географ Сергей Николаевич.

Урок по ориентированию Сергей Николаевич проводил за городом. Вначале мы думали, будет очень интересно, и даже сделали себе планшеты для работы. Пока шли в лес, все было хорошо: мы чертили на листках бумаги, приколотых к картонкам, схему нашего пути, делали условные изображения отдельных домиков, мостов и холмов, но, когда очутились за городом, весь интерес пропал. Сергей Николаевич, наверно, сам заблудился в незнакомом лесу. Он начал говорить про какой-то азимут, но этого никто понять не мог, и мы с Димкой затеяли игру в индейцев.

Сергей Николаевич и сам не знал, что был у нас вождем гуронов – Хитрой Лисицей, а ребята – индейцами его племени. Димка пожелал стать вождем делаваров Чингачгуком, а я стал его белым другом Соколиным Глазом.

Гуроны вроде захватили меня в плен и уводят с собой, а Чингачгук идет по их следам и ищет подходящий момент, чтобы освободить Соколиного Глаза. Я незаметно от Хитрой Лисицы делал на кустах и деревьях разные знаки, чтобы Чингачгук мог по ним преследовать гуронов,

Я так увлекся этим, что не слышал ни слова из речей Хитрой Лисицы. А он, оказывается, учил гуронов практически пользоваться компасом и находить дорогу в лесу по разным приметам.

– Молокоедов! – обратился ко мне Хитрая Лисица. – Повтори, что такое азимут?

В это время совсем близко раздался боевой клич делаваров, и из кустов высунулось раскрашенное боевой краской лицо Чингачгука. Гуронские женщины подняли визг, и Хитрая Лисица сделал сердитое лицо, подозвал к себе Чингачгука и сказал:

– Завтра утром зайдешь к директору в учительскую.

А мне Хитрая Лисица поставил двойку.

Так и получилось, что в незнакомом лесу, на берегу неизвестной реки, я заблудился. Будешь знать теперь азимут, товарищ Соколиный Глаз!

Пробовал я разобраться в своем местонахождении по книге Н. Г. Эверест-Казбекова «Ориентирование на незнакомой местности», но она была так написана, что по ней и на знакомой-то местности в два счета заблудишься.

Я взял бумагу, положил на нее компас и стал на память вычерчивать схему маршрута, как учил Сергей Николаевич. Хорошо еще, что я знал, как это делать. Потом набросал план окружающей местности.

Прибежал Димка и сказал, что вверх по течению реки ничего нет, а есть только дорога. Она выходит к речке, но мост унесло водой, и машины на ту сторону переправляются вброд немного выше.

– А куда идет дорога на той стороне?

– Идет вдоль речки, вон за теми кустами.

Я бросил в воду сухую палку и проследил за ней взглядом.

– Ага! Теперь все понятно.

Но ничего понятного не было, и я сказал эти слова только для того, чтобы укрепить у подчиненных веру в своего командира.

Я нанес на схему сведения, полученные от разведчика, и у меня получился довольно точный рисунок24.

Дело оборачивалось плохо: мы опять вышли к той же дороге, здесь в любую минуту нас могли увидеть родители.

Мы пообедали и стали думать, как быть. Тут я вспомнил про хитрости краснокожих и приказал ребятам переодеться в чистое платье, потом взял нашу грязную одежду и отнес на берег речки. Там я положил все аккуратно на песочек, как делают люди, собираясь купаться.

– Теперь искать нас уж не будут! – сказал я. – Подумают, что утонули.

На табличке, где раньше стоял мост, я прочитал: «Река Выжига». Значит, Зверюга была где-то дальше, и нам следовало переправиться сначала через Выжигу, но она была быстрая, глубокая и холодная. Я думаю, на дне реки был донный лед, какой пришлось однажды наблюдать Лон Мак-Файну и Ситке Чарли, когда они плыли через пороги ниже Форта Доверия. Я рассказал об этом Димке, он не поверил. Беттлз тоже не верил Лон Мак-Файну, а оказалось – факт.

О переправе без лодки нечего было и думать. Мы обшарили все кусты вдоль речки, но лодки не нашли. Тогда решили соорудить плот. Набрали на берегу плавника, подровняли концы, обрубили сучья, чтобы бревна лежали плотнее друг к другу, и связали их кусками троса. Мой заместитель по технической части, прищурившись, оглядел наше сооружение со всех сторон:

– Правильный плот!

– Ничего себе! – сдержанно отозвался Левка.

Обстругав три гладких шеста для управления, приступили к погрузке. Это оказалось нелегким делом, и мы здорово вымокли, пока взгромоздили на плот Золотую Колесницу Счастья.

Мне вспомнилась при этом одна сводка Совинформбюро, где говорилось, как наши артиллеристы, прижатые фашистами к реке, не захотели оставлять врагу оружие, перенесли его на плечах на плот и переправили к своей части. Вот так же, как мы, наверно, барахтались, бедняги, у берега в воде и все не могли угодить колесами пушки на плот. Мы-то что? А они делали это под огнем!

– Полный вперед! – скомандовал я, как только увидел, что все собрались на борту.

– Дзинь! Дзинь! Дзинь! – зазвенел Левка. Он изображал машинный телеграф.

– Вира! – заорал зачем-то Димка.

– Майна! – отдал я команду. – Так держать!

– Есть так держать! – вскричали вместе Димка и Левка и оттолкнулись от берега. Нас сразу подхватило течением, начало вертеть, крутить и потащило совсем не туда, куда нам хотелось.

– Остолопы! Упирайтесь шестами в дно!

– Сам упрись, – огрызнулся Димка. – Нечего командовать! Давай работай!

Момент был критический, обижаться на непочтительный тон моего заместителя было некогда. Я налег на шест и чуть не слетел в воду: шест до дна не доставал!

Тогда мы стали грести. Но у нас была не лодка, а неуклюжий, неповоротливый плот. Он никак не хотел двигаться вперед, а бешено мчался туда, куда тащила река.

Наконец шесты коснулись дна, плот начал поддаваться управлению.

Нас сильно отнесло вниз, но мы все-таки подплыли к каким-то кустам, схватились за ветки и стали высматривать местечко, где можно было бы причалить.

Это не так просто, как, может быть, думают некоторые. Попробуй-ка, пристань к берегу, когда вода быстрая, а сучья хватают тебя за пиджак, штаны, хлещут, что есть силы, по лицу, в грудь и бока так, что только держись.

– Полундра! – вскричал Димка, и мы легли на плот, потому что нас затащило под такие густые, нависшие над водой кусты, где и неба не видно.

Шесты упали в воду, их унесло течением. Река под плотом пенилась и шумела, он кренился и вся время норовил уйти одним краем под воду.

– Давайте выбираться на берег!

– А как? – спросили Левка и Димка.

На такой вопрос, пожалуй, не ответил бы и Ситка Чарли.

Я пробовал одной ногой достать дно – не достал, а только зачерпнул полный мокасин холодной воды.

Но вылезать все же надо было!

Мы разобрали все снаряжение. Распределили поровну по рюкзакам и приготовились отдавать концы.

Жалко было оставлять Колесницу, но пришлось. Чтобы замести следы, мы столкнули ее с плота, и наша Золотая Колесница Счастья навсегда погрузилась в речную пучину. Раму для хижины мы бросили туда же. Но ящичек с голубем взяли.

– А теперь – за мной! – скомандовал я, опускаясь в ледяную воду.

Оказалось не так уж глубоко: мне – по грудь, Левке – по горло.

Целый, наверно, час или больше выбирались мы из проклятых зарослей ивы на берегу, переплетенных и так и сяк колючим кустарником. Левка и Мурка уже скулить стали и все норовили сесть отдохнуть. Но я гнал всех вперед, чтобы уйти поскорее от Выжиги, где нас могли отыскать.

Наконец у дороги, о которой говорил Димка, мы сели так, как принято сидеть у индейцев и пограничников, – чтобы нам было видно все, а нас не видел никто.

– Как думаешь, Дубленая Кожа, не пора ли нам поскорее оторваться от наших преследователей?

– Ты сказал мудрое слово, Молокоед, – кратко, по-индейски, ответил Димка.

– Я думаю, Дубленая Кожа, нам надо попытаться сесть в попутную машину.

– Правильно! – закричал Левка, который никак не мог понять того, что мужчину украшают не крикливость и суета, а сдержанность, спокойствие и неторопливая речь. Это понимали еще краснокожие Фенимора Купера.

Машину пришлось ждать недолго. Со стороны реки мчался грузовик с пустым кузовом. Я выскочил на дорогу и поднял руку. Шофер сказал, что может подвезти нас только до Черных Скал, а к Золотой Долине придется идти пешком километров десять с гаком25. Мы все же забрались в кузов.

Скоро дорога повернула от реки, и мы въехали в село Березовку. Я постучал в кабину и, попросив шофера задержаться на минутку у сельсовета, пошел сообщить председателю о нашем ночном приключении, о том, что где-то поблизости бродит сейчас враг. Председатель переспросил насчет фамилии, которая значилась в паспорте фрица.

– Странно! От нас недалеко действительно живет лесник. Фамилия его Соколов. Но он человек вне подозрений.

– Как вы не понимаете? Фриц потому и взял паспорт на имя Соколова, что Соколов – хороший человек.

Председатель успокоил меня, обещал принять меры и дать знать куда следует…

От Березовки машина помчалась прямо на север. Мы были мокрые, ветер прохватывал нас насквозь. Я достал кальцекс26 и дал по две таблетки каждому, чтобы не заболеть гриппом. Когда мы доехали до Черных Скал, шофер показал нам едва заметную тропинку, которая должна была привести трех мужественных и отважных к Зверюге.

– Не мешало бы погреться, Молокоед, – сказал Димка, как только мы очутились в лесу.

– Хорошая ходьба греет лучше огня, – ответил я. Думаю, сам Чингачгук одобрил бы краткую мудрость этих слов. – Нам некогда рассиживаться у костра, Дубленая Кожа. Уже вечереет, а до Зверюги еще далеко.

Левка хотел поднять ропот, но я напомнил ему про съеденную землю, и он покорно поплелся за нами.

Нести груз на плечах становилось все тяжелее. Я попробовал устроить лямки так, чтобы они сходились на лбу, как это делают индейские женщины, но у меня ничего не получилось. Тут я впервые пожалел о том, что мы не подумали обзавестись своими скво27.

– Я отдал бы половину золотого песка, причитающегося на мою долю, за хорошую скво…

– Еще чего! – забормотал Левка. – Очень нам нужна твоя скво!

Мы с Димкой переглянулись! Все-таки плохо осваивает Большое Ухо мудрость Тропы. Как же можно не знать, зачем нужна в пути скво таким золотоискателям, как мы!

– Слушай, Федор Большое Ухо! Когда мы вернемся домой, прежде всего достань Джека Лондона и почитай «Белое безмолвие». Узнаешь, какой клад для индейца скво: она разжигает мужу костер, готовит пищу, кормит собак, гребет за него на лодке и прокладывает путь собакам.

– Что ты ему рассказываешь, молокососу, – засмеялся Димка. – Разве этот чечако поймет что-нибудь?

Левка бросился на Димку с кулаками, но я разнял их и сказал, что так эти дела не делаются. Когда один из золотоискателей обвиняет другого во лжи, то они идут драться к проруби, и первый удар в таких случаях должен делать тот, кого обвинили. А все остальные смотрят, чтобы все было по правилам.

– А почему драться надо обязательно у проруби? – спросил Левка, не знакомый с правилами полярной дуэли.

– Затем, чтобы подранок не убежал. Как упал в воду – так и конец.

– А! Это хорошо! – сказал Левка, пылавший жаждой мести.

Димка тоже согласился. Мы решили, что они будут драться над обрывом Зверюги, а я буду смотреть, чтобы соблюдались правила.

Начинало темнеть, а мы все еще шли по Тропе. Левка поминутно ворчал и отставал.

– Вот что делает с человеком жирок, – ехидно заметил Димка.

– Да, Федор Большое Ухо, у тебя на костях слишком много жира и мяса. Таким, как ты, тяжело выносить длинную дорогу.

– Еще посмотрим, кто ее легче вынесет: я или этот долговязый, – кивнул на Димку Федор Большое Ухо. – Тоже мне – Быстроногий Олень!

Внизу появилась река. Она огибала большую голую скалу и терялась за ней.

– Ура! – закричали мы и бегом пустились в заветную Золотую Долину.

«Перед нами открылась…» – начал бы описывать Майн Рид. Но не бойтесь, я этого не сделаю: не выношу длинных описаний! Кстати, перед нами ничего и не открылось, потому что уже совсем стемнело. Да осматривать пейзаж и не особенно хотелось: мы устали, продрогли, как собаки, и просто свернули у скалы влево, высматривая местечко, где можно было бы заночевать. И тут нам повезло. Недалеко от берега мы увидели одинокую хижину. Вошли – темно, никого нет. А по законам северного гостеприимства человек может занять в пути любую хижину, кто бы ее ни построил. Ведь было же так: приехал однажды Мэйлмут Кид домой, а жилье уже занято, и его, хозяина, в собственной хижине приветствовали, как гостя.

– Это номер! – воскликнул Димка, когда мы вошли в убогое жилище. – А чем же костер разводить? Ведь спички у нас все размокли!

Левка молчал, было слышно, как он стучал зубами от холода.

– Ты, наверное, забыл, Дубленая Кожа, что Молокоед недаром считает себя учеником Ситки Чарли. У Ситки Чарли, когда он вставал на Тропу, всегда находились драгоценные спички и кусочки сухой бересты. Вот они, пожалуйста!

Я снял шапку и достал оттуда спички и бересту, которые упаковал еще дома в промасленную бумагу.

Крики дикого восторга огласили хижину. Левка сразу вспомнил, что он интендант, и побежал за дровами.

Мы открыли дверь и развели костер прямо на земляном полу. Из темноты выступили черные, уже подгнивающие стены, развалившаяся печка в углу и низкие нары, на которых лежали сгнившее сено и высохшие березовые ветки. Было очевидно, что здесь давно никто не обитал.

Мы натаскали свежих еловых веток, расстелили их на полу у костра, и в нашей хижине, хотя и было дымно, сразу сделалось тепло. Через полчаса мы уже спали, как мертвые.

– Правильная хижина! – бормотал сквозь сон Димка.

Ему никто не отвечал.

Загрузка...